Автор: О. Генри (O. Henry), настоящее имя Уильям Сидни Портер (William Sydney Porter), 1862 – 1910.
Писатель родился в1862 в Гринсборо, Северная Каролина, в семье врача. После школы работал в аптеке своего дяди, в 1879 получил лицензию фармацевта. Его мать умерла от туберкулеза, когда ему было три года. У него также подозревали туберкулез, поэтому для перемены климата он в 1881 переехал в Техас, где жил на ранчо у знакомых. Поправившись, поселился в Остине, Техас. Сменил несколько профессий, наконец поступил на должность кассира и счетовода в банке.
Остроумный и музыкально одаренный (играл на гитаре и мандолине), Портер, вероятно, был популярен среди молодежи Остина. Свои первые рассказы он публикует в местных изданиях. В 1887 женится на Атол Эстес (Athol Estes), девушке из состоятельной семьи, которая поощряет его литературные занятия. В 1894 Портер издает в Остине юмористический еженендельник The Rolling Stone.
В декабре того же года в банке была обнаружена растрата. Дело тогда не было возбуждено, но работу Портер потерял. Перебравшись в Хьюстон, он работает для газеты «Хьюстон Пост». В это время начинается следствие по делу о растрате, Портер был осужден; в этой истории много неясного, возможно, Портера подставили.
Полгода он скрывался в Гондурасе, где сдружился с Элом Дженнингсом (1863 – 1961) – колоритным персонажем, гангстером, а позднее актером немого кино и автором нескольких книг, в том числе мемуаров «С О. Генри на дне». В США Портер вернулся, чтобы ухаживать за смертельно больной женой. В 1898 – 1901 отбывал срок в тюрьме штата Огайо, работал в тюремном лазарете и писал рассказы. Тогда он придумал псевдоним О. Генри. Все это время его дочь Маргарет не знала, что он в тюрьме.
|
|
|
В 1904 году вышла книга О. Генри «Короли и капуста», написанная по центральноамериканским впечатлениям (там появляется выражение «банановая республика», которое с тех пор широко используется прессой). В 1906 был опубликован сборник «Четыре миллиона» (число жителей Нью-Йорка). После этого книги выходят регулярно, по одной-две в год, рассказы печатаются в самых популярных изданиях. До смерти в 1910 О. Генри много работает, несмотря на алкоголизм и проблемы со здоровьем.
Капсула: О. Генри и формалисты. Новеллистика О. Генри в интерпретации Б. М. Эйхенбаума.
О. Генри обыкновенно воспринимают как замечательно одаренного, но простодушного писателя, работавшего для демократической публики и едва ли очень превосходившего ее по своему интеллектуальному уровню и эстетическому кругозору. Счастливые финалы его новелл отвечают иллюзиям читателей, печальные – их сентиментальности, а реализм – их здравому смыслу. Проза О. Генри, в такой трактовке, оказывается своего рода литературным аналогом классического Голливуда, где, как в сказке, все истории заканчиваются хорошо, Золушки становятся принцессами.
|
|
|
Борис Михайлович Эйхенбаум, замечательный русский литературовед, один из главных деятелей ОПОЯЗа, предлагает совершенно иную интерпретацию творчества О. Генри («О. Генри и теория новеллы»). Оговариваясь, что, «как литературному ремесленнику, связанному условиями договора и необходимостью «выколачивать» гонорар, Генри приходилось писать всякие рассказы на разные вкусы – в том числе на вкусы редакторов газет и их подписчиков», – Эйхенбаум, однако, ставит О. Генри гораздо выше его публики. Он видит в нем эстета и формалиста, каким был сам Эйхенбаум и его соратники по ОПОЯЗу, ценившие в искусстве – искусство, а не пользу, развлечение или коммерческий успех: «Несмотря на свою популярность и как будто легкость, доступность – Генри очень сложный и тонкий писатель. Он так умеет обманывать читателя, что тот, большей частью, и не замечает, куда заводит его автор, – в какую атмосферу литературной пародии, иронии и игры с формой он попадает вместе с Генри». «Настоящий» Генри для Эйхенбаума – это «Генри-пародист, почти отравленный своим литературным сознанием, остротой своего ума, иронией своего отношения к читателю и даже к самому ремеслу беллетриста».
|
|
|
Так, О. Генри отказывается от описания внешности героини, отсылая читателя к уже имеющемуся у него литературному опыту, вскрывая тем самым условность, «литературность» клишированных описаний, обнажая прием: «Айлин была блондинкой и напоминала товары на фруктовом лотке: землянику, персики, вишни и т. д. Глаза ее были широко посажены; она обладала спокойствием, предшествующим буре, которая так и не разражается. Но мне кажется, что не стоит тратить слов (по скольку бы ни платили за слово) в тщетной попытке изобразить прекрасное. Есть три рода красоты… мне, видно, было на роду написано быть проповедником: никак не могу держаться в рамках рассказа».
В прозе О. Генри Эйхенбаум видит прямое подтверждение идей и принципов формальной школы: его новеллы построены на «непрерывном иронизировании и подчеркивании приемов», «точно Генри прошел сквозь «формальный метод» в России и часто беседовал с Виктором Шкловским. А ведь на самом деле он был аптекарем, ковбоем, кассиром, сидел три года в тюрьме – все условия для того, чтобы стать обыкновенным бытовиком и писать, «не мудрствуя лукаво», о том, как много на земле несправедливости. Да, Генри ценил искусство дороже комплиментов Рузвельта» (имеется в виду высказывание Теодора Рузвельта о том, что его реформы, направленные на улучшение жизни американских бедняков, были вдохновлены чтением новелл О. Генри).
|
|
|
О. Генри, по Эйхенбауму, вовсе не простодушен и не наивен: «Он столько же беллетрист, сколько критик и теоретик, – явление очень характерное для нашего времени, совершенно отошедшего от старого наивного представления о писательстве как о «бессознательном» процессе, в котором все зависит от «вдохновения», от «нутра». Такого пародиста, знающего до тонкости свое ремесло и то и дело посвящающего читателя в его тайны, мы, кажется, не имели со времен Стерна».
Счастливые финалы в новеллах О. Генри оказываются вовсе не уступкой наивным ожиданиям сентиментальных читателей. Как раз наоборот, это преодоление инерции восприятия читателя, приученного классикой литературы XIX века к тому, что печальный финал неизбежен или почти неизбежен. Если развязка должна быть неожиданной, она должна быть счастливой.
В творчестве О. Генри Эйхенбаум видит не только юмор и не только обыгрывание беллетристических штампов, но выявление гораздо более масштабной логики литературного развития.
Роман XIX века ослабил сюжет, перенес акцент на психологию и социально-исторические законы, стремясь к сближению искусства и жизни. Новелла О. Генри – чистая условность, демонстрация литературности литературы, поэтическая игра. Но это игра, значимость которой, в соответствии с установками формальной школы – которые суть не что иное, как установки модернизма, – превышает значимость любой жизненно-практической деятельности.
И Эйхенбаум полагает, что писатель сознавал масштаб стоящих перед ним задач. Он цитирует приводимые биографом слова О. Генри, сказанные во время наибольших его литературных успехов: «Все, что я писал до сих пор, это просто баловство, проба пера по сравнению с тем, что я напишу через год». По степени эстетической сознательности творчества О. Генри оказывается фигурой, эквивалентной Генри Джеймсу, а самой очевидной русской параллелью к нему выглядит Чехов.
По-видимому, Эйхенбаум несколько переоценил О. Генри. Упоминания Флобера и Джеймса в рассказах Генри еще не свидетельствует о том, что американский новеллист намеревался их превзойти. Чехов тоже начинал с юмористических «пустяков» и пародий в «Будильнике» и «Осколках». Но только отчаянный парадоксалист вроде Шкловского может утверждать, что эти вещи интереснее (формально острее), чем «Ионыч» или «Архиерей».
Для того, чтобы увидеть условность литературных шаблонов и высмеять их, не обязательно обладать первостепенным эстетическим вкусом и талантом: достаточно настроиться на другую – ироническую – волну.
И кстати, обыгрывание стилистических и сюжетных клише в жанровом кинематографе началось вовсе не с Тарантино. Самопародийны и ироничны многие голливудские фильмы ранней поры, что не переводит их автоматически из разряда «развлекательных» в разряд «серьезных» или «элитарных».
И если Чехов стал Чеховым, а О. Генри остался О. Генри, то возможна постановка вопроса о том, почему так произошло. Можно, разумеется, сетовать на пагубные пристрастия О. Генри; но таковые никогда не бывают причиной творческой несостоятельности.
Вероятно, запрос на превращение Чехова в серьезного писателя, «классика», был настоятельнее: от него этого требовали и критика, и читатели. Со своей стороны, и Чехов относился к «высокой» культуре с большим пиететом, чем О. Генри.
Дата добавления: 2019-11-25; просмотров: 190; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!