Глава X. Юридическое отношение 14 страница
Прежде всего возбуждает некоторое сомнение понятие о преступности, которое лежит в основе учения социологической школы. Следует ли видеть в ней факт нарушения установленных законом норм права? Но в статистике, на которой школа строит свои заключения, не входят гражданские правонарушения. Если дело идет об уголовно-наказуемом деянии, то социальное явление преступности зависит от изменчивых колебаний законодательной политики: передвинет законодатель проституцию в область наказуемых деяний, преступность быстро возрастет, освободит ее от наказания преступность упадет. Когда, после подавления революции, суды завалены работой, тюрьмы переполнены преступниками, что говорит этот социальный факт криминалисту, изучающему преступность, как социально-патологическое явление? Сами представители социологического направления, чтобы наполнить представление о преступности каким-нибудь содержанием, незаметно подводят вновь моральную оценку преступных деяний. Так, они нам постоянно говорят об опасности для общежития от преступных деяний, противопоставляют преступных и честных людей, указывают на рост преступности, как показатель деморализации или дегенерации. Но, если смотреть на преступление, как на социальное явление, то с этой точки зрения необходимо привлечь к делу статистику нарушений правил морали, не повлекших за собой уголовных последствий. Это, конечно, невозможно, а между тем это только и был бы социально важный факт, имеющий значение при оценке нравственных условий жизни общества. Неясность представления о преступности объясняется пренебрежением к формальной стороне понятия о преступлении.
|
|
|
Социологическая школа установила рост преступности. И число преступлений и число осужденных растет ежегодно, обгоняя рост населения. Наблюдение сделано в XIX веке. Но что значит этот факт в социальном отношении? Свидетельствует ли он об усиливающемся падении нравственности, или о несоответствии общественных форм росту сознательной личности? Не поддается ли личность приспособлению к общественной среде, или личность отстаивает свою независимость от общественного давления? Может быть, рост преступности стоит в связи с ростом действий, признаваемых со стороны государства преступными? Рядом с ростом преступности в количественном отношении замечается качественное изменение преступных деяний. Убийства, телесные повреждения, вообще преступления с кровью, уступают место имущественным преступлениям, среди которых опять-таки грабежи и разбои сменяются мошенничествами, подлогами, обманами. He указывает ли этот факт на смягчение личности в борьбе с обществом, несмотря на рост преступности, и на зависимость преступности от общественных условий?
|
|
|
Социалистическое крыло социологической школы, в лице Турати и особенно Колаянни *(238), поставило себе задачей доказать ошибочность воззрения антропологической школы, видевшей главный источник преступности в индивидуальных свойствах, и установить, что преступность питается всецело условиями социальной среды. Преступление есть явление социальное не только в том смысле, что оно оказывает влияние на общество, но и в том, что оно - продукт общества. Среда создает моряка, крестьянина, артиста, ученого, она же создает тем же путем и преступника. Индивидуальные факторы, при ближайшем рассмотрении, могут быть сведены к социальным. Когда, напр., указывается на то, что женщина совершает меньше преступлений, чем мужчина, то упускают из виду политическую и экономическую особенность положения женщины, ее замкнутость в домашнем кругу. Что касается космических факторов, на которых настаивают представители социологического направления, то и здесь, по мнению Колаянни, надо искать причины в социальной среде. Действие внешней среды по мере культурных успехов ослабляется, а между тем преступность усиливается. Если в известное время года усиливается количество краж, следует ли видеть в этом влияние космических сил или же влияние социальных условий, вследствие которых борьба за существование становится для отдельного человека, в известные моменты времени, труднее?
|
|
|
Среди социальных факторов выдающееся значение для преступности имеют экономические условия существования, a по мнению криминалистов социалистического направления, преступность сводится полностью к экономическому фактору. В этом отношении резкую противоположность представляют взгляды Гарофало, одного из вождей антропологической школы, и Колаянни, одного из видных ученых социологической школы социалистического оттенка. По мнению Гарофало, бедность и нужда не причины преступления, потому что пролетарий привыкает к своему положению. На преступный путь бедняка толкает недостаток чувства честности, лень, зависть к состоятельным. Бедность, утверждает он, не чаще приводит к преступлению, чем богатство. Последний тезис чрезвычайно опасен для мнения отстаиваемого Гарофало и мог бы быть в сущности принят его социалистическими противниками, как сильный довод в их пользу. Колаянни, превращая космические и антропологические факторы в социальные, затем социальные сводит к экономическим. Отсутствие домашнего уюта, недостаток средств к пропитанию, сопоставление своей нужды с роскошью богатого класса вот, что творит преступность.
|
|
|
Однако, самими приверженцами социалистического идеала высказывается сомнение, чтобы изменение экономического строя на началах равномерного распределения продукта народного труда способно было совершенно уничтожить преступность. Так, Ферри полагает, что не могут исчезнуть преступления чисто индивидуальные, как, наприм., убийство из ревности; по мнению Менгера, в социалистическом строе возможны новые виды преступлений, наприм., отказ от работы.
Следует помнить, что преступление есть явление государственно-правовое, вне государства и права возможны действия безнравственные, но не преступные.
§ 69. Уголовная ответственность
Литература: Фойницкий, Учение о наказании, 1889; Мокринский, Наказание, его цели и предположения, 2 части, 1902; Познышев, Основные вопросы учения о наказании, 1904; Сергеевский, Основные вопросы о наказании в новейшей литературе (Ж. гр. и уг. пр. 1893, кн. IV); Таганцев, Русское уголовное право, 1902, т. I, стр. 367-484, т. II, стр. 821-956; Hamon, Le determinisme et la responsabilite, 1898; Виндельбанд, О свободе воли, pyc. пер. 1905.
Уголовное правонарушение влечет за собой для виновника его уголовную ответственность. За преступлением следует наказание. Наказание есть, прежде всего, страдание, испытываемое тем, к кому оно применяется. Правда, возможны случаи, когда наказание представляется человеку радостью. Религиозный фанатик испытывает восторг там, где палачи думают причинить ему самые жестокие мучения. Исстрадавшийся от угрызений совести видит в наказании удовлетворение. Лишенный крова и пищи находит в тюрьме тот minimum условий существования, которых не дала ему жизнь. Но эти факты не опровергают положения, что для среднего человека наказание, состоящее в лишении его некоторых благ, представляет страдание. Указанные факты показывают только бессилие государственной власти, когда она встречается с большей силою. С другой стороны, неправильно называть наказание злом, если рассматривать его с точки зрения государства, применяющего его к преступнику *(239). Слово "зло" выражает нравственное осуждение действию. Между тем нельзя отрицать, что карательная деятельность государства, в общем, поддерживается общественным мнением, что не исключает возможности в некоторых случаях расхождения во взглядах общества и государственной власти на карательную меру. Утверждение, что наказание есть зло с активной стороны, особенно непонятно со стороны тех, кто говорит о праве государства на карательную деятельность *(240) или о нравственном допущении необходимости наказывать.
Страдание, испытываемое при наказании преступником, причиняется ему извне, а не исходит изнутри его души, в виде раскаяния, угрызений совести.
Наказание составляет страдание, причиняемое намеренно, сознательно. Поэтому под понятие о наказании не подходят страдания, причиняемые извне случайными обстоятельствами, хотя обычное словоупотребление пользуется при этом словом "наказание". Так, домовладелец, дом которого сгорел незастрахованным, признается наказанным за свою небрежность; так, болезнь может явиться наказанием за излишество.
Наказание есть страдание, причиняемое намеренно органами государственного оздоровления. Поэтому наказанием в типическом смысле слова не может считаться лишение отцом своего сына наследства за легкомысленный образ жизни, увольнение хозяином приказчика за недобросовестность. Однако, для понятия о наказании необязательно, чтобы применение его произведено было судебным органом, наказание может быть наложено и административным органом.
Наказание есть страдание, причиняемое намеренно органами государственного управления преступнику. Однако, эта характерная черта наказания составляет достояние нового времени. На ранних ступенях наказание применялось не только к лицу, виновному в преступлении, но и к его семье, его родственникам. Такое свойство имели в Русской Правде "поток и разграбление", a позднее конфискация имущества, ссылка. Правда, и в настоящее время от наказания, применяемого к преступнику, может страдать вся его семья, лишающаяся работника, но это уже косвенный но необходимый результат.
Наказание есть страдание, причиняемое намеренно органами государственного управления преступнику за совершенное преступление. Следовательно, под понятие о наказании не подходят те предупредительные меры, которые применяются по отношению к лицу, угрожающему преступным деянием. Напр., пьяный человек, похваляющийся, что убьет жену, отправляется в участок впредь до вытрезвления.
Полученное определение понятия о наказании возбуждает дальнейший и главный вопрос: где же основание наказания? Этот вопрос распадается на два вопроса: а) почему следует наказывать и b) как следует наказывать. Очевидно, что второй вопрос есть логический вывод из первого, и потому мы будем совместно рассматривать вопросы об основании наказания и его содержании. Если вопрос об основании наказания рассматривать как вопрос уголовной политики, то ему не место было бы в общей теории права. Но так как ответы на этот вопрос даются не только с точки зрения карательного идеала, но и с точки зрения объяснения карательной деятельности, то основание наказания должно быть рассмотрено при теоретическом освещении права в его исторической действительности *(241). В духе школы естественного права XVII и XVIII вв. создается договорное обоснование наказания, развитое наиболее ярко в трудах Фихте *(242). В основании государства лежит договор всех граждан, согласившихся признавать взаимную неприкосновенность, имущественную и личную. Нарушение права есть нарушение договора. "Кто нарушает в какой-либо части общественный договор сознательно или по небрежности там, где по договору рассчитывали на его предусмотрительность, теряет вследствие того все свои права, как гражданин, как человек, и становится бесправным". Он снова свободен как птица Vogelfreij и подлежит изгнанию из общества, условия жизни которого он не признает. Но, насколько цели государства позволяют, возможен иной исход-искупление вины посредством наказания. В общественном договоре, в виде дополнительного пункта, гражданину дается право на наказание, как замену изгнания (Abbussungsvertrag). Поэтому наказание должно быть исправительным. И после исправления преступник возвращается в общество. Если же примирение с обществом невозможно, то для неисправимых наступает изгнание, а при неповиновении или при возвращении преступник может быть подвергнут смертной казни. Однако, казнь есть дело полиции, а не суда, потому что это не наказание, а мера предупреждения. Как наказание, смертная казнь лишена смысла. Фихте подчеркивает свою мысль, что наказание есть средство для основной цели государства, общественной безопасности", но не самоцель.
Оставляя в стороне идею общественного договора, мы должны признать полную несостоятельность карательного соглашения. Взгляд на наказание, как на право преступника и на обязанность государства, стоит в резком противоречии с действительностью. Логическим выводом из взгляда Фихте на сущность наказания следовал бы вывод, что содержание наказания должно сообразоваться не с интересами государства, а с волей преступника.
Нравственное обоснование наказания пытался дать великий моралист XVIII столетия, Кант *(243). Наказание преступника есть требование категорического императива, исходящее из априорного начала, но не из опыта. Менее всего может рассматриваться наказание как средство для осуществления каких-нибудь общественных целей: человек никогда не может быть средством, потому что личность - это самоцель. Наказание составляет нравственно необходимое последствие преступления. Человек наказывается не для того, чтобы служить примером другим, а потому, что им совершено преступление (quia peccatum. est). Неизбежность наказания вытекает из идеи справедливости. "Даже если бы гражданское общество решило порвать взаимные связи (напр., если народ, обитающий на острове, решает разойтись по всему свету), то предварительно должен бы быть казнен заключенный в тюрьме убийца, чтобы всякий получил то, что его деяния заслуживают". Если наказание лишено всякой цели, то оно представляет собой идею нравственного возмездия (jus talionis). Поэтому наказание должно строиться по началу равенства с преступлением, согласно с ветхозаветным принципом: око за око, зуб за зуб. За убийство следует смерть, за изнасилование кастрация, за оскорбление унижение, напр., целование руки обиженного в присутствии свидетелей, за кражу срочные или вечные работы, даже рабство.
Такое грубое оправдание наказания, претендующее на нравственное обоснование. Помимо того, что в таком возмездии нет ничего нравственного, мы должны заметить, что остается невыясненным, почему наказание должно следовать за преступным действием, а не за каждым безнравственным поступком? Каким образом, отвергая целесообразность в наказании, может Кант объяснить право государства наказывать преступника? Почему наказание со стороны государства, а не месть со стороны пострадавшего? Невозможность уравнения наказания с преступлением по началу материального тождества слишком очевидна; как наказывать, напр., политические или религиозные преступления? Логическое обоснование наказания дает Гегель *(244). Право в объективном смысле есть общая воля (тезис). Преступление есть отрицание общей воли частной волей преступника (антитезис). Наказание есть отрицание частной воли общей волей, т.е. отрицание отрицания (синтезис). Таким образом, наказание представляется логическим процессом развития идеи, которая близко подходит к математической формуле: минус на минус дает плюс. Наказание есть утверждение права. Так как право есть осуществление абсолютного разума, то и наказание разумно. Это не акт возмездия, а дело восстановления (Wiederherstellung). Поэтому содержание наказания должно быть уравнением преступного действия, однако, не по началу материального равенства *(245), а по началу внутренней равноценности. Обоснование Гегеля встречает недоразумения в своих исходных началах. Можно ли считать право общей волей, можно ли допускать, что право всегда разумно? Если же право может быть неразумным, то отрицание отрицания не дает утверждения идеи права. Наказание не в состоянии уничтожить преступления, если оно оставляет непоправимые следы, как, наприм., в убийстве человека.
Религиозное обоснование наказания, характерное для средних веков, нашло своего выразителя в XIX столетии в лице ф. Шталя *(246). Правовой порядок является отражением Божественного мирового порядка. Государство установлено на земле для охранения в людях Божественных заповедей. Через государственную власть проявляется Божественная воля. Преступление составляет стремление стать выше этой воли. Потому преступление есть в то же время грех (dort die Sunde, hier das Verbrechen). Наказание - не восстановление права (нарушенное не восстановимо), а смирение дерзкой воли, возомнившей создать свой собственный закон. "Непредубежденное сознание каждого возвещает вечный закон справедливости, чтобы за злом (грехом-преступлением) неизбежно следовало наказание". Поэтому наказание не может иметь будущей цели или служить механическим средством, но оно составляет ответ на поступок преступника. "Бог или государство наказывают нарушителя права не для того, чтобы он страдал, а дают ему выстрадать для того, чтобы он был наказан". Сущностью наказания определяются виды и меры наказания. "Как и в какой степени восстал человек, так же должен он быть извержен".
Для нехристианина или для неверующего религиозное обоснование наказания не имеет никакой убедительности. Но сомнительно, чтобы оно привлекло и верующего христианина. Допустимо ли суд человеческий выдавать за суд Божий? Можно ли наказание, установленное людьми, считать за искупление греха пред Богом? "Не представляется ли истинно верующему", как замечает Таганцев, "кощунством это уподобление земского начальника или мирового судьи Творцу, воздающему каждому по делам его?" *(247) Правовое обоснование, которое выводит право наказания из идеи права, наиболее ярко выраженное в лице Биндинга *(248), хотя с различными оттенками, принимается многими современными криминалистами. В самом существе государственно-правового порядка лежит принадлежащее государству право на подчинение или послушание граждан. Это неписаное право. Если происходит нарушение приказов или запретов, то государству остается одно из двух: или оставить такое правонарушение (деликт) без последствий, или проявить свое право на подчинение, тогда последнее превращается в право наказания, которое осуществляется изданием уголовных законов. Восстановить нормальное отношение между преступником и законом уже невозможно. Но государство может требовать от преступника удовлетворения за неизгладимый вред, причиненный им правовому порядку. Наказание не имеет своей целью исправление преступника или заглаживание вреда, его задача состоит в том, чтобы принудительно подчинить преступника господству права. Право поругано, оно должно быть удовлетворено.
В этом взгляде обнаруживается два положения: наказание совершается во имя права и наказание совершается по праву государства. Первое положение приводит к тому, что право перестает быть средством для общественных целей, оно становится самоцелью. Второе положение приводит к совершенно непостижимому праву наказания в субъективном смысле, которое принадлежит государству.
К этому теоретическому обоснованию примыкают некоторые другие. "Уголовное правосудие", говорит Сергеевский, "не нуждается для своего обоснования ни в особых абсолютных принципах, ни в каких-либо специальных целях, к служению которых могут быть направлены или приспособлены отдельные карательные меры. Оно вытекает из сущности правопорядка. И цель его достигается самым фактом применения наказания; эта цель есть непрестанное поддержание авторитета велений законодателя" *(249). "В применении наказания", по мнению Таганцева, "нельзя видеть только государственную деятельность оправдываемую ее необходимостью и целесообразностью, но в ней выражается право, покоящееся, как на своем объективном основании, на сущности правовых норм, на природе правопорядка. Подобно тому, как права отдельных физических или юридических лиц покоятся на отдельных нормах права писанного или неписаного" *(250). По словам Меркеля, наказание, по существу своему, есть правовое притязание (Rechtsanspruch), заменяющее то требование, которое нарушено преступным действием, и представляющее собой его эквивалент *(251).
Прежде всего необходимо отказаться от права наказания. Такого права быть не может. Всякое субъективное право предполагает пределы, установленные извне. Кто же может дать государству карательное право? Если предположить, что государство само установило это право, то создается странное представление о законодателе, который сам себе дает право и сам судит, насколько правильно оно применяется. Государство имеет власть, а не право наказывать. Государство наказывает не потому, что имеет право, и не потому, что обязано карать, а потому, что находит это нужным и имеет к тому возможность.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 193; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!