Ребенок чертит свою первую карту 1 страница

УДК 159. 9 ББК 88.5 С 42

Скиннер Р., Клииз Д.

Семья И как в ней уцелеть / Перев. с англ. Н.М. Падалко. /

М. : Независимая фирма "Класс" 1995-272 с.

Ничего название, правда? Этот бестселлер написан маститым английским психиатром ( психоанализ, системная семейная и групповая психотерапия, академические заслуги и высочайший профессиональный авторитет) и его бывшим пациентом, юмористом и известным актером-комиком.

Диалог этих незаурядных джентльменов легок и обаятелен, а тема касается всех. Как говорилось в старой шутке, хорошую вещь браком не назовут. Вот об этом они и беседуют: почему даже счастливой семье бывает так трудно, откуда вообще берутся семейные проблемы, как их "наследуют" дети, чтобы потом создать проблемы в собственной семье... и как все же можно остановить этот конвейер и что-то изменить к лучшему. А также: о семейной тирании и тиранах, пользе ссор (не любых), психологическом "разводе" с родителями, о детских и взрослых сексуальных проблемах и еще о многом.

Нормальный человеческий язык ничуть не мешает книге быть глубоко и тонко профессиональной. И все это густо приправлено суховатым и блестящим английским юмором.

В общем, такой книги никто на русском языке не читал: она может стать открытием и для профессионалов (врачей, психологов) и для, и для "человека с улицы".

030304000-5 ~~, t>/Ai\~~ й~~^ "~~ Без объявления

ISBN 0-7493-0254-2 (Great Britain) ISBN 5-86375-008-1 (РФ)

НЕСЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Предисловий обычно никто не читает — судьба их такая. Для этого тоже исключение делать не следует. Хотя, если Вы уже добрались до третьей фразы, у автора появился шанс высказаться. Само собой, о книге, которая перед Вами,— во многих отношениях незаурядной. Необычной по форме. Забавной, печальной, умной. И очень профессиональной — как потому, что в ней просто и подробно излагаются идеи психоаналитически ориентированной семейной и групповой психотерапии, так и потому, что профессионально само видение семьи как системы. Или — как проблемы. Возможно, даже как драмы: одно название книги чего стоит.

Конечно, оно привлекает внимание: нетипичное, жесткое, заставляющее вспомнить "черные" анекдоты. Или, по меньшей мере, афоризм парадоксального классика семейной психотерапии Карла Виттекера: "Состоять в браке поистине ужасно. Хуже этого может быть только одно — в браке не состоять".

Но вот что интересно: глядя на это "неприятное" название, люди многозначительно кивают или хихикают, озорно ухмыляются и вообще как-то не кажутся ни шокированными, ни даже озадаченными. Скорее, заинтересованными и довольными. А одна американская коллега — немолодая мать семейства — так взревела "Oh, yes-s!!!",— что листки перевода посыпались. Если мы поймем, чем вызывается такая реакция на название книги, мы узнаем нечто важное и о том, зачем и как ее читать.

Что-то такое все знают о семье, о чем вроде бы не принято говорить, на что глухо намекают поговорки типа "В каждой избушке — свои игрушки"... Вот это авторы "цепляют" еще в названии. Они сразу нарушают некую норму, заставляющую умалчивать о проблемах, подавлять чувства, отгонять болезненные воспоминания. И тем самым дают читателю восхитительный, опасный шанс тоже ее нарушить. Например, вытащить на свет Божий многое из "само собой разумеющегося", что каждый из нас получил в родительской семье, и задать себе вопросы. В том числе и такие, которые наша семья не одобрила бы. (Например, о том, какие чувства принято было считать несуществующими, что было "засунуто за ширму", выражаясь языком Робина и Джона).

Более того, каждая глава дает нам новые возможности на эти вопросы себе отвечать — теряясь, сердясь, испытывая боль, пугаясь... Ведь одно

дело — признать, что "секрет" {бессознательное) есть, а другое дело — его раскрыть, пусть и себе самому. Особенно себе самому...

Эту книгу даже сугубые профессионалы — врачи, психологи — будут читать еще и как чьи-то дети, родители, мужья и жены. Тем более, что авторы с самого начала показывают "на себе", что чувства можно испытывать — проживать — принимать и, наконец, понимать. И что человек (как и семья) от этого делается только здоровее.

Их профессионализм непривычного для нашего опыта "качественного состава". И если Робин-доктор больше знает о концепциях и фактах, а Джон-актер его расспрашивает, немного играя въедливого "человека с улицы", то в отношении опыта работы со своими переживаниями и семейным материалом они равны. Почти равны, потому что "работа психотерапевта над собой" (личная терапия) — это обязательное профессиональное требование. Доктор Скиннер, скорее всего, несколько лет проходил индивидуальный психоанализ, каждую неделю минута в минуту появляясь у психоаналитика, и непременно был участником психотерапевтических групп в "клиентской" роли. (Во всем мире диплом врача или психолога еще не "делают" сертифицированного психотерапевта.

А наблюдательная позиция может иногда становиться той самой "ширмой". Так что, когда при чтении будете ловить себя на реакции типа "ну, это-то ко мне отношения не имеет", стоит именно этот абзац перечитать. Тем более, что про механизмы, происхождение и скрытые цели этой — и многих других — реакций авторы рассказывают просто замечательно.

Так у них получается потому, что на человеческий эмоциональный опыт они не смотрят сверху, мол, я здоров, а у тебя проблемы; твои чувства ненормальнее моих. Их зрение объемно: есть взгляд "изнутри" (собственные чувства, воспоминания, отношения), есть — "сбоку" (сравнения, анализ). И есть постоянное установление связей между этими "точками зрения".

Кстати, о связях. Эксперимент с искусственным вскармливанием обезьянок проволочными и плюшевыми "мамками", равно как и другие жутковатые факты, доказывающие фатальный вред преждевременного отделения ребенка от матери, в нашей научно-популярной литературе время от времени встречались. Но никто никогда не слышал, скажем, о молодой неласковой мамаше, в той самой обезьянке вдруг узнавшей бы себя. Себя — девочку, которую ее собственная, вымотанная, мало с ней бывающая, жесткая — ну, почти что "проволочная" — мать ни обогреть, ни приласкать, ни — тем самым — научить, конечно же, не могла. Факты как таковые могут быть любой степени достоверности и популярности. Если они не связываются с собственным эмоциональным опытом, они так и остаются "фактами про обезьянку".

Мы не можем переписать свою историю — ни личную, ни какую-либо еще. Травмы и лишения существуют, и их последствия "звучат" не одно поколение. Но мы можем попытаться свою семейную историю понять, и сам процесс, в котором пониманию всегда предшествует чувство, меняет многое. Почти все. Не удивительно, что такая психотерапия длится годами: ее цель —

распутать уникальный рисунок петель и узлов, не "порвав" при этом "нити" — то есть не превысив предел переносимости понимания.

Многие страницы этой книги вызовут у читателя несогласие и даже неприятие: не может быть, это-то господа психоаналитики уж точно сочиняют... И вообще, у нас все не так. Но, уверяю Вас, дело совершенно не в том, правы авторы или нет. Хотя они, конечно, сплошь и рядом правы — то, о чем они толкуют, не вчера открыто, хорошо изучено и прочно укоренилось в науках о человеке. Модель, из которой они исходят, очень авторитетна, хотя есть и другие точки зрения, другие теории и другая психотерапия.

Так вот, дело действительно не в том, правы авторы или нет. А в тех реальных чувствах и воспоминаниях, которые у нас при чтении возникают. В установлении связей между прошлым и будущим; между ребенком, которым был каждый — "ребенком" внутри нас — и нашими реальными детьми. В возможности своего "взрослого" опыта сопереживать драме развития, уже понимая, что это именно драма — все "ружья, висящие на стене в первом акте", в свой черед стреляют. Наконец, в праве не соглашаться с авторами и даже сердиться на них — заметьте, они сами с первой страницы нам это "дарят"—тем, как непочтительна интонация вопросов непрофессионала к "ученому доктору". Так что можно принимать и по-настоящему "примерять" на себя и свою семью только то, с чем можно себе позволить согласиться. Почти как в настоящей психотерапии.

И тут стоит упомянуть об одном важном отличии "их" опыта от нашего: о самой обыденности и нормальности обращения к психотерапевту здоровых, в сущности, людей. Взгляните на рисунки: две дамы в кафе судачат о своих психотерапевтах... семья на приеме дружно морочит своего... Само жаргонное "shrink", которое пришлось перевести как "вед" (от "людовед"),— непереводимо: нет эквивалента в реальности, нет и слова. А чтобы термин "опустился" в слэнг, явление должно быть массовым. Да уже то, что в популярной книжке о психотерапии возможны такие "кусачие" рисунки, не оставляющие авторам — одному, во всяком случае — никакой возможности укрыться за профессиональным авторитетом, говорит об этом авторитете.

У нас — пока — и в самом деле все иначе. "Психотерапия относительно здоровых" — грамотная, профессиональная — не стала привычной частью здоровой жизни, "деталью пейзажа".

Зато, по счастью, еще сохраняется привычка читать. Читатель, Вас ожидает не легкая прогулка, а серьезный поход. Мы не можем переписать свою семейную историю, но лучше ее понимать — это, похоже, и есть путь к тому, чтобы "уцелеть". И это всегда трудно, но никогда не поздно.

Екатерина Михайлова

Пру и Барбаре посвящается

ЗАЧЕМ МЫ НАПИСАЛИ ЭТУ КНИГУ

Джон. Десять лет назад я попал в психотерапевтическую группу. По двум причинам. Во-первых, два года меня исподтишка гробил грипп, а мой врач перед неприятелем пасовал, после трех полных обследований он, предложив усматривать суть моей проблемы в психосоматике, послал меня... к психиатру. Примерно тогда же дал опасную трещину мой первый брак, и я понял: в одиночку не справлюсь. Честно говоря, в то время, помню, думал, что умственных способностей мне не отмерено, чтобы разобраться в происходящем. Теперь ясно, что и эмоционального опыта — за который спасибо группе — мне недоставало, чтобы решить проблемы.

Конечно же, я не рвался в Чудо-страну "людоведов": ничто британское — а значит, и предубеждение против психиатрии — мне не чуждо. Но несмотря на скептицизм и — скажу откровеннее — недоверие, я пошел... Руководили группой психотерапевты Робин и Пру Скиннеры — работавшая вместе супружеская пара. В группе было еще семь человек, среди них — еще пары. И вот мы, вдесятером, усаживались в кружок на полтора часа каждый четверг вечерком и вели разговоры... три с половиной года подряд! Люди в группе за это время, разумеется, поменялись: те, кто "выговорился", уходили, на их место приходили другие.

Примерно через год я почувствовал, что со мной действительно творягся чудеса— за всю свою взрослую жизнь не припомню ничего подобного. Во-первых, после того, как мы немного разобрали "перегородки" между собой, я заметил, что мы стали держаться намного свободнее, чем обычно люди в обществе, ну, разве двое-трое самых близких друзей видят нас такими. Не хочу затасканных сравнений, но, правда, думал: вот где кино снимать. Хотя вы теперь решите, что я пытался больше наблюдать, а не участвовать. Ничего подобного. Я ушел в общение с головой и в течение нескольких месяцев "настаивался" настроениями и переполнялся чувствами самыми разными — иногда совершенно незнакомыми и неупра-вляемыми. Я приобрел новый эмоциональный опыт, я открыл кое-что о своей персоне, что даже противоречило сложившемуся в сознании "автопортрету", я — и это было самое поразительное — понял: беспочвенны некоторые укоренившиеся во мне представления. Начиная с элементарнейших... о мужчине и женщине. Отношения мужчины и женщины я увидел совсем другими, так что задумался: а не баснями ли меня тешили в Уэстон-сьюпер-Мэр?

Сегодня, через пять лет после терапии, с уверенностью скажу: то, что узнал в группе, помогло чрезвычайно. Теперь мне жизнь в радость. Конечно же, в группе

от изводившего меня недомогания не осталось и следа, я постепенно расслабился. Думаю, группа научила меня глубже сопереживать другим, и теперь иногда я могу поддержать друзей, как раньше не умел. Кроме того, терапия принесла мне пользу в профессиональном занятии, ведь пройдя опыт группового "оздоровления", я стал тоньше видеть суть своих ролей на сцене и вообще по-новому взглянул на "роли", которые люди играют в общении друг с другом, то есть, кажется, разобрался в вещах, прежде совершенно непонятных. Но в чем главная польза, так это в том, что проблемы больше не загоняют в угол, с ними легче справиться — приемы, которые могут их "порешить", я выучил в группе, так что из столкновений с проблемами выхожу успешней.

За все я страшно благодарен не только Робину и Пру Скиннерам — это само собой разумеется,—я чувствую себя в долгу перед наукой, в последние годы ставшей богаче на десятки идей, разработок, методов по оздоровлению групповых и семейных отношений.

Я думаю, новые открытия "душеведения" увлекли бы многих. Но люди в основном не видят необходимости, не находят времени, не проявляют желания обратиться к психотерапии. Популярной же книги, рассказывающей о новых подходах к душевному "оздоровлению", мне до сих пор не попадалось. Поэтому года два назад я и предложил Робину написать такую — для непосвященных.

Впрочем, сейчас, когда мы ее написали, я спрашиваю себя: так ли уж свежи и неожиданны высказанные идеи? Например, для меня теперь совершенно ясно, что наш характер, все особенности поведения объясняются нашим первоначальным опытом в родной семье. А вот некоторых такое утверждение, знаю, удивит, даже очень удивит. Теперь я также соглашусь, что большинство наших проблем на самом даче — "трудности роста", с которыми мы по тем или иным причинам не справились в ранние годы, а значит, потащили с собой во взрослую жизнь. Ну, а для вас это очевидное или же... невероятное? Как бы то ни было, утешусь тем, что анекдот с "бородой" нов для того, кто его не слышал. Да что там... пускай изложенные в книге идеи для вас окажутся в сто раз менее ценными, чем для меня, я тем не менее буду вознагражден, если вы книгу купили (я о гонораре от проданного тиража — для непонятливых)

Робин. Что касается меня, то впервые мысль написать подобную книгу пришла мне в голову в 1976 году за разговором с моим дадюшкой Фредом. Только что вышел мой научный труд "Единая плоть — отдельные лица", и я разослал всем родственникам по экземпляру. Я думал, судьба моего детища—пылиться, как обычно, у родных на книжных полках, и был приятно удивлен, когда дядюшка Фред, человек неподготовленный, без особого интереса к предмету, почти всю жизнь занимавшийся мелким предпринимательством в рыбацком поселке на Корнуолле, где они с моей матерью выросли, сказал, что не только прочел книгу, но что она его увлекла, что помогла разобраться и примириться с пережитым в семье в ранние годы. А потом, добавив, что не хотел бы меня обидеть тем, что скажет, он пропел на своем мелодичном корнуоллском английском: "И не сообразишь, пока черным по белому не увидишь, как в твоей книжке, но увидев, подумаешь: тут же просто-напросто здравый смысл".

Книгу очень хорошо встретила критика, но не было отзыва, который порадовал бы меня больше, чем дядюшкин. Слушая его рассуждения, я понял, что благодаря усвоенному из книги его взгляд на собственную жизнь переменился к лучшему. Мучительные переживания, которые ему довелось испытать по его же, как он прежде думал, вине, если не по вине других, проявивших к нему незаслуженную суровость, в которых, наконец, всегда можно винить судьбу, он принял как характерное проявление семейной истории, а над историей никто, конечно, не властен. И это не только освободило его в определенной мере от угрызений совести и необоснованного чувства вины, но помогло взять на себя ответственность за одну неурядицу в семье, где взаимные обвинения сторон отдаляли так желаемое им примирение. Потом мне стало известно, что перед смертью дядюшка сделал-таки шаги к тому, чтобы родственные отношения наладились.

Многие годы я повторял своим ученикам, что если мы и способны оказать профессиональную помощь другим, нечего надеяться, что разрешим проблемы в собственных семьях, ведь мы слишком вовлечены в них, чтобы взглянуть на эти проблемы объективно и беспристрастно. Однако, раз даже специальное издание по вопросу "семейного" здоровья помогло семье психиатра, какая же, рассуждал я, будет польза от книги, написанной для широкого читателя!

Почему я написал первую книгу? Почему вообще избрал свою профессию и занялся исследованием семейных отношений? Сейчас станет ясно. В ту поездку на Корнуолл я стремился разузнать о собственной семье как можно больше. Я и несколько собранных мною в Лондоне специалистов (позже группа дала начало Институту семейной психотерапии), следуя примеру психотерапевтов семейного профиля по всему свету, взялись изучать истории родных семей, чтобы квалифицированнее помогать чужим. А что касается моей... Уже известный вам дядюшка Фред слыл летописцем моей семьи, кладезем анекдотов буквально о каждом из родственников. Он-то и вспомнил, как моя мать однажды про меня, еще совсем кроху, сказала: "И не знаю, что делать с Робином, он или гением будет, или в Бодмине* кончит". Задним умом я понял: не дотянув до гения, жизнь потратил на то, чтобы избежать Бодмина и, в конечном счете, нашел компромисс — побывал во многих психиатрических клиниках... пользуясь служебным входом.

' Местный приют для душевнобольных.— Здесь и далее примечания переводчика.

Но почему все это со мной случилось? И почему именно со мной, а не с одним из моих четверых братьев? Оглядываюсь назад, вооружившись знанием о своей семье, позаимствованным у дядюшки Фреда, у других, и вижу: я оказался в фокусе мощнейших эмоциональных токов семьи, которые нарушали мое равновесие в детстве. Их последствия я, взрослый, и стремился преодолеть. Мои родители были славные, добрые, благожелательные люди, все вокруг их любили и уважали. Родители жили, как могли, праведно. И не понимали, откуда у них такой ребенок — тревожный, не способный справляться с действительностью, вечно ускользающий в мечты, в уединение.

Теперь мне ясно, они мучились не меньше моего. Но тогда я скрывал от них все, что мучило, чтобы не разбивать их надежд. Помню, мечтал о какой-нибудь карте, каком-нибудь компасе, которые вывели бы меня к самопознанию... и из леса проблем.

Я не нашел путеводной нити в родной семье. Вне семьи искал — и тоже не нашел. В конце концов, когда служил в британских воздушных силах во время второй мировой войны, я решил, что займусь медициной и психиатрией. Потом понял: я хотел и себе помочь, и другим принести пользу. Хотел найти "правильный путь", то есть разобраться, что значит быть "нормальным", или "здоровым", чтобы и самому подвинуться к этому. Получив диплом врача, очутившись в Институте психиатрии, я жаждал углубиться в труды о "норме" и перерыл богатую библиотеку. Увы, я откопал только три тоненькие книжечки. Две были совсем неинтересные, третья оказалась увлекательной, хотя, в сущности — собранием анекдотов.

Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 94; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!