РЕЛИГИИ В САСАНИДСКОЙ ИМПЕРИИ
Появление манихейства вызвало резкую реакцию со стороны маздеизма, для которого оно было прямой угрозой, и подавление первого одновременно привело к преобразованию древней иранской религии, к её официальному признанию, к её расцвету и к общему гонению на все религии, осаждавшие в то время Иран. Похоже, с приходом династии Сасанидов положение маздеистского духовенства поначалу почти не изменилось, и жрецы, чьё желание увеличить свою власть пресекалось, сохранили тот же статус, что и при Аршакидах. Маги, магуш , могмарты или мобеды , как и эрпаты (херпаты ), простые чтецы и толкователи священных текстов, низшие служители с плохо определёнными функциями, ещё не имели ни статуса, ни организации, ни иерархии и занимали в обществе скромное место, намного более низкое, чем аристократия. Всё изменилось при Шапуре I, в большой мере под влиянием выдающегося человека – Картира (Кирдера), который в ходе исключительно долгой карьеры, начавшейся, вероятно, в конце царствования Ардашира, около 240 г., и завершившейся в последние годы века, начав с простого эрпата и постепенно пройдя по всем ступеням, возможно, им же и созданным, в конечном счёте стал магупатом , судьёй всей империи и хранителем храма Ардвисуры Анахиты в Стахре. Маздеизм был провозглашён государственной религией. Маги получили официальный статус, образовали общественный класс, магистан , «страну магов» (как страна афганцев будет названа Афганистаном), то есть корпорацию магов, и разделились по иерархии. «Учителя магов», магупаты , пользовались царской милостью и постоянно приумножали свои богатства, могущество, повышали свою роль в государстве. Наконец, в начале V в. или немного раньше над ними встал верховный глава, мобедан мобед , «маг магов» – этот титул был создан в подражание титулу Царя царей. Завещание Ардашира формулирует, может быть, идеальные отношения, какие существуют или должны существовать между духовной и политической властями, но каких несомненно никогда не будет ни в какой монархии: «Знайте, – говорит он, – что царская власть и религия суть близнецы, ни один из которых не может существовать без другого, ибо религия – это фундамент царской власти, а царская власть – хранитель религии. Царской власти абсолютно необходим фундамент, как религии абсолютно необходим защитник, ибо то, что не защищено, гибнет, а то, что не имеет фундамента, рушится». Однако конфликт между религиозными и политическими лидерами остаётся возможным и даже неизбежным: «[Никогда не бывает,] чтобы глава духовенства не оспаривал у властителя царства власть, какой тот обладает». Поэтому следует, «чтобы царь признавал за жрецами и людьми благочестивыми верховенство только религиозное».
|
|
|
При всей маздеистской ортодоксальности, на которую претендовала эта династия, чей родоначальник был жрецом храма Ардвисуры Анахиты в Истахре (Стахре), она вернула великой богине место, которое та утратила, и почти приравняла её к Ахурамазде. Как и он, эта богиня символически коронует царей на рельефах с изображением инвеститур. Особо почитал её монарх Нарсе. Тиридат Армянский до обращения в христианство упрекал святого Григория за то, что тот оскорбляет «истинных создателей, великую Анахиту, благодаря которой живёт Армения», а после обращения громил её храмы. Назначение верховным жрецом царского по преимуществу святилища – храма Ардвисуры Анахиты в Стахре стало высшей наградой для Картира, и, получив эту должность, он прославился.
|
|
|
Бывает, за преследованиями манихеев теряют из виду происходившие тогда же гонения на приверженцев других религий, которых в Иране несомненно было больше, чем иногда мы пытаемся себя убедить, и к ним привлекает внимание сам Картир в одной из четырёх сохранившихся его надписей, выполненных на среднеперсидском, а не на двух или трёх языках, что свидетельствует о его национализме. Эта надпись, самая интересная, насчитывающая девятнадцать строк и выбитая на «Каабе Зороастра», под текстом Шапура, датируемая 276‑280 гг., особо отмечает могущество и славу автора и, что ещё интересней, славит его действия в пользу маздеизма: «Учения Ахримана и демонов были изгнаны из империи и уничтожены в ней: иудеи, шраманы [буддисты], брахманы, назареи, христиане, мактики [неизвестно, кто это], зандики [манихеи?] были повержены [...] много огней [...] основано, много кровнородственных браков заключено, многие неверующие стали верующими».
|
|
|
Можно удивиться, что Картир первыми называет иудеев, и допустимо предположить, что он завершил своё перечисление религиями, которые считал самыми значимыми, самыми опасными, а именно – христианством и манихейством, если под термином «зандики», судя по всему, следует понимать манихеев; не исключено также, что именно малочисленные иудеи стали очень влиятельными и казались самыми грозными.
Об иудеях мы знаем мало, и разрозненные сведения о них позволяют в лучшем случае догадываться, какое место они издавна занимали в Иране. Ещё при Аршакидах один из них, Багарат, имел привилегию короновать царя. Йездигерд I (399‑420) женился на иудейке. У иудеев были школы в разных городах – в Вавилоне, в Сузах, в Пумбедите. Они оказали финансовую поддержку восстанию Бахрама VI (590) против Ормизда IV и Хосрова II. Одни сообщения дают понять, что власть им благоприятствовала, другие, напротив, говорят об их трудностях. Йездигерд II в 454‑455 гг. запретил им праздновать шаббат; убив как‑то двух магов, они подверглись репрессиям; за поддержку, оказанную Бахраму VI, они поплатились закрытием двух школ. Согласия между ними и христианами не было, если это правда, что после взятия Иерусалима Хосровом II в 618 г. они попросили персов разрушить Гроб Господень и были наказаны за это распятием.
|
|
|
Немногим лучше известно положение христианства. Судя по всему, в Иране оно быстро распространилось и добилось существенных успехов. В IV в. святой Иоанн Златоуст утверждал, что его доктрина изложена на языке персов; в V в. Феодорит Кирский отмечал, что персам известно Евангелие (Migne , Patrologie grecque, LIX и LXXXIII); присутствие христиан засвидетельствовано в Бактрии и Согдиане. Говорят о восьмидесяти епископствах в Иране. Не подлежит сомнению, что очень рано, вероятно, со времён царствования Шапура I, священные тексты действительно переводились на персидский язык, что отвечало как потребностям христиан, желавших обращать маздеистов, так и потребностям маздеистов, которые были намерены полемизировать с христианами. Обращение Армении в христианство, объявленное в 301 г. государственной религией, обращение, которое в большой мере было заслугой святого Григория Просветителя, позволило этой стране обрести единство, но сформировало его в борьбе с Сасанидами и персидским маздеизмом, отчего христиане стали выглядеть врагами Ирана. Такое впечатление дополнительно усилил Миланский эдикт 313 г., предоставивший христианам Римской империи свободу вероисповедания, поскольку с тех пор Сасаниды сочли, что Римская империя стала христианской, что было правдой, и что христиане как византийцы – их естественные враги, что было неправдой. Понадобились создание отдельной иранской церкви в Селевкии‑Ктесифоне, выступление собора, состоявшегося в том же городе в 410 г., за несторианство, назначение католикоса, пяти митрополитов и тридцати епископов, чтобы это мнение изменилось. Надо ещё отметить, что басилевс по‑прежнему считался главой христиан, коль скоро в 590 г. тюркских воинов‑христиан мятежного Бахрама Чубина отослали в Константинополь, поскольку персы полагали, что те ему подчинены.
Политика Сасанидов по отношению к христианству всё время колебалась между благоволением, терпимостью и преследованиями – эти гонения были вполне реальны, но их размах и последствия, должно быть, преувеличены. Арнольд Тойнби (Toynbee, 1963, р. 248) справедливо подчёркивает, что в IV в. византийские несториане находили в Иране убежище – конечно, потому, что их преследовала власть, но ведь они были христианами. Разве святой Евгений не исцелил сына Шапура II? Разве Хосров II (590‑628) не женился на христианках, на византийской принцессе Марии и на прекрасной Ширин, «Сладкой», её сопернице, героине романа, который приведёт в восторг мусульманский мир? Разве его не подозревали в том, что жена обратила его, пусть он даже избивал христиан, когда в его земли вторгся Ираклий? Разве христиан наряду с маздеистами и маздакитами не пригласили в 529 г. на собрание, которое осудило последних? Разве католикос Ишояб не осведомлял Хосрова II о действиях византийцев? Разве Сасаниды не вернули, несомненно под нажимом, 14 сентября 629 г. Ираклию крест Христа, похищенный в Иерусалиме, – и это событие церковь всё ещё ежегодно поминает во время праздника Воздвижения Креста Господня?
Степень жестокости и эффективность антихристианских мер, мученичеств, при Шапуре II в 350 г., при Бахрам Гуре (421‑438), при Хосрове I (531‑579) оценить невозможно... Должности некоторых из жертв, например, великого евнуха при Шапуре, показывают, что христиане просочились в правящий класс; должности некоторых гонителей, например, мобедан мобеда Михр‑Шапура, ещё при Йездигерде I тщательно подготовившего избиение времён Бахрам Гура, свидетельствуют, что преследования совершались не только по политическим причинам, но также из фанатизма. На отношение Сасанидов к христианам, то благоприятное, то неприязненное, влияли отношения с соседями – друзьями, а чаще врагами, но сохранялись и старинные принципы терпимости, иногда дававшие о себе знать. Можно допустить, что Кавад I в 529 г. дал убежище семи учёным эллинской философии только в пику Юстиниану, закрывшему Афинскую академию, но ведь не по той же причине Хосров через несколько десятков лет включил в мирный договор с Византией статью, предусматривающую, чтобы эти учёные, страдающие в изгнании, могли вернуться домой...
Сильный расцвет буддизма с III no VII в. в Восточном Иране, современном Афганистане, начавшийся при кушанах, говорит о терпимости Сасанидов. Они в прямой или косвенной форме были властителями Бамиана, когда там были высечены в скале две больших статуи Будды (IV и V‑VI вв.), уничтоженные режимом талибов , и когда в подражание рельефам Так‑и Бустана был написан лунный бог властителями Фулади и Habak [Какрака?], когда там устраивали пещерные монастыри (V‑VI вв.), когда украшали фресками монастыри Фундукистана (VI–VII вв.) и Дильберджина (V–VII вв.)... и не надо забывать, что именно при их власти Хадда произвела на свет свои прекраснейшие шедевры. В сасанидском стиле, свидетельствующем, что брак Ирана и буддизма был счастливым, в Духтар‑и Нуширване изображён словно скопированный с «кубка Хосрова» князь‑наместник Бактрии, в Кераке – «Царь‑охотник» с развевающимися лентами. Пока Сасаниды царствовали, буддизм процветал. И он не замедлил исчезнуть с пришествием ислама.
Трудно понять причину, побудившую Картира упомянуть индуистов (под именем брахманов), потому что их присутствие в Иранской империи было как минимум малозаметно. Естественно, там были индийцы, не принадлежавшие к буддистам, но они не создавали общин и не пытались распространять свою веру. Даже в искусстве их влияние было минимальным, и его можно заметить разве что в Согдиане или в Сериндии (Хотане), в изображениях бога Шивы.
САСАНИДСКОЕ ИСКУССТВО
Единственный впечатляющий памятник, сохранившийся от сасанидской эпохи, – дворец Шапура в Ктесифоне, который в конце XIX в. был ещё почти невредим, а сегодня полуразрушен. Его внушительный фасад образует громадная голая стена, которая украшена четырьмя ярусами глухих ниш, фланкированных выступающими колоннами, и прорезана по центру большим айваном , огромным сводом высотой 37 м, шириной 24 м и глубиной 43 м. От нескольких мостов‑плотин в Хузистане, иногда ассоциирующихся с римлянами, которые, возможно, работали на их строительстве, остаются красивые развалины. Что касается городов, основанных при владычестве Сасанидов, в том числе «Красавицы Шапура», Бишапура, построенного по гипподамовскому плану, а не по круглому плану времён Аршакидов, где сохранился храм огня и красивые ниши III в., отделанные штуком, то они почти разрушены. Один из самых знаменитых ансамблей – укреплённый замок близ Фирузабада, Калайе‑Духтар.
Каменная скульптура сохранилась намного лучше. Не считая колоссальной статуи Шапура высотой более 7 м, установленной высоко в нише внутри грота, послужившего, должно быть, гробницей этому суверену, она, как и скульптура времён Ахеменидов, представлена скальными рельефами, но ей неведома отделка стен, столь мастерски выполненная в Персеполе, и к тому же она холодна и условна. Аммиан Марцеллин (XXIV, 6, 3) дал ей неплохое определение: «Вообще у персов живопись и скульптура имеют только один сюжет – убийство и война». Действительно, ей далеко до гуманности персепольских композиций. Набор иконографических сюжетов, в скульптуре ещё в большей мере, чем в изделиях прикладного искусства, крайне ограничен. Изображали – но неустанно – одни только инвеституры, царские триумфы, царя, который сидит на троне, охотится, сражается. Божества, Ахурамазда и реже Ардвисура Анахита или Митра, – антропоморфны и отличаются от людей только головными уборами, последний – солнцем вокруг головы. Корону, символ царской власти, суверену передаёт бог, и монарх будет носить её на голове всегда, даже не в самых подходящих ситуациях.
Древнейший и в то же время крупнейший рельеф был выполнен в Фирузабаде для изображения победы Ардашира I над Артабаном. При его создании были, довольно грубо, установлены нормы, которые в дальнейшем неуклонно соблюдались. Монарху полагались длинные волосы, ниспадающие волнами на плечи, развевающиеся ленты, остроконечная борода, жемчужные ожерелья. Самые красивые сцены инвеституры – это инвеституры Ардашира I, пешая – в Фирузабаде, конная – в Накш‑и Рустаме; Шапура I, вместе с изображением триумфа этого царя; Бахрама II в Бишапуре, все III в., и инвеститура Ардашира И, в которой появляется Митра на лотосе, держащий в руке барсом, пучок веток (IV в.). В каждой сцене Ахурамазда находится напротив суверена и, протягивая руку, передаёт ему корону... Ещё две, инвеституры Нарсе в Накш‑и Рустаме (III в.) и Пероза в Так‑и Бустане (V в.), с последней из которых соседствует конная статуя царя, имеют ту очень интересную особенность, что в церемонии наряду с Ахурамаздой принимает участие Ардвисура Анахита, и оба передают корону. Прекраснейшие сцены триумфов изображают триумф Шапура I над Гордианом (Бишапур), над Валерианом и Филиппом Арабом, где басилевс, на сей раз патетически, бросается к ногам победителя (Накш‑и Рустам), и Шапура II (Бишапур), где поверженного на землю врага топчут конями. Прекрасно изображён Ормизд II на коне во время сражения, выбивающий противника из седла, на рельефе начала IV в. (Накш‑и Рустам). Ни одно изображение, в том числе Бахрама II, убивающего львов, в Сар‑и Мешхеде, не может сравниться с большой сценой охоты на кабанов, украшающей стены в Так‑и Бустане, очень многообразной, очень живой, где иранское анималистическое искусство вновь обрело весь свой гений, особенно в изображениях слонов (V в.), – гений, проявивший себя и в штуковых рельефах: кабан из Дамгана (Тегеранский музей, VI в.), павлин из Ктесифона (Берлинский музей, VI в.). Некоторое композиции, совершенно мирные, как Бахрам II на троне в окружении четырёх сановников или членов семьи (Накш‑и Рустам, III в.), уже упомянутый портрет Пероза и портрет Бахрама II, служат опровержением слов Аммиана Марцеллина.
Сасанидская живопись известна почти исключительно по фрескам со сценами охоты (IV в.), найденным в Сузах. Мозаика – по прекрасным композициям, покрывающим пол айвана в Бишапуре (III в.). Она, конечно, имеет не местное, не иранское происхождение и испытала влияние Рима или сирийских школ. В её сюжетах большое место занимают женщины (сидящая женщина, играющая на арфе, напоминая о важности музыки у Сасанидов, плетущая венок). Здесь открыто появилась обнажённая натура, до тех пор неизвестная иранскому искусству. Её изображения встречаются на предметах роскоши, на вазах и чашах, особенно на последних, столь часто принадлежавшим царям, и должны были ассоциироваться с опьянением и блаженством. Раздетые танцовщицы соседствуют здесь с музыкантшами, со сценами охоты или пиров (графин из Тегеранского музея, чаша из Балтиморского музея, VI в.). Этих изделий до нас дошло немного, и одно из них считается шедевром: оно известно как Чаша Соломона, а на самом деле это «чаша» Хосрова I, VI в., из золота и горного хрусталя, отделанная рубинами и стеклом, собственность Французской Национальной библиотеки. Ткани, возможно, в позднее время, стали основной продукцией сасанидского Ирана. Они быстро и надолго завоевали Запад, где базилики и монастыри собирали коллекции этих изделий.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 203; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!