АСПЕКТЫ ИДЕАЛИЗИРУЮЩЕГО ПЕРЕНОСА 9 страница

Гиперкатексис грандиозной самости играл важную роль не только в начале анализа, но и — в особом контексте — на более поздних этапах. Когда после нескольких лет анализа функционирование пациента заметно улучшилось, когда повысилась его самооценка, а его способность адекватно реагировать на успехи и неудачи стала более устойчивой, он стал часто и на протяжении долгого времени испытывать чувство нереальности по отношению к се-

3 См. работу Айсслера (Eissler, 1963, р. 73 etc.), в которой описывается случай благотворного содействия взрослого переработке грандиозной фантазии у ребенка.

 

бе и своей жизни, которое нельзя было полностью объяснить исключительно новизной его адаптации. И только тогда, когда он снова вспомнил старые фантазии о своей нзрослости, хотя на самом деле он оставался ребенком, п когда он понял, как эти фантазии подрывали его способность принимать себя в качестве настоящего взрослого, ощущения волшебства и нереальности начали исчезать ил восприятия им своей нынешней более насыщенной жизни.

3. Метапсихологическая оценка психического нарушения пациента будет завершена обсуждением третьей дополнительной области психопатологии: его тенденции к сексуализации патологических нарциссических констелляций. Вопрос о взаимосвязи перверсий (а также наркомании и делинквентного поведения) с нарциссическими нарушениями личности заслуживает большего внимания, чем то, которое я могу уделить ему в рамках данной работы. Разумеется, не подлежит сомнению, что внешние синдромы извращенной (и с нею связанной) деятельности могут до такой степени доминировать в личности, настолько поработить Эго и вторично вызвать столь обширную регрессию, что нарциссическое нарушение, занимающее центральное место в структуре психопатологии, окажется чуть ли не полностью скрытым и незаметным. И все же мне кажется, что ядром этих обширных расстройств обычно являются специфические строго очерченные нарушения в нарциссической сфере. Случай мистера А., симптомы перверсии которого были сравнительно слабо выраженными, вполне годится для иллюстрации взаимосвязи между (а) ограниченным первичным нарциссиче-ским нарушением, (б) соответствующим ранним дефектом Эго и (в) сексуализацией нарциссического нарушения.

Гомосексуальные тенденции мистера А. не оказали глубокого вторичного влияния на Эго и не привели к диффузной регрессии влечений. Однако, как отмечалось вначале, пациент испытывал беспокойство в связи с гомосексуальными наклонностями, которое заставило его обратиться за помощью к аналитику или, по крайней мере, служило фокальной точкой его мотивации. Он никогда не вступал в гомосексуальные отношения и — за исключением несколько

 

сексуально окрашенной шутливой борьбы с ровесниками в подростковом возрасте и покупки спортивных журналов с фотографиями атлетически сложенных мужчин — его гомосексуальные устремления реализовывались только в фантазиях, которые иногда сопровождались мастурбацией. Объектами его гомосексуальных фантазий всегда являлись очень сильные в физическом отношении мужчины с превосходным телосложением. Он представлял, что чугь ли не садистским образом полностью управляет этими людьми. В своих фантазиях он поворачивал ситуацию так, что, несмотря на свою слабость, мог поработить сильного мужчину и сделать его беспомощным. Иногда он достигал оргазма, а также чувства триумфа и ощущения силы, представляя, как он мастурбирует сильных и превосходно сложенных мужчин и тем самым лишает их силы.

В клиническом отношении гомосексуальные фантазии исчезли задолго до того, как наступило очевидное улучшение в других аспектах психопатологии пациента: они возвращались только в периоды стресса. В дальнейшем они сменились возникавшими иногда воспоминаниями о фантазиях, которые потеряли свое сексуальное значение; пациент называл их гомосексуальными «страхами», то есть он переживал их только в связи со смутными опасениями, что они могут вернуться и опять начнут его мучить. В конце концов и эти «страхи» почти полностью исчезли.

Сексуализация дефектов пациента была обусловлена умеренной слабостью его базисной психической структуры, проявившейся в снижении ее способности к нейтрализации. Поскольку базисные нейтрализующие структуры психики приобретаются в доэдипов период, дефект нейтрализации должен был уже присутствовать в начале латентного периода, когда произошла основная травма (травматическая потеря идеализированного родительского имаго). Недостаточная способность к нейтрализации проявилась в сексуализации отношения пациента к своим нарциссически инвестированным объектам: (а) в сексуализации своего идеализированного (эдипова) имаго отца (ЕШ котором он продолжал оставаться фиксированным и в котором нуждался, поскольку у него отсутствовало прочно идеализированное Супер-Эго); (б) в сексуализации

 

зеркального образа своей гиперкатектированной грандиозной самости (на котором он продолжал оставаться фиксированным и в котором нуждался, поскольку у него отсутствовал надежно катектированный (пред)сознательный образ себя); (в) в сексуализации своей потребности и идеализированных ценностях и прочной высокой самооценке, а также в сексуализации психологических процессов (иптернализации), благодаря которым приобретаются идеалы и высокая самооценка.

Таким образом, гомосексуальные фантазии пациента следует понимать как сексуализированные представления о своем нарциссическом нарушении, аналогичные теоретическим формулировкам аналитика. Разумеется, фантазии противодействовали осмысленному пониманию и прогрессу анализа, поскольку служили получению удовольствия и позволяли избежать нарциссического напряжения. И действительно, прежде чем пациент сможет ассимилировать все, что он узнает о самом себе, он должен «начала научиться в достаточной мере терпеть напряжение. Тем не менее ввиду того, что сексуализация его нарциссических напряжений глубоко не укоренилась и что ее проявления заставляли его в большей степени осознавать наличие психопатологии, из-за которой он нуждался н лечении, чем другие (более легко устранимые) аспекты нарциссического нарушения, непосредственная интерпретация значения его сексуальных фантазий не была бесполезной. Фактически такие интерпретации часто приносили большую пользу — особенно ретроспективно, после того как гомосексуальные фантазии во многом утратили свое значение — с точки зрения подкрепления понимания, достигнутого при рассмотрении других областей нарушенного психологического функционирования. Таким образом, на более поздних стадиях анализа можно было провести параллели: (i) между (а) настойчивым требованием одобрения его ценностей и целей различными фигурами, представляющими отца (включая, в частности, аналитика) и (б) его прежними фантазиями о преследовании физически сильных мужчин; (ii) между (а) его реактивной грандиозностью, надменностью, чувством превосходства и (б) высокомерным поведением некоторых

 

молодых людей, однажды ставших источником сексуаль ного возбуждения, (iii) Упоминания об оргазмическом переживании получения силы через изъятие ее у вообража емых образов, обладающих физическим совершенством, -фантазии о подчинении сильных, статных мужчин и лишении их силы благодаря мастурбации — ретроспективно можно интерпретировать как сексуализированные представления пациента о природе своего психологического дефекта и психологических функций, которые он должен был обрести. Страдая от отсутствия стабильной системы прочно идеализированных ценностей и, таким образом, от отсутствия одного из важных источников внутренней регуляции самооценки, в своих сексуальных фантазиях он заменил внутренний идеал его сексуализированным внешним предшественником — атлетическим сильным мужчиной; и он подменил повышение субъективной само оценки жизнью в соответствии с идеализированными ценностями и нормами других людей, сексуализированным чувством триумфа, когда он отнимал у внешнего идеала его силу и совершенство и, таким образом, в своей фантазии овладевал этими качествами и достигал временного ощуще ния нарциссического равновесия4.

Однако следует подчеркнуть, что обычно непосредственная интерпретация содержания сексуальных фантазий не является оптимальным подходом при анализе подобных случаев и что вначале таким пациентам нужно показать, что сексуализация их дефектов и потребностей выполняет особую психоэкономическую функцию, то есть является средством разрядки интенсивного нарциссического напряжения. Даже ретроспективное использование содержаний сексуальных фантазий для подкрепления

 

Понимания, достигнутого в результате исследования несексуализированного материала, должно быть тактичным и осторожным, поскольку пациент, преодолевший привычку избегать напряжения (которая похожа на пагубную страсть), может почувствовать, что аналитик, вызывая прежнюю сексуализацию его конфликтов, пробуждает у него старый соблазн.

В этой области нельзя установить строгих и твердых правил. Умение и опыт обладающего эмпатией аналитика должны будут помочь ему решить: (1) надо ли ему излишне окременять пациента, который совсем недавно стал способен воздерживаться от сексуализации своих дефектов И потребностей и который только начал переходить к ноны м и более надежным способам достижения нарциссического равновесия посредством несексуализированных инсайтов и построения психологической структуры; или же (2) установившееся более или менее стойкое равновесие позволяет расширить понимание при помощи ретроспективного исследования, которое включает в себя прежние сексуальные проявления личностного расстройства. Благодаря такому ретроспективному исследованию тенденция к регрессивному избеганию посредством извращенного сексуального удовольствия вводится в доступный пониманию контекст, и контроль пациента над своими регрессивными тенденциями возрастает.

 

4 Здесь вполне можно предположить наличие бессознательной фантазии о фелляции, в которой проглатывание волшебного семени символизирует не произошедшие интернализацию и структурообразоьание. Однако она никогда не появлялась в сознании — возможно, из-за того, что активная (садистская) власть и контроль обычно преобладали над пассивными (мазохистскими) психологическими решениями, даже тогда, когда пациент находился под сильным эмоциональным давлением.

 

ГЛАВА 4. Клинические и терапевтические

АСПЕКТЫ ИДЕАЛИЗИРУЮЩЕГО ПЕРЕНОСА

ОТЛИЧИЯ ИДЕАЛИЗИРУЮЩЕГО ПЕРЕНОСА ОТ ЗРЕЛЫХ ФОРМ ИДЕАЛИЗАЦИИ

Как мы видели, идеализирующий перенос играет важней­шую роль в психоаналитической терапии некоторых нар-циссических нарушений и в течение долгого времени — или, по крайней мере, в особенно важные фазы — нахо­дится в центре внимания при анализе многих нарцисси-ческих личностей. Необходимо понимать существенное различие между идеализациями, возникающими при ана­лизе нарциссических личностей (то есть идеализирующим переносом в узком значении термина), и идеализациями, обычно встречающимися при анализе неврозов переноса.

Идеализации при нарциссических нарушениях могут возникать в результате активации либо архаичных и пере­ходных, либо относительно зрелых стадий развития идеа­лизированного родительского имаго; однако специфи­ческая патогенная фиксация всегда предшествует полному завершению преобразующей интернализации идеали­зированного родительского имаго, то есть возникает до того момента в развитии, когда формирование идеали­зированного Супер-Эго становится необратимым. С дру­гой стороны, идеализации, встречающиеся при неврозах переноса, происходят из психологических структур, кото­рые были приобретены в конце эдиповой фазы и на после­дующих стадиях психологического развития.

При неврозах переноса наблюдаются две формы идеа­лизации: (а) в одной форме, как уже отмечалось, идеали­зация представлена в виде примеси к объектной любви (любого рода), которая была активирована при переносе; она аналогична идеализации, обычно сопровождающей состояние влюбленности; (б) в другой форме идеализа-

ция возникает в результате проекции идеализированного

Супер-Эго анализанда на аналитика. Хотя идеализации,
происходящие при неврозах переноса, внешне напомина­
ют идеализации, возникающие при анализе нарцисси­
ческих нарушений, как правило, их не сложно отличить
друг от друга и легко распознать клинически. Теоретическое понимание разных генетических позиций этих двух форм идеализации позволяет увидеть характерные для них отличительные феноменологические признаки, которые в противном случае могут ускользнуть от наблюдателя.

Позвольте мне, однако, сначала упомянуть, что, несмотря на их широкое распространение в рамках и за рамками психоаналитической ситуации и, следовательно,
несмотря на их огромное практическое значение, я воздержусь здесь от обсуждения использования идеализации в защитных целях, то есть использования (сверх)идеализаций (проистекающих из временных установок Эго или из постоянных характерологических позиций), которые вопреки реактивным образованиям усиливают вторичное вытеснение или отрицание более глубокой — в структурном отношении — враждебности. Поскольку идеализация подобного рода подчинена враждебным установкам, ответ на вопрос о ее нарциссической или объектно-инстинктивной природе зависит от нашей оценки домини­рующих констелляций враждебности. Эти проблемы,
однако, относятся не к разграничению нарциссической
идеализации и идеализации, слитой с объектной любовью,
а к вопросу о взаимосвязи нарциссизма и враждебности,
то есть их необходимо рассматривать в связи с нарциссическим гневом.

С другой стороны, идеализирующий компонент объектной любви подчинен доминирующим либидинозным объектным катексисам, с которыми он слит, и объект (при переносе — инцестуозное эдипово детское имаго), на котором он сфокусирован, достаточно дифференцирован от самости, то есть он признается центром инициати­вы — независимого восприятия, мышления и действия. Та­ким образом, (воображаемые) взаимодействия с объектом мри переносе содержат элементы взаимности (например, фантазии о зачатии ребенка), а реакции разочарования

в объекте выражаются через раздражение и усилившиеся желания, направленные на отвергающий объект.

Завышенная оценка любимого объекта в действитель­ности является функцией нарциссического либидо, слито­го с объектным катексисом (аналогично идеализации Супер-Эго, которой объясняется доминирующее положе­ние содержаний и функций этой структуры). Но в отличие от нарциссического либидо, которое мобилизуется при идеализирующем переносе, нарциссический компонент обычного состояния влюбленности (а также некоторых фаз позитивного переноса) не отсоединяется от объект­ного катексиса, а остается подчиненным ему и не теряет контакта — за отдельными исключениями в случаях уме­ренной нереалистичной переоценки объекта — с реаль­ными качествами объекта. Если напряжение, вызванное идеализацией, становится у влюбленного настолько силь­ным, что уже не способно абсорбироваться объектным катексисом, то оно может просочиться, так сказать, через предохранительный клапан и обеспечивать энергией порыв творческой активности, хотя, разумеется, соответ­ствующий поэтический талант имеется далеко не у каждо­го влюбленного — потенциального поэта. Но также и здесь влюбленный не теряет контакта с реальностью — опять-таки за исключением случаев умеренной нереалистичной переоценки объекта любви, — несмотря на то, что творче­ская активность питается нарциссическим идеализиру­ющим либидо. Например, в отличие от нереалистичных любовных переживаний шизофренических подростков, у которых причудливые художественные произведения и искаженное восприятие объекта любви иногда являются первым внешним признаком их психического заболева­ния, обычно влюбленные в стихах восхваляют реальные качества и особенности возлюбленного.

Пожалуй, здесь важно отметить, что клиническое значе­ние идеализирующего переноса отличается от роли, которую играют в терапевтическом процессе идеализации, встре­чающиеся при неврозах переноса. В частности, мы не долж­ны смешивать (а) специфическую стратегически важную роль идеализации аналитика при идеализирующем переносе у нарциссических личностей и (б) универсальную, вспомога-

тельную, тактическую роль идеализации аналитика при диализе неврозов переноса. В определенные периоды анали-за неврозов переноса пациент действительно сотрудничает с аналитиком на основе временной идеализации и времен­ного принятия идеализированного аналитика взамен своего собственного Супер-Эго. Подобная временная и фокальная
идентификация составляет часть «позитивного переноса»
(Фрейд, 1912) и относится к важной «области кооперации между аналитиком и пациентом» (Kris, 1951). Огромное значение этих идеализации и идентификаций не подлежит сомнению, потому что только благодаря им можно сделать
первые шаги в исследовании внутреннего мира, которым
в противном случае будет препятствовать архаичное Супер-Эго пациента (см., например, Nunberg, 1937). Однако такое тактическое использование связи с руководителем-гипнотизером-терапевтом в формировании терапевтической «группы» a deux . на основе принятия руководителя-аналитика в качестве психоаналитического Эго-идеала (Freud, 1921) является неспецифическим феноменом.
Безусловно, он представляет собой психологическую побудительную силу, которая может оказать существенную поддержку пациенту в напряженные моменты анализа. Но эта сила по крайней мере не менее эффективна и во всех других видах психотерапии, включая и те, чьи цели полностью отличаются от целей психоанализа. Поэтому ее следует отделять от идеализирующего переноса, который приводится в действие и поддерживается мобилизацией идеализированного родительского имаго. Однако проявления этой аналитически реактивированной психологической конфигурации нельзя назвать вспомогательными по отношению к главной психоаналитической задаче — они представляют собой терапевтически активированное ядро патогенных структур пациента и таким образом, составляют саму суть аналитической работы при анализе нарциссических личностей.

Скажем еще несколько слов по поводу хорошо известной идеализации аналитика, возникающей вследствие проекции Супер-Эго. Характерные особенности этой идеализации объясняются тем, что мудрость и сила, кото­рые анализанд приписывает идеализированному терапевту, имеют много общего с системой идеализированных

норм и ценностей, на основе которой возникает проек­ция. Кроме того, эти проекции, происходящие при пере­носе, являются временными и не образуют сердцевины базисной терапевтической констелляции, как при идеали­зирующем переносе. Они возникают в специфические моменты при анализе неврозов переноса, а именно тогда, когда бессознательный конфликт между Супер-Эго и Эго начинает активизироваться и когда анализанд — защи­щаясь или делая первый шаг к сознательному признанию существующего конфликта — воспринимает приказы сво­его идеализированного Супер-Эго как поступающие извне, то есть, в частности, как поступающие от аналитика. В этом контексте аналитик рассматривается прежде всего как идеальная фигура в мире норм и ценностей, а потому в ответ на отвержения с его стороны пациент, как пра­вило, реагирует чувством вины и моральной никчемности.

Разновидности идеализирующего переноса

Наиболее легко распознаваемые формы идеализирующего переноса (такие, как формы переноса, преобладавшие у мистера А.) генетически связаны с нарушениями, возник­шими на поздних стадиях развития идеализированного родительского имаго, в частности, непосредственно перед тем или сразу после того, как идеализированное роди­тельское имаго оказалось интроецированным, а идеали­зирующее либидо стало использоваться в идеализации Супер-Эго. Если эти нормальные процессы постепенного (или массивного, но соответствующего фазе развития) декатексиса идеализированного родительского имаго серь­езно нарушены или заблокированы, то в таком случае идеа­лизированное родительское имаго сохраняется; оно вы­тесняется или каким-то другим способом становится не­доступным¹ влиянию реальности Эго, которое по-прежнему

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 125; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!