Янус определяет сознание Будды 62 страница
Тюркско-монгольский онгон (онгон, чистый, священный, первоначальный, девственный) может быть различных видов: вырезан из дерева, нарисован на натянутой на деревянный обруч коже, выполнен техникой аппликации и даже сделан из металла.[2268] Обычно онгон помещается в священное место юрты, и ему, конечно же, делаются подношения в виде кумыса, молока.[2269] В Индии предмет, изображаемый онгоном, называется йони и часто изображается в связке с лингамом.
«Онгоны, нарисованные на материи, имели форму квадрата или прямоугольника различных размеров, в среднем 20x30 см. Как исключение встречались крупные онгоны, длина которых достигала 4 м. Онгоны изготовлялись для вселения в нарисованные на них изображения тех или иных духов с целью заручиться их помощью и покровительством или избежать их преследования. Рисунки на онгонах обычно делал приглашенный шаман, но этот обычай не всегда строго соблюдался. Можно предполагать, что в старину онгоны изготовлялись самими членами семьи, заинтересованными в установлении благоприятных для себя отношений с духами. Иногда исполнение рисунков поручали знающему старику».[2270]
Мимы-женщины с Запада, воплощенные Изиды-Афродиты-Венеры, основательно кружили головы мужчинам хунну: предкам монголов.[2271] Эти женщины могли быть и египтянками.
У монголов ордой принято было называть особый дворец хана, под управлением особой ханьши; потому китайские писатели часто переводили слово орда гаремом; четыре орды, установленные Чингис-ханом, были назначены для ханьш, которые выбирались из 4-х различных кочевых родов (не монгольских), несменно.[2272]
|
|
|
Традиционное верование многих тюркских и монгольских народов — шаманизм (шраман, из санскр. brahman, лат. flamen)[2273] — как давно считается, сохранило в себе самые примитивные (изначальные) из существующих на планете.[2274]
«Область шаманской веры некогда была очень обширна. Да и ныне последователи шаманизма находятся между Манжурами, Монголами, Тунгусами, Калмыками, Якутами, Чукчами, Татарами, Остяками, Чувашами, Черемисами, Вотяками, Киргизами и разными другими мелкими племенами, не исключая островитян Восточного океана. Взаимная племен сих разность конечно велика: но характер держимого ими шаманства почти одинаков. Догматы и обряды, предания и поверья носят тип тождества, оттениваемый лишь частными условиями жизни каждого народа. А такое единообразие ветвей не служит ли доказательством единичности корня?»[2275]
«Шаманский закон принадлежит к числу древнейших вер. Он всех старее на востоке и почитается корнем ламайского, браминского и других языческих толков. У всех шаманских язычников почитается женский пол гораздо хуже мужского и существующим единственно для удовлетворения похоти, для рождения детей и для исправления домашних дел, почему они жен презирают жестоко. Они присвояют женскому полу весьма мало прав человечества и почитают его отринутым от богов, вообще нечистым, во время же месячного очищения или родов мерзким и как людям, так и скоту опасным».[2276]
|
|
|
«30 мая: 29 и 30 числа сего 4-го месяца происходит на холмах к СВ от Гандана так называемая тасха. Это особый обряд, совершаемый студентами двух ганданских факультетов чойра. Это — преддверье к проникновению в область высшей буддийской философии. На двух горках укреплены 2 зеленых дерева (хвойных), на них развешаны хадаки и бурханы. На этих горках собралась масса публики. Здесь разнообразные наряды монгольских женщин и мужчин. О, какая революция в костюмах! Поднялись на гору ламы. Им предшествовали молодые ламы в новых коричневых халатах. Они распорядители, как бы хранители порядка. Публика очень послушна их распоряжениям. Ламы разделяются на 2 группы у 2 обонов с воткнутыми деревьями и читают. Затем встают, старшие с двух сторон захватывают постепенно орбиту полукруга между ламами. Молодые ламы кидаются после некоторых церемоний друг против друга. Распорядители не допускают до рукопашной. Толпа отступает. Потом одна сторона говорит, по-видимому, что струсила. Тогда они снова кидаются друг на друга, и таким образом до 3-х раз. Затем становятся в шеренги у двух холмов и совершают обряд: свистят, ударяют в ладони и т. п. Наконец, снова кидаются на середину и здесь стараются занять то или другое место. Таким образом, очень долго толпятся на месте. Когда место более или менее заняты, они начинают состязание в знаниях. После того, как одна сторона побеждена, она вызывает другую на физическое ратоборство. Начинается борьба. Побежденная сторона обращается как бы в бегство, за ней — победители. Полная неразбериха».[2277]
|
|
|
С. Гедин: «Один лама даже знал о пророчестве, гласящем, что Цаган-хан, или «белый царь», в будущем завоюет Лхасу и Тибет и тогда ламы перекочуют в недоступные южные горы».[2278]
Л. Я. Штернберг: «Картина синкретизма (буддизма и шаманизма, — Д. Н.) у монголов поразительно напоминает такое же явление первых периодов христианства, когда старые боги языческого мира превратились в демонов зла, бесов, но в то же время, хотя и потеряли свой прежний престиж, в глазах населения считались, тем не менее, более могущественными в земных делах, чем силы новой религии-победительницы».[2279]
|
|
|
«Друг с другом могли биться две деревни, два конца одного большого села и т. д. Кулачные бои готовились за одну две недели: выбирали место для битвы, обычно гладкое, ровное, хорошо утрамбованное пространство, договаривались о правилах боя и количестве участников, выбирали атаманов. Кроме того, это время использовалось для моральной и физической подготовки бойцов. Мужики и парни парились по несколько раз в неделю в банях, старались больше есть мяса и хлеба, что как считалось, придавало бойцу силу и смелость. Многие использовали различного рода магические приемы для увеличения бойцовской храбрости и мощи. Бои устраивались зимой в период от Рождества до Крещения, на Масленицу и иногда на Семик. При этом по времени предпочиталась Масленица. Бой на кулаках мог проводиться в нескольких вариантах: «стенка на стенку», «сцеплялка-свалка» и «сам на сам». При битве «стенка на стенку» бойцы, выстраиваясь в один ряд, должны были удержаться под давлением «стенки» противника. Это был бой, в котором использовались различного рода тактические приемы, известные в войне. Бойцы держали фронт, шли «клином-свиньей», меняли бойцов первого, второго, третьего ряда, отступали в засаду и т. д. Бой кончался прорывом стенки противника или бегством врага. При бое «сцеплялка-свалка » каждый выбирал себе противника по силе и не отступал до полной победы, после чего «сцеплялся» с другим. Бой «сам на сам» иногда предшествовал общему, а при победе одного из бойцов сопровождался уже нападением стороны победившего на сторону побежденного. Конечно, победа одного из единоборцев еще не обусловливала победы всей стенки. Битва только принимала более страстный характер. Иногда бой «сам на сам» использовался при споре, закладе или с целью помериться силами».[2280]
Исток деревенских кулачных полемик заложили лагерники согласно римским республиканским порядкам. Драки коллегий в Риме тоже были обычны, их красочно показали в телесериале Rome.[2281] В Истории династии Тан о праздновании Нового года в Фергане:
«В начале каждого года царь и вожди разделяются на два партии. Обе партии избирают каждая одного человека, который одевается в доспехи и сражается (с другим), его толпа помогает ему кирпичами и камнями. Когда один из них убит, останавливаются, и по этому определяют, будет ли год хороший или плохой».[2282]
Верные присяге лагерники продолжали сохранять личные предпочтения в партийной жизни Рима Гражданских войн:[2283]
«В Топрак-кала, являющейся довольно значительным городом, главная улица делит городище на два квартала, каждый из которых состоит из 4–5 гигантских коммунальных домов размером примерно 100 м. на 30–40 м…
В трех случаях центральная улица, идущая по длинной оси городища и в одном случае (Куня-уаз) — стена, делящая каждое из этих поселений на две половины, представляющие собой каждая замкнутый, сплошь застроенный квартал».[2284]
«Постигающий искусство Тайцзи-цюань должен овладеть следующими его аспектами: философско-теоретическим аппаратом, базовыми техниками, системой упражнений нэйгун, формальными комплексами таолу, практикой туй-шоу (толкающие руки) и, наконец, сань-шоу — свободным боем».[2285]
Сань шоу также известно под названиями саньда, гуожао, шизуо. Сань шоу суммирует многие методики боевых искусств. В основе своей сань шоу — искусство рукопашного боя без каких-либо правил и ограничений.[2286]
В тибетском обряде разбивания камня среди распевок есть такая:
Мы молимся божественному собранию двадцати восьми Повелителей!
Есть наставления и наставления.
Милосердный Учитель дал нам заповедь:
«Сын, практикуй стрельбу из лука и упражнения с копьем!»
Есть наставления и наставления!
Отец и мать дали нам напутствие:
«Сын, не занимайся стрельбой из лука и упражнениями с копьем!»
Мы ослушались указания родителей,
Танец с мечами. Первое движение.
Мы выполнили приказ Милосердного Учителя!
Я буду практиковать стрельбу из лука и упражнения с копьем!
Вы, собравшиеся, повторяйте шестисложную молитву-мани!
Ом мани падме хум![2287]
Русские парни любят подраться не меньше их сверстников в Риме или Тибете. Многие стремятся этому делу научиться. На Руси, в России, также были выдающиеся основатели школ боевых искусств:
«Он нашел взглядом отличившегося солдата:
— Как звать, братец?
— Климов, ваше благородие.
— Искусен ты в огневом деле. Думаю, что и штычком русским владеешь не хуже...
— Штыковому бою обучен совершенно, — отозвался Набоков.
— Чудо-богатырь! Эдакими-то ручищами и толь быстро и сноровисто фузею зарядил...
— И, вашескородие, — отвечал Суворову курносый и румяный солдатик, — что фузея! Наш Климов вошь на говне убьет и рук не замарает!
По толпе прошелся хохот».[2288]
Язык без драки
Памятники индийской средневековой литературы неоднократно упоминают труппы бродячих комедиантов, состоявшие из рассказчиков забавных и веселых историй, магов-фокусников, мимов, акробатов, канатоходцев, музыкантов и танцоров.[2289] На Руси христианские заправилы изводили скоморохов.[2290] В Риме до христианизации они тоже были неприкасаемы для властей; отношение к ним соплеменников напоминало позднее отношение к исламским суфиям, дервишам, русским христианским блаженным, нынешним индийским бабам. Блаженный (μακάριος, beatus, счастливый) — имя христианских подвижников, имеющее в различных христианских церквях разное значение. Связанно, например, с именем богослова и святого Августина. Соответствует буддистскому просветленному.[2291]
Мучения Понтия Пилата, показанные разными рассказчиками в евангелиях, имеют именно эту римскую природу. Казнить блаженного дело презренное.
«Пусть весь мир трепещет перед императором — мим его не боится. Этот презренный, обесчещенный человек бросает владыке мира со сцены такие слова, что зрители задыхаются от восторга и ужаса. Лаберий отомстил Юлию Цезарю в тот самый раз, когда тот заставил выступить его на сцене. Играя роль раба, которого собирались выпороть, он закричал: «Квириты! свободу теряем» — и затем добавил: «Придется всех тому бояться, кого боятся все». Сказано это было так, что все обернулись на Цезаря.
Августу пришлось стерпеть очень двусмысленную шутку по своему адресу.
При Тиберии дело об «актерской дерзости» дошло до сената: мимов, не стеснявшихся в выборе слов по адресу каких-то крупных магистратов, попробовал остановить с помощью своих солдат трибун преторианской когорты. Народ возмутился; дело дошло до драки, с обеих сторон оказались убитые. Предложено было дать преторам право наказывать актеров розгами. Предложение не прошло — «божественный Август, — рассказывает Тацит, — некогда постановил, чтобы актеры были избавлены от телесных наказаний, и Тиберий не смеет преступать его слова». Тиберию пришлось уступить. Эпитет «старого козла», данный ему в одной ателлане облетел весь Рим; повторяли его с большим удовольствием.
После отравления Клавдия и убийства Агриппины (Нерон попробовал сначала утопить мать, подстроив гибель судна, в котором она направлялась к себе домой), мим, пропев «будь здоров, отец! будь здорова мать!», изобразил в живой жестикуляции пьющего и плавающего человека, «намекая на то, как погибли Клавдий и Агриппина», а затем указал на сенаторов и пропел «Орк уже тащит вас за ноги». Нерон не осмелился казнить смельчака и только выслал его из Италии.
Марк Аврелий относился очень терпимо ко всем похождениям своей жены и даже осыпал почестями ее любовников. Однажды он застал ее за ранним утренним завтраком с неким Тертуллом, но по обыкновению сделал вид, что ничего особенного не случилось (к утреннему завтраку приступали обычно сразу же после вставания, т. е. на рассвете). История эта быстро стала известной всему Риму и появилась на сцене в таком виде: игрался излюбленный мим о глупом обманутом муже; глупец спрашивает раба, как зовут любовника жены, раб отвечает: «Тулл»; спрошенный в третий раз, он нетерпеливо восклицает: «Я же сказал тебе трижды: “Тулл”» (по латыни ter Tullus = Tertullus)».[2292]
Об авторе строк о мимах и других простых, серых людях древнего Рима, которые я обильно использую:
«Мария Ефимовна Сергеенко вела у нас спецкурс по своей книге «Жизнь Древнего Рима». Маленькая, сухонькая, в темном пиджаке, она была полной противоположностью кафедральным дамам, всегда разодетым и накрашенным. Мария Ефимовна числилась в Институте истории, а с нами занималась по просьбе Доватура. Каждая ее лекция — увлекательное путешествие в прошлое — производила на нас глубокое впечатление».[2293]
В современном мире влияние мимов на людей бесконечно усилили радио, телевидение, синематограф, печать и сеть.
«В театре римский всадник Децим Лаберий выступал в миме собственного сочинения; получив в награду пятьсот тысяч сестерциев и золотой перстень, он прямо со сцены через орхестру прошел на свое место в четырнадцати первых рядах».[2294]
Мимы хорошо зарабатывали на похоронах:
«Покойника обмывали горячей водой: это было делом родственников умершего или женской прислуги. Устройство похорон поручалось обычно либитинариям, этому римскому «похоронному бюро», находившемуся в роще богини Либитины (вероятно, на Эсквилине) и включавшему в свой состав разных «специалистов»: от людей, умевших бальзамировать труп, и до носильщиков, плакальщиц, флейтистов, трубачей и хористов.
Так как труп часто оставался в доме несколько дней, то иногда его бальзамировали, но чаще лишь натирали теми веществами, которые задерживали разложение; это было кедровое масло, которое, по словам Плиния, «на века сохраняет тела умерших нетронутыми тлением»;[2295] такую же силу приписывали соли,[2296] меду,[2297] амому.[2298] Затем умершего одевали соответственно его званию: римского гражданина в белую тогу (герой третьей сатиры Ювенала одним из преимуществ жизни в захолустном италийском городке считает то, что там люди облекаются в тогу только на смертном одре,[2299] магистрата — в претексту или в ту парадную одежду, на которую он имел право. На умершего возлагали гирлянды и венки из живых цветов и искусственные, полученные им при жизни за храбрость, военные подвиги, за победу на состязаниях».[2300]
Похороны Цезаря запомнились надолго:
«Флейтисты и актеры на его похоронах срывали с себя и швыряли в пламя надетые для такого дня одежды, старые легионеры жгли оружие, которым украсились для похорон, а многие женщины — свои уборы, что были на них, буллы и платья детей».[2301]
«Иногда мим берет сюжеты мифологические и выворачивает их наизнанку: на сцене появляется прелюбодей Анубис; Диану секут; читается завещание скончавшегося Юпитера, издеваются над голодным Гераклом. Юпитер «величайший сильнейший» появлялся на сцене в таком виде, что зрители покатывались со смеху: обросший, в коротенькой одежонке наподобие женской мантильки, с деревянной молнией в руке — как не хохотать!
Глупость бывает смешна, и мим весело и беззаботно демонстрирует ее зрителям в разных видах и аспектах — от глубокомысленных отдельных замечаний вроде «пока он ездил на воды, он ни разу не умирал» или «если ты не беременна, ты никогда не родишь» до целого произведения, построенного на том, что действующие лица не могут схватить смысла фразы, а понимают каждое слово буквально.
Цицерон помнил «этот старый, очень смешной мим». Историю обманутого мужа и неверной жены мим представляет очень часто, и мимографы перерабатывают ее на разные лады; ее любят именно потому, что в очень уж смешном виде здесь представлен дурак-муж. Сам Август спокойно смотрел, по словам Овидия, на «прелюбодеяние на сцене», а его-то уж никак нельзя считать потаковщиком того, что разрушает семью и уничтожает святость брака. Миму не полагалось вдумываться в сущность явлений; под его веселым текстом никогда нет того второго, скрытого плана, который вдруг неожиданно выбивается наверх с грозным окриком «над кем смеетесь? Над собой смеетесь!»
С богами языческого пантеона мим расправлялся со свойственной ему безудержной дерзостью; тем менее было для него основания щадить новую, чуждую, религию. На христиан сочиняются едкие и веселые песенки, «которые распевают повсеместно и во всякое время, на площадях, на пирушках, в веселье и в печали». Осмеиваются христианские таинства, крестная смерть Христа, церковные служители. Их одевают в непристойные одежды и устраивают на сцене пародию христианских таинств. Император Юлиан пользовался мимами как своеобразной пропагандой против христианства. Немудрено, что церковные писатели мечут против мима громы и молнии. Театр объявляется вотчиной сатаны, а мимы — его мистериями. Нельзя смотреть мимы и остаться чистым. Мимы — это «огненная вавилонская печь», которую топит сам сатана. Иоанн Златоуст обрушивался на мимы со всем пылом своего огненного красноречия. Напрасно! Мимы продолжали оставаться излюбленным зрелищем; люди толпами валили поглядеть на любимых актеров, и тут ничего не могли поделать ни пламенные проповеди, ни суровые постановления церковных соборов. Иоанн Златоуст в проповеди, обращенной к его неуемно жадной до удовольствий пастве, перечисляет некоторые акробатические и жонглерские номера: человек сворачивается клубком и катается по арене в виде живого шара; подбрасывает в воздух большие острые ножи и всякий раз ловит их за рукоятки; неподвижно держит на лбу тяжелую штангу, на верху которой борются двое мальчиков. О таком же номере вспоминает Марциал: «замечательный Масклион» держит на лбу шест, на верху которого покачиваются тяжести; ему приходится этим шестом балансировать, удерживая его в равновесии».[2302]
«Уже само по себе понятие — актер катхакали — подразумевает высокую исполнительскую квалификацию, известный уровень сценического мастерства. Прежде чем получить это высокое звание и появиться даже в маленькой роли перед взыскательным зрителем, необходимо пройти сложный 12-летний курс обучения (ученики начинают занятия в возрасте 7–8 лет). Каждый день систематической и трудоемкой тренировки начинается с четырех часов утра и продолжается с незначительными перерывами на отдых и принятие пищи до девяти часов вечера. Процесс обучения включает в себя занятия танцем, музыкой, пением, классической литературой, историей искусств. Особым предметом считаются канонические наставления по выражению средствами актера-мима различных чувств, настроений и эмоций. К концу обучения каждый из учащихся обязан знать наизусть не менее 15–20 пьес основного репертуара театра катхакали. Сильное, гибкое, прекрасно натренированное тело актера обучают также быть музыкальным, синхронным языку музыки.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 144; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!