Карамзин – журналист и издатель.



 

Сразу же после заграничного путешествия Карамзин решил заняться литературной деятельностью. В 1791-1792 гг. он издавал ежемесячный «Московский журнал» с постоянным отделом критики и библиографии. Вокруг журнала объединились лучшие литературные силы: Херасков, Державин, Дмитриев, Нелединский-Мелецкий и др. Карамзин напечатал здесь свои маленькие, удивительно содержательные рецензии на романы Стерна, Ричардсона. Руссо, перевел отрывки «Тристрама Шенди» Стерна.

В 1802 г. московский книгопродавец И. В. Попов задумал выпускать журнал «Вестник Европы» и пригласил на пост редактора H. М. Карамзина. В течение двух лет Карамзин руководил изданием журнала, получая три тысячи рублей в год; в истории русской журналистики это первый случай оплаты редакторского труда.

«Вестник Европы» был двухнедельным общественно-политическим и литературным журналом, рассчитанным на более или менее широкие круги дворянских читателей в столицах и провинции.

При Карамзине «Вестник Европы» состоял из отделов: «Литература и смесь» и «Политика». Большой заслугой редактора было выделение «Политики» в самостоятельный отдел: Карамзин угадывал запросы читателя, желавшего видеть в журнале не только литературное периодическое издание, но и общественно-политический орган, способный объяснить факты и явления современности. В отделе помещались статьи и заметки политического характера, касавшиеся не только Европы, но и России, политические обозрения, переведенные Карамзиным или им самим написанные, речи государственных деятелей, манифесты, отчеты, указы, письма и т. д.

Составление и редактирование политического отдела полностью лежало на Карамзине, и он делал все для того, чтобы этот отдел стал ведущим в журнале. Благодаря его стараниям статьи и сообщения отличались как свежестью и полнотой материала, так и живостью изложения. И это сразу же оценили современники. Намеченный первоначально тираж в 600 экземпляров был увеличен вдвое – и то едва удовлетворил желавших подписаться. Такой необыкновенный для своего времени успех «Вестника Европы» В. Г. Белинский объяснял способностью Карамзина как редактора и журналиста «следить за современными политическими событиями и передавать их увлекательно». Белинский в заслугу Карамзину ставил «умное, живое передавание политических новостей столь интересных в то время» (IX, 678). Он писал, что Карамзин составлял книжки «Вестника Европы» «умно, ловко и талантливо» поэтому их «зачитывали до лоскутков» (VI, 459).

Неоднократно подчеркивая важную роль Карамзина в формировании русской читающей публики («он создал в России многочисленный в сравнении с прежним класс читателей, создал, можно сказать, нечто вроде публики» – IX, 678), Белинский имел в виду и уменье Карамзина как редактора и журнального сотрудника устанавливать тесные контакты журнала с читателями.

Наряду с переводами из иностранных авторов и периодических изданий в отделе «Литература и смесь» помешались художественные произведения в стихах и прозе русских писателей. Карамзин привлек к сотрудничеству Г. Р. Державина, M. M. Хераскова, Ю. А. Нелединского-Мелецкого, И. И. Дмитриева, В. Л. Пушкина, В. А. Жуковского и часто сам выступал на страницах журнала (повести «Моя исповедь», «Рыцарь нашего времени», «Марфа-посадница» и другие, а также публицистические статьи). Материалами этого отдела определялась литературная позиция «Вестника Европы» – защита сентиментализма.

В отличие от «Московского журнала» Карамзина, в «Вестнике Европы» не было отдела критики. Редактор мотивировал его отсутствие, во-первых, нежеланием наживать врагов среди писателей, а во-вторых, тем, что серьезная, строгая критика возможна только при богатстве литературы, в России еще не достигнутом.

Как и многие его современники, Карамзин тяжело переживал деспотизм павловского правления, как и они, поверил либеральным речам Александра I и приветствовал царя. Он начал издавать «Вестник Европы» в духе либеральных веяний своего времени, восхваляя в деятельности правительства все то, что способствует превращению России из деспотии в просвещенную монархию. Защищая незыблемость крепостного душевладения, Карамзин в то же время призывал помещиков быть гуманными и великодушными в обращении со своими крестьянами; он наивно верил в возможность подобного рода отношений в условиях крепостной России. Вот идеал Карамзина: «Российский дворянин дает нужную землю крестьянам своим, бывает их защитником в гражданских отношениях, помощником в бедствиях случая и натуры: вот его обязанность! Зато он требует от них половины рабочих дней в неделе: вот его право!». Заявляя, что «дворянство есть душа и благородный образ всего народа», Карамзин настаивает, что дворянин может называться истинным гражданином и патриотом в том случае, если он «печется о своих подданных».

Карамзин грустит по поводу того, что в России литература и наука не пользуются таким же признанием, как другие виды деятельности человека, что светские люди чуждаются занятий литературой и наукой (статья «Отчего в России мало авторских талантов?», 1802, № 14). Он с удовлетворением отмечает рост книжной торговли не только в Москве и Петербурге, но и в провинциальных городах, подчеркивая большие заслуги в этом замечательного просветителя Н. И. Новикова («О книжной торговле и любви ко чтению в России», 1802, № 9). Карамзин указывает также на значение московского периода журнально-издательской деятельности Новикова (1779–1789 гг.), сообщает, что при Новикове тираж «Московских ведомостей» возрос с 600 до 4000 экземпляров, и приводит любопытную социальную характеристику читателей газет. Оказывается, дворяне предпочитают читать журналы и пока еще не приучили себя к русским газетам: «Правда, что еще многие дворяне, и даже в хорошем состоянии, не берут газет, но зато купцы, мещане любят уже читать их. Самые бедные люди подписываются, и самые безграмотные желают знать, что пишут из чужих земель». Далее Карамзин поясняет: «Одному моему знакомцу случилось видеть несколько пирожников, которые, окружив чтеца, с великим вниманием слушали описание сражения между австрийцами и французами. Он спросил и узнал, что пятеро из них складываются и берут московские газеты, хотя четверо не знают грамоте; но пятый разбирает буквы, а другие слушают».

После Карамзина «Вестник Европы» утрачивает свои положительные журнальные качества – современность и злободневность.


Карамзин – критик.

Карамзин не ограничивался чисто субъективной и эмоциональной оценкой произведений. Он пытался осознавать свои оценки теоретически, рассматривая критику и эстетику, по возможности, как строгую науку: «эстетика есть наука вкуса». Это тезис проф. Э. Платнера, лекцию которого слушал Карамзин в 1789 году в Лейпциге. Платнер, в свою очередь, опирался на Баумгартена, который в 1750-х гг. впервые обособил эстетику как отдельную область науки, отличающуюся от логики, области разума и рассудка.

Перед Карамзиным, по сравнению с классицистами, вставали новые вопросы: «Не есть ли красота и совершенство нечто весьма относительное или, лучше сказать, нечто такое, чего во всей чистоте не найдешь ни у какого народа и ни в каком сочинении?»; «…разве древние без всякого исключения могут быть для нас оригиналами?».

Карамзин дальше Ломоносова и Тредиаковского продвинулся в разработке представлений о принципиальной связи между искусством и жизненным фактом. Искусство должно опираться на реальные впечатления. В то же время Карамзин считал, что изображение в искусстве имеет свои законы и не сводится к рабской верности факту.

В статье «Что нужно автору?» Карамзин говорил о том, что позднее получило название пафоса творчества: «Слог, фигуры, метафоры, образы, выражения – все сие трогает и пленяет тогда, когда одушевляется чувством…». Талант сочетается с «тонким вкусом», «знанием света», владением «духом языка своего», терпением, упорством в преодолении трудностей, во многом «работа есть условие искусства». Талант – дар природы, но от обстоятельств зависит, разовьются или погибнут его задатки. Талант – вещь естественная, не нечто божественное, он нуждается в поощрении и выучке.

Как бы ни был противоречив Карамзин и как бы ни декларировал он, что художник всегда пишет лишь «портрет души и сердца своего», во всем искал для творчества опору в реальности и требовал подлинной художественности изображений. Так, в романе Ричардсона «Кларисса Гарлоу», разбору которой критик посвятил специальную статью 1791 г., он ценил прежде всего «верность натуре». Эта статья стала зерном целой теории характеров. Термин «характер» обозначает здесь не просто душевный строй человека, а особенность сложной души, сотканной из противоречий.

Карамзин чувствовал, что проблема характера – центральная в сентиментализме и логически вытекает из принципов изображения чувствительности, индивидуальности. Он полно исследовал соотношение понятий «темперамент» и «характер». В «Письмах русского путешественника» писатель сформулировал свою позицию так: «Темперамент есть основание нравственного существа нашего, а характер – случайная форма его. Мы родимся с темпераментом, но без характера, который образуется мало-помалу от внешних впечатлений». Карамзин стремился постичь характеры в их связи с историческими обстоятельствами. Также его мысль углублялась в двух направлениях: он искал национальную определенность характеров и средства индивидуализации языка.

В рассуждениях Карамзина о судьбах русского национального характера («Речь, произнесенная на торжественном собрании императорской Российской академии», 1818 г.) можно найти элементы будущих «западничества» и «славянофильства». С одной стороны, писатель положительно оценивает влияние петровских реформ на культуру России: «…красоты особенные, составляющие характер словесности народной, уступают красотам общим: первые изменяются, вторые вечны. Хорошо писать для россиян: еще лучше писать для всех людей». Но тут же Карамзин заявлял: «…Великий Петр, изменив многое, не изменил всего коренного русского… Сии остатки, действие ли природы, климата, естественных или гражданских обстоятельств еще образуют народное свойство россиян…»

Глубоко подходил Карамзин и к проблеме языка, связывая ее с проблемой характеров. Он строил свою стилистику, исходя из совсем других задач, нежели Ломоносов с его теорией «трех штилей». Для его эстетических задач, для языковой характеристики персонажей нужны были все стили русского литературного языка. Главным в их соотношении оказывалась передача полноты и сложности психологических переживаний, исторического и национального колорита.

Карамзиным были провозглашены и подтверждены собственной литературной практикой принципы так называемого «нового слога». Суть его сводилась к упрощению письменной речи, освобождению её от «славянщизны», тяжеловесной книжности, схоластической высокопарности, свойственных произведениям классицизма. Карамзин стремился сблизить письменный язык с живой разговорной речью образованного общества. Но требуя «писать как говорят», Карамзин отмечал, что русский разговорный, в том числе «общественно-бытовой», язык еще надлежит создать.

В разработке своей теории характеров Карамзин хотел опереться на опыт и традиции Шекспира. В заслугу Шекспиру он ставил смешение разных стилей, единственно по «правилам» самой натуры. «С равным искусством изображал он и героя и шута, умного и безумца». Его драмы, как и сама природа, исполнены «многоразличия», и все вместе «составляет совершенное целое».

В своем «Пантеоне российских авторов» (1802) Карамзин бросил взгляд на предшествующие этапы русской литературы с точки зрения развития разговорного языка и стиля, самобытных национальных начал литературы и разработки принципов изображения психологической характерности.

Опираясь на недавно открытое «Слово о полку Игореве» и желая «сохранить имя и память древнейшего русского поэта», Карамзин начал историю русской литературы с Бояна-вещего. Потом охарактеризовал Нестора, Никона, Симеона Полоцкого, Феофана Прокоповича.

Развитие русского литературного языка Карамзин разделял на эпохи:

1. Эпоха Кантемира.

2. Эпоха Ломоносова.

3. Эпоха сумароковско-елагинской школы.

4. Карамзинская современность, когда «образуется приятность слога».

Так Карамзин положил начало периодизации русской литературы.

В Ломоносове Карамзин видел «первого образователя нашего языка», который «открыл в нем изящность, силу и гармонию». Особенную силу Ломоносова Карамзин видел в лирическом песнопении, в одах. У Сумарокова он подчеркивал другое драгоценное качество: он «…сильнее Ломоносова действовал на публику». Но общая оценка Сумарокова у Карамзина сниженная. В упрек ему ставится то, что «в трагедиях своих он старался более описывать чувства, нежели представлять характеры в их эстетической и нравственной истине»; «называя героев своих именами древних князей русских, не думал соображать свойства, дела и я зык их с характером времени». Карамзин упрекал Сумарокова в приторной «чувствительности», неумении изображать характеры и обстоятельства в их единстве.

Таким образом проводилась резкая граница между классицизмом в его наиболее разносторонней сумароковской форме и сентиментализмом, превосходящим его не только многосторонностью и утонченностью изображения действительности, но и чувством историзма, индивидуальной специфики явлений. Сентиментализм выступал как наследник всех прежних завоеваний русской литературы и как ее новое слово.


Заключение.

 

Значение Карамзина для русской культуры исключительно. В своих произведениях он соединил простоту с лиризмом, создал жанр психологической повести, проложил дорогу Жуковскому, Батюшкову и Пушкину в поэзии. Сентиментальная повесть содействовала гуманизации общества, она вызвала неподдельный интерес к человеку. Любовь, вера в спасительность собственного чувства, холод и враждебность жизни, осуждение общества — со всем этим можно встретиться, если перелистать страницы произведений русской литературы, и не только XIX в., но и века двадцатого.

Как журналист он показал образцы всех видов политических изданий, сделавшихся в будущем традиционными для России.

Как реформатор языка он определил основную линию его развития, потребовав писать, как говорят и говорить, как пишут.

Как просветитель он сыграл огромную роль в создании читателя (по словам Белинского, он сумел «заохотить русскую публику к чтению русских книг»), ввел книгу в домашнее образование детей.

Как историк Карамзин создал труд, который принадлежал своей эпохе и привлекает внимание историков и читателей конца XX века.

Как литератор он дал русской культуре эталон благородной независимости, создал образ писателя, ставящего собственное достоинство и неподкупность своих убеждений выше любых суетных соображений минуты.

Кроме того, Карамзин сумел объединить вокруг себя целое поколение родственных себе по духу литераторов, оказав большое влияние на русскую литературу 1790-1800 гг.

По словам Белинского, с Карамзина началась новая эпоха русской литературы. Карамзин дал толчок к разделению на определенные группировки и партии в тогдашней русской литературе, вследствие чего было поколеблено поклонение «незыблемым» правилам художественного творчества. С 1790-х гг. литература начала делаться повседневным общественным занятием, «титулы стали отделяться от таланта», и сам Карамзин служил примером литератора-профессионала. Писатели сделались «двигателями, руководителями и образователями общества», обнаружились попытки «создать язык и литературу». «Карамзин ввел русскую литературу в сферу новых идей, - и преобразование языка было уже необходимым следствием этого дела». Карамзин развил вкус изящного, ввел в практику русской критики оценку явлений с точки зрения эстетики и науки. Карамзин «был первым критиком и, следовательно, основателем критики в русской литературе…».

Несмотря на то, что Карамзин-критик был вдохновителем сентименталистского направления, он выдвигал и такие эстетические идеи, которые были шире его писательской практики, опережали свое время и служили будущему развитию русской литературы. Он сам осознавал, что его собственная деятельность является звеном в исторической цепи преемственных явлений.


Список литературы

1. Карамзин Н. М. Избр. соч. в 2х тт. – М. – Л., 1964

2. Конунова Ф. З. Эволюция сентиментализма Карамзина. – Томск, 1967

3. Кулешов В. И. История русской критики XVIII – начала XX веков. – М., 1991

4. Лотман Ю. Н. Карамзин. – М., 1996

5. Русская критика от Карамзина до Белинского. – М., 1981

6. Савельева Л.И. Античность в поэзии классицизма и сентиментализма: Карамзин, Дмитриев. – Казань, 1980

7. Штранге М.М. Русское общество и Французская революция 1789-1794 гг. - М., 1956  

 

 


Дата добавления: 2019-11-25; просмотров: 469; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!