ЧАСТЬ V. СХВАТКА ЗА АКВИЛОНИЮ.

38. Роберт Благочестивый.

У

 зкая полоска света медленно подбиралась к глазам короля. Дар Солнцеликого,

 чьим Избранником уже без малого полтора месяца являлся человек по имени

 Роберт Рэнквист, нашел-таки лазейку в толстых шторах бордового бархата и се-йчас пытался пробудить короля от меланхолии.

Роберт поморщился и отодвинулся от света. Сумрачный взгляд упал на кувшин, и король снова ощутил желание. Рука потянулась к кувшину. Кувшин разразился алой каплей, вмиг заигравшей в пронзительном солнечном свете. Он оказался пуст, как и фиал, который призван был наполнить. Нужно сказать, чтобы принесли еще, тупо подумал король. Доброе вино. Как гласит гравировка на донышке, «С собственной Его Величества короля Мило винодельни».

Роберт издал протяжный вздох и отставил кувшин. Нет больше короля Мило. И винодельни Его Величества, наверное, тоже теперь нет. Сожгли, должно быть, ее проклятые змеепоклонники. А если не сожгли, невелика разница — аргосцам нынче не до виноделия.

Голова болела нещадно, но Роберт знал: это не от вина. Аргосское вино — не виски. Голова короля болит за Аквилонию. От скверных новостей болит. Почему всегда,— в который уж раз за это утро подумалось Роберту, — как только становится хорошо, сразу же делается плохо?..

О, Аквилония! Дремучая сказка, ставшая явью. Туманное Прошлое, повернутое вспять. Земля и время, полонившие бравых «солдат удачи» конца двадцатого сто-летия от Рождества Спасителя…

Спаситель не родился еще, в том времени остался. Как говорит ученый док, не одна тысяча лет пройдет, прежде чем родится Иисус. Доку, конечно, виднее. А жаль, что не родился. Спаситель-то человек был, как все, хотя и божественного происхо-ждения. Он, должно быть, лучше бы простого человека понял, чем здешний Солн-целикий Митра.

Митра — не человек. Человеком, благообразным стариком с окладистой белой бородой, его в храмах изображают. Красивый, внушающий доверие старик. Особен-но в сравнении с Сетом, омерзительным скользким гадом со щупальцами, и с Нер-галом, этаким тиранозавром-переростком. В отличие от них, Митра — благий бог. Никто воочию Его не видел, но Он — есть. Страшно вообразить, что было бы, если б Его не было. Великий и могучий Митра, один светлый бог на Сета, Нергала и еще целую сотню злобных богов, божков, духов, демонов, тотемов и всякой прочей нечисти.

Нет ничего удивительного в том, что Он не справляется.

Дремучая хайборийская сказка, неужели ты так и не ответишь добром на добро?

Аквилония — форпост Митры. Эту истину Роберт усвоил прежде, чем вступил на аквилонский престол. Прежде, чем убил Конана и Аманду. Прежде, чем заблокиро-вал компьютер на их вертолете. Прежде, чем спас Аманду из Зачарованного Горо-да, где она умирала, брошенная Джейком, прежним своим любовником. Прежде, чем она отвергла его, Бобби, любовную страсть. Прежде, чем он начал помогать Конану и соратникам Конана спастись от Джейка и Вибия. И прежде, чем он повел в Аквилонии свою игру.

Прежде Аквилонии был только карлик Тезиас, Великая Душа. Тот, кто Настоя-щее сделал Будущим, а Прошлое — Настоящим. Превративший явь в воспоминание, сказку в явь, а сказочный мир — во вторую родину… Но таинственного карлика боль-ше не было, а Аквилония осталась. Эта сказочная страна стала местом заключения наемников из Будущего — пришельцев — и чистилищем для их нового вожака, Робе-рта Рэнквиста. В Аквилонии он замаливал перед Митрой свои грехи.

Для Аквилонии он стал хорошим государем, возможно, лучшим за все последние века. Так полагал он сам, так нынче считали и его подданные. Он ничуть не прит-ворялся, принимая имя Благочестивого. Он взаправду был грешен, и грехи, и ми-лость, явленная ему взамен положенной кары, изменили мироощущение этого чело-века. Я убил, ежечасно повторял он себе. Я убил, я взошел на престол по трупам великого Конана и моей любимой Аманды, я коварством захватил власть, обманув Просперо, которого назвал своим другом, я заключил его и других соратников Ко-нана в казематы Железной Башни… Я грешен самыми страшными грехами человека — и что же я имею? Не возмездие, но чудесное спасение! Иномировое Существо, летевшее в моем вертолете за Джейком, по ходу дела убило гнома Вузери, чтобы завладеть его телом. А ведь Вузери сидел подле меня. На его месте вполне мог оказаться я! Что это — случайность?

Роберт Рэнквист не верил в такие случайности.

Он предавался размышлениям и находил еще много-много других эпизодов, ко-гда здесь, в Прошлом, то есть в Аквилонии, державе Хайборийского мира, ему яв-лялось неожиданное спасение, словно некое божество хранило и защищало его. В конечном счете он пришел к выводу, что так оно и есть. Бог-хранитель — сам Мит-ра; в этом темном мире нет иного благого бога. Чудесное избавление от Существа и другие милости Роберт воспринял не как прощение грехов, а как аванс Солнечного Митры. Я грешен, и Митра посылает мне знаки: делом искупи грехи свои!

Но что может быть нужно от него богу Света и Справедливости?

Ответ казался очевидным: ты — король, так сотвори же благо сей несчастной стране! Успокой страсти, верни мир в дома аквилонцев, ответь любовью на любовь, стань для этих людей, твоих подданных, тем, кем они хотят тебя видеть. Так вос-принял Роберт Рэнквист знаки Митры, и не по коварству натуры, не по политической необходимости и не ради игры, а по зову души возжаждал такого искупления. Он жаждал стать мудрым, справедливым, человечным королем. Он отменил смертную казнь, снизил налоги и издал целый ряд умных декретов, которые понравились раз-ным сословиям страны. Он очень старался, старался от души, старался изо всех сил, и это понимали все.

Ежеутренне он молился в Храме Тысячи Лучей. Он не знал ритуальных слов, но, как образованный человек, полагал, что истинный бог поймет человека на любом языке. Он просил не за себя: за Аквилонию, за каждого из своих подданных, за про-зрение врагов своих и за упокой души оставивших сей мир. Он молился за Конана и за Аманду, убиенных им; если бы Митра мог вернуть их, он ради этого не пожалел бы и собственной жизни.

Теперь он даже не мог понять, какие демоны заставили его сменить программу их «Черного коршуна». И как он мог бесстрастно наблюдать на экране своего компь-ютера падение на скалы их вертолета, как мог спокойно внимать прощальным прок-лятиям его возлюбленной Аманды… Это демоны ревности, гордыни и мщения взыг-рали в нем, когда он понял, что его любовь предпочла другого. И он тогда решил похоронить свою любовь в тех скалах, дабы не досталась она никому, в особеннос-ти этому проклятому, неблагодарному варвару… Решил — и похоронил. Теперь даже Митра не в силах вернуть их обратно.

Бог просто требует искупления грехов.

Аквилония — это чистилище его грешной души, которое он мечтает превратить в рай для подданных. Для подданных, уставших от слабых, безумных и жестоких ко-ролей. От Хагена, Вилера, Нумедидеса, от Конана… Эти владыки не принесли стра-не счастья. А он, пришелец, в буквальном смысле слова свалившийся на головы ак-вилонцам, стал для них вестником добрых перемен. Да, рай уж близок — а с другой стороны коварно подкрадывается ад…

Почему всегда, как только становится хорошо, сразу же делается плохо?

Грехи вопиют? Но он искупает их ежечасно. Умный, проницательный, находчи-вый, король Роберт сумел найти свое место в системе аквилонской власти. В теку-щие дела государства почти не вмешивался он. Управлял Аквилонией королевский наместник Вибий Латро, герцог Тарантийский, грамотный и опытный вельможа, пре-дставитель «старой гвардии», помнящей еще патриархальное царствование Вилера Третьего. У наместника — богатые связи, авторитет среди разных сословий, собствен-ная сеть чиновников и осведомителей. Черные Драконы, королевская гвардия, охра-няет порядок. Нобили правят своими землями и верно служат королю. Народ почи-тает Солнечного Митру и короля, Избранника Митры.

Вот в чем его призвание — служить примером для народа! Живым символом бла-гонравия и благочестия. Идея «королевской метки», случайно подсказанная ему дру-гим пришельцем, Джуно Мастарци, оказалась последним, самым красочным, штри-хом к портрету короля Роберта Благочестивого. Роберт пригласил своего старого приятеля Фрэнка Спири во дворец, обласкал, пожаловал титул барона и причитаю-щиеся к титулу земли. А приятель Фрэнк, профессионал-татуировщик, изобразил на груди короля редкостную птицу, Солнечного Феникса. Так появилась у государя ак-вилонского Метка Избранника, впервые со времен Грюнвальда Великого, правившего пятьсот лет тому назад. Пришлось, правда, Роберту Фрэнка отравить, дабы сохранить тайну. Ни к чему подданным знать, что роль Солнечного Бога в истории с Меткой сыграл бывший майор американских рейнджеров. Но и майор оказался не промах: за пару мгновений до смерти он сообщил Роберту пренеприятнейшее известие — мол, краски, которыми нарисована на королевской груди божественная птица, — отравле-ны. И что Роберт умрет от яда не далее, как через два…

Вот в этот самый интригующий момент душа друга Фрэнка отделилась от тела. Роберт так и не узнал времени собственной смерти от яда. С той ночи минули, как уже было сказано, почти полтора месяца. Может статься, блефовал перед смертью майор-татуировщик, надеясь хоть как-то отомстить своему отравителю. Однако мэтр Антонио, королевский лейб-медик, секретно исследовавший по заданию Роберта ос-татки той самой краски, подтвердил наличие в ней смертоносного яда. Итак, король был обречен, но один лишь Митра ведал, когда приведется ему оставить этот греш-ный мир. Возможно, это случится через два года, а возможно, и через два месяца, считая с момента отравления. Роберт молился о двух годах, но, положа руку на се-рдце, сам думал о двух месяцах… То есть о двух декадах, за вычетом уже прошед-шего времени.

Две декады оставалось провести ему в аквилонском чистилище, и меланхолия наступала на него тогда, когда он начинал понимать, что не успеет замолить все грехи свои за этот ничтожно короткий срок.

И он успел бы, не нанеси ему Судьба два коварных и безжалостных удара.

Первый явился неторопливо, презрев все законы вероятности. Сначала образова-лись слухи, потом слухи обросли подробностями в донесениях надежных людей, далее донесения пошли неудержимым потоком, да так, что сведения, содержащиеся в них, устаревали еще в момент отправки донесений. Затем появились в Тарантии первые беженцы, а вскоре беженцы двинулись сплошным потоком, заполоняя юж-ные и западные города, прибавляя встревоженное население самой столицы. Однов-ременно с запада пошла лавина удивительных известий, страшных, но не приду-манных испуганной толпой. Все творившееся там, на западе, творилось взаправду.

То, что казалось — да и было! — невозможным, совершилось: отныне на запад-ных рубежах Аквилонии начинались земли зловещей Стигийской империи.

Второй удар настиг Роберта с противоположной стороны, с востока, и был он не-похож на первый. Внезапно объявился старый док, полузабытый реликт из прежнего мира. Оказалось, он тоже даром времени не терял. «Я могу разрушить Стержень!», — радостно кричал Фонтанелли. Это значило, что исчезнут безвозвратно, будто бы и не было их вовсе, вертолеты пришельцев и могучее «колдовское» оружие — лазерные бластеры, винтовки, пистолеты. Не то что бы Роберт очень нуждался во всей этой мощи — наоборот, она оставалась невостребованной с того самого дня, когда взошел он на престол, однако нынче, в час испытаний, Оружие Будущего могло бы сыграть свою роль. Добрую, благую роль. Как бы ни была агрессивна императрица Мефрес, она не рискнет пойти против Аквилонии, вооруженной не только божественной защи-той Митры, но и реально убивающими лучами, пушками, ракетами.

По правде говоря, Роберт уже раздумывал над тем, не прийти ли на помощь по-павшему в беду Аргосу. Это не так сложно — поднять в воздух «Черного коршуна», задать бортовому компьютеру курс на запад, и через несколько часов покажется Оке-ан. Одной ракеты хватит, чтобы потопить фрегат стигийцев, уже принесший людям столько бед. И часа не пройдет, как вся флотилия захватчиков будет уничтожена.

Ах, док, ничего-то ты не понимаешь! Тебе кажется, ты управляешь судьбой мира из Зачарованного Города. Увы, ты только губишь этот мир. Ты прав, наше могучее оружие принесло немало бед его обитателям. Но вот он, шанс принести благо, на-конец настал! Остановить зло, вернуть счастье в дома людей, наказать змеепоклон-ников-захватчиков. Мы на это способны пока — а ты говоришь, док, «наше оружие больше не прольет кровь людей». Что ж, в таком случае другие «люди», змеепок-лонники, чьи жизни ты нечаянно спасаешь, сами прольют реки невинной крови.

«Даю тебе один час, Роберт! Ты успеешь предупредить наших ребят», — сказал док. Роберт слышал это вполне отчетливо и видел лицо дока, исполненное мрачной решимости. Впрочем, о предстоящем уничтожении Стержня он парней предупреждать не стал, потому что давно отлучил их и от вертолетов, и от оружия Будущего. Пар-ни стали нобилями Аквилонии, он растасовал их — кому досталось поместье, ко-му дом в столице, а кому и одиночная камера в Железной Башне. Так для самого короля и для его подданных спокойнее. «Как было при Джейке, так уже не будет. Хотите жить в Аквилонии — живите, как живут все. Мы здесь не хозяева, а незваные гости. Мы еще должны быть признательны этим благородным людям, которые поз-воляют нам жить среди них, несмотря на зло, что мы им причинили», — так сказал он Джуно Мастарци, и то были не просто слова — то был крик его грешной души.

Час, отпущенный доком, минул с полмесяца тому назад. Док исчез. Это не было похоже на шутку. Роберт вызывал дока по видеофону — но док не откликался. Что могло случиться с ним — там, в Зачарованном Городе? Может быть, нет его уже в живых? Может быть, пал он в неравной схватке со Стрежнем? Может быть, помешал кто ему?

Бедный старый док… Честный добряк, наивный, как все гениальные ученые. Отк-рыл прямую дорогу к цели — и решил, будто напал на шанс быстро и легко осчаст-ливить весь мир. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Умные слова, и к месту, думал Роберт Рэнквист. Увы, добро подчас приходится творить грязными ру-ками, не выбирая средств. И самое обидное, когда такие вот добряки, наивные, чес-тные и гениальные, единственным взмахом руки перечеркивают все, что творилось великими трудами многих, их умами, мыслями, надеждами…

Что делать теперь? О «звонке» дока более не ведает никто. Ни рейнджеры, ни герцог Вибий, ни Латеус, верховный жрец Солнцеликого. Поднимать вертолет? Но что если Стержень рухнет именно в тот момент, когда «Черный коршун» будет в воз-духе? Это верная гибель для пилота. Добро бы успеть долететь до Мессантии и сбросить ракеты, тогда и смерть не страшна, долг будет выполнен. А если не успе-ет? Если вертолет развалится по дороге туда? Это будет новая злая шуточка Судь-бы, только и всего. Аквилония потеряет не просто короля — она лишится Избранни-ка Митры. То-то возрадуются змеепоклонники!

Послать кого-то из парней? Но кому можно довериться? Пришельцы злы на ко-роля. Чужая душа — потемки. Где гарантия, что, завладев «Черным коршуном», тот же Джуно Мастарци или, к примеру, Берт Рассел, не сбросят ракету на Тарантию, на королевский дворец, на храм Митры? Нет такой гарантии. Как и нет гарантии тому, что пришелец, долетев до Мессантии, не подастся на службу к Мефрес. Она-то не будет держать бравых наемников, солдат удачи, взаперти. Уж она-то даст парням работу! Судя по всему, что стало известно о ней, это женщина необыкновенно краси-вая, умная, изобретательная, отважная и энергичная. Как раз во вкусе наших парней! Можно не сомневаться, она отыщет к ним подход.

Парням плевать на Сета и на Митру. И Аквилония для них — не чистилище, а постылая золотая клетка. Над набожностью Роберта они смеются. Дать им возмож-ность встретиться с Мефрес — все равно что подарить ей «Черного коршуна», причем не одного, а всех. Между прочим, именно так случилось падение короля Джейка Громовержца — случайно, по неразумению, Джейк очень подсобил своим врагам, среди которых был и Роберт, а они, враги, сразу же и воспользовались его оплош-ностью — сутки спустя Джейка не стало.

Страшно подумать, что случится, завладей Мефрес Оружием Будущего… Может, все-таки прав старый док: уничтожить, и точка!

Неужели уж без вертолетов и лазерных бластеров великая Аквилония не сможет защитить себя?

Стараниями бывшего короля Конана Аквилония обзавелась самой мощной регуля-рной армией на всем Хайборийском континенте. Ее ударную силу составляли десят-ки тысяч конных рыцарей и пикинеров, также десятки тысяч лучников, арбалетчиков и пехотинцев. Кроме них, в любой момент правители Тарантии могли призвать на военную службу не менее сотни тысяч военнообязанных из королевского домена и владений аквилонских вассалов. И хотя власть Роберта и Вибия в провинциях была покамест недостаточно сильна, король и его наместник были уверены, что перед лицом змеепоклонников объединятся даже самые заклятые враги.

Но король Роберт не был бы собой, если бы успокаивался, вспоминая, какая си-ла стоит за его страной. Совершенно ясно, императрица Мефрес не станет двигать против Аквилонии регулярную армию. На примере Аргоса и других «присоединен-ных стран» она продемонстрировала богатое разнообразие своих средств. Нет, Меф-рес — это не регулярная армия. Это яд в вине, стилет в ночи, лазутчик под личиной друга, искусный интриган при дворе. Это тихая и почти бескровная, но оттого не менее жестокая, война. Мефрес — это не война мечей, копий, арбалетов. Мефрес — это война умов. Победит тот, кто окажется умнее, хитрее, сообразительнее. И еще — удачливее.

Незаметно для себя Роберт Рэнквист ощущал порою страстное влечение к этой тихой войне. Да, он стал набожным, благочестивым, кротким — но куда девались его воля, хитроумие, умение раскрутить и провести сложнейшую интригу? Умение, которое и привело его на аквилонский трон. Неужто он слабее Мефрес? Он, обхит-ривший всех, с кем сводила его Судьба? Джейка, Конана, Аманду, Вибия, Латеуса, Просперо, Публия, пришельцев, своих бывших друзей и многих-многих других — неужели он ровня королям, принцам, герцогам и графам, которых Мефрес уже при-брала к рукам?

Читая донесения о стигийских делах, всматриваясь в лица беженцев, беседуя с приближенными, Роберт, даже помимо своей воли явственно ощущал вызов, перчат-ку, брошенную именно ему. Он мысленно представлял себе Мефрес, восхищался ею — и побеждал ее силой своего ума. Он чувствовал странную мысленную связь с Мефрес; он чувствовал, что она тоже часто думает о нем, о Роберте Аквилонском, и тоже жаждет поединка — не с кем-нибудь, а с ним.

Но минуты, когда короля охватывало возбуждение предстоящей схватки, случа-лись нечасто. Чаще его настигала хандра, приходили думы о скорой смерти, о не-отмоленных грехах, о пропавшем доке, о Стержне и «Черных коршунах», о том, что будет с Аквилонией, когда Всевидящий Митра призовет его, своего Лже-Избранника, на суровый суд. В эти часы он недвижно сидел в кресле, голова нещадно болела, а он все пил и пил сладкое аргосское вино «с собственной Его Величества короля Мило винодельни».

39. Шпион с «Резвого дельфина».

В

 дверь постучали. Король очнулся от своих горьких дум и позволил войти. На

 пороге появился Гней Кавлон, командир Черных Драконов. Бросив на Роберта

 быстрый сочувственный взгляд, генерал доложил:

— Государь, пришли Его Высочество герцог Вибий и капитан Жильбер.

Роберт кивнул и посмотрел на часы. Еще один день пролетел, как и не было. Стыдно. Всего-то и успел за день, что помолиться и подумать. Для того и другого не нужно быть королем. Только молиться и только думать — занятия для жрецов, мудрецов и отшельников. Если ты — король, ты обязан еще и действовать, причем действовать решительно, этого ждут от короля его подданные. Роберт стряхнул с себя хандру и ответил: — Добро, Гней, пусть герцог с капитаном пройдут в мой ка-бинет. Скажи, я скоро выйду.

* * *

П

 еред Вибием Латро и Жильбером предстал как будто другой человек. Был он об-

 лачен в строгий черный камзол, идеально подходивший к бледному лицу, щего-льским викторианским усикам, аристократической клиновидной бородке и густым во-лосам угольного цвета, распущенным, по аквилонской моде. Король ступал в высо-ких сапогах мягкой телячьей кожи, и широких штанах, также черных, заправленных в сапоги. На поясе висел длинный кинжал в изящных ножнах. По мнению поддан-ных, король Роберт в этом образе имел некий романтический ореол, излучал обая-ние и располагал к себе самых разных людей. Сам себе Роберт Рэнквист казался этаким бескорыстным пуританином эпохи Оливера Кромвеля, защитником стражду-щих, обиженных и угнетенных. Нарисованный им облик дополняли выразительные глаза под узкими черными бровями, смотрящие задумчиво и внимательно, с едва заметной хитринкой.

Увидев короля, герцог и капитан встали и отвесили поклон. Роберт опустился в кресло за рабочий стол и предложил Вибию и Жильберу садиться.

—Я обдумал твой доклад, капитан,—сразу сказал король.—Хочу кое-что уточнить.

Жильбер подобрался.

— Весь к услугам моего государя.

— Ответь мне откровенно, капитан: побег, который ты возглавил, был случайным?

Жильбер побледнел и промолвил:

— Боги были милостивы к нам, государь. А как это произошло, вы знаете.

— Да, знаю. С твоих слов. Картина мне ясна. Стигийцы перевезли вас, пленни-ков, с фрегата на берег, в какой-то замок. Ты задавал себе вопрос — зачем?

— Очевидно, затем, чтобы заключенные не мешали их празднествам, — предпо-ложил герцог Вибий. — А может, чтобы освободить камеры для новых узников. От-куда нам знать мотивы змеепоклонников?

Роберт хмыкнул.

— И все же нам придется ставить себя на их место. Я хочу, чтобы мы понимали, какие цели может преследовать императрица Мефрес. Она добилась всего, чего хо-тела. Означает ли это, что она остановится на достигнутом? Судя по тому, что из-вестно о ней, это вряд ли. Аппетит приходит во время еды, как говорят у нас.

— Стигийская императрица собиралась отбыть на родину, — заметил Жильбер.

— Ты не можешь утверждать это наверняка, — поправил его король. — Мы не знаем, уехала ли она в действительности.

— Ваше Величество полагает, что Мефрес устроила инсценировку? — нахмурил седые брови Вибий. — Вы думаете, она хотела убедить нас в том, чего нет? И пос-лать по ложному пути?

— Возможно. Меня настораживает, как легко вам удалось бежать, капитан.

— Государя не было с нами, — нахмурившись, сказал Жильбер. — Иначе бы он так не говорил. Мы рисковали жизнью и спаслись единственным лишь чудом. Бла-годарение богам и счастливому для нас стечению обстоятельств.

— У меня немного веры в чудеса на жестокой войне,— отрезал Роберт. — Снача-ла вас, пленников, отвезли в укромное местечко, откуда удобнее всего совершить побег. Согласитесь, с фрегата вы никаким чудом не смогли бы скрыться. Затем вас оставили одних, то есть позволили организоваться. Вы освободились и захватили галеру. Как нарочно, галера оказалась с пробоиной. А погоня наседает. Но вам вновь везет. «По чистой случайности» рядом оказывается «Резвый дельфин», самое быст-роходное судно в мире. По счастливому совпадению, никто это чудо кораблестрое-ния не сторожит.

— Но, государь, стигийцы не могли ожидать нападения на «Резвый дельфин»! — воскликнул герцог.

— А, по-моему, наоборот, ожидали. И позволили захватить его. Бой за корабль — не в счет. Если бы стигийцы на самом деле хотели остановить беглецов, они бы это сделали.

— Зачем им нужно было отдавать им «Резвого дельфина»? Чтобы беглецы скорее ушли от погони?

— Вот именно, герцог, вот именно! Чем больше я размышляю над докладом ка-питана, тем сильнее склоняюсь к мысли, что побег был искусно подстроен. Насто-лько искусно, что даже вы не заподозрили подвоха. На это-то и был расчет.

— Змеепоклонники не считают нас, хайборийцев, за людей, — пробурчал Жиль-бер. — Прошу простить меня, мой государь, но они на самом деле не ждали, что мы взбунтуемся. Мы застали их врасплох. Клянусь Митрой, это так и было!

— Охотно верю, капитан. С одной поправкой: вы застали врасплох охранников тюрьмы и порта, то есть мелких сошек. Но не тех, кто спланировал всю эту комби-нацию. Скорее я поверю, что это они «вели» вас.

Зависло тягостное молчание. Вибий Латро, озадаченный словами короля, нако-нец сказал:

— Я понял, к чему вы клоните, мой государь. Если стигийцы сами устроили этот побег, следовательно, среди беглецов могут быть их лазутчики.

— Да, — кивнул Роберт.— Человек, чудом вырвавшийся из лап жестокого и стра-шного врага, — отличная легенда, лучше не придумаешь. Куда надежнее, чем беже-нец или негоциант. А если побегом руководит доверенное лицо аквилонской разве-дки, о лучшем прикрытии для «подсадной утки» нечего и мечтать.

Оскорбленный Жильбер вскочил и воскликнул:

— Вы подозреваете меня, Ваше Величество?

— Успокойся, капитан, садись на место. Ты — вне подозрений. Но с тобой бе-жали еще восемьдесят человек.

— Стигийцы не могли знать, что я — шпион Аквилонии! Для них я капитан Жи-льбер, неудавшийся наемник. Его Высочество герцог Латро создал для меня безуп-речную легенду.

Роберт покачал головой.

— Не следует недооценивать врага, господа. За короткий срок Мефрес удалось невозможное. Она не смогла бы совершить то, что она совершила, без помощи сво-ей разведки. Бьюсь об заклад, нынче ее разведка — лучшая в мире. Не в обиду ва-шей, герцог. Вам еще предстоит доказать обратное. Скажите, кто, помимо нас тро-их, знал о том, что Жильбер — наш шпион?

Вибий побледнел: — Только барон Ромуальд Блуасский.

— Вот все и стало на свои места, — грустно усмехнулся король. — Исчезнувший барон Ромуальд.

— Нет, не может быть! Клянусь Митрой, государь, эту линию я продумал до ме-лочей! Вы помните, мы похоронили барона согласно обряду…

— Ага, и достопочтенный Латеус лично участвовал в этом спектакле…

— …А настоящий барон отправился в Мессантию под личиной купца Артуро. Сам же купец остался у нас в убежище, под неусыпным надзором и охраной…

— Я не виню вас, герцог. Но, так или иначе, нашего резидента поймали.

— Купца Артуро, государь, не нашего резидента! О том, что Ромуальд — наш ре-зидент, знали только мы с вами!

И капитан Жильбер узнал теперь…

— Вы снова недооцениваете разведку Мефрес, герцог.

— Боюсь, вы ее переоцениваете, государь.

— Нисколько. Итак, если Ромуальда разоблачили…

— Этот человек тверд, как кремень. Он настоящий патриот Аквилонии. Ромуальд умрет под пыткой, но не выдаст тайны!

— И все же предположим, что Мефрес смогла сломить его. И что тогда?

— Тогда вся наша аргосская сеть накрылась,— упавшим голосом произнес Вибий.

На Жильбера было жалко смотреть. Неудивительно: столько трудов положено — и вдруг твой светлый государь говорит тебе, что ты, один из лучших его агентов, играл по партитуре злейшего врага!

Роберт встал, взмахом руки оставил сидеть герцога и капитана, заложил руки за спину и так прошелся по кабинету, из конца в конец.

— Я вот что думаю об этом, господа. Предположим, Мефрес известно, что ты, Жильбер,— наш шпион. Она позволила тебе бежать. Она также знала, что ты будешь рваться в Тарантию пуще других узников, потому что тебе, в отличие от остальных, нужно было поскорее доложить нам вести из Аргоса. Но, если бы ты бежал один, это ей ничего не дало бы. Она навязала тебе попутчиков. Если бы с тобой бежали человек пять или десять, я думаю, мы бы скоро вычислили ее подсылов. Она это понимает. Поэтому вас, беглецов, и оказалось так много. Пока мы проверим каж-дого, пройдет немало времени. С другой стороны, мы не можем взять и арестовать всех, кто спасся вместе с тобой, Жильбер. В глазах народа вы — герои, мужествен-но перенесшие плен и сумевшие вырваться из когтей змеепоклонников. Любой, кто станет подозревать вас, рискует, по меньшей мере, своей репутацией. На этом так-же строит свой расчет Мефрес. Право же, — Роберт не смог сдержать вздоха восхи-щения, — теперь я начинаю понимать, что у Аргоса с самого начала не было ни единого шанса выстоять против нее!

Жильбер с плохо скрываемым осуждением посмотрел на своего короля.

— Государь, вы не были в Аргосе. А я — был. Я видел, что сделала змея с этой страной. В моем сердце не осталось места для восторгов талантами Мефрес. Там только ненависть. О, если б мог, я бы обменял свою жизньна ее!

— Пойми, капитан, — с горечью отозвался Роберт, — ей это и нужно! Ты дума-ешь, она чинит зло лишь ради собственного удовольствия? О, нет, она желает, что-бы ненависть затмила нам рассудок. Чтобы мы утонули в ненависти. Изощренный расчет присутствует и тут, как видишь. Но ненависть не спасет нашу страну, Жиль-бер, а лишь погубит. Ты меня понимаешь?

— Да, мой государь.

— Я убежден, что этот черный гений играет нынче против нас. Прошлые победы вдохновили ее. Бьюсь об заклад, наша столица вся наводнена стигийскими шпиона-ми. Вы плохо ловите их, герцог.

— Но, государь! — воскликнул Вибий Латро.— Тайная Канцелярия и Черные Дра-коны не знают передыха! Беженцев из Аргоса — тысячи! Вы, что же, предлагаете хватать и проверять их всех? Или, может быть, нам нужно затворить ворота и чужа-ков в Тарантию не пускать вовсе?

— В одном вы точно правы, герцог, — сказал Роберт, — нет смысла нам охоти-ться на мелких птиц. Только людей перепугаем, а проку вряд ли будет. Пусть стра-жники утроят бдительность, но и только. Нет, сердцем чую, их главный резидент — не беженец и не купец. Он прибыл на «Дельфине», с тобою, капитан. И вот наша задача: вычислить его, поймать и разоблачить. А он уж назовет нам имена других подсылов.

— Стигийский Ромуальд? — хмыкнул герцог.

— Именно. Скажи мне, капитан, ты провел с этими людьми три дня и три ночи, — кто-нибудь вызвал у тебя подозрения?

— Да, государь. Проверить сперва нужно виконта Карлоса, зингарца, купца Махку-ма из Эрука, да пятерых аргосцев; их имена я передал Его Высочеству герцогу Латро.

— Мои дознаватели уже работают с этими людьми, — добавил Вибий.

Роберт задумчиво потрепал бородку.

— Итак, зингарец, шемит, пять аргосцев… Странно.

— Что странно, государь? Что нет стигийцев?

— А между тем это стигиец, герцог, именно стигиец. Не наймит, а чистокров-ный стигиец, человек, которому особо доверяют Мефрес и Ронтакис. Стигиец, скры-вающийся под чужой личиной. На худой конец, аквилонец, ненавистник собственной родины; такие иногда встречаются.

— На «Резвом дельфине» бежали девять аквилонцев, государь, — заметил Жиль-бер. — Вы думаете, кто-то из них?

— Десять, считая пуантенца, — поправил его Роберт.

— А, баронет Октавио,— усмехнулся Вибий.— Его можно не подозревать. Я знаю эту семейку. Понятия о чести в крови у отпрысков графа Троцеро. Октавио криста-льно чист.

— И я уверен в этом, государь,— сказал шпион.— Его прощупал я одним из пер-вых. Он слишком молод, прямодушен и горяч, чтобы быть стигийским резидентом.

— К тому же, сын Троцеро всегда на виду, — добавил герцог. — А резидент, как разумею я, не должен выдаваться среди прочих.

— Согласен, — кивнул король. — И все же вы Октавио проверьте. А затем я сам поговорю с ним. Что-то очень странное творится там, в Пуантене. Мне это не нра-вится. Особенно теперь.

Вибий нахмурился: — Государь полагает, что и тут не обошлось без стигийцев?

— Совершенно уверен. Пуантен, важнейший буфер между нами и Аргосом, вдруг вздумал бунтовать. К чему бы это, а?

— Троцеро не может быть в сговоре с Мефрес, — уверенно произнес Вибий. — Вы знаете, я не люблю графа, и он меня не любит, но мы друг друга уважаем. Нет, он кто угодно, только не предатель.

— А эти манифесты? — хмыкнул Роберт. — Уж если не предатель пишет их, то полный идиот! По-вашему, Троцеро — идиот?

Герцог в молчании развел руками.

— Что-то здесь не так. Что-то здесь не так, — повторил король. — Поэтому нам и нужно серьезно заняться баронетом Октавио.

— Он едва ли поможет, — заметил Жильбер. — Сын Троцеро прибыл в Мессан-тию, чтобы встретиться с отцом. Но не смог его найти.

Все говорили ему, будто граф вернулся в Пуантен. А виконтесса Мальвина счи-тает, что граф, возможно, сам уклоняется от встречи с сыном.

— Возможно, — кивнул Роберт. — А кстати, как тебе эта виконтесса?

— Она красавица, каких не видел свет, — улыбнулся капитан. — К тому же, и отважна, и, для женщины, достаточно умна. Душой болеет за свой бедный Аргос.

— Слишком много достоинств, — покачал головой Роберт.

Герцог Вибий не смог сдержать улыбку.

— Неужели Ваше Величество подозревает виконтессу? Прошу меня простить, но это несерьезно. Навряд ли змеепоклонники пошлют к нам резидентом женщину.

— Вы, хайборийцы, вообще недооцениваете женщин. В отличие от стигийцев. А они, ваши женщины, бывают чересчур опасны. Смотрите: что Тхутмертари, а теперь и Мефрес.

— Государь! Мальвина — аргоссийка! Мы давно ее знаем. Она почти что аквилон-ка. О, Митра! Да скорее я сам — стигийский подсыл, чем она,— рассмеялся Вибий.

— Мальвина — такая же, как Октавио, — поддержал герцога капитан Жильбер. — Она отличается горячностью, и в честности ее не может быть сомнений.

— Пожалуй, оба правы, — с улыбкой согласился Роберт. — Я еще один аргумент добавлю к вашим: эта самая виконтесса мне проходу не дает, желает, чтобы я ее принял и выслушал. Догадываюсь, зачем.

— Советую моему государю обратить на нее внимание, — серьезно сказал Вибий. — Если Вашему Величеству не по нраву знатные аквилонские дамы, мечтающие при-нести счастье светлому государю, пусть Ваше Величество подумает об аргоссийках, например. Вам нужно продолжать династию, мой государь.

— Да, все мне это говорят, — пробурчал король. — Но сейчас не время…

Вибий вздохнул и одарил Роберта почти что отеческим взглядом.

— Ох, государь! Поверьте старику: жизнь пролетит — и не заметите!..

Вы даже не представляете, насколько вы правы, герцог, подумалось тут Роберту.

40. Алтарь любви и света.

К

 огда наместник и шпион ушли, король остался в кабинете, чтобы изучить пос-

 ледние донесения и просмотреть досье, подготовленные для него Тайной Кан-

 целярией.

С запада продолжали поступать дурные вести. Аквилонские лазутчики подтверж-дали сообщения о создании Западного экзархата во главе с Ронтакисом и отбытии императрицы Мефрес в Стигию. В экстренном докладе одного из лучших шпионов, известного Роберту и Вибию как «бригадир Томас», но числящегося адъютантом ко-рдавского герцога, содержался подробный рассказ об этом. Мефрес заставила герцо-га Родриго и других своих вассалов присягнуть Ронтакису. Граф Кастанья, отказав-шийся сделать это, был убит по ее приказу. Шпион высказывал предположение, что вот-вот начнется война за наследство Кастаньи…

Вслед за Аргосом — Зингара, подумал Роберт. И, как назло, обширное графство Кастанья граничит с Аквилонией. Значит, будут новые беженцы. Вот ее, Мефрес, ос-новной метод — братоубийственная война. Право же, если б граф Кастанья не отка-зался присягнуть ее экзарху, она, пожалуй, нашла бы иной предлог, чтобы его уб-рать. Нужно срочно переслать бригадиру Томасу строгое указание всеми силами пре-пятствовать вступлению герцогства Кордавского в эту новую войну.

Если бригадир Томас все еще работает на нас, — мысленно поправил себя Роберт.

Другой шпион, аргосец по имени Зарито, описывал отбытие Мефрес из Аргоса. Роберт читал, не пропуская ни единой буквы. Между донесением Зарито и докладом Томаса он не нашел противоречий. Согласно им, поздно вечером того же дня, когда состоялась присяга Ронтакису и случился побег заключенных, Мефрес перешла с фрегата на императорскую каравеллу, и каравелла та взяла курс на юг, то есть, в Стигию. Победоносную императрицу провожали все ее вельможи и вассалы…

Роберт отложил донесения и задумался. Значит, отбыла в Стигию, при большом стечении высокой публики… Муж, император Джосер, заждался. Что ж, все логично — если бы речь шла не о Мефрес. Роберт попытался встать на ее место. Как посту-пил бы он, одержав ряд столь значительных побед? Уехал бы домой? Но, если я повелеваю народом Сета, самый лакомый кусок для меня — не Аргос и не Зингара, и уж тем более, не Барах. Аквилония, цитадель Митры!

На месте Мефрес я бы не успокоился, пока не прибрал бы и ее к своим рукам.

Стало быть, отъезд императрицы в Стигию — очередная мистификация? Но его видели все! Отъезд случился поздно вечером, когда стемнело. А могло ли быть так, что вместо Мефрес на каравеллу перешла другая женщина? Вполне возможно, и в сумерках сторонний наблюдатель не заметил подмены. А Мефрес осталась на своем фрегате, чтобы управлять событиями из-за трона экзарха Ронтакиса.

Король раскрыл досье на Мефрес. Здесь было все, что удалось собрать аквилон-ским лазутчикам и дознавателям. Они поработали на славу. Вряд ли кто другой в Аквилонии знает о ней столько, сколько знает он, Роберт. Ты, оказывается, не чис-токровная стигийка, а полукровка. Дочь атлайской королевы Ксантиппы и стигийс-кого принца Хеврена. Воспитывалась при дворе матери, которую потом убила, что-бы захватить власть. Ты, оказывается, всегда была стервой, принцесса Камия. Чер-товски умной стервой. И тебе везло. Особенно в Аквилонии, где ты и твой муж-со-общник инкогнито участвовали в гражданской войне, вспыхнувшей вскоре после смерти короля Вилера…

В досье было несколько портретных зарисовок Камии, начиная с детского возрас-та и заканчивая сегодняшним временем, когда эта женщина стала называться именем Мефрес. Роберт долго рассматривал зарисовки, стараясь уловить каждую черточку лица. Затем закрыл глаза и прокрутил это лицо в памяти. Так его учили в развед-школе. Всё. Теперь он это лицо не забудет. Для верности Роберт просматривал до-сье на Мефрес ежедневно и требовал, чтобы его ежедневно пополняли.

Затем король перешел к досье Ронтакиса. Оно было пожиже, ибо в жизни стиги-йского князя случалось меньше ярких событий, чем в жизни атлайско-стигийской принцессы Камии. Это был не воин, не искатель приключений, а политик, дипло-мат, опытный и надежный. Да, пожалуй, на такого человека можно оставить и Зин-гару, и Аргос, и Барах, и Пелиштию, подумал Роберт…

Почти до самого утра сидел король в своем кабинете, а на рассвете, согласно установленной им традиции, отправился в Храм Тысячи Лучей, к Митре.

* * *

О

 бычно он молился у алтаря в одиночестве. Все знали о том, что первые часы

 после рассвета — время короля. Его так и называли, это время — Часы Благоче-стивого. По негласному уговору подданных, короля в это время не тревожили. Же-лающие помолиться Митре терпеливо дожидались его выхода за дверями молель-ного зала.

Но на этот раз, когда король Роберт Благочестивый вступил в молельный зал, он увидел у алтаря коленопреклоненную фигуру. Кто-то опередил его. Кто-то прене-брег негласным уговором. Еще не видя лица, видя лишь фигуру, Роберт догадался, кто.

Женщина поднялась с колен и сделала королю глубокий реверанс — с изящест-вом урожденной аристократки. Ее облачение составляли длинная рубаха-платье цве-та сумеречного неба, с узкими рукавами, и шерстяной плащ, вышитый, по аквилон-ской моде, изображениями солнечного диска с расходящимися от него лучами. Плащ был накинут на голову. Когда женщина подняла лицо, сердце короля на мгновение сжалось. Огромные глаза сияли сквозь пролитые слезы, и Роберт признался себе, что и правду никогда не встречал такой изысканной красавицы. Эта женщина ничуть не походила на веселых прелестниц, что домогались его королевского внимания; она являла собой красоту строгую, благородную, печальную — и недоступную.

— Доброго вам утра, виконтесса, — не обнаруживая своих эмоций, сухо поздоро-вался с ней Роберт.

Женщина вздрогнула. Плащ съехал с головы, выпуская непослушные каштано-вые кудри.

— Вы знаете меня, государь?

Король кивнул и слегка улыбнулся.

— Скорее, я знаю кое-что о вас, госпожа Мальвина. Вам двадцать пять лет, вы родились в Мессантии, вышли замуж по любви, за виконта Гасперо, последовали за ним в Пуантен; овдовев, оставили Тулуш и возвратились в Мессантию, где и жили до последнего времени у своего дяди, барона Вастино. Свободно владеете аргосским, аквилонским и зингарским языками…

— Зингарским не столь хорошо, как аквилонским,— прошептала Мальвина, крас-нея под пристальным взглядом короля.

— И еще вы — героиня побега из Мессантии. Именно вам принадлежит дерзкая идея использовать для этой цели галеру «Резвый дельфин».

— О, Ваше Величество…

— Не смущайтесь, виконтесса. Ваша смелость и находчивость сделали бы честь любому мужчине. Вам это известно, равно как и то, что ни одна из женщин не срав-нится с вами красотой.

— Прошу вас, государь! — взмолилась Мальвина, припадая на одно колено. — Разве святой храм Митры — удачное место для изъявления светских комплиментов?

— Вы правы. Но, скажите тогда, с чем пришли к Митре вы, да еще в столь ран-ний час?

— Я молю Пресветлого о спасении моей страны,— прошептала женщина в ответ. — И еще о том, чтобы Всеблагий Митра предписал своему Избраннику, великому государю Аквилонскому, внять мольбам несчастной женщины…

Роберт благосклонно кивнул и сделал Мальвине знак встать с колен.

— Считайте, виконтесса, что Пресветлый уже сделал это. Я получил предписа-ние. Слушаю вас.

Пренебрегая его волей, женщина опять упала на колени и протянула руки к королю.

— Ваше Величество! Заклинаю вас прийти на помощь моей поруганной стране! Только вы, Избранник, в силах восстановить справедливость! Единственно лишь в вашей власти изгнать из Аргоса презренных захватчиков! Так сделайте же это, ради Митры и всего, что свято для вас!

— А как, по-вашему, я должен сделать это?

Мальвина смутилась на мгновение.

— Могу ли я указывать Вашему Величеству? Государь лучше меня знает, как.

— Но у вас есть мнение? Я хочу его услышать. Мне следует послать армию на помощь вашей стране?

Мальвина кивнула и тихо заметила:

— Капитан Жильбер сказал… — она осеклась.

— Что сказал вам капитан Жильбер?

— Он сказал, что каждый аквилонец почтет за честь вступить в бой на стороне свободного Аргоса.

— Я с ним согласен, виконтесса. Но еще я думаю, что не капитан Жильбер ре-шает, что нужно делать аквилонцам и когда.

— О, конечно же, это решаете вы, государь…

— Это решаю я, сударыня.

— И что ответит мне Ваше Величество? — с дрожью в голосе вопросила женщина.

— Я постараюсь вам помочь.

— О, Митра! Это весь ответ?

Роберт нахмурился и скрестил руки на груди.

— А что вы ожидали услышать? Точное время, когда аквилонские полки высту-пят в поход? Их численность? Каким оружием они будут оснащены? Какими дорога-ми пойдут? Мальвина опустила голову, и Роберт услышал тихие рыдания.

— Я вполне понимаю ваши чувства, виконтесса, — как можно более душевно мо-лвил король. — Но и вы меня поймите. Я хочу помочь Аргосу, очень хочу. И хочу, чтобы мои усилия не пропали втуне. Именно поэтому мне надлежит все рассчитать с предельным тщанием. Императрица Мефрес — сильный противник.

Виконтесса взмахнула головой и сказала, с плохо скрытой ненавистью в голосе:

— Вы все так говорите, словно зачарованные ею. Лукавая стигийская змея! Уже-ли вы ее боитесь, государь?

Сказана была дерзость, и сказана она была в лицо королю. Однако, вместо воз-мущения, Роберт почувствовал неловкость.

— Кто уполномочил вас просить меня за весь Аргос? — прикрывая неловкость холодным обращением, спросил он.

— Король Ариостро, — тотчас ответила Мальвина.

Роберт опешил: — Ариостро, вы сказали? Тот мальчик, второй сын короля Мило, что получил корону из рук Мефрес?

Молодая женщина гневно блеснула глазами.

— Да, Ариостро, государь! И он уже не мальчик, но законный наш король! И нет у нас другого короля!

— Когда же Ариостро обратился к вам с таким заданием?

— На том пиру, в Мессантии, когда мы праздновали его свадьбу с Тети.

— Уж не на том ли пиру, сударыня, где вы сказали дерзость и откуда вас силой увели змеепоклонники?

— Да… — прошептала Мальвина, избегая смотреть в глаза Роберту.

Он поневоле улыбнулся.

— Ну вот, вы сами поняли, что лжете, госпожа виконтесса. Ариостро не говорил с вами.

— Нет, говорил!

— А вы, значит, получив от него предписание молить меня о помощи, немедля оскорбили Мефрес? Вы, с вашим-то умом, не знали, что за такие слова грозит, как минимум, тюремный каземат?

— Я не сдержалась…

— Вы не сдержались, но тут как раз представился удобный случай для побега. А может быть, вы скажете еще, мол, юный Ариостро знал заранее, что вас схватят, а днем позже вы сбежите? На «Резвом дельфине», грозе рек и морей!

— Да… Нет… Откуда мне знать!

— Вы лжете, виконтесса, — ледяным тоном объявил свой приговор Роберт. — И, хуже того, вы лжете королю!

Мальвина расплакалась.

— Да, солгала я… Короля Ариостро видела я издалека, и он не разговаривал со мной, и поручения мне не давал. О, Солнцеликий мне простит мой грех, я знаю! — воскликнула она, простирая руки к изваянию величественного старца. — Ибо, видит Митра, ложь моя во благо! Не за себя молю вас, государь, — за мой Аргос! Что уго-дно готова выдумать, лишь бы возродился он и процветал! И только вы, Избранник Митры, вольны спасти его… или дать ему погибнуть.

А вот теперь она не лжет, подумал Роберт. Глядя на эту плачущую женщину, он не мог не испытать к ней сострадание. Да, завралась она, на удивление легко и быстро, но с прямотой душевной в том созналась. Ее чистосердечное признание по-дкупило короля. Нечасто встретишь столь пылкую любовь к своей отчизне — и тем большее уважение внушает она.

— Утрите слезы, виконтесса. Я верю вам. Считайте свою миссию исполненной. А теперь меня оставьте. Я должен помолиться Митре.

Мальвина воздела прекрасные влажные очи и вопросительно взглянула на Робер-та. Прочитав ответ в его глазах, она поднялась с колен и, сделав ему реверанс, стала пятиться к выходу.

— А знаете, виконтесса, — вдруг с полуулыбкой заметил король, — на кого вы немного похожи? На императрицу Мефрес. Тот же тип лица и глаза те же, хоть и другого цвета.

— Вы оскорбили меня, сударь, — дрогнувшим голосом молвила виконтесса. — Подумайте, что вы сказали. По-вашему, похожа я на демона, поругавшего мою страну? О, будь вы кто угодно, не король, я требовала бы справедливости у госуда-ря. Но вы — король, и не к кому мне больше обратиться, только к самому Митре… О, Митра! Так значит, тщетен был мой путь, и после тягот всех и горестей, что до-велось мне пережить в пути сюда, узрела я лишь отговорки и глумленья! О! Как, должно быть, гневен Ты на нас, если Твой Избранник смеет ровнять меня с прокля-тым демоном!.. Прощайте, государь! Не смею более стоять пред вами — ибо та, кто вам напоминает злобную императрицу, не вправе разговаривать с владыкой Аквило-нским!..

Последние слова утонули в рыданиях. Виконтесса развернулась и побежала прочь. Роберт взмахнул рукой, чтобы остановить ее, но было поздно. Хлопнула дверь, и Мальвины простыл след.

Роберт тяжело вздохнул. Да, нехорошо получилось. В общем, ничего обидного он ей не сказал — но у этой несчастной женщины обостренное восприятие. Слова о внешнем сходстве с Мефрес показались ей оскорбительными. Жаль. Негоже начи-нать день, обидев красивую женщину.

А, с другой стороны, даже хорошо. Во всяком случае, подумал Роберт, теперь я могу от нее отдохнуть. И с чистой совестью вычеркнуть прекрасную виконтессу из списка подозреваемых.

Он это и сделал. А затем опустился на колени и обратился к Солнечному Митре.

41. Ещё о браке и чистой любви.

В

 иконтесса Мальвина и баронет Октавио остановились в гостинице Борталиса,

 что в самом центре аквилонской столицы, поблизости от королевского дворца.

 Мальвина сняла две скромные комнаты на втором этаже, а Октавио — комнату на третьем, как раз над Мальвиной. На первом этаже заведения Борталиса распола-гался своего рода клуб, где встречались влиятельные тарантийцы и гости аквилонс-кой столицы и откуда мгновенно распространялись свежие новости. Даже король прислушивался к мнениям, высказываемым посетителями заведения Борталиса.

Покинув Храм Тысячи Лучей, виконтесса возвратилась в гостиницу. Посетители клуба проводили ее сочувственными взглядами. Достоинства этой благородной жен-щины вот уже несколько дней были одной из первых тем для обсуждения в Таран-тии. Многие знатные кавалеры устремляли на Мальвину красноречивые взгляды, но она не замечала их.

Заметив молодую виконтессу, из-за своего столика поднялась другая дама и проследовала вслед за нею. Одета дама была очень богато, в двух платьях, нижнем, золотом, и черном, со стоячим воротником, приподнятыми плечами и треугольным разрезом спереди, надетых на конусовидный кринолин. Ярко-рыжие волосы выби-вались из-под берета. Лицо было обильно приправлено пудрой.

Дама в кринолине проследовала за Мальвиной до дверей ее номера.

— Виконтесса Мальвина, если не ошибаюсь? — прозвучало на аквилонском с ед-ва заметным акцентом.    Мальвина обернулась и кивнула.

— Я Эльмира, графиня Остфальская, — неторопливо изрекла гостья. — Мне нуж-но поговорить с вами.

Виконтесса сделала неглубокий реверанс и вежливо ответила:

— Прошу вас, Ваша Светлость.

Эльмира усмехнулась уголками губ: уже то хорошо, что эта выскочка представ-ляет, с кем имеет дело.

Не спрашивая изволения у хозяйки, графиня уселась в лучшее кресло, какое бы-ло в гостевой комнате. Затем небрежно указала Мальвине на другое кресло, напро-тив, и та села тоже.

— Перейду сразу к делу, виконтесса. Вся Тарантия говорит о вас. О вашей кра-соте и добродетели. Я и сама вижу, молва нисколько не преувеличивает.

Несмотря на то, что сказано это было ледяным тоном, с плохо скрытой неприяз-нью, Мальвина скромно потупила взгляд и вздохнула, как бы с сожалением:

— О…

— Только не ждите, что я явилась говорить вам комплименты, — продолжала Эльмира. — Напротив, я пришла вас предупредить. Откажитесь от своей затеи.

— Я не понимаю, что Ваша Светлость имеет в виду…

— Прекрасно понимаете, сударыня! На рассвете мои слуги видели вас входящей в Храм Тысячи Лучей.

— О! Вы велели своим слугам следить за мной?

— Да, и, как выяснилось, не напрасно!

— На что вы намекаете, Ваша Светлость?

— Вы намерены соблазнить благочестивого короля Роберта, — тоном приговора изрекла графиня Остфальская. — Тарантия полнится слухами, будто вы и есть луч-шая кандидатура на роль аквилонской королевы.

Мальвина изменилась в лице.

— Это всего лишь слухи, не более! Клянусь вам, я мечтаю не о браке с аквилон-ским королем, а единственно об освобождении моего несчастного Аргоса!

— И вы хотите, чтобы я вам верила, сударыня?

— Прошу извинить мою дерзость, но вам какое дело до меня?

Эльмира высокомерно усмехнулась.

— До вас — ни малейшего. Но у меня свои виды на короля Роберта. Я — насле-дная графиня Остфальская. Если не знаете, скажу: Остфалия — богатая, обширная земля на северо-западе Офира. Ее населяют триста тысяч человек. Издавна Остфа-лия являлась предметом споров Тарантии, Ианты и Бельверуса. Немедия нынче вас-сал Аквилонии, поэтому Бельверус мне не страшен. Отец мой, покойный граф, при-сягал королю Офира, но я никому еще не присягала. Если я выйду замуж за короля могущественной Аквилонии, король Офира не посмеет потребовать от меня вассаль-ной грамоты. Ибо я стану аквилонской королевой. А король Роберт получит в качес-тве приданого все мои земли. Как видите, это выгодный брак. И я не потерплю, чтобы какая-то аргосская виконтесса становилась у меня на пути!

В подтверждение серьезности своих намерений графиня Эльмира сжала кисть в кулак и решительно стукнула по подлокотнику кресла.

Мальвина внимательно выслушала высокую гостью, а когда та закончила, спро-сила негромко:

— Почему вы думаете, что король Роберт женится на вас? Разве он вас любит?

— Вы наивны, как дитя, — снисходительно улыбнулась хозяйка Остфалии. — Причем тут любовь? Это политика. Мое графство занимает ключевое положение на стыке трех держав. Лакомый кусочек для любого государя. Особенно для Роберта, и особенно теперь, когда на западе и на юге его преследуют неудачи. Король Роберт будет последний глупец, если пренебрежет мною! — закончила она не без самодо-вольства.

Виконтесса молчала, понурив голову. Полагая, что доводы ее в самом деле во-зымели действие, графиня Эльмира разжала кулачок и проговорила:

— Надеюсь, вам понятно истинное положение вещей. У вас, помимо смазливого личика, нет никаких шансов.

— Да, — выдавила из себя Мальвина. — Увы, я не имею графства за душой. И подданных нет у меня. Есть только любовь к Аргосу, живущая в моем сердце. Кля-нусь Митрой, эта единственная любовь, что владеет им!

— Рада эта слышать, дорогая, — открыто улыбнулась Эльмира. — Надеюсь, мы останемся друзьями. Приглашаю вас на мою свадьбу.

— О, Ваша Светлость, такая честь…

— Возможно, вы удостоитесь чести стать придворной дамой королевы, конечно, если будете себя хорошо вести,—с иронией заметила графиня, поднимаясь с кресла.

— Ваша Светлость уже покидает меня?

— Разумеется,— Эльмира презрительно хмыкнула.— У меня в Тарантии собствен-ный дом, на улице Грез. Прощайте, виконтесса. Да, вот еще, — уже у самой двери графиня обернулась, — возьмите, дорогая, в знак моих дружеских чувств к вам.

Хозяйка Остфалии протягивала Мальвине большое красное яблоко, идеально чи-стое, аппетитное.

— О! — прошептала виконтесса.

— Возьмите, дорогая, не стесняйтесь! Сей фрукт из моих садов в Остфалии, он столь же красив, как и вы. Насладитесь его вкусом.

— Благодарю, Ваша Светлость, — поклонилась Мальвина, принимая дар. — Вку-шая это божественное яблоко, я буду молить Митру о вашем счастье.

Эльмира царственно кивнула и вышла, словно королева, гордо воздев голову.

А виконтесса Мальвина, как только осталась одна, беззвучно расхохоталась вслед незваной гостье и, глядя на прекрасное яблоко, прошептала:

— Нет, это ты наивная амёба, дорогая. Ты даже не представляешь, с кем связа-лась!

* * *

Б

 аронет Октавио возвратился от короля Роберта в подавленном состоянии. Викон-

 тесса Мальвина, как могла, утешала его.

— Роберт Аквилонский нас не понимает, — говорила она. — Ни вас, ни меня. Я стояла перед ним на коленях у алтаря Солнцеликого, молила о заступничестве — и что же? Он высмеял мои чувства!

— Может быть, вы что-то не так поняли, — вздохнул Октавио. — Король не мог так обойтись с красивой женщиной.

— Я не виню короля. Им движет забота о благе Аквилонии. О, баронет! Как я бы-ла наивна! Я-то надеялась, что он тотчас вышлет полки на помощь моему несчаст-ному Аргосу!

— А от меня он требовал, чтобы я прилюдно отрекся от своего отца, — сумрачно произнес Октавио. — Обзывал графа Троцеро сепаратистом! А я даже не знаю, что это значит!

— Из-за прокламаций Троцеро?

— Да. Но самое большее, что я сказал ему, это то, что не разделяю идеи моего отца об отделении Пуантена от Аквилонии.

— Вы поступили, как хороший сын и умный человек, — заметила Мальвина. — Вы не могли сказать иначе.

— Однако государь остался недоволен. Мне кажется, герцог Вибий подначивает его. Я знаю этого лукавого царедворца, виконтесса. Вибий Латро не терпит пуанте-нцев. Мне это отец говорил.

— Ах, если б ваш отец был рядом с нами! — всплеснула руками женщина.

— Не могу больше об этом, виконтесса… Напрасно я приехал в Тарантию. Здесь меня ждут одни страдания.

— Что вы имеете в виду, баронет?

Молодой человек обратил к ней печальное лицо и с некоторым смущением проговорил: — Эти слухи… Они ранят мое сердце.

— О чем вы? — изумилась Мальвина.

— О вас и о короле. Будто он и вы… Вы и он…

Молодая женщина устало покачала головой.

— Как вы можете верить глупым слухам, баронет? Особенно после того, как я поведала вам о холодном приеме, что оказал мне король Роберт.

— Но вы красивы, да и он достаточно красив. Все говорят, что вы подходите друг другу.

— О! Хотела бы я встретиться лицом к лицу с теми, кто такое говорит! Вы знаете меня достаточно, друг мой. Короля Роберта не люблю я и влечения к нему не ис-пытываю. Клянусь вам именем Митры, это правда.

Октавио просиял на глазах.

— Тогда у меня есть шанс, — прошептал он, целуя изящные пальчики виконтессы.

Она остановила его.

— Опять вы за свое, баронет. Как вы можете, после всего, что пережили мы вместе?

— Но я люблю вас, виконтесса! — воскликнул пуантенец, краснея.

— А если любите, должны меня понять. В сердце моем нет страсти к мужчине. Ни к одному из вас! Возможно, вновь появится она. Но не раньше, чем свободным станет мой родной Аргос, не раньше, чем король наш Ариостро получит власть.

— Да, да, вы говорили, — пылко прошептал молодой человек. — Вы, воистину, святая! О, если б я мог чем помочь вам, я… я бы с радостью помог!

— Так помогите, баронет! Помогите мне спасти мою страну, и тогда, возможно, у вас появится шанс войти в мое сердце!

— О, Митра! Сладостны мне ваши слова… Скажите, что я должен сделать?

— Мы больше не можем рассчитывать на короля Роберта. Он нам не станет по-могать. Мы должны искать поддержку сами. Я хочу, чтобы вы, баронет, встретились со знатными людьми Аквилонии и склонили их на нашу сторону.

— В обход короля и наместника?

— Увы. Видит Митра, я не хотела этого.

— Но я что им скажу?

— Скажите им то, что хотят они услышать. Что стонет Аргос под игом проклятых змеепоклонников. Что нет у Аргоса другого заступника, кроме братской Аквилонии. Что дело чести дворянина встать на пути черной заразы, ползущей с запада и юга. Скажите, наконец, что ждет в Аргосе их богатая добыча и что король Ариостро рас-платится с ними золотом и землями.

— А это в самом деле будет так?

— Не знаю. Но вы должны это сказать, поймите, баронет! Иначе доблестные нобили вас не поймут. Там, где война, должна быть и добыча.

— Вы умны, как настоящий мужчина, и понимаете мужчин, как мало кто из жен-щин,— покачал головой Октавио.— Но я негодная кандидатура для подобных встреч.

— Отчего же?

— Я пуантенец, не забудьте. Здешние нобили пуантенцев не любят. Особенно теперь, когда Пуантен поднял восстание.

— Вас не должно это смущать, — улыбнулась Мальвина. — Это довод в нашу пользу, а не против нас.

Молодой человек вытаращил на нее глаза.

— Извольте объясниться, виконтесса.

— Вы скажете, что Пуантен восстал из-за того, что Аквилония пассивна. А если бы она направила войска на помощь страждущим в Аргосе, Троцеро, ваш отец, ее бы поддержал. Ведь всем известно, сколь ненавидит граф проклятых змеенышей Се-та. Говорят, они убили Беатриче, его любимую…

— Это была моя мать, — прошептал Октавио.

— Ох, простите, я не знала, — Мальвина сострадательно прижала руки к груди.

— Нет, напротив, вы правильно напомнили об этом, — промолвил молодой че-ловек.— У меня, как видите, свои счеты к проклятым змеенышам. Я должен отомс-тить за мать. Вы правы, нет иного способа сделать это, помимо того, что вами был предложен. Решено, я встречусь с нобилями Таурана, и Гандерланда, и Шамара, и с другими… Не хочет сам король идти на Стигию войной — мы обойдемся без него!

— Вы только будьте осторожны, баронет. Охранка Вибия не должна ничего запо-дозрить. Иначе все пропало.

— Клянусь вам Митрой, я буду осторожен! — воскликнул Октавио. — Как не быть мне осторожным, коли речь идет о мести и любви!

В знак особого доверия к нему Мальвина позволила расцеловать свои руки, — а затем Октавио ее покинул.

42. Убийство на улице Грёз.

П

 оздно вечером в дверь особняка на улице Грез постучался невысокий мужчина в

 одеждах чиновника Тайной Канцелярии — глухом черном сюртуке и длинной

 накидке с бархатным воротником. Половину его лица скрывали борода и усы, разделенные тонкими губами. Чиновник бегло продемонстрировал старику дворецко-му пергамент с вензелем герцога Тарантийского и потребовал встречи с Ее Светло-стью. Дворецкий, несколько обеспокоенный столь неожиданным визитом, все же не стал противиться важному гостю и провел его в покои графини Остфальской.

— Меня зовут Винсент Парцелл, я здесь по прямому повелению Его Высочества герцога Вибия Латро, — во всеуслышание заявил чиновник. — Мне надлежит снять с вас показания, графиня.

Эльмира побледнела и сделала знак дворецкому выйти вон.

— Погодите, любезнейший, останьтесь, — тоном, не допускающим возражений, заявил Винсент Парцелл. — Вы будете свидетелем. Допрос должен пройти согласно установленной законом процедуре.

— Допрос? — прошептала графиня. — Я не ослышалась, вы сказали: «допрос»?

— Именно, сударыня. Исключительно из уважения к вашему титулу вам не при-дется отвечать на мои вопросы в подвалах Тайной Канцелярии. Конечно, если вы будете со мною откровенны, — со значением добавил Винсент.

— О, Митра… В чем вы меня обвиняете?

Чиновник вынул из портфеля большое красное яблоко, надкусанное с одной сто-роны. Эльмира тихо вскрикнула.

— Я вижу, вам знакомо это яблоко, — ухмыльнулся чиновник.

— Да… нет… возможно, — пролепетала графиня. — Такие яблоки растут в моих садах в Остфалии… и много еще где.

— Следовательно, вы признаете, что нынче утром вручили этот фрукт виконтессе Мальвине?

— Виконтессе Мальвине?

— Не отпирайтесь, прошу вас, — с профессиональной покровительственно-угро-жающей улыбкой матерого дознавателя заметил Винсент. — Вас видели в гостинице Борталиса. Есть множество свидетелей, как вы поднимались к виконтессе в номер и оставались там какое-то время. Итак, вы вручили это яблоко Мальвине и ушли. А вам известно, что произошло потом?

— О-о-о… — простонала Эльмира. — Ради Митры, дайте мне воды…

Дворецкий, с лицом цвета яблочного пуха, поспешил исполнить волю госпожи.

— Лучшие медики двора сейчас пытаются спасти виконтессу,— сказал между тем чиновник. — Ее счастье, что она не съела ваш подарок целиком, а лишь немного надкусила… Зачем вы пытались убить Мальвину?

— Я… я ревновала.

— К кому вы ревновали?

— К королю… к королю Роберту.

Винсент хмыкнул и покачал головой.

— Это хуже, чем я думал. Если тут замешан король, дело попахивает государст-венной изменой.

Эльмира, находящаяся в полуобморочном состоянии, пролепетала:

— Что со мной сделают?

— А как вы сами полагаете, что причитается за убийство и измену? — с интере-сом вопросил чиновник.

— О, нет… Скажите, дело ведете вы?

— Именно я, Ваша Светлость. Из уважения к вам я постараюсь, чтобы казнь на площади перед Железной Башней вам заменили пожизненным заключением.

— Ради Митры, нет! Вы не посмеете заключить в каземат графиню Остфальскую!

— Еще как посмею, Ваша Светлость. Все улики налицо.

— Я думаю, это дело можно уладить иначе, — заметила между тем Эльмира. — Вы знаете, господин Парцелл, я достаточно богатая дама. И я, пожалуй, купила бы у вас это яблоко…

— Вы предлагаете мне взятку? — усмехнулся чиновник.

— Я предлагаю вам продать яблоко. Вас устроит тысяча золотых марок?

— О! Вы так щедры, Ваша Светлость. Тысячу золотых за одно надкусанное ябло-ко? Но — увы, увы… Чиновники Тайной Канцелярии неподкупны.

— У всякой неподкупности своя цена, — парировала графиня, нервно облизнув губы. — Итак, даю вам десять тысяч золотых марок, и это яблоко мое.

— Не выйдет, Ваша Светлость.

— Но почему, во имя Митры? Для вас это целое состояние! В таком случае, скажите сами, насколько вы неподкупны!

— К глубокому моему сожалению, — Винсент смущенно улыбнулся, — ход дела контролируется лично Его Высочеством, как я имел честь сообщить вам вначале.

— О! Тогда зачем вы здесь? Один, без стражи! Ведь я обречена, выходит!

— Не совсем. Герцог, наместник Аквилонии, уполномочил меня предложить вам сделку.

— Сделку? — с надеждой переспросила Эльмира.

— Да, сделку. Вам нужно будет кое-что подписать, и вы — свободны.

— Вы говорите, подписать должна я? Что?

— Вот эту грамоту.

Чиновник передал графине пергаментный лист. Едва взглянув на него, Эльмира вскрикнула, и обоим мужчинам показалось даже, что она теряет сознание. Однако этого не случилось.

— Я не подпишу.

— У вас есть выбор, Ваша Светлость? В любом случае вы свое графство потеря-ете. Вопрос лишь в том, вместе со свободой или нет.

— О, будь проклят день, когда явилась я в вашу столицу!

— Итак, я жду. Дом ваш оцеплен стражей. И если выйду я без грамоты от вас, вы понимаете, что будет. Второй раз эту сделку мы вам предлагать не станем.

— А где гарантии? Кто даст мне их?

— Его Высочество. Даст самолично. Как только вы подпишите пергамент, я дам другой вам, где указано, рукою герцога, что с вас снимаются все обвинения и что вольны вы жить, где вам угодно. И титул, и имущество останутся при вас. Вы отда-ете только земли.

Не более минуты размышляла графиня Остфальская, прежде чем поставить свою подпись. А когда это случилось, господин Винсент Парцелл протянул ей яблоко и взял пергамент. В следующее мгновение он выхватил у Эльмиры палочку для пись-ма и с неестественной для чиновника ловкостью и быстротой вонзил ее острием в грудь женщины. Удар сразу настиг сердце. Дворецкий ахнул, пошатнулся и смерте-льно побледнел. Винсент осклабился и сообщил ему:

— Я сделал это по личному приказу Вибия Латро, герцога Тарантийского, коро-левского наместника Аквилонии. Если ты проговоришься о том, что видел и слышал здесь, тебя ждет жестокая смерть в подвалах Тайной Канцелярии. Ты понял?

Несчастный дворецкий судорожно закивал, не осмеливаясь бросить взгляд на те-ло убиенной госпожи. А убийца графини аккуратно сложил пергамент и беспрепятс-твенно вышел вон.

Ну, вот ты и не стала королевой Аквилонии, амёба, думал этот человек, поки-дая особняк на улице Грез.

Впрочем, он сразу же забыл о покойной графине Остфальской, как только очу-тился на улице. У него были другие дела, очень много других дел.

Он направлялся к дому господина Винсента Парцелла, чиновника Тайной Канцелярии.

* * *

Т

 ой же ночью Винсент Парцелл был арестован. Аресту чиновника Тайной Канце-

 лярии предшествовали следующие события.

В доме графини Остфальской слуги обнаружили остывающее тело хозяйки и за-держали старого дворецкого, пытавшегося бежать. Вызвали городскую стражу, а та, ввиду особой серьезности дела — Черных Драконов. Несчастного дворецкого допро-сил сам генерал Кавлон. Однако тот, памятуя об угрозе ночного убийцы, наотрез отказывался говорить. Когда командир королевской гвардии пообещал подвергнуть дворецкого допросу с пристрастием и, в подтверждение своих слов, приказал отве-сти старика в подвалы Железной Башни, язык у того развязался.

Уж лучше бы он молчал, не раз потом будет вспоминать доблестный Гней Кавлон.

Генерал Кавлон, с первых членораздельных слов дворецкого понявший, что дело еще серьезнее, чем представлялось прежде, поспешно заткнул старику рот и доста-вил к герцогу. Поднятый с постели посреди ночи, Вибий Латро, наверное, подумал, что продолжает видеть кошмарный сон, когда запуганный и перепуганный дворец-кий во всеуслышание заявил ему, что графиня Остфальская была убита по его, гер-цога Тарантийского, личному приказу, чиновником его, герцога, Тайной Канцелярии.

Затем последовал допрос с пристрастием, деваться было некуда, пришлось к не-му прибегнуть. Картина ночного кошмара на улице Грез приобрела некоторую яс-ность, но существенных изменений не претерпела. Вибий долго надеялся, что это всего лишь страшный розыгрыш, — до того момента, как арестовали Винсента Пар-целла, которой был известен как надежный и добропорядочный служака. При Вин-сенте был обнаружен тот самый пергамент, подписанный графиней Эльмирой за не-сколько мгновений до смерти, причем подписанный той самой палочкой, которой она была убита. И палочку нашли вместе с пергаментом.

Но и это, как выяснилось, были только цветочки. Наместника прошиб ледяной пот, когда он вчитался в подписанное графиней. Это была дарственная грамота о передаче всех прав на графство Остфальское лично королю Аквилонии Роберту Бла-гочестивому. В довершении ко всему дворецкий покойной графини опознал в Винсе-нте Парцелле того самого чиновника, что приходил к Ее Светлости, а упомянутый Винсент, напротив, клялся Митрой, что у графини Остфальской не был, а сидел дома, как и всякий хороший аквилонец в столь поздний час, а затем лег спать…

Срочно разбудили короля и доложили ситуацию ему. Роберт впервые увидел ге-рцога Тарантийского, человека неизменно разумного и по натуре невозмутимого, в таком смятении. Король самолично допросил дворецкого, всех слуг, Винсента Пар-целла, стражников, Черных Драконов и даже побывал на месте преступления, осмо-трел улики — надкушенное яблоко, злополучный пергамент и палочку для письма.

А утром Черные Драконы явились в гостиницу Борталиса и потребовали викон-тессу Мальвину во дворец. Та, видно, решив, что государь собирается повиниться перед нею за вчерашнее, обрадовалась, собралась быстро и вскоре предстала перед королем и наместником. Ее ждало разочарование. Роберт и Вибий учинили Мальви-не строгий допрос. Их интересовало все, что связано с графиней Остфальской.

Да, сразу же призналась виконтесса, графиня давешним утром действительно бы-ла у меня. Она поведала мне о своих планах насчет благочестивого государя и предупредила, чтобы я не становилась у нее поперек дороги. Я же на это ответила, что знают все: иных планов не имею, кроме как освободить мою страну от прокля-тых змеепоклонников, и, сообразно тому, никакой конкуренции Ее Светлости не пре-дставляю. Графиня осталась довольна моим ответом и в знак своего ко мне распо-ложения подарила яблоко из собственного сада, каковое яблоко я тут же съела. А графиню больше не видела. И, заключила свой рассказ виконтесса, судя по тому, что я еще жива, яблоко отравленным не было. В самом деле, к чему Ее Светлости меня травить, если она убедилась в моей совершенной для нее безвредности?..

Озадаченные стройным и, по всему видать, совершенно искренним рассказом ви-контессы, Роберт и Вибий отпустили ее, а сами принялись обсуждать случившееся. Вскоре, между прочим, герцогу сделалось дурно, и пришлось вызвать мэтра Анто-нио, королевского лейб-медика.

В это утро король Роберт Благочестивый, впервые за все время своего правления, не попал на молебен в Храм Тысячи Лучей.

Позже, когда наместник пришел в себя, они возобновили обсуждение. Внезапная смерть графини Остфальской, само по себе событие чрезвычайное, в окружении со-путствующих ей обстоятельств выглядела жутко.

— И вот что мы теперь имеем, герцог, — говорил Роберт. — Кто-то проникает в дом графини под личиной вашего чиновника. Этот кто-то знает, что графиня была у виконтессы и вручила ей яблоко. Или могла вручить. Далее, этот кто-то стращает Эльмиру разоблачением. В ответ графиня сознается, что хотела отравить Мальвину. А мы видим виконтессу Мальвину живой, хотя и перекусившей подаренным ябло-ком. Следовательно, яблоко не было отравлено. С другой стороны, надкушенное яб-локо, что мы обнаружили в покое графини, как раз было отравлено!.. Далее, от ва-шего имени, — Вибий издал горестный вздох, что, впрочем, Роберта не остановило, — этот кто-то предлагает графине сделку: жизнь и свободу в обмен на земли. Нес-частная подмахивает грамоту, и тут же ее убивают. Да как! Я осмотрел орудие уби-йства. Нужно быть величайшим профессионалом этого неблагодарного ремесла, ма-стером из мастеров, чтобы насмерть поразить человека тонкой палочкой для письма! Малейшая ошибка — и палочка сломается, а человек останется, да, с раной, да, се-рьезной, но не смертельной.

Роберт перевел дух и продолжил:

— Далее убийца графини запугивает дворецкого, чтобы тот помалкивал. Зачем ему это нужно? У меня только один ответ — чтобы выиграть время. Он знает, что рано или поздно преступление обнаружится, и мы расколем старика. На самом деле убийце как раз нужно было, чтобы дворецкий заговорил. Вот зачем, между прочим, он заставил дворецкого остаться, когда графиня собиралась отослать его. Убийце нужно было, чтобы старик передал нам все, что слышал собственными ушами, все имена: Винсента, ваше, виконтессы Мальвины! А пока мы возимся с дворецким, убийца успевает посетить дом настоящего Винсента и подбросить ему злополучную грамоту. И исчезает, словно растворившись в предрассветном тумане!

Король развел руками и проговорил:

— Знаете, герцог, в этой истории меня больше пугает не преступление и даже не эта проклятая грамота, а сам тот факт, что есть, оказывается, такой ум, сумев-ший продумать и стремительно осуществить всю эту цепочку злодеяний! Одним ма-хом ему удалось подставить меня, вас, вашего чиновника, виконтессу Мальвину, покойную графиню, ее дворецкого, да к тому же спровоцировать крупнейший меж-дународный скандал, который нам еще предстоит расхлебывать!

— Вот, вот, — поддакнул Вибий, — о чем я более всего и тревожусь. Убийство Эльмиры Остфальской в Тарантии, да при подобных обстоятельствах, — сокрушите-льный удар по нашим интересам в Немедии и Офире. Ох, государь, уж лучше бы Ианта или Бельверус на нас в открытую напали!

— И это случится, если мы немедля не замнем скандал, — проговорил Роберт.

— Я уже отдал указания. Винсент Парцелл и слуги графини задержаны и изоли-рованы.  Король вздохнул.

— Боюсь, нам это не поможет. Держу пари, сам злодей и позаботится о распро-странении слухов. И, если эти слухи дойдут до ушей наших врагов в Немедии и Офире, не миновать войны. В глазах тамошних владык мы сами предстанем зло-деями: я — как вероломный узурпатор, обманом и кровью захвативший спорные зе-мли, а вы — как бесчестный убийца доверчивой женщины, мечтающий мне угодить!

— О, Митра… — прошептал наместник.

— У нас единственный выход, герцог. Поймать скорее этого злодея. Прежде, чем он обыграет нас.

— Послушайте, мой государь, — с придыханием молвил Вибий, — а если то не человек вовсе? А может быть, колдун? Вы сами говорите: ум нечеловеческий!

Роберт задумчиво покачал головой.

— Навряд ли, герцог. Читал о ваших колдунах. Их мышление прямолинейно. А тут совсем другое. Тут сложная и разветвленная интрига. Нет, герцог, не колдун, — а стигийский резидент! Я в этом уверен! Только Мефрес способна направить к нам такого человека. Блестящая интрига, в ее вкусе. И мы должны его найти. Я думаю, к тому же, он на Эльмире не остановится. Время играет против нас.

— Вы по-прежнему считаете, государь, что этот резидент прибыл к нам на «Рез-вом дельфине»?

— Да. И даже более уверен, чем был прежде. Все было подстроено, от начала и до конца: крепость, побег, «Дельфин». Лишь для того, чтобы у резидента было на-дежное прикрытие.

— А если так, возможно, лучше будет всех арестовать, кто прибыл?

Роберт задумался.

— Повременим, пожалуй. Арестовав их всех, мы сами обрубим концы. И рези-дента не найдем. А народ будет гневаться, ведь беглецы — герои! Как можно их по-дозревать? Пожалуй, герцог, сделаем иначе. Приставьте слежку к каждому, кто прибыл на «Дельфине». Пусть следят круглосуточно.

— Митра! Да это восемьдесят человек!

— Задействуйте всех, кого можно. И лучших! Это дело государственной важности.

— Куда уж важнее, — крякнул старый герцог. — А что мне делать с Жильбером? Он — мой доверенный человек, и он же прибыл на «Дельфине». К нему приставить слежку или его к кому приставить?

Король поневоле улыбнулся.

— Приставьте его к Мальвине. Жильбер вне подозрений.

— К виконтессе? Но это несерьезно, государь! Она-то тоже пострадала от злодея!

— Да, да, я знаю. И все ж таки приставьте к ней Жильбера, — Роберт задумчиво пригладил бородку и добавил: — Понимаете, в чем дело. Мне ясно, что она — не тот, кого мы ищем. Но мне не нравится, что ее имя постоянно на слуху. Оно звучит всегда, как только возникают неприятности. Вы как хотите, герцог, но мне это совсем не нравится!

43. Слухи, оружие тайной войны.

Т

 о, чего так опасались правители Аквилонии, все-таки случилось. Тарантия пе-

 реполнялась слухами самыми невероятными. Загадочное убийство графини Ос-

 тфальской обрастало всевозможными жуткими подробностями. В причастность к нему короля и герцога, впрочем, мало кто верил. Старого Вибия, выдержанного, че-стного вельможу прежних золотых времен, уважали и любили, а короля Роберта Благочестивого, Избранника Митры, просто обожали. Сама мысль о том, что эти двое могли убить беззащитную женщину ради ее далеких земель, казалась кощунст-венной.

И очень скоро столичная молва разобралась, где искать виновников. Вне всякого сомнения, графиню Эльмиру убили стигийцы, проклятые змеепоклонники, по-следыши Темного Сета. Кому еще может понадобиться бросать тень на короля, гер-цога и виконтессу Мальвину, героиню дерзкого побега на чудесной аргосской гале-ре? Весьма вероятно, в этом деле замешаны также нечестивые немедийцы; вряд ли они упустят случай напакостить нам, аквилонцам. Как и пуантенцы-предатели, и асуриты, тайные еретики. Не исключено, змеепоклонники, лазутчики из Бельверуса, люди графа Троцеро и адепты Асуры действуют заодно. У них общая цель — навре-дить великой Аквилонии, земному форпосту Солнечного Митры.

Прошел также слух, будто агенты Тайной Канцелярии денно и нощно ищут вра-жеских подсылов. Молва встретила это известие с горячим одобрением. Добропоря-дочные тарантийцы воспламенились желанием помочь властям в отлове злоумыш-ленников. Сказано — сделано. Не прошло и дня с момента убийства Эльмиры, а к особняку Тайной Канцелярии стали выстраиваться очереди желающих указать паль-цем на вероятного стигийского подсыла.

Обстановка в Тарантии накалялась. У немедийского посольства собралась толпа. В окна особняка полетели камни. Прибывшая на место происшествия городская стра-жа разогнала толпу. Немедийский посланник, чья чаша терпения оказалась перепо-лнена, наконец, отправился к Вибию Латро и выразил ему решительный протест как по поводу убийства графини Остфальской, так и в связи с враждебными действиями столичной толпы. То же самое сделал и посол Офира. А затем оба посла отбыли из Тарантии — как было сказано, за инструкциями своих владык. Об отъезде неме-дийца и офирца вскоре стало известно. Разнесся слух, будто послы сбежали, пото-му что убоялись справедливого разоблачения…

К чести Роберта и Вибия, они сразу поняли, что дело пахнет провокацией, и не одной. Именно с подобных слухов начинались беспорядки в Мессантии, приведшие вскоре к падению свободного Аргоса. Там тоже сперва обвиняли стигийцев, а в ро-ли их пособников выступали зингарцы и внутренние враги, заговорщики. Роберт не испытывал ни малейших сомнений, что за опасной болтовней в городе торчат уши резидента императрицы Мефрес.

Власти повели решительную борьбу со слухами. Было объявлено, что Тайная Канцелярия работает успешно и в помощи граждан не нуждается. От имени короля жителей Тарантии просили сохранять спокойствие, ибо всякое возмущение только играет на руку врагам Аквилонии.

Это был сильный ход. Мудрые слова обожаемого короля вселяли в сердца акви-лонцев уверенность в победе. Слухи только начали угасать — как властям был нане-сен мощный ответный удар.

Прошел новый слух: будто бы замаскированным врагам Аквилонии удалось про-никнуть в ближний круг короля и наместника. И будто бы это по их, врагов, подска-зке добропорядочных подданных, единственно пекущихся о благе государства, отп-равили по домам. Стало быть, при дворе есть кто-то, не заинтересованный в поим-ке злодеев! И будто бы на самом деле Тайная Канцелярия ничего не добилась, а именно потому, что кто-то нарочно тормозит расследование, дабы выиграть время для врагов Аквилонии.

Дальше — больше. Разнесся слух, будто пуантенского графа Троцеро видели в Мессантии вместе со главным стигийским наместником Ронтакисом. Будто бы разгу-ливал он с Ронтакисом по палубе зловещего черного фрегата и будто бы обсуждали они проблему раздела между Стигией и Пуантеном королевства Аргосского и графс-тва Кастаньи. Стигийский экзарх, мол, готов уступить графу восточные земли Арго-са и Зингары, а граф Троцеро в обмен на эти земли принесет вассальную присягу Стигийскому Святейшему Престолу. По этой сделке территория Пуантена увеличит-ся втрое, что позволит графу Троцеро просить у Джосера и Мефрес корону герцога, а может, и короля… И будто бы, как только сделка состоится, полки пуантенских рыцарей, поддержанные темными ратями змеепоклонников, двинутся на Аквилонию.

Слухи об очередном предательстве Троцеро вызвали в Тарантии такую бурю негодования, что ее не был способен усмирить даже сам благочестивый государь. Пуантенцев, жителей гордого Юга, в центральной Аквилонии всегда недолюблива-ли. Всем были памятны прежние столкновения Тарантии с Тулушем, неясные мане-вры графа в ходе гражданской войны, его упрямая поддержка киммерийского варва-ра Конана на аквилонском престоле и прочие прегрешения, увенчанные открытым призывом к бунту против Роберта и Вибия. Ну, а теперь все встало на свои места. Граф Троцеро — пособник змеепоклонников, причем откровенный.

И лишь немногие, лично знавшие графа, на это возражали: Троцеро — совершен-но не тот человек, который вступит в сделку с Сетом ради чьих-нибудь земель, ра-ди короны или золотых монет. Эти люди группировались вокруг баронета Октавио, сына Троцеро. Они искренне верили словам баронета, что графа нарочно подставля-ют, а на самом деле Пуантен восстал по причине пассивности короля Роберта; вот если б Аквилония направила свои войска на помощь страждущим в Аргосе, Троцеро ее поддержал бы. Всем известно, сколь ненавидит граф проклятых змеенышей Сета. «Они убили Беатриче, его любимую, мою мать», — повторял баронет Октавио.

В Тарантии стремительно формировались две враждующие партии. Слухи, один другого нелепее и правдоподобнее, продолжали распространяться. Активные граждане, отчаявшись найти понимание своих праведных чувств у ворот дворца и дверей Тайной Канцелярии, занялись самоорганизацией. Появились особые группы, поставившие себе задачу следить за подозрительными личностями и разоблачать злоумышленников. Это уже было очень серьезно. Самозваные ищейки вносили сумя-тицу в работу Тайной Канцелярии; вместо того, чтобы заниматься своим делом, агентам Вибия, опасавшегося новых провокаций, приходилось отслеживать и неред-ко задерживать не в меру ретивых добровольцев. А слухи продолжали расползаться, как плесень по затхлой воде: там, где являлся хотя бы малейший повод для недо-вольства, возникала новая сплетня. Так, поговаривали уже, будто агенты охранки хватают именно тех, кто ближе всего подобрался к негодяям, следовательно, и Тайная Канцелярия — в руках лазутчиков врага. Напряжение росло не по дням, а по часам.

Роберт Рэнквист понимал в этом больше, чем видели другие. Прежде, в своем веке, он прошел обучение в элитной разведшколе и имел некоторые представления о возможностях манипулирования людьми. Так вот, Роберт с трепетом признавался себе, что невидимый враг, «резидент», если и учился в такой же «школе» здесь, в Хайбории, то был там, без сомнения, лучшим из лучших. Это был настоящий ас ин-триги и конспирации, тонкий психолог, опытный лазутчик. Он наносил по Аквило-нии удар за ударом, и удары эти были рассчитаны с филигранной точностью, хотя и являлись, как подозревал Роберт, большей частью экспромтами. Конечная цель «резидента» не являлась тайной для короля: враг желает стравить аквилонцев друг с другом, а затем, когда в братоубийственной войне погибнет достаточно людей, враг и выйдет из подполья — чтобы преподнести Аквилонию в дар своей ненасыт-ной императрице…

Известный сценарий, с блеском осуществленный в Мессантии. Неужели Тарантия — следующая?

У Роберта не было оснований винить Вибия и его людей в бездеятельности и непрофессионализме. Те старались, как могли, старались даже лучше, чем могли. Не их вина, что новый враг оказался им не по зубам. И Роберт Рэнквист сделал то, что обязан был сделать. Он переоделся, замаскировал свою внешность — и отправи-лся по трактирам и клубам Тарантии, дабы лично разузнать, где и как рождаются вредоносные слухи. Сам опытный шпион, он считал себя достаточно компетентным для исполнения этой задачи. Довольно полагаться лишь на приближенных и слуг — пора проявить и собственные умения!

Он недооценил своего врага. Тот как будто предугадывал поступки государя. Не успел Роберт сделать и ста шагов от королевского дворца, как агенты Тайной Кан-целярии задержали этого подозрительного мужчину в черном плаще, накинутом на голову. Был поздний вечер, но уголком глаза бывалый шпион заметил фигуру, скрывающуюся в тени близлежащего дома; она показалась ему смутно знакомой… Немало времени довелось провести ему в мрачной палате, наедине с дознавателя-ми, прежде чем они поверили, что этот человек — их собственный король! Лишь Огненный Феникс Избранника Митры на груди задержанного смог убедить их оконча-тельно. Затем люди, арестовавшие короля, признались, что сделали это по наводке неизвестной женщины. Когда Роберт, повинуясь какому-то внезапно вспыхнувшему чувству, прямо спросил, не была ли эта женщина виконтессой Мальвиной, агенты побожились именем Митры, что добропорядочную госпожу Мальвину знают, а неиз-вестная наводчица ничуть на нее не похожа, ни видом, ни голосом…

А той же ночью в Тарантии вспыхнул слух, будто давеча стража задержала че-ловека, точь-в-точь похожего на обожаемого короля, и будто бы предатели и него-дяи, пособники Мефрес, замыслили подменить Роберта Благочестивого злокознен-ным двойником…

Когда невозмутимый прежде Вибий Латро, пряча глаза и заикаясь, передал коро-лю этот новый слух, Роберт Рэнквист впервые ощутил волну безысходного отчаяния.

Но на пятый после убийства графини Эльмиры день удача наконец улыбнулась стражам порядка — им удалось схватить самого стигийского резидента.

44. Ночные кошмары — I: пытка и слежка.

Р

 езидентом оказался высокорослый мужчина, маскировавшийся под зингарского

 купца. Сперва казалось удивительным, как вообще этот человек попал под по-

 дозрение. Прибыл он в Тарантию совершенно легально, через главные ворота, с караваном других, таких же, как и он, негоциантов, и строгий досмотр прошел, как все, и пошлину, какую нужно, заплатил, да и вел себя обычно, как все люди его профессии себя ведут. После проведения всех формальностей отправился на рынок и сдал на продажу товар — куртки, плащи и сапоги из знаменитой кордавской кожи. Зингарец как зингарец — мало ли таких. Сдав товар, отправился в гостиницу Борта-лиса, чтобы отдохнуть с дороги, отведать доброго вина и, возможно, снять номер. Вот тут-то, на пути в гостиницу, его и задержали.

Никакого сопротивления зингарец стражам порядка не оказывал, напротив, сам допытывался, не за то ли его арестовывают, что он пошлину недоплатил. Замолчал и побледнел лицом позже, когда доставили его в подвалы Тайной Канцелярии. Он даже попытался вырваться и убежать, да не тут-то было. Чиновники, знатоки своего ремесла, тщательно обыскали пожитки и одежду мнимого купца.

То, что купец мнимый, стало совершенно ясно, когда изумленному взору чинов-ников предстали загадочные пузырьки, флакончики, колбочки, иглы, диски, трубки, искусно спрятанные в пожитках и зашитые в платье липового «негоцианта». Как и следовало ожидать, пойманный подсыл не счел нужным давать вразумительные объяснения по поводу этого «товара». Сразу поставили в известность короля и гер-цога. Роберт и Вибий самолично допросили арестованного. Тот, оправившись, вид-но, от первого шока, запел старую песнь о том, как коварно подставили его, чест-ного зингарского негоцианта, вероломные конкуренты. И говорил до того простоду-шно, смело, убедительно, что наступил момент, когда и король, и наместник гото-вы были ему поверить.

Возможно, поверили бы, если бы не профессиональная интуиция Роберта Рэнк-виста. Арестованный превосходно вжился в роль купца, но купцом никогда не был. Его готовили, учили на купца. В прежние времена Рэнквист нередко наблюдал таких людей, талантливых, но, в силу каких-то причин, отправленных на задание рань-ше, чем пройден весь курс. И вот теперь, внимательно выслушивая ответы аресто-ванного, Роберт интуитивно чувствовал в них фальшь. Да, именно так фальшивит виртуоз-недоучка, которому просто не хватило времени как следует изучить но-вый для него инструмент…

Во всяком случае, и этот человек не мог быть стигийским резидентом. Скорее, размышлял Роберт, он — курьер для резидента. Все эти колбочки и трубочки — не для него, а для резидента. Роберт испытал досаду от того, что курьера задержали слишком рано. О, если б не задерживать, а проследить за ним, тогда, возможно, вышли бы на Самого. На Резидента. На ту таинственно-зловещую фигуру, которая вот уже целую неделю дирижируетнезримой войной против его страны, против Аквилонии.

Но дело сделано, и Роберт, немного поразмыслив, приказал пытать стигийского подсыла. Не допрашивать «с пристрастием», а именно пытать, пытать по высшему разряду, с растяжкой и колесованием, а если это не поможет — подвешиванием и выворачиванием рук. Собственно говоря, пытки в Аквилонии были официально зап-рещены королевским декретом — но ради информации Роберт Благочестивый сде-лал исключение из своего декрета. В душе он был готов лечь под пытку сам, если бы это могло помочь в розыске Дирижера; так он отныне называл ту таинственно-зловещую фигуру…

Пытка оказалась непродолжительной и мало что дала. Арестованный быстро по-терял сознание; вероятнее всего, подумал Роберт, его специально обучали уходить от боли подобным образом. Король наказал продолжить дознание, как только арес-тованный придет в себя, а сам вернулся во дворец и вызвал мэтра Антонио.

Королевскому лейб-медику он поручил, оставив все дела, срочно разобраться в назначении конфискованных у курьера флакончиков и колбочек. Медик забрал их с собой в лабораторию. Для обеспечения безопасности Антонио Роберт приставил к нему десятерых Черных Драконов во главе с гвардейским капитаном. Такие предос-торожности король не посчитал излишними. Напротив, он полагал, что Дирижер или кто-то из его подручных попытаются вернуть конфискованное либо, по крайней мере, уничтожить. И более того, Роберт приказал устроить у флигеля, где жил ко-ролевский лекарь, круглосуточную засаду.

Предстоящей ночью король не собирался спать. Эта ночь станет решающей в его схватке с Дирижером. Или Дирижер будет схвачен — или дело Роберта, которому он посвятил последние два месяца жизни, проиграно.

Король остался в своем кабинете, наказав позвать его, как только что-нибудь случится. Именно так он и сказал изумленному Гнею Кавлону: «Как только что-ни-будь случится, сразу же меня зовите». Роберт не стал раздеваться, напротив, засунул за пазуху лазерный бластер. Он взял в руки оружие пришельцев впервые за полтора месяца. Пока старый док не разрушит Стержень, бластер будет работать — не на не-го, на Роберта, и не на пришельцев, а на Аквилонию. Король уселся за письменный стол и взялся просматривать последние донесения, а затем, в который уже раз, при-нялся за изучение пухлого досье императрицы Мефрес…

* * *

К

 апитан Жильбер обычно наблюдал за виконтессой Мальвиной из окна дома, сто-

 ящего напротив гостиницы Борталиса. «Обычно» — потому что иногда, когда Мальвина покидала гостиницу, Жильбер, соответственно, спешил за ней. Он был и впрямь одним из лучших агентов Тайной Канцелярии. С виду неприметный, Жильбер умел растворяться в толпе, а уж в слежке ему не было равных. Неудивительно, что красавица виконтесса за три дня и три ночи, в течение которых наблюдал он за ней, ни разу этой слежки не заметила.

Нельзя сказать, что ему нравилось следить за этой женщиной. Сам он был по-прежнему уверен в невиновности Мальвины. Он-то видел ее в деле. Во многом именно благодаря ей им всем удалось тогда бежать. Король Роберт такой подозри-тельный — если не сказать, мнительный! Но он — король, и воля его — закон для подданного. Поэтому Жильбер справлял королевское поручение исправно, а когда на «сторожевой пост» являлся человек от герцога, добросовестно передавал тому все, что видел и слышал сам.

Как и следовало ожидать, ничего особо подозрительного в жизни виконтессы не происходило. Утро начинала она, как и всякая красивая женщина, с омовения. Затем завтракала в клубе на первом этаже, где в открытую общалась с другими постояль-цами. Особенно дружна была с баронетом Октавио, что, конечно же, неудивительно, ведь сын Троцеро по уши влюбился в нее еще в пути сюда. Далее виконтесса поки-дала гостиницу, ходила по городским лавкам, примеряя одежды и выбирая косме-тику, была раз в цирке, где выступали настоящие гномы, привезенные, как говори-ли, с далекого Востока, наконец, посещала известные дома Тарантии — а о чем она беседовала с хозяевами, Жильбер, понятное дело, знать не мог, его туда не приг-лашали. К вечеру Мальвина возвращалась, ужинала и укладывалась спать. Вот, соб-ственно, и все, что доносил о ней прилежный капитан Жильбер.

И в эту ночь все было так же, как обычно. Мальвина разделась — Жильбер дели-катно отвернулся. А когда он вновь бросил взгляд в ее окно, женщина уже лежала в постели. В голове доблестного капитана невольно промелькнула мысль, что совсем неплохо было бы и ему там оказаться, в ее постели, вместо того чтобы даром тут, у окна, торчать. Жильбер прогнал нехорошую мысль. Мальвина загасила свечу, и капитан позволил себе чуть расслабиться. Наступало время перекусить и выпить ви-на. А может, и соснуть немного; скоро должен прийти ночной сменщик.

Однако дальше события стали развиваться по неожиданному сценарию. Свет в комнате Мальвины вновь зажегся. Жильбер сглотнул кусок сушеного мяса и во все глаза всмотрелся в окно. Виконтесса встала, что-то поискала среди своих вещей и вновь легла. В руках она держала книгу. Эту книгу она купила давеча в антикварной лавке. Как выяснил Жильбер, книга называлась «Баллада о доблестном рыцаре Пи-лигриме и возлюбленной его принцессе Буадике». Женское чтиво, снисходительно усмехнулся капитан. Видно, не спится виконтессе, вот и решила на ночь почитать чего-то романтичное, для женщин.

Время от времени бросая взгляды в ее сторону, Жильбер продолжил прерванную трапезу. Потом ему послышались чьи-то тихие шаги за спиной. Ну, наконец-то, подумал он, можно будет чуть соснуть…

— Это ты, Артос? — спросил капитан сменщика.

В ответ он услышал шорох, увидел черную тень — и в тот же миг ощутил про-низывающую боль в затылке. И свет померк в его глазах.

Черная тень склонилась над ним, гибкая рука в черной перчатке проверила пульс, а затем прозвучали тихий смешок, и мелодичный голос произнес:

— Твой король — умница, капитан Жильбер. Я испытываю неописуемое наслаж-дение, играя с ним. Но он напрасно приставил следить за мной именно тебя!

Черная тень растворилась во тьме. А виконтесса Мальвина в доме напротив про-должала читать свою романтическую книгу…

45. Ночные кошмары — II: черный человек.

Л

 уна мирно отдыхала на небе. Ни ветерка, ни звука в ночи. Только размеренное

 дыхание отборных солдат короля, Черных Драконов, что дежурили в засаде у

 флигеля лейб-медика Антонио. В тусклом лунном свете поблескивали их ши-рокие мечи.

Туманная тень, как призрак, безмолвно перевалила через ограду. Человек был облачен во все черное с ног до головы. Его тела вовсе не было видно. Фигура каза-лась черной совершенно, все иные цвета отсутствовали. Ноги ступали в каких-то бесшумных тапочках, кисти рук скрывали черные же перчатки, лицо скрывала чер-ная как Мрак маска с крохотными прорезями для глаз, носа и рта.

Черный человек укрылся за углом флигеля. Из кармана он достал дюжину мале-ньких шариков. Они казались невесомыми. Несколькими ловкими движениями чер-ный человек забросил шарики под ноги дежурящим в засаде стражникам. Шарики упали беззвучно, и никто их не заметил. И ничего с ними не произошло.

Убедившись, что перед каждым Драконом лежит по крайней мере один шарик, черный человек достал из того же кармана еще один подобный шарик и принялся растирать его в ладонях. Затем снял со спины палку вполроста длиной, напомина-ющую посох, но полую внутри, и зарядил шарик в трубку. Другой конец трубки по-днес ко рту, нацелил ее на одного из стражников, того, кто был поближе, и сделал резкий выдох. Раздался едва слышный хлопок. Черный человек распластался по земле, замер и затаил дыхание.

Минутой позже он очнулся, спрятал трубку-посох за спиной и быстро пополз вперед, по-прежнему удерживая дыхание. Ему пришлось переползать через тела. Ядовитое вещество, которое содержалось в шарике-катализаторе, привело в дейст-вие то же вещество в других шариках, разбросанных под ногами людей; если бы черный человек хотя бы раз вдохнул, как сделали они, он ощутил бы на губах вкус миндаля — и это последнее, что ощутил бы он в своей жизни. Однако он был обу-чен долго задерживать дыхание.

Вот так, бесшумно избавившись от засады, черный человек продолжил свой путь. У самых дверей флигеля он обнаружил еще живого гвардейца и добил его своим «коронным» ударом среднего и указательного пальца в глаза; для верности кончики пальцев перчатки были смазаны ядом.

Внутрь флигеля черный человек входить не стал. Он снял со спину «посох», сде-лал по нему несколько круговых движений руками, и тут выяснилось, что «посох» состоит из нескольких секций с крюком и веревкой на одном конце. Черный человек осмотрелся и, убедившись, что все тихо, раскрутил веревку и забросил крюк в окно. Крюк зацепился с первого раза, но опять совершенно беззвучно — он был тщательно обернут мягкой тканью. Черный человек для верности подергал «посох», превратив-шийся в лестницу, и, используя круглые секции как ступени, принялся взбираться, помогая себе руками.

Так он достиг окна. Голова черного человека чуть показалась в проеме. В ком-нате горела единственная свеча, у двери стояли двое гвардейцев и полушепотом пе-реговаривались. Оба были вооружены мечами. Черный человек спрятал голову об-ратно, распластался по стене, затем встряхнул левой рукой; оказалось, что на ты-льной стороне локтя у него закреплены миниатюрные ножи или, скорее, стрелки, иглы. Он взял одну такую иглу, на мгновение задержался, затем стремительно выб-росил руку вперед, через окно, — и тут же спрятался обратно. Мгновение потребова-лось ему, чтобы взять вторую иглу и метнуть ее, точно так же, как и первую. Един-ственным звуком, нарушившим тишину этой комнаты, стал шум двух падающих тел.

Черный убийца перелез через окно, смотал свою «лестницу» обратно в «посох», закрепил его за спиной и подкрался к двери. Бросив взгляд на трупы, он не удержа-лся и покачал головой. Одна игла торчала в черепе, а другая — в правом плече. Черный человек остался недоволен и доволен одновременно. Недоволен — тем, что слегка подрастерял былую ловкость, а доволен — своей предусмотрительностью, тем, что не доверился одной лишь своей ловкости, а добавил к ней еще и быстродейст-вующий яд…

Он припал ухом к двери и вслушался. Голосов больше не было, но из-за двери слышалась какая-то возня. Черный человек достал из кармана жестяную склянку и выдавил на дверные петли несколько капель масла. После этого аккуратно приотк-рыл дверь. Она тихо заскрипела. Убийца беззвучно, как тень, проскользнул в кори-дор. Там также оказались двое стражников. Они обратили внимание на скрип и уви-дели черного человека. Но прежде, чем успели что-то предпринять, черный убрал их все теми же отравленными иглами; на этот раз он метнул их прямо с руки, все сразу. Несмотря на этот успех, черный убийца мысленно выругался: он был на во-лосок от провала.

Потом подкрался к двери, которую сторожили те двое и снова прибег к помощи склянки с маслом. Он нисколько не сомневался, что по ту сторону двери дежурит основная стража. Да, подумалось ему, король Роберт — в самом деле не король Мило. Не его вина, а его беда, что он со мной имеет дело…

Далее решали не только ловкость, но и стремительность, и внезапность атаки. Черный человек, зажав в обеих руках по связке метательных звездочек, также прип-равленных ядом, резко толкнул дверь и ворвался внутрь. Он не ошибся: здесь дежу-рили четверо, не считая самого мэтра Антонио, сидевшего за лабораторным столом. Мгновение затратил черный убийца на оценку обстановки, а затем метнул свои сю-рикены.

Бесшумно убить всех ему на этот раз не удалось. Двое упали сразу, третьего сюрикен задел не отравленной кромкой, а поверхностью, четвертый остался невре-дим. На счастье черного убийцы, третий и четвертый оба опешили в первые мгно-вения атаки. Это были по-своему хорошие воины, но они привыкли действовать ме-чом, кинжалом, алебардой, копьем, арбалетом, иногда секирой и прочим «обыч-ным» оружием воина. В отличие от черного человека, они не проходили практик профессионального лазутчика-диверсанта, жестокого и хладнокровного убийцы. И поэтому они были обречены.

Черный мгновенно подлетел к ним, на ходу обнажая кинжал. Один из гвардейцев раскрыл рот, чтобы завопить, но этот крик так и не прозвучал — кинжал вонзился в его горло. Второй, вытаращив обезумевшие глаза, ринулся на убийцу с мечом. Тот ловко ушел от удара, скользнул за спину гвардейца, взмахнул рукой и слегка дот-ронулся до его шеи перстнем, что был на среднем пальце правой руки. Из перстня выскочил шип и вонзился в шею. Обезумевшие глаза тотчас остекленели, и послед-ний гвардеец испустил дух.

Не ожидая, когда мертвец достигнет пола, черный убийца, как тень, скользнул к мэтру Антонио. Лейб-медик, между прочим, так ничего и не заметил. Он был сли-шком увлечен рассматриванием через лупу какого-то порошка, рассыпанного перед ним на листе. Поэтому явление у горла остро отточенного кинжала застало его вра-сплох, а слова, произнесенные на ухо шипящим шепотом, заставили затрепетать в неизъяснимом ужасе:

— Молчи! Отдай мне всё, что передал тебе король Роберт. Иначе ты умрешь в страшных муках, а затем я убью твоих детей. Клянусь Сетом, они будут мучиться еще дольше тебя!

После этих слов черный человек отнял кинжал от горла мэтра. Медик, страшась даже обернуться и посмотреть на говорившего с ним, принялся собирать пузырьки, флакончики, колбочки…

— А теперь сложи все это мне в мешочек, — приказал ночной гость.

Однако мэтр Антонио поступил иначе. Он схватил одну из колб, развернулся и резким движением выплеснул содержимое в сторону, где, как он надеялся, находит-ся лицо врага. Но тот как будто этого и ждал. Черный молниеносно сместился впра-во, и вся кислота пролилась мимо, на пол. В следующее мгновение ночной гость вывернул руку медика, зажал другой рукой его рот и зловеще прошипел в самое ухо:

— Не советую тебе играть со мною, червь! Прежде чем играть, разузнай, кто твой противник. Знаешь ли ты, что я прибыл к тебе, убив почти два десятка подоб-ных тебе говорящих червей, оставленных здесь твоим королем для защиты тебя. На это я затратил семь минут, включая дорогу. Как видишь, на мне нет ни единой царапины, и единственными звуками, нарушившими тишину ночи, стал шум их па-дающих тел! Тебе все ясно, червь?

— Кто ты, демон? — простонал Антонио сквозь перчатку.

— Складывай! И посмей только что-нибудь выкинуть! Тогда узнаешь, что такое истинная мука! И дети твои узнают!

Под присмотром черного гостя мэтр трясущимися руками складывал пузырьки, флакончики, колбочки в кожаный мешок. Антонио не был трусом, но не был и безу-мцем. И у него действительно имелись дети, а в том, что их жизни, так же, как и его собственной, существует страшная угроза, черный гость его уже убедил.

— Это все? — спросил тот, когда сборы были закончены.

Медик закивал, косясь на обнаженный кинжал.

— Кем бы ты ни был, молю тебя: меня убей, но детей моих пощади!

— Еще вопрос, Антонио. Ты лечишь короля?

Медик снова кивнул, на этот раз с задержкой. Черная, с головы до ног, фигура в глухой маске внушала ему безотчетный ужас. И он никак не понимал, куда она клонит.

— Скажи мне, от чего ты лечишь короля, и я оставлю жизнь тебе и твои детям.

Ох, Митра, сколь немилосерден ты… Возможно, в иной момент Антонио хорошо подумал бы над ответом. Но разум его был смущен, и он промолвил:

— Королю не нужна моя помощь. Он умрет скоро. Он — отравлен!

Черный человек вздрогнул.

— Отравлен? Кем? И чем?

— О, Митра… — прошептал Антонио. — Я выдал государственную тайну! Единст-венный лишь я на целом свете знал ее! О, горе мне!..

— Ну, отвечай, червяк, — чем государь отравлен? Кем? Когда умрет?

— А не отвечу! — вдруг с вызовом воскликнул мэтр, нарочно громко.

Ночной убийца выругался. Лекарь не оставил ему выбора. Ладно, подумалось ему, не так уж трудно будет догадаться. Метнулась рука, и в шею медика вонзился шип. Черный человек подхватил мешочек со снадобьями и привязал его к поясу. Где-то раздавались голоса, но он не мог просто так уйти, не заметя следы. Взгляд знатока скользнул по лаборатории лейб-медика. До лабораторий Паксимена ей бы-ло очень далеко, но и здесь нашлось кое-что полезное. Приметив бутыль со спир-том, лицо под черной маской ухмыльнулось. Ночной гость поднял бутыль и приня-лся расплескивать спирт по комнате. Вдруг, то ли от тяжести бутыля, то ли от ус-талости и напряжения, то ли по иной причине, живот человека пронзила боль. Боль была настолько сильной, что он выронил бутыль, и тот разбился, задев ногу оскол-ком. Спирт попал на черный костюм. А боль не утихала.

— Проклятая тварь… — прошептали уста под черной маской. — Неужели ты хо-чешь убить меня прямо сейчас? О, мне так немного сотворить осталось! Не можешь погодить еще чуть-чуть?

В ответ боль лишь усилилась, и человека скрутило, он согнулся пополам, упал, и начались конвульсии. Черному человеку показалось, будто нечто, обитающее в его чреве, уже лезет наружу, разрывая плоть. Но лишь на мгновение.

— Ах, ты не можешь погодить? Ну, я тогда тебя заставлю!

Перебарывая эту жуткую боль, человек сорвал с пояса мешочек. Пузырьки, фла-кончики, колбочки рассыпались по полу. Он выбрал одну склянку, удалил печать — и вылил содержимое в рот.

— Получай, тварь!

Боль медленно, но стала отступать. Однако это значило лишь то, что тварь уго-монилась, на время — и не более.

— Благодарю, отец… — прошептали уста. — Ты снова спас меня!

Черный человек поднялся и собрал снадобья обратно в мешочек, а его вернул на пояс. Голоса людей были уже рядом. Ночной убийца подхватил свечу, поджег раз-литый спирт и вмиг отпрянул — огонь едва не вспыхнул на его костюме.

В то самое мгновение распахнулась дверь, и на пороге появились Черные Дра-коны. Сколько их тут было, ночной гость сказать не смог бы. Первое, что увидел его наметанный взгляд, были взведенные арбалеты в их руках.

Лицо под маской недобро усмехнулось.

— Ну что ж, хотите поиграть на равных, — я согласна!

***

- О

, госпожа моя, пришли вы…

 — Как видишь, мастер Сентес.

— Я грешен пред вами, госпожа. Задание не выполнил. А как меня схватили, я не знаю! Я сделал так, как вы и иерарх велели…

— Бывает всякое, Сентес. Меня вот тоже чуть-чуть не поймали. К несчастью для червей, играли мы в лаборатории алхимика. Черви в алхимии ничуть не смыс-лят. Это их и погубило… Но ты ответь, Сентес, что знают палачи?

— О, госпожа! Я не сказал им ничего, хотя они старались, так старались!.. Я ни-чего им не скажу и впредь, о Повелительница Жизней!

— Не скажешь, это точно.

Гибкие пальцы метнулись и пронзили оба глаза Сентеса, мастера Ордена меф-реситов, бывшего капитана гвардейской стражи Стигии.

А затем туманная фигура, окрашенная в черное с ног до головы, покинула пы-точную. Включая Сентеса, она оставила там три трупа, и еще пять трупов отмечали ее путь туда и обратно.

Хотела бы я посмотреть на твое лицо, король Роберт, когда ты это все увидишь, подумала она.

Но ничего, я скоро посмотрю. Проклятая тварь подгоняет меня. Придется фор-сировать игру. Придется делать все еще быстрей и лучше!

46. Ночные кошмары — III: липкий дым.

В

 чувство капитана Жильбера привел Артос, сменщик. Первым делом капитан

 глянул на объект своего наблюдения, и у него немного отлегло от сердца: ви-

 контесса Мальвина по-прежнему читала книгу. Затем Жильбер и Артос обсле-довали комнату, откуда велось наблюдение. Никаких следов пребывания в ней чу-жака они не обнаружили. Жильбер отправил Артоса обратно, к герцогу, чтобы доло-жить о нападении, а сам остался на посту.

Артосу, впрочем, до Вибия добраться не удалось. В темном переулке его подс-терег некто — и убил, промолвив при этом, не без ехидства:

— Помощь твоих ничтожных хозяев мне не потребуется, червь. Единственной лишь силой, что вручил мне, своему скромному слуге, Отец Сет, я сокрушу дерзкую!

* * *

К

 апитан Жильбер мучительно размышлял, кому и зачем понадобилось лишать его

 сознания. Тот, кто сделал это, вполне мог и убить — но не убил ведь! Скрыва-лась тут какая-то загадка и, если бы объект наблюдения повел себя подозрительно, Жильбер, как опытный агент, немедленно связал бы происшествие с именем Маль-вины…

Некоторое время спустя виконтесса отложила книгу и загасила свечу. Несмотря на это, капитан не стал расслабляться и во все глаза смотрел в то окно.

Его терпение оказалось вознагражденным. Свет зажегся вновь. К удивлению ка-питана, виконтесса опять взялась за книгу. Ну, надо же, никак не может заснуть, подумал Жильбер. А ведь, считай, целая ночь позади, уже близок рассвет.

Самое интересное, несколькими минутами спустя Мальвина потушила свечу. Ви-дать, подумал Жильбер, надоело ей женское чтиво.

Что-то отвлекло его внимание от окна. Жильбер затаил дыхание, и сердце его тревожно забилось. Близ окна виконтессы он увидел туманную тень. Она скользила прочь. Опыт и наитие подсказали ему, как поступить. Капитан покинул свой пост и бросился вдогонку.

Издали узнал он этот силуэт. Ночной тенью оказалась сама виконтесса Мальви-на, укрытая черным плащом с капюшоном. Вне себя от изумления — ведь только что он видел ее в гостиничном номере! — Жильбер окликнул эту женщину.

Дальнейшее оказалось еще более неожиданным и странным. Мальвина, не желая даже оборачиваться к нему, пустилась наутек. Кровь ударила в голову Жильберу. За-чем понадобилось ей ломать комедию с книгой — чтобы незаметно скрыться? Одна-ко размышлять над диковинками этой ночи он будет после. Капитан в три прыжка настиг женщину и повалил ее на землю.

Но неприятные сюрпризы продолжались. Что-то хрустнуло во рту виконтессы. Ее тело обмякло на руках Жильбера. Не веря своим глазам, капитан осмотрел его. Ма-львина была мертва. Она сама себя убила, приняв яд.

Голова у капитана шла кругом. Не сон ли видит он кошмарный? Что делать? Со-общить герцогу о загадочной смерти Мальвины? Бежать в Тайную Канцелярию за подмогой? Но туда уже отправился Артос!..

Так и не выбрав решения, Жильбер побрел обратно, к гостинице Борталиса. Ког-да взгляд капитана упал на окно покойной виконтессы, волосы зашевелились на его голове, и он сильно ущипнул себя за щеку…

Нет, это был не сон — виконтесса Мальвина, живая и невредимая, лежала в сво-ей постели! А рядом с ней, вернее, над нею, стоял бритоголовый человек, даже из-дали внушающий трепет. Был он в глухом черном хитоне, высокий и поджарый. Шишковидный лоб его опоясывала внушительная змеящаяся диадема. Тонкие губы презрительно и надменно подрагивали, а темный змеиный взгляд с трудом проса-чивался сквозь узкие прорези век… Черный человек что-то говорил Мальвине, а с рук его, простертых к ней, как будто сочились струйки липкого дыма… Несчастная Ма-львина вздрагивала, словно ее хлестали кнутом…

* * *

- О

, боги! Хнум-Собек!..

 — Да, это я, — осклабился посвященный жрец. — Вот мы и снова встре-тились, принцесса Камия! Ха-ха-ха-ха-ха!..

Женщина билась в невидимых путах волшебника, пытаясь освободить хотя бы руку; там, в руке, еще оставалась одна игла, последняя… Пытаясь выиграть время, она прошептала:

— Меня зовут не Камия…

— Я верю! — расхохотался Хнум-Собек. — За свою жизнь ты сменила десятки имен. Кто ты теперь — императрица Мефрес? Или виконтесса Мальвина? Я все о тебе знаю, все! Как низко ты пала! Была императрицей Стигии — и стала жалкой виконтессой из Аргоса! Ха-ха-ха-ха-ха!..

— Что тебе нужно, жрец? Скажи, и мы с тобой договоримся!

Волшебник зашелся каркающим смехом. Видно было, он давно ждал этой мину-ты и теперь, лицезря бессилие и унижение этой женщины, испытывал величайшее из наслаждений.

— Вот это вряд ли! Я здесь, дабы узреть, как все твои планы пойдут прахом, Ка-мия! Твоя игра закончена, императрица! Не скрою, ты смогла добиться многого. Но не тебе вкушать плоды, а мне! Скажу тебе, что мужу твоему сказал, когда томился он в темнице у змеядов. Ты слишком многое брала на себя, Камия. Ты захотела править самовластно. Забыла, кто исстари правил Стигией. Жрецы! Мы правили державой Змея, и мы, а не светские владыки Луксура, будем править ею впредь. Я буду править Стигией! Мои адепты составят новый синклит, а я займу престол вер-ховного жреца!

Изгоняя из сердца предательское отчаяние, она вопросила:

— Что с моим мужем, Хнум-Собек?

— Он спасся, видимо, в последний раз, — с многозначительной ухмылкой про-изнес колдун. — Потому что олухи-змеяды нарушили свой договор со мной. Тани-та, их царица, велела им меня убить! Меня, того, кто отворил для нее ворота само-го Луксура! О, Сет покарал ее за это, призвав к себе рукою безродного варвара Ко-нана! А я, как видишь, от вероломных тварей спасся. И Джосер спасся. В Деншуре, замке вашей полоумной бабки, мне было не достать его. Немного поразмыслив, я решил, что это даже к лучшему. Велик наш Сет! Воистину, все, что ни свершается — свершается по воле Сета! Руками Джосера избавился я от змеядов…

— Что? Змеядов больше нет?

— Остались жалкие отбросы, не больше пяти тысяч. Император Джосер, нужно отдать ему должное, сумел поднять на битву со змеядами народ. Он вооружил чернь, презренных оборванцев, призвал наемников из дальних стран — и вот свободна Сти-гия от чудищ!.. Самое время мне завладеть ею, — зловеще прибавил посвященный жрец Сета. — Я то и совершу, когда разделаюсь с тобой, гордячка.

Женщина задрожала. Даже ей, решительной, изобретательной и энергичной, бы-ло страшно. Это все еще была игра — но игра заканчивалась совсем не так, как она планировала! Забытый персонаж, давно уж вычеркнутый ею из сценария, внезапно возвращается на сцену, ломает декорации, глумится над солистом, и вот уж за-навес прощальной драмы той… Проклятый Хнум-Собек! Все рассчитал и всех испо-льзовал: Джосера, Таниту, и ее, Камию… К такому человеку она поневоле должна была испытывать уважение, несмотря на всю его ничтожность, в сравнении с нею…

— Ты убьешь меня сейчас, волшебник?

— Зачем мне это? — с издевкой спросил тот. — Не для того я наводил аквило-нских червей на твоего слугу Сентеса!

— О! Ты знаешь о Сентесе, маг?

Хнум-Собек выдавил высокомерную ухмылку и сделал в воздухе Знак Змея.

— Я посвященный слуга Сета, не забудь! Сотни незримых соглядатаев есть у ме-ня. Да, я знаю о Сентесе. И о Паксимене, и о снадобьях его, что берегут твою жизнь, и об Ордене мефреситов, и обо многом другом. И даже о ребенке расы тху, что взращивает твое чрево!

— А-а-а… — простонала женщина.

— Я сделаю то, чего боишься более всего ты, Камия,— с издевкой произнес зло-вещий маг. — Ни своими руками, ни чарами я убивать тебя не стану. Пусть тварь из чрева твоего сама убьет тебя. Для этого достаточно уничтожить все снадобья, что передал с Сентесом Паксимен. Без них ты не протянешь и полдня! Игру свою закон-чить не успеешь! Ты умрешь не на вершине славы, а с позором; я сделаю так, что-бы в последние часы твоей жизни аквилонские черви обо всем догадались и разоб-лачили тебя…

— Нет… нет… Во имя Сета — нет!

— Во имя Сета — да!! — воскликнул Хнум-Собек.

Он стал шептать заклинание. В руке его, похожей на пятипалую клешню, возник ко-жаный мешочек — тот самый, со снадобьями Паксимена. Пальцы, похожие на ког-ти, стали сжиматься — нарочито медленно, чтобы продлить наслаждение хозяина…

— Ну, вот и все, конец тебе, Камия!

* * *

В

 незапно шепот мага прервался. Хнум-Собек хрипнул, вытаращил глаза. Из груди

 волшебника торчал наконечник меча. Посвященный жрец Сета наклонил голову и увидел его. Когтеподобные пальцы, уже готовые раздавить мешочек со снадобьями, разжались. Мешочек упал на пол, и пузырьки, флакончики, колбочки рассыпались возле ложа молодой женщины. Маг медленно обернулся, с торчащим в груди клин-ком, и увидел невысокого плотного мужчину с квадратным волевым лицом, густой шевелюрой белокурых волос, толстыми губами и маленькими светло-серыми глаза-ми. Вот только лицо мужчины, незаметно для мага вторгшегося в эту палату, было как у мертвеца, да волосы стояли торчком.

— Червь… — проскрипел Хнум-Собек; в голосе его было искреннее изумление. — Презренный червь, животное, отродье Проклятого Митры, — да как посмел ты — поднять меч на меня? Сейчас узришь ты огненное пламя и сонмы демонов, что вы-зову я по твою душу… Ужели ты не ведал, что сталь не властна против моих чар?

— Отведай тогда яда с острова Бакатта! — прозвучал женский голос, и послед-няя игла вонзилась в шишковидный череп колдуна.

Чары, сдерживавшие молодую женщину, ослабли, когда Хнум-Собек отвлекся на Жильбера. Она бы не была собой, если б не использовала этот шанс, который да-ровали ей боги, призвав сюда несчастного Жильбера.

Волшебник вздрогнул. Но яд, мгновенно убивающий простого смертного, не сра-зу поразил могущественного мага. Хнум-Собек еще успел обернуться к ней и замогильным голосом просипеть:

— Я буду ждать тебя в Аду, императрица, с достойной тебя свитой…

Женщина смертельно побледнела, и только ее невероятная воля, помноженная на ум, страх и целеустремленность, помогла ей сохранить сознание.

Труп мага рухнул оземь. Жильбер и Мальвина кинулись в объятия друг друга, и женщина разревелась.

— О капитан! Вы спасли мне жизнь!

Услышав ее слова, капитан отпрянул, что-то изменилось в нем. Лицо его каза-лось перекошенным. Он молниеносно выхватил из трупа мага свой клинок и напра-вил его на женщину.

— Скажите, кто вы! Что делал вместе с вами этот человек?

Она улыбнулась сквозь слезы. Эти слезы были продолжением ее игры. Да, иг-ра продолжалась — а ужас, вызванный предощущением жуткой смерти, планомерно перерос в наслаждение прирожденной артистки, искушенной авантюристки. Только такой авантюристке, какой была она, пережитое ею смертельное потрясение могло придать новые силы. Она мгновенно оправилась, ум заработал четче и быстрее, пе-ребирая варианты. Какой экспромт избрать на этот раз?

Конечно, ничего не стоит тут его прикончить, капитана. Но это вызовет проблемы. Нет, она поступит лучше и изящнее — и никаких проблем, одно лишь развлеченье!

— Что с вами, капитан, спаситель мой? Мальвина я, Мальвина, виконтесса! А человека этого не знаю. Я думаю, колдун он и хотел меня убить. Вы видели, сколь сильны чары его…

— Но вы его убили сами! Чем?

— Заговоренною стрелою, — вмиг нашлась она. — То талисман мой был. Но ес-ли бы не вы, я б не смогла к нему прибегнуть.

— Все это очень странно. Странный талисман; не слышал я о талисманах Митры, что жизнь у человека отнимают… — прошептал Жильбер. — А на каком же языке вы говорили с ним? Это не аргосский, не зингарский, вообще не хайборийский! Вы го-ворили на стигийском — со стигийским колдуном?!

Искушение заткнуть глотку не в меру дотошному агенту вновь овладело ею. Од-нако она сдержалась, и сама перешла в наступление:

— Нет, вы сперва скажите, капитан: что делали вы тут, в моей спальне, позд-ней ночью? Честный Жильбер зарделся и промолвил:

— Его Величество велел мне охранять вас.

От ее внимания не ускользнуло, что капитан ни разу не назвал ее по имени и титулу.

— Охранять? То есть следить за мной, вы это хотите сказать? Чего ж боится он? Что я подослана стигийцами? — она хмыкнула, со всем презрением, на какое была способна ее артистическая натура. — Так вот ответ вам! — она указала на труп Хнум-Собека. — Вот был стигийский резидент, коего столь долго не могли отыскать агенты короля и герцога! И я скажу вам, почему напал он на меня. Да потому, что и душой, и сердцем я предана Аргосу моему, тем ненависть злую сыскав среди змеепоклонников!

Жильбер в отчаянии покачал головой. Его разум, разум агента и воина, неиску-шенного в колдовстве, высоких науках и политических интригах, не был способен переварить столько страшных и загадочных событий за одну лишь ночь. Глядя на женщину, столь ревностно отстаивающую свою правоту, он хотел ей верить. И не верил. Она говорила правильные вещи — и все же что-то было здесь не так. Жиль-бер увидел пузырьки, флакончики и колбочки, разбросанные по полу, и протянул руку, чтобы взять один. Молодая женщина, прикрывшись одеялом, немедленно вско-чила с ложа и перехватила его руку.

— Это моя женская косметика, — быстро сказала она и принялась собирать «ко-сметику» в мешочек.

— Никогда не видел такой,—пробурчал капитан, но настаивать на своем не стал.

— Я думаю, вам лучше уйти, капитан, и доложить обо всем своему начальству. А я оденусь, с вашего позволения, и заявлю господину Борталису. Пусть слуги убе-рут из моей комнаты труп этого ужасного колдуна.

— Да, да, конечно, — рассеянно промолвил Жильбер.

На языке у него вертелся вопрос о ночной гостье, похожей на виконтессу Маль-вину, и выбравшей смерть, когда он, Жильбер, просто взял ее за руку… Однако он не задал ни этот, ни другие мучившие его вопросы. Ему было не по себе. Капитан вы-шел вон, оставив женщину наедине с трупом черного колдуна.

47. Рассвет: кошмары продолжаются.

З

 анимался рассвет. Жильбер медленно брел по улице, куда глаза глядят. В го-

 лове был полный хаос. Мальвина права, думал он. На нее напал сам резидент,

 оказавшийся могучим колдуном из Стигии. Все, что творится в Тарантии в пос-ледние дни, — его рук дело. Вернее, чар, он же колдун. Теперь понятно, кто гра-финю Эльмиру убил, такому колдуну — раз плюнуть!

Но есть вопросы без ответов. Богатая, владетельная графиня еще ладно, но за-чем такому могучему колдуну, жрецу Сета, тратить свое время на убийство аргосской виконтессы, несчастной изгнанницы? Что он в ней нашел? Понятно, если бы стиги-йский резидент задумал убить короля или герцога — но виконтессу?

Кстати, о короле. Король уверен, что стигийский резидент прибыл на «Дельфи-не». Король умен, ему виднее. Но на «Дельфине» не было и не могло быть ника-кого стигийского колдуна! А если был, да под другой личиной? Для такого колду-на, по всему видать, ничего не стоит менять внешность по своему хотению…

А кто та женщина, столь схожая с Мальвиной? А может, та и есть Мальвина, ис-тинная виконтесса? А эта, что живой осталась, — стигийская шпионка? Тогда зачем бежала та? Что было ей скрывать? И почему убилась? А может быть, ее убили, ви-контессу?

А если все наоборот? Та женщина, покойница, — подсыльная стигийцев. Возмо-жно, собирались ею подменить настоящую Мальвину, да не вышло. Тогда и приня-ла стигийка яд, чтоб тайну унести с собой на Серые Равнины. И за дело взялся сам колдун, их главный. Но, коли так, должна была лже-виконтесса идти к гостинице — она же шла оттуда.

Зачем стукнули по голове меня? Кто это сделал? Может быть, колдун? Я-то ему чем помешал? И почему не насмерть? Навряд ли для такого колдуна жить капитана Аквилонии хоть чего-то стоит.

Пустые, бессмысленные вопросы. Голова раскалывалась. Нужно доложить… Но что докладывать? Кошмарный сон? Подозрения насчет Мальвины? О, эта женщина! Как быстро она пришла в себя! У меня голова идет кругом — а она, чудом избежав-шая смерти, отвечает бойко и сразу принимается собирать свою странную косметику, как будто ничего не случилось…

Стоп! Косметика… Где же я видел эти склянки? О, Митра! У подсыла, что пойма-ли давеча! Такие же изъяли у него. Такие же — или те самые!..

Жильбер скорбно застонал. Возможно ли так страшно ошибиться? Та женщина, которую он почитал едва ли не святой, — виновна? О, нет, не может быть, прочь, злые мысли, прочь! Пусть думают Его Величество с Его Высочеством. Мне нужно лишь им рассказать всё…

Ноги привели Жильбера к Храму Тысячи Лучей. Прихожане еще не подошли. Наступали Часы Благочестивого. Должно быть, государь уже молится у алтаря Сол-нцеликого. Да услышит Митра молитвы своего Избранника!

Как странно: короля тут нет… Храм будто вымер. Что случилось? Неужто зло прошло и тут? Неужто Митра неспособен охранить свой храм от зла?

Конечно, Митра может всё! Внезапно новая идея пронзила разум капитана и ов-ладела им. Я не случайно тут, у Храма. Пресветлый сам привел меня. Не к герцо-гу, не к королю, не в Канцелярию. Сюда. Он хочет подсказать мне истину. Ведь я нуждаюсь в ней, и Солнцеликий знает это. Доверюсь же слуге его, и исповедь очи-стит мой рассудок!

С этой мыслью капитан Жильбер вошел в Храм Тысячи Лучей и отыскал покои Латеуса, верховного жреца Митры. Храмовые служки, встреченные им по пути, тре-вожно оглядывались на него — наверное, выглядел он как-то необычно, — но не ос-танавливали; в Храме капитана знали.

Латеус завтракал. Войдя к нему, Жильбер упал на колени и взмолился об испо-веди. Встревоженный первосвященник сразу понял: либо дело слишком важное, либо капитан рассудком повредился. Так или иначе, Латеус перечить ему не стал, обла-чился в белую рясу, окропил уста Жильбера святой водой, дабы очистить их для слов правды, а затем изрек:

— Я слушаю тебя, сын мой. Говори.

Капитан тут все ему поведал. Рассказ, как и ожидал Латеус, оказался путаным, верховный жрец Митры мало что понял. Он лишь укрепился во мнении, что рассу-док Жильбера смущен, по какой-то неясной покамест причине. Когда Жильбер зако-нчил и молящим взором уставился на первосвященника, Латеус посоветовал:

— Тебе нужен отдых, сын мой. Ступай, и Справедливый Митра сам подскажет тебе верный путь, коль будет в том нужда.

В этих ласковых словах верховного жреца Жильбер услышал то, что хотел услы-шать. Он благодарно припал к руке Латеуса и прошептал:

— Святой отец! Сам Митра говорит со мною вашими устами. Я так и сделаю, как вы велели.

Латеус незаметно вздохнул и проводил капитана до дверей. Воистину, час испы-таний настал для всех для нас, подумалось ему. Дай, Митра, силу, чтобы сохра-нить рассудок! Иначе ждет нас всех безумие, как этого несчастного Жильбера. Даже сам благочестивый государь который уже день не видел алтаря. И нынче утром сно-ва не приехал. Спаси нас, Митра Вседержитель, спаси и защити!

Верховный жрец не успел снять рясу, как раскрылась дверь, и в покой его всту-пила новая особа. Он ее, конечно же, узнал: в Тарантии она была невероятно попу-лярна, и среди святых отцов — в особенности.

— Виконтесса? Что угодно вам в столь ранний час?

Мальвина была одета точно так же, как и в первый раз, когда встретила она у алтаря короля Роберта, в длинное платье цвета сумеречного неба, с узкими рукава-ми, и шерстяной плащ, вышитый, по аквилонской моде, изображениями солнечного диска с расходящимися от него лучами. Она припала на одно колено и негромко молвила: — Отпустите мне грехи, святой отец.

Латеус побледнел. Ему подумалось, что, очень может быть, капитан Жильбер не столь уж и помешан…

— В чем, дочь моя, грешна ты? — дрогнувшим голосом спросил первосвященник.

Мальвина подняла на него изумительные кошачьи глаза, но не смиренные, а сме-ющиеся.

— Грешна я в том, святой отец, что всех водила за нос, кто добра желал мне, приютил и хлебом одарил. Прошу вас, отпустите этот грех. А я, пожалуй, отпущу ваши грехи.

— Мои грехи?

— Ну да. Грешны в том вы, что места своего добились подкупом, обманом и единственно лишь по протекции Вибия Латро. И еще грешны в стяжательстве, пре-любодействе и неверии. Признайтесь же, святой отец, ведь в благость Митры вы не верите нисколько! Но вы не тревожьтесь: бог мой все эти грехи прощает.

— Ваш бог?! — в ужасе переспросил маленький жрец.

Молодая женщина встала с колен и вплотную придвинулась к Латеусу.

— Мы с вами коллеги, в некотором роде, — с усмешкой молвила она. — Я, как и вы, глава очень влиятельного культа. Назвать, какого, или сами догадаетесь? Ра-зница между мной и вами только в том, что я всего и всегда добиваюсь сама, своим умом, талантом и трудом; и я не лгу себе, как вы!

* * *

Б

 аронет Октавио и виконтесса Мальвина, презрев предупреждения дворцовой стра-

 жи, ворвались в личный кабинет короля. Как заявили они Черным Драконам, го-сударь надобен им по важному и неотложному делу, связанному с событиями про-шедшей ночи.

Роберта Благочестивого застали они в компании наместника Вибия Латро, гене-рала Гнея Кавлона, командующего аквилонской армией генерала Марциана и капи-тана Жильбера.

Жильбер, с лицом неестественно бледным, но исполненным решимости, что-то горячо доказывал королю. Роберт, осунувшийся и постаревший, рассеянно теребил бородку; казалось, он слушает капитана вполуха. Герцог Латро и оба генерала выг-лядели немногим лучше короля.

— Великий государь! — с порога воскликнул баронет Октавио, припадая на одно колено. — Молю вас, не слушайте этого страшного человека!

— Капитан Жильбер на самом деле злокозненный стигийский подсыл! — подхва-тила виконтесса Мальвина. — Знайте же, получасом прежде он злодейки умертвил Латеуса, верховного жреца Митры!

— Что вы такое говорите, виконтесса? — выговорил Вибий Латро.

Мальвина обернулась к нему и, сложив руки на груди, ответила:

— Ваше Высочество! Я только что из Храма Тысячи Лучей. Желала исповедова-ться я верховному жрецу, однако же нашла его в крови. Святой отец скончался на моих руках. И перед смертью имя своего убийцы он назвал мне: это был Жильбер! Вернее, тот, кого зовут Жильбером; один лишь Митра знает, каково настоящее имя этого человека!

— Вы… ты… ты лжешь, коварная ведьма! — простонал бедняга капитан.

Октавио поднялся во весь рост, глаза его пылали гневом, он воскликнул:

— Виконтесса говорит вам правду, государь и герцог! Жильбер был в Храме нын-че на рассвете. Мне так сказали храмовые служки, видевшие его. Сказали мне они, что был Жильбер взволнован и сам на себя непохож. Яснее ясного, Жильбер убил Латеуса! Велите, государь, схватить презренного подсыла, в темницу заточить и выбить из него признание!

Генералы Кавлон и Марциан потянулись к мечам. Они ожидали только приказа короля или герцога, чтобы позвать стражу. Затравленный взгляд Жильбера прошелся по лицам присутствующих.

— Я понял… — в отчаянии прошептал он. — Это заговор! О, государь! Кто, как не вы, Избранник Митры, способны разглядеть, где истина, где ложь! Эти двое лгут вам! Латеус мертв — так вот его убийца! Мальвина! О, нет, я понял — не Мальвина! Мальвина нынче ночью умерла. Вот эта женщина, что смеет обвинять меня, — сти-гийская змея, принявшая обличие Мальвины!

Услышав такие слова, Октавио выхватил меч и бросился на Жильбера.

— Сейчас ты умрешь, негодяй!

Повинуясь быстрому приказу короля, Марциан и Кавлон схватили разгневанного баронета за руки. Роберт поднялся, встал напротив Октавио и отчеканил:

— Я не позволю, юноша, вершить свой скорый суд в моем покое! Тут дело сло-жное, я должен разобраться.

В глазах Октавио появились слезы.

— Чего тут разбираться, государь? Жильбер — подсыл стигийский, разве непоня-тно? Латеус мертв, убитый им. Кто, кроме подлого стигийца, решился бы поднять руку на святого жреца Митры, на верховного жреца?! А он, презренный негодяй, смеет винить эту святую женщину! Которая денно и нощно молится о благе своего Аргоса…

— Аргоса ли? А может, Черной Стигии?! — возопил Жильбер.

— Умолкни, капитан, — велел король. — Ты все уже сказал, и я тебя услышал.

Сын Троцеро, почуявший, как ему показалось, поддержку Роберта, воскликнул:

— Ваше Величество! Молю вас, ради Митры, велите взять его под стражу! Иначе он вонзит стилет вам в спину! О, разве мало вам свидетельств всех его вины?

Герцог Вибий, молчавший до сих пор, негромко проговорил:

— Каких свидетельств, баронет? Что видели его в священном храме? Латеуса мо-гли убить и после выхода Жильбера. Послушайте меня, Ваше Величество. Жильбера знаю я полтора десятка лет. Он человек надежный. Не верю я, что он — подсыл.

Капитан бросился на колени перед герцогом и облобызал руку его.

— Благодарю вас, господин, что вы единственный во мне не усомнились!

— Да это заговор! — вне себя от ярости и горя, вскричал Октавио.— Великий го-сударь! Неужто вы не видите? Они же в сговоре, и капитан, и герцог!.. Ты, старый и лукавый царедворец, ты вечно ненавидел нас, сынов Пуантена! О! За сколько зо-лотых денариев ты продался Мефрес?

— Да как, мальчишка, смеешь ты… — прошептал потрясенный Вибий.

Но прежде, чем кто-либо успел среагировать на столь чудовищное обвинение, капитан Жильбер сорвал с руки герцога перчатку и бросил ее под ноги Октавио.

— Я вызываю вас, сударь! Вы оскорбили герцога — так знайте, найдется у него защитник! Да, герцог уж немолод — но я убью вас за него!

На губах красавца баронета взыграла безумная улыбка.

— Отлично! Твой вызов принят, негодяй! Все обвинения, что бросил ты несчаст-ной виконтессе, твоей я смою кровью!

А виконтесса бросилась на грудь баронету и, всхлипнув, простонала:

— О, мой Октавио! Как мужественны вы, как благородны! Но, скажите, зачем вам биться с этим человеком? У нас достаточно свидетельств, чтобы за дело взялись до-знаватели. Ваше Величество, неужто вы позволите пролиться невинной крови?

Не давая королю вставить хотя бы слово, Октавио с волнением воскликнул:

— К Нергалу дознавателей! Они все заодно! За герцога и капитана, против прав-ды! Нет, только поединок! Пусть Митра сам определит, кто прав, а кто виновен! Скажите, государь, что это по закону!

Все взоры обратились к Роберту. Король оглядел присутствующих. Когда взгляды его и Мальвины скрестились, она увидела в глазах Роберта то, что вовсе не надея-лась увидеть, во всяком случае, теперь. Ей стало немного не по себе, и призрак провала вновь замаячил перед ее мысленным взором. Однако она не отвела глаза и выдержала этот самый странный взгляд короля…

— Я разрешаю вам двоим драться на поединке, — сказал король Жильберу и Октавио. — Да, это по закону. Пусть слово свое скажет Солнцеликий.

—Я верю, Митра не оставит вас,—прошептала Мальвина, обнимая своего кавалера.

Ты больше веришь в мудрость Бога, чем в свой разум, король Роберт, подумала она. Ты боишься принять на себя ответственность за тяжкие решения, ты любишь пе-рекладывать ее на других, хотя бы и на Митру? Возможно, именно это тебя и погубит…

48. Поединок обречённых.

П

 оединок баронета Октавио и капитана Жильбера собрал не меньше сотни зрите-

 лей. Здесь, в одном из внутренних двориков королевского замка, собрались

 почти все знатные особы, бывшие на тот момент в Тарантии, важные купцы и влиятельные горожане. Публики было бы еще больше, если бы Черные Драконы не ограничивали доступ.

Присутствовали, конечно, и король Роберт с герцогом Вибием, и виконтесса Ма-львина, чью честь отстаивал баронет. Благородной публике непросто было опреде-литься в своих симпатиях. С одной стороны, капитан Жильбер, главный герой по-бега на «Дельфине», был всем известен своей честностью и преданностью долгу. В жилах его текло немного «голубой крови», но он был коренной аквилонец, в от-личие от Октавио, пуантенца, незаконнорожденного сына Троцеро, и защищал Жи-льбер даже не себя, а высокого герцога, уважаемого наместника Аквилонии, чело-века безупречного во всех отношениях, от вздорных обвинений наглого пуантенца.

С другой стороны, и баронет Октавио, также герой побега из стигийского плена, красивый молодой человек, чей облик прямо-таки искрился мужеством и благород-ством, имел своих сторонников, главным образом, среди дам. Баронет защищал честь прекрасной виконтессы, от обвинений, казавшихся не менее нелепыми, чем обвинения, брошенные им в адрес королевского наместника. Аквилонские женщины завидовали Мальвине; каждая из них мечтала о таком защитнике, как Октавио.

Слуги поднесли дуэльные мечи. Вопреки традиции, король не стал призывать обидчиков уладить дело миром. Сам этот факт окончательно убедил собравшихся, что присутствуют они не на обычном поединке. Но лишь немногие догадывались, что тут решалось нечто большее, чем честь герцога и виконтессы.

Последовал сигнал, мечи скрестились. Капитан Жильбер слыл превосходным фехтовальщиком, о воинских талантах же Октавио не знали ничего. Предполага-лось, что граф Троцеро, сам известный дуэлянт, о должном обучении бастарда по-заботился заранее.

Октавио яростно атаковал. Его глаза пылали ненавистью, какой не мог похвали-ться Жильбер. Ведь баронет, в отличие от капитана, не ведал никаких сомнений, с самого начала и до самого конца он был тверд и в правоте своей уверен, как в са-мом себе. Неколебимая уверенность составляла преимущество Октавио, но она же могла обратиться его слабостью.

За короткое время, прошедшее между вызовом на поединок и самим поединком, Жильбер успел прийти в себя. Как и подобает настоящему воину, в минуту, когда решается его судьба, он собрался. Не ненависть, а чувство долга вело им. Покой-ный Латеус, мудрый старик, оказался прав: «Справедливый Митра сам подскажет тебе верный путь, коль будет в том нужда». Нужда была, и Солнцеликий открыл капитану истину. Загадки кошмарной ночи сложились в четкую картину. Жильбер не сомневался более в виновности Мальвины. Вернее, не Мальвины, нет! Мальвина умерла сегодня ночью. Коварная стигийская змея, принявшая облик несчастной Ма-львины, подослана императрицей Мефрес. Она убила колдуна, стигийского резиде-нта, когда он, Жильбер, застукал их вместе; так она спасла себя от подозрений. И Латеуса она убила тоже, чтобы обвинить и устранить капитана. И беднягу Октавио она околдовала, — а может быть, он все-таки ее сообщник?

В последнем Жильбер так и не разобрался.

Убивать Октавио он не хотел. По закону достаточно лишь обездвижить противни-ка, чтобы одержать над ним победу. Иначе говоря, достаточно ранить баронета, но так, чтобы он упал и уже не смог подняться для продолжения схватки. А затем, ко-гда это случится, король объявит волю Митры, справедливость восторжествует, Ак-вилония будет спасена…

Жильбер ловко парировал все удары Октавио. Бой длился уже несколько минут, но баронет не ведал счета времени. Он бросался на капитана, как бешеный волк. Сталь пронзительно звенела в полной тишине: никто из зрителей не шевелился и как будто даже не дышал. Любое мгновение этой удивительной схватки могло ока-заться решающим. Сам король не отрывал от дуэлянтов взгляда.

В отличие от короля, женщину, которая и спровоцировала этот поединок, более интересовали мысли и намерения Роберта. В своей богатой приключениями жизни она повидала всякие бои. Ее собственная большая игра была намного интереснее этой отдельной сценки. Во всяком случае, в глазах Высоких Богов, как надеялась она.

Октавио применил несколько хитрых приемов, которым обучил его отец. Зрите-ли охнули. Меч скользнул по правой руке капитана. И только излишнее возбужде-ние, непростительное в таких поединках, не позволило Октавио подрезать Жильберу запястье.

На руке капитана появилась кровавая отметина, но он проворно отпрянул и пе-рехватил меч в левую руку. Кровь переломила его настроение. К чувству долга до-бавилась злость. Почему, в самом деле, ему стоит щадить этого пуантенца? Дурень сам виноват, что по уши втюрился в ведьму и сделался изменником, уже неважно, вольно или невольно. На карту поставлена судьба отчизны!

К тому моменту Октавио немного подустал. Да, атаковал он с прежней яростью, но эта ярость не могла провести знатока. Движения молодого баронета утрачивали необходимую четкость. Гнев и досада распирали его. Ему не верилось, что враг все еще жив. Да, враг ранен, но, будь он проклят, и левой рукой он дерется, как пра-вой! О, помоги же мне, Справедливый Митра, мысленно взывал Октавио…

Капитан перешел в наступление. Но баронет не хотел защищаться, хотя именно в защите он мог бы отыскать спасение. Звон схлестнувшейся стали разрывал слух. Желая подбодрить себя и унизить врага, Октавио прокричал:

— Я все равно убью тебя, презренный клеветник! Гляди, вот смерть твоя, на кон-чике моего клинка!

Серией бешеных ударов ему удалось вновь отбросить Жильбера. Тот как будто не находил ничего постыдного в обороне. С торжествующей ухмылкой, прилипшей к губам, Октавио нанес свой коронный удар, «хватку леопарда» — вверх, вниз, в сто-рону — и в бок! Он уже предвкушал, как черный камзол врага окрашивается алым. Но прежде он хотел увидеть взгляд прекрасной виконтессы: ей нужно знать, что он сейчас убьет ее обидчика!

Не упуская из вида меч Жильбера, Октавио нашел Мальвину. И сразу понял, что она на него вовсе не смотрит. То есть, конечно, лицо ее обращено к нему — но там не видно страждущих очей!

Это неожиданное открытие столь поразило баронета, что коронный свой удар он нанес почти вслепую. Жильбер же точно видел, куда целить. Уйдя от «хватки лео-парда», капитан присел и кольнул баронета наискось, снизу вверх. Публика взре-вела. Октавио недоуменно моргнул — почему они все так кричат? — и лишь затем внезапно осознал, что это не Жильбер, а он, Октавио, убит… Но это же невозможно!

Глаза Октавио застыли. Молодой баронет рухнул наземь.

— Лекаря! — вскричал король.

В тот же миг он обернулся к Мальвине — но не успел поймать ее глаза. Опере-жая лекаря, виконтесса метнулась к телу своего кавалера.

—Он жив, он жив!—воскликнула она, и лекарь вскоре подтвердил слова Мальвины.

— Он жив, и это славно, — сказал изрядно переволновавшийся, но довольный исходом поединка Вибий.— Однако ж, баронет без чувств, сражаться он не может. А это значит…

— А это значит, что Митра признал правоту капитана, — кивнул Роберт. — Вы победили, капитан Жильбер.

Капитан едва сдержал свои восторги и церемонно поклонился королю. О, Митра справедлив, воистину, велик и справедлив! Аквилония спасена, и сделал это он, Жильбер!

— Я думаю, теперь все ясно, господа, — заметил герцог. — Генерал Кавлон, арестуй виконтессу Мальвину и доставь ее в Тайную Канцелярию.

Командир Черных Драконов коротко кивнул и обнажил меч.

— Постойте! — вскричала Мальвина и упала на колени перед королем. — Скажи-те, государь, имеет ли право проигравший выставить другого защитника чести своей?

За Роберта ответил Вибий, которому вопрос совсем не понравился.

— Такого права нет. Он может лишь сам выступить в свою защиту.

— Да будет так! — с невыразимой болью воскликнула виконтесса. — Я выступлю в свою защиту! Я сама! И собственной рукою верну себе доброе имя!

Публика, по наивности своей полагавшая представление завершенным, зашуме-ла. Поворот оказался более чем неожиданным! Герцог недобро усмехнулся.

— Не тяните время, виконтесса. Вы — женщина. Как можете вы драться с мужчи-ной на дуэли?

Мальвина заломила руки.

— А что мне остается? Честь моя поругана, баронет пытался, но не смог отстоять ее! Он проиграл свой бой, но я еще жива! Всеблагий Митра еще не вынес мне свой приговор. Так дайте же мне шанс! Пусть проиграю я — но уж не будет в том сомне-ний, я виновна! Уж лучше смерть принять в бою, чем в пытке!

— В Аквилонии пытки запрещены, — ласково напомнил ей Роберт, — моим ко-ролевским декретом.

Сердце женщины сжалось. И даже не от того, что король отказал ей в поддерж-ке. Король солгал, намеренно солгал: разве он не знает, как жестоко пытали Сенте-са! Зачем же он солгал? Быть может, проверяет?..

Генерал Гней Кавлон, а с ним еще три гвардейца, приблизились к ней с намере-нием выполнить приказ герцога.

— Молю, великий государь, позвольте мне сразиться с капитаном! — в отчаянии вскричала Мальвина. — Ради Митры, не лишайте меня этого последнего права!

Вибий нахмурился. Его тревожило молчание Роберта.

— У вас, виконтесса, нет такого права, — отрезал герцог. — Аквилонский дуэль-ный кодекс запрещает женщинам участие в боях. Аргосский — также запрещает, нас-колько мне известно. Ваш защитник проиграл дуэль, значит, по закону вы виновны, так примите это со смирением, как подобает женщине.

— Чего боитесь вы, Ваше Высочество? Что одолею я Жильбера? А вы чего мол-чите, капитан? Вы трусите со мной сразиться?

Оба, и Вибий, и Жильбер, побледнели и стиснули зубы. Герцог, осознав, что промедление играет на руку этой женщине, махнул рукой Кавлону.

— Не стой же, генерал! Исполняй приказ! Ни к чему нам тут еще один спектакль.

— Отставить, генерал!

Это сказал король Роберт. Вибий Латро, а вместе с ним и Гней Кавлон, и Маль-вина, и все остальные, устремили взгляды на него. Роберт выдержал паузу и заме-тил: — В трактате Лептия Фабра «Хроники Аквилонии» я прочел, что пять столетий тому назад король Грюнвальд в виде исключения разрешил девице Радомеде отсто-ять свою честь в поединке с рыцарем Филиппом, оскорбившим ее.

Наместник побледнел.

— Но, Ваше Величество! Король Грюнвальд мог сделать это, потому что он был… — внезапно Вибий осекся и побледнел еще сильнее.

— Вы хотите сказать, потому что он был Избранником Митры, — уголками губ улыбнулся Роберт. — Так вы беретесь утверждать, что я — не Избранник Митры? А как же Феникс на моей груди?

Благородное собрание заволновалось пуще прежнего. Раздались выкрики: «Да здравствует Избранник!». Публика уже предвкушала зрелище, какого Аквилония не видывала со времен легендарного короля Грюнвальда.

— Итак, — торжественно изрек Роберт, — подобно Грюнвальду, я позволяю в ви-де исключения виконтессе Мальвине сразиться в поединке с капитаном Жильбером, а также самой выбрать оружие. Вы готовы, капитан?

Жильбер, потрясенный не менее, а более, чем все остальные, судорожно кивнул. Мальвина бросилась к Роберту и облобызала его руку.

— Вы истинный Избранник, государь!

— Пусть Митра Солнцеликий сам разрешит ваш спор, — во всеуслышание заявил король, а затем нагнулся к уху женщины и прошептал ей, так чтобы никто другой не слышал: — А знаете, что не сказал я вслух? Вам будет интересно, полагаю. То, чем закончился поединок девицы Радомеды и рыцаря Филиппа. Так вот, девица проиг-рала. Филипп убил ее. Его признали правым. А Радомеду, теплую еще, скормили псам. Могли бы скормить змеям, но здесь у нас не Стигия, здесь лучше — псам! Поучительная история, не правда ли?

Он вовсе не считал себя садистом, Роберт Рэнквист. Он всего лишь хотел прове-рить реакцию этой женщины на свои слова. На самом деле, судя по «Хронике» Ле-птия Фабра, храбрая девица победила, тяжело ранив рыцаря, а Филипп, ее оболгав-ший, закончил жизнь у позорного камня; Радомеду же великий король Грюнвальд, Избранник Митры, взял в жены и сделал своей королевой…

Реакция Мальвины оказалась именно такой, какую он и ожидал. Она наклонила голову и прошептала, с подобающим для женщины смирением:

— Значит, такова была воля Митры.

49. Выбор избранника.

Д

 ля поединка женщина выбрала бретту — длинную рапиру с широкой и глубо-

 кой чашкой, особенно популярную среди зингарских дуэлянтов. Соответствен-

но, ее противнику пришлось отложить свой меч и также взять бретту.

Перед той, которая называла себя здесь виконтессой Мальвиной, стояла сложная задача. Сложность заключалась, разумеется, не в самом поединке. Приходилось ей убивать и двоих, и троих, и даже пятерых одной-единственной бреттой, и то, пожа-луй, были воины посильнее этого бедняги Жильбера. По правде говоря, ей легче было бы убить его и вовсе без оружия. Хотя бы пальцами: молниеносный удар дву-мя пальцами в глаза — и все, конец. Однако результат такого «поединка» аквилон-цы не признают. Здесь никто так не умеет убивать. Здесь «поединком» считается схватка холодным оружием.

Поэтому ее задача была в ином: как победить, не вызвав подозрений. Ведь, по канонам хайборийцев, ей, женщине, владеть искусством фехтования не полагалось. Никто, ни в Аргосе, ни в Пуантене, обучить ее не мог. Ей просто позволили при-нять смерть в бою, по странной прихоти Избранника, — так это выглядело со сторо-ны. Поэтому для нее единственный способ выжить и одержать победу — это убить Жильбера быстро, словно бы случайно…

Бедняга капитан Жильбер, надежный агент, честный воин и настоящий патриот Аквилонии, так до конца и понял, сколь жестоко подшутила над ним Судьба. Он ус-пел сделать единственный выпад длинной зингарской бреттой. А уже в следующий миг стремительная, точно молния Солнцеликого, рапира Мальвины пронзила его грудь и поразила сердце.

Над двориком повисла тишина. На глазах у всех свершилось чудо — но доброе ли это было чудо?

Мальвина поклонилась благородному собранию и произнесла, среди общего безмолвия: — Вы видели, великий государь, и вы, высокий герцог, и вы все, ноби-ли и горожане, — рукой моею Митра управлял. Не я, смертная женщина, а он, По-датель Жизни, сразил коварного клеветника!

Король Роберт, единственный из всех присутствующих, кто ожидал такого ис-хода поединка, поднял руку и торжественно изрек:

— Виконтесса Мальвина, вы доказали правоту своих слов. С вас снимаются все обвинения, все подозрения…

— Но, государь! — отчаянно зашептал на ухо ему герцог Вибий. — Это же чистое безумие! Жильбер был невиновен, вы знаете это не хуже меня!

Роберт кивнул ему и продолжил свою речь:

— …Как справедливо напомнил мне Его Высочество, и капитан Жильбер, сражен-ный тут на поединке, виновен не был. Он был околдован! И Митра, выбравший ви-контессу проводницей своей божественной воли, призвал доблестного капитана к себе, дабы очистить его душу от нечестивых чар…

Публика, презрев все условности этикета, прервала речь короля аплодисмента-ми. И даже победительница глядела на него с восхищением, не напускным, а иск-ренним. Роберт стремительно рос в ее глазах. О нет, он был не червь. Он — Че-ловек!    Почти такой же, как она.

Так думала она, пока не прозвучали следующие слова государя:

— …И я сегодня поступлю, как поступил мой великий предшественник король Грюнвальд, Избранник Митры, когда девица Радомеда сразила в поединке своего противника Филиппа. Вам, виконтесса, я предлагаю руку и сердце. Прошу вас, ста-ньте моей королевой и разделите со мной аквилонский трон!

* * *

Е

 й трудно было в это поверить. Ее — ее! — застали врасплох. Нашелся Человек,

 который ее переиграл. Блестящий сценарий покорения Аквилонии летел к Не-ргалу в задницу, как выразился бы любой необразованный пират. Она старалась, как могла, терпела боль, сносила горести и унижения, развлекая Высоких Богов, — а этот человек вдруг сам прилюдно предлагает ей то, что она стремилась добиться своей гениальной игрой, чем собиралась триумфально завершить свой жизненный путь! О, Высокие Боги, как, должно быть, восхищаетесь вы его игрой!

Его игрой, а не моей!

Вокруг ревела потрясенная толпа. Все это напоминало счастливый конец доброй сказки. Сначала козни врагов и злые чары, потом непонимание друзей, фатальное ранение защитника, последний поединок, смерть героя, околдованного чарами, выб-равшего неправильную сторону, — но торжество добра и света под конец! Прекрас-ная принцесса (виконтесса) сражает зло по воле благого бога, паутина чар рвется, и король-красавец, Избранник Солнечного Бога, предлагает ей венец и трон…

Вот только не любила никогда добрые сказки прекрасная принцесса Камия — она предпочитала жизнь: во всей ее жестокости, во всем ее коварстве и во всем цинизме.

Обратившись мыслью к Высоким Богам, она подумала: жива я. А это значит, я еще не проиграла!

* * *

- …Н

 у что же вы молчите, виконтесса? — вопрошал истинный победитель этого

 акта. — Я предложил вам стать моею королевой. Скажите, вы согласны?

Она употребила всю свою недюжинную волю, чтобы взять себя в руки. Отказы-вать нельзя. Никто здесь этого не поймет. Как можно отвергать счастливый конец сказки? Ее тогда растопчут — печальный и позорный финал прощальной драмы! И тянуть нельзя. Вот все вы тут собрались, недоумки, и ждете, что скажу я. Пока я не отвечу, вы отсюда не уйдете. Ну как же, сказка ведь не кончилась, пока я не сказа-ла: да!!

А соглашусь я — и что будет? Подумаете вы: вот он, счастливый конец сказки! Но для меня этот конец станет позорным. Он будет означать, что я сдалась, меня переиграли. Нет, что угодно, только не это! Я не сдавалась никогда, ни перед кем. Не сдамся и теперь, сумею найти выход.

И все увидели, что виконтесса Мальвина побледнела вдруг, упала без сознания. Король Роберт побледнел тоже. К ней бросились лекари. Ее подняли и понесли во дворец.       «Пусть лучше думают, что я не выдержала свалившегося на меня счастья», — вот была последняя мысль ее перед тем, как она лишилась чувств.

* * *

О

 на пришла в себя в большой палате. Вокруг были чужие лица. Лекари, нобили,

 гвардейцы… Как ты умен, король Роберт, уже не с наслаждением, а с каким-то другим, неопознанным пока чувством, подумала она.

Она увидела лицо короля — бледное, осунувшееся, постаревшее, серьезное, пе-чальное, увидела глаза его — усталые, пытливые, смятенные и чуть веселые… Ро-берт всплеснул руками и воскликнул:

— Ну наконец-то, дорогая! Мы за тебя все волновались!

Придворные, лекари, даже гвардейцы заулыбались и хором подтвердили слова короля. Они все меня любят, вдруг поняла она. Он их заставил полюбить меня. Они уж думают, что я — их будущая королева…

И в душе ее, гениальной и непостижимой, возродилась злость — то чувство, ко-торого она, вообще говоря, не знала, избегала, ибо еще в детстве научилась подме-нить человеческую злость нечеловеческим цинизмом. Но теперь, глядя на эти улы-бающиеся лица, лица хайборийских варваров, она вспомнила, что такое злость. Я заставлю вас, заставлю вас всех, пожалеть об этих своих тупых улыбках. Мне не нужна ваша любовь! Муж и отец — вот те единственные, кому любить себя я позво-ляю. Все остальные — фишки для моей игры. Мои фигуры! Фигуры не решают ни-чего. Не властны выбирать за игрока. Он их передвигает по доске, а не они его.

Однако эти чувства, эти мысли никак не отразились на ее лице. Она мягко улы-бнулась в ответ на их улыбки и негромко проговорила:

— Как здесь шумно… И голова болит нещадно. Прошу вас, государь…

— Конечно, моя королева, — кивнул Роберт. — Все они уйдут. Скажи им только, что согласна.

— Молю вас, государь. Не требуйте ответа. Я устала. Хочу ответить с ясной го-ловой, с балкона, чтобы все нас услыхали!

На это нечего было возразить. Во всяком случае, публично. Присутствующие ис-толковали слова Мальвины как согласие и разразились новыми всплесками радости. Взмахом руки Роберт велел им удалиться из палаты. А сам остался с ней. Наедине.

Их глаза снова встретились.

— Зачем вы тянете? — спросил он ее, вернувшись к обращению на «вы».

И теперь в голосе его звучало страдание. Да, он играл — но и страдал, играя.

Она не ответила, а лишь смотрела в его глаза. Взгляд ее был настолько необы-чен, что Роберту показалось даже, будто эта удивительная женщина гипнотизирует его. Кто знает, вдруг она и на это способна…

— Вы это бросьте, — строго сказал он ей. — Ну, отвечайте! Вы понимаете, я не шутил. Я знаю, кто вы. Да, представьте себе, знаю! Догадался. Хотя играли вы блестяще, выше всех похвал. Вы расставили столько ложных ловушек, что меня по-чти запутали. Я очень долго не мог понять, как вы можете так рьяно требовать воен-ной интервенции в Аргос. Ваши силы в Аргосе малы и слабы, аквилонская армия без труда освободит его. Это меня особенно смущало. Нельзя так блефовать, думал я. Но потом я понял, что нет блефа. Или почти нет. Чтобы войти в Аргос, моим войскам пришлось бы пройти Пуантен — а Пуантен восстал. Пуантенцы подумали бы, что мы идем войной на них, а не освобождать Аргос. Они бы нас не пропусти-ли без войны, тяжелой и кровопролитной… И остальное — Эльмира, эти ваши слухи, мэтр Антонио, курьер, наконец, тот странный жрец, которого вы выдали за резиден-та Стигии, и потом Латеус, и Октавио, и Жильбер… Ни одного прокола! Это впечат-ляло. И тут я понял кое-что еще. Для вас людские жизни ничего не значат. Вы го-товы играть ими столь же легко, сколь и собственной жизнью. В вас нет внутреннего страха и смятения, которые обычно толкают людей на ошибки. Вы хороши… Вы не-реально хороши, вы бесподобны, Ваше Величество! Мне надо бы вас ненавидеть, но я вами восхищаюсь.

— А я — вами, — ответила она, — хотя не думала, что это возможно.

— Так будем вместе! — воскликнул он.

— Я не могу, — едва слышно прошептала она.

— Но почему? Вы этого хотели! Трон Аквилонии пред вами! Берите же его! Он — ваш!

— И править вместе с вами?

Роберт улыбнулся, как улыбается один умный человек другому умному человеку.

— Пускай делами заправляет наместник Вибий Латро, у него это отлично полу-чается. Нам нужен трон. Нам нужен символ нашего триумфа.

Ты плохо меня знаешь, король Роберт, — с облегчением и сожалением подумала она. Вернее, ты совсем меня не знаешь. Я тебя переоценила. Ты разгадал меня, но не сумел понять. Не столь мне важен сам триумф и символ этого триумфа, как путь к нему! В игре — вся моя жизнь, и я умру, играя. Ты же, король Роберт, играешь по необходимости, не по зову сердца. И в этом мы с тобой различны.

Она презрительно осклабилась и проговорила:

— Пойми такую вещь, великий государь: я не привыкла  брать, когда дают мне. Я забираю, что хочу, когда сама хочу.

Роберт отпрянул от ее ложа. Он не ждал этих слов и этого презрительного тона. Она же сладко потянулась, словно кошка, насмехаясь над ним. Лицо его перекоси-лось гневом и обидой. Из-за пазухи он выхватил удлиненную серебристую трубку, изогнутую на одном конце. Палец короля лег на какой-то рычаг под закругленьем трубки. Сверкая гневными глазами, он произнес:

— Ты знаешь, что это такое? Это бластер. Смотри!

Он направил трубку в сторону и нажал на рычаг. Мгновенно явился тончайший малиновый луч. В дальнем конце палаты вдребезги разлетелась большая ваза.

Женщина проследила путь луча взглядом и невозмутимо кивнула:

— Твое оружие сильнее твоего рассудка, король Роберт.

Он навел на нее дуло бластера и процедил:

— Мне достаточно только нажать.

Она рассмеялась. Как же могла она его столь переоценить! Великий ум — и сла-бая, смятенная душа!

— Вот как? Ты меня лежачую убьешь, благочестивый государь? А что на это ска-жут твои люди? Выбрал себе королеву, не успел жениться, как уже убил?

— Это уж мое дело.

Она вдруг поняла, что он готов выстрелить.

— Постой! Неужели тебе не интересно посмотреть, чем все это закончится? При-знайся — интересно! Не верю я, что ты настолько слаб, чтобы просто пристрелить меня, как куропатку?

— Как змею!

Она обольстительно улыбнулась.

— Змею не пристреливают, светлый государь, а ловят. А яд пойманной змеи используют во благо людям. Ну, ты убьешь меня, и что с того? Почувствуешь себя победителем? Или не почувствуешь?..

— Стража!! — не своим голосом взревел Роберт.

Тотчас растворились все двери, и на пороге появились Черные Драконы с арба-летами, взведенными для стрельбы. Это означало, что Роберт ждал того, что здесь в действительности случилось. Вслед за гвардейцами вошли герцог Латро и генерал Кавлон.

Король Роберт недобро усмехнулся, мотнул бластером в сторону лежащей жен-щины и громко произнес:

— Господа! Хочу представить вам Ее Святейшее Величество Мефрес Вторую и Великую, главу всемирного культа Сета, императрицу Стигии и присоединенных территорий, которая только что отказалась стать моей женой.

У Вибия отвалилась челюсть. Старый герцог с отвалившейся челюстью выглядел так глупо, что Мефрес не смогла сдержать смех. Красивая немая сцена, подумала она. Сцена, которую они с Робертом сыграли вместе.

Вот только Роберт чуть переиграл; поймет он это позже.

50. Кровавые руны на стене.

О

 на позволила стянуть себе руки за спиной крепким кожаным ремнем. Пятеро

 лучших гвардейских офицеров — на рядовых Черных Драконов король в таком

 деле положиться не мог — взяли ее под руки. Роберт велел отвести пленницу в Железную Башню и крепко запереть; он сам еще не знал, как с ней поступит.

Проходя мимо Вибия, смотревшего на нее, как маленький ребенок смотрит на ночное привидение, она лукаво наклонила голову и шепнула:

— Это всего лишь шутка, Ваше Высочество. Король так шутит. Он готовит вам сюрприз к нашей свадьбе. Подыграйте нам. Я, Мальвина, такая же стигийская им-ператрица, как вы — Всеблагий Митра…

Роберт, услышавший ее слова, содрогнулся. Ему подумалось, что надо было от-править с ней всех Черных Драконов. Однако и без того процессия могучих акви-лонских воинов, конвоирующих очень красивую, среднего роста женщину, выглядела странно, если не сказать, потешно. Король проводил взглядом Мефрес и ее конвои-ров, затем отправил остальных Драконов и остался с Вибием наедине.

— Должен сказать вам, государь, вы пошутили неудачно, — покачал головой герцог.

— Нисколько не шутил,— заметил ему Роберт. — Это и есть Мефрес, собственной персоной. Императрица Мефрес сама явилась в Тарантию под личиной виконтессы Мальвины, чтобы покорить нашу страну. И у нее почти получилось.

— Но это безумие! — затрясся Вибий.

— Вот-вот, ее расчет был как раз на это! Что никто не поверит, будто прослав-ленная императрица змеепоклонников способна оставить подданных и в одиночку заявиться в цитадель своих врагов. Помните, герцог, когда убили графиню Эльми-ру, я говорил вам, что против нас действует особо изощренный ум. Мне нужно было догадаться сразу, кому принадлежит он, этот ум! Но догадался только этой ночью, а утвердился окончательно лишь после поединка.

Старый наместник застонал и ничего не ответил.

— Я не знаю, что с ней делать, — вздохнул король. — Убить? Слишком баналь-но. Нам это ничего не даст. С другой стороны, императрица Мефрес у нас в плену. Я могу потребовать от императора Джосера вернуть свободу Аргосу и другим поко-ренным землям… Да, нужно поразмыслить. Мне потребуется ваша помощь, герцог. Ну, что вы скажете?

Вибий Латро как-то странно посмотрел на него.

— Вашему Величеству нужно отдохнуть. У нас будет время заняться делами.

— Проклятье, герцог! Вы, что, так ничего не поняли?

— Я понял то, что государь велел арестовать Мальвину, — терпеливо промолвил старик, — то есть, саму Мефрес. Раз так, опасность миновала, полагаю. Прошу вас, отдохните, государь! Я пришлю вам лекаря и девушку для развлечений.

Роберт побагровел.

— Вы сейчас ведете себя как совершенный идиот! Разуйте глаза, посмотрите в лицо правде!

Герцог испуганно попятился — в руке короля все еще играл бластер. И если прежде Вибий точно знал, что Роберт никогда не выстрелит в него, то теперь в этом не было никакой уверенности.

— Лекаря! Девушку для развлечений! Вам самому нужен лекарь, герцог!

— Да-да-да, — поспешно закивал тот. — Мне нужен лекарь, и то верно, госу-дарь. Позвольте удалиться, чтобы призвать его.

— Идите вон, болван… Вот только вряд ли лекарь вправит вам мозги!

Но не успел Вибий сделать и шагу, как его король издал внезапный вопль:

— О, дьявол! Кляп! Я должен был воткнуть ей кляп!

Наместник обомлел; то, что раньше было подозрением, неумолимо перерастало в уверенность.

Роберт подбежал к нему и разъяснил:

— Вы понимаете, я обыскал ее, когда она лежала без сознания…

— И что же вы нашли? Оружие? — пролепетал герцог.

— Нет, ничего я не нашел! Она слишком умна, чтобы носить оружие под платьем виконтессы. Не в этом дело! Ее оружие — она сама, ее слова, ее умения…

Вибий еще не успел подумать, чем могут помочь слова женщине со связанными руками, которую конвоируют пятеро лучших, самых надежных стражей королевского дворца, как король с бластером в руке бросился вон из палаты. В дверях Роберт сто-лкнулся с генералом Кавлоном. На командире Черных Драконов не было лица. Еще прежде, чем генерал раскрыл рот, король все понял сам. Новый вопль потряс дво-рец. Роберт, потерявший контроль над собой, в отчаянии принялся лупить кулаками по стене.

— Что там случилось, Гней? — дрожащим голосом вопросил Вибий.

Генерал понурил голову.

—Похоже, что всему виною чары, господин. Мои люди найдены мертвыми. Пять человек… Какой-то демон выткнул им глаза, всем пятерым. И забрал женщину…

— Храни нас, Митра! — прошептал наместник.

— Нужны вы очень Митре, идиоты! — воскликнул Роберт. — Вы до сих пор не поняли? Слепцы! Вот эта женщина и есть тот самый демон, выткнувший всем вам глаза! О, горе той державе, где ум, изобретательность и ловкость полагают колдов-ством! Но погоди, Мефрес! Я сам с тобой сыграю!.. Веди меня на место престу-пления, Кавлон!

На «месте преступления», в узком подземном коридоре, соединяющем дворец и подвалы Железной Башни, король обнаружил пять трупов, как и было сказано Кав-лоном. Даже беглый осмотр показал ему ясную картину происшествия. Конвоиры сами освободили руки пленницы. Один лишь Митра знает, какими словами умолила она твердокаменных Черных Драконов нарушить приказ государя. Затем свое сыгра-ли все умения высококлассного убийцы. Стражникам не помогли ни мечи, ни але-барды, ни вся их физическая сила. Они просто не успели ничем этим воспользова-ться. Мефрес убила пятерых за несколько мгновений, пока те хлопали глазами…

— Нет, это я убил вас, я! — воскликнул Роберт и заплакал.

Вибий Латро и Гней Кавлон за его спиной тревожно переглянулись.

Далее взгляд короля сместился вбок, к стене коридора, и он увидел надпись, сделанную кровью. Всего шесть слов по-аквилонски:

«ГРЮНВАЛЬД. МЕТКА. КРАСКИ. ФЕНИКС. ЛЖЕ-ИЗБРАННИК. СМЕРТЬ.»

В отличие от Вибия и Гнея, которым эти слова показались совершенной бессмы-слицей, Роберт точно знал, что означают они — именно в таком наборе, в той по-следовательности, в какой были начертаны. Но, кроме Роберта, никто не мог узнать о том — ни покойный Фрэнк Спири, татуировщик, ни мэтр Антонио, покойный тоже, ни бортовой компьютер, где хранится файл с рисунком Огненного Феникса, скани-рованным из трактата Лептия Фабра. Каждый, кроме самого Роберта, знал лишь малую часть всей правды. Никто не мог сказать ее, всю правду. Но эти страшные шесть слов получше всяких доказательств сообщали, что Мефрес уже знает ее, всю правду, знает сокровенную тайну короля Роберта Благочестивого, роковой скелет в его шкафу. Она — догадалась!

Эти шесть слов добили короля. Роберт привалился к стене, заслоняя кровавые руны, и с улыбкой приговоренного заметил Гнею Кавлону:

— Ты говорил о демоне, генерал? Ты прав. Это не женщина — сам дьявол во плоти! А что, если в нее вселился Сет? Как жаль, что мне не помогает Митра! А я надеялся, что Он меня простит. Злопамятный наш Митра бог, и никакой не благий!

— Государь, как можно богохульствовать Избраннику! — в ужасе воскликнул генерал.

Роберт нервно рассмеялся.

— Избраннику? Как видно, в глазах Митры я — не Его Избранник. А может быть, она — Его Избранник? Может быть, руками этой женщины Пресветлый решил изба-вить Аквилонию от всех, таких, как я? Как вы? Избавить мир от скверны! Как ты считаешь, генерал? А вы что думаете, герцог? Угодны ли вы Митре? Сомневаюсь!

Оттолкнув генерала, наместника и стражников, король нетвердой походкой поб-рел прочь, продолжая выбрасывать в воздух слова… Вибий Латро горестно вздохнул, подозвал к себе Гнея Кавлона и доверительно промолвил:

— Король наш явно не в себе. Я понял это нынче днем, когда он заставил бедно-го Жильбера драться этой с женщиной. Теперь же я уверен. Только безумный мог вообразить хозяйку Черной Стигии на месте нашей Мальвины и, в то же время, пре-длагать ей руку, сердце и трон! Только безумный мог сказать все то, что мы сегодня услыхали от него… Ты прав, мой добрый Гней, всему виною чары. Король наш око-лдован — или сам колдун, но слабый, побежденный.

— Как может быть такое? Он — Избранник!

— Взгляни на эту надпись, Гней. Ты видишь? «Лже-Избранник»!

— О, Митра! Феникс на его груди? Все видели!

— И Феникс может быть подделкой. Еще взгляни. Написано тут: «Смерть». Я вспоминаю странный случай. Его поведал мне покойный жрец Латеус. На исповеди государь сознался, что умрет вскоре… Ты знаешь, Гней, тебе я как отец. Так знай: король наш вовсе не благочестивый! Кровь многих на его руках. Такой разбойник, вор и проходимец мог и подделать Метку… Видно, Митра не простил его. Король сам в этом нам сознался, как ты слышал.

— Мне очень жаль, Ваше Высочество… Что теперь делать? Вибий Латро глубоко вздохнул.

— Выждем еще немного. Поглядим, как повернется дело. Народ наш любит ко-роля. Никто уже не помнит, что он — пришелец и разбойник. Мы выждем, Гней. Мо-литься будем, чтобы разум к королю вернулся. А если нет…— герцог бросил вырази-тельный взгляд на Черных Драконов, которые убирали тела своих павших товарищей.

— Я понял, господин, — прошептал Гней Кавлон, — и буду начеку.

— Мы обязаны спасти Аквилонию, — заключил Вибий. — Это наш долг перед нею. С королем или без короля, но мы ее спасем!

51. Демон во плоти.

Р

 оберт Рэнквист набрал код и отворил дверцу «Черного коршуна». Волна уверен-

 ности и силы, которую несла ему эта могучая машина, приятно разлилась по

 телу. Давно он не чувствовал такого возбуждения борьбы! Роберт запрыгнул в вертолет.

Погоди, Мефрес, ты только погоди, — стучало в голове. Я сам с тобой сыг-раю. Сыграю по своим правилам. Может быть, не столь красиво, как ты со мной играешь, — но более действенно! Сейчас я подниму в воздух этого бездушного анге-ла смерти, возьму курс на Мессантию, и через несколько часов от твоего черного воинства не останется и следа! Боеприпаса на борту немного, однако же мне хватит. Тебя я не поймал, но твоим людям это не поможет. Лишь бы проклятый док, если он жив еще, не подорвал Стержень, пока я с ними не покончу!..

Рэнквист в последний раз вызвал Фонтанелли. Молчание на том конце. Док по-прежнему не откликался. Один лишь Митра знает, какая напасть со стариком прик-лючилась. Обещал связаться через час — прошел уж месяц! Бедный док… Ладно, шут с тобою, док, месяц ничего не случалось — и теперь, дай Митра, ничего не случит-ся. Может, хоть какая польза будет от тебя, Пресветлый Митра… Нужно было раньше плюнуть на этого проклятого дока со всеми его глупостями, самому поднять «Чер-ный коршун» и разбомбить флотилию Мефрес у берегов Аргоса, — с досадой на се-бя подумал Рэнквист. Но лучше поздно, чем никогда!

Он спрятал видеофон в потайной карман и нажал кнопку старта. Кнопка зажглась красным, замигала, и бесстрастный металлический голос сообщил:

— Отказ несущих винтов. Взлет невозможен.

Машине пришлось повторить пять раз, прежде чем до сознания пилота дошел смысл сказанного. Рэнквист почувствовал себя обманутым — но так никто и никогда в жизни его не обманывал. Кто подшутил над ним? Люди? Боги? Судьба?

Он заработал по клавишам бортового компьютера, надеясь устранить неисправ-ность в режиме отладки. Вся электроника работала прекрасно. Спустя некоторое вре-мя Рэнквист снова нажал старт. Компьютер сообщил:

— Повреждение несущих винтов. Взлет невозможен.

В бесстрастном голосе машины Рэнквисту почудилась насмешка. Не сдержавшись, он изо всей силы ударил сжатым кулаком по клавиатуре. Экран мигнул и погас.

 — Позже разберусь с тобой, предатель,—прошептал англичанин и вылез из кабины.

Внешний осмотр винтов сразу показал ему причину. По лицу Рэнквиста прошла гримаса отвращения. Ось несущих винтов покрывала пузырчатая маслянистая кашица зеленоватого цвета. Гадость словно стекла с экрана фильма ужасов конца 80-тых, невольно подумалось англичанину. Рэнквист коснулся вещества дулом бластера. Ка-шица хлюпнула и любовно расползлась вокруг отверстия. Рэнквист потянул бластер обратно. Зеленоватое вещество напряглось, но не отпустило бластер. Холодея от ужаса, он рванул оружие на себя — с тем же результатом. Англичанин нажал на спу-сковой крючок. Внутри метнулся луч, и бластер разорвало: в последний миг перед этим Рэнквист успел разжать кулак и выпустить оружие.

— Будь ты проклята, стигийка, атлайка, или кто ты там. Ты позаботилась, чтобы я не смог взлететь.

Рэнквист достал из кабины другой бластер, а затем захлопнул дверцу вертолета. Бросив прощальный взгляд на обескрыленную птицу, он побрел обратно в королев-ские покои.

Своя игра не состоялась. Интересно, подумал Роберт, остальные вертолеты она тоже вывела из строя? Почему-то у него не было ни малейшего желания плыть на базу, на остров Норд, что лежит против Тарантии, на реке Хорот, и проверять это. В душе было пусто и мутно.

Подступала ночь. Роберт шел по галереям огромного дворца, и Черные Драконы отдавали ему честь. Некоторые косились на серебристую трубку бластера, которую король сжимал в руке. Что-то нынче их слишком много, — мелькнула подозритель-ная мысль. И правильно, что много, — хотя навряд ли даже сотня этих бравых пар-ней удержат одного демона в юбке.

Как только увижу ее — убью, решил он для себя. Хватит, наигрались.

Король прошел в свою опочивальню. Не раздеваясь, бросился в постель и сразу ощутил, сколь же устал за все эти дни. Нет, не за дни — недели, месяцы! И вдруг почувствовал, признался самому себе, как ненавидитэту страшненькую хайборий-скую сказку. Да, он хотел этим людям добра. Только добра, ничего больше! А они добра не понимают и принимать не желают.

В дверь опочивальни постучали. Роберт сразу вскочил и наставил в ту сторону бластер.

— Войдите!                 Вошел Черный Дракон, стражник. Увидев «колдовское оружие» в руке короля, он отпрянул.

— Ну, чего тебе, Гуго?

— Его Высочество прислал Вашему Величеству девушку для развлечений.

— Девушку? Для развлечений?! Пусть заберет ее себе!

Стражник попятился, норовя поскорее скрыться за дверью. У Роберта мелькнула догадка, и он недобро ухмыльнулся.

— Нет, постой, Гуго, — сказал он стражнику. — Давай-ка ко мне эту девицу. Пожалуй, я в самом деле развлекусь с ней.

Девушкой для развлечений оказалась прелестная Зульфия, наложница из Турана. Как-то раз — давно уж это было — благочестивый государь прибег к ее услугам и остался удовлетворен. Проницательный герцог, заметив это, берег туранку для осо-бого случая. Впрочем, иных-то и не было: к удивлению придворных, король, кра-савец в полном расцвете сил, проявлял странное воздержание в плотской любви. Хотя никакие каноны Митры этого Избраннику не воспрещали.

Наложница была в широком плаще до пола. Роберт знал, что под плащом ни-чего нет. Лицо едва проглядывало сквозь вуаль — никому, кроме евнухов, служанок и самого господина, королевских наложниц видеть не полагалось. Роберт положил палец на спуск и нацелил бластер на грудь девушки.

— Я знал, что ты сама придешь, тебе хватит наглости, — с улыбкой сказал он. — Ты за этим явилась, не так ли?

В левой руке короля появился темный пузырек, который он днем забрал у Маль-вины, пока та лежала без сознания.

Девушка замерла и как будто перестала дышать. Роберт усмехнулся.

— Подними-как вуаль, моя умничка!

Наложница что-то жалобно прощебетала. Ну конечно, подумал Роберт, ты и по-турански разговариваешь. Ты же у нас полиглот, святейшая императрица! Великий человек велик во всем, не так ли? Но меня тебе не провести!

Король взмахнул бластером, показывая, что нужно сделать. Наложница закивала и откинула не только вуаль, но и плащ. Под вуалью оказалось лицо Зульфии. На тело он не смотрел. Лицо Роберту не понравилось. Какое-то оно было странное, слишком бледное, это лицо. Впрочем, ничего странного, если учесть, кто прятался под ним.

— Значит, ты и Зульфию убила… Но больше ты никого не убьешь. Это тебе за Аквилонию, — с наслаждением вымолвил он, нажимая на курок.

Из узкого дула вырвался малиновый луч и вонзился в грудь девушки. Та вскрик-нула и упала.

— А это тебе за моих подданных, — сказал король и пустил второй луч. — А вот за аргосцев! И за зингарцев. И за остальных. И за Латеуса. И за Антонио. И за Жи-льбера. И за Октавио. Получай, змея!.. — говорил он, сопровождая каждую фразу выстрелом из бластера.

Держа бластер в вытянутой руке, Рэнквист кошачьими шажками подобрался к телу и с удовольствием сделал «контрольный» выстрел в лоб.

— Ну, вот и все, Мефрес, конец твоей игре! — он рассмеялся.

Смех короля вдруг оборвался. Что-то хлопнуло у его уха. Едкий запах проник в нос. Роберт судорожно вдохнул. Опытный разведчик, он знал, что делать этого не-льзя ни в коем случае, — но вдохнул прежде, чем сообразил. Голова мгновенно ста-ла тяжелой, закружилась, комната поплыла перед глазами… Собрав в кулак всю свою волю, Рэнквист обернулся и выстрелил.

Глаза и рассудок подвели его. Малиновый луч даже не задел темную фигуру, что появилась из оконного проема. Фигура гибко просочилась в сторону.

— А-а-а… — простонал король, заваливаясь на пол.

Так он и упал, не сумев сделать больше ни выстрела. Темная фигура неслышно подкралась к нему и освободила руку от бластера. Волна липкого ужаса прошла по телу Роберта. Он не смог пошевелить пальцами, но сознание не потерял, и как буд-то голова даже немного прояснилась.

Фигура нависла над ним и театральным движением освободила лицо от черной маски. Роберт издал горестный стон. Мефрес беззвучно рассмеялась.

— Что скажет добрый герцог, когда узнает, что ты убил свою наложницу, король?

— Ты — сам дьявол во плоти… — прошептал Роберт.

— В твоих устах, надеюсь, это комплимент?

Король пытался закричать, позвать на помощь — Черные Драконы тут, за дверью, в каких-то десяти шагах! — однако голосовые связки отказывались служить ему в полную силу. Он только хрипел, и хрипа этого было недостаточно, чтобы стражни-ки его услышали.

— Не напрягайся, — посоветовала ему Мефрес. — Ты парализован. Придешь в себя под утро. А где ты придешь в себя, я думаю, твои неблагодарные подданные решат за тебя!

Роберт в отчаянии закрыл глаза. Это конец, подумал он. Быть королем — и все профукать!

— А знаешь, зачем я пришла? Чтобы спасти тебя.

— Спасти?

— Ты отравлен. Не отрицай, я знаю. Тот, кто нарисовал Метку Избранника на твоей груди, отравил краски.

— Да… Воистину, ты — дьявол!

— И сколько тебе осталось?

— Не знаю… Может, день. А может быть, и около двух лет.

Мефрес кивнула.

— Я могу тебя спасти. Вот этот флакончик, который ты украл у меня, содержит сок витари, что означает «Вода Жизни» в переводе с атлайского. Испей его, и «Вода Жизни» одолеет яд!

— Зачем мне это? Проигравший должен умереть. Такова кара за мои грехи.

Она покачала головой.

— Ты нравишься мне, Роберт. И я хочу тебя спасти. Таких людей, как ты, нем-ного в нашем мире, ими нужно дорожить. Испей сока витари.

— Нет. Я тебе не верю.

— К чему мне лгать?

— Ты хочешь погубить меня.

— Какая чушь! Ты сам в это не веришь. Открой же рот и выпей. Подумай, Ро-берт! Что может быть прекрасней жизни? Никогда не стоит торопиться лезть в петлю. Судьба таких не любит.

Зачарованный этими словами и обволакивающим тоном женщины, он затворил глаза в знак согласия и открыл рот. Мефрес аккуратно откупорила флакончик и вы-лила его содержимое в рот короля. Жидкость оказалась едкой, как уксус. И это — «Вода Жизни»? — успел подумать Роберт. А затем услышал слова Мефрес:

— Ну, вот и славно. Да, совсем забыла сказать. «Вода Жизни» не только удалит из твоего организма смертоносный яд. Она растворит твою поддельную «Метку Изб-ранника». Как, должно быть, изумятся твои подданные, когда увидят, что ее на тебе больше нет!

— Прошу тебя, убей меня! — взмолился Роберт.

— Нет, ты мне еще нужен… Скажи, а зачем ты предлагал мне руку и трон? Неу-жели и впрямь хотел жениться? Ты знал уже, что я — Мефрес.

— Я думал, что, женившись на тебе, избавлю Аквилонию от бедствий. Ведь ты получишь, что хотела…

— Какое самопожертвование! — презрительно хмыкнула императрица. — Знаешь, в чем твоя беда, благочестивый король Роберт? Я тебе на пальцах объясню. Ты так и смог выбрать, чего больше хочешь: поиграть со мной или спасти от меня свою ненаглядную Аквилонию. А нужно было выбрать что-то одно. Если играешь — так играй, как я играю, и забудь, что значат честь, добро и совесть. В игре нет ничего выше твоих же собственных желаний, твоей цели и твоей победы! Вот и все прави-ла игры. А если ты хотел спасти свою страну, так нечего было со мною играть. Всего-то нужно было пристрелить меня, как только понял, кто я. Итог закономерен: и игру проиграл, и Аквилонию не спас. Да, и с чего ты вдруг решил, что можешь быть ее королем? Что можешь править хайборийцами, судить их и решать за них? Ты здесь чужой! Это не твой мир. Это мой мир, Роберт. Я его знаю и люблю, я его обожаю! А ты не знаешь — и решил, что любишь? Так я буду защищать его от тебя, от таких, как ты!

Роберт простонал: — Умолкни!.. Сил моих нет тебя больше слушать!

Мефрес пожала плечами.

— Где у тебя королевская печать?

— Что?

— Я спрашиваю, где твоя королевская печать.

— Зачем тебе она? Какую еще пакость ты задумала?

— А ты не догадываешься? Среди моих слуг есть один замечательный человек, писец Гатасис. Он превосходно имитирует чужие голоса и чужой почерк. К сожале-нию, его пришлось оставить на моем фрегате. Однако кое-что, написанное им, я привезла с собой. Так сказать, «домашняя заготовка». Полюбуйся.

Из складки своего костюма она извлекала пергаментный свиток. У Роберта заны-ло под ложечкой. Он не догадывался, какие конкретно слова написаны там, но уже понял, к чему они… Он затворил глаза и прошептал:

— Я не хочу это читать.

— Ты думаешь, кто-нибудь хочет? — рассмеялась Мефрес. — Никто не хочет, но придется!

Внезапно наступила тишина, а затем Роберт услышал хрип, возню и шум падаю-щего тела. Он быстро раскрыл глаза. Мефрес не оказалось рядом. Прилагая нече-ловеческие усилия, он приподнял голову над полом. И увидел эту женщину. Она билась в корчах невдалеке от него. Опять играет, с тоской подумал Роберт. Но на игру похоже не было. Скрюченные судорогой пальцы женщины цепляли за пояс, точно пытались оторвать его. Роберт увидел ее лицо, искаженное страданием. Нет, это не игра…

— Что с тобой?

— Представь себе, и у меня случаются проблемы со здоровьем…— в ответ прох-рипела Мефрес. — Но нет, во имя всех богов, не нужно жалеть меня! Мне хватит сил и времени, чтобы покорить твое злосчастное королевство!.. О, боги, молю вас, оставьте мне еще хотя бы один день жизни!

Она боролась с поясом, который никак не хотел уступать. Живот женщины зат-репетал, сам по себе, он стал пульсировать, сильнее и сильнее, как будто… как бу-дто что-то собиралась вырваться оттуда. Роберта прошиб ледяной пот. «Чужой»? «Чужие»? Здесь? Теперь? В Мефрес?!

Она более не могла даже стонать. Она билась в безмолвной агонии. Он случай-но встретил ее взгляд и нашел там такую муку, какую в реальной жизни ему ни разу до сих пор не приходилось видеть. Она погибает, вдруг ясно понял Роберт, и отче-го-то это открытие не вызвало в нем радости.

Он во все глаза смотрел на гибнущую императрицу, на ее пульсирующий живот, — и потому не обратил внимания на силуэт, почти прозрачный, возникший прямо в воздухе над ними. А если бы увидел, то наверняка узнал бы этот силуэт. Призрач-ная фигура простерла руки к Мефрес, с них полились лазоревые змейки. Роберт, раскрыв глаза от изумления, проследил их путь и наконец увидел этот силуэт…

Волосы встали дыбом на его голове. Он раскрыл рот, чтобы обратиться к приз-раку, но тот опередил его. Призрак повернул голову к Роберту и вонзил в него взор своих магнетических агатов. По телу короля прошла живительная волна. Я излечен, я здоров, я совершенно здоров! — вдруг понял король Роберт.

Но в следующий миг он потерял сознание.

А призрак подлетел к Мефрес и сделал еще несколько замысловатых пассов над ее телом. Она тоже увидела его. Призрак загадочно подмигнул ей — и пропал, точно его здесь и не было.

Лишь когда исчез он, она смогла прийти в себя. Живот не болел, и чудовище тху не пыталось больше выбраться наружу. Она чувствовала невероятное облегче-ние. Усталости как не бывало. Она без труда поднялась. Комната была пуста. Толь-ко Роберт лежал здесь, невдалеке, там, где она его оставила.

Мефрес воздела очи и прошептала:

— Благодарю тебя, Великая Душа! Ты спас мне жизнь… хотя и ненадолго. О, как же хочется мне знать, зачем ты это сделал, самозваный бог!

Она прекрасно понимала, что боги не спасают смертных просто так. А самозва-ные — тем более.

Однако призрачный карлик исчез, ответа не было, и Мефрес ничего не остава-лось, как вернуться к исполнению своих планов. Роберт не успел сказать ей, где он прячет королевскую печать. Она попыталась привести его в чувство, но потерпела в этом неудачу. К счастью для нее, печать вскоре нашлась, в том самом месте за сте-ной, какое аквилонский государь, похоже, считал самым надежным тайником. Но она в своей жизни и не такие тайники отыскивала.

Мефрес поставила печать на пергамент, вновь свернула его трубочкой и спрятала за поясом. После этого она оттащила труп Зульфии под королевское ложе. А сама подняла плащ и вуаль наложницы, надела их. Славный будет экспромт, подумала она. Я тебя не разочарую, мой добровольный дух-спаситель, бог Великая Душа.

Смотри же на мою игру!

Она отворила дверь и выскользнула в коридор. Стражники проводили королевс-кую наложницу завистливыми вздохами.

52. Проклятый трон.

В

 ибий Латро не спал. Интуиция старого царедворца подсказывала ему, что этой

 ночью случится нечто крайне важное для государства. Даже более важное, чем

 ночью минувшей. Наместник сидел в бархатном кресле, положив руки на пись-менный стол, и размышлял. Страшные и загадочные события минувших дней, сед-миц и лун постепенно складывались в стройный логический ряд, и Вибий Латро с удовлетворением подумал, что он, в отличие от многих, верно разобрался, что к чему…

Гвардеец оторвал его от дум. Пришла наложница-туранка Зульфия. Ох, непрос-тая та была наложница, непростая, внутренне усмехнулся Вибий. Простую он бы к государю не послал. Зульфия была его шпионкой. Как справедливо полагал герцог, в постели даже хитроумный государь-пришелец может стать словоохотливым, как выпивший пират. Особенно в объятиях изощренной прелестницы. Поэтому он вре-менами сожалел, что Роберт предпочитал молитвы у алтаря плотским утехам. В отличие от пленительной Зульфии, Пресветлый Митра не делился с герцогом по-лезной информацией.

Туранка вошла, пала перед ним на колени — таков у них обычай, у людей Вос-тока; Вибий, впрочем, никогда не возражал, — и на скверном аквилонском прого-ворила, с волнением в голосе:

— Мой господин! Случилось страшное!.. Благочестивый государь чуть не убил служанку вашу! Молю вас, защитите!..

Сказав это, Зульфия ударилась в рыдания. Женщинам свойственно преувеличи-вать, подумал Вибий. Однако тут особый случай. Даже не видя ее лица — оно было скрыто вуалью — герцог понял, что девица не лжет. Он встал из-за стола и потре-бовал объяснений. Вместо ответа туранка протянула ему пергаментный свиток.

Наместник удивился, но свиток принял, развернул и стал читать. Закончил он чтение другим человеком. Голова кружилась, и герцогу Тарантийскому пришлось снова сесть в кресло; он едва добрался до него.

— Откуда это у тебя, женщина? — упавшим голосом спросил Вибий.

— Лежало на столе короля, — сквозь всхлипы ответила наложница. — Ваша слу-жанка взяла это, потому что государь… потому что государь… — и опять утонула в рыданиях.

— Государь — что он? Ради Митры, отвечай, женщина, или я велю тебя высечь!

— Государь не взял вашу служанку. Вместо этого стал меня бить… Я вырвалась, но он поймал меня. Он говорил ужасные вещи! Будто я — стигийка. Будто я… Ой, мне боязно даже сказать такое! Будто я — сама императрица! И другое говорил, про вас, про остальных. А потом показал мне этот свиток. Но я по-вашему то не читаю. И он мне объяснил тогда, что станет править сам, без вас, с пришельцами своими… А дальше… дальше он решил меня убить, чтоб я не проболталась раньше срока.

— Какого еще срока, ради Митры?

— Когда они, пришельцы, власть возьмут. Ну а потом… потом, мой господин, припадок у него случился…

— Какой-такой припадок?

Наложница опять заплакала.

— Ой, господин, да мне ли знать, какой припадок? Буйный он стал, забился в корчах и потом без чувств свалился. А я, служанка ваша, господин, тот свиток заб-рала и сразу к вам. Ох, страху натерпелась, господин мой… О, Эрлик Грозный! Я что-то сделала не так?

— Ты сделала все правильно, — промолвил Вибий Латро. — Ну, а теперь ступай к себе. О том, что видела и слышала, молчи. Иначе… Сама знаешь, что тогда с то-бой произойдет.    Зульфия охнула.

— Мой господин, да я уже забыла!

— Ну, ступай.

Туранка, так и не встав с колен, отползла к двери и, кланяясь, удалилась. Герцог вызвал генералов Кавлона и Марциана.

— Случилось худшее, — признался он им. — Митра не внял нашим мольбам. Бе-зумие, которого так опасались мы, простерло свою длань над государем. Добро бы он по-тихому сошел с ума. Увы, увы… Он начертал декрет, собственноручно. Вот этот декрет. Король повелевает меня и вас арестовать, заточить в Железную Башню и подвергнуть пыткам. А с нами — половину аквилонской знати. Поименно.

Оба генерала побледнели.

— Митра! Да за что же? — ахнул Марциан.

— По королю выходит, мы — стигийские подсылы. Все до единого — стигийс-кие подсылы. Мы!

— Но это невозможно! — воскликнул Кавлон.

— Ты это говоришь мне, Гней? Увы, это еще не все. Король тем же декретом дарует герцогства и графства своим разбойникам… я хотел сказать, своим друзьям-пришельцам. Так, Гандерланд он отдает человеку по имени Фил Фрезер…

— Черному![1] — не веря своим ушам, воскликнул Марциан.

— …Туну — Станиславу Дубровскому, Шамар — Зингу…

— Митра! Этот человек действительно сошел с ума. Альфред Зинг, его наперс-ник, двадцать дней уж как скончался!

Герцог тяжело вздохнул.

— Нужны другие доказательства, господа генералы? Король дарует герцогство Шамарское мертвецу, что упокоился в сырой земле! Вот сей декрет, читайте сами.

Оба генерала затрясли головами. К чему читать, когда и так все ясно. Две пары глаз вопрошающе уставились на герцога. Вибий развел руками и промолвил:

— Необходимо водворить его в темницу Железной Башни. И сделать это втайне от народа. Толпе мы скажем, что король недужит. А наутро соберем Большой Совет. Предвосхищая ваши уговоры: нет, я не хочу быть королем! Этот трон проклят. Вся-кий, кто садится на него, со временем становится безумцем. Сначала Нумедидес, потом Джейк, теперь и Роберт. Ох, наш Благочестивый, а туда же!

— Конан? — вопросительно заметил Марциан.

— Конан притягивал безумие других, — сказал на это Вибий. — Великой Акви-лонии не нужен грязный варвар на престоле! На наше счастье, Конан мертв. Его уби-йца — Роберт; государь сам в том сознался бедному Латеусу. Генерал Марциан! Ар-мию — в полную готовность. Что будет дальше, я не знаю, но, клянусь Митрой, править Аквилонией безумцу не позволю! Вся власть и так в моих руках. Пока жив Роберт, буду регентом и буду править за спиной Совета.

Оба генерала отдали честь и отправились выполнять приказы.

— Постойте, — еще сказал наместник. — Сколько у тебя надежных людей, гене-рал Кавлон? Надежных абсолютно, и бесстрашных.

Командир Черных Драконов на пару мгновение задумался.

— Не меньше сотни, господин.

— Не больше сотни, — с грустью поправил его Вибий. — Тогда вот что. Генерал Марциан, дай лучших офицеров армии в помощь Черным Драконам. Властью, дан-ной мне благочестивым королем, я приказываю нынче же ночью схватить всех при-шельцев, всех, всех до единого! И быстро, дабы не опомнились они! Все помнят, что случилось, когда эти разбойники подняли бунт. И хоть оружие их колдовское мы у них отняли, негодяям лучше посидеть в тюрьме. Так нам спокойней будет.

— Так точно, Ваше Высочество! — ответили генералы.

На их лицах читалась радость: ну наконец-то разбойники из Митра знает какого времени попадут за решетку! А еще лучше — на плаху, где им самое место. Мудр был герцог Тарантийский, да уж больно милосерден, думали Марциан и Кавлон…

* * *

Р

 оберт Рэнквист пришел в себя и разлепил глаза. Он увидел камеру, чистую и

 опрятную. Это его совсем не удивило. Как и кандалы на щиколотках, и цепные браслеты на запястьях его ничуть не удивили. Удивило другое. Тюремщики не удо-сужились его раздеть. Так и остался он в камзоле короля. Камзол был застегнут туго, и Роберт понял, что его не расстегивали. Значит, они не знают…

Арестовавшие его сознательно арестовали Избранника Митры.

Горе той державе, где ум и ловкость полагают колдовством, опять подумал он. Горе той державе, правителям которой легче поверить в умопомешательство Избран-ника Солнечного Бога, чем в торжество изощренных козней врага. Горе той державе, где подданные благочестивого государя как будто рады перебить друг друга на по-теху одной-единственной бездушной женщине.

Такую Аквилонию ему не стоило спасать.

С этой мыслью Роберт Рэнквист обрел душевный покой. Он осмотрелся и узнал камеру. Месяца три тому назад он уже сидел здесь. Тогда царствовал король Джейк Митчелл, по прозвищу «Громовержец», а наместником был тот же Вибий Латро, ге-рцог Тарантийский. В тот раз герцог засадил Роберта за решетку, потому что Роберт помог скрыться Конану-киммерийцу, прежнему владыке этой страны.

Могучий варвар тотчас вспомнился ему. Вот кто бы справился с Мефрес! Как жаль, что я тебя убил, подумал Роберт. О, если б можно было вернуть тебя за мою жизнь!.. А, все пустое. Моя жизнь ничего больше не стоит. Вернее, ее просто нет. Я существую, доживаю…

В тот раз Вибий продержал Роберта в этой камере три дня. А затем выпустил. Они стали союзниками, почти друзьями, они научились понимать друг друга с по-луслова. Много с той поры воды утекло. Не три месяца — как будто три целые жи-зни. Джейк Митчелл, первый кэп отряда и первый, затащивший их сюда; кровавая богиня Тхутмертари; славный малый Курт Марлоу; Джейсон Лестер, Педро Гарсиа, Хьюго Гамильтон, по прозвищу «Меченый Хью», все крутые парни, павшие во вре-мя бунта; Фрэнк Спири, татуировщик-отравитель; Альфред Зинг, единственный из ста-рых товарищей, кто смог понять, принять и поддержать, но слишком рано, слишком подозрительно скончался; Аманда, страстная любовь, отвергнувшая его ради Конана; и этот варвар, предпочтенный ею, и другие… Они ушли, все сгинули в своей прожо-рливой страшной сказке, в утробах злобных тутошних божков, — а все ради чего?

В тот раз, три месяца назад, все было впереди — спасение Аманды и ее убийст-во, и аквилонская корона, и Феникс Митры на груди, и сонная благость счастливого царствования.

Что обернулась вдруг кошмаром наяву.

Тогда он еще не знал, кто такая Мефрес. Тогда ее даже не существовало, святей-шей императрицы Мефрес. Она пришла по его душу, точно кара за его грехи…

На карнизе сидел крупный ворон. Его Роберт узнал сразу.

— Привет, старый приятель, — сказал он ворону. — Как видишь, я вернулся.

Ворон не услышал — или предпочел проигнорировать слова узника.

Все правильно, приятель, я не обижаюсь. Я — никто. Бывший шпион, бывший наемник, бывший король и бывший Лже-Избранник Солнечного Митры. Я — никто. Жизнь позади. Но, черт возьми, она была, по крайней мере, интересной!

Теперь я получил свое.

53. Москиты ра-урис.

Н

 овый приступ настиг ее той же ночью. Чудовищная боль пронзила живот снова,

 и Мефрес как будто наяву услышала требовательный крик того самого сущест-

 ва, эмбриона новой, чуждой человеку расы…

Все было так, как и предсказывал мудрый медикус Паксимен. Две луны истекли — пришла пора твари тху выбираться из чрева носителя. Тварь новой расы яростно рвалась на волю. Она рвалась на волю, чтобы покорять этот мир.

Мефрес была слишком цинична и слишком умна, чтобы всерьез полагаться на новое чудо. Чуда не будет. Никто к ней больше не придет, не прилетит ее спасать. В этой жестокой жизни нужно рассчитывать лишь на себя. Мефрес выпила сразу два флакончика Паксимена, эти два — последние. Боль медленно ушла, но все-таки ушла. Чудовище тху нехотя отступило. Ему так надоело ждать освобождения.

Но Мефрес твердо знала: в следующий раз его нечем будет остановить. А это значило, что у нее остались только сутки жизни.

Одни сутки, чтобы воплотить свою мечту и сделаться императрицей Аквилонии…

Когда через трое суток сюда заявится стигийский флот, ее в живых уже не будет.

* * *

У

 тром во дворце собрался Большой Королевский Совет. Вибий Латро пригласил

 всех высоких нобилей Аквилонии, которых удалось за ночь отыскать в Тарантии. Во главе длинного стола возвышался трон. Он пустовал. Рядом с троном, чуть ниже его, стояло кресло наместника. Герцоги и графы бросали тревожные взгляды то на пустующий трон, то на бледное лицо Вибия Латро.

Когда все приглашенные собрались, наместник взял слово. Не прибегая к хитро-стям и недомолвкам, Вибий сообщил высокому нобилитету примерно то же самое, что услыхали от него ночью генералы Марциан и Кавлон. Он сообщил также об аресте пришельцев, всех до единого. Всего прошлой ночью было схвачено двадцать семь человек. И еще девять погибли при попытке оказать сопротивление.

Далее герцог Тарантийский довел до сведения собравшихся последние вести из-за рубежей державы. Судя по донесениям разведки, Немедия официально разорвала вассальный договор с Аквилонией. Королевство Офир объявило Аквилонии войну. На южных рубежах замечена концентрация армии Кофа. На западе, как сообщают аквилонские шпионы, граф Пуантена Троцеро заключил союзный договор со стиги-йским экзархом Ронтакисом и принял титул герцога, а пуантенские рыцари со дня на день ринутся в центральные провинции Аквилонии. С северо-запада, со стороны бывшего зингарского графства Кастанья, где возобновилась гражданская война, хлы-нул поток беженцев. Еще севернее участились набеги диких пиктов и варваров-ким-мерийцев.

Итак, сделал вывод наместник, Аквилония оказалась во враждебном кольце. В этих условиях необходима твердая власть. Однако низлагать короля Роберта не сле-дует. Он, Избранник Митры, любим и почитаем в народе. С его именем аквилонцы пойдут в бой. Но, поскольку король Роберт Благочестивый помешался рассудком, необходимо назначить регентство; именно регенту и перейдет вся полнота королев-ской власти.

Потрясенные всеми этими ужасными известиями, высокие нобили не стали обсу-ждать кандидатуру регента. Вибий Латро, владеющий ситуацией в столице, с вер-ными ему Черными Драконами, чиновниками и армией, представлялся всем единст-венной кандидатурой на роль спасителя Аквилонии. Оставалось только проголосо-вать, дабы официально закрепить за герцогом полномочия верховного правителя.

Но прежде, чем началось голосование, растворились двери, и в палату, где за-седал Большой Королевский Совет, ворвался человек в одеждах скорохода. Обесси-ленный стремительной скачкой, он рухнул у стола высокого собрания, но перед тем воскликнул:

— Зингарские галеры спешат к Тарантии по Хороту! Но не зингарцы это, а сти-гийцы! Не далее как к ночи будут они здесь!

Мефрес, скрывавшаяся под маской графини Альбионы, убитой ею на рассвете, была поражена словами скорохода не меньше, чем все остальные, кто их слышал. Как может быть такое? Она оставила Ронтакису ясный приказ по сроку интервенции! С какой бы стати ее верному экзарху самовольно нарушать приказ императрицы?

Она не стала размышлять над этим. Как бы то ни было, ее шансы добиться сво-его после этого известия резко возросли. Раньше, чем опомнились другие, она вскочила с места Альбионы.

Дальнейшее заняло считанные мгновения. Она метнула отравленные сюрикены, и каждый нашел свою цель. Черные Драконы, охранявшие высокое собрание, отпра-вились на встречу с Митрой. Здесь, в палате, остались только высокие нобили. Не давая им времени опомниться, Мефрес сорвала маску, снятую с графини Альбионы. В правой руке императрицы появилась изогнутая серебристая трубка — «колдовское» оружие пришельцев, лазерный бластер, отнятый ночью у Роберта.

— Не двигайтесь и не кричите, если вам дороги ваши жизни! — с холодной ярос-тью воскликнула она. — Этот человек сказал вам правду! Мои войска идут ко мне на помощь. Не далее как к ночи они будут здесь! Такой приказ дала им я — императ-рица Стигии Мефрес!

Герцог Тауранский вскочил и обнажил свой меч. И тотчас умер, сраженный в лоб малиновым лучом.

— Я вас предупредила, черви аквилонские: не смейте двигаться без моего прика-за!—играя бластером, воскликнула Мефрес. — Иначе все умрете, как умер этот червь!

Кое-кто впал в прострацию. Высокие нобили сидели без движения, и все смот-рели на нее, как на восставшего из адской бездны демона. В сущности, она и была для них демоном, жутким созданием, восставшим из Преисподней своего темного бога…

— Я — виконтесса Мальвина, — сказала она по-аргосски, затем повторила эти же слова по-аквилонски и по-зингарски.

— И я — Зульфия, королевская наложница, — промолвила она по-турански, а потом на скверном аквилонском, точно так, как говорила ночью с Вибием Латро.

Вибий, в ужасе таращивший на нее глаза, вскрикнул и схватился за голову — ко-нечно, он узнал ее, принесшую ему злополучный королевский декрет; так догадался он, что это была искусная подделка… Вибий тут же вспомнил: да, точь-в-точь таким же образом, подослав с Барахских островов в Мессантию поддельный декрет короля Мило, Мефрес внесла смятение в ряды аргосцев, всех перессорила, вызвала хаос и победила. О, если бы он вспомнил это ночью, когда читал искусную подделку! То-гда бы все теперь было иначе. Нужно было слушать Роберта; он, Вибий, только что публично объявивший короля безумцем, понял, наконец, что был безумцем сам и всех с собою потащил в безумие…

— Я, именно я убила Эльмиру, Антонио, Латеуса, Жильбера и многих, и многих других, кому пришлось расстаться с жизнью в последние дни, — говорила между тем Мефрес. — Все, что творится нынче в Аквилонии и вокруг нее — моих рук дело! Ваш король нисколько не безумен; он лишь раньше понял то, что я вам говорю теперь!

— Что… что вам от нас нужно? — простонал Вибий Латро.

— Сейчас, немедленно, не вставая со своих мест, вы признаете меня императри-цей Аквилонии.

— Да ни за что! — взревел могучий Жонас, шамарский герцог. — Мы разгромим твой флот, коварная змея! И никогда Аквилония не склонится перед тобою, тварь злобного Сета! Тебя схватят, как только ты покинешь эту палату! Ты можешь каждого из нас, сидящих тут, убить,— но всех аквилонцев тебе и твоим черным ратям не до-стать!

— Ты в самом деле так считаешь, жалкий недоумок? — расхохоталась Мефрес. — Я вижу, вы так и не поняли, кто я такая. Я — императрица Стигии, победитель-ница Аргоса, Зингары, Бараха и Пелиштии! И — Аквилонии! Я рассчитала всё! И са-ма позаботилась о всех гарантиях себе. Смотрите, нобили Аквилонии!

В руке ее появилась небольшая прозрачная колбочка, припечатанная воском. Вну-три колбочки что-то копошилось и летало…

— Я вам скажу, что там внутри, — со зловещей улыбкой проговорила она. — Это колония москитов ра-урис, разносчиков черной заразы.[2] Если я выпущу склянку из рук, она разобьется, а эти маленькие твари разлетятся по вашей столице и по всей стране. Начнется эпидемия, какой не видел мир. Погибнут миллионы.

— Нет!! — воскликнул герцог Жонас. — Ты этого не сделаешь, змея!

— Еще как сделаю, — заверила Мефрес. — Мне нет никакого дела до вас, копо-шащихся в аквилонской земле. Я это сделаю, будь уверен!

— Да, — прошептал Вибий Латро, — она на это способна…

— Но ведь и ты погибнешь вместе с нами!

Императрица рассмеялась и встряхнула колбу.

— Я все равно умру, не встретив завтрашнего дня. У меня смертельная болезнь, моя жизнь на исходе. Единственное, что мне нужно — это умереть с короной Акви-лонии на голове! Все остальное не касается меня. Так как, Высочества и Светлости, признаете меня своей императрицей? Иначе разобью я эту склянку и выпущу моски-тов ра-урис на волю!

— Она блефует… — простонал отважный Жонас.

— Давай, Высочество, — с издевкой изрекла Мефрес, — проверь, как я блефую! Я брошу эту склянку, и тогда посмотрим!

— Митра не оставит нас… — прошептал коротышка Лотарь, граф Тунский.

— Вы, болваны! Кто вам сказал, что вы достойны Митры? Неужели вы не види-те, что он, Пресветлый, отвратил от вас свой взор? О, разве я смогла бы сотворить все то, что я здесь сотворила, против воли Митры? В моем лице ваш бог карает вас за ваши же грехи!

— Но как мы будем знать, что ты нас не погубишь? — спросил Вибий Латро.

Мефрес брезгливо усмехнулась.

— Вы безразличны мне. Может быть, я брошу эту склянку перед смертью, а мо-жет быть, и нет. Еще я это не решила. Но если вы тотчас же не признаете меня своей императрицей и попробуете причинить мне вред, я расколю ее! Так что у вас нет выбора. Оставшееся время до моей кончины вы можете молиться своему Митре; кто знает, вдруг он да услышит вас! Я вам это позволяю… Ну а теперь — не тратьте время, живо присягайте! Мне надоело вас увещевать!

В подтверждение своих слов она разжала два пальца из пяти, удерживавших ко-лбу, и зловеще осклабилась. Ей не потребовались другие аргументы.

54. На вершине.

В

 час, когда Око Солнечного Митры уже клонилось к горизонту, стигийские вои-

 ны, числом чуть больше тысячи человек, прибывшие на зингарских галерах, без

 боя вступили в Тарантию. Аквилонцы, потрясенные и униженные, не стали оказывать им сопротивление. Все происходящее им мнилось сном, кошмарным сном, который закончится с новым восходом Ока Митры. Многотысячные толпы горожан стекались к Храму Тысячи Лучей, чтобы вознести свои мольбы Пресветлому.

Императрица Стигии и Аквилонии Мефрес смотрела на город с вершины главной башни королевского дворца. Колбу с москитами ра-урис она спрятала, так как в ней не было больше особой нужды: верные люди охраняли свою повелительницу, да и аквилонские вельможи были слишком деморализованы, чтобы выступать против нее. Мефрес смотрела на город в наступающих сумерках, на тысячи свечей, горя-щих в руках тарантийцев, и могло показаться, что эти тысячи огоньков сливаются в одно неистовое пламя в ее огромных и сияющих очах.

Она любила этот романтический, веселый, светлый город. Несмотря на то, что здесь обитали варвары, искрометная Тарантия была родней ее натуре, чем скучный, чопорный Луксур, зловещий, мрачный Кеми или таинственная Атла, город ее детст-ва… Тарантия всегда бурлила, всегда здесь что-нибудь происходило, какие-то инт-риги, если не интриги, то война, любовные и политические драмы… Тарантия была как будто создана как место для трудов и отдыха, и развлечения безбашенных аван-тюристов, благородных рыцарей и вероломных негодяев. Да, Камия всегда любила искрометную Тарантию! Она испытывала удовлетворение от того, что завершает жизнь именно здесь и именно теперь, на вершине своей земной славы.

Высокие Боги, довольные ее игрой, позволили ей добиться желаемого. Теперь ее здесь больше не держало ничего, и она готовилась уйти из Жизни в Историю.

Она смотрела на сумеречную Тарантию, поставленную ею на колени, и думала, сколь же красиво будет пылать этот чудесный город.

Затем ей пришлось отвлечься от этого зрелища, ибо явился генерал Псамитек. Новый стигийский главнокомандующий лично руководил походом на Тарантию. Им-ператрица спросила его, кто отдал приказ к выступлению и назначил время похода. Псамитек, немного удивленный вопросом, ответил ей, что приказ, от имени самой императрицы, отдал ему экзарх Ронтакис, а он, Псамитек, приказ выполнил. Меф-рес пожала плечами. Почему Ронтакис, хитроумнейший политик и дипломат, при этом, верный до мозга костей, оставленный ею «на хозяйстве», взял на себя сме-лость подправлять свою императрицу? Впрочем, все уже неважно. Она не успеет узнать, почему Ронтакис сдвинул на трое суток вперед срок похода.

Мефрес приказала Псамитеку изъять оружие Будущего из секретного арсенала, где около двух лун его прятали от пришельцев король Аквилонии Роберт и его на-местник Вибий Латро, и перенести все на стигийские галеры.

Вслед за Псамитеком перед ней предстали двое, которых не ждала она.

Князь Ахеменес, сухощавый блондин, явился в сопровождении женщины, муску-листой, почти как мужчина, зеленоглазой, с резко выступающими скулами и корот-ким ежиком белых волос.

Мефрес сразу узнала эту женщину: они столкнулись здесь, в Тарантии, чуть бо-лее двух лун тому назад, когда принцесса Камия нанесла неожиданный визит коро-лю Конану и немного подтолкнула Роберта Рэнквиста к активным действиям. Но бе-локурая воительница той встречи не помнила, как не помнил встречи с таинственной гостьей сам Роберт. Они этого не помнили, потому что Камия была названой доче-рью, воспитанницей и лучшей ученицей Паксимена, величайшего медикуса из Ат-лаи. А он ее отлично обучил, как, с помощью каких особенных веществ заставить человека мгновенно забывать недавние события.

Ахеменес, приблизившись к императрице, пал ниц и облобызал ее руку.

— За год, что я не видел вас, вы стали еще прекраснее, моя госпожа, — отры-висто, с волнением промолвил князь-воин на стигийском.

Камия не могла не улыбнуться: как и многие другие фанатичные приверженцы Джосера, этот человек забавлял ее. И потому она могла позволить ему некоторые вольности.

— Победы красят не только мужчин, но и женщин. Встаньте с колен, князь, и от-ветьте мне: что привело вас в Тарантии? Я полагала, вы сражаетесь в Стигии вместе с моим мужем.

Князь Ахеменес встал, отдал ей честь и протянул запечатанный пакет.

— Послание от святейшего императора! Мой господин повелел доставить Ваше-му Величеству этот пакет и эту женщину, Аманду Линн.

Мефрес взяла пакет и перевела взгляд на спутницу Ахеменеса.

Все чувства, которые обуревали Аманду при этой долгожданной встрече, отража-лись на ее лице. Ты никудышная притворщица, подумала Мефрес. Джосси верно раскусил тебя. Таких, как он и я, ты ненавидишь и, в то же время, мы тебя завора-живаем. Ты жаждешь меня убить — наверное, твой Конан наговорил тебе про меня всякие гадости. Ты — такая же, как Роберт. Ты сама не знаешь, чего хочешь больше — убить меня или служить мне…

Мефрес развернула пакет и нашла в нем письмо мужа. Оно было написано осо-бой тайнописью, понятной только ей и Джосеру. Мефрес быстро пробежала глазами папирус.

Император, в частности, писал: «…Дорогая Ка! Когда ты получишь мое письмо, я, надеюсь, уже покончу со змеядами…»

Стало быть, Хнум-Собек не солгал, отметила про себя Мефрес.

«…Однако эта девица, Аманда Линн, уверена, что только от нее за-висит, выстоит ли Стигия против проклятых тварей. Девица глупа, но бывает догадлива; притом, своенравна, но впечатлительна и податлива к силе; ты лучше меня знаешь, как обращаться с такими, как она. Мой замысел таков. Пусть Аманда поднимет в воздух крылатые машины Бу-дущего, которые она называет вертолетами. Машинами умеют управлять ее приятели, оставшиеся в заточении в Тарантии. Она — их капитанша. Судя по ее уверениям, эти недоумки до сих пор верны ей. У каждого из них свой зуб на человека по имени Боб Рэнквист; Аманда же особенно его ненавидит, ибо этот самый Боб пытался ее и Конана убить…»

Так вот оно в чем дело! Вот откуда взялся Роберт Благочестивый!

«…Я сделал так, чтобы покрепче привязать Аманду и нашего старого знакомого, киммерийца. Она в него влюбилась, впрочем, без взаимнос-ти. Знаю, ты, как и я, мечтаешь увидеть варвара болтающимся на собс-твенных кишках. Клянусь Сетом, именно так он и умрет!

Но прежде сыграет роль приманки для своей подружки. Она считает, будто мой Имхотеп занят выхаживанием раненого Конана.

На самом деле варвар у меня в плену и не встанет с постели преж-де, чем мне удастся получить всех людей Аманды и их летающие кре-пости. Пусть Аманда и ее приятели летят сюда, в Стигию. Здесь их будет ждать теплый прием. Я предоставлю им возможность продемонс-трировать мне свою силу на змеядах. А затем переманю недоумков на свою сторону. Я слышал, все они тупые негодяи, любители пускать чу-жую кровь за деньги. Подобный сброд одинаков во все времена! В коне-чном счете, я от них избавлюсь. А чудные машины и оружие пришель-цев пригодятся нам. С таким-то снаряжением мы без особого труда по-корим весь мир — ну, во всяком случае, нужные нам страны…»

«…Дорогая Ка, любовь моя! Помоги осуществить мой план. И, ради всех богов, вернись ко мне! Вернись, и мы с тобой заставим трепетать народы! Миллионы варваров будут языками вылизывать наши золотые сандалии, покуда мы не соизволим определить им, нашим рабам, место на алтаре Отца Сета. Мы победили, Ка! Наши мечты сбылись! Люблю тебя и каждый миг мечтаю о тебе. Жду, не дождусь, когда увижу вновь твои волшебные глаза!..»

О, Джосси! Глаза мои ты больше не увидишь… По воле Высоких Богов мне при-дется оставить тебя. Моя игра кончается — твоя вся впереди. Я знаю, ты с ней спра-вишься! А истину прочтешь в моем письме, что вручит тебе мой Паксимен…

Конечно же, я сделаю все так, как ты задумал.

Императрица оторвала взор от папируса, улыбнулась Аманде и промолвила:

— Я очень рада видеть тебя, дорогая. Судьбы моего любимого супруга и моей страны зависят от тебя одной!

— Да, — перебила ее Аманда. — Твой муж сказал мне это. Еще сказал он, что ты мне поможешь. Он говорил, ты будешь на Барахе, но там тебя не оказалось, и Ахеменес привез меня сюда, в Тарантию. Где мои парни? Я хочу их видеть.

— Конечно, дорогая, ты увидишь их! Представь себе, эти вероломные аквилонцы бросили твоих друзей в темницу! Но теперь, когда здесь правлю я, их ждет свобода! Я тотчас же велю отвести тебя к ним.

— Спасибо, — буркнула воительница. — А где наши «Черные коршуны»?

Мефрес напрягла лоб, словно что-то вспоминая.

— А, ваши механические птицы! Они на острове Норд. Я помогу вам добраться до них. И вы взлетите! Как, должно быть, это будет красиво!

Аманда придвинулась к Мефрес вплотную и прошептала, чтобы никто другой не слышал:

— Ты точно такая, как описал тебя мне Конан, гадюка. Очень красивая… и очень ядовитая, как я могу судить, глядя на то, что здесь творится! И Джосер тоже прав насчет тебя. Я с ним согласна: такому, как он, очень повезло с женой, вы так под-ходите друг другу! А не боишься ты, красивая гадюка, что я разбомблю тебя и твоих людей, как только окажусь в своей птице?

 Мефрес улыбнулась:—Нисколько не боюсь! Ты женщина чести. Ты так не поступишь.

— А ты бы на моем месте именно так и поступила, — с ожесточением ответила Аманда, опустив глаза.

— Но ты — не я. А, впрочем, поступай, как знаешь. Я даже попрошу тебя прой-тись немного по Тарантии. Хочу на это посмотреть.

— Не жди. Тарантия — столица Конана. Он не простит мне, если я ее разрушу.

Ну ты и дура, мысленно рассмеялась Мефрес. А вслух спросила:

— Разве тебе не хочется поквитаться с туземцами за своих друзей? Заметь, это как раз враги Конана. Он тебе еще спасибо скажет.

— Не скажет,— со злостью молвила Аманда. — Он никогда мне спасибо не гово-рит… Ладно, пусть твои прислужники проводят меня к парням и к вертолетам.

Императрица кивнула и отдала Псамитеку соответствующие указания. Когда во-ительница ушла, в сопровождении внушительной свиты стигийских гвардейцев, Ме-фрес сказала Ахеменесу:—Хвалю вас, князь. Одна эта женщина стоит многих легионов.

Тот скромно заметил: — Его Святейшее Величество наказал беречь Аманду, как Талисман Империи. Я лишь выполняю волю императора, вашего супруга.

55. Последняя ночь в Тарантии.

Р

 оберта разбудил лязг отпираемого замка. Дверь камеры открывалась. В проеме

 показалась человеческая фигура. Это был призрак его любимой, убитой им в

 Карпашах.

— Нет, я не привидение, — сказала Аманда, затворяя за собой дверь. — Я живая! Так что привет тебе, ублюдок Рэнквист, от меня и от варвара Конана. А знаешь, с тех пор, как ты подбил мой вертолет, я жила с мыслью о тебе. Как я приду тебя кончать!     Роберт застонал.

— Не может быть… Я видел, как ты умерла, Аманда!

Капитанша присела на корточки.

— Ты прав, ублюдок, точно, умерла. А Конан воскресил меня из мертвых! Вер-ней, нет, не он, — волшебник Милиус, Скучающий Маг.

— А-а-а… Милиус! Тот самый Милиус…

— Тот самый, Бобби, да, тот самый. У тебя не вышло ни черта. И Конан тоже жив, если ты с первого раза не понял. Тебе не удалось избавиться от нас.

Слушая ее, Роберт испытывал величайшее облегчение в жизни. Они живы, Конан и Аманда! Так значит, Митра внял его мольбам! Бог принял искупление грехов! О, это ли не счастье?

— Чего ты лыбишься, урод? — зло прошипела Аманда. — Надеешься меня задо-брить? Мол, пожалей беднягу свергнутого короля! Ха, нашел дуру! Я о другом жа-лею — что не могу в бою тебя прикончить. Ну, так тебе и надо. Таким уродам и предателям, как ты, самое место в цепях!

— Я счастлив, — сказал Роберт. — Я счастлив видеть тебя живой, Эми! И больше ничего не надо мне от жизни.

— Ты лицемер! Сыта тобой по горло! Ну все, прощай, ублюдок Рэнквист. Я уле-таю в Стигию с парнями, бить змеядов. А ты…

— Нет, нет, не делай этого! — воскликнул Роберт. — Это ловушка! Мефрес и Джосер проведут вас вокруг пальца, как провели меня!

— Да потому что ты мудила, Рэнквист, — расхохоталась Аманда. — Плевать мне на твои пророчества. Ты уже труп. А я дохлятину презираю.

— Ради всего святого, нет!! Сама погибнешь и парней погубишь, а стигийцы зав-ладеют вертолетами…

— Ну все, заткнись! Прощай, мой бывший друг, прими смерть предателя!

Аманда выхватила из-за пояса кривой стигийский кинжал. Стремительным дви-жением она вспорола Роберту живот. Бывший король, не ожидавший столь страшной развязки, зашелся криком. Аманда ухмыльнулась:

— Ну, вот и все, ублюдок Бобби. Ты будешь долго подыхать. Я сделала это. За Конана и за себя, и за наших парней.

* * *

- В

 аше Святейшее Величество! Та женщина, Аманда, напала на пленника, на

 Роберта…

— Что?

— Она полоснула его кхопешем. Мы услышали его крик. Роберт ранен, боюсь, смертельно, госпожа…

— Проклятие на ваши головы! Он нужен был живым! Как ты посмел пустить к нему Аманду, Псамитек? Я отдала тебе приказ свести ее с другими, а Роберта не трогать!

— Простите, госпожа, но эта женщина предъявила перстень святейшего импера-тора и пропускную грамоту его…

— Хм!.. Ох, Джосси, что ты натворил!.. Где теперь Аманда?

— Она и остальные ее спутники-пришельцы плывут на галере к острову Норд. Прикажете догнать, Ваше Величество?

 — Нет, не нужно. Что сделано, того не воротишь. Найди мне лучших лекарей — и к королю! Пусть что угодно делают, но вытащат его! Этот человек не должен умереть.

— Я повинуюсь, госпожа.

— Стража! А вы — со мной, в Железную Башню!

Мефрес, с нею один стигийский лекарь и трое аквилонских, ворвались в камеру. Роберт лежал в луже крови. С первого взгляда Мефрес поняла, что его не спасти. Взмахом руки она выдворила лекарей и опустилась на колени перед умирающим. В ее глазах была печаль.

— Прости меня, король Роберт, если захочешь и сможешь, — прошептала она. — Я отобрала у тебя корону Аквилонии, это правда, но твоя гибель не входила в мои планы. Мне следовало вовремя понять, что эта женщина, Аманда Линн, захочет отомстить тебе…

Роберт старался не слушать ее. Он смотрел на склянку, что торчала за поясом Мефрес. Где же он видел ее, эту склянку? Да, эту склянку, в которой копошатся и летают насекомые… Я точно ее где-то точно видел — но где? Кстати, о насекомых…

На лице умирающего появилось подобие улыбки.

— Ты просишь прощение у жалкого червя, святейшая императрица Аквилонии?

Императрица покачала головой.

— Нет, ты не червь, благочестивый король Роберт. Ты — человек из Будущего. Ты сумел внушить мне уважение. Потом ты подорвал его, но толика осталась.

— А знаешь, я рад, — негромко сказал англичанин. — Сейчас я понял, что ты не всесильна, демон во плоти. Ты можешь совершать ошибки, и есть нечто, с чем не справиться даже тебе. Как это странно… Ты добилась всего, чего хотела, но вот я умираю, а ты жаждешь меня спасти — но это не в твоих силах!

— Я тоже смертна, король Роберт. Это последняя ночь для меня. Ты все видел и все понял, не правда ли?.. Я уйду вслед за тобой. О, это так несправедливо! Поче-му уходят лучшие?

— Нет, мы не лучшие, святейшая императрица. Мы с тобой грешники. Без нас будет лучше, чем с нами… Но я счастливее тебя. Я грех свой искупил.

— Как ты наивен! Богам нет никакого дела до грехов людей. От нас они ждут не искуплений, а только развлечений для себя!

— Расстегни мой камзол и посмотри сама.

Она сделала это, обнажила грудь умирающего короля — и увидела Метку Изб-ранника. А увидев, с трепетом отшатнулась. Этого не может быть! Роберт выпил «Воду Жизни» — Огненный Феникс должен был исчезнуть!

А Феникс Митры на груди остался.

— Я искупил свой грех, — повторил Роберт. — Солнцеликий простил меня… Ты понимаешь, императрица? Я — Его Избранник! Настоящий!..

Тут вдруг раздался голос. Это казалось тем более странным, поскольку голос не принадлежал ни Мефрес, ни Роберту, а больше никого в темнице не было. Импера-трица с изумлением уставилась на грудь пришельца. Голос шел оттуда. Уж не Феникс ли взывал к нему голосом глубокого старика:

— Роберт! Эй, Роберт! Это Фонтанелли! Черт побери, да где же ты?

Англичанин не верил своим ушам. Фонтанелли! Старый док! Вызывает его! Вот так так! Еще немного, и было бы совсем поздно!

Собрав всю волю и превозмогая смертельную слабость, Роберт вытащил из пота-йного кармана видеофон. Точно, это старый док!

— Привет, док. Слышу тебя и вижу. Где ты пропадал?

— Кто это? — с любопытством спросила Мефрес.

Роберт сделал ей успокаивающий знак свободной рукой: мол, погоди, скоро са-ма поймешь.

 —Я — пропадал?—удивился Фонтанелли.—Я через час звоню, как мы договорились…

— ЧТО? Через час? Ну ты даешь, док! Месяц прошел, даже больше!

Физиономия старика в зеркале видеофона вытянулась. Фонтанелли, словно поняв что-то, выругался, обращаясь там к кому-то другому, и Роберт краем глаза увидел этого другого — тоже старика, но совершенно невзрачного, плешивого, с растрепан-ной бородкой. Кто он такой и что делает в Зачарованном Городе?

Мефрес, заподозрив неладное, потянула видеофон на себя. Роберт завопил, что есть мочи: — Док! Давай! Взрывай эту штуку! Взрывай, не жди больше!

— Какую штуку? — задала вопрос стигийка.

— Потом, потом, — отозвался англичанин, не выпуская видеофон.

— А ты предупредил ребят? — спросил Фонтанелли.

— Еще бы! Давно предупредил, все в безопасности! Взрывай же, док, не медли!

Мефрес побледнела. Она по-прежнему не понимала, кто и что, и где собирается взрывать — но ее утонченная, тренированная интуиция уже чувствовала угрозу. Эта угроза обладала высшей значимостью — уже не для нее, не для Мефрес и Камии, но для Джосера, для его великих замыслов.

Она вырвала видеофон из слабеющих рук Роберта.

— Нет, док, пожалуйста, не взрывай! Погибнут невинные люди! — взмолилась она.

— А вы, собственно, кто такая? — услышал англичанин удивленный голос дока.

Это вернуло умирающему силы. Он внезапно понял, что случится, если этой жен-щине удастся уговорить старого дока не взрывать Стержень. А она умеет уговаривать…

Видеофон вылетел из рук императрицы и врезался в стену — Роберт выбил его ногой. Боль возвратилась, стала адской, но он плевал на эту боль — милосердный Митра снова улыбнулся ему! О, только ты не медли, док! Что у тебя там час, у нас тут целый месяц!

Мефрес подобрала аппарат. Зеркало было разбито. Прибор молчал. Она оберну-лась к Роберту и увидела его довольное лицо.

— Что ты наделал!

— Я-то знаю, что я наделал, а знаешь ли ты?

— Это как-то связано с Амандой и другими…

Англичанин выдавил улыбку, которая была похожа на гримасу.

— Ты, как всегда, умна и проницательна, святейшая императрица.

— Они должны помочь моему мужу разделаться с врагами рода человеческого!

— Скажи это кому-нибудь другому, а не мне. Я не знаю больших врагов рода человеческого, чем ты и твой муж.

Ну же, док, давай!

Снаружи раздались взрывы. Мефрес подбежала к окну. На фоне черного неба над Тарантией кружили механические птицы. Слышался рокот винтов. От тел «Черных коршунов» отделялись длинные серебристые трубки, ракеты, и устремлялись вниз, к земле, к воде, к галерам, на которых приплыли стигийцы. Там ракеты взрывались. Тарантия тряслась от взрывов. Вослед ракетам били пушки и пулеметы, подкашивая бронзоволицых воинов в черных туниках и гребенчатых шлемах с эмблемами Вели-кого Змея Сета. Механические птицы плевались языками пламени и жгли захватчи-ков лучами. Посреди ночи взметались столбы пламени и вспыхивали пожары.

Мефрес, как завороженная, наблюдала это зрелище. Не оборачиваясь, она про-говорила: — Жаль, ты этого не видишь, король Роберт! Как красиво!

А Роберт, затворив глаза, насколько у него еще хватало сил, молился Митре, что-бы у дока поскорее получилось.

Ну же, док, давай, не медли!

— У твоего дока ничего не вышло, — рассмеялась императрица, словно подслу-шав его мысли. — Мой Джосер будет править миром!

Внезапно Роберт Рэнквист вспомнил, где видел он ту склянку, что сейчас была на поясе Мефрес. В лаборатории у королевского лейб-медика.

Мэтр Антонио держал в ней каких-то лечебных букашек.

Один из вертолетов оторвался от общей стаи и подлетел к Железной Башне. Он завис прямо перед окном, у которого стояла стигийская императрица. Мефрес зна-ла, кто сидит в этой могучей машине — и знала также, зачем прилетела сюда стро-птивая воительница, очередная подруга варвара Конана.

Аманда видела Мефрес. И Аманда знала, что сделает спустя секунду. Она пок-лялась — и она сдержит свою клятву, добровольно данную Конану. «Я хочу встре-титься с этой стервой, увидеть ее и убить», — так сказала она любимому мужчине. Это будет по чести!

Аманда взяла гордую фигуру в прицел огнемета и нажала на гашетку.

Из клюва «Черного коршуна» вырвался поток бушующего пламени и устремился к окну, где стояла императрица Мефрес.

«Всю свою жизнь с огнем играла, в нем и завершаю путь. Какой бо-жественно красивый у меня финал!», — еще успела подумать она.

[1] Филипп Фрезер, наемник из Будущего по прозвищу «Черный Фил», — африканский негр.

[2] Имеется в виду чума.

ЧАСТЬ VI. ТЕАТР СУДЬБЫ.

56. Сюрприз для триумфатора.

Е

 го Святейшее Величество Джосер Избавитель, император Стигии и присоединен-

 ных территорий, глава всемирного культа Сета, с победой возвращался в замок

 Деншур.

Змеяды были разбиты. Блестящий план, похищенный Джосером у Конана, был реализован императором со свойственными ему умом и находчивостью. Джосер бро-сил против «истинных детей Сета» всю Стигию, а также наемников из близлежащих земель, привлеченных приятным звоном тяжелых золотых денариев. Жалкие недо-умки! Денариев они так и не получили: одни наемники полегли от мечей и палиц монстров, а остальные, кому боги даровали жизнь в битвах со змеядами, теряли ее, как только исчерпывали свою полезность для стигийского императора.

По примерным подсчетам Джосера, всего в сражениях со змеядами пали около двухсот тысяч человек. Пустячная цена, особенно если учесть, что миллионы еще остались. Они не были победителями, эти миллионы, — он один, святейший им-ператор, был настоящим Победителем! Повсюду люди славили его как Великого Избавителя! Ничтожные, убогие создания, мысленно напоминал он себе всякий раз, когда подставлял им руки для лобызания.

Остатки змеядского воинства сбежали в прежнее свое логовище, в подземную страну Йесет-Мет. Так бесславно закончилось второе пришествие змеелюдей на дре-внюю землю Стигии. Три луны тому назад королева-волшебница Тхутмертари, сес-тра Джосера, вывела их из добровольного заточения. Наружу вышли сто тысяч зло-бных монстров. Тогда им грезилось всемирное господство. Змеяды мечтали о жес-токой мести племени людей и бесконечных трапезах деликатесного человеческого мяса. Теперь в Йесет-Мет возвратились десять тысяч побитых ящеров, спасающихся бегством от этого самого «мяса».

Джосер не стал преследовать их. Он интуитивно чувствовал волю Сета: послед-них моих — не трожь! Впрочем, не змеяды, а он, Джосер, отныне был Избранни-ком Тьмы — ибо без молчаливого благословения Сета его триумф над «истинными детьми» был бы просто невозможен.

Врата Деншура распахнулись, пропуская триумфатора. Джосер не был бы собой, если бы удовлетворился лишь победой над змеядами. Мечты о грандиозном не от-пускали его! Лишь теперь, когда с угрозой «истинных детей» покончено, он мог по-зволить себе сыграть в Театре Судьбы в свою полную силу. Император предвкушал большое развлечение. Сначала с Амандой и ее приятелями, а затем и с Конаном.

Джосеру захотелось его увидеть. Император поднялся на Центральный Пилон замка и вступил в чертог, где оставил Конана. Да, вот он, этот скудоумный варвар, — лежит, словно труп, прикрытый мокрой тряпицей со «снадобьем» Имхотепа! Ни-куда не делся. Когда Аманда явится, он, Джосер, сыграетдосаду и при ней отчи-тает Имхотепа за недостаточные успехи в лечении варвара…

Император расхохотался, представив себе эту сцену. Он протянул руку, чтобы похлопать киммерийца по щеке. Так сказать, поощрительный приз рабу за пример-ное поведение, пока хозяина не было дома.

Рука императора свободно прошла сквозь лицо Конана. И в следующий миг ким-мериец исчез. Пропал, испарился, сгинул без следа!

За спиной Джосера кто-то рассмеялся противным каркающим смехом. Император развернулся и обомлел. Посреди чертога в воздухе висела уродливая старуха. Висе-ла — и смеялась над ним, своим внуком-убийцей.

— Тебя, наверное, интересует, где теперь твой пленник, Джосси, — с издевкой проговорил призрак покойной королевы Нехтесси. — Я точно не знаю, куда он забрался, но, уверена, тебе уж не достать его!

57. В пасти змея.

Ч

 ерный силуэт громадного фрегата заслонял собой звездное небо. Конан поплыл

 к якорю. Над водой торчала только трубка для дыхания. Специальный водолаз-

 ный костюм отпугивал своим запахом акул.

Конан раздобыл этот костюм на том самом судне, команда которого едва не вер-нула его в Деншур. Выплыв из подземного тоннеля, киммериец лицом к лицу стол-кнулся с черной галерой, направлявшейся по Великому Каналу к замку. Дальнейшее решили наглость, ловкость и отвага. Конан, опомнившийся первым, прыгнул на га-леру. Сперва он завладел оружием какого-то стигийского начальника, затем пришел черед и подчиненных.

Оказалось, на галере плыли туранские наемники. А среди них отыскались трое старых дружков киммерийца еще по временам службы у Илдиза, повелителя Тура-на. Вскоре выяснилось, что и эти трое, и остальные, вроде собиравшиеся наняться на службу к святейшему императору, на самом деле не горят особым желанием дра-ться с хвостатыми монстрами. Это стало неприятным сюрпризом для стигийцев, плы-вших вместе с туранцами на той галере. Плывших — потому что после короткого объяснения на галере остались лишь сами туранцы и один киммериец, а стигийцы отправились кормить крокодилов.

Приняв командование судном, Конан решительно развернул галеру. Прежде, чем показался Стикс, вновь обретенные дружки киммерийца уже знали, от каких бед он их избавил. Рассказал он им и свою удивительную историю, естественно, без ряда деталей, которые были ему неприятны. Черная галера взяла курс на запад, к морю.

У самого Кеми она встретилась с дромоном. На нем плыли аргосцы, захвачен-ные в плен при Флори и обращенные стигийцами в рабов. Конан освободил и их. Среди освобожденных, между прочим, оказался знакомый варвара по его предыду-щему побегу из Кеми морской офицер Цезарио. Тот самый, первым признавший в аквилонском короле, спасающимся бегством от стигийских колдунов, легендарного вожака барахских морских разбойников.[1]

Цезарио поведал Конану о событиях, случившихся на Западе, где вволю разыг-рался недобрый гений императрицы Мефрес, известной варвару как Камия. Узнал Конан об обстоятельствах падения Аргоса, о беспощадной расправе Мефрес над ар-госским флотом, и обо многом другом, случившемся в Аргосе, вплоть до коронации и свадьбы юного Ариостро.

Новые друзья киммерийца оставили галеру и собрались на дромоне. Глубокой но-чью черный дромон прошел мимо Кеми и вышел в океан. Ветер благоприятствовал, но люди, понимая, как спешит их вожак, сели на весла. Дромон устремился на север.

И все равно Аманду и Ахеменеса им догнать не удалось. Конан узнал, что раз-минулся с боевой подругой на трое суток…

В открытом океане им пришлось принять бой с двумя стигийскими каравеллами. Стигийцы хотели взять их на абордаж — на каравеллах народу было раза в три бо-льше, чем у Конана, — однако варвар вспомнил свои былые морские подвиги и не позволил стигийцам победить себя. Очень пригодилась катапульта дромона. По итогам битвы акулы Океана получили еще больше удовольствия, нежели крокодилы Стикса до них.

После этого дромон продолжил путь, держась подальше от береговой линии. У Мессантии киммериец оставил своих друзей, облачился в этот самый водолазный костюм и поплыл навстречу врагу. Гигантский черный фрегат по-прежнему стоял на рейде аргосской столицы.

Конану очень хотелось по-настоящему проучить змеепоклонников. Но не ради этого он совал голову в пасть коварному врагу. Его ближайшего и преданнейшего друга Троцеро видели на борту фрегата. Король Аквилонии, неважно, что свергну-тый, не мог проплыть мимо и не вытащить Троцеро.

Конан хорошо представлял, с кем имеет дело. Камия всегда была для него сме-ртельно опасным противником. Он не сомневался и в ее способности навести желе-зный порядок на своем флагманском судне. Только безумец может решиться в оди-ночку проникнуть на фрегат императрицы, да еще с надеждой вытащить оттуда дру-га. Безумец — или он, варвар по имени Конан.

Вот он неслышно подплыл к якорю и высунул голову из воды. Все тихо. Конан вскарабкался на палубу. Она была пуста. Что это — оплошность или ловушка?

Скрываясь в тени, киммериец заскользил по палубе. Предстояло найти кого-ни-будь важного, кто может знать, где прячут Троцеро. На худой конец, как пройти к корабельным казематам.

Конан убрал двоих вахтенных точными бросками метательных ножей. Затем от-тащил трупы в укромное место и переоделся. Морская туника стигийца была мало-вата для его комплекции, но Конан это пережил. Надвинув на глаза гребенчатый шлем, он двинулся вглубь гигантского корабля.

Встреченные им по пути стигийцы, к сожалению, не были важными персонами. Как и подобает стигийцам, эти люди оказались подозрительными, на свою беду. Каждому косому взгляду, брошенному на его статную фигуру, Конан отвечал по-своему. И молился лишь об одном: чтобы стигийцы не подняли переполох прежде, чем он покинет их фрегат — вместе с Троцеро.

Он крался по какому-то коридору, когда услышал шум. Кто-то с кем-то ругался. Один из голосов, скрипучий, принадлежащий старику, показался киммерийцу знако-мым. Конан двинулся в ту сторону.

За поворотом его ждала следующая картина. Щупленький старичок отчаянно от-бивался от двух гибких парней в облегающих черных костюмах. Старик осыпал их проклятиями и колотил штуковиной, в которой Конан узнал священный мидар жрецов Митры.

— Пропустите меня, олухи! Я желаю видеть Его Высочество! Как вы смеете меня не пускать!

Молодые люди ничего не отвечали. Они пытались водворить старика обратно в каюту, из которой он вышел, и делали это со всей возможной деликатностью, какая позволялась обстановкой. Конечно, подумал Конан, ведь ты, старик, здесь очень ва-жная персона — может быть, самая важная на этом корабле! Во всяком случае, для Камии.

Варвар подлетел к сражающимся и прежде, чем те двое успели его увидеть, об-рушил на их головы мощь своих железных кулаков. В следующее мгновение подх-ватил старика, зажал ему рот и шмыгнул вместе с ним в каюту.

Там, в каюте, Конан чуть ослабил хватку и, демонстрируя пленнику обнаженный кинжал, проговорил по-стигийски:

— Привет, старик. Не узнаешь меня?

К изумлению варвара, старик довольно осклабился и кивнул:

— Наконец-то! Я ждал тебя, король Конан.

Кинжал притиснулся к горлу пленника.

— Кто еще здесь знает обо мне? Отвечай, старик, или тебе конец, клянусь Кро-мом! Я не посмотрю, что ты лечил и склеивал меня.

— Убери свой нож. Я не страшусь смерти. Особенно теперь,— глаза старика при-обрели мученическое выражение. — Убери нож. Я помогу тебе. Добровольно.

— Ну как же, я тебе поверю! После всего, что ты творил! Да ты еще больше зас-луживаешь смерти, чем твоя Камия!

— Она — моя дочь! — с гордостью и горечью промолвил Паксимен и тотчас по-правился, опустив глаза. — Она была моей дочерью…

— Что это значит?

— Моя доченька мертва.

Старик не врал. Конан видел это по его глазам. Он и вправду любил эту женщи-ну, любил преданно и беззаветно. И все содеянное им было содеяно во имя этой отцовской любви…Он не желал даже думать о том, что Камия его всего-навсего ис-пользует, как она использует всех, кто имеет несчастье встретиться у нее на пути. Нет, старый Паксимен не врал — да, Камия мертва.

Щадя его чувства, киммериец не стал высказывать свое удовлетворение.

— Почему ты хочешь мне помочь, старик?

— Я виноват, — прошептал Паксимен. — Когда жива была моя доченька, я… Ты понимаешь, я не мог поступать иначе! Но теперь… Теперь хочу оставить что-нибудь хорошее на память о себе. Я знаю, она бы надо мной смеялась…

— Я над тобой не посмеюсь, — серьезно сказал Конан. — Известно ли тебе, что с графом Троцеро?    Медикус закивал.

— Да, да, конечно, я его лечу!

— Лечишь?

— Пока дочь была здесь, он был плох, — вздохнул Паксимен. — Но, как только она уехала, я занялся Троцеро. Он нынче почти что здоров.

— Ты можешь провести меня к нему?

— Да, проведу. Постой, я тебя загримирую.

Конан наконец выпустил старика из своей хватки. Медикус открыл сундук и дос-тал оттуда черный костюм, подобный костюмам тех двоих, познавших силу кулаков

киммерийца.

— Надень,— велел Паксимен. — И не смотри, что не твой размер. Эта ткань рас-тягивается. И про маску не забудь. Под ней тебя никто не узнает. И никому не при-дет в голову потребовать от тебя снять ее.

Варвар недоверчиво хмыкнул: — Кто ходит в таких одеждах?

Медикус вздохнул и помотал головой.

— Долго рассказывать. Могу предположить, сейчас не время.

Возможно, в другой момент Конан потребовал бы объяснений. Но не сейчас, в этом Паксимен был прав. Время слишком дорого. Он быстро облачился в черный костюм. После этого отворил дверь и затащил обоих стражников в каюту Паксиме-на. Медикус накрыл их отрезом черной материи.

— Сюда также никто не станет заглядывать, — не без удовольствия отметил он.

Затем Конан с Паксименом вышли из каюты. Киммериец следовал за стариком, как бы охраняя его. Они спустились вниз, в трюм, и миновали несколько коридоров. Здесь было полным-полно стражи. Никто, впрочем, не преграждал им путь: лич-ность Паксимена и костюм Конана давали им беспрепятственный пропуск повсюду.

Лишь у самых дверей каземата охранник в тунике гвардейского капитана осме-лился спросить, куда и зачем следует почтеннейший медикус. Паксимен стрельнул глазами в сторону своего сопровождающего и ответил:

— Его Императорское Высочество велел доставить пленника в мои апартаменты с целью более детального обследования.

Капитан кивнул и поспешил открыть узилище. Конан и Паксимен вошли. Увидев Троцеро, пластом лежащего на деревянных нарах, Конан пожалел, что Камия уже мертва…

— Ничего, — шепнул ему старик, — сейчас я приведу твоего друга в чувство.

Он достал флакончик и влил содержимое в рот графа. Пуантенец вздрогнул, за-кашлялся, открыл глаза. Увидев Паксимена в сопровождении черного человека и капитана стигийской гвардии, Троцеро выругался.

— Лучше бы я спал! Зачем ты меня мучаешь, старик? — это было сказано по-аквилонски.       Медикус загадочно подмигнул ему.

— Следуй за мной и этим человеком, граф. И не пытайся делать вид, что ты слаб и подавлен!

Втроем они покинули каземат. Паксимен шагал впереди, за ним Троцеро, а за Троцеро — Конан. Что это был именно Конан, Троцеро узнал лишь в каюте медику-са, когда черный человек снял маску и по-дружески обнял его, словно медведь леопарда.

— О, Митра, — со слезами радости прошептал владетель Пуантена, — Ты, на-конец, услышал мои молитвы! А я уж почти разуверился в Тебе!

— Камия мертва, — сообщил Конан. — Нам нужно поскорей отсюда выбираться. Я очень спешу в Тарантию. Составишь мне компанию, дружище?

Лицо Троцеро исказила гримаса страдания: — Боюсь, уж поздно, мой король…

Конан положил руки на плечи графа и сурово проговорил: — Крепись, друг. Мы обязаны выбраться.

— Ну почему тебя так долго не было, мой государь? Быть может, мы успели бы спасти моего Октавио, Пуантен и Аквилонию…

— Возьми себя в руки, Троцеро! Сейчас не время разбираться. Я пришел за тобой.

— Прости, великий государь.

План побега созрел в голове киммерийца. Он обратился к Паксимену:

— Кто главный здесь, на этом корабле?

— Императорский экзарх Ронтакис. Он главный не только на этом корабле, но и в Аргосе, Зингаре, Пели…

— Я понял, — перебил Конан. — Отлично, нанесем визит этому самому экзарху. Ты готов, Троцеро?

— Давно готов, — промолвил пуантенец. — Давно мечтаю расквитаться с этим старым лисом. Без него Камия мало бы чего успела!

Конан полагал иначе, но спорить не стал. Все трое вышли из каюты и направились к покоям экзарха. Паксимен снова шел впереди. У больших дверей, украшенных зо-лотом и лазурью, он спросил стражников, опережая их вопросы: — Его Император-ское Высочество у себя?    Начальник стражи поднялся навстречу Паксимену.

— По какому делу вы пришли, почтеннейший?

Медикус махнул рукой в сторону Троцеро.

— Экзарху необходимо срочно выслушать графа. Я убедил его поделиться неко-торыми интересующими нас сведениями.    Искусная ложь, подумал киммериец. Сразу видно, что именно ты учил Камию. На свою голову!

Начальник стражи кивнул: — Хорошо, я доложу о вас Его Высочеству.

Сказав это, начальник стражи исчез за дверьми. Прошла минута, затем другая, еще и еще. Это не нравилось Конану. Паксимен также нервничал. Если бы не обилие стражи и нежелание раньше времени раскрывать свои карты, киммериец, пожалуй, взял бы на себя смелость раскидать стигийцев и ворваться к «Его Высочеству» без доклада.

Он уже почти решился сделать это, когда золоченые двери выпустили начальни-ка стражи.

— Экзарх примет вас немедленно, — заявил стигиец.

—Почему так долго?—капризно произнес медикус.—Вы не сказали ему, что это я?

— Он знает, что это вы, — ответил начальник стражи.— Его Императорское Вы-сочество беседовал с королем Ариостро и королевой Тети. Вы можете войти.

Конан нутром почувствовал подвох. Однако было поздно — Паксимен уже вошел, а Троцеро, горящий жаждой мщения, незамедлительно проследовал за ним. И ким-мерийцу ничего не оставалось, как сделать то же самое.

В большой гостиной были трое. Юноша, в котором Конан узнал младшего сына Мило, и неизвестная девушка, похожая на мальчишку, сидели в креслах по обе сто-роны дивана. На диване же сидел внушительный старик с седой гривой волос, гус-тыми усами, также седыми, и пронзительными лисьими глазками.

Старик довольно ухмыльнулся и промолвил на чистейшем аквилонском языке:

— Тебе бы стоило догадаться, что каюта Паксимена прослушивается, варвар.

Конан метнулся к Ронтакису, и прежде, чем люди с арбалетами, прятавшиеся по углам гостиной, обнаружили свое присутствие, схватил экзарха и приставил к горлу кинжал. Ему удалось застать всех врасплох.

— Отлично, ты меня знаешь, — прошипел Конан в ухо Ронтакису. — А теперь прикажи своим ублюдкам сложить оружие.

Реакция экзарха на эти слова оказалась совсем не такой, какую ждал киммериец. Ронтакис усмехнулся и произнес:

— Я приказываю арестовать этих людей, Конана, Троцеро и Паксимена!

Киммериец побледнел и надавил кинжал. Он знал, что этому стигийцу будет больно.

— Не советую тебе играть со мной, собака! Эй, вы все! — обратился он к людям в черных костюмах, вышедшим из углов гостиной.—Еще шаг, и вашему экзарху конец!

— Не тех ты пугаешь, именующий себя Конаном, — с ухмылкой молвил Ронта-кис.—Ты думаешь, меня страшат твои угрозы? Ты ничего так и не понял. Я уже ста-рик. Мне легче принять смерть, чем поддаться на угрозы варвара. Что ж, давай, уби-вай меня; едва ль тебе это поможет!

Конан не успел среагировать на эти гордые слова. В события вмешался Троцеро. Он стремительно рванулся к одному из черных, выхватил арбалет и пустил в Ронта-киса стрелу. Графа тотчас же скрутили — но стрелу остановить было выше сил ме-фреситов, Рыцарей Империи, она угодила Ронтакису в грудь.

Стигийский князь, верховный иерарх Ордена, императорский экзарх Западных территорий обмяк в руках Конана и так умер, со словами: — Да живет вечно Великая Стигийская Империя!

«Кром, да ты, я вижу, был убежденным человеком», — с невольным уважением подумал Конан.

Положение его было отчаянным; он являлся живой мишенью для доброго десят-ка арбалетных стрел. Паксимен ничем ему не мог помочь — его уже держали под руки люди в черном.

Внезапно помощь пришла, откуда киммериец и не думал ожидать ее. И двух мгновений не минуло с гибели Ронтакиса, а его внучка смело вскочила со своего кресла и заслонила Конана собственным телом.

— Уберите арбалеты! Я приказываю! — воскликнула Тети.

К еще большему изумлению киммерийца, все эти люди сразу же послушались девчонки. Тети усмехнулась и сказала Конану:

— Отныне главная у них — я!

Он собирался спросить ее, с какой это стати черные исполняют ее приказы, но не успел. Краткую тишину разорвал свирепый баритон, от которого даже у видавше-го виды Конана высыпали мурашки на коже и стыдно заныло под ложечкой…

— Ты здесь никто, сопливая девчонка! Взять их!

В дверном проеме высилась могучая фигура с черной повязкой на правом глазу.

— Ой… Мы погибли! — затрепетала королева Тети. — Это император!

И упала без чувств в руки киммерийцу.

58. Милость Величайшего.

А

 некоторое время до того в замке Деншур разносился каркающий смех, и посре-

 ди чертога в воздухе висел призрак уродливой старухи. Висел — и смеялся над

 внуком-убийцей.

— Проклятая карга, — шептал император Джосер, переводя взгляд то на пус-тое ложе, где только что был Конан, его пленник, то на призрак покойной королевы Нехтесси, — что сделала ты, нежить, с этим человеком?

— Я помогла ему бежать из моего замка, внучек. Тот, кого ты видел, был фан-том, иллюзия, и только, — ответил призрак сквозь глумливый хохот.

Джосер издал гневный вопль, выхватил из-за пояса меч и бросился на Нехтес-си. И меч, и сам Джосер прошли насквозь, а призрак умирал от хохота.

— Давно, давно так не смеялась, — признавался призрак. — Спасибо тебе, Джос-си! Ты можешь сколь угодно долго на меня кидаться, но мне тут ничего не будет! Ибо здесь, в Деншуре, хозяйка — я! Была, есть, буду!

— Клянусь Сетом, я отыщу способ разделаться с тобою, нежить! — взревел могу-чий император. — Клянусь Сетом, я убью тебя вторично, и уж навсегда!

— Бесись, бесись, внучек, — а Конана тебе не достать…

— Где он, говори, во имя Сета!

Нехтесси ничего не отвечала — она только хохотала. Джосер постарался смирить гнев и подойти к этому делу с другой стороны. Он хорошо знал бабку, знал ее ха-рактер. По крайней мере, в ту пору, когда она была жива.

— Что ты наделала, бабушка! Да знаешь ли ты, что будет, если Аманда прилетит сюда, а я не смогу предъявить ей варвара?

— Догадываюсь, догадываюсь, внучек… Она убьет тебя.

— О, Сет! — рявкнул Джосер и схватился за голову.— При жизни ты быстрей со-ображала, бабушка! Причем тут я? Да ты хоть представляешь, какая мощь у этой женщины, Аманды? Десятки летающих крепостей, умеющих рыгать огонь и молнии, точно сами боги! О! Когда поймет Аманда, что Конана здесь нет, она вмиг разнесет твой замок — неужели непонятно?

Глумливый смех оборвался.

— Замок Деншур неприступен, — пробормотал призрак Нехтесси.

— Ты соображаешь туго, старая, — с горечью покачал головой император. — Я говорю тебе: она не станет штурмовать твой замок по земле. Она разнесет его с во-здуха, огнем и молниями!

— Нет! — вскричал призрак. — Этого не будет! Я создам другую иллюзию, и твоя Аманда увидит Конана. И даже сможет дотронуться до него…

— Ах, вот как, бабушка? К демонам Аманду! Ты плохо меня знаешь! Мне варвар нужен был живым! Куда он делся, отвечай, проклятая старуха! Или я найду способ раз и навсегда тебя развеять!

Призрак Нехтесси заплакал.

— Прости меня, Джосси, но я не знаю. Одни лишь боги знают, где он…

Джосер жестоко ухмыльнулся.

— Ну что ж, пусть будут боги… Спрошу у них! Я, как-никак, святейший импера-тор, глава культа!

Он широко расставил ноги, с особым старанием сотворил в воздухе причудливый Знак Змея, затем развел руки в стороны, ладонями вверх, и гулко возгласил:

— О, Сет, Вечный Отец, Владыка Ночи, Великий Змей, чешуйчатый бог Тьмы, Хозяин Мрака, Властелин Преисподних Миров, отмеченный семиконечным знаком, к Тебе взываю я! О, Сет, явись на мой зов, услышь молитвы Твоего раба!

— Остановись, Джосси, что ты делаешь? — в ужасе воскликнул призрак Нехтесси.

Но Джосер игнорировал его и продолжал взывать к верховному богу Тьмы. Нех-тесси, поняв, что он совсем не шутит, затряслась от страха.

— Остановись, мой внук, молю тебя! Разве не знаешь ты, что сделалось с твоим отцом, с Ментуфером, когда воззвал он к Сету? Ценою милости Величайшего яви-лась Тхутмертари! И горе снизошло на королевский дом, беда всей Стигии! Отец твой принял милость Сета — и тем загубил душу и проклял династию! Вспомни Тху-тмертари, внук! Как убивала она, как замучила твою мать, твоего брата, твоих де-тей, как истязала она тебя самого и твою Ка… Чем готов заплатить ты, Джосер, за милость Сета? Что у тебя осталось, кроме твоей жизни и души?

Но император не слушал и не слышал ее. Волны хладного воздуха, полупрозра-чные кольца, змеиные кольца, которые ни с чем и ни с кем иным невозможно было спутать, накатывались на него в такт его молитвам. На хищном лице Джосера игра-ли упоение и восторг. Владыка Мрака внимает ему, своему Избраннику! Конечно, то был не Сет собственной персоной — согласно условиям победивших его богов, Ве-ликому Змею воспрещалось являться на Землю в своем естественном обличии — но полупрозрачные змеиные кольца служили ему обычным божественным воплощением в мире людей.

— Гляди, бабушка, я сделал это! — ревел Джосер. — Сет пришел по зову мое-му!.. О Сет, мой Господин, Отец Вселенной! Даруй мне шанс настигнуть моего вра-га! Я посвящу его Тебе, о Величайший из Великих! Я сделаю то, что обещали Тебе Тот-Амон и Тот-Апис, и Хнум-Собек, и Тхутмертари, и другие — я принесу его се-рдце на Твой черный алтарь! Клянусь священным именем Твоим, я сделаю это — именно я, мой Вечный Повелитель!

— Да будеттак, — с нечеловеческой злобой изрекли незримые уста, и голос этот прошипел не наяву — в душе у Джосера.

Полупрозрачные змеиные кольца, опутавшие императора Стигии, закружились. Метнулось призрачное щупальце — и настигло трепещущий призрак хозяйки Деншура.

— Пора тебе ко мне, дщерь, ты задержалась в мире людей, — услы-шал Джосер божественный глас и увидел, как призрак королевы Нехтесси отчаянно отбивается от змеиного щупальца, отчаянно и тщетно…

А кольца все кружились и кружились, быстрее и быстрее, перерастая в вихрь. Вихрь тот вдруг ринулся в открывшийся кровавый, косматый, трепещущий портал, увлекая за собой Джосера.

И через несчитанные мгновения святейший император Стигии пришел в себя на борту черного фрегата, названного именем его жены, императрицы.

А после этого вихрь канул без следа.

59. Две великие жизни или две великие смерти.

Д

 ругой вихрь, творение другого бога, немногим прежде сделал свое дело. В по-

 следнее мгновение, едва не припоздав, он метнулся навстречу огненному сме-

 рчу и вырвал из объятий смерти ту единственную, за кем был послан.

Она даже сознания не потеряла, лишь в глаза явилась боль от ярких вспышек и пронзительного света. Она очутилась внутри пылающего и искрящегося облака. Об-лако было повсюду, окружало ее со всех сторон, и она не стояла на твердой повер-хности, а парила в непонятном пространстве, хотя никто не держал ее. Над головой трепетал отливающий голубизной круг из неистово вращающихся молний; к этому-то кругу ее и тащило.

Как только она пролетела через этого круг, вихрь исчез. Она стояла на твердой поверхности.

Она увидела колоссальный, воистину безразмерный чертог, где все серебрилось и играло холодным неземным сиянием. Высокий трон в форме пирамиды возвыша-лся в глубине зала. Маленький человек, облаченный во все черное, так что из ме-хового костюма выглядывало только лицо, восседал на серебристом троне. Кудря-вые вороные волосы; огромный, почти что нависающий над лицом лоб; косматые брови; непроницаемые глаза, огромные и блистающие, точно магнетические агаты; чуть загнутый нос; тонкие бледные губы; вся кожа мертвенно снежного цвета без единой кровинки… Над головой играл нимб из крохотных лазоревых молний. Чело-вечек приветливо ей улыбался.

— И снова ты… — изумленно прошептала она. — Тезиас, Великая Душа! Ты, мой нежданный дух-спаситель.

— Приветствую тебя в моих божественных чертогах, Камия, императрица Меф-рес, — высоким голосом сказал ей карлик, восседающий на троне.

— О! Я в твоих чертогах? Значит, все же умерла?

— Пока что нет, — ответил Тезиас. — Но ты умрешь, бесспорно, если мы с то-бою не придем к согласию.

— Я не понимаю… что может быть нужно тебе, могущественному богу, от меня, простой смертной?

— Не прибедняйся, — усмехнулся Тезиас. — По мне, если говорить откровенно, — а у нас с тобою, я надеюсь, выйдет откровенный разговор, — так ты стоишь го-раздо ближе к нам, богам, чем к людям. Полагаю, я не сделал для тебя открытия. Ты это знала. Как знал Пелиас, мой учитель… Что же касается меня, я вышел в бо-ги из низов, из самых простых смертных. Вот почему, к слову, у меня всегда воз-никают трудности с теми, кто взобрался на Небеса прежде меня… Извини, я отвлек-ся. А времени у нас немного. Тварь тху в любой момент готова выбраться наружу.

— Да, — промолвила Камия, — я это чувствую. Она готова… Но ты, Великая Ду-ша, способен…

— Угадала! Я способен. Могу тебя спасти и от твари тху избавить!

— Что нужно от меня взамен?

Бог Великая Душа одобрительно кивнул.

— Я мог бы взять тебя обманом или гипнозом. Перед моим гипнозом никто не может устоять! И ты не устояла бы. Однако я хочу, чтоб ты пошла навстречу мне в сознании и по своей воле, как ты привыкла поступать. Я предоставлю тебе право самой избрать решение. Но прежде выслушай меня; то, что услышишь ты, поможет тебе сделать верный выбор.

Моя история печальна и поучительна. Опустим детство, юность, ученичество у Пелиаса. Я жаждал править миром. Для этого использовал я некий кладезь Знаний, известный узкому кругу чародеев под именем Книги Судеб. Тот самый кладезь, что отдал Пелиасу на хранение его друг Паксимен, атлайский медикус, твой названый отец…

— Он это сделал, чтобы Книга Судеб не досталась мне! — с возмущением вста-вила Камия.

— А вышло, что она досталась мне, — нахально усмехнулся карлик. — Итак, мне удалось раскрыть ее, хотя до меня не удавалось никому… Если не считать Паксиме-на. Но его можно не считать. Поскольку твой отец сразу устрашился могущества Книги. А я не устрашился и воспользовался им! В Книге Судеб я прочел о Пирамиде Мира, что возвышается в тысячах миль к юго-востоку от Стигии, за морем Му. Опускаю подробности моих исканий. Скажу лишь, что в конце концов добрался я до Пирамиды Миры. В ней обитает Страж Земли, хранитель жизни на планете. Мощь его безмерна. Он дал мне Знания, забытые богами и людьми; так обрел я Силу и стал богом. Мне покорился хайборийский мир. Но власть моя была недолгой. Ко-нан-варвар встал на моем пути и победил меня.[2]

— Обычная история для Конана, — пожала плечами Камия. — Он и со мной так поступал сперва. Но я, имея дело с Конаном, нашла к нему подход. Не стоит лиш-ний раз при нем заикаться о власти над миром. Это его страшно бесит! А тебя, по-хоже, понесло?

Тезиас на троне сокрушенно развел руками: мол, увы и ах.

— Но я восстал из мертвых! Обманув время и опередив пространство, я возврати-лся к жизни. Да, не было больше у меня человеческого сердца; его заменил хлад-ный Ромб Яхкунга, вечная темница для моей души. Но разум мой и моя Сила оста-лись при мне. У меня появились могучие слуги-волшебники. Я был готов вернуть себе власть над миром. Еще я вызвал из Будущего сильных наемников, надеясь ис-пользовать их в своих целях. Ты понимаешь, о ком я говорю… Желая отомстить Ко-нану, я подменил его на аквилонском троне пришельцем Джейком, двойником. Ну, и так далее. Старался я играть красиво…

— Однако заигрался, не заметил вовремя опасность,— подхватила Камия. — Зна-комо, как знакомо!

— Мы родственные души, что ж тут удивляться, — подмигнул ей Тезиас. — В тот самый миг, когда я готовился явить миру триумф своей мечты, меня настиг злой рок. Воистину, самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгно-вение перед самым впечатляющим триумфом… Тхутмертари наложила на меня злые чары. Я был богом — и я стал ее рабом! Рабом Змеиной Королевы. Вот и ответ на твой вопрос, Камия, когда-то заданный тобою мужу: «Как Тхутмертари удалось все это?». Как удалось ей победить Ктесфона, и Тот-Амона, и жрецов, и выпус-тить змеядов, и сотворить все остальное… Ей это удалось через меня. Она приказы-вала, а я, раб, все исполнял. Моя Сила стала ее Силой, и никто — никто, даже боги! — не могли противостоять нам, ей и мне… Но я лелеял грезы о свободе. Я знал, что Тхутмертари повторит мои ошибки. Я сам подсказывал их ей, подталкивая к краху…

Воистину, самое ужасное поражение обычно случается в самое последнее мгно-вение перед самым впечатляющим триумфом — но и самая великая надежда обычно рождается в самой глубокой бездне безнадежности!

В конце концов, гордыня победила в ней рассудок, и тогда Всесильная Судьба сыграла злую шутку с ней самой. Тхутмертари пала, достигнув большего, чем вся-кий бог. А я спасся, благодаря Конану…

Настало время отдавать долги. О власти над миром я больше не грезил. В рабс-тве у Тхутмертари я понял многое, чего мне стоило понять гораздо раньше. Я стал другим. Я был холодным и бездушным богом. Теперь же я воистину Великая Душа! Я одержал победу над собой. И, смею верить, оправдался перед Владычицей Суще-го… Я сделал все, чтобы не допустить явления на свет новой расы тху, зловещего наследства Тхутмертари. Мои слуги, Синие Монахи, по моему приказу уничтожили черные яйца, снесенные змеядами от людей. Я также отыскал способ, как спасти человеческих женщин, подобно тебе носящих зародыша нечестивой расы тху. О, этот способ изумителен! Он прост, красив и гениален. Я умолчу о нем; скажу лишь, что с его помощью невольно я воплотил свою Мечту…

Как это чудно!.. Я воплотил свою Мечту — но жизнь моя близка к развязке. Ты не ослышалась, о нет. Я, бог Великая Душа, — я обречен на гибель. Это так глупо! Неведомое Существо, Тварь из Чужой Вселенной, когда-то призванное Тот-Амоном в наш мир, охотилось за Конаном, за Тхутмертари и за мной. Но вместо Конана оно умертвило Джейка Митчелла, его двойника, а Тхутмертари победили мы все вме-сте: Конан, я, Аманда, мой магистр Брахо и это Существо. Я — следующий и пос-ледний.  Я — ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА.

Мне не спастись от Существа. Я это знаю. И прежде знал. Я мог лишь выиграть время, и мне удалось его выиграть. Но оно на исходе. Здесь, в Зачарованном Горо-де, под защитой силового поля Стержня — увы, я не успею объяснить тебе, что это такое, чем это было для меня, — я чувствовал себя в безопасности от Существа. Го-ворю в прошедшем времени, потому что один старик, именующий себя ученым, из тех, кого я от большого ума призвал в Хайборию из Будущего, возомнил себя ве-ршителем судеб всего человечества. Он взобрался на Стержень, туда, где я не могу его достать, и…

Вдруг все содрогнулось и поплыло, словно сотканное из тумана. Откуда-то раз-дался глухой рокот — и грохот, чьи-то крики и какой-то рев… Тезиас прошептал заклинания, и все восстановилось.

— Вот подтверждение моих слов, — с грустью заметил он Камии. — Пока мы здесь с тобой ведем беседу, этот дурной старик разрушает мой Стержень. Хотя, кто знает, может быть, оно и к лучшему…

— Скажи, Великая Душа, старик — тот самый, кого пришельцы называют доком? — воскликнула императрица.

— Он самый, док Луиджи Фонтанелли, будь проклят день, когда я затащил его сюда. Камия схватилась за голову. Она все поняла. И последнюю радость короля Роберта, и незавидную участь грандиозных планов своего любимого супруга.

— Нельзя ли как-то доку помешать?

Великая Душа отрицательно покачал головой и продолжил:

— Не отвлекайся, Камия. У нас с тобою времени почти не остается… И у нас вся жизнь, возможно, впереди!

Великая Душа перевел дух и, убедившись в том, что она его внимательно слу-шает, продолжил:

— Наконец, о тебе, моя дорогая… гостья. Последние две луны я внимательно следил за тобой. Следил, как ты играла для богов. Признаюсь, я, карлик Тезиас, Великая Душа, глядя на твою игру, также ощущал себя богом. И я рукоплескал тебе! Я ощущал в себе желание спасти тебя.

— Единственный вопрос: зачем?

Тезиас испытующе посмотрел на нее.

— Ты дорога мне. Я хочу также доказать, что твой потенциал намного шире. И что благую роль ты в состоянии сыграть ничуть не хуже, чем играешь злую.

И главное! В тебе провижу я себя грядущего. Спастись от карающей десни-цы Судьбы я не властен — так пусть мой дух живет в тебе! Пусть все то благое, что я мечтал, мечтаю сотворить, что сотворить не успеваю, сотворишь ты, Камия! Я убежден, ты можешь, можешь и должна стать преемницей Великой Души, — ес-ли не ты, то кто же?

Употреби свои таланты на благо людям — и ты сама увидишь, что твоя новая роль не менее красива, увлекательна, сложна, чем прежняя, роль злая…

Я хочу, чтобы мой обновленный дух жил в тебе! В буквальном смысле слова! Понимаешь?..

Итак, едва угаснет силовое поле Стержня, Существо меня настигнет, умертвит. Но я, — карлик плутовато, как в прежние времена, ухмыльнулся, — я бы не был бы собою, если б не продумал, как мне обхитрить жестокий рок!

В руке Тезиаса появился небольшой стеклянный сосуд, внутри сосуда пульсиро-вало белое облачко. Оно искрилось крохотными блестками и выглядело, как живое; нельзя было не заметить некое ошеломляющее сходство между сияющим нимбом над головой самозваного бога и этим облачком в сосуде.

— Вот она, душа, которую я создал здесь, в моей лаборатории,— с любовью за-метил карлик. — Мое творение, символ моей Мечты! Понимаю, даже тебе нелегко постичь все сразу, но поверь: то, что ты видишь в этой склянке — живая копия меня. Да, это я, Великая Душа! Великая Душа, сотворенная мною! Моя живая ко-пия, если угодно. Она покамест спит; согласно установкам Мироздания, не могут быть две души одновременно у одной личности. Моя задумка — в том, чтобы разбу-дить эту душу, мою искусственную душу, когда первая моя Великая Душа, то есть, я сам, погибнет, умерщвленная Существом. Да, я погибну — но я буду жить! Я как бы разделюсь на себя прежнего и себя будущего. Одного меня умертвит Сущест-во — другой же я продолжу жизнь с этой душой. У меня не будет собственного тела, но, право же, я был фантомом, и я знаю, что это такое. Жизнь без человеческого тела не страшит меня. Мой разум и моя личность сохранятся, как и моя Сила. И сверх того: я стану больше богом, чем я нынче бог!

— И для этого тебе нужна я? — с трепетом спросила Камия.

— Да, для этого мне нужна ты, — согласился Тезиас. — Я хочу, чтобы ты приняла в себя мою искусственную душу. Когда она войдет в тебя, я начну жить в тебе.

Камия, белая как снег, напуганная так, как никогда до сих пор в своей жизни, закрыла глаза и простонала:

— О, нет! Твой замысел безумен и ужасен! Ты хочешь жить во мне — но я же не хочу тебя в себе!! По-твоему, мне мало одного чудовища? Во мне оно живет и меня губит — так ты желаешь и себя туда, в чрево мое, подсадить!

Тезиас вперил в нее магнетический взор своих огромных агатов и заставил смо-треть на себя.

— Но это единственный способ, как спасти твою жизнь, — холодно заметил он. — И не только твою. Все дети расы тху связаны между собой. Если мне удастся одолеть тварь в твоем чреве, такая же участь постигнет всех других чудовищ в чре-вах других матерей. Если я спасу твою жизнь, Камия, я спасу все остальные. Но тебя интересует лишь твоя, или я неправ?

Камия заломила руки и упала на колени перед троном карлика.

— Мне не нужно спасение такой ценой! Кем стану я, когда ты войдешь в меня? Что будет значить моя личность против твоего божественного духа? Ты подчинишь ее! Я стану лишь твоей игрушкой, твоим новым телом! Ты сможешь управлять мной, как захочешь! О, это невозможно! — она с трепетной ненавистью взирала на играю-щую в руках карлика склянку с его искусственной душой. — Если у меня еще есть выбор, я лучше предпочту мучительную смерть! Избери себе кого-нибудь дру-гого! Я знаю, многие волшебники мечтают носить в себе могущественного духа. Предложи себя им…

— На это нет времени, — сурово отчеканил бог Великая Душа, — и даже если было бы, никто, кроме тебя, не может быть меня достоин. Я буду жить в тебе — или нигде! Вернее, не в тебе — в твоем ребенке. Пойми же: всей своею мощью, мощью бога, силой звездной магии, которая подвластна мне, я подавлю зародыша прокля-той расы тху. Нет никаких сомнений, с ним я справлюсь. Я превращу его в норма-льного ребенка, человеческое дитя. Так я спасу и тебя, и его. Ты родишь…

— Нет! Нет! Я поняла… Ты лжешь, ты лукавишь! Тебе нужно новое тело, новый разум, достойный тебя! Сама я не нужна тебе! О, бог сладкоречивый и коварный! Я тебе не верю! НЕТ!!

Взмахом руки и телепатическим приказом он заставил ее умолкнуть.

— Ты родишь, — настойчиво продолжал Тезиас. — Это будет сын или дочь, нор-мальный человеческий ребенок, не чудовище. Ты назовешь его или ее именем Джос-си, в честь мужа. Ты представишь своего ребенка миру как дитя от законного брака и сделаешь своим наследником. Или наследницей, если это будет она. Когда родишь ты, я уйду из тебя вместе с ним. Я буду жить в твоем ребенке. Клянусь Всеми Зна-ниями Вселенной и Великим Космическим Разумом — им единственным я поклоня-юсь! — ты не станешь моей игрушкой. В качестве «нового тела» ты мне не нужна. Наоборот, мне нужно, чтобы ты оставалась собой, со своей волей, со своею лично-стью. Ты будешь Камией, Мефрес, кем сама захочешь, а не Тезиасом, Великой Ду-шой! Я не посмею повредить тебе. Напротив! Я буду оберегать тебя. При той жизни, какую ты ведешь, плохо ли иметь духа-хранителя, который всегда с тобой? Тебе, императрице Стигии, понадобится такой дух. Во имя Всех Знаний Вселенной! Тебе лишь сорок лет, и ты только взошла на трон — твои великие свершения все впереди! Сколь многого ты не увидишь и не совершишь, если отвергнешь меня! Прислушайся к своим чувствам, Камия. Разве ты хочешь умирать? Ты, Камия? Ты, любящая жизнь во всех ее проявлениях! Ты, пребывающая на вершине славы! Ты, величайшая из смерт-ных женщин, — жаждешь смерти или жизни? Прошу, подумай — и не отвергай меня!

И опять колоссальный чертог сотрясла чудовищная судорога. Далекие стены по-плыли, сползая серебристым воском сгорающей космической свечи. Сам воздух за-стонал, заколебался, как мираж в пустыне. И в этот миг Камии подумалось: может быть, все это — не более чем страшный сон? Какая-то игра богов? Игра воображе-ния? А может быть, она мертва уже, сожженная Амандой, и это — ее личный Ад?

Великая Душа восстал со своего пирамидального трона. Тело карлика вспыхнуло лазоревыми искрами. Вокруг Тезиаса образовалось облако сияющего света. А на границе этой божественной ауры медленно, но упрямо начала проявляться некая не-ясная сущность — черная, черней, чем тьма Вечной Ночи, перетекающая масса; щу-пальца, туманные и аморфные, пытались просочиться сквозь защитную ауру карли-ка, и это им понемногу удавалось…

— Существо,— пытаясь скрыть от женщины свой ужас, промолвил Тезиас. — Оно пришло за мной… Нет времени на долгие раздумья. Выбирай: две великие жизни или две великие смерти! Решать тебе, что предпочесть…

Раскрыв свои огромные сияющие очи, Камия с суеверным трепетом смотрела на конвульсии самозваного бога. Аморфные щупальца неведомой твари подбирались к его телу. Могучая аура Великой Души не могла более сдерживать Существо; оно от-чаянно пробивалось к сердцу своей третьей жертвы.

— И последнее, — услышала Камия из уст гибнущего бога. — Если ты решишься впустить меня к себе, я, как и обещал, спасу тебя и твоего ребенка. Я буду вас обе-регать. Но тебе придется выполнить одно мое условие. Только одно…

И он сказал ей это условие. Она сначала не поверила своим ушам, настолько странно это имя прозвучало в устах бога космических знаний… Тезиас печально и загадочно подмигнул ей:

— В жизни много странностей, дорогая. Считай мое условие моей последней при-хотью, моим капризом… или же моим предвидением, как тебе угодно. Ты и сама, должно быть, понимаешь: этот человек необходим. Разве случайно Судьба все время сводит нас: его, сына гор; тебя, дочь морей; и меня, пасынка звездного разума…

Щупальце вселенского мрака вонзилось в грудь карлика. «Прощай — и, я на-деюсь, здравствуй», — вот были последние слова, услышанные ею от Великой Души.

60. Третья жертва.

Е

 СТЬ!!!

 Это случилось. Путь к исполнению заветной клятвы, Миссии, данной Им ког-

 да-то странному туземному волшебнику, путь, казавший порою бесконечным, — путь, наконец, завершен.

В отличие от своих жертв, с первой по третью, оно никогда не сомневалось в этом неизбежном исходе. Все в пределах Сущего предначертано Судьбой, Владычи-цей Сущего. Судьба на то и есть Судьба, чтобы быть воистину всесильной и равно править всеми во всех мирах, во всех вселенных. Нет никого, кто был бы способен уйти от Судьбы, от ее карающей десницы.

Картины исполнения клятвы не раз вставали перед мысленным взором Существа. Таким созданиям дано провидеть Грядущее. Существо ясно наблюдало, как погиба-ет, так и не осознав истинной причины своей смерти, первая жертва; как покидает этот диковинный мир вторая жертва, обученная со Смертью, возомнившая, что Смерть более не властна над нею; и как отчаянно сражается за место под этим проклятым солнцем последняя, третья, жертва… Наивные и жалкие, напрасные создания! Дес-ница Судьбы занесена над ними, и никакие боги, демоны, волшебники не в силах обратить ее карающий размах…

Так было прежде — но в это мгновение Будущее стало Прошлым. Клятва испол-нена. Третья жертва присоединилась к первой и второй.

Она оказалась странной, эта третья жертва. Не никчемный туземный разум, как первая жертва, и не великая богиня, чуть прикоснувшаяся к Тайнам Вселенского Бы-тия, как жертва вторая, — а истинный хранитель этих Тайн. Третья жертва была не от мира того, в котором жила, и Существо почти сожалело о том, что ее пришлось умертвить. С другой стороны, это логично: поскольку третья жертва — не от мира сего, ей тем более незачем существовать в этом мире, диковинном, полном кошма-ров. В мире, где спасительное темное безмолвие проиграло свою вечную битву с силами Первозданного Хаоса. В этом мире, где свет, долженствующий быть споко-йным, ласковым, превратился в жуткое, вечно голодное чудовище, выпивающее ос-татки жизни. В этом страшном мире, где злобный ветер вечно гоняет мириады мо-лекул отравленной кислотой взвеси, которую никчемные туземные разумы именуют «воздухом». Какая жуткая насмешка природы! Жалкая планетка, крохотный шарик на обочине Чужой Вселенной, побочный побег Мироздания, — как удалось тебе поро-дить столь могучий, удивительный разум, который я только что умертвило?..

С исполнением клятвы к Существу должна была прийти свобода. Но свободы не было. Вместо свободы Существо познало плен. Ибо в смерти третьей жертвы скры-валась западня. Душа третьей жертвы пряталась, вернее, томилась, в матовом крис-талле, вытянутом с двух сторон; кристалл сей был известен Существу как Ромб Яхкунга.

Ромб Яхкунга, он с далекой планеты, где живут организмы без тел. Ромб Яхкунга — это их темница. Душа, попав однажды в Ромб Яхкунга, никогда не вырвется об-ратно. Она обречена на вечное в нем заточение.

Кто-то когда-то обрек третью жертву, этого странного карлика, на вечное зато-чение в Ромбе Яхкунга, — поняло Существо. Оно умертвило третью жертву — и за-няло ее место в Ромбе Яхкунга. Вот и награда за исполнение Миссии — вечный плен в магической темнице.

Коварная Судьба, Владычица Сущего, не упустила случая жестоко подшутить и над своей карающей десницей…

* * *

К

 удрявые вороные волосы увяли, магнетические агаты погасли, маленькие руки

 опустились, и ноги карлика подкосились. Бог Великая Душа повергся на свой серебристый трон. А сосуд с пульсирующим белым облачком, который карлик до последнего держал в руке, не разбился; и в самом деле, точно живой, он выскольз-нул из помертвевшей длани самозваного бога и опустился в руки Камии.

Он предлагал ей себя — и она, наконец, приняла, осознала, что это никакой не сон, а явь.

Вокруг нее все таяло и пропадало; то, что было колоссальным чертогом, сереб-ристым троном, одним словом, материей, расползалось струями Живой Энергии. Вокруг разносилась чарующая мелодия неведомых звуков: рокот и грохот, и чьи-то крики, и какой-то рев. То стонал Зачарованный Город, умирая вслед за своим хозя-ином. Вернее, нет, не умирая, — ибо творец этого космического чуда сделал его поистине неуничтожимым, — а всего лишь возвращаясь в состояние иллюзии, в которой пребывал все прошлые миллионолетия, и откуда однажды извлек его тщес-лавный гений Великой Души.

Но она, Камия, императрица Мефрес, как будто не обращала внимания на уско-льзающий вокруг нее в иллюзию Зачарованный Город. Она немигающим взглядом смотрела на сосуд с Великой Душой, копией павшего бога, и впервые в своей яркой жизни эта сильная, решительная, проницательная, осмотрительная и отчаянная женщина не знала, как ей поступить.

Уж лучше б ты меня принудил силой, бог Великая Душа!

Он возложил на ее плечи неподъемную ношу — однако даже он не догадывался, что от этого выбора Камии косвенно зависит участь целой планеты, и потом, воз-можно, всей Вселенной.

А если бы догадывался, то наверняка принудил бы.

Мир растворялся вокруг нее и вместе с нею, а она никак не могла сделать выбор.

Ты был очень странный бог, Великая Душа, подумала Камия, приняв, в конце концов, решение. Очень и очень странный бог — и удивительно наивный!

Я не сказала тебя главного: мне нравится моя роль в Театре Богов. И я не собираюсь менять амплуа. Так хочешь ты — но мне это не нужно.

Однако и он, смертный карлик, сотворивший из себя бога, не был таким уж на-ивным, как она полагала, — он тоже главного ей не сказал! Он припас свой глав-ный козырь на другое время, то, когда наступит черный день воистину для всех, всех, всех.

61. Страдание, смерть и забава.

И

 мператор Стигии Джосер, облаченный в черную тунику, расшитую золотыми

 змеями, шелковый плащ и монарший шлем хепереш со вздыбившейся спереди

 змеей-уреем, восседал на престоле в тронном зале флагманского корабля.

Как только Конан, Троцеро и Паксимен были схвачены, Джосер лично допросил старого медикуса. Повинуясь последней воле нареченной дочери, Паксимен вручил императору кожаный мешочек с ее прощальным посланием.

Так Джосер узнал все, что жена тщательно скрывала, оберегая его чувства. О ребенке тху, о том, почему Камия не вернулась в Стигию и как провела последние две луны своей жизни. Письмо заканчивалось признанием в любви и завещанием всех завоеванных Мефрес на Западе земель в дар своему супругу-императору… Мо-гучий Джосер плакал, не стыдясь слез, и старый Паксимен плакал вместе с ним.

— Моя Ка мертва, — шептал император, — как мне в это поверить, как мне при-нять? Ты знаешь, старик, мы познакомились еще детьми и с тех пор шли по жизни вместе. Мы вместе страдали и наслаждались, вдвоем переживали приключения и битвы, интриги и переживания; мы с ней стали единым целым, и ни она, ни я не мыслили себя без второй половины… Мы делили поровну победы и поражения.[3] Став монархом Стигии, я разделил с Ка власть, а Ка разделила власть со мной. И вдруг она покинула меня… О, Сет, мой Вечный Повелитель, как ты мог допустить это? Разве могу я жить и править без моей прекрасной Ка? К чему мне этот трон, весь этот мир, без моей Ка?..

Джосер разрыдался, а затем поднял взгляд на Паксимена, и в этом взгляде был для медикуса приговор.

— Это ты ее убил, старик. Ты, клявшийся мне положить жизнь за нашу Ка! Но вот она мертва — а ты имеешь наглость жить, стоять тут предо мною? Она всегда так верила в тебя, а ты ее не спас!

— О, если бы я мог… — затрясся Паксимен. — Если бы я мог обменять свою жизнь на ее, ты видел бы сейчас ее, а не меня!

Император отвел взгляд.

— Я не хочу тебя больше видеть, — глухо молвил Джосер. — Убирайся, исчезни, растворись во мгле. Могу спустить тебе измену и твою помощь Конану, нашему ис-конному врагу, но гибель моей Ка не прощу никогда! Мне надо бы тебя подвергнуть лютой пытке, выжечь твои нервы и стереть с лица земли всю память о тебе. Но, в память о чувствах, которые питала к тебе Ка, я тебя отпускаю. Иди куда желаешь, Паксимен, и делай все, что хочешь. Никто тебя не тронет. Но более не смей мне попадаться! Ты был нужен Ка — мне ты не нужен… Ступай, старик. Я все тебе ска-зал. Прощай.

— Прощай и ты, святейший император. Я ухожу вслед нашей Ка.

Сказал, закрыл глаза, потом во рту у Паксимена что-то тихо хрустнуло — и старый медикус упал к ногам владыки Стигии, и упокоился душой.

Когда убрали его тело, Джосер собрал в тронном зале всех вельмож, чтобы объ-явить им свою волю. Его сердце разрывалась от утраты, и желание свирепой мести переполняло его. Джосеру не было важно, кому мстить за Ка. Он собирался причи-нять страдания, потому что страдал сам.

Адмирал Ратмес, командор Анеф и другие слуги его жены стояли перед ним по стойке «смирно». Лица их покрывала бледность, и было отчего: внезапное появле-ние святейшего императора на фрегате всем казалось чудом. Не говоря уже о про-чих ошеломляющих событиях этой ночи: убийстве Ронтакиса, предательстве Пакси-мена, поимке Конана, самого заклятого врага державы Змея и всех ее властителей. Советники, привыкшие видеть на этом троне изящную фигуру императрицы Мефрес, точно леденели под тяжелым металлическим взглядом ее красавца-супруга, одног-лазого гиганта с резким и хищным лицом, мохнатыми бровями и длинными смоля-ными волосами, змеящимися из-под императорского шлема.

На глазах у них Джосер стал писать рескрипт.

— Довольно церемоний, — изрек он, закончив. — Моя великая супруга любила всяческие игры. Однако у меня на это нет ни времени, ни желаний. Императорским рескриптом я повелеваю отловить и предать жестокой смерти десять тысяч варваров. В числе прочих — варваров, носящих имена Конан, Троцеро, Кассио, Ариостро, Ро-дриго… ну и так далее, как перечислено в моем рескрипте. Я упраздняю экзархат на Западе. Не будет больше здесь ни королей, ни герцогов, ни графов. Аргос, Зингара и все остальные наши земли станут имперскими провинциями; позже я назначу им своих наместников. Возможно, это будет кто-нибудь из вас. Наконец, повелеваю я ближайшей ночью учинить в Мессантии большой пожар. Да, пусть дотла сгорит этот проклятый город, обитель грязных варваров! Морские «Врата Хайбории» будут мной закрыты! Устрою варварам геенну огненную на земле, в память моей Ка!

Вельможи слушали святейшую волю ни живые, ни мертвые. Всем была очевидна бессмысленность и даже вредность такой демонстративной жестокости, однако никто не решился сказать это в лицо императору. Они знали, что исполнят его волю, чего бы им это не стоило — они были так воспитаны.

Огласив свой рескрипт, Джосер велел привести приговоренных. Конан и его дру-зья шли в цепях и с черными мешками на головах. По приказу Джосера с головы Конана сорвали мешок, потом варвара бросили к подножию трона.

— Это наша последняя встреча, киммериец, — заявил ему стигийский император. — Сейчас ты умрешь, вместе с тобой умрут твои друзья.

— Зачем тебе мои друзья? — недобро усмехнулся Конан. — Тебе нужен я, один я! Так сразись со мной в честном бою!

Джосер криво ухмыльнулся.

— У тебя были шансы на честный бой со мной, собака варвар. Ты все их упус-тил, теперь их нет. Я награжу тебя позорной смертью. Ты умрешь не в битве, а на алтаре Вечного Отца.

Конан упер руки в бока, насколько позволяли ему цепи, и расхохотался.

— Ты всегда был трусом, ускользающим от честного боя, как песок ускользает из рук. Что, боязно скрестить со мною меч? Ну же, давай, ты ведь всегда этого хо-тел! И я, не стану врать, всегда мечтал тебя прикончить, ради Крома, — так прис-тупим!

Лицо императора побагровело.

— За эти слова тебя станут мучить еще дольше и еще страшнее, — прошипел он. — Что ты болтаешь, мне на всё плевать. Я знаю себе цену. Я слишком высоко стою над такими, как ты, убогий червь, чтобы марать свой императорский клинок о твою поганую кровь! Забыл, презренный, кто я — повелитель половины мира!

— Мне приходилось отправлять к Сету и Нергалу даже тех, кто управлял всем миром, — усмехнулся киммериец. — Ну, ладно. Позволь один вопрос, пока я жив. Неужто тебе, повелителю половины мира, самому не хочется развлечься? Прикинь, выйдет ли у тебя когда-нибудь развлечение лучше поединка со мной? Последнего из наших поединков!

Джосер задумался на мгновение, затем сжал кулак и решительно ударил по под-локотнику трона.

— Клянусь Сетом, тут ты прав! Да, я хочу с тобой развлечься! Эй, стража, отве-дите его на палубу, раскуйте там и дайте меч, такой, как у меня. Пойдет игра без правил, киммериец. Хочу, чтобы ты знал. И вы все знайте, — возгласил император, обращаясь к своим подданным. — Если этот пес меня прикончит, вы тотчас же его убьете. И всех его друзей. За каждую мою рану убивайте одного, в таком порядке: Кассио, Ариостро, Троцеро… Ты все понял, пес? Смерть ждет тебя при любом исхо-де схватки! Я развлекусь, а ты меня убить не сможешь! Ха-ха-ха-ха!!

— Ах ты, проклятый змей… — простонал Конан, холодея.

— Струсил? — расхохотался император. — Но нет пути назад! Сам напросился! Ну, чего вы ждете, — на палубу всех, живо!

Стигийцы беспрекословно выполнили приказ своего повелителя. Просторная ве-рхняя палуба фрегата превращалась в поле схватки. Люди в глухих черных костю-мах с кинжалами, метательными ножами и взведенными арбалетами оцепили его. Туда же привели Конана, Троцеро, Ариостро, Тети и Кассио. Помешанный рассуд-ком старший брат аргосского короля не понимал, что происходит и потому был сто-крат счастливее других; Кассио щурился на встающее солнце и улыбался, как бла-женный.

Киммерийца расковали, дали ему меч. Напротив Конана встал Джосер, воору-женный таким же мечом. Плащ и хепереш стигиец снял, оставшись только в тунике со змеями.

— Ну что ж, отлично, поиграем! — с ухмылкой бросил император и первым ри-нулся навстречу Конану. Смертельная игра без правил началась.

62. «Прощание с иллюзиями».

В

 осторг свободы и своеобразное мстительное удовольствие переполняли сердце

 Аманды Линн, капитанши наемников из Будущего.

 Император Джосер, его стерва и красавица жена, урод Джейк Митчелл, преда-тель Бобби Рэнквист и даже мой любимый Конан — они все считали меня круглой дурой, думала Аманда. Жалели меня, всерьез не принимали, а сами использовали, как хотели. На мои чувства им было начхать. Но я показала им всем, кто такая и чего на самом деле стою, — там, в Тарантии

Как, должно быть, удивится Конан, когда узнает, что я очистила его столицу от стигийцев. Ясное дело, не одна: парни подсобили мне. Может, кто и спасся. Я бы не стала им завидовать: тех, кто от нас спасся, сами аквилонцы отыщут потом и добьют. Никуда змеепоклонники не денутся, хана им!

Мы разбомбили змеенышей Сета и улетели из твоей столицы, король Конан — ты ведь этого хотел? Так радуйся, я очистила твою Аквилонию не только от стиги-йцев, но и от своих парней, которых ты называешь пришельцами.

Мы улетели из Тарантии — но не торжествуй прежде времени, Джосер, лукавый и лживый герой! Я сдержу свое слово и прилечу к тебе в замок Деншур. И парни прилетят со мной. Мы поможем закатать в песок хвостатых монстров. Но сначала… Ты не брал с меня слова мчаться в Деншур сразу из Тарантии!

Поэтому я полетела не на юг, а на запад. Сюда, к океану, где стоит флот твоей покойницы-жены. Имперский оккупационный корпус, силы Зла. Ты, святейший им-ператор, позабыл взять с меня слово не истреблять его! Или позабыл, или решил, что я совсем тупая и сама не додумаюсь. Короче, никакой наш договор я не нарушу,
если запущу пару ракет вон в тот здоровенный черный парусник, а ребята займутся остальными кораблями, где на флаге извивается стигийский змей.

А потом, когда твой флот пойдет ко дну, мы развернем «Черные коршуны» и полетим к тебе в Деншур. Там я увижу Конана, а Конан увидит меня. Я расскажу ему, что сделала в Тарантии, потом в Мессантии, и он поймет, в конце концов, кто я такая, и мы с ним будем счастливы.

Ты не сумеешь помешать нам, император Джосер. А попытаешься — так пожа-леешь, проклянешь тот день, когда я встретилась на твоем пути.

* * *

Б

 ольшая солнечная жемчужина, амулет Небесного Народа, сияла в космическом

 пространстве между вершиной Стрежня и линзой-ретранслятором, качавшей для Стрежня энергию Космоса. Док Луиджи Фонтанелли парил рядом, то ли в океане вакуума, то ли внутри действующей модели Вселенной, о которой говорил ему за-гадочный Милиус, он же Скучающий Маг, джан Земли.

Теперь-то Фонтанелли точно знал, кем в действительности является это невооб-разимое создание.

 Джан — это не титул и не должность. Не награда. И не статус. Джан — это клеймо!

Джана рядом не было в последние мгновения старого дока. «Я — Узник Вечнос-ти»,— признался напоследок Милиус. Признался — и исчез, должно быть, возврати-лся в тайную обитель посреди Карпашских гор, где отбывал свой бесконечный срок.

А старый док остался, чтобы уйти вместе с Зачарованным Городом и Стержнем, сердцем Зачарованного Города,— туда, куда уходят они, когда материя опять стано-вится иллюзией…

* * *

Э

 то была очень странная схватка. Действительно, не схватка, а постыдная игра.

 Джосер играл с ним, как хотел. Стигиец нападал, а Конан защищался. Так ми-нул час. Тело киммерийца кровило. И вот, словно нарочно, стигиец сам подставил-ся под меч. Клинок Конана проделал алую бороздку на плече императора.

Джосер расхохотался и отпрянул. В следующий миг варвар увидел, как молодой человек в черном костюме, которого император звал Анефом, уверенным движением перерезал горло аргосскому принцу Кассио, умалишенному. И не успел Кассио упасть, как Анеф подскочил к следующей жертве, к королю Аргоса Ариостро, приставил кинжал к его горлу.

Анеф — лишь инструмент святейшей воли, он исполняет приказ своего импера-тора: одна смерть друга Конана за каждую рану на теле Джосера. Следующий после Ариостро — Троцеро.

Варваром овладело отчаяние. Выхода не было. Убить проклятого стигийца — зна-чило обречь на смерть себя и всех своих друзей. А опустить свой меч — подстави-ться под меч Джосера.

Стигиец же не подавал признаков усталости.

Он развлекался, император Джосер, играя со своим заклятым врагом. В подоб-ном развлечении состоял для него лучший способ сбежать от мыслей о своей утрате.

И потому не его единственный серо-металлический глаз, а орлиные сапфиры Конана первыми приметили в небе на востоке черные точки, которые быстро приб-лижались.

* * *

П

 режде, чем запустить первую ракету, Аманда Линн приказала бортовому компь-

 ютеру сфокусироваться на самом большом корабле и увеличить изображение. До флагмана стигийцев еще было далеко, однако компьютер выполнил задание на «от-лично».

Рука капитанши, нависшая над кнопкой запуска ракет, бессильно поникла. Аман-да отказывалась верить тому, что видела на мониторе. Может быть, компьютер сбрендил? Или зачарован? Что за чушь!

Там, на здоровенном паруснике стигийцев, были те, кого там быть вовсе не до-лжно. Конан и Джосер. Оба! И оба с мечами. И они дрались этими самыми мечами. Джосер нападал, а Конан отбивался, хотя как-то вяло, будто был больной.

Но вот Конан ее увидел, точнее, увидел ее вертолет, и замахал мечом, и что-то стал орать. Жаль, бортовой компьютер только видит на расстоянии, а слышать не может.

Потом и Джосер заметил черных птиц на восходе. И она увидела лицо стигий-ца, увидела, как глумливоторжествующая улыбочка в мгновение ока схлынула с этого лица, уступив место неподдельному ужасу.

Правильно трепещешь, одноглазый ублюдок, подумала Аманда. Стало быть, не только Конан, но и Бобби Рэнквист оказался прав насчет тебя. Ты в самом деле со-бирался всех нас обмишурить. Вовремя же я поспела! Позже разберусь, какая хрень мешает Конану тебя прикончить. Я могу сделать это за него.

Аманда прицелилась и дала очередь из носового пулемета. Проклятье, слишком далеко! Я не успею достать тебя, стигиец, — ты прикончишь моего мужчину! Ты уже воздел над Конаном свой меч…

Лазерная пушка! Как же я могла забыть? На, получай, святейший император, лу-чи смерти с неба!..

* * *

М

 алиновый луч метнулся к кораблю и вдруг оборвался в пространстве, чуть-чуть

 не добежав до черного фрегата. Случилось нечто непредвиденное, неожиданное, невозможное. Черные птицы, спешившие к флотилии стигийцев, начали развалива-ться в воздухе. Они разваливались прямо на глазах, как будто сами были воздухом, а не металлом.

Они почти и были воздухом, — Живой Энергией, — а не металлом, Аманда знала это, знал и Конан.

Джосер этого не знал. Как и все остальные здесь, на корабле, он зачарованно смотрел на это зрелище. А Конан это диво уже как-то видел. И даже сам творил нечто подобное, спасая жизнь себе и боевой подруге. Первый раз — над морем Ви-лайет, ну а второй — в Карпашах, близ берлоги Милиуса.

Только нету тут ни мага Милиуса, способного вторично оживить Аманду, ни со-лнечной жемчужины, амулета Небесного Народа, способного рассеивать чужие ча-ры… да и чар тут нет.

Мысленно помянув Аманду, Конан ринулся к Джосеру — и, пока тот глядел на это диво, выбил у него меч, свалил императора на палубу, приставил свой клинок к его груди.

— Кром! Сдавайся! — взревел Конан. — Пора заканчивать этот балаган! Я готов отдать свою жизнь за твою! Выбирай, змееныш Сета!.

* * *

- Н

 ет, док, нет, ради всего святого, нет! — кричала Аманда Линн в видеофон в

 тот самый миг, когда вспомнила о старом доке, о его последней клятве и о принципе работы Стержня.

Как это глупо, еще успела подумать капитанша рейнджеров. Никто иная как она стращала как-то Джейка Митчелла, своего бывшего дружка: «Для дока не проблема разрушить Стержень… И знаешь, что случится тогда?  Все твои бластеры, ракеты, ав-томаты и все прочее превратятся в ничто! В полное и абсолютное ничто!»

В тот раз она блефовала. Док не знал, как разрушить Стержень. Теперь иное де-ло. Теперь, похоже, знает. Док это сделал уже. Молодчина док, сумел. Он оборвал невидимую энергетическую связь между Стержнем и вертолетами, питающимися энергией от Стержня.

И случилось то, что должно было случиться. Все сотканное из Живой Энергии возвращалось в свое первозданное состояние. Со стороны это смотрелось, как будто механические птицы просто тают в воздухе. А люди, сидевшие внутри этих птиц, сваливаются вниз, в воды моря…

— Нет, док, нет, ради всего святого, нет! — кричала Аманда Линн, когда все ста-ло ясно и ей, когда ни вертолета, ни одежды, ни оружия при ней уже не было, все это развеялось, растаяло и растворилось; зато море внизу стремительно приближа-лось; как назло, они летели высоко, да, слишком высоко, чтобы оставался хоть ма-лейший шанс выжить, не разбившись о воду.

И старый док ее уже не слышал. Его отныне не существовало. Ни дока, ни Сте-ржня, пронзавшего купол небес, ни Зачарованного Города. Там, где стояли они, те-перь высились лишь пики Серых Обезьян и трепетал под пронзительным северным ветром древний девственный лес.

* * *

Н

 ежданная, невероятная и непонятная гибель летающей армады пришельцев пот-

 рясла Джосера. «Дождь» из живых людей, только что повелевавших могучими механическими птицами, а мгновения спустя беспомощно болтающих конечностями в воздухе, как щенки перед утоплением, выходил за грань его понимания. Какой всесильный бог внезапно уничтожил армаду пришельцев — и почему, зачем?

Джосер этого не понимал. В минуту потрясения, вдруг осознав, что все его гран-диозные планы завоевания мира канули вместе с машинами Будущего, он забыл и о Конане, и о клинке Конана у своей груди. В отчаянии, словно надеясь отвратить крах своих великих замыслов, император рванулся вперед — и налетел на этот меч.

Боль отрезвила его. Он наклонил голову и увидел алое пятно, расползавшееся по черной тунике со змеями.

— Ты… ты убил меня, киммериец, — прошептал Джосер, отчего-то сразу пове-рив в это.

Затем он встретился с Конаном взглядом и понял, что сам виноват в своей смер-ти. Не в силах пережить такой бессмысленный финал, великий император Стигии рухнул на палубу и потерял сознание.

Конан замер. Вот он, конец игры. Сейчас, без промедления, фанатичные стигий-цы исполнят последнюю волю своего повелителя. Вот уже взвиваются арбалетные болты, и Троцеро, Ариостро, да и он сам, Конан, утыканные ими, падают вслед за Джосером, чтобы не подняться больше никогда.

63. «Четыре жизни за одну».

А

 дальше начались галлюцинации.

 — Не стрелять!!

 Воздух заколебался, и откуда ни возьмись подле Джосера возникла изящная, до трепета знакомая им всем фигура. Увидев ее и то, как она появилась, суеверные стигийцы забыли о своих арбалетах и пали перед нею ниц.

Конан остался стоять, но и у него на голове зашевелились волосы. Колдовство! Могучее колдовство вернуло к жизни вторую половинку неразлучной злодейской па-рочки, едва лишь удалось избавиться от первой. Кто знает, может быть, то самое колдовство, которое помогло императору Джосеру настичь его, Конана, на этом ко-рабле. А может, и какое-то другое… Теперь, похоже, именно оно пришло на помощь Камии, императрице Мефрес.

Голос любимой произвел новое чудо. Глаза Джосера широко распахнулись.

— Я, верно, грежу… или уже умер? Ка!

Мефрес бросилась к мужу и расцеловала его. Она была бледна и мало на себя похожа, как будто и сама пережила поток невообразимых чудес. Увидев кровавое пятно на тунике супруга, императрица скорбно застонала и обернула лицо к Конану.

Киммериец встречался в жизни со всякими страхами — однако от этого пронзите-льного змеиного взгляда даже ему стало не по себе. Безмолвный взгляд Мефрес как будто замораживал конечности.

— Это не он, а я, — негромко молвил Джосер. — Я сам виновен, Ка. Мне захо-телось отвлечься… Ах, моя Ка, неужели ты думаешь, я бы позволил этому ублюдоч-ному варвару убить себя?

— Нет, Джосси, нет! Скорее же, зовите Паксимена! Он спасет тебя…

Она осеклась, узрев на сереющем лице супруга саркастическую ухмылку.

— Тебе должно быть стыдно за меня, любимая. Твой муж повел себя как полный идиот. Я сказал Паксимену: «Ты был нужен Ка — мне ты не нужен». После этого он умер. Хотел бы знать я, какой коварный небожитель надо мною так красиво под-шутил…

— Джосси, нет, не оставляй меня!

— Пустое, Ка. Я счастлив. Ты — живая! Все, что я задумал, сделаешь ты, только лучше…

— Джосси!

— Сколь ты великодушна, дорогая, к неудачнику, — со свойственной ему самои-ронией промолвил император. — Ну, разве не забавно? Мы с тобой ступали через плен и пытки, горели на кострах, лишь чудом избегали гибели в утробах демонов, ускользали от клыков акул в открытом океане, дрались на поединках, всю жизнь ходили по отточенному лезвию клинка — и оставались живы… Я ждал, что смерть приму в бою или от яда, как подобает воину и принцу Стигии, а также королю и императору. Но умираю, как неоперившийся юнец, на меч случайно напоровшись!.. Нет, не желаю я заканчивать жизнь так! Прошу тебя, любимая, исполни старый уговор.

— О чем ты, Джосси?

Император указал глазом в сторону кинжала, который висел у него на поясе, и промолвил: — Хочу принять смерть не от случайного клинка пса-киммерийца, а от твоей недрогнувшей руки, моя прекрасная принцесса, королева и императрица… Она скорбно застонала.

— Ради нашей любви, Ка, заклинаю тебя, сделай это,— твердо повторил Джосер.

Она кивнула, и ее рука скользнула к поясу супруга. Затем Мефрес обняла его и, незаметно для всех окружающих, единственным точным движением вонзила кинжал в самое его сердце.

— Спасибо, Ка… — прошептал император.

И так он умер, с благодарной и чуть ироничной улыбкой на устах; последнее, что увидел он в этой жизни, было лицо его любимой. Право же, о лучшей смерти он не мог мечтать!

Императрица сотворила в воздухе Знак Змея и произнесла:

— Клянусь Сетом и всеми Высокими Богами, я отыщу способ вернуть тебя к жиз-ни, любимый!

— Никогда!

Мефрес почувствовала острую боль в затылке. Удар был нанесен точно и умело. Липкий туман пленил ее сознание.

Конан подхватил обмякшее тело императрицы, стиснул ее руки за спиной, выр-вал окровавленный кинжал из тела Джосера и приставил к горлу Мефрес. Обведя свирепым взглядом черные костюмы, — стигийцы только начинали приходить в себя после всех свалившихся на них чудес, — киммериец рявкнул:

— Ну, змееныши, будете выполнять мои приказы, иначе вашей императрице конец!

Ратмес с мольбой простер к нему руки.

— Возьми мою жизнь, чужестранец! Ради всех богов, в каких ты веришь, отпусти нашу повелительницу!

Конан приметил серебряного адмиральского змея на тунике этого человека.

— Отпущу, возможно, если ты не станешь искушать судьбу и дашь нам лодку, чтобы мы могли убраться с твоего корабля.

— Я слышал, ты человек чести, киммериец, так разве ты убьешь бесчувственную женщину? — спросил Анеф.

Киммериец зло ощерил зубы, не оставляя никаких сомнений в своих намерениях, однако счел нужным пояснить, для особо непонятливых:

— Эту — с превеликим удовольствием!

Адмирал Ратмес понурил голову.

— Ты получишь свою лодку, чужестранец. Но сначала поклянись вернуть нам нашу святейшую императрицу.

Такое слово я вам дать могу, внутренне усмехнулся Конан. А вот слова вернуть ее живой я, пожалуй, не стал бы вам давать.

— Клянусь кровью моего бога Крома, вы получите ее назад! Развяжите Троцеро и Ариостро; они уйдут со мной. Ну, живо! — гаркнул киммериец, для пущей убедите-льности встряхнув Мефрес.

Стигийцы, наконец, уразумев, что враг с ними не шутит, принялись исполнять его требования. Конан внимательно следил за Анефом. Чутье подсказывало кимме-рийцу, что не адмирал, а этот молодой человек, убийца Кассио, в действительно-сти главный тут, и не адмиралу, а ему подчинены все черные. Они вполне способ-ны вырвать свою хозяйку из плена. Конан в душе ругал себя за то, что не добился у Паксимена ответа, кто такие эти черные. Он предчувствовал: с ними еще придется столкнуться, и столкновения будут страшными, даже более страшными, чем былые схватки со стигийскими колдунами… Конечно, все это случится, если он сумеет вы-браться теперь.

Конан сказал, специально для Анефа:

— Не советую тебе играть со мною, парень. Мы с твоей хозяйкой старые знако-мые. Не будь тут моих друзей, я бы не стал торговаться. Я полагаю свою жизнь равной платой за жизнь твоей императрицы.

Командор мефреситов метнул в Конана уничтожающий взгляд. Как ты, убогий червь, смеешь равнять свою жизнь с жизнью святейшей императрицы? — прочитал Конан в этом взгляде. Не полагали бы вы нас червями — не приш-лось бы вам нынче плясать под мою дудку, — с усмешкой отозвался взгляд варвара. Анеф отвел глаза и с горечью промолвил:

— Из-за тебя пал наш великий император. Без Святейших Повелителей жизни таких, как мы, теряют всякий смысл. Мы пойдем на все твои условия, чтобы спасти жизнь нашей госпожи.

—Надеюсь, это так, вы будете благоразумны,—многозначительно хмыкнул Конан.

Тем временем освободили Троцеро и Ариостро. Аргосский король изумленно хлопал глазами. Королева Тети кинулась к нему.

— О, мой государь! Я хочу уйти с тобой!

— В наших рядах измена! — ахнул Анеф.

Не обращая на него внимания, Тети упала в ноги мужу и взмолилась:

— Возьми меня с собой, иначе жизнь мне не мила, и я сведу с ней счеты!

Ариостро обнял Тети и поднял ее с колен.

— Мы никуда отсюда не уйдем, любимая. Мы — пленники этого корабля.

Конан ошеломленно моргнул. Внутри закипала злость. Мальчишке предлагают свободу, ради которой он не пошевелил и пальцем, а он от свободы отказывается. И это — аргосский король?

Как видно, графа Троцеро обуревали те же чувства. Он взял Ариостро за плечи и сильно встряхнул.

— Ну же, очнись, сынок! Что за вздор ты городишь! Нет ничего прекраснее сво-боды! За тобой — весь Аргос! Ты нужен своей стране, а не этим злобным тварям в людских масках!

В глазах юноши появились слезы.

— Как вы не понимаете, граф! Нам никуда не деться от этой страшной женщины, — он махнул рукой в сторону Мефрес, которая без чувств лежала на руках у кимме-рийца. — Вы видели, как она сюда явилась?.. Она достанет нас повсюду. Нет, нет, я не уйду! Чтобы спасти Аргос, я должен у нее учиться; я даже рад, что снова ее вижу…              Троцеро побагровел.

— Послушай, парень! Твой отец был моим другом. Я его предупреждал насчет нее. Я говорил королю Мило: «Эта женщина погубит тебя, твоих детей и твою стра-ну». Он мне не внял — и вот что получилось. Она тебя зачаровала, лживая змея! Но ты учти, она — всего лишь человек, а не богиня. Ты разве не видишь — королю Ко-нану достаточно провести клинком по ее горлу, и этой женщине придет конец! Пой-ми же, наконец: учение закончено, и плен закончен, пора действовать! Ты мужчина, а ведешь себя, как перепуганная баба!

Не сдержавшись, пуантенец хлестнул Ариостро по лицу.

— Что вы себе позволяете, граф? — вскричал юноша. — Я король Аргоса!

— Рад, что ты это вспомнил, парень! — вмешался Конан. — Так докажи, что ты — король, а не сопливый выкормыш Мефрес! Ну, выбирай, или мы с Троцеро сва-лим без тебя.

— Мой государь, — сказала Тети, — твои друзья правы. Они дают тебе шанс. Так воспользуйся же им!

Ариостро вытер слезы и — все видели, скольких трудов ему стоило произнести эти слова — молвил:

—Да будет так… Я иду,—обращаясь к Конану, он добавил:—Вместе с моей женой.

Киммериец нахмурился: — Твоя жена — стигийка. Пусть остается со своими.

 —«Мои»—те, кто с моим мужем!—гордо воздев голову, воскликнула королева Тети.

— Она пыталась защитить тебя, — напомнил Конану Ариостро. — А, между про-чим, экзарх Ронтакис был ее дедом. Без жены я никуда не пойду!

— Я ей не верю. Стигийцы — все змеепоклонники и подлые лжецы. Одумайся, сынок, — заметил граф Троцеро.

Юноша решительно покачал головой и обнял жену.

— Без Тети мне свобода немила.

— О, мой государь! — восторженно прошептала молодая королева.

— Нашли время и место пререкаться, — с досадой бросил Конан.— Ладно, идите оба. Позже разберемся, что к чему… Эй, ты, змееныш, не подумай, будто я отвлек-ся. Чуть что не так, твоя хозяйка отправится к Сету следом за мужем, — последнее замечание, как нетрудно догадаться, было адресовано Анефу.

— Ты еще об этом пожалеешь, червь, — прошипел командор мефреситов.

Троцеро, Ариостро, Тети и Конан с Мефрес спустились в лодку. Стигийцы не чинили им препятствий. Это одновременно и радовало, и настораживало Конана. С одной стороны, он знал, что змеепоклонники фанатично верны своей императрице. Но, с другой стороны, им нет равных по части коварства и подлости…

— Постой! — с отчаянием в голосе вскричал адмирал Ратмес.—Куда ты, варвар? Ты слово дал! Верни же нам Ее Святейшее Величество, как ты поклялся кровью Крома!

Конан ухмыльнулся; кинжал, приставленный к горлу Мефрес, блеснул солнеч-ным светом в глаза Ратмесу.

— Ты прав, я варвар — но я не дурак. Я верну вам ее, когда сочту нужным.

— Нет! Если ты не вернешь нам ее немедленно, мы не дадим тебе уйти! — кри-кнул Анеф.

— Попробуйте! — с вызовом рассмеялся киммериец. — Четыре наши жизни про-тив одной твоей императрицы. Как, рискнем? — спросил он у своих спутников.

Те дружно закивали в ответ.

— Я думаю, ты понял, — крикнул Конан Анефу. — Мы рискнем. А ты — готов рискнуть жизнью хозяйки?

Командор мефреситов затрепетал в бессильной ярости. Его учили так не риско-вать, и он давал обет. Мысленно Анеф поклялся расквитаться с Конаном за униже-ние, чего бы ему это не стоило… Больше он ничего не мог сделать.

Троцеро и Ариостро сели на гребные весла, Тети встала у рулевого весла, а Ко-нан по-прежнему удерживал Мефрес, заслонившись ею от возможной атаки стигий-цев. Лодка отплыла к Мессантии.

64. «Завещание Великой Души».

О

 днако причалила она не в столичном порту, а чуть западнее, в безлюдном ме-

 сте, у давно заброшенного пирса. Конан и его спутники сделали это сознательно.

 В Мессантии пока хозяйничали стигийцы и лояльные им аргосские сановники.

Анеф и Ратмес, между прочим, повели себя разумно и не стали преследовать лодку с беглецами. Конан, Троцеро, Ариостро и Тети выбрались на берег — и тут, на аргосском берегу, Мефрес пришла в себя.

Огромные кошачьи глаза цвета безлунной ночи моргнули и обежали окружающих. Императрица все мгновенно поняла, усмехнулась и небрежно бросила:

— Мои поздравления, Конан. Хорошо сработано.

Все, кроме Конана, сцепили зубы. Самообладание Мефрес восхищало и пугало. Она же не могла не понимать, что у каждого из ее похитителей есть собственные причины желать ей смерти. Причины достаточно веские, чтобы приступить к казни немедленно, без лишних разговоров. И, несмотря на это, императрица Стигии смот-рела на них с вызовом и даже с превосходством, способным смутить нестойкие души.

Ей это удалось. Ариостро и Тети задрожали, прижались друг к другу, спрятались за спины Конана и Троцеро.

— Я говорил вам! — с трепетом шепнул король Аргоса на ухо графу Пуантена. — Она — сверхчеловек!

По губам Мефрес пробежала загадочная улыбка.

— Прежде — нет, теперь — возможно!

— А мы сейчас это проверим! — вскричал Троцеро и обнажил кинжал.

Киммериец удержал его.

— Постой, друг, не спеши.

Пуантенец удивленно посмотрел на Конана.

— Почему? Ради Митры, государь, ее нужно убить! И чем скорее, тем лучше!

Конан медленно кивнул. Троцеро прав. Ее нужно убить. Отправить вслед за му-жем. Миру с лихвой хватило того горя, что эти двое уже успели причинить.

Так думал Конан — и в то же время некое странное чувство удерживало его от казни Мефрес. Он не мог разобрать, что это такое. И он медлил. Она смотрела ему прямо в глаза.

— Ты помнишь нашу последнюю встречу в Тарантии, Конан? Ты тогда спешил к Скучающему Магу, а потом на битву с Тхутмертари. Я тебе сказала: «Ты был всегда мне очень дорог, и я молю богов, чтобы ты победил! Если твоей силы для победы будет мало, пусть возьмут немного у меня, я справлюсь…»

Конан мрачно кивнул. Да, он все помнил. Он помнил, как она клялась ему кро-вью атлантов, что не станет посягать на его корону, а он клялся ей, что отпустит ее из Тарантии.[4]

— Как видишь, я справилась. Помогла тебе, чем могла. Аквилония свободна, она вновь твоя. Пришельцев с их оружием там больше нет. Роберт погиб, как и все ос-тальные.

— Она лжет! — воскликнул Троцеро. — Ни единому слову ее нельзя верить! За-чем ты слушаешь эту змею, мой государь?

Конан встряхнул головой. Он удивился, но поверил. Он видел сам, своим глаза-ми, как погибали пришельцы. Это случилось еще до того, как явилась она.

— Тебе никто не помешает вновь занять престол твоего королевства, — продол-жала Мефрес. — Во всяком случае, не я! Когда пал Роберт, корона Аквилонии дос-талась мне, но это было… словно в прошлой жизни! Сейчас в моей стране идет жес-токая война. Одна лишь я могу объединить народ против змеядов. Иначе Стигия по-гибнет, а с нею и весь мир. Твоя прекрасная Аквилония уже узнала, что такое тыся-чи, десятки, сотни тысяч беженцев с Запада, так скажи мне, нужны ли ей, тебе как королю, миллионы беженцев с Юга?

— Кром! Твой беспредельный цинизм, Камия, был бы достоин восхищения, если бы я мог им восхищаться. Это все сделала ты! — варвар обвел рукой горизонт. — Клялась мне кровью атлантов и уже тогда знала, чем займешься, когда я разберусь с Тхутмертари! Ты все продумала заранее. Не отрицай, я не поверю!

Она кивнула и не стала отрицать.

— Если решил убить меня, как того требует твой старый друг, то делай это. Я заслужила всё: и жизнь, и смерть. Определяйся сам, что для тебя важнее.

Конан очнулся от своего странного оцепенения и молча взял у Троцеро кинжал.

Камия-Мефрес стояла прямо перед ним, полная спокойствия и царственного до-стоинства, всем своим видом показывая, что не станет ни каяться, ни молить о по-щаде. Нет, только не она, не эта женщина! Если он выберет смерть, она примет ее как подобает наследнице древних империй, Стигии и Атлантиды.

О, Кром, как же все-таки она красива,—промелькнула непрошеная мысль. Когда-то он мог любоваться на нее часами… мог бы и теперь, если бы были у него эти часы.

Но Тхутмертари, та была еще красивее, — встряла мысль другая, — но Тхутмер-тари я убил, потому что так было надо. И эту красивую змею я тоже убью… потому что так надо.

Нет, эту не убьешь, так вовсе не надо — и ты это знаешь не хуже меня.

Великий Кром, кто это сказал — неужто сам ты?

Троцеро крепко сжал руку Конана: 

— Во имя Митры, сделай это, государь, не медли. Или позволь мне! Вспомни, сколько безвинных жизней сгубила она и сколько погубит еще, если ты ее опять от-пустишь. Это чудовище в женском обличии должно умереть — иначе за нее умрут другие!

— Ты ошибаешься, граф, — качнула головой императрица. — Поверь, я измени-лась! Мне пришлось стать другой. Бог Великая Душа спас меня от верной смерти, а взамен завещал не чинить зла людям…

— Что… что ты сказала? — потрясенно вопросил киммериец.—Бог Великая Душа?

— Я сказала то, что ты услышал. Бог Великая Душа спас меня от смерти, но се-бя спасти не смог. Он — третья жертва. Некое Существо, о котором мне ничего не известно, настигло его и покончило с ним. Это случилось на моих глазах…

Конан поверил сразу и бесповоротно. Как иначе, если не от самого Тезиаса, Ве-ликой Души, она могла узнать о Существе? Карлика Тезиаса больше нет? После всего, через что ему, Конану, пришлось пройти, сражаясь с этим карликом, в это трудно поверить…

Поверь, поверь, киммериец, карлик Тезиас мертв.

Ради Крома и Митры, кто читает мои мысли, кто говорит со мной?!

— Вот тебе подтверждение моих слов, — произнесла Мефрес, простирая руку куда-то вверх.

Конан проследил за нею.

Там, в небесной вышине, творилось нечто странное. Голубой свод и дневное све-тило исчезли, а вместо них взорам людей являлись феерические картины. Перели-вающиеся всеми цветами радуги бессчетномногоугольные строения, похожие на жи-вые существа; фиолетовая земля, клубящаяся дымом; мягкий желтоватый свет, про-зрачным куполом зависший над фиолетовой землею; исполинская колонна, бросаю-щая вызов богам… Все это исчезало, уходило, растворялось, как жаркий мираж, но на смену феерическому великолепию восставали не пески пустыни, а девственные сосны и ели…

То умирал Зачарованный Город. Конан не мог не узнать его.

И вновь странное, незнакомое чувство нахлынуло на киммерийца; он должен был бы радоваться гибели Зачарованного Города, который был цитаделью его злейшего врага,— однако вместо радости он чувствовал боль, и горечь, и непонятную ему по-ка надежду…

— Вы это видите, друзья?

Троцеро, Ариостро и Тети молчали. Да, они тоже это видели. В отличие от Ко-нана, они не понимали смысла небесных картин; то было в их глазах очередное чу-до, но чудо более великое и непонятное, чем все другие чудеса, которые уже быва-ли и какие еще будут в их жизни.

Вдруг все исчезло. Картины гибели Зачарованного Города пропали в мгновение ока. Вернулись голубое небо и благое светило Митры. Все четверо очнулись от ви-дений.

Четверо!     Мефрес не было рядом с ними.

Они увидели ее в лодке. Стигийская императрица стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на них. А лодка без паруса уплывала в море, хотя никто не греб веслами.

— Колдовство… Опять колдовство! — простонал Конан.

— Я не прощаюсь, — услыхали они, — мы с вами свидимся еще!

Троцеро вырвал у Конана кинжал и в отчаянии метнул ей вдогонку. Мефрес ловко поймала его за рукоять, рассмеялась и помахала им оставшимся на берегу людям.

— Нужно догнать и прикончить злодейку! — воскликнул граф.

Конан положил руку ему на плечо.

— Троцеро, друг мой, ты прав: эта женщина причинила немало зла людям. Те-бе, мне… многим. Но если я ее сейчас поймаю и убью, на свете меньше зла не ста-нет. Я знаю эту женщину, она нам никогда не будет другом, я знаю, что она опас-ный враг… но и союзником она способна быть бесценным и незаменимым, лучше всех! Все зависит от обстоятельств.

— Так или иначе, нам не остановить ее, — промолвил Ариостро. — Эта страшная женщина вновь победила!

Конан, как и Мефрес на той лодке, скрестил руки на груди.

— Мы победили, не она. Ты победил, король Аргоса! Потому что ты больше не боишься ее. Ведь я прав, ты не боишься?

Юноша на мгновение задумался.

— Ты прав, король Конан, я больше не боюсь ее!.. Вы многому научили меня, Ваше Святейшее Величество! И главное, что понял я: весь смысл — в борьбе. Я буду бороться за мой Аргос, бороться с вами, — и я одержу победу! С помощью моих друзей.

Из глаз Троцеро брызнули слезы, и он обнял Ариостро, как обнимает отец сына.

— Ну, наконец-то, сынок! Да, мы с ней еще поборемся! Мы все — твой Аргос, мой Пуантен, и Аквилония, да и Зингара, и все остальные, кому дорога свобода, — мы все восстанем против власти Змея! Мы объединимся. Мы будем бдительны. Ей больше нас не совратить, не запугать и не сломить. Я верю, Империи Зла придет конец. Я в этом уверен! Мы сделаем это, мы, все хайборийцы! Змеепоклонники проклянут тот день, когда назвали нас червями! Мы им докажем, что мы — люди!

Конан рассмеялся и дружески хлопнул пуантенца по спине.

— Ты всегда умел красиво изъясняться, граф. Ладно, Нергал с нею, пусть себе уплывает. Было бы слишком жирно от всех негодяев избавиться сразу. Сидящим на-верху такое не по нраву. Как только делаешь это, они тотчас подсылают других, еще хуже. Должно быть, чтобы мы не расслаблялись.

— Ты стал философом, мой государь, — вздохнул Троцеро.

— Пожалуй, станешь… Ну а с тобой чего нам делать?
Последние слова были обращены к Тети. Внучка Ронтакиса потупила взор и со сми-рением проронила: — Вам решать.

— Тебе придется выбирать, девочка, с кем ты, — сурово сказал Конан.

— Я выбрала уже. Я — с моим мужем и с его страной.

— О, моя Тети! — Ариостро обнял ее и расцеловал.

Киммериец покачал головой.

— Этот выбор может стоить тебе жизни, стигийка.

— Я знаю, — с грустью молвила девушка. — Пусть Аргос возьмет мою жизнь как плату за свои страдания…

— Нет! — глаза юноши сверкнули гневом. — Я не позволю никому причинить те-бе вред! Как я могу спасти Аргос, если не спасу свою жену, которая доказала мне верность?

— Отлично сказано, парень! — кивнул Конан.— Так и должен говорить настоящий король.

Королева Тети устремила на могучего варвара благодарный взгляд и сказала:

— Скорей в Мессантию! Покуда не опомнились змеепоклонники, мы должны по-днять восстание. Их всего-то около трех тысяч. Мы заставим их уйти!

— Или сбросим в море, — прибавил король Ариостро. — Как жаль, что тех могу-чих птиц, которые летели к нам на помощь, больше нет. Они бы сейчас очень при-годились.

Огромный киммериец потянулся, разминая мышцы.

— Не жалей об этих птицах, парень. Мы всегда справлялись со стигийцами без них, справимся и теперь! Хотя… одна должна была остаться где-то, — задумчиво промолвил Конан. — Ладно, после разберемся с нею. Твоя идея сбросить врагов в море мне по нраву. Скажи, найдется ли в твоей столице один добрый меч по моему размеру?

[1] См. главу 11 «Бегство из Кеми» романа «Амулет Небесного Народа».

[2] См. роман «Неподвластный богам», первый в цикле «Великая Душа».

[3] О приключениях Камии и Джосера, а также их столкновениях с Конаном-варваром, см. цикл «Изгои».

[4] См. главу 6 «Кровью атлантов» романа «Освобождение».

«ЭПИЛОГ».

А

 дальше было возвращение. Императрица Мефрес возвратилась на свой флагма-

 нский корабль, где ее восторженно встретили подданные. В это самое время в

 Мессантии возгоралось восстание против стигийского господства. Аргосцы буд-то ждали сигнала. Совсем недавно тихие, безмятежные, добродушные мессантийцы высыпали на улицы столицы, кто с мечом, кто с рапирой, а кто и с вилами, с ку-хонными ножами. Король Ариостро и королева Тети, чудесно спасшиеся из плена, возглавили борьбу, стали символами грядущей победы. Присутствие же в рядах вос-ставших прославленных государей и воителей Конана Аквилонского и Троцеро Пу-антенского вселяло уверенность в том, что эта победа будет скорой и необратимой.

Еще до захода солнца Мессантия была очищена от захватчиков. Оставшиеся в живых стигийцы и их аргосские приспешники пытались спастись бегством на чер-ных галерах. Однако спасшихся оказалось немного; еще меньше уцелело после да-вки в порту, случившейся после того, как Конану удалось поджечь отплывающие стигийские галеры.

Императрица Мефрес наблюдала восстание с капитанского мостика своего кора-бля. Она отменила жестокий и бессмысленный, особенно теперь, рескрипт своего мужа. Как мудрая правительница, она понимала невозможность силой удержать Ар-гос под властью Стигии. У нее для этого имелись другие средства. Такие, напри-мер, как девушка по имени Тети, супруга аргосского короля, та самая, которой свя-тейшая императрица авансом пожаловала чин командора Ордена мефреситов, сле-дующий после чина иерарха, еще накануне своего отъезда в Аквилонию, и которую по приказу своей госпожи затем перевоспитывал сам дед, хитроумнейший князь Ро-нтакис.

И отныне Мефрес никуда более не спешила.

Ей исполнилось всего лишь сорок лет. Это случилось вчера, в той другой ее жизни, до встречи с Великой Душой в его Зачарованном Городе. Она исполнила свою мечту и преподнесла самой себе прощальный подарок — корону Аквилонии. Она тогда думала, что жизнь вот-вот закончится; и правда, та ее жизнь закончилась в Тарантии; теперь все изменилось, теперь пошла другая жизнь. Теперь ей аквило-нская корона ни к чему, теперь есть вещи поважнее.

Поздним вечером громадный фрегат «Императрица Мефрес», маячивший на рей-де Мессантии, поднял черные паруса и снялся с якоря. Отбытие стигийского флаг-мана аргосцы восприняли как бегство. Победные крики, проклятия змеепоклонникам и посулы суровой мести гремели над Мессантией.

Рано радуетесь, думала императрица. Вы так ничему и не научились, варвары. Только такие наивные недоумки, как вы, могут всерьез полагать, будто я бегу от вас. На самом деле не вы победили, а я.

Вы выиграли иллюзию свободы — я выиграла вторую жизнь.

Вторую ли? Или которую уже по счету? Что, сорок лет?! Она совсем не ощущала возраста. Она вновь начинает жить заново, но теперь — уже без Паксимена и без Джосера. Впервые начинает жить без них. И без Ронтакиса. Зато… Зато внутри ее живого естества, где именно, она сама не знает, живет отныне самозваный бог по прозвищу «Великая Душа».

Мефрес трепетно прислушивалась к своим ощущениям, но присутствия в себе Великой Души не чувствовала. Та себя никак, ничем не проявляла. Не чувствовала она и твари тху. Ей даже показалось, что ее живот опять стал плоским, каким он был до появления внутри «чужого». Что сталось с этим существом? Оно погибло или еще дышит? Удалось ли карлику сдержать свое слово, удалось ли одолеть тварь тху? Или та оказалась сильнее и еще заявит о себе?

Она не знала результата битвы там, внутри ее живого естества. Но не боялась. Она доверяла своим новым чувствам: худшее осталось позади. По крайней мере, пока, пока. Боги коварны, боги особенно жестоки к своим любимцам (и любими-цам!), боги ревнуют к счастливым. Поэтому худшее всегда возвращается. Она это знала, и она всегда была готова к худшему.

Она не чувствовала карлика, но много думала о нем. Могущественный карлик был романтик и мечтатель, он неважно понимал людей. Он пытался понять и ее, и правда, он многое в ней понял верно, но далеко не все, не до конца, не главное. Перед своей смертью он взял с нее последнее слово, что она не станет убивать Ко-нана; но она и не собиралась убивать Конана! Как и Конан не собирался убивать ее, что бы там ни говорил Троцеро или даже сам Конан. Тезиас этого не понял? Спо-собен ли мужчина до конца понять женщину? Тем более, такую, как она. Тем бо-лее, такой, как он, не от мира сего.

И она не опасалась больше, что он станет ею управлять — оттуда, изнутри, как симбионт — носителем. Только не ею! Она не позволяла никому и никогда собою управлять; не позволяла даже Тхутмертари; не позволит и ему, сколь бы силен, как бог, он ни был. Он, наверное, не знал, когда спасал ее, с кем он столкнется. Что ж, если попытается, то сразу и узнает! Еще посмотрим, кто кого.

Обнаженная, как будто заново рожденная, с одной лишь золотой цепочкой на чреслах, где висел кинжал, тот самый, которым ей пришлось убить любимого суп-руга и который чуть не отнял ее собственную жизнь, с распущенными волосами цве-та ночи,— она стояла на капитанском мостике фрегата, названного ею в свою честь. Вольные ветры Океана ласкали ее тело, и она вновь думала о том, как любит море, сама плоть от плоти, кровь от крови его павших владык; и как теперь ей управлять страной песков и пирамид, которую она не любила и думала, что не полюбит ни-когда. Но отныне она знала, что полюбит, как любую свою роль.

Путь «Императрицы Мефрес» лежал на юг, в метрополию.

Мефрес, оставшаяся после гибели Джосера единственной и полновластной пове-лительницей обширной Стигийской империи, возвращалась домой. Ей предстояло восстанавливать свою державу из пепла, из руин после кровавого похода Тхутмер-тари и разрушительной войны со змеядами. Она знала, что эта неимоверной слож-ности задача, если и кому по силам, только ей.

* * *

К

 ороль Конан также возвращался на свою вторую родину. Настроения в Аквилонии

вновь переменились. Прежнего государя повсюду встречали восторженными при-

ветствиями. Пережив за последние полгода пришествия самозваного бога, подстав-ного короля, пришельцев из Будущего и даже одного Избранника Митры, не сумев-шего, однако, спасти державу Митры от падения, аквилонцы больше не желали ни войны, ни сонной благости. Они жаждали сурового и справедливого порядка. Тако-го порядка, при котором не осталось бы места лицемерию, интригам, колдовству.

Измученной, униженной, растерянной Аквилонии вновь нужен был могучий варвар на престоле — и он вернулся!

А Вибий Латро, герцог Тарантийский, снова бежал из страны, вместе со своими приближенными Кавлоном, Марцианом и другими. Конан отказался преследовать старика. Он полагал, что у Вибия не хватит духу в третий раз заступить ему дорогу. Этот по-своему достойный человек закончит жизнь в каком-нибудь глухом уголке
Офира, и бессонными ночами его будут мучить кошмары с ликами Конана, Джейка, Роберта и виконтессы Мальвины… Он достаточно наказан за свои грехи.

В Пуантене король Конан расстался с графом Троцеро. Последнему еще предс-тояло наводить порядок в своей вотчине, успокаивать нервы горячих южан и отлав-ливать злокозненных стигийских подсылов, распространителей подложных манифе-стов графа.

В Тарантии Конана встретили старые соратники Просперо, Публий, Паллантид, пережившие царствование короля Роберта Благочестивого в казематах Железной Башни и освобожденные оттуда сразу после бегства тарантийского герцога.

Между прочим, Конан в своей столице задерживаться надолго не собирался. Он собирался продолжить путь через континент, к тайной обители Скучающего Мага, что в Карпашах, где спали зачарованным сном его жена и сын. Киммериец рассчи-тывал забрать их оттуда, а заодно справиться у Милиуса, как можно помешать Меф-рес вернуть к жизни Джосера.

Сколь же велико было изумление Конана, когда увидал он Зенобию и Конна встречающими его у ворот королевского дворца. Ни жена, ни сын не помнили, как снова очутились в Тарантии. Что еще удивительнее, они не помнили ни свой сон, продолжавшийся три луны, ни мага Милиуса, ни путь к нему в Карпаши. Конан, мысленно посетовав на очередные чародейские шуточки, на время выкинул Скучаю-щего Мага из головы.

Он получил передышку. Именно так воспринимал он последние слова Мефрес. Он понимал, что вероломная, тщеславная, но при этом наделенная всевозможными талантами стигийская императрица не оставит в покое ни его Аквилонию, ни другие страны Хайбории. Ей также требовалось время для передышки — но потом, когда оно пройдет, Мефрес возобновит свою игру, возможно, вместе с Джосером… Конан был готов принять новую схватку с обоими.

Он не собирался играть с ними. Предстояла война, не на жизнь, а на смерть. Уже в ближайшее время, вне всякой передышки, предстояло избавить Зингару, Пе-лиштию и Шем от стигийского владычества. Конан знал, что это у него получится. Сложнее будет отобрать у Мефрес Барахские острова. Конан знал, что она будет драться за Барах всеми доступными ей средствами. Битва за Барах будет битвой с ее гордостью, с ее самолюбием, и, положа руку на сердце, Конан не был уверен, что готов заплатить любую цену за взятие бывшей пиратской твердыни, переименован-ной в Джосерион, «город Джосера». Но и оставлять змеепоклонникам главный воен-но-морской форпост в Западном океане нельзя было…

Борьба предстояла тяжелая, изнурительная, чреватая ударами под дых и пораже-ниями, которых не ждешь. Только объединившись вокруг Аквилонии, хайборийские державы смогут выдержать ее. Конан знал, что это крайне сложно, что придется им одолевать гнилые предрассудки, взаимные подозрения, амбиции местных правителей и, само собой разумеется, противостоять изощренным интригам Мефрес, которая, по своему обыкновению, будет пытаться сеять рознь, стравливать всех со всеми. Однако в конечном итоге этой борьбы король Конан не сомневался: рано или поздно аквило-нские рыцари пройдут по древней земле за Стиксом и очистят ее от скверны.

Но это уже будет совсем другая история, думал Конан, история, в которой при-мут участие только две стороны: Свет и Тьма, Добро и Зло, Митра и Сет, и в кото-рой не найдется места странным карликам с их таинственной звездной магией; ис-тория же Конана и Великой Души закончена раз и навсегда.

Так думал Конан; но кому из наших опытных читателей нужно говорить, что в этом наш герой ошибся?..

* * *

М

 таусс, последний оставшийся в живых чародей Черного Круга, ближайший сове-

 тник покойной царицы змеядов Таниты, стал их правителем против своей воли и в недобрый для змеядов час. Кому-то надо было выводить их из Стигии, с повер-хности, обратно в Йесет-Мет, подземную страну, где они спокойно жили тысячи
и тысячи лет, пока не объявилась Тхутмертари.[1] Мтаусс за это взялся и преуспел: повинуясь его магии, ворота Йесет-Мета вновь открылись, пропуская разгромленное человеком племя «истинных детей» Сета в прежние жилища.

Мтаусс ожидал застать эти жилища пустыми. Когда змеяды выходили на повер-хность, Тхутмертари поклялась им, что никто обратно не вернется. Поэтому выхо-дили все, кто мог идти, а кто не мог, тех убивали по приказу новоявленной влады-чицы. С затворничеством под землей покончено, твердила она им. Теперь поконче-но же было с самой Тхутмертари, а у змеядов не осталось другого выхода, как сно-ва скрыться под землей, глубоко под песками Стигии. Там было их надежное, про-веренное убежище от вечных врагов, от людей.

Но когда ворота Йесет-Мета вновь открылись и когда остатки армии змеядов во-шли внутрь, выяснилось, что их прежние жилища заняты.

Новыми обитателями этих подземелий оказались не змеяды и не люди. Хотя немного походили и на тех, и на других. Высокие, стройные, гибкие, тонкие, по-своему гармонично сложенные, они были изящны ровно в той же мере, в какой зме-яды казались грубо, безыскусно слепленными. Если змеяды больше напоминали вставших на задние лапы уродливых ящеров, то эти создания, наоборот, напомина-ли настоящих змей, но только в человеческом обличии. У этих созданий были че-ловеческие головы, ноги и руки; может быть, и человеческая кожа, но ее не видно было под сплошным покровом мелкой золотистой чешуи. Эта блестящая чешуя пок-рывала все тело созданий. Волос вовсе не было, но был змеиный капюшон, разду-вающийся вокруг головы, шеи и плеч. Уши, носы и губы — как у людей, но глаза, зубы, языки — точь-в-точь как у змей. Глаза большие и холодные, и злые.

Созданий этих было здесь пока не так уж много — десятки, может, сотни, но ни-как не тысячи. Однако они выходили навстречу змеядам из всех коридоров подзем-ного города. Впереди шло существо, которое казалось выше и немного старше оста-льных своих собратьев. Очевидно, их вожак, подумал Мтаусс.

А рядом с вожаком шагала тварь, нисколько не похожая на остальных. Ни на людей, ни на змеядов. Скорее, на старую, очень старую и сморщенную обезьяну. У этой «обезьяны», однако, была крупная башка и большие уши, как у слона. И глаза — красные, как у демона. А ручки тонкие, костлявые; но на костлявом пальце «обе-зьяны» Мтаусс вдруг заметил Кольцо Сета, символ власти над Черным Кругом.

Да, это было именно оно, ошибиться или перепутать Кольцо Сета с каким-либо другим кольцом чародей Черного Круга змеядов не мог. В последний раз до этого он видел Кольцо Сета на пальце Тхутмертари — уже богини, но еще живой, могу-щественной и непобедимой.

Мтаусс увидел Кольцо Сета на костлявом пальце дряхлого демона и обомлел. Хотя змеядов здесь казалось больше, чем этих созданий с мелкой золотистой чешу-ей, и змеяды были намного крупнее, и выглядели сильнее, — колени Мтаусса как будто сами подогнулись, и он, не говоря ни слова, опустился ниц.

На это древний демон помотал башкой, прошамкал:

— Напрасно! Не поможет. У вас был шанс вернуть милость Вечного Отца, но вы этот шанс упустили. Третьего шанса не будет! Вы уступите дорогу новой расе Сета! После этого она очистит мир и от людей. Ну, принц Альтасет, покажи своему учи-телю, на что способны дети Тху!

 «Вожак» кивнул, его змеиный капюшон раздулся, изо рта показался раздвоен-ный черный язык. Потом существо, названное Альтасетом, шагнуло к Мтауссу.

А потом Мтаусс умер, сам не понял, как.

* * *

Б

 езмерно далеко отсюда, от людей и от змеядов, от богов и демонов, от Земли,

 от Солнца и от Млечного Пути, светилась крохотная точка. Чудовищный пуль-сар, этот вселенский монстр, когда-то, на заре времен, создавший время и простра-нства, был где-то в очень дальней глубине, возможно, в миллиардах лет пути жи-вого света. Но даже там, в древнейшем Мире Колыбели, он искривлял пространства, менял ход времени, так или иначе воздействуя на всякое живое существо Вселенной.

Среди мощнейших потоков Живой Энергии, что излучал пульсар с обоих полю-сов, словно светлячки, рождались, роились, росли аттракторы — невероятные и не-понятные создания, которые потом выращивали звёзды и давали жизнь планетам.

Так продолжалось сотни миллионов лет. Но вдруг разверзся какой-то портал, и нечто явилось откуда-то в нашу Вселенную. Вернее, возвратилось: аттракторы жили относительно недолго и не могли помнить существ и событий самих изначальных времен. Нечто выглядело сгустком ослепительного света, но внутри весь этот сгус-ток состоял из мириадов существ еще более невероятных и непостижимых, чем ат-тракторы. Последние в смятении устремились прочь от сгустка; но нечто, явившееся из портала, не обратило на них никакого внимания. Оно спокойно легло на свою старую, в последний раз покинутую миллиард лет тому назад орбиту вокруг Пуль-сирующей Звезды.

Рожденные под нею, существа из сгустка были старше и этой Вселенной, и мно-гих других. Они постоянно путешествовали среди бесчисленных вселенных Омниве-рсума, но не как «туристы» — как хранители порядка и законов. Законы в каждой из вселенных были свои, от законов физики до законов устройства общества, но задача хранителей заключалась в том, чтобы законы действовали везде, и действовали правильно. Если законы действовать не будут или будут действовать неправильно, вселенную опять поглотит Хаос: сначала одну, потом другую и потом — все, все, какие есть, весь Омниверсум, то есть, Сущее.

Эти хранители не знали счета времени, не ведали пределов своей мощи, и кос-мические расстояния ничего не значили для них: они обозревали всю Вселенную мгновенно, и мгновенно же могли перемещаться в любую ее точку.

Вот и теперь, вернувшись после миллиарда лет отсутствия, они обозревали га-лактики, звезды, планеты. Они видели Стражей, которых расставили в этой Вселен-ной. Не все из Стражей сохранились до сих пор: одни были разрушены в космичес-ких катастрофах, другие уничтожены чьим-то злым умыслом. Все остальные рабо-тали, но не все работали правильно. Программы некоторых Стражей деградировали, их протоколы безопасности оказались взломаны, и на смену порядку пришел беспо-рядок. Там, где протоколы безопасности были взломаны, хранители заметили сле-ды активности недопустимых сущностей, известных как джаны. Самим своим сущес-твованием джаны нарушали законы Мироздания и служили инструментами Хаоса, его разносчиками по вселенным. Джанов следовало устранять; Стражей, допустив-ших их существование, утилизировать или программировать заново; а звезды и пла-неты, где недозволенные сущности успели наследить, — санировать. Процесс сана-ции прекрасно отработан во вселенных: зараженная жизнь удаляется, а на ее месте высеиваются ростки новой — чистой, правильной, нормальной.

Виток за витком, рой хрэггов вращался вокруг Пульсирующей Звезды. Безмерно далеко от всякой живой жизни, в пространстве абсолютной черноты, он вращался спокойно, размеренно, абсолютно безмолвно, никого не убивая, ничему не угрожая. Хрэгги никуда не торопились. Время ничего для них не значило. Но обитатели мно-жества и множества миров, где что-то однажды пошло не так, уже были обречены.

Брайан Толуэлл,1997—2017

 

 

 

С О Д Е Р Ж А Н И Е.

Брайан Толуэлл. 1

1. Книга VIII. В круге Сета – II. Триумф Империи. 1

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА. 1

ЧАСТЬ I. ВРАГИ ПО НЕСЧАСТЬЮ. 1

1. Побег из Луксура. 1

2. Пленники раздора. 4

* * *. 5

3. Враг из-под земли. 6

* * *. 8

4. Пир победителей. 9

5. Жертва благородства.. 14

* * *. 14

6. В катакомбах храма Сэта. 17

7. Вперёд по подземной реке. 19

8. Щупальца из глубины. 22

* * *. 23

9. Порт в изумрудном свете. 25

10. Схватка во тьме. 27

11. Чудо королевы Нехтесси. 30

* * *. 32

12. Джосер Избавитель. 34

13. Талисман Империи. 36

* * *. 38

ЧАСТЬ II. ТРИУМФ, НАЧЕРТАННЫЙ КРОВЬЮ. 39

14. Война — не женское дело?. 39

* * *. 41

15. Военный совет. 41

16. Дочь и отец. 46

* * *. 48

17. Ночь накануне битвы. 50

* * *. 51

* * *. 52

18. Герцог Бенедетто и адмирал Парнези. 52

19. Битва при Флори I — представление начинается. 55

* * *. 57

20. Битва при Флори II — последняя ловушка. 59

21. Битва при Флори III — «Гнев Солнцеликого. 62

* * *. 62

* * *. 63

* * *. 63

* * *. 64

* * *. 65

22. Битва при Флори IV — победа. 66

* * *. 66

* * *. 67

* * *. 67

23. Яд зембабвейского скалозуба. 68

24. Смесь, а также вино для виконтессы. 70

* * *. 71

25. Мефрис Великая. 71

26. Король и королева поневоле. 74

* * *. 76

27. Коронация. 78

* * *. 79

* * *. 80

28. «Присяга». 81

29. Расставание. 83

* * *. 83

30. «Виконтесса, баронет и капитан». 84

31. «Бегство на «Резвом дельфине». 86

ЧАСТЬ III. ПРИЗРАК ЗАМКА ДЭНШУР. 89

32. Пленник во сне. 89

33. Тайна раба Смендиса. 91

* * *. 93

34. Сон и явь Дэншура. 94

ЧАСТЬ IV. ОТШЕЛЬНИК В ЗАЧАРОВАННОМ ГОРОДЕ. 98

35. «Один против Стержня». 98

36. Восхождение к истине. 101

* * *. 101

37. Забавный способ спасти человечество. 103

* * *. 106

* * *. 107

ЧАСТЬ V. СХВАТКА ЗА АКВИЛОНИЮ. 107

38. Роберт Благочестивый. 107

39. Шпион с «Резвого дельфина». 111

* * *. 111

40. Алтарь любви и света. 115

* * *. 116

41. Ещё о браке и чистой любви. 118

* * *. 120

42. Убийство на улице Грёз. 121

* * *. 123

43. Слухи, оружие тайной войны. 125

44. Ночные кошмары — I: пытка и слежка. 128

* * *. 129

45. Ночные кошмары — II: черный человек. 130

***. 132

46. Ночные кошмары — III: липкий дым. 133

* * *. 133

* * *. 134

* * *. 135

47. Рассвет: кошмары продолжаются. 136

* * *. 138

48. Поединок обречённых. 139

49. Выбор избранника. 142

* * *. 143

* * *. 143

* * *. 144

50. Кровавые руны на стене. 145

51. Демон во плоти. 148

52. Проклятый трон. 152

* * *. 153

53. Москиты ра-урис. 154

* * *. 154

54. На вершине. 156

55. Последняя ночь в Тарантии. 159

* * *. 159

ЧАСТЬ VI. ТЕАТР СУДЬБЫ. 162

56. Сюрприз для триумфатора. 162

57. В пасти змея. 162

58. Милость Величайшего. 167

59. Две великие жизни или две великие смерти. 168

60. Третья жертва. 172

* * *. 173

61. Страдание, смерть и забава. 174

62. «Прощание с иллюзиями». 175

* * *. 176

* * *. 176

* * *. 177

* * *. 177

* * *. 177

* * *. 178

63. «Четыре жизни за одну». 178

64. «Завещание Великой Души». 181

«ЭПИЛОГ». 184

* * *. 185

* * *. 186

* * *. 187

 

---

Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!