Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 18 страница
— Правда? И чем ты собираешься заняться? — поинтересовалась я, раскатывая тесто.
— Займусь бизнесом вместе с Ремми. У меня уже неплохо получается. Знаешь, удалось кое-что отложить.
«Так помог бы матери», — хотелось сказать мне, потому что я знала: тетя Филлис зависит в основном от денег Сэма. Но я проговорила лишь:
— Очень хорошо.
— У меня есть планы, грандиозные планы. Скоро даже Ремми не сможет со мной тягаться.
— Да ну?
— На днях подыскивал себе в Брамптон-Хилле подходящий дом.
Я не смогла совладать с собой и, удивленно взглянув им него, воскликнула:
— В Брамптон-Хилле?
— Ну да, а почему бы и нет? Чем я хуже других? Половина домов все равно сейчас пустует, а другая реквизирована и пойдет за бесценок. У них не хватит денег на содержание — у нынешних владельцев. После войны все изменится. Ей-богу! Но не раньше. Богачам подрежут крылышки, — он помолчал. — Так или иначе, но дом мне нужен. Я думаю жениться.
Я опять занялась тестом и опять вынуждена была взглянуть на него.
— Жениться? На ком?
— Да просто на одной девушке.
— О, я рада, Дон, — сказала я искренне.
— Ну, пока, — он улыбнулся мне, подошел к парадной двери и позвал Констанцию. — Что? Ты еще не открыла коробку? — проходя мимо меня, он заметил: — Ты напугала ее. Я же говорил, что ты похожа на свою мать, — он насмешливо попрощался: — Пока.
— Пока, Дон.
Я не могла сдержать чувства огромного облегчения, потому что если и думала о Доне последние сорок восемь часов, то только для того, чтобы внушить себе, что этот человек не может ни в коем случае помешать моему счастью. И все же, зная его, я по-прежнему боялась. Но теперь мне нечего было опасаться — он собирался жениться. Похоже, все теперь работало на меня, наконец, фортуна повернулась ко мне лицом. Я запела, но не себе под нос, а очень громко песню «Может, ты и не ангел», размышляя о Мартине, и в это время вошел Сэм. Я тут же замолкла и приветствовала его вопросом:
|
|
|
— Ну, и какого ты мнения об этой новости?
Он вопросительно заморгал и ответил:
— Со вчерашнего вечера я ничего не слышал. Меня не было дома восемь часов.
— Я говорю не о новостях по радио, а о вашем Доне.
На его лицо набежала тень, взгляд помертвел — имя
брата обладало таким магическим свойством, — потом спросил:
— И что за новость?
— Так ты не знаешь?
— Последнюю, очевидно, нет.
— Он собирается жениться. Разве он не говорил матери?
— Он собирается жениться, — медленно повторил каждое слово Сэм.
— Да. А ты не знал?
— И на ком — он сказал?
— Ну... когда я спросила, он ответил: на одной девушке. Медь у него кто-то есть в Богз-Энде, верно?
Сэм долго и сосредоточенно смотрел на меня, потом отпел взгляд, прошел к столу и сел.
|
|
|
— Та девушка вовсе не девушка, — сказал он, снова глядя на меня. — Ей почти сорок, она замужем, но не живет с ним.
— Но, Сэм, он сказал — девушка. Может, это кто-то совершенно другой?
— О Боже милостивый на небесах... — его голос устало затих к концу фразы. Сэм принял свою любимую позу, свесив руки и уставившись в пол. — Лучше я скажу тебе. Та девушка — это ты, Кристина. Ты всегда была и будешь с ним, — он слегка повернул голову и искоса взглянул на меня.
Во рту у меня пересохло, и я несколько раз облизала губы, прежде чем смогла выдавить из себя:
— Ты ошибаешься, Сэм. Может, он и хотел жениться на мне когда-то, но потом у меня родилась Констанция. Поэтому теперь он меня ненавидит.
— Может, и так, но он все еще хочет тебя и намерен завладеть тобою. Он никогда в жизни не отказывался от намеченного, и твое упорство как раз заставляет его продолжать. Он уверен, что победит. Если бы ты не была такой, он бросил бы свою затею много лет назад. Такой у него сдвиг.
— Сэм, ты ошибаешься.
— Нет, Кристина, — Сэм встал и подошел ко мне. Он выглядел отнюдь не восемнадцатилетним юношей, а казался намного старше меня. И это слышалось в его словах: — Я живу по соседству и вижу, что происходит. Буквально позапрошлой ночью, когда я вернулся со смены, мать не спала. Она плакала, потому что он не пришел, а было уже почти два часа. Сказала, что они поругались. Заговорили о той женщине из Богз-Энда, и он заявил: «Можешь больше не волноваться насчет нее — я возвращаюсь туда, куда бросил свою шапку много лет назад». И при этом мотнул головой в сторону вашего дома. Как ни странно, Кристина, мне кажется, у моей матери такой же сдвиг, как н у него, только она больше опасается, что он возьмет в жены не ту женщину, а тебя.
|
|
|
Когда я заговорила, мой голос звучал очень тихо:
— Ну что ж, у него все равно ничего не выйдет. Ты ведь знаешь это, Сэм, верно?
Он шагнул ко мне, и в голосе его послышалась дрожь:
— Послушай, Кристина. Ты должна уехать отсюда. Это единственный способ спастись от него. Забирай ребенка и уезжай куда-нибудь. Найдешь работу... и послушай, — он поднял руку, призывая меня к молчанию. — Дай мне закончить. Я много об этом думал. Я немного скопил, я никогда не трачу и половины своих денег на карманные расходы. Я могу помочь тебе, пока ты не встанешь на ноги. Но тебе надо уезжать. Отец справится и сам, я поговорю с ним и все объясню.
— Сэм... Сэм, выслушай меня. Ну-ка, садись, — я взяла его за руку и силой усадила на стул, потом села напротив. — Мне кое-что надо сообщить тебе, Сэм. Помнишь, о чем я говорила вчера? — Он коротко кивнул, и я продолжила: — Помнишь парня возле реки в тот вечер? Я еще просила тебя сказать маме, что ты видел меня с этим парнем? — Он снова кивнул. — Так вот: он вернулся. Он любит меня, я люблю его, и мы поженимся.
|
|
|
Не знаю, какой реакции я ожидала от него, я не задумывалась об этом, но когда он, пристально глядя на меня, медленно встал и, повернувшись, молча направился к двери, я закричала:
— Сэм!
Он остановился и, не глядя на меня, произнес:
— И все равно я бы на твоем месте уехал.
Стоя в одиночестве на кухне, я на какой-то миг ощутила полнейшую опустошенность. Я хотела поговорить с Сэмом о Мартине, а он и слышать о нем не хотел — это было очевидно. Потом еще это сообщение насчет Дона. Бросил свою шапку — вот уж действительно! Глядя на то, как Дон ведет себя, кто бы мог подумать, что я все еще нужна ему?- Чтобы отплатить мне за обиду — да, но вовсе не для того, чтобы жениться на мне. Меня вновь охватил страх. Перед моим мысленным взором предстали оба: в присутствии Мартина Дон выглядел сущим карликом. Было в моем избраннике нечто такое, что заставляло таких типов, как он, словно уменьшаться в размерах. Одно твердое слово Мартина — и Дон поймет, где его место в отношениях со мной. Дон больше не может запугать меня своей изощренной тактикой. Мартин сказал, что сегодня вечером нам надо поговорить. Я знала, что не смогу препятствовать ему в этом, и я тоже буду говорить, и расскажу ему о Доне, и тогда в этой истории будет поставлена точка.
Мартин не пришел, и я провела вечер в лихорадочном ожидании, а ночью, в промежутках бодрствования, я уверяла себя, что завтра он пришлет письмо. Если же нет — я просто не знала, как смогу прожить еще один день до следующего вечера.
Письма не было. Около одиннадцати часов пришел Сэм, и я впервые в жизни повысила на него голос, потому что он снова начал говорить мне, что я должна уехать.
— Не мели чепухи, Сэм. Куда мне ехать?
Он отвел глаза в сторону и пробормотал:
— Ну, ты же сказала, что у тебя этот парень... если он порядочный человек, то что-нибудь придумает.
Его тон рассердил меня, и я воскликнула:
— Разумеется, он порядочный!
— Кристина, сделай это для меня, пожалуйста, — в голосе Сэма зазвучали умоляющие нотки. — Уезжай — на какое-то время.
— Я не могу, Сэм, еще ничего не известно наверняка.
— Ладно, только не говори мне потом, что жалеешь! — рявкнул он сердито, что было вовсе не похоже на него.
Когда после обеда я больно отшлепала Констанцию за то, что она забралась на стол и взяла с верхней полки коробку с шоколадными конфетами, отец заметил:
— Не такое уж серьезное это прегрешение, дорогая, — взглянув на меня с легкой улыбкой и, возможно, вспомнив, в каком веселом настроении я пребывала накануне, он добавил: — Вот уже и весна кончается, а там и лето наступит...
Да, наступит лето... В этот вечер Мартин опять не пришел, и к девяти часам я как ненормальная расхаживала по дому взад и вперед. В половине десятого меня стошнило в раковину. Сознавая, что если я не засну, то сойду с ума, я приняла шесть таблеток аспирина, но даже в полусонном состоянии продолжала ожидать его и звала: «Мартин... Мартин».
На следующий день я сделала необходимые приготовления к вечеру. Если его не будет к восьми, я отправлюсь в бар и попытаюсь разузнать о нем. Я просто не смогла бы еще один вечер мерять шагами наш дом, отправляясь из комнаты в кухню и возвращаясь обратно бесчисленное количество раз. Но я должна была оставить кого-то с Констанцией. Как ни странно, я могла обратиться лишь к Паттерсонам, которые жили по соседству, без риска, что они поинтересуются, в чем дело. Как я уже упоминала, они были единственными протестантами в округе, и именно это мешало нам быть ближе. В этом не было ни их вины, ни нашей. Наверное, дороги, которыми мы шли к Богу, вели в совершенно противоположные стороны, а потому мы никак не могли встретиться. Миссис Паттерсон всегда была милой и любезной женщиной, всегда говорила при встрече о погоде или делилась какими-то новостями, но мы никогда не ходили в гости друг к другу, и даже война не сблизила нас. Их дом мог с таким же успехом находиться и в самом конце улицы — так далеки были друг от друга наши семьи. Честно говоря, я больше знала о мисс Спайерс, что жила в одном конце улицы, и о Кемпбеллах, которые жили в другом. Но когда я решила, что надо попросить кого-то остаться с Констанцией, то подумала именно о миссис Паттерсон.
Когда я постучала в ее. дверь и изложила свою просьбу, она, похоже, нисколько не удивилась и вообще вела себя так, словно я приглашала ее к нам каждый день. Я сказала, что, возможно, ее помощь и не понадобится: я, мол, ожидаю подругу, и если та не придет, мне самой придется идти и узнавать, не заболела ли она. В случае необходимости выдумки рождаются так легко, что вы вовсе не считаете их ложью. Мы договорились, что в случае чего я постучу ей в стену.
В восемь часов, уже надев шляпу и пальто, я постучала, и миссис Паттерсон немедленно пришла. Мне понравилось, что ее взгляд не начал тут же блуждать по комнатам, высматривая, что у нас и как; она села у камина со своим вязанием и проговорила:
— Не спеши возвращаться, Кристина.
Даже несмотря на то, что моя голова была занята совсем другими мыслями, я не могла не подумать: «Какая приятная женщина». Мне она нравилась. Более двадцати лет миссис Паттерсон жила по соседству с нами, и я, пожалуй, вспоминала о ней лишь мимоходом, но теперь я поняла, что из всех женщин, проживающих на нашей улице, она вызывала у меня наибольшую симпатию. Я взяла фонарик и сказала:
— Это ненадолго, я вернусь через час.
Я не привыкла ходить по улицам, утопающим во мраке из-за светомаскировки, когда все тропинки вдруг стали казаться незнакомыми. Кроме того, создавали проблему и мужчины. На Хай-стрит они время от времени светили фонариками мне в лицо, посылая недвусмысленные приглашения. Первый раз я бросилась прочь, второй — просто обошла мужчину в военной форме, но в третий раз все оказалось не так просто: их было трое, они шли в ряд и смеялись. Я сошла с тротуара, но они шагнули в ту же сторону, я попыталась увернуться — они двинулись за мной. И тогда в отчаянии я громко закричала; мужчины расступились, и один изумленно воскликнул: «Тьфу ты!» Трижды я сбивалась с пути, но в конце концов вышла на улицу, ведущую к бару. Я толкнула дверь и прошла в салон сквозь занавеси светомаскировки. Какое-то время я стояла, изумленно моргая глазами и не узнавая того самого помещения, в котором сидела всего несколько дней назад. Все столики были заняты, люди стояли и вдоль стен, и на всех была военная форма — форма военно-воздушных сил. Я с первого взгляда поняла, что все они офицеры. Мне потребовалось не более одной секунды, чтобы прийти к выводу, что Мартина среди них нет. Я сказала себе, что и ожидала этого: если бы ему удалось вырваться, он пришел бы прямо ко мне, может быть, в эту самую минуту он и находится у нас дома. Эта мысль вызвала смятение в моей душе. Почему я не сказала миссис Паттерсон правду? Потом, протискиваясь мимо меня, к посетителям поспешил бармен, в котором я узнала того самого человека, что обслуживал нас несколько дней назад. Я коснулась его руки и спросила:
— Не уделите ли вы мне минуту? Здесь капитан Фоньер?
— Фоньер? — переспросил бармен, закатывая глаза. — Пожалуй, я не знаю никого с такой фамилией, мисс. Но подождите минутку, я сейчас вернусь.
Он прошел с подносом в глубь салона, а я встала у стены, откуда был виден общий бар. Он тоже был битком забит людьми, а прямо возле стойки я заметила Томми. Я протиснулась дальше вдоль прохода. Вернулся бармен.
— Итак, мисс, вы упомянули фамилию Фоньер, не так ли?
— Да, — подтвердила я. — Капитан авиации Фоньер. Мы были здесь с ним на днях. Наверное, вы забыли.
Он бросил через плечо взгляд на салон и произнес:
— Нет, нет, теперь припоминаю.
— Я... я пила джин, помните?
Он засмеялся.
— Мисс, я не запомнил бы вас по тому, что вы заказали — мы подаем джин каждый день, когда он у нас есть, — но я вас действительно помню. Мне кажется, вы ошибаетесь насчет фамилии этого офицера. С вами был Беллинг. Капитан Беллинг.
— Но его фамилия Фоньер.
— Ну, может быть, это двойная фамилия, мисс.
— Да, да, возможно. Так он заходил сюда сегодня вечером?
— Нет, я не видел его здесь с тех пор, как он был с вами, мисс. Он не завсегдатай нашего заведения. Почему бы вам не зайти в «Корону» на Хай-стрит? Многие ходят туда. Мне надо идти работать.
— Подождите. Вон тот человек, — я указала в глубь бара. — Мистер Тайлер. Не могли бы вы сказать ему, что его ждут у выхода?
Бармен взглянул на меня с хитрой усмешкой, и если бы я была в состоянии думать сейчас о ком-то, кроме Мартина, это заставило бы меня покраснеть. Пробормотав «спасибо», я вышла на улицу и принялась ждать с фонариком наготове.
По лицу Томми было видно, что сообщение бармена несколько удивило его. Как только я заговорила, он произнес:
— О, Кристина, что ты здесь делаешь?
— Просто хочу поговорить с тобой, Томми.
— Ну так давай зайдем и выпьем, вместо того чтобы стоять здесь в темноте.
— Нет, спасибо, Томми, если ты не против, я постою здесь. Я просто хотела спросить тебя кое о чем. Ты помнишь, как утром ты разговаривал с тем офицером? — Он не ответил. — Мне интересно, видел ли ты его еще в тот день?
Томми по-прежнему молчал, и я торопливо продолжала:
— Не подумай дурного, Томми. Мы с ним друзья... мы дружили еще до войны. Потом потеряли друг друга до... до той самой минуты, как я увидела его с тобой.
Томми откашлялся и тихо произнес:
— Пойдем выпьем. Не в баре — в другом месте.
— Нет, спасибо.
— Пойдем — так будет лучше.
В его тоне слышалось нечто куда большее, чем заключалось в этих словах, и, когда он положил ладонь мне на руку и повел по улице, я не стала противиться. Через несколько шагов мы остановились перед входом в заведение под названием «Коммершэл». Здесь тоже было много народу, однако посетителями были не только военные — мужчины и женщины в форме, — но и гражданские. Томми протиснулся в угол, где возле стены отыскалось несколько свободных мест.
— Что будешь пить?
— Джин.
— Джин так джин, — Томми направился к узкой стойке, которая, по-видимому, отделяла это помещение от основного бара. Через некоторое время он вернулся и, поставив бокал передо мной, заметил: — Я не думал, что у них будет джин, но тебе повезло. — Я взяла бокал обеими руками, и он сказал: — Твое здоровье.
Вопреки правилам приличия, я опустошила бокал одним махом. Когда я опустила бокал на стол, Томми, глядя мне прямо в глаза, проговорил:
— Не знаю, девочка, в чем твои проблемы, или что там было между вами, но у меня для тебя плохие новости.
Мои пальцы крепко сжались вокруг невысокого бочкообразного бокала. Томми протянул руку и, забрав его, поставил на другой конец стола. Потом накрыл ладонью мою руку и сказал:
— В среду после обеда он погиб.
Я совершенно отчетливо видела посетителей заведения: они разговаривали и смеялись, а один парень в дальнем углу пел — он имитировал популярного эстрадного исполнителя, а его девушка хохотала, прикрыв лицо рукой.
— Послушай. Послушай, возьми себя в руки, это происходит каждый день.
На фоне гула людских голосов я услышала слова Томми:
— Его не дождется сегодня вечером и еще кто-то. Не забывай об этом, девочка.
Я смотрела на него, он смотрел на стол. Потом я услышала собственный голос:
— Кто-то еще? У него больше никого не было. Никого, кроме меня.
— Ну да, хорошо, что ты так думаешь, все девушки верят в это. Продолжай так считать, если это тебя утешит, и, тем не менее, у него были жена и двое детей.
— Ты лжешь, — медленно, тяжелым, обвиняющим тоном произнесла я, чувствуя, что ненавижу избегающего моего взгляда Томми больше, чем я ненавидела Дона Даулинга.
— Я не лгу, Кристина. Твой кэп был женат. Его жена живет сейчас в Литтлборо со своим отцом. Сделала себе имя, работая в женской добровольной службе. Дети куда- то эвакуированы, насколько мне известно. Ее семью здесь все знают — она дочь полковника Финдлея.
— Нет! Нет! — я отбросила его руку, когда он потянулся снова успокоить меня; Констанция поступала точно так же, когда злилась и хотела настоять на своем. — Это неправда. Я тебе не верю.
Хотя я продолжала сидеть, я чувствовала, что начинаю, как бы пятиться от него, отступать из этой комнаты, уходить от всего, что он сообщил мне, от этого ужасного момента истины. Потому что неотключившейся долей разума смогла поставить на место все части головоломки. Но я была во власти не этой доли, я была во власти своих чувств — агонии, любви и отчаяния, осознания того, что впереди меня ждут мучительные годы, пустые годы, которые никто, кроме Мартина, не в состоянии будет заполнить. Внутренний голос твердил мне: «Ты должна была знать это, ты должна была видеть, что между вами не может быть ничего, ты могла рассчитывать лишь на роль содержанки». И я закричала в ответ: «Нет, неправда!» — «Правда, и это факт, так что принимай все как есть. Он никогда не хотел приходить в твой дом, а если и приходил, то не для того, чтобы остаться — он хотел лишь тебя». «Нет! — кричала я, — он хотел остаться. Он любил меня, я знаю, что он любил меня». — «Если у него была жена, то он, должно быть, любил и ее», — настаивал этот внутренний голос. «Заткнись! Заткнись! Закрой свою пасть. Иди к черту, ты!..» Боже мой, это была совсем не я, даже в мыслях я не позволяла себе ругаться. «О, не лишай меня последних сил. Очнись, — сказала я себе. — И слушай, что говорит Томми...» «Не могу, Боже милостивый, сделай так, чтобы это было неправдой».
— Послушай, девочка, возьми себя в руки. Я принесу тебе еще выпить.
— Заткнись! Замолчи! — кричала я. Я по-прежнему отчетливо видела людей, их силуэты резко очерчены, как будто на ярком свету. Но я не обращала на них внимания. Я сосредоточилась на Томми и его лжи. — Это неправда, это неправда. Заткнись! Заткнись!
Теперь все смотрели на меня, и только мой голос заполнял помещение, каждый его уголок. Я попыталась остановить себя, но, когда какая-то женщина взяла меня за руку, я пронзительно закричала на нее. Потом Томми обнял меня, и я стала бить его руками и пинаться, и мой пронзительный крик поднял меня с земли, и я поплыла по воздуху. На какой-то кратчайший миг, такой короткий, что секунда по сравнению с ним показалась бы длинной, мною вновь овладел экстаз, подобный тому, что я испытывала ребенком, когда подпрыгивала в воздух, и я громко закричала на него:
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 110; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!