Философия права. Методы исследования



Обычно авторы трудов и учебников по теории права не отвергают огромной роли философии в обосновании принципов и основополагающих аксиом права. И им трудно было бы вести себя иначе: «Право есть вообще свобода как идея» — это сказал не кто-нибудь, а один из наиболее знаменитых философов (Гегель).

Философское осмысление права — древняя традиция: Аристотель, Фома Аквинский, Гуго Гроций, Иммануил Кант немало усилий предприняли для разработки философии права. В их работах философский подход к осмыслению права состоит в попытке постигнуть основополагающую идею права, игнорируя все национальные и исторические различия во внешних формах его проявления.

Философские основания органически входят в содержание любой фундаментальной науки, определяют её мировоззренческое и методологическое значение. Очень часто от исходной философской идеи зависит степень обоснованности разработанной гипотезы или концепции. Это полностью справедливо и для теории права.

И современные теоретики-правоведы не оставляют без внимания философию права. Известный поборник идеи создания юридических систем, способных возвыситься над властью, С.С. Алексеев, в качестве основы выдвигает идею правозаконности: «Начиная с эпохи Просвещения философская мысль по вопросам права, развиваясь и оттачиваясь, в своём едином движении неизменно склонялась к одному — к тому, что основой права, его стержнем и предназначением является свобода. И не просто свобода, не свобода вообще, не абстрактно понимаемая идея свободы, а…реальная, в живой юридической плоти свобода отдельного автономного человека. ...Именно соединение передовой философской мысли о сути человеческого бытия и реального развития политико-правовой действительности в последние два столетия даёт надёжное основание для вывода о том, что суммой философско-правовых идей (концепцией) о праве в жизни людей, отвечающей требованиям нынешней стадии человеческой цивилизации, должна стать ФИЛОСОФИЯ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО ПРАВА — ФИЛОСОФИЯ ПРАВОЗАКОННОСТИ».  

При этом С.С. Алексеев подчёркивает два важных момента. «Гуманистическое» — это не затёртый эпитет, к месту и не к месту употребляемый массовыми коммуникациями и разномастными политтехнологами, а термин в своём изначальном, точном значении: характеристика явлений в жизни Общества, сконцентрированных вокруг человека, человеческих ценностей и интересов. «Правозаконность» означает строжайшее, неукоснительное претворение в жизнь не любых и всяких норм, а начал гуманистического права, прежде всего основных, неотъемлемых прав человека. В отличие от этого термин «законность» характеризует лишь одно из имманентных свойств любого права, его общеобязательность — категоричность, непременность соблюдения, претворения в жизнь действующих юридических норм — неважно каких, в том числе как «революционных», так и самых что ни есть реакционных». 

Такая философия права представляется более совершенной и более обоснованной, чем примитивная (хотя и реализованная сегодня во многих «развитых» странах) философия, основанная на якобы изначальном «праве государства».

В современном Гражданском Обществе философия правозаконности должна господствовать и править. Эта философия призвана определять приоритет прав человека по отношению к правам государства. Она должна определять содержание, смысл и направления деятельности всех судебных, законодательных, исполнительных (включая правоохранительные) органов по всем вопросам, на которые так или иначе распространяются права человека.

Изначальность прав человека — важнейший философский принцип, его можно рассматривать как индикатор для проверки существа той или иной правовой системы. Если утверждается, что «Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства» (статья 2 Конституции РФ), можно усомниться в системно-логической и философской квалифицированности авторов подобного утверждения. Либо — признаться в лицемерности и фарисействе подобной правовой системы. Поскольку права человека возникают просто вследствие факта его рождения, и являются таким образом априорными, не зависящими от воли какого-либо органа управления; эти права просто не входят в компетенцию государства. Для государства, важно одно: ни под каким предлогом оно не вправе нарушать права человека. И оно, государство, изначально лишено права решать эту проблему по-своему: признавать — не признавать, защищать — не защищать, считать это своей обязанностью или нет. Государство, не признающее такой максимы, конечно, может существовать (какое-то время — пока Общество будет его терпеть), но в соответствии с законами философии, системоанализа и формальной логики подобное государство не может именоваться демократическим. Что бы ни говорила официозная пропаганда о сути такого государства, оно всё равно будет оставаться какой-либо разновидностью деспотии (диктатуры).

Предвидя возможное возражение, что де всё-таки лучше зафиксировать в конституции обязанность государства соблюдать права человека, ответим следующим образом. Записать такую обязанность государства можно, но не в такой форме (которая приведена выше). Эта формулировка вовсе не исключает такой трактовки: права человека дарованы ему по доброй воле государства. А вот это как раз и есть нарушение основного философского принципа изначальности прав человека: права человека выше прав государства. Первые даны человеку «от Бога», вторые — дарованы государству Обществом. Поэтому для выражения демократической сущности государства в конституции следует писать так: «В демократическом обществе государство полностью подчинено Обществу, а права и интересы человека выше прав и интересов государства».

Обратим внимание на ещё одну, по-видимому, привычную, а потому практически никем не замечаемую, несообразность. Все авторы теоретических работ по праву единодушны в одном: основной принцип философии права — признание самоценности и высшей роли во всех правовых построениях понятия справедливость. Но те же самые авторы молчаливо (а подчас и напротив того — весьма велеречиво) соглашаются с положением, при котором автор некоего «вещественного» решения вправе жить на доходы от использования его решения другими людьми, в то время как автор интеллектуального решения (идеи) не только на практике, но и теоретически такого права лишён. При этом используются аргументы, которые, по нашему мнению, ошибочны как с философской точки зрения, так и с позиций системоанализа. Например, часто используемая псевдодихотомия «материальный — идеальный». Любое «идеальное» решение — а оно «по определению» всегда является информационным решением, — столь же материально, как и любое вещественное решение. Проще говоря, столь распространённая аргументация против законодательной защиты идеи происходит от элементарного непонимания идей современной философии. Согласно этим новым основам философии, мир материален в том смысле, что он объективен и не является продуктом нашего воображения. Поэтому всё сущее — материально.

Разумеется, для вульгарного материализма, утверждавшего: материя — это объективная реальность, данная нам в ощущениях (известное ленинское определение), также нет никаких оснований. Во-первых, совершенно не важно, «дана» ли материя нам или кому-либо иному: не будучи «дана» никому, она продолжает оставаться материей. Остаётся материя материей и в том случае, если «дана» не нам. Что касается наших ощущений, то и здесь В.И. Ленин не был прав: нам даны только результаты нашего взаимодействия со всей остальной Вселенной. Ибо наше присутствие во Вселенной как-то деформирует её метрику. Как именно — этого мы пока не знаем (хотя гравитационное взаимодействие вполне могли бы уже учитывать), но сей — количественный, а не качественный, — факт никакого значения не имеет для принципиальных философских определений. 

Возвращаясь к философским основам права, вынуждены отметить, что сегодня укрепилась абсолютно несправедливая идея ненужности правой защиты идеи. Почему-то считается, что она, идея, изначально принадлежит всем. По моему убеждению, всем должны принадлежать невосполнимые природные ресурсы. Идея же — она не «от Бога», она — плод индивидуального труда. Не говоря уж о том, что идея вещи значительно важнее для Общества, чем сама вещь. Обладая идеей вещи, последнюю всегда можно воспроизвести; обратное, как правило, невыполнимо: миллиарды людей обладают и пользуются вещами, абсолютно не осознавая идеи этих вещей.

Мне представляется вполне убедительным приведённое доказательство возможности правовой защиты идеи — как её дефиниции.

*

Перейдём к методологии исследований.

В современной правовой литературе принято выделять следующие основные методологические принципы: всесторонность исследования, комплексность исследования, применение диалектического метода; применение методов: восхождения от конкретного к абстрактному (и обратно), исторического, формально-юридического, метода сравнительного правоведения, правового моделирования, конкретно-социологического метода.

Между прочими методами, как бы между прочим, упоминается и системный метод. Это выглядит знаковым явлением: у нас изначально имеет место непонимание сути системоанализа, области применения системного подхода. Хотя их упоминание стало как бы правилом хорошего тона. 

Неверно также и утверждение, что метод исследования якобы непосредственно вытекает из предмета исследования. Подобное утверждение впрямую нарушает один из основных законов формальной логики — закон достаточного основания. (Который сам нередко понимается превратно: исключительно как необходимость обосновывать каждое положение в доказательстве). В правильном понимании закон достаточного основания утверждает, что метод доказательства должен быть обоснован независимо от доказываемого тезиса  (следовательно, независимо от предмета исследования).

Удивляет, что ни в одном из рассмотренных источников (см. перечень использованной литературы) я не встретил однозначного и чёткого указания на абсолютную необходимость использования во всех юридических исследованиях всех без исключения законов формальной логики. Нелогичный юридический язык — это, как минимум, странно. Тем не менее сегодняшняя ситуация именно такова.

Нигде не было замечено также упоминание о необходимости неукоснительного использования в теории и практике юриспруденции основного вывода известной теоремы Гёделя о неполноте.

*

Автор по дополнительной специализации — системоаналитик. Поэтому имеются все основания применить для настоящего учебника в качестве основной методологии именно системоанализ — в оптимальном сочетании с классическим аппаратом формальной логики.

В своё время автор приложил немало усилий к развитию теории системоанализа и созданию конкретных методов оценки эффективности и экономичности систем. Результаты этих многолетних исследований излагаются в следующей главе.


Дата добавления: 2019-08-31; просмотров: 204; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!