Глава 4. Место, в котором всё
Несколько недель Милена ничего не писала. Она не могла, отвлекалась на другие идеи или думала не о книгах. Она даже решила снова попробовать нарисовать своего персонажа, и, знаете, получилось весьма интересно. На фоне зелёной травы и розовых цветочков шиповника получились довольно милые кадры. И ей захотелось продолжить.
В городе слышался запах. Странный, учитывая, что везде были только одни дома. А пахло вовсю шашлыками. Нос чесался от какого-то странного чувства, и вдруг захотелось есть. Милена подумала про шашлыки на природе, как было бы это интересно и вкусно, как было это когда-то и на её памяти. Запах мая, который всегда становился предвестником лета, может ожить на страницах. А что мешает? Стоит лишь написать.
Она увидела полянку, полную маленьких солнышек. Золотистые и лимонные головки как будто качались в такт ветра. Это были обыкновенные одуванчики, но почему-то такие красивые. Как будто она их не видела никогда прежде! Как будто не знала, как выглядят, или испытывала другие чувства? Как будто не испытывала совсем ничего, а сегодня вернулась вдруг к жизни.
…Солнечный диск был уже достаточно высоко. Эльф чувствовал затылком, что денёк выдался довольно жарким. Волосы уже были горячими, а наглая тень, как специально, искрилась прожилками света. Огромная жёлтая поляна была впереди него. Ибир не был мечтателем, восхищающимся подобными мелочами, но всё же он видел их, а потому не мог не заметить, до чего же те хрупки и красивы…
|
|
|
***
…Практически каждое утро будило красивым пением, не только солнце, но и маленькие крылатые птички хотели поднять занавес ночи. Они щебетали, залетая в эльфийские окна, усаживались на ладони проснувшихся эльфов-детей или ждали, прохаживая по просторам кровати.
У Ибирстайля также был свой маленький друг. Эта птица, точнее ещё совсем птенчик, прилетал, однако, каждое утро. Сначала под надзором родителей, а после уже и сам – с птичьей гордостью, радостный и переполненный чувствами. Он ждал своего большого друга и знал про ответные чувства. Ушастый всегда кормил его, никогда не давал плохого. Он показывал ему цветы, когда шёл сам куда-то по лесу. Птенчик летел следом и чирикал, и, бывало, садился на плечи.
Ибир, по правде, считал его уже своим, но при том не имел ни клетки, ни какого-либо другого домика. Маленький соловей был пленником только одной клетки – жизни, или ладно, огромного Леса. Ввиду этих самых воззрений эльф так сильно не понимал людей, что жили по другую сторону зелёного дома. Те держали птиц в маленьких клетках, заставляя их умирать раньше времени. Они держали их буквально в проветриваемых гробах, потому что лишали свободы, а значит, и самого главного.
|
|
|
Птенчик прилетал с песней и нередко на песню Ибира. Тот пытался привлечь малыша, пусть и не знал его звонкого птичьего языка.
…Если солнце встало – грейся светом,
Нет – лучом, оставшимся одним…
Я умру, когда мне стукнет тридцать,
Когда сердце уж не будет биться.
…Но в душе мне 15, значит, смерть не придёт…
…Это всё увидела она, проходя по обычной улице. Милена всегда обращала внимание на животных, а те как будто бы на неё. Смотрели, разглядывали и приветствовали. Стайка коричневых воробьёв пролетали над головой в быстром танце…
***
…А он снова бродил по лесу. Одиноко искал смысл жизни, иногда находил, после терял, искал снова. Он просто не мог смириться с тем, что смысл может быть лишь один и хотел попробовать всё, что возможно. Потому-то и жил один, не любил ни в чём однообразие, не мог ужиться с другими, точнее лишь не хотел, боясь потерять интерес, а то есть новизну ощущений.
Ибирстайль был пленником своих чувств. Так же, как и его создательница, он жаждал вкусить жизни, понюхать её и потрогать, и при этом остаться самим собой. Редко пересекался с другими эльфами, но это всегда было счастьем, его любили и почитали, ценили за мудрость слов и меткость слов-предложений.
|
|
|
Одиночество не было изгнанием, а скорее лучистым счастьем. Однообразие тяготило и мучило. Каждый день хотелось чувствовать что-то, познавать, постигать и учиться… И он делал всё, избегал только одного – злых людей. Добрые люди считались у эльфов мифами и, к сожалению, было за что так думать. Они ломали деревья, когда просто гуляли по лесу, рвали и выбрасывали вскоре цветы, ловили и похищали бабочек, не давали ничего лесу, а им, эльфам, приходилось упрашивать этот Лес, этот срезанный ствол найти в себе силы и отрасти снова. Эльфы просили слезами, чуткой красивой девичьей песней. Ибир тоже просил Лес закрыть глаза и держаться. Но Лес был своенравным или настолько уставшим, что, бывало, кивал, обещал и молчал, и даже трава не росла на месте упавшего дерева…
Он говорил, что являлся Слугой Природы (персонифицированной природой, иногда даже так), что он создан лишь для благого дела, но то, что выглядел как человек, было большой проблемой. Лес не хотел прощать. Природа становилась бессильной. Зелёный дом не верил, что и люди бывают хорошими, потому что считал всех хороших людей эльфами, а эльфов путал с людьми, становился слаб глазами-ветвями и думал настолько ошибочно…
|
|
|
Ибир пел и песней просил поверить. Он сам пусть и не видел людей, не встречался с ними, как следует, но верил, что настолько похожие на них существа, не могут быть настолько злыми, жесткими. А даже, если такие, то, наверное, хотя бы не все. И Лес постепенно верил, начинал кивать и шелестеть в новом спокойном ритме. Ветер свистел чуточку тише, не с такой неприятной для жителей скоростью. Ветви поднимались к верху и впитывали больше солнца, а крупные яркие цветы-глаза рыдали блестящей росой, желая верить словам и историям и одновременно с тем ещё не до конца веря им, боясь верить.
Гладкие и длинные тёмные волосы касались ствола и сливались с тёплой корой. Лес дышал в том же ритме, в котором дышали жители. И, когда Лесу было совсем плохо и одиноко, они прокрадывались к людям в город, покупали новые деревца и дарили их своему Лесу. А тот с радостью и слезами принимал новых маленьких жителей. Лелеял их нежным ветерком и пригонял к ним больше дождевых туч. Он шептал цветам, чтобы те переползали к новеньким и росли у их тоненьких ног, чтобы им здесь было не страшно, не холодно, и цветы послушно выполняли роль собеседников и были красивым и ярким разноцветным ковром и другом.
Ибир особенно любил такие деревца. Обходил их со всех сторон, стараясь не наступить ни на один лепесток, ведь те чувствовали всё, как и мы, и не хотели ранить свои зелёные лапки. Он ходил, проверял, осматривал и касался руками, точно передавая так скрытые в себе силы-энергии. Точно он был до такой степени влюблён в эту бесконечную зелень, подстилку-траву и зелёное ветвистое небо. Точно он… А на самом же деле просто был благодарен. За дом, красоту и еду, и себя, спасённого этим лесом. Ведь если бы не волшебные снадобья, сваренные из этих трав и цветов, не видать бы ему было ни новой весны, ни лета. И он умер бы ещё несколько лет назад, оставив на любимой полянке зелёное возвышение и кучку красных кровавых лилий…
***
А потом… (Здесь должен начаться сюжет.) Милена долго мучилась с тем, что именно случится с её персонажем. Она перебирала истории, как перчатки, меняла их, примеряя то одну, то другую и едва ли сошлась на том, что оставит, как есть, всё. Не станет переписывать снова, начиная от первой главы. Много это и смысла нет. Не то она хотела показывать. Не виновата, что подкрался коварный кризис, и тема была не её. Не виновата! И Ибир не виноват! К сожалению, так получилось.
«Пусть это будет история-зарисовка из жизни эльфа. О нём самом, авось, будет написано ещё что-то. Там я не стану отвлекаться на себя и, даст бог, будет немного проще. Пусть будут зарисовки, отрывки и то, как оно писалось.
А печальный сюжет… Считайте, он уже начался…» Милена попробовала описать самого эльфа, пока что первого на её практике. Немного не такого, как принято их считать, немного иного, собственного. Это – не рассказ о его приключениях, это по сути основа, только основа и всё. История создания. И, возможно, не только Ибира. Какой-то отрывок из этих глав вполне может отойти к другому – новому персонажу. Об этом уже говорили.
Хотела за двумя зайцами погнаться, погналась. Уже или сюжет, или история создания. И девушка сделала выбор. И выбором своим показала всю сложность зарождения новой идеи, когда может измениться враз всё.
Глава 5. Девушка-любовь
Люди снова вторгались в Лес, нарушая его зелёное спокойствие. Вторгались в жизнь эльфов и так убивали реальностью сказку. То и дело среди цветущих полян появлялись сначала скамейки, а после люди, сидящие на них, гуляющие по лесу, туристы. Они ходили здесь, но Его величество Лес не любили, не берегли, и Лес то и дело ставил таким людям подножки – корни сплетались в тугой клубок, из которого нельзя было вырваться. А как знал? Читал в их глазах и их сердце.
…Она стояла на коленях, пачкая своё зелёное платье. Тонкая блестящая ткань у подола была влажная от росы и одновременно с тем пахла цветами. От девушки буквально расходились лучи этих невидимых ароматных энергий. Длинные густые волосы с вплетёнными розами и ромашками напоминали огромный букет. И глаза её, глубокие до беспамятства, казались маленькими колодцами, но при первом попадании солнца – вспышками новых звёзд.
Он встретил её у дерева. Незнакомка даже не шелохнулась. Не обернулась, но поприветствовала Ибира. Но почему-то он, ещё не зная, кто такая она, уже почувствовал исходящие свет и тепло, знал, что у них есть общее «лесное» начало. Причёска скрывала заострённые ушки и серьги с яркими драгоценностями, но предчувствие не подвело, это была эльфийка. Одна из тех, кто особенно славилась в Лесу своим пением и большой великодушной семьёй. Кажется, это она. Он не мог перепутать.
…Нежная и тонкая рука была холодна, но прекрасна. Зажатая более сильной рукой, должно быть, чувствовала уверенность и спокойствие. Девушка изредка поглядывала на лицо Ибирстайля, но чаще всего смотрела только под ноги, молчала. Они продолжали идти по зелёной извитой дорожке, держась за руки и слушая только Лес…
Лес можно было слушать в прямом смысле этого слова. Он пел маленькими ртами, сокрытыми в толще коры. Говорил сам с собой или беседовал с птицами. Лес также мог слышать и слушать – уши находились на поверхности толстых стволов. Их можно было увидеть даже обычным взглядом. Рты, уши, глаза. У него было всё это.
Мимо деревьев – в поле, что было в нескольких метрах. Они вышли на большое пространство, всё такое же зелёное и полное света, но теперь также полное воздуха. Высокое небо, высокие травы, только деревьев-надзирателей нет. Ибирстайль, Шилавэль и больше никого лишнего.
Обычно по этому полю или на границе него изредка гуляли люди, но сегодня повезло их не встретить. Нелюбимые и ужасно похожие на сородичей существа не мозолили глаз, не заставляли сердце сжиматься лишний ненужный раз.
Солнце вспыхнуло, точнее оно и не гасло. Зелень заискрилась в который раз, постепенно меняясь на новый оттенок. К ней внезапно прибавился красный и золотой. По мере движения влюблённой пары вырисовывалась маковая поляна. Красные волны. Красное море. Красное, как будто кровь. Или красное – красивое, от любви? И в тот момент сама Шила также напоминала цветок, огромный и красный, прекрасный. Право, как и ведьма-любовь!
Юная дева-эльфийка шла и тихонько пела себе под нос. Кончики тонких пальцев касались головок цветов. Идущая скользила по ним, точно по макушкам игривых волн. Поле-море принимало такую гостью и только кивало в ответ… И волна выпрямилась, всколыхнулась, прильнула, а девушка лишь рассмеялась, показав крошечные ромашки зубов.
Длинные цвета солнца ресницы скрывали её робкие прозрачные, точно большие росинки, глаза. Здесь ли, или за полем, под ветвями раскидистой ивы, в тени большого моста, она была так же красива… И Ибирстайль больше не сдерживал чувств.
В лесу, возле реки или на самой границе поля и ближайшего людского города, в сени огромной малиновой чайной розы он говорил слова, свойственные всем героям влюблённым.
…И они уже не обращали внимания ни на что. На сгустившиеся преддождевые синие и тяжёлые облака, на щебечущих, будто смеющихся с них птиц и людей, показавшихся на горизонте. Те пришли не за ними, но они направлялись к розам. На краю города было много тех, кто продавал пакетики розовых лепестков. И это были те самые люди, приходящие опустошать красоту!
Эльфы могли возмутиться, прежде всегда было так. Но что-то пошло иначе, точнее стало наоборот. Влюблённые, окрылённые и точно бы очарованные, они прощали этих мелких воришек-торговцев и прочих лесных обидчиков. Также срывали розовый цвет и утопали в его сладком тянущемся по ветрам аромате… Они были теперь как люди, только с другими ушами. И, казалось, что эта мелочь, не значила больше совсем ничего.
Все грани стёрты. Двери обнаружены и распахнуты. Окна пробиты насквозь или отворены сильным ветром. И много ещё всего сделано или доделано, точно все стихии в лице одной соединились в Любви и сделались вмиг чем-то глобальным, величественным и необъяснимым, возвышенным и утончённым, и настолько же непонятым, непознанным.
…Рядом просыпался город, а они продолжали гулять вдали от сторожащих деревьев, слушали первые крики, звуки, рождённые не в Лесу. Смотрели на то, как поле медленно вливается в дачи, те превращаются в маленькие домики, а домики – в большие дома. Испытывали странные чувства и радовались… Но не было объяснения у героев, о том, с чего это взялось. Точно ещё утром ты жил обычной спокойной жизнью, а завтра проснулся влюблённый – пропущен большой фрагмент. Слишком много утаено слов, чтобы сделать подобное настоящим. Легче просто стереть и забыть. Взмахнуть один раз кистью, ластиком или развеять по ветру. Один раз вернуть всё назад и забрать у жизни яркое чудо…
Это просто было не по сюжету. Места таким моментам в истории, увы, совсем не нашлось. Может, в следующий раз – не сейчас. В иной книге, иной истории, или ином стихе, здесь было это не сказано. Ошибка или такой странный ход? Просто автор всегда видит больше и может себе позволить подобное, пусть даже только себе или себе и огню, обожающему вкусную исписанную с обеих сторон бумагу… Пусть даже так, не спорю, бывало, бывало не раз.
…Милена посмотрела на листы с написанной на них любовной историей. Перевернула блокнот, перечитала ещё раз, задумалась. Покачала головой и с силой вырвала их. Она хотела разорвать всё на маленькие кусочки, так как это «снова было не то и не так» и, в первую очередь, не по сюжету. Погорячилась, затем успокоилась.
Вырванные цветные листы станут частью иной истории. Обзаведутся иными именами, подробностями, скорее всего лишатся эльфийских ушей, но они также продолжат жить, только вдали от Ибира.
…А всё просто потому, что было удивительное мечтательное настроение, клейкие листочки на ветках и бабочки в ветвях, облаках. Слишком много красоты в один день. И слишком много эмоций… Грёзы. По сути пустые сны. Это были, и вправду, они, только написанные и прожитые, такие хрупкие, такие нежные, почти настоящие, пропитанные жизненным цветом и ароматом. Они…
Но всего лишь пустые сны! Милена записала их, чтобы использовать после. Она даже не думала вставлять эпизод в эту картину, разбавляя её таким ярким штришком. Нет, она просто видела её в этих лицах. И просто уже привыкла. Созданный в начале месяца эльф постепенно становился ещё одним продуманным образом и другом печальной девушки. Такой же, как Ориби, Лай, Вит или Лирс… Их можно перечислять бесконечно! Но проку, как видите, нет.
Надо писать. Писать дальше… Зачиталась, замечталась, нет, не влюбилась, а иначе был бы роман!
Глава 6. Жизнь героя
Спустя ещё один месяц появилось долгожданное продолжение. Месяц Милена маялась, не зная, как повернуть сюжет. Она стала жить жизнью обычной девушки и как будто бы даже забыла о том, что она – писатель. Даже несколько раз удивлялась самой себе о том, как можно столько писать и как можно писать вообще, откуда каждый день брать время, идеи, когда день пролетает с безумной скоростью?
Лежала и нежилась в тёплой ванне и смотрела на пенные лиловые пузырьки, или гоняла на велосипеде, или ходила по магазинам, изображая из себя смельчака, который не боится жары и солнца (на самом деле у неё была аллергия). Занималась обычными делами, но изредка вспоминала про Ибира. Снова подстриглась, волосы стали теперь до ушей. Одна короткая прядь окрасилась в ярко зелёный. Прикупила красную майку, рваные джинсы и кроссовки с необычной подсветкой. Если взять в придачу ещё перламутровый рюкзачок, который носился по ветру от одного плеча и к другому, то нет ничего удивительного, что девушку путали все с подростком. Она, действительно, выглядела намного младше, чем есть, улыбалась, откликаясь на «девочку», и даже старалась жить, примеряя на себя этот облик. Милена всегда отличалась особенной яркостью, а от того была необычной и запоминающейся для себя, для других, точно жизнь у неё измерялась в фотографиях и картинках, и это было всё так – она делала яркими воспоминания.
Но ни новая майка, ни кроссовки, ни рюкзачок не могли ничего изменить – из головы хоть и не выходил этот новый и модный образ, но это был всего лишь ещё один персонаж, какой-то модный подросток. Милена знала, что у него будет короткая стрижка, стразы на дорогой одежде и украшения. Пусть будет всё то, что ей так сильно нравится, но пусть также будет сюжет, с которым у неё очень тяжко…
Было тяжко, а после чуть-чуть полегчало. В один момент перед глазами снова пролетели изображения – кадры будущего сюжета. И ровно в тот самый день и в тот миг Ибир снова ожил, встрепенулся, задышал, подпрыгнул от неожиданной порции слов и снова поздоровался с Лесом…
Милена снова увидела текст, почти что в прямом смысле этого слова перед глазами заплясали слова и буквы, образы, которые проплывали перед глазами и до этого были бесформенными, зазвучали стройными предложениями, как будто уже написанными, прочтёнными быстро с листа. Розовые жемчужины – июньские дни пролетали с невиданной скоростью, один за другим, сначала дни, после – недели. И вот уже жаркий июль… И снова кромешная неизвестность, впрочем, не такая уж тёмная…
Её съедало беспокойство на тему того, как именно будет оценена эта книга. Что скажут люди и скажут ли что-то вообще, или опять у огромного романа будет один единственный читатель, и тот – очень занятый человек… Кризис ли это, или что-то ещё – непонятно, ясно лишь то, что другим, подобного, действительно, не понять. Люди в своей основе эгоистичны, каждый думает про своё «я», но у таких людей кроме вас есть своё «я», а у Милены и каждого конкретного автора – только «я», ведь никто другой не сможет встать на её место… Вот почему так важно, так обидно, больно и возмутительно. Какими бы ни были вы для другого, у него есть вы и есть он, а у вас – только вы в главной роли… Другой не в силах понять, почему вам так грустно, потому что ему невозможно прочувствовать ситуацию так, как вам. Но и вам его – обоюдно.
***
…В Лесу шёл сильный дождь. Всё живое пряталось по укромным уголкам, домикам, один Ибир снова был далеко и никак не успевал возвратиться. Поначалу он даже начал бежать, но после сбавил темп до быстрого шага, а после махнул рукой. Мокрые травы и листья всё равно успели обляпать его с ног до головы. Сапоги покрылись комочками грязи, и он остановился, поняв, что дождь уже не помеха; он будет идти так, как шёл, ливень – не больше, чем фон. Надоедливый и немного холодный фон, но это – не самое страшное.
Мокрый, эльф шёл в неизвестном направлении, снова блуждал в своих мыслях. Никто не мог догадаться или понять, что вообще он здесь ищет, что он забыл в этой жизни и чем, собственно, он живёт. Говорить, что этого не мог знать даже Ибир, будет, наверно, излишне.
…Дождь усиливался и за окном Милены. Она добавила его внезапно в сюжет только по той причине, что надо было что-то добавить. Она наблюдала огромные прозрачные капли, стекающие вниз и вбок по стеклу. Она так любила разглядывать их волшебные кляксочки, вдыхать приятный озон, выйдя на балкон и раскинув руки в разные стороны…
…Ибир шёл, немного угрюмый, он больше не радовался дождю так, как делал это в далёком детстве и юношестве, не бегал за каплями, не смеялся и не кричал, он даже удивлялся тем, кто делал ещё что-то подобное. Он о-суж-дал подобное поведение окружающих. С каждой новой страницей всё менее напоминал девушку-автора, не был таким легкомысленным, весёлым и впечатлительным, постепенно обретал свой характер и оживал, а она уже слышала такт его мыслей…
…Она не знала, чем занять себя. Немного грустная, вздыхала, разглядывая картинки из Интернета, над какими-то тихо смеялась, другие листала вскользь. И вдруг её взгляд остановился на одном старом фото. Дерево. Огромная раскидистая секвойя. Что-то стали они попадаться ей часто – по телевизору, компьютеру и на экскурсии. Попадаться и, в первую очередь, нравиться. В них тихая грустная девушка видела и ощущала защиту.
К слову, теперь она знала, что ждёт впереди персонажа, и как закончить поход. Иного теперь не предвиделось!
…Зелень медленно расступалась, пропуская вперёд своего извечного путника. Она медленно сменялась другими красками, но почти что не радовала собой. Сзади были десятки-сотни мокрых деревьев, спереди – даже больше. Ибирстайль напоминал в этот миг человека, потерявшего все надежды-мечты, которому было уже всё равно, даже на своё здоровье и жизнь. Но, как ни странно это звучит, так со стороны лишь казалось. На самом деле он просто был очень сдержанным, и он ЛЮБИЛ ходить в одиночестве под дождём.
Он делал так, сколько помнил себя, не радовался, как тогда, будучи ещё совсем юным, но также ходил, как казалось иногда, даже специально, не взяв ни зонта, ни плаща, отправлялся куда-то с первым появлением капель… Прогулки затягивались, но никогда не кончались для эльфа болезнями. Как бы это ни было странным, но даже самый холодный дождь, принятый с подобной любовью, не мог причинить вреда.
Прогулки перерастали в походы, иногда пересекаясь с какими-то необходимыми, забытыми прежде делами. Но так было раньше, сегодня – совсем иначе. Стояло только зелени на миг затопить глаза, а цветам как будто исчезнуть из поля зрения, как тут же на горизонте появился огромный ствол. И Ибир понял, куда ему надо двигаться.
Ствол принадлежал огромной сосне. От старости основание её ствола почти выгнило, внутри образовалась огромная впадина, многие животные, эльфы и люди становились её гостями и жителями. Кто-то даже соорудил скамейку, принёс и установил её там, а после – небольшой столик.
Как ни любил Ибир прохладу, прикосновение мокрых листьев и трав, он приходил к выводу, что даже от любимого дела полезно иногда отдыхать. И, сняв с ног вымокшие насквозь ботинки, вытянулся во весь рост, лежа на сухой древесине. Глаза блуждали по внутренним стенкам гигантского дерева, следили за ползающими жучками и муравьями. А после как-то сморило в сон. Погода испортилась окончательно, и первые вспышки фиолетовых молний вторглись в зелёный лес...
***
Временная передышка в сюжете позволяла продумывать продолжение, не останавливая время, не затягивая ожидание или боль. Ночь или сон казались девушке идеальными, потому что также делили дни в её собственной человеческой жизни.
***
…Он снова был дома, сидел на излюбленном стуле, без мыслей смотрел в окно. На подоконнике стояла небольшая банка, по сути не банка, а маленький импровизированный домик-замок. В этом домике Ибир прятал от Леса одного его маленького жителя, увы, больше не могущего самостоятельно и счастливо жить в нём. Жителем была крошечная цветочная фея. Ибирстайль подобрал её, гуляя по Сине-белым полям. Колокольчики служили природными домиками для этих крылатых крошек, но были чересчур хрупкими – не могли защитить от всего.
Он просто шёл тогда, не думая о чём-то конкретном и не имя особого направления. Считал облака или листья на ветках старого дерева, или всё-таки думал о чём-то, этого он уже и не вспомнит. Но как-то случилось так – опустил глаза и в самый-самый нужный момент он увидел её – такую маленькую, хрупкую, беззащитную. Фея не выпала из цветка, проблема заключалась в другом – кто-то, должно быть, жук повредил её нежные крылья, оторвал их до основания. Ибир поднял малышку и положил на ладонь. Он остановился, оглядываясь в поисках пня или хотя бы простой коряги, но, не найдя их, в итоге сел на траву и принялся рассматривать гостью. Что сказать, она была несказанно испугана!
Маленькие ладошки льнули к огромным пальцам. Крошечные пальчики были настолько тонкими, что их было почти не видно, такие же крошечные глазки, заплаканные, испуганные. Это беззащитное тщедушное существо едва стояло на своих крошечных ножках, но все же пыталось стоять, вставало, не взирая на ужасную боль.
Наконец, фея вытянулась. Обоими ручками она упёрлась в большой палец своего гиганта-спасителя и что-то как вроде бы пробормотала. Эльфу пришлось поднести ладонь к лицу, но маленькая девочка сжалась, по всей видимости, испугавшись образовавшейся вмиг высоты. Тогда Ибир наклонил голову, и макушки самых высоких трав стали с ней на одном уровне. Фея пропищала что-то невнятное, ключевыми словами была, конечно же, её боль.
Не стоит сомневаться, что в скором времени из соседних колокольчиков вылетели другие крылатые. Они окружили руку сидящего эльфа и как будто бы попрощались со своей жительницей. По одному подлетали к ней и так же по одному медленно шли по руке обратно, и улетали. И после она сказала, что это означает конец. Её не изгнали, нет, но объяснили суровую правду – такой, бескрылой, она не сможет жить здесь. Она отныне обречена. Без каких-либо лишних слов Ибир сделал свой вывод и выбор – и он взял её после домой, под опеку, чтобы только не дать умереть.
Он встал, но путь до дома представлял много метров ходьбы. Держать фею в руке показалось немного непрактичным и неосторожным занятием. Недолго думая, расправил плечи, а малышку поместил в просторный карман, что был у него на груди. Он был, конечно же, высоко, и Ибир сказал не высовываться, но маленькая цветочная фея не слушала его, и её головка выглядывала оттуда на мир. Она хотела в последний раз взглянуть ну родную поляну, попрощаться с теми, кого она знала – близкими, цветами, деревьями, птицами и даже бабочками, что продолжали кружить в вихрях ветра, но только уже без неё… Хотела видеть, куда уносит её этот высокий красивый гигант, в каком направлении и как далеко от дома зайдёт он и где остановится… Просто чтоб знать, ей вряд ли удастся вернуться. О побеге или чём-либо другом в этот момент не было ни мысли, ни речи – боль туманила сознание, на маленьком личике не было ничего кроме слёз. Она думала, что погибнет и была вынуждена с этим смириться, подготовиться к смерти, принять её в свой душе, отбросить все мечтания жизни… Она думала, что уносится куда-то вдаль умирать, что она не увидит рассвета, любимые земляничные поляны, которые радовали своими спелыми и красивыми ягодами, не увидят полёт ярких крыльев, а она не вкусит их плодов… Думала и, кажется, уже понимала. Её несут туда, где могила, а это, действительно, далеко, и пусть будет как можно дальше! …Но прожила ещё долго и счастливо.
В кармане хватало места, чтобы встать в полный рост и расправить кровоточащие крылышки, или то, что осталось от них. Там было тепло и как-то немного странно. Близость к сердцу этого доброго существа навевала какую-то свою атмосферу, околдовывала и успокаивала её, и как будто притупляла боль и отчаяние.
Ибир всё шёл и шёл, дорога никак не кончалась. Уставшая стоять, маленькая фея давно уже сидела на дне кармана. Ароматы знакомых деревьев смутно рисовали в её голове карту предположительной территории. Пути начали путаться, тепло и боль – клонить в сон. Точно уставшая бабочка, она просто сидела и ждала, а после по правде спала.
Эльф шёл то домой, то блуждал где-то в соседних деревьях, путая ароматы, следы – ему просто хотелось подольше побыть на воздухе. Хотелось, но не случилось – уже вскоре мимо идущего эльфа с диким гоготом и наивным детским весельем, даже чуть не задев его, промчались мальчишки из города. Они бежали в траве, которая была им выше пояса. В обрывках слов и по просьбе всезнающего быстрого ветра до Ибирстайля дошёл смысл сказанного, а зоркие глаза высмотрели грустную правду. Бегущие хвастались красивыми крыльями, оторванными у странной бабочки. Должно быть, для них и при них малышка была вынуждена принять такой вид, или они были наивными. Двое случайных мальчишек, жестоких и таких легкомысленных, оборвавших своим поступком едва ли не целую жизнь…
Сердце сжалось при виде такой маленькой сцены, вес этого бедного существа ощутился сильнее обычного. Ноги ускорили ход, на глаза набежали печальные слёзы. И весь оставшийся день, и весь вечер он мастерил новый маленький мир, вскоре ставший тем самым домиком.
…И с тех пор эта крошка сидела в нём на окне. Изредка она пыталась подняться по небольшим лесенкам кверху, протискивалась в щёлку, если эльф забывал закрыть поплотнее окно, и сидела, стояла, глядя на прежний Лес, не заметивший её исчезновения. Стояла, грустила, молчала, а иной раз, когда не была заперта плотной прозрачной крышкой, расхаживала среди самых разных домашних вещей или сидела на руках или плечах спасителя, путалась и играла в его тёмных густых волосах, рассказывала что-то из жизни, радовалась букетам цветов, фруктам, ягодам и подаркам, и всегда ждала от него новостей, новых историй и неожиданностей.
…В Лесу наступил вечер. Всё посинело, накрылось простынёю тени, и деревья, и травы, и все цветы приготовились ко сну или уже даже спали. Фиолетово-синие колокольчики спали уже давно. Сонная и немного вялая маленькая фея сидела на небольшой крышке – её Ибир достал из шкафчика и соорудил из неё маленький стульчик. Сам он сидел на большом стуле неподалёку. Молча занимался делами, он вообще не всегда говорил, разве что только тогда, когда это было важно. Называл себя человеком дела, с оговоркой, что только не человек; Ибирстайль достаточно странно относился к жителям города, пренебрежительно, иногда иронично и потому, зная, на что способны те, не хотел иметь с ними ничего общего. Не любил не потому, что считал себя чем-то выше, а потому, что не хотел опускаться до уровня их.
Синева подкрадывалась быстро и быстро плыла по воздуху. Сбивалась в маленькие облачка, пряталась за деревьями, а после прыгала на округу. Одно из таких облачков подсматривало нынче в окно и видело, чем занимаются жители. Ибир заваривал чай из трав, собранных недавно на соседней поляне. Напротив него на столе на крышечке всё также сидела бескрылая фея. Ибир несколько раз остужал чай и подносил ложку своей маленькой бедной гостье. И та пыталась пить, по глоточку пробуя сладкое лакомство. Она так же надкусывала хлебные крошки, печенья, конфеты и ягоды. Иногда они разговаривали, но чаще почему-то молчали, они понимали друг друга без слов. И вряд ли бы так смогли люди.
После фея отправлялась в свой небольшой домик, пряталась в листьях или даже смеялась. Она делала вид, что всё хорошо, хотя, конечно же, понимала, так хорошо, как раньше, больше, увы, не будет. Будет иначе, а как – это ей неизвестно. Она не печалилась из-за того, что была заперта и что долгое время, иногда целый день, не видела своего спасителя. Испуганная недавней уже немного притупившейся болью она наблюдала за тем, что происходило здесь и, в первую очередь, была безумно рада тому, что жива. Большего ей было не надо, так казалось в этот миг, в это лето.
Да и что изменилось-то для неё? Пусть и бескрылая, она часто бывала на воздухе – Ибир брал её с собой иногда на прогулки, но, когда они были вместе, обычно редко отходил от дома, гуляли только поблизости; он приносил цветы и даже те самые колокольчики, а она пряталась в них, сооружая ароматные домики, закрывая глаза и пытаясь чувствовать, что она дома… (Внушала себе, ну а что делать?) Она рассказывала так же про них и про то, что было ещё недавно. Ибир даже замечал иногда – она слишком юна, но рассказывает много и хорошо. Благодаря этому фея даже казалась ему его голосом, голосом чувств или разума. Восклицала что-либо тихо, иногда на своём языке, в тот момент, когда он был потрясен, удивлен и взволнован, когда не мог подобрать слова или намеренно не пытался ими воспользоваться. Она же их находила и всегда метила в самый корень.
Но чаще всего малышка оставалась одна. Она не грустила и не боялась быть запертой в маленьком домике, даже наоборот иногда просила, чтоб Ибир так делал, чтобы не заглядывали в окно всякие любопытные бабочки, птицы, по ошибке могущие не так рассказать Лесу эту историю… А они бы вполне могли – нередко люди, их дети, похищали или убивали цветочных фей, помещая их под стекло или на картонку под рамочку… Невольно приходила такая мысль, что все убитые бабочки были цветочными феями.
Она оставалась с Ибиром и приветствовала его, когда он, уставший, возвращался после своих похождений. Стояла в дверях своего домика, ждала, глядела на большие часы. Иногда, пытаясь остановить их, напрасно подпрыгивала, желая так изменить время. Но самая большая стрелка была чуть-чуть выше неё… Встречала иной раз на кухне, когда он, внезапно озабоченный каким-нибудь срочным делом, забывал её там, а сама она просто не могла вернуться – не могла спуститься, пройти столько и улететь. (Только в тех случаях, когда прилетал соловей, и она не пряталась при виде него, и решалась снова взмыть в воздух.) Так и сидела на яблоках, недавно разрезанных на обед, тайно выбрасывала громадные косточки или ела то, что могла съесть. Сидела на груди, когда он лежал, отдыхал, что-то рассказывал ей или думал…
И каждый раз он смотрел на оборванные палочки-крылья, но они не говорили об этом. Седые виски относительно молодого эльфа так же не обсуждались. У каждого были свои тайны, свои табу, и это считалось естественным. Ведь кто она для него – просто друг, так же, как он, для неё. Возможно, Ибир раскрыл бы карты, но только не ей, не здесь, не сейчас. Возможно, когда-нибудь…
***
В своём воображении девушка фантазировала, что могло быть, купи она пришельца или волшебную фею. И приходила к выводу, что вряд ли бы они отличались от друзей и питомцев. Они так же были бы рядом, когда в этом нуждался хозяин. И было бы всё хорошо.
Ей так не хватало общения…
Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 94; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!