Главный предмет исследования – русская общественная мысль Х VIII –Х I Х вв.

Эйдельман твердо стоял на дореволюционных позициях историко-филологического единства. Среди главных героев его исследований были Герцен, Толстой, Пушкин, Грибоедов, Рылеев. Одоевский, Жуковский, Дельвиг, Карамзин, Радищев, Фонвизин. Конечно, он подходил к текстам великих писателей, к документам об их жизни в первую очередь как историк, но и как литератор, и как филолог, применяя классические методы текстологов-древников. Для исследователей памятников новой литературы с ее четким понятием авторства и последней авторской воли текстология сводится к выяснению этой воли. Эйдельман обычно иначе поступает с литературным (да и документальным) текстом, следуя важнейшему принципу, сформулированному Д. С. Лихачевым: анализу подлежат все периоды жизни данного текста, все его списки и редакции, слои правки, дальнейшее бытование в рукописном и печатном виде. Поиск рукописей и разных изданий текстов, опубликованных вольной печатью Герцена, составляет одно из главных направлений работ Эйдельмана. Это относится, например, к материалам «Полярной звезды» 1861 г. О Пушкине. В связи с историей первого раздела той герценовской публикации, содержащей вычеркнутые в московском (1859 г.) издании «Записок» И.И. Пущина места, Натан Яковлевич обращается к своеобразному кодексу, хранящемуся в институте русской литературы АН СССР.

В книгах Эйдельмана о декабристах с несвойственной предшествовавшей историографии, но столь нужной в 70-е годы тщательностью, рассматриваются нравственно-этические проблемы. Он передает этические размышления Сергея Муравьева-Апостола, заключенного в каземат, приводит тюремные записи в Евангелии его брата Матвея. Одним из первых он ставит вопрос о влиянии страшных катаклизмов Великой Французской революции, террора и диктатуры на русскую революционно-демократическую мысль. Исследуя идейные колебания декабристов, разочарование некоторых из них в революционных методах, Эйдельман не удовлетворяется стандартным объяснением, что все дело в ограниченности дворянской революционности, а указывает на их честность, благородный, нравственный императив. Чувство ответственности за судьбу Отечества соединялось у декабристов с пониманием того, насколько реальная действительность страны далека от их идеалов и как легко революция во имя этих идеалов может превратиться в нечто противоположное и страшное. Не отвергая известную формулу – декабристы были страшно далеки от народа, Эйдельман вместе с тем обратил внимание и на то, насколько народ был далек от них и от их замыслов. Тезис об объективных российских основаниях сомнений и колебаний декабристов становится концептуальным уже в 1970 г., то есть с «Лунина»: «Пушкина, Никиту Муравьева, Матвея Муравьева, Пестеля – всех примерно в одно и тоже время посещают сходные мысли: несоответствие мечтаний и действительности». «Своим печальным опытом» декабристы поставили перед русским освободительным движением «проблему соотношения целей и средств», в том числе и проблему недопустимости «ультралевой крайности – цель оправдывает средства».

В «Лунине», включаясь в давний спор историков (Н. М. Дружинина, М. В. Нечкиной) о причинах поворота Никиты Муравьева к более умеренным взглядам, к признанию монархии, Эйдельман указывает на его «многомесячное обещание; как раз в 1822 г. с солдатами и офицерами в походе – «приближение к народу открыло Муравьеву силу, стойкость монархического идеала»». Это замечание станет отправным пунктом его раздумий о природе крестьянского монархизма, воздействовавшего на общественную мысль «верхов», на революционное движение. В ходе работы над биографией Лунина Эйдельману стала очевидной узость и недостаточность этих объяснений, и он буквально погрузился в скрупулезное изучение важнейшего, «интегрирующего» источника по теме – журналов и докладных записок царю Следственного комитета, тогда еще не опубликованных. В своей книге он не только воссоздал на этой основе историю следственного процесса в системе его разнообразных связей, динамике и глубочайшем драматизме, но и раскрыл эволюцию поведения на следствии множества декабристов сквозь призму их социально-психологических, идейных, этических и индивидуально-тактических мотиваций.

В итоге едва ли не впервые в литературе было дано исторически достоверное описание этого феномена дворянской менталъности первой четверти XIX в. (Несколько лет спустя Эйдельман посвятил журналам и докладным запискам специальное источниковедческое исследование – «Первый декабрист»). Ко времени появления книги о Лунине вполне сложилось его историческое миросозерцание. «История одного – история всех. Но зато все связано сильнее, чем мы обычно думаем», –  сказано в «Лунине». В этом знаменательном свидетельстве уже была заложена установка на преодоление отчуждения личности от чрезмерно«объективированного» вульгарным материализмом исторического процесса, на возрождение его человеческого, нравственного содержания, на «реабилитацию» «простой истории» живых людей в реальных обстоятельствах их повседневного существования. Особенно коробили его непререкаемые утверждения об исторической неизбежности поражения восстания декабристов. «Не совсем ясными и доказательными представляются суждения некоторых историков и литераторов о том, что декабристы были обречены на стопроцентный неуспех. Действительно, слабости этого движения, отсутствие массовой основы определяли большую вероятность неудачи, и эта вероятность 14 декабря «сработала». Точности ради надо, однако, сказать, что над такой возможностью Эйдельман задумался еще за несколько лет до того, занимаясь биографией М. С. Лунина: если бы участники восстания твердо следовали принятому накануне плану, «тогда, – рассуждал он, – взяли бы власть, сразу издали бы два закона – о конституции и отмене рабства, – а там пусть будут междоусобицы, диктатуры –  истории не повернуть, вся по-другому пойдет!».

Свое претворение эти мысли, восстанавливавшие в своих правах исторический случай как категорию научной историографии, получили развитие в книге «Апостол Сергей» – в рассказе о вероятном развитии событий при успешном исходе декабристского переворота. Здесь он стал всерьез их «разыгрывать», развернув в обширную главу, в первоначальном варианте называвшуюся кратко и просто «1826». Прежде всего, он тщательно суммировал все сохранившиеся в мемуарах и следственных материалах показания декабристов об их планах и предположениях о том, что произойдет с ними и в стране при победе восстания черниговского полка. И это дало ему основания выдвинуть захватывающую гипотезу состояния революционной России, совершавшей необратимые преобразования и в то же время раздираемой внутренними смутами. Особенно впечатляли смелые, психологически и исторически тонко обоснованные догадки об образе действий в новой социально-политической ситуации лидеров тайного общества, виднейших генералов, государственных сановников, членов царской фамилии, церковных иерархов и т. д. Предсказывались также «вычисляемые» из реальных условий русской жизни 20-х годов варианты поведения войск и крестьянских масс. В опубликованном в 1975 г. тексте книги глава оказалась сокращенной. В концепцию Эйдельмана органично включалась и непростая проблема - очень неодинаковое поведение декабристов на следствии. И здесь его не удовлетворяет то же трафаретное объяснение: «нестойкая дворянская революционность». Натан Яковлевич показывает, что в тех обстоятельствах противостоять следственной машине «без потерь» было невозможно. Но противоречивая политика Александра I воспитала в них надежду, что можно вырвать у власти многое, что власть сама понимает неизбежность перемен, реформ. И, уже, будучи под следствием, Пестель пытается представить весь заговор куда более масштабным, чем он был в реальности. Дело было не в трусости, а в шаткой надежде, жертвуя собой, все же добиться чего-то для страны. Для Эйдельмана это отнюдь не оправдание, но объяснение, данное к тому же на фоне детального рассказа о противоположном поведении: Лунин столь же самоотверженно не назовет ни одного лишнего имени.

Проблема цели революции. Наиболее полно Эйдельман формулирует свое понимание ее в вышедшей уже посмертно работе о влиянии событий Великой Французской революции на русское общество. «Прогресс несомненен, но и цель велика», – писал Эйдельман. Он видит правду не только штурмовавших Бастилию, но и тех, кто «отрицали, не принимали Марата, Робеспьера, Комитет общественного спасения, толпу, уничтожающую заключенных в парижских тюрьмах, расстрелянную Вандею, сожженный Лион». И именно в этой связи Натан Яковлевич пишет о непосредственном воздействии этических категорий на исторический процесс: «Если бы не было подобных людей, решительно не принимавших террор и кровь, то на первый взгляд прогрессу было бы легче пробиться; но более глубокие размышления откроют нам, что человечество, не думающее о средствах, о нравственных вопросах, немного бы стоило: оно озверело бы, съело само себя, не смогло бы в конце концов воспринять тот самый прогресс». У Эйдельмана был дар видеть в частном факте и конкретной проблеме отражение общих закономерностей. Поэтому он уделял внимание (особенно – от «Грани веков» к «Революции сверху») основным концепциям развития России и русской общественно-политической мысли. И сфера его профессиональных интересов лежала далеко от социально-экономической истории - в области культуры и идеологии, политики. Но его видение исторического процесса укладывалось в основном в теорию формационного развития.

Прогресс человеческого общества состоял для Эйдельмана прежде всего в расширении «пространства свободы» человеческих личностей и коллективов, в пределах «его» XVIII и XIX веков – в постепенном отступлении феодальной несвободы под натиском буржуазных свобод. И объяснение специфики движения России по этому пути он тоже искал прежде всего в обстоятельствах экономических – слабости города в России. Этим он в основном объяснял и победу в конце ХVI–ХVII в крепостного права – кардинального фактора, влиявшего и на политику, и на борьбу идей всего позднего феодализма вплоть до реформ 1860-х годов. Эйдельман любил напоминать, что Английская буржуазная революция и юридическое закрепление в России норм крепостного права произойти в одном и том же 1649 году.

Он активно исследует обратное воздействие политики и идеологии на социально-экономические отношения. Пользуясь итогами работ К. В. Чистова, Б. А. Успенского, А. М. Панченко и других, самостоятельно вводя в научный оборот документы XVIII века, он отводит весьма значительное место в общем историческом процессе народным политическим взглядам. Его занимал феномен крестьянского монархизма. Видя его связь с особой ролью государства в создании и укреплении единой Руси, Эйдельман полагал, что народный монархизм немало содействовал закрепощению. По мнению Натана Яковлевича, в эпоху феодализма ускоренное развитие страны несколько раз достигалось целенаправленным государственным воздействием, что укрепляло этатические начала в обществе. Здесь выделяется три периода: середина X – середина XI в.; вторая половина XV в.; первая четверть XVIII века. В центре внимания Эйдельмана конечно, была эпохе Петра Великого. В оценках ее Эйдельман опирался на помощь уникального мыслителя Пушкина. В размышлениях о пути русской истории XVIII столетия Эйдельман исходит прежде всего из того же соотношения двух факторов – просвещения и несвободы (и экономической, и политической): в то время были страны и более просвещенные, и более несвободные, чем Россия, но именно сочетание высокой степени того и другого – отличительная черта России, по Эйдельману. Реформы Екатерины, распространив крепостное право на Украину, однако, принесли стране новый рост культуры, просвещения и важные политические права и свободы дворянству, частично горожанам. Дворянские свободы способствовали тому осознанию сословной и личной чести, этики, ответственности за весь народ, которые в 1825 г. приведут лучшую часть дворян на Сенатскую площадь; по подсчетам Эйдельмана, в движении декабристов было так или иначе вовлечено около десятой части дворянства.

Натан Яковлевич не был рабом концепции, и одновременно с этой теорией он активно разрабатывает историю явления, одно время мало популярного в нашей науке и свидетельствующего о весьма опасных для трона последствиях народного монархизма. Речь идет о русском «нижнем» самозванчестве. Этот термин введен, чтобы различать самозванцев, появляющихся в нижних в верхних слоях общества. Более всего привлекает Эйдельмана фигура Пугачева – он рассуждает о специфике его таланта и о законах исторического развития страны и народа, которые «двигались вперед как огромными дворянскими реформами Петра, так и «ядерными вспышками» народных войн. Необходимыми условиями этого движения историк считает и про дворянские реформы XVIII в., и народное восстание против дворян под знаменем самозванца.

В книге «Последний летописец» (1983), посвященной «Истории государства российского», Натан Яковлевич снова встречается с темой соотношения просвещения и несвободы (спор Карамзина со Сперанским), реформы и революции, противоречивого влияния событий Французской революции. Тема Карамзина, писателя и историка одновременно, особенно важна для Эйдельмана – это тема сочетания научного и образного мышления, точного знания и искусства в постижении реального исторического процесса. Натан Яковлевич доказывает, что карамзинский опыт сочетания того и другого важен «и сегодня, на высоком витке историографической спирали». Карамзин был для него более всего близок. И на то имелись свои причины. В разные годы он много размышлял над судьбами исторического знания нового времени, утратившего ввиду выделения и дифференциации различных сфер духовной деятельности и специализации наук свойственную античности (и отчасти средневековью) цельность, известную универсальность научно-познавательного и художественного, когда историк и писатель соединялись в одном авторе.

Две последние прижизненные книги завершили в его творчестве тему, поднятую ещё в «Тайных корреспондентах». Одна из них – «Последний летописец» – о Великой революции, вторая – о Великой реформе. Годы 1789 и 1861. Книга о реформе (точнее – реформах 1860-х годов и некоторых других) названа популярным сегодня словосочетанием «Революция сверху» в России» (1989). Спор решается в пользу революционных по сути (то есть меняющих отношения собственности) преобразований, проводимых реформаторским способом: книга подчеркнуто актуальна, направлена на выявление общих закономерностей российского (то есть в первую очередь государственного) пути таких преобразований.

Эйдельман обобщает исследования советских историков о возрастающей роли государства в России – при сравнительной слабости третьего сословия, городов и при вполне уже сложившейся к началу петербургского периода специфике монархического сознания народа. Говоря о том, как успехи просвещения сопровождаются в России XVIII в. углублением крепостнических отношений, Эйдельман прослеживает складывание и взаимодействие тех общественных сил, которым неизбежно придется в XIX в. Заняться ликвидацией этих отношений. В своем анализе подготовки и хода реформ 1860-х годов Эйдельман акцентирует внимание на общих проблемах русских «революций сверху». Это и нарастание ощущения невозможности жить по-старому, воздействие экономических и военных факторов на подобное ощущение, это и сравнительно небольшая степень предварительной спланированности реформ. Эйдельман подчеркивает главную мысль: отступление не может отбросить страну на исходные позиции, при каждом зигзаге «пространство свободы» все же расширяется. В этой связи недопустимой представлялась ему традиционная у нас гиперкритика буржуазных реформ 1860-х годов, недооценка их результатов. Натан Яковлевич подчеркивает благодетельное значение для страны земских и иных учреждений, рожденных реформами. Он говорит об итогах самоотверженной и квалифицированной деятельности земской интеллигенции, особо акцентируя нравственную сторону: «И все же на первое место мы поставим не количественную, а качественную сторону: сами усилия этих людей, их стремления, пусть не всегда успешные, имели нравственный характер. Постепенно создавалась та высокая репутация разночинной демократической земской интеллигенции, которая относится к золотому фонду русского прошлого».

 

Борис Георгиевич Литвак

Родился 6 апреля 1919 г. в с. Ширяево Одесской области в семье совслужащего. В 1933 г. поступил в Одесский педагогический техникум, через два года перевёлся на лингвистический факультет учительского отделения Одесского пединститута им. К. Д. Ушинского; успешно закончил двухгодичные курсы и был направлен преподавателем украинского и русского языков в среднюю школу г. Нововитебска Днепропетровской области. В ноябре 1939 г. Б. Литвак был призван в армию. Великую Отечественную войну он встретил под Ковелем. Командир орудия отдельного батальона охраны Б. Литвак участвовал в боях под Москвой, Брянском; освобождал Орёл, Чернигов, Ригу, Варшаву, участвовал во взятии Берлина. Получил следующие награды: медали «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «Взятие Берлина» ордена «Красной Звезды», «Отечественной войны» II степени, ему было присвоено офицерское звание. В августе 1946 г. в должности заместителя начальника 2-го тяжёлого механизированного отряда Одесского военного округа Б. Г. Литвак был демобилизован. В 1951 г. Литвак с отличием закончил Московский государственный историко-архивный институт. Хотя Литвак был одним из лучших выпускников этого вуза, в науку он пришёл не сразу. В 1954 г. после окончания аспирантуры он был принят на работу в журнал «Исторический архив». В 1956 г. Б.Г. Литвак защитил кандидатскую диссертацию «Уставные грамоты Московской губернии как источник по истории реализации Положения 19 февраля 1861 г.» под руководством В. К. Яцунского. Работа в журнале «Исторический архив» оказала влияние на формирование научных приоритетов Б. Г. Литвака. Он много пишет о задачах советских архивов по собиранию, изучению, экспертизе ценности и публикации документальных материалов, о важности разработки методики издания документов массового характера, обосновывает приёмы публикации статистических источников.

Его книга «Опыт статистического изучения крестьянского движения в России XIX в.» стала этапной в изучении крестьянского движения. Это непростой переход от узкоспециализированного и преимущественно описательного и иллюстративного подхода в изучении истории крестьянских движений к аналитическому и интегральному методу. Это был качественный сдвиг в историографии темы, позволивший постепенно перейти от накопления фактов к их осмыслению, оценке и приступить к выработке целостной концепции массовых социальных протестов. Огромный интерес представляет историческое содержание книги и освещение вопросов, приобретших в то время дискуссионный характер. Постановка спорных вопросов – неотъемлемая черта научного метода Б.Г. Литвака. Отстаивая какие-либо положения, он мобилизует весь доступный теоретический и фактический материал, стремится исчерпать всю возможную аргументацию. В 1969 г. он защитил докторскую диссертацию на тему «Русская деревня в реформе 1861 года. Черноземный центр 1861–1895 гг.». Она основывалась на изучении почти двух десятков тысяч уставных грамот и такого же количества выкупных актов шести губерний цитадели крепостничества. Литвак не только воссоздал полную и достоверную картину дореформенного положения помещичьих крестьян и ход практической реализации реформы 1861, но и выработал продуктивную методику исследования протяжённого во времени процесса, а не единовременного акта ликвидации крепостного состояния в России. Учёный поставил конкретно-историческую задачу – выяснить роль и значение реформы в капиталистической эволюции Черноземного центра, показать её влияние на изменение экономического положения крестьян, на процессы капиталистической дифференциации.

В 60-х гг. в советской исторической науке дискутировался вопрос об использовании ЭВМ и научно- математических методов для обработки исторических источников. У Литвака было на это своё особое мнение. В своей статье «О путях развития источниковедения массовых источников» он впервые в советской печати высказал давно назревшую в среде историков мысль: «... в историческом познании, несмотря на безусловно классовый характер истории как науки, объективно существуют такие приёмы изучения предмета, которые как бы равнодушны к классовой позиции исследователя. Совокупность этих приёмов является стержнем конкретного источниковедения... источниковедческий анализ... по своей природе сохраняет известную автономию по отношению к методологической позиции исследователя». Научная общественность была взбудоражена подобным заявлением, ожидая определённой реакции официоза, но всё обошлось. Литвак опирался не только на анализ научного наследия Шахматова и Лаппо-Данилевского, но и на авторитет Ленина, провозглашавшего в своих работах, что ни один из приёмов научной статистики сам по себе не буржуазен, давая ключ к пониманию соотношения методики и методологии в источниковедении. По вопросу о выборочном методе Литвак высказался ясно: этот метод ни в коем случае нельзя абсолютизировать, «только от количества наблюдаемых фактов зависит всестороннее изучение того или иного исторического явления. Попытки ограничить изучение исторической реальности определённым самим исследователем кругом фактов может объективно привести к идеалистической позиции: исторический факт лишь то, что, по мнению историка, значимо».

Особое место в творчестве и научной деятельности Литвака занимает монография «Очерки источниковедения массовой документации XIX – начала ХХ вв. Методологическая основа разработки комплекса массовых источников». Монография представляет собой три самостоятельных исследования, объединённых общим замыслом – осмысление и обобщение источниковедческого опыта советских историков. В центре исследования методика источниковедческого анализа массовой документации, характерными признаками которой являются ординарность обстоятельства возникновения; однородность, повторяемость содержания; однотипность формы, тяготеющей к стандарту. Именно эти обстоятельства позволяют автору выделить их в особый тип источников. Особенное место он отвёл ежегодным губернаторским отчётам, которые составляют наиболее репрезентативную источниковую базу для изучения истории в губерниях. Подлинно новаторским исследованием, заполнившим пробел в отечественной историографии крестьянских движений, явился капитальный труд Б. Литвака «Крестьянское движение в России в 1775–1904 гг.» (1984 г.), посвящённый детальному и всестороннему раскрытию вопроса о методике изучения источников по истории крестьянских движений. Он намечает целостную, логически и фактически обоснованную программу изучения крестьянских движений и источниковедческого обеспечения этой программы на ближнюю и дальнюю перспективу. Литвак обосновывает тезис о прямом влиянии на методологию и теорию вопроса поступательного развития исследовательской методики освоения источниковой базы, внедрения её приёмов в исследовательскую практику. Книга Б.Г. Литвака «Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива» (1991) была особенно актуальной в контексте политических и экономических преобразований в стране по западному образцу. Реформы судебная, земская, военная, реформа школ, университетов, цензуры впервые в историографии рассматриваются комплексно и взаимосвязано. Автор чётко проводит мысль о логическом единстве реформ и доказывает, что они являлись не столько результатом глубоко продуманных намерений правительства, сколько итогом внутренней логики развития процесса преобразований после реализации главной цели – отмены крепостного права.

Большая организационная, редакторская и педагогическая деятельности Б.Г. Литвака. С 60-х по начало 90-х гг. он состоял в Археологической комиссии, был членом редколлегии и заместителем ответственного редактора «Археографического ежегодника». Более тридцати лет принимал самое участие в организации и проведении сессий Всесоюзного симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Литвак участвовал в становлении журнала «История СССР», а когда журнал стал выходить под названием «Отечественная история», он являлся членом редколлегии, способствовал его обновлению в период перестройки. В 1992 он был вынужден уехать в Канаду. В 1998 г. вышла его книга «Американско-канадский дневник».

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ ПАВЛЕНКО

Вехи биографии.  Николай Иванович Павленко родился в 1918 г. В 1933 г. Окончил педтехникум в Ейске, затем преподавал в школе и учился на заочном отделении истфака Ростовского университета. В 1936 г. он перевелся в Московский историко-архивный институт, затем поступил в аспирантуру МГИАИ. Потом служба армии, участие в войне на Дальнем Востоке. Лишь в 1946 г., демобилизовавшись, капитан запаса возвращается в аспирантуру.

Научным руководителем Павленко был исследователь позднего феодализма – Алексей Андреевич Новосельский. Сферы научных интересов учителя и ученика не совпадали. Павленко стал заниматься историей горнодобывающей и металлургической промышленности в эпоху петровских преобразований. Новосельского интересовало семнадцатое столетие. Новосельский поощрял научную независимость своего ученика. Он привил вкус к социальной и политической истории: бросается в глаза близость их новаторских подходов – оба исследователя пытались осмыслить социальные отношения (учитель – преимущественно провинциального дворянства, ученик – формирующейся буржуазии).

В 1949 Павленко защитил кандидатскую диссертацию, посвященную истории Берг-коллегии.   Став научным  сотрудником Института истории СССР, он продолжил свои исследования, существенно расширив тематику и хронологические рамки. Его интересовала не просто история металлургии, а скорее то, как металлургия повлияла на социальные отношения, какие типы предпринимателей она сформировала и выдвинула. В 1963 г. Павленко защитил докторскую диссертацию «История металлургии в России XVIII . Заводы и заводовладельцы». В 1969 г возглавил сектор источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Института истории СССР. В 1975 году Павленко ушел из института истории СССР на кафедру истории СССР (досоветский период) Московского государственного Педагогического института. Помимо общего курса и спецкурсов он читал курс историографии.

Общественно-научная деятельность. Он отзывался на наиболее заметные монографии, посвященные разработке вопросов общественного производства и общественных отношений в XVII-XVIII вв. Главной особенностью откликов является полемичность, они нацелены на плодотворный творческий спор. Отстаивая выдвинутые положения, он привлекает весь доступный ему конкретно-исторический материал и теоретические обоснования, стремится использовать всю возможную аргументацию. Эти дискуссии проходили в рамках научных конференций, организуемых АН СССР.

Научно-исследовательская деятельность. Основная тема собственных научных изысканий Н.И. Павленко история металлургической промышленности. Окончательно она определилась в 1950-1960-х гг. и отвечала насущным потребностям развития общественной науки в тот период, когда страна, преодолевала послевоенную разруху. В своих теоретических построениях Павленко всегда опирается на прочную документальную основу. Две его капитальные монографии по истории металлургии (в их основе лежат кандидатская и докторская диссертации) и поныне представляют не только историографический интерес. В первой книге «Развитие металлургической промышленности России в первой половине XVIII в. Промышленная политика и управление» (М., 1953) им подвергнуты анализу особенности размещения металлургических заводов, их количественный и качественный рост, существенно уточнены объемы и номенклатура производства, показана роль Берг-коллегии и ее местных органов в организации казенной промышленности. Рассмотрены формы и характер взаимоотношений правительственных учреждений с частными предпринимателями, а также впервые в полном объеме выявлены используемые государственными структурами в отношении различных категорий работных людей и приписных крестьян методы принуждения. Опубликованная почти десять лет спустя вторая монография «История металлургии XVIII века» (М., 1962) является прямым продолжением первой. Глубокое и всестороннее решение получили такие вопросы как: возникновение промышленных производств, время и темпы строительства предприятий, происхождение заводовладельцев и накопленных ими капиталов. Специальному анализу было подвергнуто и изменение социального поведения промышленников. Внимание исследователя привлекли и вопросы общественно сознания формирующейся российской буржуазии.

Книги Павленко в содержательном плане органично дополняются рядом его статей, опубликованных либо до выхода в свет монографий, либо позже. Значительный научный интерес представляют и публикация документов по и промышленности XVIII века, осуществленные Павленко («Наказ шихтмейстеру» В. Н. Татищева, материалы совещания уральских промышленников 1734–1736 гг., инструкции заводским приказчикам А. Н. Демидова, мемуары дмитровского купца И.А. Толченова, которые являются уникальным памятником истории культуры и быта России XVIII в.).

В соавторстве с Т. Белявским он подготовил одну из первых хрестоматий по истории СССР XVIII в. (М., 1963).

В 1989 г. под его редакцией и в соавторстве с В. Б. Кобриным и В. А. Федоровым вышел в свет учебник для педагогических институтов «История России с древнейших времен до 1861 г.» – первая реальная попытка в учебной литературе хотя бы частично снять основание для злой, но точной иронии западных русистов – «Россия – это страна не только с непредсказуемым будущим, но и с непредсказуемым прошлым».

С 1970-х годов научные интересы Н. И. Павленко все заметнее концентрируются на одной, ведущей теме в проблематике истории России XVIII в. – деятельности и реформам Петра I . В 1973 г. опубликован сборник статей «Россия в период реформ Петра I », отличавшийся новизной постановки и решения избранных проблем. В 1975 в серии «Жизнь замечательных людей» появилась книга Павленко «Петр Первый». В 1990 г. выходит в свет его фундаментальный труд «Петр Великий». У этих двух работ одна основная, определяющая идея: Петр I – деятель мирового масштаба. В авторском введении к книге в серии ЖЗЛ специально подчеркивается, что петровские преобразования имели «громадную общенациональную значимость. Они вывели Россию на путь ускоренного экономического, политического и культурного развития и вписали имя Петра – инициатора этих преобразований – в плеяду выдающихся    государственных деятелей нашей страны». Оригинален жанр созданных Павленко произведений – это не историческое исследование в привычном понимании, но и не историческая беллетристика, а правдивый живой рассказ, основанный на точном прочтении и глубоком осмыслении огромного круга источников и обобщении практически всей имеющейся литературы по Петровской эпохе.

Н. И. Павленко не остановился на создании биографии Петра I, он обратился и к ближайшему окружению царя, к «Птенцам гнезда Петрова». Первым его внимание по праву привлек светлейший князь Александр Данилович Меншиков, в 1981 – книга «Полудержавный властелин». В 1984 вышла в свет его очередная в «петровской серии» книга «Птенцы гнезда Петрова» с историческими портретами трех других верных помощников –первого боевого фельдмаршала Б. П. Шереметева, выдающегося дипломата и государственного деятеля П. А. Толстого и кабинет-секретаря царя А. В. Макарова. Столь пристальное внимание Н. И. Павленко к конкретным историческим персонажам отвечает не только его личным научным пристрастиям, но и внутренней логике развития исторической науки на современном этапе, до этого на протяжении многих десятилетий почти полностью игнорировавшей изучение влияния субъективных факторов в историческом процессе, роли личности в последнем. Интересные по замыслу и оригинальные по исполнению статьи Павленко о людях и событиях любимого им XVIII века часто можно встретить на страницах строго научных изданий и предназначенных для более широкого круга читателей научно-популярных журналов «Наука и жизнь», «Знание – сила» и др.

Автор статей специального раздела «Страсти у трона» в журнале «Родина». В них воссоздаются достоверные исторические портреты женщин-императриц династии Романовых, волей случая или целеустремленно оказывавшихся на троне и в большинстве своем действиями и поступками дискредитировавших великую Российскую империю, созданную при Петре.

Интерес к истории исторической науки = книга о М. П. Погодине, историке, журналисте, коллекционере, общественном деятеле, противоречивом и незаурядном человеке.

 

Владимир Васильевич Мавродин

В.В. Мавродин родился 21 февраля 1908 в Кишиневе бывшей Бессарабской губернии. По национальности молдованин. Отец его, Василий Константинович, дворянин, офицер пограничной стражи. Ранняя смерть отца привела к тому, что все заботы по воспитанию сына легли на мать Наталью Григорьевну, которая вынуждена была переехать в Рыльск Курской губернии. Владимир Васильевич говорил, что он начал учиться в детском саду, а с 1919-1921 гг. в детдоме, где работала мать. Затем до 1925 учился в школе II ступени, причем активно участвовал в самоуправлении, был секретарем исполбюро, членом учкома. Проработав лесником в местном лесничестве, Мавродин переезжает в Ленинград, где поступает на историко-лингвистический факультет ЛГУ. Но уже постановлением СНК РСФСР от 2 июня 1925 данный факультет прекратил свое существование и был преобразован в факультет языкознания и материальной культуры, упало значение общих курсов, были отменены экзамены и дипломные работы. Студент Мавродин понял опасность этих нововведений и занял принципиальную позицию. «Лекции дают нам то, что в учебниках не найдешь, лекционная система очень нужна и необходима». Мавродин в 1926 поступил, а 24 мая 1930 окончил курс наук цикла истории России исторического отделения ЛГУ по педагогической специальности. Мавродин изучал 11 предметов по военному делу и ему была зачтены музейная практика и «непрерывная педагогическая». Время учебы Мавродина – период ухода из университета представителей дореволюционной «петербургской школы». В течение 1927 г. университет были вынуждены покинуть С.Ф.Платонов, С.В. Рождественский, А.А. Спицын. Вообще В.В.Мавродин занимался активной научной деятельностью в университете. Он слушал специальный курс Б.Д. Грекова, большое влияние на начинающего ученого оказал и С.Н. Валк. После окончания ЛГУ в 1930 г. Мавродин был оставлен в аспирантуре Историко-лингвистического института (ЛИЛИ), молодой аспирант осваивал основы новой науки, оборотной стороной которой было негативное отношение «к контрреволюционной литературе» (Платонов и Илловайский). В 1933 Мавродин защитил кандидатскую диссертацию на тему «К вопросу о крупном барщинном хозяйстве в XVII веке». Выходят первые работы. В основном они были посвящены экономической истории того же XVII века. В это же время Мавродин увлекается и древнерусской историей, потому что для молодой советской науки важно было найти место Древней Руси в разрабатывающейся тогда системе общественно-экономических формаций. Мавродин был доцентом Педагогического института, доцентом ЛИЛИ, доцентом Ленинградского университета, не избегал и административной работы, занимая с 1933 должность заместителя заведующего историческим отделением, а затем с 1934-1935 и заместителя декана исторического факультета ЛИФЛИ. Участие в дискуссиях в Государственной Академии Материальной Культуры свидетельствовало о том, что научные интересы Мавродина все больше смещаются в сторону древнейшего периода отечественной истории – Киевской Руси, проблем генезиса феодального общества, этно- и политогенеза. В 1939 вышли в свет первые монографические работы Мавродина «Образование русского национального государства» и книга, посвященная истории огромного региона древнерусских земель – Левобережной Украины. В них ставятся вопросы, необычайно важные для советской исторической науки того времени: об этногенезе славян, разложения первобытнообщинного строя и формирования феодальных отношений на Руси, о роли Хазарского каганата в истории Древней Руси, о взаимоотношениях князей и монгольском владычестве. Научные достижения Мавродина, а также его принадлежность к партии сделали естественным его продвижение по административной лестнице. В 1940 он становится новым заведующим кафедрой истории СССР и деканом исторического факультета. Во время Великой Отечественной войны Мавродин активно занимался общественной работой: занимался проведением митингов на заводах и фабриках, вошел в состав агитколлектива при партийном комитете ЛГУ. В 1945 увидела свет его фундаментальная монография «Образование древнерусского государства». Это широчайшая панорама истории восточного славянства в древнейший период с решением массы вопросов древнерусского этно- и политогенеза. Мавродин активно участвовал и в педагогической деятельности. Популярной становилась тематика, связанная сформированием русской народности. В 1950 на кафедре истории СССР он сделал доклад «Формирование русской народности и складывание ее в нацию», а на научную сессию вынес доклад «Формирование великорусской народности». В этом же 1950 он пишет статью о взглядах И.В.Сталина на феодальную Русь. В статье он показал, что история общества – это история развития производства, дал классическое определение феодализма, научную периодизацию феодальной Руси, подчеркнул эволюцию государственного строя, специально разработав вопрос о феодальной раздробленности. В 1947 году Мавродин вновь был утвержден в должности декана исторического факультета. В апреле 1949 года он был назначен директором НИИ, а с поста декана снят.

Последующие годы были сложными в научной жизни Мавродина. В ходе обсуждения книги Рубинштейна «Русская историография» по поводу древнерусского государства, Мавродин был обвинен в норманизме, это был нехороший симптом, так как именно в это время «норманнская теория» в советском обществе становится идеологической проблемой. Обвинения в норманизме и приверженности «хазарской теории», не способствовали стабилизации положения Мавродина. В это время его упрекали даже по поводу работ о выдающемся русском полководце Брусилове – ведь он оказался немецким шпионом. В августе 1952 он был уволен с работы с выплатой выходного пособия «в связи с сокращением объемов работы на историческом факультете». Но уже в 1958 восстановлен в должности профессора кафедры истории СССР. В 1959 его назначили деканом исторического факультета, в должности которого он оставался вплоть до 1983, затем написал заявление по собственному желанию. В 60-70е годы Мавродин занимается больше теоретическими вопросами. На новом витке советской истории возвращались к Марксу и Ленину. Мавродин отводит от Маркса обвинения в норманизме, отмечая, что принадлежность варягов к норманнам и пребывание варягов на Руси, их активная роль в жизни и деятельности древнегреческих дружин отнюдь еще не являются норманизмом. Мавродин был крупным организатором науки, исторический факультет при нем стал признанным научным центром. Вплоть до самой смерти он оставался деятельным человеком, сохраняющим все свои жизненные интересы. Он не дожил до своего 80-летия несколько месяцев, скончавшись 20 ноября 1987 года.

 

Борис Александрович Рыбаков (1908-2001)

Б. А. Рыбаков родился 3 июня 1908 в Москве. В 1926-1930 гг. учился на историко-этнологическом факультете Московского университета, после чего год работал научным сотрудником Архива Октябрьской революции в Москве. Его учителями были такие известные ученые как Ю. В. Готье и А. В. Арциховский. С конца 30-х годов Борис Александрович преподает на историческом факультете Московского государственного университета. В 1928 г. в сборнике студенческого археологического кружка была опубликована первая научная статья Б.А. Рыбакова «О раскопках вятичских курганов в Мякинине и Кременьи в 1927». Эта небольшая публикация открыла серию исследований по археологии, исторической географии и истории ряда племен – радимичей, северян, полян, уличей. Исследуя памятники радимичей, он наметил главные черты их развития в X–XII вв. и показал, что радимические города были в то время передовыми ремесленными центрами. В 1939 эта работа была защищена им в качестве кандидатской диссертации. Борис Александрович сумел показать процессы разложения у радимичей родоплеменного строя, становления феодализма. Уже в этой ранней работе особенно пристальное внимание он уделил ремеслам, прослеживая первые шаги обособления ремесла от земледелия и возникновения прослойки ремесленников, заселявших города. Вывод о городе как ремесленном центре имел принципиальное значение. Эти проблемы становятся главной темой исследований ученого, обобщенных в обширной монографии «Ремесло Древней Руси», защищенной в 1942 г. в качестве докторской диссертации. В этой работе четко выявилась особая способность Рыбакова увидеть общее в частном и в то же время не заслонять обобщениями конкретного. Основным источником для исследователя явились коллекции русских музеев. Главным достижением исследования стал вывод о существовании в Древней Руси развитых и разнообразных ремесел, по уровню не уступавших производствам средневековых западноевропейских государств. Заслугой Рыбакова было то, что он открыл новые способы распознавания происхождения и датировки находимых при раскопках вещей и убедительно показал торговых характер русского ремесла. Не только опровергались бытовавшие прежде теории об экономической отсталости Древней Руси, но выявлены и экономические предпосылки образования централизованного государства.

В 1950 – начале 1960-х годов начался второй этап научной деятельности Рыбакова. В монографии «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи», вышедшей в свет в 1963 г. Рыбаков анализировал два типа источников: фольклорные и письменные. Борис Александрович провел грамотную работу по уточнению периодизации дошедших до нас летописей, выделив несколько разновременных летописных сводов. Борис Александрович выделил период с 30-х годов XII в. до монгольского нашествия. В отличие от большинства историков он рассматривает начало его не как время феодальной раздробленности и упадка, а как время образования в Восточной Европе крупных княжеств-государств. Изучение летописных сводов и истории периода «Слова о полку Игореве» было продолжено в монографиях «Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве» и «Слово о полку Игореве» и его современники».

Третий период в творчестве Рыбакова следует связывать с постоянным интересом к религиозным языческим представлениям и верованиям древних славян. В 1981 и 1987 гг. вышли две его книги –«Язычество древних славян» и «Язычество Древней Руси». Язычество в Древней Руси предстает как стройная система религиозных взглядов, вполне соответствующих уровню социального развития Руси до принятия христианства. Противоборство язычества и христианства, сохраняющееся на протяжении веков двоеверие показаны на разнообразном материале. Рассмотренные труды Рыбакова являются определяющими в творчестве ученого. Однако ими не исчерпывается круг его интересов. Так Рыбакову принадлежат работы, посвященные различным аспектам древнерусской культуры: о системах мер, об эпиграфических памятниках, о произведениях прикладного искусства. Ученого интересовали темы происхождения славян, формирования древнерусского государства. Занятия язычеством привели к исследованиям об орнаментике трипольской культуры, о древних календарях, о семантике русских вышивок. Борис Александрович столкнулся с необходимостью заняться исторической географией.

Научно-исследовательская деятельность обширна и многогранна, она затронула все области древней русской истории и культуры. Его работы сыграли большую роль в развитии медиевистики. Более 30 лет ученый возглавлял Институт Археологии АН СССР – ведущее археологическое учреждение нашей стран. Рыбаков был инициатором и Главным редактором многотомного издания «Археология СССР». В 1953 он был избран членом-корреспондентом, а в 1958 действительным членом АН СССР. Он выступал с лекциями за рубежом, был первым советским историком, читавшим лекции в Парижском университете – Сорбонне. Б.А. Рыбаков удостоен высоких правительственных наград: ордена Ленина, Октябрьской революции, «Знак Почета».

 

Лев Владимирович Черепнин

(30 марта (12 апреля) 1905, Рязань – 12 июня 1977, Москва)

       Российский историк, специалист в области отечественной истории эпохи феодализма, источниковедения, историографии, вспомогательных исторических дисциплин. Академик АН СССР (1972). Лауреат Государственной премии СССР (1981, посмертно). Дед – Алексей Иванович Черепнин, агроном и историк, активно участвовал в работе Рязанской архивной комиссии. Отец – Владимир Алексеевич Черепнин, историк и юрист. Мать происходила из семьи священника, умерла при родах. Учился в Рязанском педагогическом институте (1921-1922), слушал лекции на факультете общественных наук Московского университета, куда его не принимали в качестве полноправного студента из-за непролетарского происхождения. Учился у С. В. Бахрушина, А. И. Яковлева, Д. М. Петрушевского. В 1925 экстерном сдал экзамены за университетский курс и с 1926 учился в аспирантуре Института истории РАНИОН, которую успешно окончил в 1929.

Кандидат исторических наук (1942; тема диссертации: «Древнерусская церковная феодальная вотчина XIV–XVI вв.»). Доктор исторических наук (1947; тема диссертации: «Русские феодальные архивы XIV–XV веков»). Доцент (1944), профессор (1947). Во время учёбы в аспирантуре вместе с С. Б. Веселовским участвовал в обработке вотчинного архива Троице-Сергиевой лавры. С 1929 работал помощником заведующего отделом рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина.

В ноябре 1930 арестован по делу так называемого «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России». Был приговорён к трём годам лишения свободы, заключение отбывал на двинских камнеразработках в Северном крае. В 1933 был освобождён, вернулся в Москву, где был вынужден заниматься временной работой в издательствах, живя на квартирах у родственников и знакомых (официально Черепнину как ранее судимому было запрещено проживать в столице). С 1936 работал по временному договору в Институте истории АН СССР.

В 1941–1942 работал учителем в средней школе. С февраля 1942 работал заведующим кабинетом, затем преподавателем источниковедения кафедры вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института. За время работы в институте защитил кандидатскую и докторскую диссертации, стал соавтором учебника по палеографии. В 1948 деятельность ставшего к тому времени профессором Черепнина была подвергнута резкой критике, на Учёном совете в докладе директора института его труды были объявлены безыдейными, научно-бесплодными и отдающими предпочтение формальным моментам, а не  диалектической логике. В 1949 он вторично был подвергнут «проработке» на этот раз на общем собрании сотрудников института – и был вынужден его покинуть.

В 1944-1960 преподавал по совместительству в Московском государственном университете, читал общие и специальные курсы по отечественной истории, источниковедению, историографии, руководил дипломниками и аспирантами. В 1946-1952 читал курс лекций по истории СССР в Московском государственном институте международных отношений. Также преподавал в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Был преподавателем источниковедения кафедры вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института. С 1946 г. – старший научный сотрудник Института истории (с 1968 – институт истории СССР) АН СССР. Появились учебники Черепнина Л. В. по вспомогательным историческим дисциплинам, а в 1948 – первый том его переработанной докторской диссертации «Русские феодальные архивы ХIV–ХV вв.» (второй том вышел в 1951).

С этого же года (1951) Черепнин Л. В. возглавил сектор истории СССР периода феодализма в Институт истории и практически направлял все исследования по русской истории этого периода. С 1969 г.  – одновременно заведующий отделом истории докапиталистических формаций на территории СССР. Преподавал в МГУ и в др.вузах. Сам он занимался преимущественно политической историей (сословные учреждения, земские соборы, образование Русского государства). Черепнин Л. В. написал более 350 научных трудов. Разрабатывал теоретические, источниковедческие, исследовал периодизацию русской истории эпохи феодализма, социально-экономическую и политическую историю древнерусского общества в Х–ХIII вв., развитие сословно-представительной монархии и абсолютизма в России, классовой и политической борьбы в ХIV–ХVII вв., типологию русского исторического процесса эпохи феодализма.

Занимался изучением генезиса феодализма у восточных славян, образования и характера Древнерусского государства, периода феодальной раздробленности, социально-экономических и политических условий образования и развития Русского централизованного государства, становления сословно-представительной монархии и ее перерастания в абсолютную, крестьянских войн XVII - XVIII вв., культуры и общественной мысли России. Автор работ в области историографии и вспомогательных исторических дисциплин. Один из первых советских учёных, начавших разработку теоретических и методологических вопросов источниковедения. 

Создал научную школу в области медиевистики. Анализируя процесс централизации Российского   государства, находил его экономические и социальные основания в аграрной сфере. Считал, что общий подъём сельского производства в результате значительной внутренней колонизации способствовал изменению, уплотнению сети расселения и типов поселений в сельской местности. В свою очередь, это вело к эволюции отношений собственности в светском и церковном секторах и к укреплению на этой основе социальной базы политического объединения. Внёс значительный вклад в изучение Земских соборов как сословно-представительных учреждений, в своей монографии, вышедшей в 1978, ввёл в оборот новые источники, анализировал деятельность соборов во взаимосвязи с социальным и политическим контекстом, дал наиболее полную сводку по истории Земских соборов и близких к ним представительных собраний. Как специалист по истории Земских соборов, Черепнин избирался вице-президентом Международной комиссии по истории представительных и парламентских учреждений. По его инициативе или при его участии вышли в свет ранее неопубликованные труды отечественных историков или переизданы уже выходившие в свет, но ставшие библиографической редкостью работы. Среди них: «Избранные труды» Б. Д. Грекова в 5 томах, «Избранные произведения» М. Н. Покровского в 4 книгах, «Научные труды» С. В. Бахрушина в 4 томах, монографии К. Базилевича, И. Будовница и др. Являлся редактором переиздания «Истории России» С. М. Соловьёва в 15 книгах (1959–1966). Был членом бюро Национального   комитета историков Советского Союза. Лауреат Государственной премии Молдавской ССР (1972), премии им. М. В. Ломоносова (МГУ, 1957). Заслуженный деятель науки РСФСР (1970).Умер от инсульта, третьего по счету в июне 1977. Автор более 400 научных работ, в том числе 30 крупных публикаций источников.

В ряде работ Черепнина затрагиваются проблемы, связанные со Словом о Полку Игореве Сопоставляя Слово и Летописец Даниила Галицкого (в составе Ипатьевской лет.), Черепнин вновь обращается к отмечавшемуся до него сходству этих двух памятников. В числе объединяющих черт историк называет жанровые особенноcти произведений: это – воинские («трудные») повести, в значительной степени использовавшие фольклорные мотивы. В то же время, как считает Черепнин, стиль и Слова, и Летописца испытал влияние переводной книжности – Библии, Хроники Георгия Амартола, «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия и др. Черепнин рассматривает особенности употребления эпитетов в обоих памятниках и находит, что такие эпитеты, как «златой», «борзый», «острый», «светлый», широко используются и в Слове, и в Летописце. Аналогичные выводы делает он и в отношении образов «из области животного царства» (Летописец Даниила Галицкого). С точки зрения Черепнина, оба памятника сближают и общие для них воинские формулы: сравнение стрел с дождем, битвы с жатвой.

В результате своего анализа историк приходит к выводу о галицком происхождении автора Слова. Такая гипотеза способна объяснить стилистическую близость двух произведений. В этой связи ученый упоминает о гипотезе Вс. Ф. Миллера, согласно которой и Слово, и начальная часть Галицко-Волынской летописи являются фрагментами какого-то большого произведения. Не отрицая законченности Слова, Ч. в то же время считает этот памятник составной частью «большого воинского цикла», продолжением которого явился Летописец. Таким образом, Черепнин делает вывод о существовании «ряда произведений галицко-волынской литературной школы на тему о борьбе с „погаными" (половцами, ятвягами, литвой и пр.), отмеченных внутренним тематическим и стилистическим единством и в своей совокупности образующих цельный героический эпос» .

В работе «Повесть временных лет, ее редакции и предшествующие ей летописные своды», доказывая тезис о том, что Начальный свод продолжался до 1097 (до Любечского съезда), Черепнин привлекает и материал Слова Сравнивая его с ПВЛ, он приходит к выводу, что в основе Слова и Начального свода лежит какой-то общий источник, охватывающий период от Ярослава Мудрого до 1097. Черепнин указывает, что события и лица, оказавшиеся в центре ист. экскурсов автора Слова, описаны и в Начальном своде. Речь идет о «старом» Ярославе, «храбром» Мстиславе и его единоборстве с Редедей, о «красном» Романе Святославиче. Слова также подробно говорит о князе Олеге Святославиче («Гориславиче»), о Всеславе Полоцком и др. Верхний хронол. предел использованного источника Ч. устанавливает на основании сообщения о смерти и погребении половецкого хана Тугоркана в 1096 – в С. и в ПВЛ. Свое предположение о существовании такого источника Ч. подкрепляет и указанием на идейную общность произведений. Одним из примеров тому, считает Ч., может служить фрагмент о княж. усобицах в С. и слова «смысленых» мужей в ПВЛ под 1093: «...почьто вы распьря имата межю собою...». Характеризуя гипотетич. источник, исследователь предполагает, что это была поэтич. летопись типа саги. Ч. также высказывает догадку, что Боян и Ян Вышатич, с чьих слов записывал автор Начального свода, – одно и то же лицо.

В исследовании «Исторические условия формирования русской народности до конца XV в.» ученый привлекает С. как свидетельство национального самосознания древних русичей. Черепнин отмечает, что понятие «Русская земля» означает «все земли, на которых сформировалась древнерусская народность». В Слове сказалась «идущая из передовых феодальных кругов идея политического объединения страны». В то же время, с точки зрения историка, Слово отражает процесс образования удельных княжеств со своими задачами во внутренней и внешней политике. По мнению Ч., текст С. показывает, что феод, дробление Руси создавало предпосылки для дробления древнерусской народности.

Черепнин Л. В. был одним из первых советских учёных, начавших разработку теоретических и методологических вопросов источниковедения. Цикл трудов Черепнина Л.В. посвящён важнейшим проблемам историографии, творчеству крупнейших русских и советских историков, а также важнейшим вопросам развития советской исторической науки и критике современной буржуазной историографии. Черепнин Л. В. создал одну из советских школ медиевистики России. Был вице-президентом Международной комиссии по истории парламентских и представительных учреждений (с 1970). Был удостоен премии им.Ломоносова М.В. (1957), Государственная премия Молдавской ССР (1972). Награждён орденом Трудового Красного Знамени и медалями. Умер Лев Владимирович Черепнин 6 июня 1977г.

Основные научные труды: Русские феодальные архивы XIV-XV вв. Ч. 1-2. М., 1948-1951. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси. М., 1960. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965 (в соавторстве). Исторические взгляды классиков русской литературы. М., 1968. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969. Земские соборы Русского государства в XVI-XVII вв. М., 1978. Вопросы методологии исторического исследования: Теоретические проблемы истории феодализма. Сборник статей. М., 1981. Отечественные историки XVIII–XX вв.: Сборник статей. М., 1984

Греков Борис Дмитриевич (1882-1953)

Родился Греков 9 апреля 1882 в Миргороде Полтавской губернии, в семье мелкого чиновника, выходца из казачьей семьи, служившего начальником почтовой конторы. Учиться начал в прогимназии г. Холма, потом в г. Грубешове, жил вдали от семьи в гимназических общежитиях-интернатах, рано начал подрабатывать уроками. На основании перлюстрированной полицией переписки восемнадцатилетнего Грекова со студентом-медиком Московского университета И.А. Будиловичем, активным деятелем студенческого движения, ранее окончившим курс Холмской гимназии, Греков был обвинен властями в намерении организовать среди своих товарищей тайный кружок с библиотекой нелегальных книг и изданием гектографированного журнала В результате юноше, пытавшемуся решить для себя вопрос «как жить, чтобы совершить благо?», пришлось покинуть Грубешов и с большим трудом получить аттестат зрелости в гимназии города Радома. В 1901 Греков поступил в Варшавский университет. Его пребывание в этом университете (1901–1905) совпало со временем преподавания там выдающегося исследователя и педагога, историка-медиевиста Дмитрия Моисеевича Петрушевского (1863–1942), у которого Греков занимался восстанием Уота Тайлера и Салической правдой. Непререкаемым авторитетом, человеком, чья профессиональная и дружеская поддержка, оптимизм и душевная стойкость вдохновляли и служили ему примером, Петрушевский остался для Грекова на всю жизнь.

Осенью 1905 г., окончив Варшавский университет, Греков приехал с рекомендациями Петрушевского в Московский университет к профессору М. К. Любавскому и приват-доценту А. А. Кизеветтеру. Встречен был радушно, но сложные обстоятельства московской университетской жизни того времени, длительная приостановка занятий не способствовали продолжению его образования в Москве, пришлось с разбитыми мечтами вернуться в Варшаву.

Дальнейшее становление личности ученого, начиная с 1906, связано с историко-филологическим факультетом Петербургского университета, где осенью и зимой 1909/10 г. он сдает магистерские экзамены по средневековой истории. Наставниками его в этот период являлись профессора И. М. Гревс и С. Ф. Платонов. Общественный и социально-экономический строй франков, разложение Западной Римской империи, средневековое материковое поместье – темы, которые разрабатывал Греков, готовясь к экзаменам, сданным им в первой половине 1910. Прочтя вступительную лекцию, молодой ученый получил право называться приват-доцентом Санкт-Петербургского университета и приступил к написанию диссертации по истории русского церковного землевладения «Новгородский дом святой Софии». В эти годы Греков преподавал историю в старших классах Петербургского коммерческого училища и на историко-филологическом факультете Высших женских курсов. Педагогическая работа (в том числе и частные уроки), зарабатывание денег оставляли мало времени для занятий наукой. Первую часть «Новгородского дома святой Софии» удалось написать и опубликовать только в 1914 г. Вскоре она была защищена как магистерская диссертация. Осенью 1916 в Перми открылся филиал Петроградского университета, на историко-филологический факультет которого был откомандирован Греков. Отсутствие условий для научной работы – квартиры, книг и архивов, «вялая» работа университета в плохо приспособленном помещении, обременительные обязанности секретаря факультета – заставляли  испытывать «скверность от сознания, что жизнь уходит». Греков не доволен собой «по той причине, что не работаю, как работал раньше». За почти двухлетний период пребывания в Перми ему удалось написать лишь несколько рецензий для журнала «Русская мысль» (в том числе на т. 1-2 «Сошного письма» С.Б. Веселовского). Накануне перелома в судьбе страны все помыслы и планы ученого, излагаемые им в письмах Петрушевскому, были направлены в профессиональное русло

Борис Дмитриевич был в числе тех, у кого Февральская революция породила массу иллюзий и надежд. Сохранилось его письмо Петрушевскому от 4 марта 1917, содержащее горячую и непосредственную реакцию на свержение самодержавия. «Чувство большой тревоги за тех, кто взял на себя большое и ответственное дело, постепенно сменяется уверенностью в благополучном исходе борьбы, восхищением перед мужеством и умением ориентироваться в сложной обстановке, радостью, большой невыразимой радостью за успех и гордость за русского человека. Слава Богу!», – писал Греков. Его реакция — естественная реакция мыслящего человека, представителя русской профессуры, стоящего на либеральных позициях, но политикой не занимавшегося. Впрочем, таким же был и его учитель Петрушевский. В академической среде было немало тех, кто держался либеральных умонастроений, не разделяя программных установок ни одной из буржуазно-либеральных партий. Бурные события в Перми в мае 1918 г. заставили Грекова ночью, без вещей, в чужом тулупе покинуть город на поезде: его предупредили, что захватившими Пермь красными он был включен в список заложников.

В конце концов оказался в Симферополе, в Таврическом университете (в Крыму из-за болезни постоянно, до 1927 жила одна из трех сестер Александра, которой он помогал материально). 1919–1921 гг. для научного творчества были потеряны. Однако они много дали для взвешенной оценки своего места в жизни, осознания связанности с судьбами Отечества. Почти до конца гражданской войны Греков преподавал в Симферопольском университете. Зарабатывать на жизнь, в условиях всеобщей разрухи, приходилось по-всякому, даже шитьем сапог, в коем искусстве, по отзывам родных, он очень преуспел. Эти годы оказались решающими для Бориса Дмитриевича и в личном плане: здесь он нашел свою судьбу — Тамару Михайловну Филатову и женился на ней (вдове А. Н. Быкова, правнука А. С. Пушкина). Вместе они решали главный тогда вопрос – уехать, бежать из России или остаться, и навсегда запомнили тот день, когда многие покидали Крым с остатками войск Врангеля, а они остановились на пороге дома и... остались. В 1921 Греков с семьей вернулся в Петроград. В Петрограде приступает к работе в Археографической комиссии, которую в 1919-1929 гг. возглавлял С. Ф. Платонов. В течение многих лет их связывали очень хорошие отношения. 1920-е гг. Греков работает под непосредственным руководством Сергея Федоровича. Первая печатная работа Грекова после пятилетнего перерыва вышла в 1922 и была посвящена Платонову

В творческом плане в течение 1920-х гг. у Бориса Дмитриевича продолжал формироваться интерес к истории крестьянства. Феодальное хозяйство XVI–XVII вв., различные категории феодально-зависимого населения находились в центре внимания историка при написании его первого фундаментального труда «Новгородский дом святой Софии» окончательная работа над 2-й частью которого завершилась в 1927 г. Эти исследования ученого явились первым подготовительным этапом в выработке нового для историографии представления о характере русского феодализма и становления отношений крепостничества на Руси, в общих чертах сформулированного Грековым в первой половине 1930-х гг. В основу этой концепции историком была поставлена крупная русская вотчина.

В январе 1930 властями было организовано «дело Платонова», при помощи которого ставилась цель разделаться с беспартийной Академией наук. Непосредственно перед арестом, в декабре 1929 г., Платонов выдвинул в состав членов-корреспондентов кандидатуры историков А. И. Андреева, С. В. Бахрушина и Б. Д. Грекова. Греков был арестован 8 сентября 1930. В семье историка предполагают, что хотя в целом факт его ареста и стоит в одном общем ряду гонений на представителей академической науки, непосредственным поводом послужили обвинения в том, что он, находясь в Крыму в 1918–1920 гг., служил в армии Врангеля. За ученого, проявив мужество, заступился С. Г. Томсинский, директор Историко-археографического института (Ленинград), в котором в те годы работал Греков. 11 октября 1930 Борис Дмитриевич был освобожден из-под стражи. Однако один месяц и три дня пребывания в заключении невозможно было забыть: в армии Врангеля Греков никогда не служил, но был среди профессуры Таврического университета, приветствующей Врангеля после его вступления в Крым. Это обстоятельство – дамоклов меч над судьбой историка, отмерившее ему свою долю страха на всю жизнь. Спустя 2-3 месяца после освобождения из тюрьмы Греков смог вернуться к работе ученого секретаря Археографической комиссии Академии наук. В 1930 г. такое еще бывало. Первая значительная работа Грекова после этих событий, давно и долго пролежав в рукописи, появилась только в 1932 г.

Первое обобщение разработанной Грековым концепции феодализма мы находим в «Очерках по истории феодализма в России. Система господства и подчинения в феодальной деревне» (1934 г.) Проблему общественного строя средневековой Руси автор ставил хронологически широко: рост феодальных отношений рассматривался на материале X–XVI веков. В «Очерках» впервые в историографии прослежена организация крупной вотчины XI–XIII веков, предпринята попытка исследовать феодальные отношения в Северо-Восточной Руси XIV–ХV веков, выдвинута гипотеза о так называемом втором издании крепостничества в России XVI века.

С начала 30-х гг. его исследовательский интерес в значительной степени переключается на вопрос о характере социально-экономических отношений в Киевской Руси, доказательству феодального характера древнерусского общества. Впервые был поставлен вопрос о характере производительных сил в Киевской Руси. Привлечение археологических данных позволило автору доказывать господство у восточных славян на рубеже тысячелетий пашенного земледелия как материальной базы для развития феодальных отношений. В 1935 вышла в свет его книга «Феодальные отношения в Киевском государстве», подводившая итог изысканиям ученого по проблеме общественного строя древней Руси. С третьего издания (1939 г.) монография получила название «Киевская Русь» и выдержала в общей сложности шесть изданий. Репрессии 1936-1937 гг. нанесли тяжелый урон и ЛОИИ, и самому Институту истории АН СССР в Москве. В декабре 1937 г., после отстранения с поста директора этого Института Н.М. Лукяна, Греков был назначен сначала временно исполняющим обязанности, а с февраля 1937 г. – директором Института истории СССР. Семья переехала в Москву.

В предвоенные годы научные интересы исследователя почти целиком сосредоточились на истории крестьянства. В 1940 вышла книга Грекова «Главнейшие этапы в истории крепостного права в России в концентрированной форме», содержащая основные положения концепции автора, касающиеся истории крестьянства на всех этапах развития феодализма от XI до XVI века. Роль земледелия в хозяйстве восточных славян, сельская община – марка, место раба в производстве Киевской Руси, эволюция ренты и рост крепостничества, зависимое крестьянство XIV в., изменения в организации крупного хозяйства, начало общегосударственной регламентации положения крестьян, разряды крестьян, хозяйственные потрясения 70-80-х гг. ХVI в., Юрьев день и «заповедные годы», судьба кабальных людей в конце XVI и XVII вв., – вот круг вопросов, освещенных в этой работе.  Одновременно, начиная с 1937 г., у Бориса Дмитриевича пробуждается интерес к истории монголо-татарского нашествия, Золотой Орды борьбы Руси за создание своего государства.

Отношение Грекова к познанию исторического процесса глубоко диалектично: к одним и тем же проблемам он возвращался на каждом новом этапе развития науки, предоставляющем историку новые источниковые и методические возможности. Греков искал и находил решение широчайшему кругу проблем истории феодализма как общественно-экономической формации. В их числе генезис феодализма у восточных славян, закономерности развития древнерусской общины, изменение форм ренты, закрепощение крестьянства, эволюция холопства. Им исследованы движение смердов в Киевской Руси, выступления холопов и крестьян на рубеже ХVI–ХVIII вв., некоторые стороны движения Степана Разина. Переосмысление ряда проблем аграрной истории в позднейшей историографии началось с тех рубежей, на которые вышла мысль Грекова.

Как историку крестьянства, Борису Дмитриевичу удалось многое сделать и в области конкретного источниковедения, публикации источников, организации археографического дела в стране. Важный этап археографической деятельности Грекова наступил с середины 1930-х гг., когда в качестве руководителя сначала Ленинградского отделения, а позже и всего Института истории АН СССР он задумал и частично осуществил широкий и стройный план со здания документальных изданий, в котором особое внимание уделялось серии законодательных памятников, в первую очередь «Русской Правде».  Под его руководством готовились к изданию «Судебники XV - XVI вв.», «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI вв.».

С именем Грекова как инициатора и редактора связано издание в 1936–1953 гг. сборников «Исторического архива». Борис Дмитриевич выступил и как публикатор памятников славянского права. Велика роль Грекова в организации отечественных исследований по аграрной истории. С конца 1940-х эта область деятельности (наряду с изучением памятников славянского права) становится ведущей в его творчестве. Греков придавал огромное значение изучению материального производства. В Институте истории в конце 1949была создана Комиссия по истории земледелия, которую он возглавил (единственная должность, оставшаяся за ним до конца дней).

Последние годы жизни ученого были омрачены крушением многого из созданного им как организатором науки. В 1952 руководимый Грековым Институт истории и его дирекция были обвинены в уходе от актуальных проблем, в отсутствии стремления возглавить советских историков в деле «перестройки» научной работы, в серьезных ошибках в области подбора, расстановки и подготовки кадров, засорении института «политически сомнительными» людьми. Первым «оргвыводом» из подобных обвинений стал разгон в апреле 1953 г. Ленинградского отделения Института, состояние кадров которого нашли особенно неудовлетворительным. Этот шаг был прямо направлен против Грекова, всегда оказывавшего поддержку ЛОИИ. Под тяжестью выдвинутых обвинений Борис Дмитриевич тяжело заболел. 9 сентября 1953 г. он умер.

 

Михаил Николаевич Тихомиров (1893–1965)

Историк и источниковед М. Н. Тихомиров родился в Москве, в многодетной мещанской семье. Его отец, конторский служащий Никольской мануфактуры Морозовых, был образованным человеком, много читал и старался привить детям любовь к литературе и истории. М. Н. вспоминал, что семья их жила более чем скромно. В восьмилетнем возрасте он пошёл учиться в московское Городское училище, где в перерыве между уроками завтракал куском ржаного хлеба, посыпанным солью. От няни Акулины Ивановны он перенял «почти богобоязненное почтение к хлебу», который она называла «даром Божиим». В 1902–1911 Тихомиров учился в Петербургском Коммерческом училище, которое закончил с золотой медалью. Большое влияние на юношу, во многом определившее его дальнейший жизненный путь, оказал Б.Д. Греков, в будущем известный советский учёный, академик, который в те годы преподавал в училище историю. В 1917 М. Н. закончил историко-филологический факультет Московского университета, где его наставниками были такие замечательные историки, как М. М. Богословский, Р. Ю. Виппер, А. Н.Савин, М. К. Любавский. Наибольшее влияние на него оказал С.В. Бахрушин, ставший впоследствии крупнейшим исследователем русского средневековья. Под его руководством Тихомиров изучал историю Новгорода и написал дипломную работу «Псковский мятеж XVII в.». После окончания университета работал в краеведческом музее города Дмитрова, был на библиотечной работе под Егорьевском и в Самаре. Во время гражданской войны, когда наступал Колчак, Тихомиров полтора месяца воевал в составе 25-й Чапаевской дивизии, участвовал в боях под Бугурусланом и Бугульмой, но вскоре из-за плохого зрения был освобождён от службы и вернулся в Самару. В 1920-е гг. Тихомиров занимался научным краеведением. М.Н. сотрудничал в Обществе изучения Московской губернии, публиковал в его «Трудах» статьи, был связан с обществом «Старая Москва». Не прерывались его связи с музеем в Дмитрове, а в 1925 г. историк издал книгу, написанную им с большой любовью и посвященную истории этого города. В 1930-е гг. Тихомиров преподавал в московских вузах, получил звание доцента, затем профессора Московского университета. С 1936 он стал также сотрудником Института истории Академии наук СССР. Тихомиров известен как историк русского средневековья. Круг его интересов был очень широк. Ещё в 1935 он выпустил монографию «Псковское восстание 1650 г.», за которую без защиты диссертации ему было присвоено учёное звание кандидата исторических наук. И в дальнейшем вопросы социальной борьбы привлекают внимание учёного. Он создаёт капитальное исследование «Крестьянские и городские восстания на Руси XI – XIII вв.» (1955), в котором особенно подробно анализирует крестьянские войны и городские восстания XVII в., вводя в научный оборот новые исторические источники. Его докторская диссертация, посвященная источниковедческому анализу «Русской Правды», вышла отдельной книгой. В начале Великой Отечественной войны, когда все центральные исторические учреждения страны эвакуировались в Среднюю Азию, Тихомиров вместе с историче­ским факультетом МГУ отправился в столицу Туркмении Ашхабад. Здесь Михаил Николаевич трудился в Государственном архиве Туркменской ССР, собирая материалы о вхождении Средней Азии в состав России. В 1960 вышла его книга «Присоединение Мерва к России».

В центре научных интересов Тихомирова всегда был поиск новых исторических источников. Ещё во времена работы в Дмитровском музее он собирал и систематизировал предметы кустарных промыслов, разыскивал и описывал грамоты и другие письменные памятники, связанные с историей края. В 1922-1923 гг. он совершал поездки в монастыри на реке Иргиз в Казахстане и привозил оттуда ценнейшие рукописи. В это же время он ездил за архивом семьи Аксаковых в их родовое имение – село Надёжино. М.Н. успел перевезти архив, сделать опись, но заболел при этом тяжелейшей формой малярии. Богатейший архив Аксаковых ныне хранится в Институте русской литературы (Пушкинский дом) в Санкт-Петербурге. Тогда же, в 1920-е гг., Тихомиров увлечённо работал в Отделе рукописей Государственного Исторического музея на неоплачиваемой внештатной работе – описывал и изучал летописи и другие рукописи. Уже будучи академиком, он возглавил воссозданную по его инициативе Археографическую комиссию, существовавшую ещев XIX в. и занимавшуюся поиском, изучением публикацией древних рукописей. Тихомировым была собрана и собственная коллекция древних и старинных рукописей XIV-ХIV вв., в которой насчитывалось 650 рукописей и 100 старопечатных книг. Незадолго до смерти ученый подарил её недавно организованному Сибирскому филиалу Академии наук СССР. А свою замечательную библиотеку (около 1000 томов) он завещал самому молодому университету страны – Дальневосточному.

Наряду с собиранием рукописей Тихомиров проводил большую работу по публикации исторических источников. С 1959 благодаря его усилиям возобновилось издание Полного собрания русских летописей, ответственным редактором которого он стал. Для учебных целей в 1953 г. он издал «Пособие для изучения Русской Правды».Оно включало в себя все известные списки (копии) памятника и богатый исследовательский и справочный материал. Для советской исторической науки того времени это было издание очень высокого научного уровня. Кроме того, Тихомиров совместно с Л.В. Миловым подготовил публикацию памятников славянского права – «Мерило праведное» и «Закон судный людем». Большая научная заслуга Тихомирова состоит в том,что он выработал тип описания древних рукописей, который стали использовать все исследователи. Он был одним из основателей русской кодикологии. Он внёс немалый вклад в развитие методов палеографии.М.Н. был одним из тех, кто стоял у истоков «берестологии»: в начале 1950-х гг. он в числе первых расшифровал, перевёл, прокомментировал и подготовил к печати берестяные грамоты, обнаруженные при археологических раскопках в Новгороде.

В 1953 Тихомиров основал и возглавил кафедру источниковедения на историческом факультете МГУ. Впервые будущим историкам стали читать полноценный курс источниковедения отечественной истории (вплоть до XX в., а не до середины XIX в., как раньше), а также специальные курсы по вспомогательным историческим дисциплинам. Были подготовлены и соответствующие учебники. Много сил отдавал М.Н. преподавательской работе. Десятки замечательных, оригинальных историков нашего времени считают себя принадлежащими к «школе Тихомирова». Он был требовательным и взыскательным наставником; студенты и аспиранты любили его, несмотря на неровный, вспыльчивый, подчас нелёгкий характер учёного. До сих пор старшие поколения учеников М.Н. вспоминают так называемую «пыточную комнату», или «плакательную», – крохотное помещение в Отделе рукописей Исторического музея, где он «распекал» кого-либо из провинившихся. Сам Тихомиров писал: «Ничто так не мобилизует учёного, как вопросы студентов, их неудовлетворение поверхностным или непродуманным ответом, когда, как в сказке Андерсена, если профессор не подготовлен, с него снимается покров наигранной учёности и „король оказывается голым"». Научная деятельность Тихомирова получила мировое признание. Он участвовал в международных встречах историков, читал лекции и вёл семинарские занятия в Сорбонне (Париж), переписывался с иностранными учёными. Работы Тихомирова переводились на английский, французский, румынский и венгерский языки. Он был действительным членом Польской Академии наук, членом Американской ассоциации историков и, конечно, академиком АН СССР.

В память выдающегося историка Археографическая комиссия ежегодно проводит Тихомировские чтения.

 

Борис Александрович Романов

Родился 29 января 1899 в Петербурге. Отец Александр Дементьевич из крестьян, но получил два высших образования, математическое и техническое. Был профессором прикладной математики. Мать Мария Васильевна, из дворянского рода Шатовых, получила высшее образование, работала школьным врачом. Б.А. закончил в 1906 с золотой медалью гимназию. Поступил на историко-филологическое отделение Петербургского университета, где сложилась историческая школа и работали С.Ф. Платонов, А.Е. Пресняков, А.С. Лаппо-Данилевский, И.М. Гревс. Первая научная работа Романова «Смердий конь и смерд» (в летописи и «Русской Правде») вышла из семинария А.Е. Преснякова в 1908 г. Уже в ней можно рассмотреть научные принципы и методологию историка, которые стали его кредо: стремление к новаторству, интуиция, за которой следует строгая источниковедческая проверка, стройная логика аргументов, фантазия, позволяющая сопоставлять отдаленные на первый взгляд источники, факты и явления, осторожность в выводах, сочетающаяся со смелостью гипотез и предположений, психологический подход при характеристике людских побуждений, художественная образность.

В 1912 окончил университет, но намеченная сдача магистерских экзаменов не состоялась, т. к. он был вынужден начать трудовую жизнь: работал учителем в гимназии. В 1918-1929 гг. работал в Главном управлении архивным делом, где заведовал различными отделами. Там он получил возможность познакомиться с архивами министерства финансов, промышленности, торговли. Работал также в Петроградском (Ленинградском) университете ассистентом при историческом кабинете, затем доцентом. С 1921 по 1929 состоял действительным членом Исторического исследовательского института при университете, Института истории РАНИОН, Петроградского отделения института марксизма при Комакадемии. Активно участвовал в работе неформального «Кружка молодых историков», организованного С. Ф. Платоновым, Е. В. Тарле, А. Е. Пресняковым, С. В. Рождественским, но в середине 1920-х стал отходить от него, членов которого стал называть «начинающими старичками». Служба в архиве позволяла осваивать ему историю дореволюционной России конца XIX – начала XX века. Главное для него было то, что этот период не был «никогда предметом систематического изучения и, главное, свободного преподавания».

Основной сферой его научных интересов становится внешняя, в частности, дальневосточная политика России конца XIX – начала XX вв. В 1927 г. вышла в свет его монография «Россия в Манчжурии», где захватнической внешней политики рассматривалась в неразрывной связи с экономической ролью банков и их капиталов в продвижении России на Дальний Восток.

Новизна исследования – впервые тема стала объектом для написания монографии и была показана диалектическая связь между политикой и экономикой. Но главная пружина дальневосточной политики не банки, а министерство финансов, которое возглавлял Витте. Романов показал, что деятельность Витте и его министерства, опережавшая экономическое проникновение в Манчжурию, провоцировала дальневосточный конфликт и отличалась от политики безобразовской клики, которую поддерживал Николай II, лишь малозначительными тактическими деталями.

Также историк занимается изданием и рецензированием сборников документов по истории революционного движения в России конца XIX -начала XX века. Вообще по причине того, что его плохо печатали, вырабатывает принцип отстраненного профессионализма (отсюда его большая работа по рецензированию документов), и он говорил, что нужно научиться писать так, чтобы цензура пропускала все, что автор хочет сказать. Также предпринимались на основе мемуаров первые опыты по созданию социально- психологических портретов крупных политических деятелей (Д. Н. Шилова, С. Ю. Витте).

В 1930 был арестован по «Академическому делу» за причастность к кружку молодых историков, в который входил главный обвиняемый – С.Ф. Платонов. Приговорен, но в 1933 был досрочно освобожден в состоянии «совершенного расстройства здоровья и упадка сил». Постепенно возобновляет научную деятельность. В 1941 г. в Институте истории АН СССР состоялась защита докторской диссертации по монографии «Очерки дипломатической истории русско-японской войны». Магистральная тема книги – история борьбы крупных держав за раздел Китая, завершившаяся русско-японской войной, история, рассмотренная в неразрывной связи с внутренней жизнью России и Японии, внутренней политикой российского правительства, ростом в России революционного движения, экономическим и финансовым положением идущих к войне государств, ростом японского милитаризма и империализма. Привлекает документальные материалы дипломатии США, Англии, Франции, Германии, которые были причастны к развязыванию конфликта. Он берет во внимание многообразие факторов и их взаимовлияние на причины войны, подкрепляет свои выводы широким вводом документальных источников. После защиты становится членом АН СССР, работает в Институте истории материальной культуры АН СССР, позже в Институте истории АН СССР и в качестве профессора в Ленинградском государственном  университете.

Другая важная работа – «Люди и нравы древней Руси» (написана в 1939, вышла в 1947). Писалась как научно-популярная работа. Он показал объективный процесс поступательного развития общества Руси через судьбы отдельных личностей простых людей в их интимном и общественном поведении. Он хотел воздействовать и на чувства и на сферу логического восприятия, рассмотреть взаимосвязь обычного, повседневного с общественным и государственным. Его задачи по реконструкции образа древнерусского человека заставляли его обращаться не только к анализу источников, но и к силе художественного воображения и чутья. Это обращение к жизни простого человека вызвало критику книги и обвинения в национальном нигилизме: «картина, которую рисует Романов, никак не отражает высокого уровня культуры Киевской Руси и не показывает прогрессивного характера исторических деятелей эпохи Киевского государства».

Работает над комментированием Судебника 1550 г., которое было сугубо исследовательским (фактически именно он и создал этот вид исследований). Он отстаивал право на развернутые исследования, посвященные его нормам и социальным явлениям. В 1952 вышло издание Судебников с комментариями, в том числе и Романова. На рубеже 1955-1956 гг. вышла 2-я часть «Очерков дипломатической истории русско-японской войны» (дипломатия самой войны и подписание Портсмутского мира). В работе он показал, что война и Портсмутский мир были важными шагами на пути образования четверной Антанты – англо-франко-русско-японской. Развил аспект взаимозависимости внешней и внутренней политики. Так он сопоставил факты  дипломатической истории с календарем русской революции и показал, что царизм был готов ради ее подавления принести в жертву интересы империи. Умер 18 июля 1957 г.

 

Дружинин Николай Михайлович (1886-1986)

Род. 1/13 января. Родина – Курск, где жила семья Дружинина первые годы его жизни. Как сам он впоследствии писал, семья была купеческой по положению и мещанской по происхождению. Об отце он вспоминает с нежностью и благодарностью. Мать была строга, благодаря чему мальчик научился порядку. Николай в детстве почти всегда сидел дома, ровесников не было, две его сестры были старшие. Гулять его не отпускали, боясь простуды. Ребенок мечтал стать художником, но ему запрещали рисовать, дабы  не испортить почерк. В 1896 г семья разоряется, переезжает в Москву. Там Дружинин поступает в московскую 5 гимназию классического профиля, что дало ему твердое знание латинского и греческого языков. По русской литературе любимым учителем его был С. Г. Смирнов. В 1904 поступает на историко-филологический факультет Московского университета. Там ему читали лекции Ключевский, Кизеветтер, Рожков, Виппер, Богословский. В конце этого же года он участвовал в антивоенной демонстрации, посещал подпольные сходки, на которых происходили дискуссии социал-демократов с эсерами. Дружинин был задержан с перечнем нелегальной литературы, исключен из университета и после двух с половиной месячного тюремного заключения сослан в Саратов. Там он продолжал заниматься пропагандистской деятельностью до тех пор, пока в 1906 г. не была объявлена амнистия. Дружинин возвращается в Москву и поступает на экономическое отделение юридического факультета (преподаватели А. А. Мануйлов, С. Н. Булгаков, С. А. Муромцев. Основательно изучает там аграрный вопрос, но не забывает истории, и весь курс экономических и юридических наук фокусирует на ней. Он дает уроки истории и литературы, работает корректором в издательстве и счетчиком в городской управе. Весной 1911 он сдал государственный экзамен за курс юридического факультета. После этого он поступил завершать курс на историко-филологический факультет. В 1916 ему не удалось выпуститься, т. к. он был призван в армию, зачислен в военное училище, где по окончании получил чин прапорщика. В августе 1917 г. Дружинин возглавлял военные отряды против корниловцев. Весной 1918 г. ему удалось сдать экзамены в университете. Он был оставлен для подготовки к званию профессора. Но был мобилизован в Красную армию, где занимал должность работника политпросвета. Осенью 1920 стал преподавать на гуманитарном факультете недавно образованного Костромского государственного университета, где читал курс русской истории России XIX в. и историю революционного движения. После гражданской войны переведен в близкое по специальности, но гражданское учреждение – губполитпросвет.

В мае 1929 г. Дружинин защитил кандидатскую диссертацию. В это время он начинает работать над биографиями декабристов. В 1929 г. выпускает «Масонские знаки П. И. Пестеля». 1930 г. «Семейство Чернышевых и декабристское движение». Эта работа вылилась в обширную монографию «Декабрист Никита Муравьев». Осенью 1934 началась работа профессора на кафедре истории СССР МГУ. В 1944 г. защищает докторскую диссертацию по теме «Государственные крестьяне и реформа Киселева». Позднее она перерастет в двухтомную работу, первый том которой выйдет в 1946, а второй только в 1958 г. В 1946 становится член-корреспондентом АН СССР, а в 1947 г. был удостоен государственной премии СССР. Дружинин приглашен Грековым на работу в АН СССР, а после смерти Грекова Николай Михайлович заменяет его на посту заведующего Комиссией по истории сельского хозяйства. За 1959–1960 гг. вышли в свет 10 томов документальных сборников серии «Крестьянское движение в России в XIX – начале XX в.» под редакцией Н. М. Дружинина. Большую известность получила монография «Русская деревня на переломе. 1861–1880», которая была удостоена Ленинской премии.

Концепция Дружинина изложена в статье 1939 г. «Разложение феодально-крепостнической системы в изображении М. Н. Покровского». В ней рассматриваются процессы, проходившие в России в XVIII – XIX в. Николай Михайлович являлся защитником марксистского взгляда на историю России. Он считал, что фактором исторического процесса является классовая борьба. Дружинин во главу угла ставит органические внутренние процессы развития. В ответ на тезис Покровского, что на рубеже Х VIII -Х I Х веков в России двигателем хозяйственной жизни являлся торговый капитал, Дружинин отвечает, что одновременно с началом XIX в. развивается промышленный капитализм, который выступает антагонистом торговому, действовавшему методом внеэкономического принуждения в то время, когда промышленному было свойственно экономическое принуждение. Рассматривая крестьянскую реформу 1861 г., Дружинин считает, что бум хлебного экспорта, который снова наметился в конце 40-х-50-е гг., обнаружил ее крах. Ученый трактует самодержавие, как «политически организованный торговый капитализм», а дворянство рассматривает как его агентуру и аппарат. Основными условиями существования барщинной системы Дружинин выделяет: 1. господство натурального хозяйства; 2. наделение производителя средствами производства и прикрепление его к ним; 3. личная зависимость крепостного от помещика; 4. низкое, рутинное состояние техники. С потерей одного из факторов начинает рушиться вся система, что и происходит в начале XIX века в связи с усиленным распространением капиталистических отношений в России. Рассматривая историю промышленного капитализма XIX века, Дружинин настаивает на мнении, что в роли его стимулятора в это время выступали вначале покровительствующий тариф 1812 г., а затем запретительный 1822 г., резко снизившие рост английских текстильных товаров на российском рынке, тем самым дав возможность повысить конкурентоспособность отечественным товарам и в результате увеличив их производство.

В 1949 г. выходит статья Дружинина «О периодизации истории капиталистических отношений в России». В ней ученый дал представление о становлении капитализма в России. Процесс «созревания капиталистического уклада» представлял собой три периода: 1. 1760-е – 1789 гг. 2. 1790–1825 гг. 3. 1826–1861 гг. Каждый из этапов заканчивался каким-либо важным событием мировой или отечественной истории (Французская буржуазная революция, восстание декабристов, крестьянская реформа). В продолжение этой периодизации Дружининым был определен следующий этап капитализма, который с свою очередь так же делился: 1. 1861–1882 гг. – «время победы и утверждения капитализма, несмотря на наличие многочисленных феодальных пережитков»; 2. 1883–1900 гг. – «домонополистический зрелый капитализм»; 3. 1901–1917 – «империалистическая стадия, насыщенная катаклизмами войн и двумя буржуазно-демократическими революциями». По мнению Дружинина, «периодизация не затрудняет, а облегчает понимание и усвоение фактического материала». По вопросу о принципах периодизации Николай Михайлович отстаивал принцип классовой борьбы, но не в упрощенном понимании. «В основу деления истории капиталистических отношений надо положить классовую борьбу как результат и показатель развития способа производства, как двигатель исторических событий».

Историк декабристского движения:

В 1920–1930-е годы занимался историей декабристского движения в России. Автор монографии «Декабрист Никита Муравьёв» (1933), основанной на научной работе (аналоге кандидатской диссертации), защищённой Дружининым в 1929. Это исследование основано на тщательном изучении сочинений и переписки Муравьёва, на сопоставлении его конституционного проекта с современными ему актами зарубежных государств. Также был автором статей о П. И. Пестеле, С. П. Трубецком, 3. Г. Чернышёве,            И. Д. Якушкине, программе Северного общества.

Преподаватель и академик:

В 1929–1948 преподавал в Московском университете, в 1946–1948 – в Академии общественных наук при ЦК ВКП (б). С 1946 – член-корреспондент АН СССР, с 1953 – действительный член АН СССР. Автор проблемно-методологических статей «О периодизации истории капиталистических отношений в России» («Вопросы истории», 1949, № 11; 1951, № 1), «Конфликт между производительными силами и феодальными отношениями накануне реформы 1861 г.» (там же, 1954, № 7), в которых выступал в качестве сторонника марксистского направления в исторической науке. Автор неоднократно переиздававшейся автобиографической книги «Воспоминания и мысли историка» (1967).

Историк российского крестьянства

В капитальной работе «Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселёва» (её первый том вышел в 1946 и в следующем году был удостоен Сталинской премии; второй том опубликован в 1958) тщательно проанализировал историю государственных крестьян (это первое фундаментальное исследование, посвящённое этой категории сельского населения России). Выявил связь реформы Киселёва с крестьянской реформой 1861 (считал реформу Киселёва «генеральной репетицией» освобождения крестьян). Первый том исследования посвящён экономическим и политическим предпосылкам реформы, второй – реализации основ реформы и характеристике её последствий.

В 1958 начал исследование пореформенной деревни и происходивших в ней процессов, итогом которого стала монография «Русская деревня на переломе. 1861-1880», изданная в 1978 и удостоенная Ленинской премии. Сдержанно относился к крестьянской реформе 1861, концентрируя внимание на её негативных сторонах для российского крестьянства. Тщательно проанализировал групповые и региональные различия развития пореформенной деревни, основные тенденции складывавшегося по итогам реформы крестьянского хозяйства. До 1964 руководил деятельностью Комиссии по истории сельского хозяйства и крестьянства, изданием многотомной документальной серии «Крестьянское движение в России».

Основные труды:

Социально-экономическая история России. – М., 1988.

Революционное движение в России в XIX в. – М.,1987.

Внешняя политика России. История Москвы. Музейное дело. – М.,1990.

Государственные крестьяне и реформа Киселева. – М.-Л.,1946-1958. – Т. 1-2.

Русская деревня на переломе 1861-1880. – М.,1978.

 

МИЛИЦА ВАСИЛЬЕВНА НЕЧКИНА

Даты жизни: 12 (25) февраля 1901 – 16 мая 1985 г.

Место рождения: г. Нежин; Черниговская губерния, Украина.

Образование: • начальное – домашнее; • среднее – Екатерининская женская гимназия Ростова-на-Дону и 2-я Ксениинская женская гимназия в Казани (закончила с золотой медалью и званием «домашняя наставница» по математике); • 1917 – вольнослушатель на историческом отделении историко-филологического факультета в Казанском университете; • высшее (1918-1921 гг.) – после сдачи экзаменов за курс мужской гимназии зачислена в число студентов историко-филологического факультета в Казанском университете; • закончила аспирантуру в Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИИОН); • 1924-1927 – вольнослушатель исторического отделения Института красной профессуры.

Преподавательская и научная деятельность: • 1919-1921 – библиотекарь-культурник одного из подразделений Красной армии (Казань); • 1921-1923 – лектор по курсу социологии искусства в Художественном институте (Казань); • 1922-1923 – лектор по политической экономии и историческому материализму в Политехническом институте (Казань); • 1923 – делегат I Всесоюзного съезда научных работников (Москва), преподаватель истории, политической экономии и истории литературы на рабфаке Казанского университета; • 1924-1926 – преподаватель политической экономии и истории на рабфаке 1-го Московского государственного университета; • 1924-1927 – научный сотрудник I разряда Института истории Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИИОН), в 1925 была утверждена в звании доцента; • 1925-1928 –преподаватель истории СССР в Коммунистическом университете трудящихся Востока (КУТВ) (Москва); • 1925 –доцент 2-го Московского государственного университета; • 1930-1936 – старший научный сотрудник Института истории Коммунистической академии. Ученый секретарь Библиографической комиссии Института; 1934-1954 – доцент, с 1935 профессор исторического факультета Московского государственного университета; 1936-1985 – старший научный сотрудник Института истории СССР АН СССР.

Научно-исследовательская деятельность. Проблематика работ 1920-х - начала 1930-х гг.:

Изучая работы классиков марксизма-ленинизма, М.В. поднимает к печати такие темы, как: «Маркс как художник слова», «Капитал» Маркса как художественное целое», «Литературный стиль Маркса», «Что дает историку «Капитал» Карла Маркса». Ценной в методологическом отношении для того времени является подготовленная под руководством Нечкиной библиография «Ленин о западноевропейском революционном движении» (1934), где были систематизированы высказывания Ленина по проблемам истории классовой борьбы на Западе. Многочисленные статьи и рецензии того времени обнаруживали интерес к декабристской тематике и выявляли особенности исследовательского почерка ученого профессионала-декабристоведа. Круг работ по декабристской тематике уже в это время был достаточно широк. Это публикации материалов и эпистолярного наследия (Н.И. Лорера, П.И. Борисова), статьи-рецензии, популярные работы («Декабристы», 1930), хрестоматийные материалы («Семинарий по декабризму», 1925, совместно с Е.В. Сказкиным). В этот период Нечкина начала изучать второй этап русского революционного движения – разночинский, уделив особое внимание деятельности Н. Г. Чернышевского, Милица Васильевна дала комплексный анализ теоретической и революционно-практической его деятельности, тесно вписанной в эпоху. В эти годы Нечкина разрабатывала проблемы борьбы народных масс с крепостничеством, публикуя такие научно-популярные работы как: «Крестьянские революции. Разинщина и пугачевщина» (1930, 1933), «Как жили и боролись крестьяне в крепостное время» (1934, 1937), принимает участие в публикации документов о народных выступлениях – «Из истории рабочего движения эпохи декабристов» (1930), «Восстание в Бездне» (1929), «Из истории крестьянских восстаний против «воли» 1861 г.» (1929) и др.

Историографическая проблематика: история исторической науки – второе направление в исследованиях М. В. В 1927 она опубликовала статью «Густав Эверс», в которой было дано глубокое осмысление эпохи и процесса развития науки. Нечкина сумела связать биографию ученого, его мировоззрение и психологические особенности с процессом творчества. В 1958 был создан Научный совет по проблеме «История исторической науки» при Отделении исторических наук АН СССР, во время участия в котором проявился организаторский талант историка в области проведения пленумов, международных, всесоюзных и зональных конференций, совещаний заведующих кафедр. Под руководством М.В. было осуществлено издание «Очерков истории исторической науки СССР» (т. 2-5) – обобщающего труда по отечественной историографии, которое обобщало, подводило итог достигнутого дореволюционной и советской наукой. Нечкиной принадлежит замысел издания в своем роде уникального историографического ежегодника «История и историки», во введении к первому выпуску которого Милица Васильевна подняла ряд важных методологических проблем историографического исследования: о предмете истории исторической науки и ее источниках, об историографическом факте и закономерностях развития науки и факторах, влияющих на ее развитие, о методах работы историографа. Одной из ее самых значительных историографических работ стала монография «Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества». М.В. раскрывает научный вклад историка и его место в исторической науке, показывает как эпоха повлияла на формирование его взглядов, как шел процесс становления его мировоззрения. В изложении материала следовала словам самого Ключевского: «главные биографические факты» в жизни ученого – его книги. Монография построена по хронологии выхода основных трудов историка: «Шесть лет работы над житиями святых», «Десять лет работы над боярской думой» и т. д. С большим мастерством М.В. раскрывает творческую лабораторию ученого: выбор темы, замысел, его развитие, разбор источников, история текста и др.

Русское революционное движение XIX века. Декабристская тематика стала близка исследователю еще в начале творчества. В разработке проблем, связанных с данной темой была осуществлена М. В. в рамках ленинской концепции, рассматривающей декабристов, как пионеров революционного движения. Еще в 20-е гг. в ее многочисленных статьях и рецензиях обозначился широкий круг проблем истории декабристов. В 1927 вышла ее монография «Общество соединенных славян», в которой на основе анализа архивных следственных материалов, мемуарной литературы была воссоздана история одной из крупных декабристских организаций, ее программа и тактика. Исследователь приходит к выводу, что «Соединенные славяне – это первые в русском революционном движении носители революции народной. Ориентация на массы, на связь с ним отличает глубоко от всех декабристов». В этой монографии М.В. подчеркнула связь и преемственность между двумя революционными поколениями: общественным и разночинным. Изучение биографий Пушкина и Грибоедова, их связей с декабристами – тема последующих ее исторических работ. Разрабатывая данную проблему, Нечкина делает следующий вывод: «Пушкин был певцом декабристов...Ни Пушкина нельзя понять без декабристов, ни декабристов без Пушкина». Тема Пушкин и декабристы перекликается с темой «Грибоедов и декабристы», которой исследователь посвятила две книги: «Следственное дело о А.С. Грибоедове» (1945), которая решает некоторые вопросы политической биографии Грибоедова (знал ли он о тайном обществе, был ли его членом), и «А.С. Грибоедов и декабристы», в которой она пыталась восстановить «личные идейные, общественные связи писателя с самым передовым движением его времени». Своими исследованиями М.В. доказывает, что весь комплекс идей комедии «Горе от ума» вырос из тех же исторических корней, что и передовое общественное движение того времени в целом, т. е. показывает неразрывную связь истории культуры страны с историей ее идеологи. К 125-летию восстания декабристов она опубликовала монографию «Восстание 14 декабря 1825 г.» (в 1975 и 1985 гг. она была переиздана под названием «День 14 декабря 1825 г.»). В этой книге посредством множества источников (мемуарные свидетельства, эпистолярное наследие) воссоздан весь ход восстания. Большим событием в историографической науке был выход в свет двухтомной монографии «Движение декабристов» (1955). Темой исследования стало движение декабристов в его революционном единстве: «в движении декабристов было много  внутренних противоречий, несмотря на это, движение было в основных вопросах внутренне единым». Движение декабристов она связывает со сменой общественно экономических формаций, лозунги восставших – с требованием уничтожения крепостного права, изучала социальные корни, истоки формирования декабристской идеологии, организации декабристов, их уставы и программы. В статьях 1970-х гг. ею были поставлены важные проблемы места декабристов во всемирно-историческом революционном процессе, их роли в создании идеологических предпосылок трех революций в Росси.

Параллельно с декабристской темой исследователь занималась изучением истории освободительного движения и общественной мысли 1950-1960-х гг. В ее работах показана роль Чернышевского, как организатора и практика революционной борьбы, возглавившего консолидацию сил русского революционного движения. М.В. доказала, что именно Чернышевскому принадлежит авторство прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Считала так же, что Огарев внес гораздо больший вклад в революционное движение, чем принято было считать в историографии. Ей принадлежит мысль о наличии 2-х центров русского революционного движения: Петербургского и Лондонского, разрабатывавших планы создания общей организации. В разработке проблем революционного движения она придерживалась марксистско-ленинской концепции, разделяя революционную ситуацию на три основных периода и подчеркивая их преемственность. Данной проблематике она посвятила работы «Революционная ситуация в России в середине XX века», «Встреча двух поколений» (сб. «Из истории русского революционного движения конца 1850-х – начала 1860-х гг.»).

Методология, концепция и периодизация русской истории. Много внимания исследователь уделяла составлению общей концепции и периодизации русской и всеобщей истории, которую включила при составлении учебников для 3-го, 4-го и 7-го классов, а так же высшей школы: «Элементарный курс истории СССР. С краткими сведениями по всеобщей истории», «История СССР. Учебник 7-го класса», «Краткая всеобщая история», вышедших под ее редакцией. Концепция и периодизация данных пособий представлена в рамках марксистско-ленинской методологии (Лекции). Существенное место в научной деятельности М. В. в 50-е гг. занимают общие проблемы истории СССР, ее методологии. Концепция истории в эпоху феодализма и капитализма привлекает пристальное внимание ученого. Нечкина выступила с темой о двух основных стадиях феодальной формации: «восходящей» (IX-XVI вв.) и «нисходящей» (с XVIII в. до 1859-1861 гг.). Народ Милица Васильевна рассматривала как растущую силу исторического развития. Редакторская деятельность Нечкиной занимает еще одну важную главу в ее жизни, т. к. не только монографии раскрывают подход ученого к тем или иным проблемам, но и коллективные труды, в разработке которых она участвовала и которые редактировала. (В случае Нечкиной перечислять их бесполезно: в списке ее научных трудов значится более 450 названий).

 

Сергей Сергеевич Дмитриев

Родился 4 сентября 1906 года в Ярославле. Выходец из демократических слоев – потомок крестьян Тульской губернии, сын мелкого конторского служащего. В Ярославле Дмитриев окончил среднюю школу и поступил на историко-литературный факультет Ярославского педагогического института. Годы учебы для него были нелегкими, так как приходилось совмещать учебу со службой: сначала в качестве сотрудника Ярославского статистического бюро, затем библиотекаря научной библиотеки при Ярославском историческом музее. Уже тогда у Дмитриева проявился интерес к библиографии, что стало его отличительной чертой как ученого. После окончания Ярославского педагогического института в 1929 Дмитриев был рекомендован для подготовки к научной деятельности. До поступления в аспирантуру у него заняла несколько лет работа в Ивановском областном архиве, а затем в музее-усадьбе Кусково. Работа в этом крупнейшем историко-культурном музее способствовала углублению интереса Дмитриева к истории русской культуры. Историко-культурным проблемам были посвящены его первые научные статьи: «Сотрудничество Л.Н. Трефолева в русских исторических журналах» (1930 год), «Рабочий фольклор восемнадцатого столетия» (1935 год), брошюра «Кусково. Историко-бытовой музей восемнадцатого века» (1934 год). В 1934 Дмитриев был принят в аспирантуру вновь восстановленного исторического факультета Московского университета. У него был уже достаточно большой опыт научно-библиографической и музейно-экскурсионной работы, а также ряд научных публикаций в журналах и сборниках. Исторический факультет в те годы был одним из крупнейших центров марксистской исторической науки, в его стенах работали видные советские ученые – А. М. Панкратова, Е. А. Косминский, С. Д. Сказкин, В. И. Пичета. Занятия в аспирантуре, активное участие в жизни факультета были для Дмитриева серьезной школой научного и педагогического труда.

В 1940 Дмитриев защитил кандидатскую диссертацию «Экономические воззрения славянофилов 1830-1850-х годов». Основанная на тщательном изучении круга источников, его работа явилась важным этапом в изучении славянофильства как течения общественной мысли XIX столетия. Исходя из марксистко-ленинского положения о необходимости конкретно-исторического подхода к изучению исторических явлений, Дмитриев выступил против распространенного толкования славянофильства как реакционно-феодального течения, ничем не отличавшегося от официальной идеологии. Диссертация Дмитриева содержала ряд положений, опровергавших эту точку зрения: славянофилы были противниками крепостного права, требовали освобождения крестьян с землей, были сторонниками широкого развития железных дорог, преобразования отсталой финансовой системы. Вскоре после защиты диссертации Дмитриев выступил на заседании сектора истории СССР XIX-XX веков Института истории АН СССР с обширным докладом, посвященным общей характеристике и оценке славянофильского течения 1830-1850 годов. Дмитриев подробно остановился на противоречивом характере славянофильского течения, соответствовавшего противоречивому характеру российской действительности предреформенных десятилетий. Если теологические и философские построения, проповедь самобытного пути развития России, монархизм славянофилов были реакционными сторонами их учения, то прогрессивные начала заключались в их экономических и социально-политических воззрениях. Изучение огромного фактического материала и тщательность научного анализа позволили Дмитриеву сделать важный, смелый для того времени вывод о том, что идеология славянофилов была идеологией буржуазно-помещичьей по своей классовой сущности, умеренно-либеральной по своей политической направленности. Важным положением работы Дмитриева был тезис о научной несостоятельности отождествления славянофильства с теорией официальной народности, феодально-клерикальной, реакционной идеологией, стремившейся обосновать незыблемость феодально-монархического строя. Эти положения встретили поддержку со стороны ведущих советских историков и прочно вошли в советскую историографию.

Дмитриев стал признанным специалистом в области изучения общественной мысли и русской культуры XIX–XX веков. Он выступал как автор и редактор работ по истории освободительной борьбы русского крестьянства, разрабатывал историю русских исторических журналов, исследовал некоторые вопросы источниковедения истории России XIX – XX веков, в частности, русской периодической печати, личные архивные фонды, частную переписку, дневники, мемуары как исторический источник. Интересны работы Дмитриева по истории русской церкви. Исследуя проблему отношений церкви и государства и роль РПЦ в культурно-историческом процессе, он рассматривал церковь как крупнейшую реакционную силу, выступавшую надежным и главным союзником самодержавия и крепостничества. Важной сферой научной деятельности ученого в послевоенные годы стало изучение крестьянского вопроса в общественной мысли России первой половины XIX века совокупно с историей русской агрономической науки и помещичьей рационализации сельского хозяйства. Последнее было тесно связано с выяснением социально-экономических корней славянофильской идеологии. В течение нескольких лет Дмитриев вел на эту тему спецсеминар, из которого вырос потом ряд диссертаций по истории крестьянского хозяйства, отдельных отраслей земледелия и животноводства, сельскохозяйственных обществ и экономической периодики.

В течение многих лет Дмитриев принимал активное участие в создании учебников и учебных пособий по истории СССР. Во второй половине 1930-х  проблема создания учебников на основе марксистско-ленинской концепции была одной из самых важных и актуальных. Дмитриев был одним из авторов учебника «История СССР» для исторических факультетов, вышедшем под редакцией М.В. Нечкиной. Вместе с М.Н.Тихомировым он участвовал в подготовке учебника «История СССР» для неисторических вузов. Авторитетно его участие в коллективных научных мероприятиях: работы по истории Московского университета, коллективные монографии и популярные книги по истории, библиографические пособия, периодические сборники аспирантских статей или серийное академическое издание «Памятники исторической мысли». Вклад Дмитриева в журнал «История СССР». Дмитриев много лет входил в состав ученых советов Московского университета, Института Истории СССР, Государственной публичной Исторической библиотеки, Государственного Исторического музея, являлся редактором-консультантом по истории СССР СИЭ и членом секции исторических наук Комитета по Ленинским и Государственным премиям при Совете Министров СССР.

Данилов Виктор Петрович (1925–2004)

Родился в Орске в многодетной семье рабочего.

Вся творческая жизнь Данилова, начиная с аспирантуры и заканчивая должностью главного научного сотрудника, прошла в Институте истории. После аспирантуры в 1954 г. он был зачислен в Институт истории АН СССР младшим научным сотрудником.

Центральная тема научных изысканий Данилова = советская доколхозная деревня, история крестьянства того времени, когда оно представляло преобладающую часть населения страны и в основе своей оставалось еще традиционным. В процессе модернизации и индустриализации ведущая роль в общем развитии страны неизбежно переходила к городу, однако в условиях послевоенной хозяйственной разрухи и голода 1921–1922 гг. средства на восстановление города и развитие промышленности могли быть взяты только из деревни, что предпо­лагало переустройство отношений внутри крестьянского сообщества.

При определении темпов, этапов, форм и других факторов, влиявших на проведение коллективизации, оценка уровня материально-технической базы крестьянского хозяйства должна была иметь первостепенное значение. Эту идею последовательно отстаивал Данилов. В первой своей монографии – «Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства» (М. 1957) – он доказывал, что выбор пути и темпов развития страны во многом определяется состоянием крестьянской экономики. Проблема социалистического преобразования деревни включает в себя комплекс проблем, связанных с развитием производительных сил, реконструкцией материально-технической базы земледелия. Изучая состояние крестьянского хозяйства накануне коллективизации, Данилов показал его крайне низкий уровень, целиком соответствовавший традиционному типу аграрной экономики с господством мелкого семейного хозяйства.

По мнению Данилова, низкий уровень производительных сил, техническая отсталость не могли не сдерживать колхозное строительство, затрудняли подъем сельскохозяйственного производства. Колхозам предстояло пережить период мануфактурного развития, когда машинно-тракторная основа еще только «подводилась под их производство, когда в последнем решающую роль играли рабочий скот, конный инвентарь и ручной труд крестьян, а не система машин, приводимых в движение тракторами». Практически это было первое научное исследование о крестьянской экономике накануне коллективизации. С выходом книги в свет у Данилова появилось много друзей-единомышленников, а также немало противников и даже преследователей. Ставился вопрос о возможности и целесообразности избрания менее жесткого, ненасильственного, а, следовательно, и более эффективного пути. Данилов ни в коей мере не подвергал сомнению сам курс на преобразование деревни, создание коллективных хозяйств, внедрение в отсталое, традиционное крестьянское хозяйство новой техники, передовой агрономии и т.п. Вместе с тем он первым обратился к вопросу об издержках, о цене и жертвах коллективизации, напрямую связав с этим проблему методов индустриализации.

На протяжении всей своей научной деятельности Данилов проявлял пристальное внимание к двум важнейшим институтам российской деревни 1920-х годов: к традиционной сельской общине (практически повсеместно восстановленной после революции 1917 г.) и к стадиально-новому типу самодеятельной организации населения – к сельской кооперации, объединявшей снабженческую, торговую, сбытовую, кредитную и частично производственную деятельность крестьян.

Исследованию общины Данилов посвящена монография «Община и коллективизация в России». Проблему сельской кооперации, развитие которой отражало постепенное включение деревни в процесс модернизации страны, Данилов изучал в тесной связи с НЭПом. Он подчеркивал, что Россия подошла к 1917 году «с развитой системой кооперации и концепцией кооперативного будущего всей страны, особенно деревни», что в условиях советской власти и проводимой ею новой экономической политики именно развивавшиеся формы кооперации могли стать ступенями перехода к добровольному производственному объединению крестьянства. Он полагал, что при научно обоснованной политике советской власти, нэп, не будь он искусственно сломан в 1928–1929 гг., стал бы удачно найденной формой перехода к крупному коллективному хозяйству и к органичному вхождению деревни в целостную социалистическую систему.

Возможность высказаться о судьбе нэпа, не боясь обвинений в ревизионизме, появилась у него лишь с началом перестройки. Он был одним из инициаторов и ответственных редакторов пятитомного издания стенограмм пленумов ЦК ВКП (б) 1928–1929 гг., содержащего материалы о подлинных причинах резкого слома нэпа, перехода к «чрезвычайщине» при хлебозаготовках, а затем к насильственной коллективизации. Документы пленумов и комментарии к ним поставили точку в длительной дискуссии о хронологических рамках НЭПа. Данилов первым в советской историографии доказал, что НЭП в полном проявлении действовал лишь в 1925–1926 годах. Подготовку к слому нэпа Сталин и его сторонники исподволь начали уже в конце 1925 г. с увольнения опытных и честных земских статистиков, отказывавшихся публиковать заведомо ложные данные о собран­ном в деревне хлебе. В результате слома нэпа и насильственной коллективизации, целью которой было изъятие из деревни средств на нужды форсированной индустриализации, в сельском хозяйстве в 1929–1932 гг. произошли негативные изменения. Искусственное завышение первых пятилетних планов также обернулось крупными неудачами.

В конце 1950-х годов коллектив под руководством Данилова приступил к написанию двухтомного труда «Коллективизация сельского хозяйства в СССР». В октябре 1964 г. оба тома находились в издательстве «Мысль», причем первый том, охватывающий 1927–1932 гг., был даже набран. Рукопись второго тома находилась на редактировании. Однако 16 октября Данилов был вызван в дирекцию института и ему было объявлено, что этот труд издаваться не будет. Этот труд стал поводом для идеологической проработки всего коллектива авторов, но прежде всего Данилова, как ответственного редактора и автора основных глав. Корректура первого тома обсуждалась в 1965–1966 гг. не только в Институте истории, но и в Отделе науки ЦК КПСС под председательством Трапезникова. Исследование подвергалось критике прежде всего за содержавшуюся в нем характеристику материально-технической базы коллективизации и трактовку нэпа как неизбежной в условиях разоренной деревни экономической политики государства, направленной на подъем деревни и удовлетворение первостепенных нужд крестьянства. Авторам вменялась в вину недооценка и чуть ли не сокрытие факта роста в среде крестьян мелкобуржуазных и капиталистических элементов, а также непомерное якобы преувеличение степени принуждения в ходе обобществления крестьянских хозяйств. Особое неприятие вызывала заключительная глава, написанная Даниловым в соавторстве с И. Е. Зелениным, в которой достаточно объективно, по тем временам, отмечались и позитивные и негативные стороны поспешно проведенной коллективизации.

В 1970 и 1973 гг. двумя изданиями вышла книга «Советское крестьянство. Краткий очерк истории (1917–1970)», в которой Данилов выступал как автор и член редколлегии. Но это было в значительной мере выхолощенное издание по сравнению с загубленной двухтомной «Коллективизацией сельского хозяйства в СССР».

Период с конца 1964 г. и до начала перестройки 1980-х годов оказался самым тяжелым в научной жизни Данилова. Он беспрестанно подвергался административному давлению и яростной критике на различных научных конференциях. Журнал ЦК КПСС «Коммунист» в 1965–1969 гг. жестко критиковал Данилова за его новые и смелые подходы к аграрным проблемам. В середине 1970-х годов влиятельный партийный идеолог академик П. Н. Поспелов, исполнявший тогда обязанности академика-секретаря Отделения истории АН СССР, вызвал секретаря парткома Института истории СССР А. П. Кучкина и заявил, что «нужно ударить по либералам» и, в частности, вывести Данилова из состава редколлегии 8-го тома многотомной «Истории СССР», что и было сделано. Его пытались «подвести» под политическое дело, из-за чего он ждал своего ареста. Постоянные нападки на Данилова происходили на сессиях Аграрного симпозиума, где его обвиняли в «антиленинской» оценке кулачества, которое он якобы целиком причислял к трудовому крестьянству, не видя в нем эксплуататорских элементов, в «антипартийном» понимании и толковании проблем кооперации, коллективизации и др.

В 1962 г. по инициативе парткома Института был подготовлен и издан сборник «Советская историческая наука от XX к XXII съезду», в который вошла и статья В. П. Данилова об изучении истории советского крестьянства. В ноябре 1965 г. Данилов был избран секретарем парткома Института истории, который в партийных инстанциях обрел репутацию «ревизионистского».

В 1970-х годах Данилов старался обходить острые политические вопросы. В 1977 г. он выпустил книгу о населении, землепользовании и хозяйстве, а в 1979 г. книгу о социальной структуре и социальных отношениях в российской деревне. Первая из названных книг в переводе на английский язык вышла в США. Основной упор в этих работах был сделан на анализе различных тенденций в развитии послереволюционной деревни, изучении сложного переплетения в хозяйственной, семейной, бытовой, культурной жизни и в социальной сфере далеко еще не изжившего себя традиционного уклада, а также новых явлений, связанных с ростом товарно-денежных отношений и кооперации.

Логическим завершением исследований Даниловым российской доколхозной деревни стала почти не изучавшаяся ранее тема культуры, ментальности, быта крестьянства этого периода. Несколько лет он посвятил работе в областных архивах тех городов, где существовали известные краеведческие общества. К сожалению, он успел опубликовать лишь статьи о русской частушке как источнике по истории деревни и о ментальности крестьянства. Огромный необработанный материал остался в его архиве.

Открытие секретных архивов существенно изменило научные планы Данилова. Одной из центральных тем, которой в последние полтора десятилетия он уделял особое внимание, стала крестьянская революция 1902–1922 годов. Внезапная смерть не позволила Данилову написать совместно с Т. Шаниным монографию, работу над которой он планировал начать с осени 2004 года. Тем не менее в ряде статей и в предисловиях к четырем документальным томам о крестьянской революции 1902–1922 гг. основные положения его концепции вырисовываются достаточно определен­но.

Реформа 1861 г. не только не сняла остроту крестьянского вопроса, но в определенном отношении даже усугубила его (отрезки надельных земель, выкупные платежи, практически полукрепостническое состояние крестьян, сословная неполноправность крестьянства, применение телесных наказаний и др.). Россия вступила в XX в. с сохранившимся крупным помещичьим землевладением и политическим господством землевладельцев, с ужасающей нищетой и малоземельем крестьянства, с его сословным бесправием. Предреволюционная деревня страдала от скрытого аграрного перенаселения.

Резкий отпор давал Данилов «новому» взгляду на реформу П. А. Столыпина как на успешную попытку решить аграрный вопрос. Данилов считал эту реформу запоздалой реакцией на крестьянскую революцию. Ученый подчеркивал, что эта реформа в действительности была разработана в 1880-х годах. Революционную активность крестьянства в 1902 г., послужившую провозвестником событий 1905–1907 гг., Данилов считал прямым итогом не прекращавшегося стихийного движения в деревне, разрозненно, с подъемами и спадами, происходившего в пореформенное время. Мира в деревне не было. Крестьяне требовали передать землю тем, кто на ней работает. Это требование входило в программы народников, эсеров, трудовиков, большевиков. В предреволюционной обстановке начала XX в., когда на историческую арену активно выступил пролетариат, сила и масштаб крестьянского движения резко возросли, оно радикализировалось. В России начиналась крестьянская революция, на основе которой развертывались все другие социальные и политические революции, включая Октябрьскую революцию 1917 года.

Исследования Данилова воссоздавали сложную и противоречивую картину отношений крестьянства с советской властью. Слившиеся осенью 1917 г. в единый поток стихийная крестьянская революция и революционно-преобразующая деятельность пролетариата с весны 1918 г., как подчеркивал Данилов, стали резко расходиться по своим интересам, целям, средствам. Даниловым была разработана общая концепция работ, намечены архивные фонды, подлежавшие исследованию, подобран квалифицированный коллектив исполнителей из разных научных учреждений, в том числе из самих архивов. В архивах работали, составляли комментарии и редактировали тома российские историки и архивисты. Лишь малое число документов попало в руки исследователей в период хрущевской «оттепели».

Много выступлений и публикаций Данилов посвятил объяснению причин общественного переворота начала 1990-х годов и прослеживаемых еще с 1988 г. его предпосылок, когда антисоциалистические тенденции, по его мнению, еще безболезненно могли быть повернуты вспять. Истоки переворота, развалившего огромную страну и уничтожившего ее общественный строй, лежат, по мнению Данилова, в установлении сталинской командно-репрессивной системы управления, ставшей подлинным термидором Октябрьской революции. Еще в 1930-х годах появились очевидные свидетельства того, что эта жестко централизованная авторитарная система тормозит социально-экономическое и культурное развитие, а выросший в ее рамках класс государственных чиновников жаждал превратить свои управляющие функции в частную собственность на огромные народные богатства. Переворот, исподволь готовившийся при гор­бачевском руководстве по инициативе партийной, комсомольской и государственной номенклатуры, был поддержан боровшейся за демократические свободы интеллигенцией. Население осталось в стороне от верхушечного переворота. Бездействие народа позволило ограбить и унизить его.

Таков круг проблем, которыми занимался Данилов. Прошедший чрезвычайно трудный путь в научной карьере и не оцененный в полной мере своими современниками, он как никто другой много сделал для исследования истории российского крестьянства, советского общества в целом. В центре его концепции исторического процесса всегда стоял человек, история с человеческой точки зрения. Видение истории России с позиции аграрника, изучавшего интересы, нужды и поведение крестьянства – подавляющего большинства населения страны до середины прошлого столетия – выделяет Данилова среди исследователей. Проблемы нэпа, индустриализации он рассматривал сквозь призму интересов и перспектив большинства населения. Некоторые коллеги выделяли у Данилова черты народника. Он в нюансах знал крестьянское хозяйство, быт, нужды и заботы крестьян. Работая над документами о массовых репрессиях, он переживал трагедию крестьянства как свою личную драму. Научный подвиг В. П. Данилова был оценен присуждением ему Российской академией наук в 2004 г. Золотой медали имени С. М. Соловьева.

---

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 165; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!