Как жить рядом с наркоманом ? 4 страница



Я каждый день только и делал, что ходил на собрания, обсуж­дал программу с друзьями; стали происходить маленькие откры­тия. Помню, сидел на собрании, где речь шла о втором шаге, и до меня дошло, что я часто говорил о том, чего не знал и не по­нимал. Я понял, что других людей вообще не слушаю, не хочу от­казываться от своих убеждений, то есть живу по-старому, а хочу каких-то изменений. Тогда я стал поменьше говорить, меньше стал что-либо утверждать, больше слушать других, читать литературу. Я слышал в АА фразу: "Если ты будешь делать то, что де­лал всегда, ты будешь получать то, что всегда получал". И осоз­нал, что продолжал жить по-старому, а получать хотел по-ново­му. Я понял, что нужно изменить систему ценностей — будет результат. Каким он будет — не знал, но все говорили, что лучше, чем до этого, и я верил.

В это время у нас с мамой было тяжелое финансовое положе­ние, но я осознанно перестал заниматься делами, отбросил мысль о наживе денег. Деньги "жгли карман". Я знал, как только они появляются, желание уколоться усиливается. Однажды мать предложила мне денег, чтобы я устроился на курсы англий­ского языка, но я отказался и предупредил ее, чтобы она вообще не давала мне денег. Я смирился с идеей "нищей трезвости". Я старался избегать злачных мест, старых знакомых, сами они меня не доставали.

Нельзя сказать, что отказаться от идеи обогащения было лег­ко. Помню, мне предложили совершить квартирную кражу. Хо­телось денег; кроме того, отказываться — удар по самолюбию, и я согласился. Как только договорились, мне стало очень плохо, тут же пожалел об этом. Я готов был сам заплатить денег, только чтобы не красть. Я поехал к месту, куда договорились, и уже у двери в квартиру отговорил человека. Когда все миновало, я по­нял, что красть не буду, даже с мыслями об этом надо завязывать. Еще несколько раз мне делали подобные предложения, и у меня даже были небольшие колебания, но я уже твердо говорил "нет".

Примерно через четыре месяца тяга к наркотику прошла. Я стал думать о работе. Мне предложили работу в коммерческом магазине. Работать было очень тяжело, трудно вставать утром. Раздражало то, что все время нужно было быть на виду, общать­ся с людьми. Я понял, что эта работа может довести меня до сры­ва. Месяц я советовался по этому поводу в АА, слушал мнения других людей, их опыт, и в конце концов уволился: "Первым де­лом — главное".

Потом устроился работать сторожем. Работа была легкая, лю­дей я не видел. С людьми мне было очень тяжело общаться, пото­му что я просто не знал как. Я часто испытывал чувство страха. В магазины, где одежда висит на вешалках, я до недавнего време­ни заходил с опаской, боялся, что примут за вора; если у машины на улице случайно срабатывала сигнализация, боялся, что забе­рет милиция. Я уже давно не воровал, а страх оставался.

Примерно через шесть месяцев я понял, что имею хорошие шансы на выздоровление. Сторожем я работал долго, продолжал каждый день ездить на собрания, несколько раз ходил в больни­цу делать 12-й шаг. Но жизнью на самом деле доволен не был — хотелось деятельной взрослой жизни, но я считал себя неспособ­ным на многие вещи, завидовал энергичным людям. Я считал себя замкнутым, малообщительным человеком, да к тому же еще и лентяем. Общался только с членами АА, других людей боялся, думал, что в общении с ними как-нибудь оплошаю, они будут тыкать в меня пальцем. Хотя все эти страхи были у меня, в основ­ном, в голове. Если все-таки приходилось общаться с людьми, они относились ко мне нормально, и страхи мои были беспочвен­ными.

Постепенно возникло желание влиться в нормальную жизнь, не быть человеком, который общается только с наркоманами и алкоголиками из АА.

После десяти месяцев трезвости я все-таки решил закончить вечернюю школу (среднего образования у меня не было). Такие попытки делал раньше, относил документы, но этим все и закан­чивалось. В школу ходить было страшно, каждый раз думал: "Не дай Бог, чего-нибудь спросят, надо что-то говорить". Я чув­ствовал себя каким-то не таким, как все. Старался ни с кем не об­щаться, но двух приятелей все же завел, хотя, скорее, по их ини­циативе. Школу я закончил.

С работы пришлось уйти, фирма прогорела. Я встал на биржу труда, ходил в школу, делал вялые попытки устроиться на рабо­ту, ничего не получалось. Депрессии периодически появлялись. Однажды в таком состоянии я обратился за помощью к психоло­гу, заполнял какие-то анкеты, тесты. Многого от этого не ждал, но, как ни странно, психолог мне очень помог. Он помог разгля­деть мои достоинства, со временем я научился ими пользоваться и развивать их. Я считал себя человеком малообщительным, а оказалось, что могу располагать к себе людей. Выяснилось, что я не такой уж ленивый, энергии — пруд пруди. Кроме того, я стал гораздо более честным. После анкетирования я стал намного лучше к себе относиться. Жизнь вокруг кардинально не меня­лась, но я понял, что, при определенных усилиях с моей стороны, она может измениться к лучшему.

До лета я не работал, а в августе освободился из тюрьмы один из моих старых друзей, тот самый, с которым я первый раз попробовал опиаты и с которым мы пытались вместе бросить нар­котики после моей четвертой больницы. Мы встретились, пого­ворили. Он искал себе работу. Я тоже давно хотел иметь более квалифицированную работу, которая приносила бы удовлетво­рение, но духа не хватало. Мы начали устраиваться вместе; он везде звонил, договаривался, был силой, приводящей все в движение. В конце концов нас приняли; я стал ходить на работу, а он нет,— говорил, что нашел что-то поинтереснее. Я рассказы­вал ему о АА, несколько раз предлагал сходить вместе на собра­ние. Но он был из тех наркоманов, которые говорят: "Я сам могу бросить, у меня большая сила воли". Через месяц он повесился, при нем нашли шприц с раствором и записку, в которой было на­писано, что он устал. Его смерть произвела на меня очень силь­ное впечатление. Это был близкий мне человек, и потом, я уже начал забывать, кем я был раньше и насколько все это серьезно.

Я работал, жил жизнью, о которой раньше мечтал. Было и тя­жело и интересно. Работая, я понял, что могу жить как большин­ство людей. А философию, что все кругом придурки, я уже давно оставил.

Для меня эта работа — шаг вперед, другое социальное поло­жение, другие деньги. Хотя зарплата — это минимум, раньше я имел еще меньше.

Я продолжаю ходить на собрания АА и АН, использую прин­ципы программы в своей жизни. Раньше приходил на собрания и подробно рассказывал о своей жизни, иногда это был своего рода "душевный стриптиз". Сейчас многие свои проблемы я тоже решаю на собраниях, но на другом уровне. Я уже не хочу, чтобы люди знали все подробности моей жизни, и больше говорю о чув­ствах, связанных с проблемами, о своем опыте.

АА делает мою жизнь спокойной. Теперь я понимаю, что я ме­щанин в хорошем смысле этого слова — мне хочется иметь свой дом, семью, детей. Клубы и вечеринки меня не привлекают. Од­нажды я услышал фразу: "Счастье - это когда утром хочется на работу, а вечером — домой". Я с этим полностью согласен и стремлюсь к этому.

Я не совсем забыл о деньгах, мне они нужны, без них я себя плохо чувствую, но я не хочу денег любой ценой, я хочу получать адекватно затрачиваемым на работе усилиям.

Я продолжаю делать шаги. У меня были попытки делать 8-й и 9-й шаги, но это — долгое дело, и я — в процессе. У меня наладились отношения с матерью, я люблю ее и помню о ней, но мне трудно об этом сказать вслух. Мне очень трудно делать 12-й шаг; сам я в больницы не хожу, но если подворачивается случай, не уклоняюсь.

В начале трезвости мне не верилось, что я смогу нормально жить без наркотиков; я считал себя другим, человеком, которому судьбой предначертано быть наркоманом. Сегодня, через три с лишним года после последнего срыва, мне не верится, что я мог жить другой жизнью, жизнью наркомана."

История вторая

Я знаю, что если прекратить прикладывать "усилия",

 все может быстро вернуться назад

 

С Виталием я познакомилась в 1991 году, когда он поступил на лечение в больницу. Он производил впечатление человека, который просто не хочет смотреть на мир трезвыми глазами. Приходилось лечить много наркоманов. Большинство, по край­ней мере в больнице, как-то держались, а если и злоупотребляли транквилизаторами, то эпизодически. Виталий же постоянно что-то доставал, выменивал на сигареты таблетки у больных и т. д. Совсем трезвым я его не видела. Он лечился в нашей больнице трижды. Второй раз не очень-то отличался от первого, и при вы­писке я сказала ему, что поступать к нам третий раз, очевидно, не имеет смысла. Но третий раз все-таки был, мне хочется рас­сказать о нем подробнее. Было это в 1992 году.

Так получилось, что меня попросили его навестить мои хоро­шие знакомые. Честно говоря, идти не очень-то хотелось, тем бо­лее я не верила, что это поможет, но все-таки согласилась. Когда я пришла к нему домой, то ужаснулась: на диване лежал сильно истощенный человек, на ногах, руках, ягодицах и даже на лбу были либо зреющие, либо вскрытые абсцессы. Слова, которые я приготовила, застряли у меня в горле. Единственное, что я в пер­вый момент смогла спросить, кто вскрывает ему абсцессы. Он ска­зал, что вызывает хирурга на дом. Виталий поведал, что после очередной выписки сразу же начал употреблять наркотики. Но вен, пригодных для инъекций, уже не осталось. Он стал вво­дить себе раствор внутримышечно. Сначала появился один абс­цесс, повысилась температура. Он вызвал хирурга, тот вскрыл гнойник, назначил антибиотики. Поскольку Виталий продолжал колоться в мышцу, абсцессы возникали один за другим. Темпе­ратура уже не повышалась, сопротивляемость организма упала. Когда я пришла, он уже еле ходил. Я посоветовала ему обратить­ся в поликлинику к хирургу, чтобы тот дал направление в боль­ницу. Виталий еле дошел до поликлиники, но там сказали, что мест в больнице нет, нужно ждать. А ждать уже было нельзя. Он попытался лечь еще в одну больницу, но и в ней ему отказали.

Виталий опять оказался в нашей больнице. Он был очень плох, не было даже уверенности, что он выживет. Но, несмотря на то что он практически не мог себя обслуживать, он и в этот раз ухитрялся объедаться таблетками до психотического состояния. Тем не менее постепенно состояние улучшалось, он окреп, раны зажили. Когда Виталий выписывался из больницы, я предупре­дила его, что второго шанса не будет, если он опять начнет ко­лоться,— впереди только скорая смерть. Через знакомых я узна­ла, что Виталий снова начал употреблять наркотики, и тогда я им сказала: "Этот человек никогда не будет трезвым". Я была абсо­лютно в этом уверена.

Но я ошиблась. И рада этому. Сегодня Виталий уже 4 года не употребляет наркотики, и он любезно согласился рассказать свою историю, которую я здесь привожу.

"Родился я в 1964 году. Первые впечатления детства — ругань отца с матерью. Хотя мне было меньше трех лет, но я почему-то запомнил случай, когда мой будущий отчим провожал мать до­мой, а отец их случайно встретил,— была драка. Я очень сильно переживал.

Когда начал себя осознавать, мы уже жили с отчимом. Не­смотря на то что отчим — человек очень хороший, я никогда не знал, как с ним себя вести, всегда ощущалась какая-то дистан­ция. Меня настраивали против отца, при редких встречах я был с ним и его матерью, то есть моей бабушкой, подчеркнуто холо­ден. В более старшем возрасте я даже испытывал чувство вины перед отцом за это.

Еще в детском саду меня отдали заниматься фигурным ката­нием, где я имел успехи. Вообще, мне очень многие вещи дава­лись легко, без особых усилий, и уже в раннем детстве я привык к тому, что все можно получить, не тратя много сил.

В школе я был младше других, в первом классе отставал в учебе, но всегда очень переживал, если кто-нибудь был лучше меня. Так уж меня воспитывали, что я должен стараться быть лучше других. Плохая отметка или замечание вызывали у меня истерику, несмотря на то что дома меня за это не ругали.

Когда мне было 9 лет, родилась сестра. Я очень испугался, что меня перестанут любить, и стал заботливым братом. В это же время у меня затормозился рост, мои близкие уделяли этому много внимания, без конца таскали меня по врачам. У меня раз­вился комплекс "маленького роста". К тому времени мне уже нравились девочки, но я стеснялся к ним подходить, потому что в глубине души чувствовал себя ущербным. В школьные годы начал заниматься гимнастикой, добился неплохих результатов, но оставался "середнячком". Чтобы быть лучшим, нужно при­кладывать усилия, а я не хотел. Бросил гимнастику, начал зани­маться борьбой.

Учился я хорошо, но в то же время не хотел, чтобы меня запи­сали в "занудные отличники". Хотя по натуре я, наверное, такой и есть. Поэтому совершал поступки, не свойственные моему ха­рактеру: дрался в школе, курил. Я не очень-то умел дружить; если появлялись друзья, стремился их подавлять, иногда дохо­дило даже до издевательств. К 8-му классу все-таки сложилась своя компания. Один из наших пошел учиться в ПТУ, стал там выпивать, слушать рок-музыку. Мне захотелось в своем кругу и в этом стать лидером. Меня уже давно смущало, что многие ре­бята пробовали алкоголь, а я нет. Но всем говорил, что тоже про­бовал. Однако выпить боялся — вдруг родители заметят, хотя отставать от своих сверстников тоже не хотелось. В 15 лет с двою­родным братом на даче я впервые попробовал сухое вино. Силь­но опьянел и мало что запомнил.

О наркотиках к этому времени я уже тоже знал. У меня по­явился еще один круг знакомых, которые были старше. Они вы­зывали желание подражать. Одеты они были как хиппи, носили длинные волосы, слушали запрещенную музыку. Эта компания манила, но было страшно. Мне все время хотелось выделиться. Быть хорошим учеником в моей среде не считалось чем-то выда­ющимся, путь "любимца женщин" для меня тоже был закрыт. Наркотики в то время употребляли дети из хороших семей, а все сопутствующие атрибуты — музыка, хиппи — являлись запрет­ным плодом. Сейчас я, наверное, не стал бы наркоманом. Я был хорошим учеником и честолюбивым человеком и мог бы исполь­зовать эти качества в другом направлении.

Один человек из той компании производил особенно сильное впечатление. Он умел красочно рассказывать о наркотиках, пре­подносил это все "со вкусом". Я уже очень хотел попробовать, но все еще боялся. Однажды я его встретил по дороге из школы, он предложил попробовать анаши. Мне стало страшно, но было стыдно отказаться. Эффекта я не почувствовал. Я стал чаще и чаще заходить к этому приятелю, слушал музыку, курил ана­шу. Эффект от анаши я почувствовал только через несколько ме­сяцев. Оказалось, что анаша — совсем не страшно. С тем челове­ком я часто ездил на всякие вечеринки, вкусил "романтику" новой жизни, а спорт забросил.

Мне стало нравиться такое времяпровождение. Я всегда труд­но сходился с незнакомыми людьми. А тут, в развязной обстанов­ке, да еще под действием анаши, все намного проще. В тот же пе­риод я стал чаще выпивать, но алкоголь мне не очень нравился.

В 10-м классе осенью я впервые попробовал опиаты — настой­ку опиума с ноксироном. Эффект сразу же понравился. Все кру­гом становилось прекрасным, появлялась легкость в общении. Я заметил, что после приема наркотика исчезала застенчивость и, что для меня было особенно важным, я мог общаться с девушка­ми. К концу 10-го класса я употреблял опиаты уже систематичес­ки. В основном ел маковую соломку. Если наркотика не было — становилось уже не по себе. В то время я старался принимать опи­аты, если только угощали, денег на них было жалко. Или я мог, купив стакан соломы, съесть треть, а затем продать оставшееся за ту же цену. То есть денег на наркотики в ту пору я не тратил. Но желание принять наркотик появлялось все чаще и чаще. Уже весной я впервые ввел себе опиаты внутривенно. Был мо­мент, когда у торговца не оказалось маковой соломы и он предло­жил уколоться промедолом. Сначала было страшно, но после инъекции почувствовал эффект, и страх исчез. Пытался приоб­щить к наркотикам и своих школьных друзей, старался рассчи­тываться их деньгами. Но, к счастью, наркоманами они не стали.

Для окружающих я продолжал оставаться "примерным маль­чиком", хотя на выпускных экзаменах в школе был в состоянии наркотического опьянения.

Затем поступил в технический вуз. На первом курсе я любил студенческие пирушки, много пил, особенно пива, в день выпи­вал его несколько литров и считал это нормальным. У меня по­явились свободные деньги, стипендия и зарплата (я устроился работать сторожем); кормила меня мама. К тому же уже в это время я мог поспекулировать. На вырученные деньги мы со школьным приятелем ходили по барам. В то время я употреблял в основном алкоголь, вокруг еще не было такой явной наркоман­ской среды, даже не всегда удавалось достать наркотики. Тогда я мог до какой-то степени контролировать употребление, но со­всем отказываться от них не хотел. Считал, что под рукой всегда должны находиться опиаты, а то вдруг появится "та единствен­ная", а я из-за стеснения ее пропущу. Тем более что в 10-м классе у меня был неудачный опыт: я несколько раз встречался с девуш­кой, но она, видя мою нерешительность, не стала со мной больше общаться.

Пил я много и часто. У родителей дома был спирт, вот его-то втихаря понемногу попивал. Стали возникать неприятности, связанные с алкоголем. Однажды зимой, после очередной попой­ки в общежитии, я возвращался домой. Потом ничего не помню. Утром очнулся в милиции. Мне предъявили обвинение в хули­ганстве. Дело в конце концов замяли, но я так до сих пор не знаю, виноват я был или нет. Этот случай меня испугал, стали прихо­дить в голову мысли, что больше пить нельзя; начал чаще упо­треблять опиаты, однако совсем пить не бросил.

После второго курса я должен был ехать на юг, в экспедицию. Меня уже подламывало. Уезжать должен был в субботу. В пят­ницу со школьным другом решили отметить это событие, выпили. Друг ушел, а я уже не смог остановиться. Пошел к двоюродному брату, там продолжил пить, остался ночевать. Утром, опохме­лившись, появился дома. Дел было по горло, но меня преследо­вала мысль: выпить бы еще. Родители уехали, я дома продолжил пить, да еще ввел себе ханки. Потом поехал на вокзал. Не помню, как очутился в милиции; а поезд тем временем ушел. Ночью из милиции отпустили, но пропал ключ от квартиры, из рюкзака ис­чезли практически все вещи. Я переночевал у друга. Утром по­ехал домой, решил влезть в квартиру через окно, но увидел у себя в комнате свет. Оказалось, что я не запер дверь, когда уходил. В квартире был бардак — все измазано краской, которая пред­назначалась для ремонта; спирт весь был выпит. Мы еле с другом все это оттерли.

В экспедицию я все-таки уехал. Денег у меня с собой было мало, а в поезде очень хотелось выпить. Я пошел в вагон-ресто­ран, нашел там попутчика, которому всю дорогу что-то про себя врал, а он меня поил. Приехав в пункт назначения, первым делом купил полный рюкзак алкоголя, а уже потом добрался до экспе­диции. Пил я там с утра до вечера, хотя пытался планировать вы­пивку, исходя из количества бутылок. Днем старался пить по­меньше, а вечером напивался. Но привезенный портвейн быстро кончился. Стал искать деньги, разослал всем письма: другу — с просьбой что-нибудь продать из моих вещей, брату — с просьбой прислать магнитофонные кассеты. Продал свои часы. В конце концов денег прислала мама. Я снова загудел.

Если в отношении наркотиков я еще понимал, что это нехоро­шо, то в алкоголе не видел ничего дурного. С этого лета я практи­чески уже не бывал трезвым. Осенью, в начале третьего курса, нас послали в колхоз. Денег на выпивку уже совсем не было. Чтобы купить с собой спиртное, я продал магнитофон. В колхо­зе на грядку брал с собой рюкзак со спиртным и регулярно опох­мелялся. Когда спиртное закончилось, меня послали как самого опытного в этих делах за алкоголем для всех; опять пил.


Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 102; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!