У конца «третьей эпохи» (к практической теории социальной эсхатологии)



У конца «третьей эпохи» (к практической теории социальной эсхатологии)

Чтобы понять вещь, надо её сделать. Софокл

XX век подходит к концу, набирает темпы его последнее десятилетие, пора подводить итоги. По-видимому, уже не предварительные; с ними поздновато. Пришло время прогнозов. Относительно XXI века эта задача особенно сложна по многим причинам. Суть одной из них в том, что кризисные ситуации XX века, будучи особенно острыми и опасными, выявили кризис немалого ряда явлений и тенденций, уходящих в глубь истории и прорвавшихся именно сейчас. Среди причин – и скорость изменений. Мир менялся быстрее, чем наши представления о нём, причём представления эти часто были обманчивыми и иллюзорными. Да, XX век был веком великих иллюзий и неоднократно обманутых надежд.

Первое десятилетие обещало процветание и покой мира под главенством Европы. Однако мировая война 1914–1918 годов на многие десятилетия отодвинула Европу на второй план и показала всю иллюзорность надежд на мир. В 1920–1940-е годы, как казалось, капитализму и его экономике не по силам справиться с вызовом XX века, однако в 1945–1967 годы он пережил под «зонтиком» американской гегемонии такой подъём, которого до того не знал за всю историю своего существования.

При этом, по прогнозам некоторых учёных, новый подъём первой четверти XXI века, подъём, который сменит спад 1970–1990-х годов, будет ещё более мощным. Правда, предупреждают прогнозисты, скорее всего, это сильнейшее «взбодрение» станет вообще последним в истории капитализма, которому в его нынешнем виде осталось существовать 60–80 лет. Цивилизационно, рассуждают прогнозисты, капитализм в самом европейско-американском «ядре» демонстрирует признаки старения.

Одна из колоссальных иллюзий и несбывшихся надежд XX века – коммунизм. Долгое время многим наблюдателям, особенно левым, не говоря о марксистах (а не будем забывать, что в период между 1848–1968 годами марксизм был главной идеологией сил, противостоящих капитализму, и вообще левое движение было просто «на коне»), казалось, что коммунизм, охватывая всё большую часть мира, несёт этому миру экономический расцвет.

Даже когда в 1940–1960 годы антигуманность социальной практики строя для многих стала очевидной (если исходить из классического европейского смысла слова «гуманизм»), всему этому находились оправдания как неким временным издержкам. В любом случае «издержкам» противопоставлялись в качестве достижений успехи промышленного развития, экономический рост «социалистического лагеря» 1950–1960-х годов. Однако оптимисты были вынуждены приглушить восторги в 70-е и совсем замолкнуть в 80-е годы.

Если для «первого» мира стагнация 1970–1980-х годов стала всего лишь экономическим спадом – очередной фазой «кондратьевского» цикла, то для «второго» – коммунистического – мира это был крах: коммунизм оказался «в положении язычника, страдающего от язв христианства», причём раньше и сильнее, чем сами «христиане». С наступлением новой эпохи возможности существования замкнутых образований имперского типа в переформированном виде начали сходить на нет.

Много иллюзий и обманутых ожиданий преподнесли XX веку «третий мир» и «национально-освободительные движения». Распад колониальной системы, Бандунгская конференция, достижение национальной независимости, относительно неплохие показатели хозяйственного развития 60-х – начала 70-х годов – всё это усиливало оптимизм относительно экономического будущего этих стран, их политических отношений с Западом. Однако в 70–80-е годы для большинства стран «третьего мира» экономический рост сменился стагнацией. Согласно прогнозам, доля этих стран в мировом производстве будет сокращаться и в первое десятилетие XXI века, когда наиболее развитые страны капиталистической системы вступят в фазу подъёма.

Если же говорить о политическом аспекте дела, то иранская революция 1969–1980 и иракско-американский конфликт 1990–1991 годов суть те события, которые представляются символами как обострения отношений Юг – Север (в таких условиях, когда национально-ограниченные варианты экономического развития, будь то просоциалистический «некапиталистический путь» или «капиталистическая ориентация», в большинстве слаборазвитых стран не сработали), так и нарастания нестабильности и конфликтов между самими странами Юга.

По мнению Иммануила Валлерстайна, известного американского учёного, основателя школы миросистемного анализа, директора Центра Фернана Броделя по изучению экономики, исторических систем и цивилизаций, в ухудшающихся экономических условиях, когда на что-то могут рассчитывать лишь анклавы, у «третьего мира» (Юга) есть два выбора, и их-то и продемонстрировали Иран и Ирак. Первый – «выбор Хомейни», полное отрицание и поношение Запада, стратегия отрицания на цивилизационном уровне, то есть политика, с которой невозможно (или почти невозможно) найти общий язык.

Второй выбор – «выбор Саддама Хусейна», или светский «бисмарковский» вариант для Юга, где улучшение экономического положения достигается военно-политическим путём создания территориально крупного милитаризованного государства, контролирующего важнейшие ресурсы и, таким образом, монополизирующего жизненно важное звено в одной из главнейших товарных цепей экономики. По аналогии с миром Джона Рональда Руэла Толкиена и с учётом общественно-политических и идейных характеристик режимов типа иракского, я бы назвал этот вариант «конструированием Мордора».

Думаю, что Валлерстайн упустил ещё одну возможность: комбинацию обоих выборов – «Хомейни – Саддам», где Мордором будут заправлять не светские Сауроны, а фундаменталисты – исламские ли, индуистские ли, конфуцианские ли «антизападники». Вот такая комбинация – это уже очень и очень серьёзная угроза, потенциал которой неизмеримо возрастает, если учесть, что, по прогнозам, к 2025 году от 30 до 50 процентов населения Севера составят иммигранты с Юга (результат социовозрастных сдвигов на Севере, потребности в низкооплачиваемой рабочей силе, неконтролируемая и часто нелегальная или полулегальная миграция). Понятно, что такая южная сила с Севера будет нуждаться в идейных средствах мобилизации в борьбе за улучшение социальных и экономических условий (гастарбайтеров приглашают не для того, чтобы облагодетельствовать). Понятно и то, что состояние поляризации Север – Юг и роста агрессивности последнего (иракско-американский конфликт – первая война Юга против Севера) резко ослабит позиции Севера.

Пользуясь терминологией английского историка Арнолда Тойнби, можно сказать, что если цивилизациям древности вообще и неевропейским в частности coup de grace обычно наносил «внешний пролетариат», до этого длительное время «давивший» на них или даже «выкормленный» ими демографически (как это произошло с германцами на границах Римской империи), то в случае с капитализмом и современной европейской цивилизацией весьма вероятна такая ситуация, когда «внешний» пролетариат станет «внутренним». Вытеснит и подменит собой последний, в результате чего классовые противоречия примут национальную или даже расовую форму, дополненную межрасовой и межцивилизационной формой международных (межгосударственных) конфликтов.

Перефразируя слова Холмса из рассказа «Его прощальный поклон», можно сказать: «Скоро ветер задует с Юга, такой ветер, который ещё не дул. Он будет холодным и горьким». Много может быть унесено этим ветром. Успех сопротивления будет в немалой степени зависеть от цивилизационного потенциала участников борьбы, силы социокультурного иммунитета, содержания конкретной фазы цивилизационного развития, не совпадающей полностью с формационной, капиталистической. С этой точки зрения положение Европы, её цивилизации довольно тревожно.

Жан Гимпел, автор нескольких интересных книг, человек, весьма основательно позаботившийся о развеянии некоторых исторических мифов, заметил, что европейская цивилизация в своём развитии прошла два цикла: средневеково-ренессансный и современный (я бы добавил сюда третий, а точнее первый, – античный). Современный цикл, начавшийся в XVI веке, подходит к концу, тогда как Япония и особенно Китай (короче – Восточная Азия) вступают в восходящую фазу нового цикла, который может продлиться тысячелетие.

Если Гимпел оценивает европейский и восточноазиатский очаги мирового развития сами по себе и в большей степени в сфере социокультурной, то Валлерстайн, размышляя о ближайшем (2000–2050 годы) будущем капиталистического мира, историю и функционирование которого он рассматривает как процессы некой единой системы – миросистемы, куда в качестве антисистемных элементов входят и страны «реального социализма», – высказывает мысль о неминуемой борьбе за гегемонию в мире между объединённой Западной Европой, с одной стороны, и Японией – с другой. Если, развивает свою мысль Валлерстайн, учесть логику мировой борьбы за гегемонию в течение последних пятисот лет, то США должны быть на стороне Японии.

Логика эта такова, что в каждом новом туре борьбы за лидерство приходящий в упадок гегемон блокировался с будущим победителем (Голландия в XIII веке – с Англией против Франции, Англия в XX веке – с США против Германии). Ныне есть все основания полагать, что почти оформился американо-японский экономический консорциум, который, по мере очевидного ослабления США, будет превращаться в японо-американский.

Не исключена (в середине XXI века) новая – шестая (были: Тридцатилетняя, Семилетняя, наполеоновские, 1914–1918, 1939–1945 годов) мировая война, в которой, по мнению Валлерстайна, могут столкнуться два блока – японо-американский (плюс Китай, страны Юго-Восточной Азии, Латинская Америка) и западноевропейский (германо-французское ядро плюс Восточная Европа, СССР, арабские страны, Индия).

Конечно, можно спорить с американским учёным и о степени вероятности новой войны, и о составе участников возможных блоков. Ясно, однако, что, во-первых, центр капиталистической мироэкономики смещается в зону Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Во-вторых, по сути шестая мировая война может вовсе и не быть тотальным ядерным холокаустом. Это вполне может быть серия нескольких локальных войн – как это имело место во время Тридцатилетней войны, ставшей финальным аккордом великой капиталистической революции 1517–1648 годов, и в то же время зарёй капиталистической эпохи. Не приготовила ли нам история упражнение в симметрии?

Чтобы давать ответы на этот и подобные вопросы, необходимо не просто много знать. Как говорил Эсхил: мудр тот, кто знает нужное, а не многое. Необходимо не просто знать нужное, но знать, что именно нужно знать. В нашей публицистике последних лет, с обозначенным начальством «потолком», расхожим местом стали повторяющиеся утверждения о том, что мы прошли мимо многих достижений XIX века, не говоря о XX, и остались со знанием только «идеологически дозволенного» и общеизвестного. Это верно; только вот опять это «мы» меня смущает. «Мы» – это, по-видимому, и публицисты, которые пишут (часто диаметрально противоположное тому, что они писали в эпоху Строгого Начальства), и те, кто их читает. Наверное, всё же не все прошли мимо. Но дело даже не в этом.

Проблема в том, что плохо изучено и освоено – даже «идеологически» дозволенное и мало известно общеизвестное. Например, что знают наши учёные и «прогрессивная общественность» о марксизме? Что такое «советское общество», «социальность советского типа»?

Хорошо ли мы представляем и понимаем динамику и логику русской истории в Средневековье? А что такое вообще Средневековье? Мрачная эпоха по контрасту с блестящим Ренессансом? А может быть, наоборот? Иначе, почему зона Ренессанса, когда Европа вступила в капиталистическую эпоху, стала зоной и рефеодализации и контрреформации? Как так вышло, что в XVI –XVII веках на Западе возникло уникальное общество – капитализм?

Как вообще возникают качественно новые системы? Сводится ли человек к совокупности его общественных отношений? Исчерпывается ли общество своими качественно-системными характеристиками? Что отражают парадоксы – парадоксальность мира или несовершенство европейской логики?

Разумеется, между реальностью и знанием всегда есть некий барьер, и это надо осознавать. Но не менее важно осознавать наличие барьера между человеком (группой), с одной стороны, и знанием и реальностью – с другой. Не только знание формирует и творит реальность, но и реальность творит и формирует законы, определяющие сам ход знания, то, чтo человек видит и как видит. Речь – о факторах, обусловливающих и искажающих реальность.

(Продолжение в следующем номере)

Андрей Фурсов. Статья иллюстрирована рисунками художника Эсхера

 

 

У конца «третьей эпохи» (к практической теории социальной эсхатологии)


Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 126; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!