Возвращение Шерлока Холмса (сборник) 12 страница
– Холмс! – воскликнул я. – Это неправдоподобно!
– Браво! – сказал он. – Вывод исчерпывающий. В моем изложении событий есть что-то неправдоподобное – следовательно, я допустил ошибку. Но вы все время были со мной и все видели сами. Где же я ошибаюсь?
– Может быть, он расшиб голову во время падения?
– Среди болот, Уотсон?
– Я теряюсь. Холмс.
– Полно, полно, мы разгадывали и более трудные загадки. Материала для размышлений у нас достаточно, надо только с умом использовать его… Итак, пойдемте дальше, Уотсон. Палмеровские шины сказали нам все что могли. Теперь посмотрим, куда нас приведет заплатанная данлопская.
Мы отправились по этому следу, но вскоре перед нами потянулись пологие, заросшие вереском холмы; ручей остался позади. Идти дальше не имело смысла, так как отпечатки данлопских шин могли вести или к Холдернесс-холлу, вздымавшему слева свои величавые башни, или к приземистым серым домишкам, за которыми, судя по карте, проходило честерфилдское шоссе.
Когда мы были всего в нескольких шагах от ветхой в весьма неказистой на вид гостиницы с петухом на вывеске, Холмс вдруг охнул и схватил меня за плечо, чтобы не упасть. У него подвернулась нога, а, как известно, в таких случаях человек становится совершенно беспомощным. Он кое-как доковылял до двери гостиницы, где с трубкой в зубах сидел коренастый, смуглый человек средних лет.
– Здравствуйте, мистер Рюбен Хейз, – сказал Холмс.
|
|
|
– А кто вы такой и откуда вам известно, как меня зовут?
– спросил этот человек, смерив Холмса подозрительным и недобрым взглядом.
– Ваше имя написано на вывеске у вас над головой. А хозяина всегда узнаешь. Скажите, нет ли у вас какой-нибудь таратайки в каретнике?
– Нет.
– Я на правую ногу ступить не могу.
– Не ступайте, коли не можете.
– А как же мне идти?
– Как-нибудь на одной ножке допрыгаете.
Ответы мистера Рюбена Хейза не отличались чрезмерной любезностью, но Холмс сносил его грубость с удивительным добродушием.
– Слушайте, любезнейший, – сказал он, – вы же видите, какая со мной стряслась беда. Нам лишь бы до места добраться, а как и на чем, мне все равно.
– А мне и подавно все равно, – ответил этот угрюмый субъект.
– Я здесь по важному делу. Дайте мне свой велосипед и получите соверен за услугу.
Хозяин навострил уши:
– Куда вам ехать?
– В Холдернесс-холл.
– Уж не к самому ли герцогу в гости? – сказал хозяин гостиницы, насмешливо глядя на нашу забрызганную грязью одежду.
Холмс добродушно рассмеялся:
– Герцог примет нас с распростертыми объятиями.
– Это почему же?
– Потому что мы к нему с хорошими вестями о его пропавшем сыне.
Мистер Хейз вздрогнул:
|
|
|
– Неужто выследили?
– Из Ливерпуля дали знать, что он там. Его вот-вот найдут.
Что-то тенью скользнуло по этой грубой, заросшей щетиной физиономии. Мистер Хейз вдруг подобрел.
– У меня на герцога зуб, – сказал он, – потому что я служил у него в кучерах и он очень круто со мной обошелся. Поставщик сена наврал ему на меня с три короба, и вышел мне расчет, и даже рекомендации не дали. Но все равно я рад, что молодой лорд отыскался в Ливерпуле. Так и быть, помогу вам доставить эту добрую весть в Холдернесс-холл.
– Благодарствуйте, – сказал Холмс. – Но мы сначала поужинаем, а потом вы дадите мне свой велосипед.
– У меня нет велосипеда.
Холмс показал ему соверен.
– Говорю вам, нет у меня велосипеда! На лошадях доедете.
– Хорошо, – сказал Холмс. – Накормите нас, а потом мы об этом поговорим.
Когда мы остались одни в кухне, мощенной плитняком, нога у Холмса вдруг, ни с того ни с сего, перестала болеть. День близился к вечеру. Мы проголодались и не спешили вставать из-за стола. Погруженный в свои мысли, Холмс несколько раз, не прерывая молчания, подходил к окну. Оно смотрело во двор, заваленный мусором. В одном его углу стояла кузница, где работал грязный, чумазый подросток, в другом – конюшня. После одной из таких экскурсий Холмс снова сел за стол и вдруг вскочил, громко вскрикнув.
|
|
|
– Есть, Уотсон! Нашел! – заговорил он. – Теперь все ясно. Уотсон, вы видели отпечатки коровьих копыт сегодня утром?
– Видел.
– Где?
– Да повсюду. И на болотах, и около того места, где бедняга Хайдеггер покончил счеты с жизнью.
– Правильно. А теперь, Уотсон, скажите, много ли коров попалось вам на глаза?
– Коров я не видел.
– Странно, Уотсон! Повсюду отпечатки коровьих копыт, а самих коров нигде не видно. Правда странно?
– Да, действительно.
– Теперь, Уотсон, напрягите память и постарайтесь представить, как выглядели эти следы на тропинке.
– Ну, представляю.
– Помните? Иногда они были такие… – он стал раскладывать на столе хлебные крошки: – : : : : – А иногда такие: – : . : . : . : . – А кое-где вот такие: – . : . : . : – Помните?
– Нет.
– А я помню и готов подтвердить это под присягой. Впрочем, мы еще вернемся туда и проверим все на месте. Затмение, что ли, на меня нашло, что я не сделал из этого соответствующих выводов!
– Каких выводов?
– А вот каких: удивительные это коровы, которых можно пустить любым аллюром – и рысью, и в галоп, и шагом! Помяните мое слово, Уотсон, такая хитрая уловка не по уму хозяину деревенской харчевни! На дворе никого нет, кроме этого малого в кузнице. Сделаем вылазку и посмотрим, как там обстоят дела.
|
|
|
В полуразвалившейся конюшне стояли две лохматые, нечищенные лошади. Холмс поднял у одной из них заднюю ногу и громко рассмеялся:
– Подковы старые, а подковали совсем недавно. Подковы старые, а гвозди новенькие. Это дело станет наряду с классическими – оно вполне того заслуживает. Теперь заглянем в кузницу.
Подросток, занятый своим делом, не обратил на нас ни малейшего внимания. Я увидел, как Холмс быстро оглядел всю кузницу, наваленную железным ломом и щепками. Вдруг сзади послышались шаги, и мы увидели хозяина. Густые брови пошлись у него в одну линию над злобно сверкающими глазами, смуглое лицо подергивалось судорогой. Он держал в руке короткую, окованную железом дубинку и Надвигался на нас с таким угрожающим видом, что я обрадовался, нащупав револьвер у себя в кармане.
– Полицейские ищейки! – крикнул он. – Что вам здесь нужно?
– Мистер Рюбен Хейз, помилуйте! – преспокойно сказал Холмс. – Можно подумать, что вы боитесь, как бы мы и на самом деле чего-нибудь здесь не нашли.
Огромным усилием воли Хейз овладел собой и скривил губы в фальшивой улыбке, которая показалась мне еще страшнее, чем его грозный вид.
– Пожалуйста, ищите. Что найдете – все ваше, – сказал он. – Но я не люблю, когда посторонние люди без спросу шныряют у меня по двору. Поэтому, мистер, чем скорее вы уплатите по счету и уберетесь отсюда, тем будет лучше.
– Не сердитесь на нас, мистер Хейз, – сказал Холмс. – Мы просто хотели взглянуть на ваших лошадей, но я, кажется, и пешком дойду. Ведь до Холдернесс-холла недалеко?
– Отсюда до самых ворот мили две, не больше. Вон по той дороге, налево.
Он проводил нас со двора мрачным взглядом.
Мы недалеко ушли по дороге, так как Холмс остановился у первого ее поворота, зная, что теперь нас никто не увидит.
– Было «горячо», как говорится в детской игре, – сказал он. – И чем больше я удаляюсь от гостиницы, становится все холоднее и холоднее. Нет, уходить отсюда еще рано!
– Я убежден, что этот Рюбен Хейз все знает. Более злодейской физиономии мне в жизни не приходилось видеть!
– Не правда ли? Настоящий злодей! А лошади, а кузница? Н-да, любопытное местечко этот «Боевой петух»! Давайте-ка понаблюдаем, что там делается, только осторожно, исподтишка.
Позади нас поднимался отлогий холм, усеянный серыми валунами. Когда мы стали взбираться вверх по его склону, я посмотрел в сторону Холдернесс-холла и вдруг увидел быстро мчавшегося по дороге велосипедиста.
– Пригнитесь, Уотсон! – крикнул Холмс, опустив мне на плечо свою тяжелую руку.
Только мы успели спрятаться за валун, как этот человек пронесся мимо. В облаке пыли, поднятой велосипедом, передо мной мелькнуло бледное, взволнованное лицо – лицо, в каждой черточке которого сквозил ужас: открытый рот, остановившийся взгляд дико вытаращенных глаз. Это была какая-то нелепая карикатура на щеголеватого, подтянутого Джеймса Уайлдера – нашего вчерашнего знакомца.
– Секретарь герцога! – воскликнул Холмс. – Скорее, Уотсон! Посмотрим, что ему там понадобилось.
Прыгая по камням, мы поднялись вверх по откосу и увидели оттуда дверь гостиницы. Велосипед Уайлдера стоял у стены. В доме не было заметно никакого движения, в окна никто не выглядывал.
Солнце заходило за высокие башни Холдернесс-холла, и на равнину медленно спускались сумерки. Вскоре в сгустившейся темноте из конюшни при гостинице выкатила двуколка с зажженными по бокам фонарями, и через минуту-другую скачущая во весь опор лошадь промчала ее мимо нас по направлению к Честерфилду.
– Как это понимать, Уотсон? – прошептал Холмс.
– Похоже на бегство.
– Двуколка, и в ней всего один седок, насколько мне удалось разглядеть. Но это не мистер Джеймс Уайлдер, потому что, смотрите, вон он стоит.
Посреди ярко освещенного квадрата двери чернела фигура секретаря. Вытянув шею, он вглядывался в темноту, явно поджидая кого-то. Прошло несколько минут, и наконец на дороге послышались шаги. В свете, падавшем из дверей, мелькнула еще чья-то тень, дверь закрыли, и гостиница снова погрузилась во мрак. Потом в одном из ее верхних окон зажгли лампу.
– Странные посетители захаживают в «Боевой петух», – сказал Холмс.
– Вход в кабачок с другой стороны.
– Правильно. Эти двое, вероятно, не просто посетители, а хозяйские гости. Но что понадобилось в этом логове мистеру Джеймсу Уайлдеру, да еще в такой поздний час? И кому он назначил там встречу? Рискнем, Уотсон, посмотрим на них поближе.
Мы спустились на дорогу и крадучись подошли к дверям гостиницы. Велосипед Уайлдера по-прежнему стоял у стены. Холмс чиркнул спичкой, поднес ее к заднему велосипедному колесу, и я услышал, как он хмыкнул, когда огонек осветил заплату на данлопской шине. Окно, в котором горела лампа, было как раз над нами.
– Надо заглянуть туда одним глазком. Уотсон, если вы подставите мне спину, а сами прислонитесь к стене, я как-нибудь ухитрюсь это сделать.
Секунду спустя Холмс стал ногами мне на плечи и тут же соскочил вниз.
– Пойдемте, друг мой, – сказал он. – На сегодня хватит. Мы сделали все что могли. Не будем терять времени, ведь до школы путь не близкий.
Пока мы, оба усталые, медленно шагали по равнине, Холмс не проронил почти ни слова и, не заходя в школу, пошел на станцию отправить телеграммы. Потом я слышал, как он утешал доктора Хакстейбла, сраженного трагической смертью учителя, и уже совсем поздно ночью увидел его у себя в комнате – такого же бодрого и полного сил, как минувшим утром.
– Все идет прекрасно, друг мой, – сказал он. – Обещаю вам, что завтра к вечеру мы добьемся разгадки этой тайны.
На следующий день в одиннадцать часов утра мы с Холмсом шли по знаменитой тиссовой аллее Холдернесс-холла. Лакей встретил нас у великолепного портала [61] и провел в кабинет его светлости. Там пред нами предстал мистер Джеймс Уайлдер. Он держался скромно, учтиво, но на его подергивающемся лице, в его бегающих по сторонам глазах все еще сквозил ужас.
– Вы хотите повидать герцога? Увы! его светлость плохо себя чувствует. Он просто убит этой трагедией, о которой доктор Хакстейбл известил нас вчера телеграммой.
– Мне необходимо повидать герцога, мистер Уайлдер.
– Но он не выходит из своей комнаты.
– Тогда я пройду к нему.
– Он в постели.
– И все-таки я настаиваю на встрече.
Ледяной, не допускающий возражений тон Холмса убедил секретаря, что спорить с этим человеком бесполезно.
– Хорошо, мистер Холмс, я доложу о вас.
Прошло не меньше часа, прежде чем герцог появился в кабинете. Глаза у него запали еще больше, плечи были безвольно опущены – он словно постарел со вчерашнего дня. С изысканной вежливостью отвесив нам поклон, он сел в кресло.
– Я слушаю вас, мистер Холмс.
Но мой друг смотрел в упор на секретаря, который стоял возле своего патрона.
– Ваша светлость, присутствие мистера Уайлдера несколько связывает меня.
Секретарь побледнел и бросил злобный взгляд на Холмса.
– Если вашей светлости угодно…
– Да, да, оставьте нас… Итак, мистер Холмс, что вы имеете сказать мне?
Мой друг выждал, когда дверь за секретарем закрылась.
– Ваша светлость, – начал он, – мы с моим коллегой, доктором Уотсоном, знаем со слов доктора Хакстейбла, что вы обещали денежное вознаграждение за расследование интересующего вас дела. Мне бы хотелось услышать это из ваших собственных уст.
– Пожалуйста, мистер Холмс.
– Если мне правильно сказали, вы назначили пять тысяч фунтов тому, кто укажет вам, где находится ваш сын.
– Совершенно верно.
– И еще тысячу тому, кто назовет лицо или же лиц, которые держат его взаперти.
– Совершенно верно.
– Тут, конечно, подразумеваются не только похитители, но и те, кто замыслил похищение.
– Да, да! – нетерпеливо воскликнул герцог. – Если вы разгадаете эту тайну, мистер Шерлок Холмс, вам не придется жаловаться на мою скупость.
Мой друг жадно потер руки, что удивило меня, так как до сих пор я знал его как человека самых скромных потребностей.
– Это у вас чековая книжка на столе? – спросил он. – Попрошу вашу светлость выписать мне чек на шесть тысяч фунтов! Переводный чек в то отделение банка на Оксфорд-стрит, где у меня открыт текущий счет.
Герцог выпрямился в кресле и смерил моего друга ледяным взглядом.
– Вы шутите, мистер Холмс? Подходящая ли это тема для острот!
– Что вы, ваша светлость! Я серьезен, как никогда.
– Что же это значит?
– Это значит, что я получу вознаграждение по заслугам. Мне известно, где находится ваш сын, и я знаю людей – вернее, человека, который держит его у себя.
Рыжая борода герцога словно вспыхнула огнем на мертвенной бледности его лица.
– Где мой сын? – еле выговорил он.
– В гостинице «Боевой петух», в двух милях от ворот вашего парка. По крайней мере, там он был вчера.
Герцог откинулся на спинку кресла:
– Кого вы обвиняете?
Ответ Шерлока Холмса поразил меня. Он стремительно шагнул вперед и коснулся рукой плеча герцога:
– Я обвиняю вас. А теперь, ваша светлость, будьте добры выдать мне чек на шесть тысяч фунтов.
Мне никогда не забыть, как герцог вскочил с кресла и судорожно взмахнул руками, точно стараясь удержаться на краю пропасти. Потом, нечеловеческим усилием воли призвав на помощь свою аристократическую выдержку, он снова сел к столу и закрыл лицо руками. Прошла минута, другая…
– Что вам, собственно, известно? – спросил несчастный, не поднимая головы.
– Я видел вас вместе с ним вчера вечером.
– Кто еще знает об этом, кроме вашего друга?
– Я никому ничего не говорил.
Трясущимися пальцами герцог взял перо и открыл чековую книжку.
– Я не нарушу своего слова, мистер Холмс. Вы получите обещанный чек, хотя эти деньги пойдут в уплату за вести, которые ничего, кроме горя, мне не принесли. Но мог ли я думать, обещая вознаграждение, что события примут такой оборот! Впрочем, надеюсь, и вы, мистер Холмс, и ваш друг – люди благоразумные?
– Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, ваша светлость.
– Хорошо, будем говорить начистоту, мистер Холмс. Если подробности этого дела никому, кроме вас двоих, не известны, дальнейшего хода ему можно не давать. Я должен вам двенадцать тысяч фунтов, не правда ли?
Но Холмс улыбнулся и покачал головой:
– Увы, ваша светлость! Все это не так легко уладить, как может показаться с первого взгляда. Кто-то должен нести ответ за убийство учителя.
– Но Джеймс тут ни при чем! Нельзя перекладывать всю вину на него. Убийство – дело рук этого зверя, этого негодяя, услугами которого он имел несчастье воспользоваться.
– А я держусь того взгляда, ваша светлость, что когда человек стал на путь преступления, он должен нести моральную ответственность за все последствия своего поступка.
– Моральную – да. Но не заставляйте его отвечать перед лицом закона! Человека нельзя осуждать за убийство, при котором он даже не присутствовал, за убийство, которое возмутило его не меньше, чем вас. Услышав о нем, он не вынес угрызений совести и сразу во всем мне признался. Потом, не теряя ни минуты, порвал с убийцей. Мистер Холмс, спасите его, спасите! Умоляю вас, спасите его!
Куда девалась аристократическая сдержанность герцога! Этот вельможа метался по кабинету с искаженным лицом, судорожно взмахивая руками. Наконец он овладел собой, снова сел к столу и сказал:
– Я ценю, что вы пришли ко мне к первому. Давайте, по крайней мере, обсудим, какие надо принять меры, чтобы уберечь меня от позора.
– Давайте, – сказал Холмс. – Но тогда, ваша светлость, нам надо быть откровенными друг с другом до конца. Я сделаю все, что в моих силах, если буду знать точно обстоятельства этого дела. Насколько мне удалось понять, ваши слова относились к мистеру Джеймсу Уайлдеру, – следовательно, вы утверждаете, что убийца не он?
– Да, убийце удалось скрыться.
Холмс сдержанно улыбнулся:
– Ваша светлость, видимо, не осведомлены о моих скромных заслугах в этой области, иначе вы не подумали бы, что от меня так легко скрыться. Вчера, в одиннадцать часов вечера, мистер Рюбен Хейз арестован в Честерфилде по моему указанию. Начальник тамошней полиции известил меня об этом сегодня утром. Я получил его телеграмму перед тем, как уйти из школы.
Герцог откинулся на спинку кресла и в изумлении воззрился на моего друга.
– Есть ли пределы вашим возможностям, мистер Холмс? – воскликнул он. – Значит, Рюбен Хейз арестован? Что ж, этому можно только радоваться. Но не отразится ли его арест на судьбе Джеймса?
– Вашего секретаря?
– Нет, сэр, моего сына.
На сей раз удивляться пришлось Холмсу:
– Должен вам сказать, ваша светлость, что ничего подобного я не предполагал. Может быть, вы объясните все подробнее?
– Я ничего не стану скрывать. Вы правы: только полная откровенность, хоть она и мучительна для меня, может облегчить ужасное положение, в которое поставил нас обоих обезумевший от зависти Джеймс. В молодые годы, мистер Холмс, я любил так, как любят только раз в жизни. Я предложил руку любимой женщине, но она отвергла мое предложение, опасаясь, что такой брак испортит мне карьеру. Если б она была жива, я не женился бы ни на ком другом. Но она умерла, оставив мне ребенка, и я лелеял его, заботился о нем в память о ней.
Я не мог открыто признать свое отцовство, но мой сын получил самое лучшее образование и, когда вырос, всегда жил при мне. Он случайно узнал мою тайну и с тех пор старался всячески использовать свои сыновние права, держа меня в страхе перед разоблачением. Его присутствие в Холдернесс-холле до некоторой степени было причиной моего разрыва с женой. И, что самое тяжелое, – он с первого же дня возненавидел лютой ненавистью моего маленького сына, моего законного наследника.
Вы спросите, почему же я, несмотря на все это, продолжал держать Джеймса у себя в доме? Ответ мой будет таков: потому что я видел в нем его мать и терпел ради нее. Не только чертами лица, но и движениями, манерами он ежеминутно вызывал у меня в памяти ее милый облик. Расстаться с ним мне было не под силу. Но под конец я стал бояться, как бы он не сделал чего-нибудь с Артуром – лордом Солтайром, и отослал мальчика в интернат, к доктору Хакстейблу.
Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 96; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!