Этюд с полковником и попугаем

Один из российских масонов, с которыми мне довелось беседовать, открыл еще один ракурс названной темы: экстрасенсорика и спецслужбы. Итак, после того, как в прихожей меня обнюхал хозяйский доберман, на кухне мы завариваем чаек. В клетке верещит яркий попугай. Начинается рассказ.

«Когда при Горбачеве начались публикации про «всякое такое», я прочел в «Комсомолке» интервью с Тофиком Дадашевым. Он рассказывал, что даже по фотографии может установить прошлое, настоящее, будущее человека. Что он все это просто видит... У меня, опытного опера, сразу мелькнула профессиональная мысль: а что если это действительно правда? Тогда можно использовать все это для работы. Например, возвращается завербованный тобою человек из-за границы, после выполнения задания. Как проверяется его честность? Ставится на прослушивание телефон, устанавливается наружное наблюдение, вербуется друг-собутыльник. А тут все гораздо проще. «Сканируешь» его — и все. Конечно, все экстрасенсы были у нас на учете. Я спросил своего коллегу, который занимался этим вопросом: кто из них самый сильный? Он указал на пожилого уже человека, Владимира Ивановича. Своими способностями он произвел на меня большое впечатление.

В работе неоднократно такой метод помогал. Мы подружились с Владимиром Ивановичем, хотя и были людьми разных поколений. Эта близость меня даже удивляла. Я как-то спросил одного из этой компании: а почему он так охотно общается со мной? Ему ведь, конечно, безразлично, что я офицер КГБ. «А потому, что ты один из нас. И он хочет тебя обучить», — ответил тот. «Но он же не учит меня ничему!» «Ошибаешься, он показывает и объясняет, что делает сам. Потом это тебе пригодится».

Тут я вспомнил, что, действительно, еще в школе всегда заранее знал, какую получу оценку. Чувствовал в себе особые силы по воздействию на человека во время вербовки. Это трудно описать. Сначала идет обычный словесный пинг-понг, а потом в тебе как будто что-то щелкает, и ты выходишь на какую-то новую орбиту. И уже чувствуешь, что человек оказывается во власти. Он не хочет подчиняться, скрипит зубами, но я его ломаю...

Взгляды Владимира Ивановича на мир тоже поражали! Он рассказывал такие вещи, о которых тогда, в 80-е годы я никогда не задумывался. Например, говорил, что Иисус Христос — это не миф, а реальный человек и что он был сильнейшим экстрасенсом. Что Евангелие — это пособие по целительству. Там же все написано: возложил руки на больного и исцелил его... Тогда-то я и попросил одного своего коллегу дать мне конфискованную у кого-то Библию.

А какие вещи происходили после этого со мной! По вечерам я обычно бегал в парке. Бегал часами. А когда входишь в ритм бега, это ведь тоже своеобразная медитация. И вот вдруг однажды на дистанции мне приходит мысль: «Господи, если Ты есть, покажи мне это!» И вдруг слышу голос: «Чего же ты хочешь?» Я ответил сразу, хотя и не обдумывал заранее: «У меня на шее шишка величиной со сливу, пусть она исчезнет». Прибегаю через пару минут домой, переодеваюсь и чувствую, что ничего не мешает. Шишки нет! На следующий день на том же месте опять слышу голос: «Видишь, как Я помог тебе, ты должен покрестить детей». В следующую же субботу мы это и сделали. И я стал носить крестик, хотя в те времена из-за этого на пляже на меня еще оглядывались.

Потом оказалось, что и я могу исцелять. Было несколько таких случаев. И только когда я вступил в масоны, по мере продвижения в орденской иерархии (сейчас я досточтимый мастер ложи «Гармония»), это качество почему-то стало уходить».

Вот такой рассказ. Согласитесь, он может произвести неоднозначное впечатление. Но неоднозначать и связана с борьбой, которая происходит в человеческой душе... А все-таки православие у полковника, как и у всех масонов, — своеобразное. Закончив разговор об экстрасенсорике, мой собеседник тут же оседлал своего излюбленного, как я понял, конька. Как попугай, начал пересказывать взгляды академика математики Фоменко. И передо мной тут же возникло кривое зеркало, сплющившее историю на тысячу лет. Из него вылезают странные персонажи! Русские святые, например, одновременно оказываются монголо-татарскими ханами. Это же Абраксас экуменизма! Если святые и ханы — одно и то же, то Господь — тождественен аллаху... Обнаружилось в кривом зеркале немало и других удивительных вещей, которые история хотела скрыть от дотошного математика, но не сумела. Он ее, эту историю, просчитал и вывел на чистую воду.

Ключевой момент во всех этих построениях характерен. Это ненависть к нашей последней царской династии. По Фоменко, вся история была переписана именно по указу ее представителей. Зачем? Чтобы доказать право Романовых (якобы отсутствующее) на трон. Так, помимо всего прочего, отбрасывается весь многовековой соборный авторитет Русской Православной Церкви, которая канонизировала десятки (!) святых-выходцев из рода Романовых.

Об этом курьезе не стоило бы говорить, но в нашем случае он явственно обнаруживает, каким духом исцелял, каким духом питается и какой дух привел в масонство отставного полковника КГБ.

А попугай тем временем вырвался из клетки и разошелся вовсю...

Я шел домой и в очередной раз поражался: как закрыты бывают для людей очевидные вещи, как глухи они к словам, которые не вписываются в сложившуюся схему! Впрочем, чему удивляться! Достаточно посмотреть на себя. Как уходит, например, мысль от молитвы. Читаешь ее, как автомат. Словно экран закрывает смысл. Экран этот и составляют те «мегабайты» грехов, которые накоплены самим и которые достались «по наследству».

Подумалось и еще вот о чем. Духовный закон таков: часто под бесовский удар попадают близкие экстрасенсу люди, те, кто наименее защищен. В первую очередь — дети. Увы, именно это произошло и в семье женщины, в зеркале которой столь явно проявилась демоническая нечисть. Задумалась ли она, что это — не случайное совпадение? Слава Богу, по чьим-то молитвам защищены теперь крестом дети отставного полковника...

Перед зеркалом каждый стремится «выглядеть». Увидеть в нем то, что хочется видеть. Но в той самой квартире Господь показал не внешнее, а внутреннее. Всех тех бесов, что поселились в несчастном экстрасенсе.

Каждый экстрасенс — зеркало нашей революции. Оккультной революции, наступающей из диавольского Зазеркалья. Запечатать его может лишь Крест.

БЕЗ ПЯТИ МИНУТ ОН МАСТЕР...»
(Из дневника)

Билет в Париж стоил в то время 170 рублей: туда и обратно. А рубль оценивался в десять франков — по официальному курсу, конечно. Страна называлась «совок», деньги «деревяшками».

И вот мы с тобой — на время — отделились от масс трудящихся, от «этой страны» с ее проблемами дефицита. Мы ехали в Париж. И смотрели, как в Бресте колеса поезда меняют на западную колею. В моей душе одномоментно-сумбурно клокотали два состояния, которые можно передать так: «Сбылась мечта идиота» и «Это есть наш последний и решительный бой».

Бой, какой-то европейски-бархатный и хиппово-разноцветный, начинался во всем соцлагере. В наших паспортах еще стояли многочисленные транзитные визы: Польша, ГДР, ФРГ, Бельгия... А границы уже как-то стихийно стирались.

«Берлин — Вест»... «Берлин — ZOO». А нету, нету уже границы-то! Аккуратно одетые немцы не по-немецки бесхозяйственно и суетливо долбили и крошили стену... Совершалось что-то грандиозно важное, великое или роковое внутри моей души, в нашей с тобой судьбе, в судьбе Отечества и в мировой истории... Я чувствовала это, наблюдая из окна нашего уютного двухместного купе, как разбирали на сувениры символ окончательной и полной победы социализма...

Откуда в каждом русском человеке сидит какая-то генетическая память и знание Парижа? Я говорила со многими людьми, и все поражаются этому странному «дежавю»: отчетливому ощущению того, что это все уже было, происходило, повторялось. Париж знаком и понятен с первых шагов по загаженному собаками узкому тротуару. Французский язык — практически тоже.

Между московскими и парижскими улицами разница такая же, как между нормальным человеческим лицом и хитрой сморщенной мордашкой старенькой мартышки. Французская речь — кокетлива, куртуазна и кондитерски приторна — во! — даже по-русски все слова французскими оказались! О французской бережливости, жадности и мелочности ходят легенды и анекдоты по всему миру.

Андре, его жена Франсин и сын Рафаэль встретили нас радушно, гостеприимно и хлебосольно. Правда, это было чисто французское радушие, гостеприимство, хлебосольство... Немытые и голодные с поезда, мы должны были мимически общаться с их гостями до самого ужина: ведь время обеда только что закончилось, а не нарушать же из-за каких-то экзотических визитеров вековые традиции!

Ты, как всегда, интеллигентно молчал, молчал естественно и мило, причем теперь уже на законных основаниях — дескать, твое знание языка «в объеме вуза» не давало возможности для речевой коммуникации. Таким образом, возникла жестокая необходимость моего срочного «погружения». Это у Чехова, да? — «Если зайца долго бить, он спички зажигать научится...».

Правда, языковая ситуация облегчалась тем, что все семейство Андре и даже некоторые из их друзей понимали и могли объясняться по-английски. Дефицит же в их понимании и говорении я заполняла своей болтовней в режиме непрерывного пояснения, растолковывания, плюс мимика и жесты, прыжки, гримасы и телодвижения. За день такого буйного общения я уставала так, как будто проработала Сизифом.

Туристический маршрут — Тур Эффель, Ль'арк де Триемф, Лувр, Монмартр, Версаль и прочее. Дешевые магазины Тати, распродажи, арабы, китайцы и секондхэнды — это все было для нас. Так сказать, — «загрузись попутно». Главной целью поездки оставалось твое посвящение.

Я настойчиво пыталась взять быка за рога чуть ли не с подножки вагона и в обычной своей режиссерской манере начала давить на Андре. По странному стечению обстоятельств, профессии у нас с ним одинаковые. Ему кружит голову слава Клода Лелюша и он все пытается сделать задешево игровую «нетленку», вроде «Мужчины и женщины». Так что давить на Андре мне не очень-то удавалось. Тут, как говорится, нашла коса на камень.

Тем не менее, дело двигалось. Медленнее, чем мне бы хотелось, но двигалось (французский бюрократизм намного крепче и устойчивей нашего).

Режиссер — он и в Африке режиссер. И в Париже! Андре мастерски подготовил и блестяще провел операцию, под кодовым названием «Первый русский масон». Ее основой был напор и куча мелких обманов. Понадобилось, например, собрать семерых как бы давно и хорошо знающих тебя «братьев». Подготовить «общественное мнение». С помощью Жан-Пьера перевести толстую кипу бумаг, для чего мы посетили его в 70 км от города в два часа ночи и оставили без сна. V нас такие вещи не впечатляют, но для бедного француза такое — шок на всю оставшуюся жизнь...

Масонский натюрморт

Если бабам надо посплетничать, то они реализуют эту потребность, даже если обе — слепоглухонемые, и одна — из племени банту, а другая — эскимоска. С подружками Франсин, не владеющими никаким языком, кроме французского, я давно попереживала за ее жизнь, и перемыла косточки Андре. А в ту знаменательную ночь посвящения сама Франсин на школьном английском делилась со мной семейными тайнами подружек. Но даже за этим, самым увлекательным из женских занятий, время тянулось медленно.

То ли от осознания судьбоносности того, что происходит где-то на противоположном конце Парижа, то ли от тревожных предчувствий, то ли от французского экономного отношения к калориферам — меня трясло... Вы с Андре явились с розочкой, запахом «братского ужина», новенькими твоими ритуальными одеждами под утро. Все были горды и счастливы. Свершилось!

Свершилось невероятное: бюрократы, казуисты и крючкотворы французские пошли на крайность, посвятив тебя не только в первый, а в один за другим — сразу в три градуса! В одну ночь ты стал не учеником, не подмастерьем, а мастером! Режиссерский профессионализм Андре проявился в конкретном результате! Я поняла, что рядом с ним мой уровень — хлопушка... французские «братья» так растерялись, что сгоряча разгулялись широко, по-русски, и в складчину купили нам в подарок видеомагнитофон, который был тогда в «совке» роскошью невиданной. Он вскорости был мною присовокуплен к квартире в очередном великолепном обмене.

Сохранилась копия моей «зодческой работы», где речь идет о посвящении в первый градус. Заменив в ней «сестра» на «брат» и «она» на «он», я привожу ее здесь, чтобы напомнить тебе хоть кое-что из бури пережитого в ту ночь...

Три странствия профана

Основное посвящение профана начинается после пребывания в черной келье — очищения землей — и проводится в самом Храме.

Профан должен предстать перед братьями не одетым и не раздетым, не обутым и не босым. Такой вид посвящаемого знаменует собой тот хаос, в котором он пока пребывает. Часть одежды снимается с профана и для того, чтобы напомнить — добродетель не нуждается в покровах. В самых древних ритуалах считалось, что левая сторона груди, т.е. сердце обнажается в знак искренности, левое колено — в знак сознательного смирения, а левая нога разувается в знак напоминания древнего восточного обычая снимать обувь на пороге Храма. Глаза профана во всех ритуалах покрывают черной повязкой, которая символизирует мрак, окружающий его, и делает весь обряд посвящения особенно магически таинственным.

На шею профана должна быть надета веревка — как бы остаток пуповины, все еще связывающий его с миром повседневности.

Я не очень понимаю, почему в Досточтимой Ложе «Роза Ветров» не сохраняется древний обряд обнажения сердца — ведь это один из важнейших символов посвящения. Глаза профана еще завязаны, он еще вне предела опыта и знаний, но сердце — уже «распахнуто» в знак того, что на пороге посвящения будущий ученик уже готов подвергнуться испытанию с сердечной открытостью и искренностью.

Убедившись в том, что профан «свободен и добрых нравов», брат — Руководитель вводит посвящаемого, склоненного, в Храм. В древности первые масоны всегда заставляли посвящаемых ползти в Храм через низкий узкий проход, напоминающий о выходе новорожденного из материнского лона — ибо настал час рождения к новой жизни.

Посвящаемому объясняют значение момента, опрашивают его г берут с него обещание хранить в тайне все слышанное и виденное здесь Начинается первое странствие. Путь нелегок во мраке повязки.

С первых же шагов предстоит преодолеть неровности дороги и не растеряться в грохоте и буре возбужденных сил зла. Путь этот — символ человеческой жизни с ее бурными страстями, столкновениями и трудностями преодоления. Священная Чаша, предлагаемая профану, на полнена напитком без запаха и вкуса — обыкновенной водой. Это символ обыденности, профанской жизни, во время которой дух еще не проснулся. Затем напиток становится горьким, что знаменует собой горький удел посвящаемого, терзаемого желанием все познать. В некоторых ритуалах, подавая Священную Чашу, профану говорят, что простая вода превратится в ядовитую и горькую жидкость, если намерения его не чисты. Потрясенному горечью второго глотка посвящаемому объясняют затем, что все наши намерения и помыслы никогда не бывают абсолютно чисты и бескорыстны — в каждом присутствуем некоторая примесь своекорыстия и нечистоты...

Если посвящаемый сумел преодолеть это первое испытание, то не видимая братская рука поможет начать и второе странствие. Оно может показаться даже более легким, чем первое, но все же вокруг раздается лязг невидимых мечей, все наполнено каким-то смятением. Порой профан оказывается в каких-то невидимых объятиях, объектом какой-то борьбы, что и символизирует объятия борющихся в жизни противоположных сил. Сам посвящаемый представляет собой арену борьбы страстей и пороков — не менее опасных врагов, чем те, которых в данный момент удается избежать, ведомому опытной рукой...

Предстоит третье и последнее на этом этапе странствие. Оно совершается в полной тишине, символизирующей победу воли посвящаемого, выдержавшего борьбу с враждебными стихиями и ныне приближающегося к познанию. Здесь в преодолении тройной пламенной завесы будущий ученик получает последнее очищение огнем. Да воспримет он жар этого огня, чтобы возгорелся в душе порыв к высокой цели, стоящей отныне перед ним, да не сгорит он в пламени страстей и суетных желаний. Победив и преодолев все испытания, профан приближается к концу посвящения. В большинстве ритуалов на этом этапе посвящаемому предлагается еще одно испытание. Ему предлагают исполнить свой долг милосердия и ждут от него добровольного подаяния в пользу страждущих братьев и сестер. Будущий ученик Ложи должен понять, что вступает в братство Любви и Согласия. Ныне приносится торжественная присяга верности заветам Ордена, после сего с глаз будет снята, наконец, повязка и перед взором предстанет во всем своем величии Храм, наполненный членами Ложи. В некоторых древних ритуалах первое, что видит в Храме ученик перед собой — окровавленный труп, пронзенный шпагами. Такова участь изменника, клятвопреступника, посягнувшего на братскую верность. Только здесь ученик повторяет слова присяги и после удара молота окончательно лишается повязки и видит Великий свет — символ Высшего Начала. Абсолют, к которому приближается посвященный.

Как странно мне сегодня читать эту галиматью... А ведь сама писала! Верила в масонские сказки... Уж очень привлекательны они своей романтической возвышенностью, проникнуты рыцарским духом самоотверженного служения идее, бескорыстного служения...

Разве только мы попадались на эти красивые приманки? Масонами были Пушкин, Карамзин, Жуковский, Кутузов, Гумилев. Мучениками масонских идей стали Новиков, Баженов, декабристы... От масонских страниц истории до сих пор остались звезды на знаменах и погонах. Эстетика военных парадов основана на красотах масонских ритуалов — шаги, жесты, отдание чести. Белые перчатки армия тоже получила из лож... Это теперь они вернулись к нашим «братьям» из военторга. Забавно.

Пожалуй, масонство — секта самая тоталитарная. Эта мягкая, неявная тоталитарность, стиль которой оттачивается для воцарения антихриста...

Утверждать, что помыслы наши при поступлении в масонство были абсолютно чисты, идеальны и бескорыстны, не буду. Тщеславие, гордыня... Может быть, мы просто не осознавали до конца всех мотивов своих тогдашних надежд, решений, поступков? Мы с тобой так восхищались изяществом белого запона и перчаток, красотой ленты... Кто знает, не учились ли мы тогда, сами того не понимая, обманывать свою совесть, друг друга, будущих «братьев» и всех остальных людей?

КОГДА СИМВОЛ ПРОСНЕТСЯ

Одним из «братьев», разочаровавшихся в масонстве, оказался человек, до недавнего времени занимавший весьма интересный пост — начальника отдела военной геральдики Генштаба ВС... Откуда разочарование? Этот полковник (назовем его В.) ответил почти словами Фридриха II, который говорил, что масонство — великое ничто. Пристанищем посредственностей назвал офицер масонские ложи.

В лице моего собеседника есть что-то болезненное, даже асимметричное. Оказалось, вскоре после инициации у него воспалился тройничный нерв, с тех пор болезни преследуют его. И сейчас, я знаю, как трудно отпускает его та сила, которой он отдался. Отпустит ли?

Однажды полковник пригласил меня в закрытый музей, откуда я сделал телевизионный репортаж. Вот фрагменты текста...

Звездопад

Люцифер пал с небес пылающей злобой звездой. И пронзил века вплоть до конца истории. В своем падении он царапнул пятипалой лапой по синайскому камню, и получилась звезда Ремфана — там, где иудеи в безумии отлили золотого тельца (Деян. VII). От горящей пентаграммы зажигались пожары ересей и революций. Потом, налившись кровью, она десятки лет удерживалась на гербе России... И вот, окончательно перевернувшись, полетела дальше. Под грохот вселенского рок-шоу — в бездну сатанизма...

Странное дело: миллионы наших соотечественников спокойно отказались от прежней идеологии; и, однако, для многих из них смена государственной или военной символики оказалась болезненной. Какой тайной силой обладает та же пентаграмма? Символ вообще?

ПолковникВ.: «Еще Конфуций говорил: знаки и символы правят миром. Идеология суха, а символ нагляден».

Мы находимся в уникальном, закрытом для рядовых посетителей музее формы одежды русской, советской и иностранных армий. Вот щеголеватые лосины, изящество которых давалось непросто (необходимо было спать в мокрой лосиной коже, чтобы наутро, обсохнув, она обтянула ноги). Вот — «мужицкий стиль» Александра III: введенная форма напоминала зипуны, и это даже вызвало отток офицерства из армии. Вот мундиры времен Николая I. Странно: именно тогда, после разгрома декабристов, пентаграмма впервые появилась на эполетах (знак того, что масонство уцелело и стало действовать хитрее?)... Чего здесь только нет! Посреди экспозиции — даже чучело коня Ворошилова.

Хорошее место, чтобы поразмыслить о «войне символов и знамен». В новейшей истории она повторяется уже не в первый раз.

Это полковое знамя — след потрясения 1917 года. Какой-то эмиссар Керенского, члена ложи «Полярная звезда», отдал приказ — и на слово «царь», на изображение Георгия Победоносца нашили заплатки... Скоро сама история покажет: «знамя» и «знамение» — слова родственные. Закатится звезда Временного правительства, а затем на грудь новых героев упадут — низвергнутыми ангелами — звезды перевернутые. Первые ордена Боевого Красного Знамени.

Эта самая звезда, возможно, станет и главным «ежом» на пути танков Антанты. «Огромное впечатление на эмиграцию произвело принятие коммунистами пятиконечной звезды — пентаграммы: она «относится к общепринятым символам масонства», имеет связь с традиций каббалы и «восходит к «печати Соломона», которой он отметил краеугольный камень своего Храма, — объясняет масонский словарь» [42-2]. Что это было, случайное совпадение символики? Или знак: не тронь, этот эксперимент проводится нами!

Вся Россия окажется под звездопадом. Пентаграммы будут всех калибров — от октябрятской до рубиновой (на башнях Кремля). Вот уж поистине: «Мне звезда упала на ладошку... Я с такой летела высоты...» Кресты будут поруганы, и несметные полчища бесов ринутся на Россию. «Чтобы вызвать духов ада, ...необходимо... осквернить таинства религии, растоптав ее самые священные символы»: этими словами А.Е. Уэйт характеризует формулу черной магии...» [59].

Тот период насыщался новой символикой не из случайных источников. Во всяком случае, — не из фантазии художников. Откуда же взята была пентаграмма?

Интересен фрагмент «зодческой работы» Елены Сергеевны по теме «Число 5».

Пять — число человека, человеческий микрокосм. Ведь оно получается прямым сложением: три (число небесное, где есть Творец, его действие и результат — творение) + 2 (число Земли и земных страстей). В некоторых традициях считается также, что число человека 5 состоит из Божественной тройки и сатанинской двойки. В то же время человек есть божеское создание: 5=1 (Создатель) + 4 (действующие силы)...

Кроме того, число 5 — это число каналов связи человека с окружающим миром, ведь у нас пять органов чувств (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание).

...в большинстве традиций самым полным и точным изобразительным выражением числа пять является пентаграмма (пятиугольник), пятиконечные звезды, а также, как продолжение и развитие этой аналогии, — все пяти-лепестковые цветы (дикая роза, лотос, лилия и т.п.) и пятиконечные листья (виноград, клен и т.д.)... При всей своей многозначности пятиугольник является, прежде всего, символом человека, причем, пентаграмма означает человека совершенного, гармоничного, духовного.

«Правильная» равноконечная пятиугольная звезда — как бы предельно условное, схематичное изображение человека, стоящего с раздвинутыми ногами, распростертыми руками и поднятой головой. Такая звезда — Человек, как Добро, Совершенство, Мудрость, Справедливый воин, Защитник. Это последнее из значений древнего символа особенно широко и, полно используется сегодня: чуть ли не все армии современных государств имеют в своей символике пятиконечные звезды.

Через этот же смысл относительно недавно пятиконечные звезды приобрели еще и значение «государственности», «независимости», «демократии» и т.п. и стали непременными атрибутами множества гербов, знамен, флагов и вымпелов, вплоть до монет, фирменных и товарных знаков, этикеток и пр.

Каким милым символом оказывается пентаграмма! Воспевая число «пять», знак второго градуса посвящения, не знала Елена Сергеевна слов Альберта Пайка: «Голубые степени масонства являются только внешним двором или прихожей храма. Часть символов показывается там посвященному, но его намеренно ложными объяснениями их (символов) заставляют заблуждаться... Их истинное объяснение сохраняется для адептов, для князей масонства». Тайный смысл пентаграммы вот в чем ее символика упорно пытается отождествить «пятиконечного» человека с падшим ангелом. Об этом же — один из главных постулатов «великого посвященного» Алистера Кроули: каждый мужчина и каждая женщина — звезда.

Несколько поеживаясь, полковник В. говорит о корнях советской символики: «Отрицать масонских источников не буду. Коммунисты мечтали ведь о мировой революции, а эта цель — производное идеологии «вольных каменщиков»».

«...в газете «Коммунист», издаваемой в Харькове (выпуск от 12 апреля 1919 г.) некто М. Коган хвастается, что: символ евреев, столетиями боровшихся против капитализма, стал также символом российского пролетариата, который всей душой принял красную пятиконечную звезду, которая в прежние времена, как известно, была символом сионизма и еврейства» [6].

Изданная в Санкт-Петербурге перед самой революцией масонская энциклопедия отмечает: пентаграмма — «главный символ наших герметических реализации»... То, что так долго «герметически» таилось, обнаруживается сегодня пятиконечными звездами на флагах примерно ста сорока государств.

Масонский «звездопад».

«Эта звезда, что сорвалась и падает...»

Теперь мировая революция называется глобализмом. Эти мессианские планы в первую очередь связываются с США. На американских офицерских фуражках — хищная птица, заграбаставшая в свои лапы весь земной шар. И — колоссальная печать пентаграммы на американской земле — здание Пентагона.

Да, выстроившись в боевой порядок, полсотни штатовских «интелегио» взяли верх над одной — с советского флага.

Полковник В.: «В США с 1925 года существует институт военной геральдики... И здесь влияние каббалистических, масонских традиций — налицо. Интересна закономерность, которую можно проследить по этим экспонатам: сильнейшая держава диктует «моду» военной формы. Были периоды гегемонии прусской, французской, русской — после победы над Наполеоном. Теперь моду диктует США. Не случайно военнослужащие называют нашу новую форму «натовской»»...

Масонский орел точно воспроизводится в американской военной символике.

Конечно, сказанное не заставит ветерана отказаться от почитаемой им звезды. Безэмоциональный знак, политый кровью; знак, с которым связана вся жизнь, превращается в теплый для сердца символ. Он уже не просто государственный, он — личный и родной. Поэтому столь болезненна смена символики. Этот процесс, кстати, далеко не закончен. И странная раздвоенность национального сознания видна не только в противоположных символах над Кремлем.

Полковник В.: «Несколько лет назад мы разрабатывали форму для полка Президентской охраны. За основу были взяты мундиры времен Николая Второго. Окончательное решение перед тем, как проект был представлен Ельцину, принимал главный тогда эзотерик Кремля генерал Рогозин. Он глубокомысленно изрек, что предложенная цветовая гамма и покрой вызывают у военнослужащих должное психо-эмоциональное состояние. В общем, одобрил».

Другой генерал, Грачев, бывший тогда министром обороны, пренебрежительно назвал традиционную русскую кокарду «мишенью». Тогда же рукава военнослужащих стали украшать аляповатые пантеры, скорпионы и другие диковинные звери. Смешные мелочи? Но в них, однако, отражалась полная дезориентация власть имущих. Непонимание, куда должна идти страна и армия — к реальной боеспособности или к розовому миру, где у России якобы нет врагов. К придумываемым кем-то политическим химерам или к законному и Богом установленному строю.

Полковник В.: «От правильного выбора символа в той или иной степени зависят даже судьбы государств. История Советского Союза или Третьего рейха — тому пример».

Бог даст, символика России отразит еще ее уникальную роль в нынешнем предапокалиптическом мире.

Символ создается не раздроблением, не анализом понятий, а объединительным, божественным началом в человеке, его творческой интуицией. «Художественный или пророческий ум всматривается в то или иное явление и находит в нем что-то сродное из другого мира, находит его символ». «Символ» означает «соединяю». Он соединяет человека с высшей, незримой реальностью.

«Для символиста... создается очевидной соотносимость двух планов бытия, этого видимого и иного, вечного. Видимый мир с его явлениями и самим человеком, со структурой его психофизического организма есть экран, на котором отпечатлены символы вечного бытия. Надо только уметь прочитывать эти символы... надо расшифровывать таинственную криптограмму бытия, доступную для изощренного глаза духовного и совершенно закрытую для непросветленного чувственного зрения». [28].

...Так не пора ли отпороть материальные заплатки, пришитые к самому русскому сердцу?! Не пора ли окончательно отправить пентаграмму по назначению — в бездну.

ЗНАКОМСТВО С АВАДДОНОМ

Сначала масонское «братство» дало «свободу» ножу гильотины. Первым делом до предела подравняло «равенство». Отрубило голову человеку, который и принял подобную кличку — герцогу Филиппу «Эгалите».

«Еврейский каббализм, немецкий иллюминизм и гильотина (изобретенная тоже масоном) — вот вам и все масонство, и вся французская революция», — откровенничали вольные каменщики. [70].

Свергнув короля и побесновавшись вволю, «великая французская революция» короновала себя сама. Так возник «император» Наполеон. Нет, не случайно русский духовный взгляд узрел в нем предтечу антихриста. Революции еще долго будут играть в республики, но последняя из них — оккультная — завершится все же коронованием. Воцарением антихриста. Сей момент, часто даже не подозревая того, приближают многие... «Из окончательного всемирного действия этой болезни должен возникнуть «беззаконник», гений из гениев, как из французской Революции родился его предызображение — колоссальный гений Наполеон», — пишет свт. Игнатий (Брянчанинов).

Чем было оплаченное бешеными деньгами Ротшильдов бонапартистское нашествие? В значительной мере — походом четырехсот военных лож, в которых состояло большинство офицерства Европы. Выдвинутый масонством император приказал всем своим маршалам и генералам возглавить капитулы и ложи... (16).

Итак, только что по Европе проскакала наполеоновская саранча, что несла на своих штыках равноправие евреев. [21]. Они выползли из гетто, и началось новое «рассеяние». Открывшееся всему интернационалу отцов еврейское лоно пополнило число «избранных». Мировая еврейка получила имя «эмансипация».

Сам Наполеон находился уже в ссылке, а европейская Карбонада спешила закрепить успех. Цель была грандиозна. Равноправия «жертвам гетто» сразу же стало мало. Требовалось главенство.

Это в Европе. А что же в России?

Наслушавшись либерально-католических проповедей Госнера, вертелись, крутились в бесовском камлании высокородные члены секты Татариновой. Бесновались не где-нибудь, а в Инженерном замке. Участвовал в камланиях и министр духовных дел.

Кстати, о сути этого вновь созданного министерства точно писал архимандрит Фотий: «Для смешения всех религий, и чтобы духовенство не мешало, введено министерство духовных дел, и министру подчинены православные рядом с жидами и магометанами».

Последователь Новикова Лабзин выпускал «Сионский вестник», взяв на себя право толкования религиозных истин.

Вползало в страну английское Библейское общество. Вползало не без участия двух митрополитов — Михаила и Сергия — воспитанников новиковского Дружеского Общества. И с каждым ударом свинцового типографского шрифта — изводилась из Священного Писания «печать невразумительного наречия», то есть церковно-славянский язык.

А что же Александр I? Известно ли ему было о планах «борцов с нетерпимостью» совершить в России бесконфликтную религиозную реформацию? [56-2]. Знал ли царь, что Томас Шиллите, неделями воображал себя чайником и очень боялся, чтобы близко подходившие к нему люди не разбили его?! А потом бегом мчался по лондонскому мосту, опасаясь, что тот обрушится под его, Томаса, огромной тяжестью... Знать, много тяжких грехов накопил!

И над всей этой фантасмагорией, в пасмурном небе Петербурга, парила некая пара. Один — с козлиной бородкой, в опрятном камзоле. Другая — в белоснежном чепце. Яков Беме! Госпожа Гийон! Масонские «духовидцы», последователи Новикова, точно видели за их спинами крылья. И называли их ангелами Апокалипсиса. [30] Ждали, что те вострубят?

А вдали уже виднелась целая туча миссионерской саранчи. Все в аккуратных пиджачках, Билли Грэм и прочие — они долетят до России почти через два века. Уже при новом либерале.

Запечные французы

По слову святителя Феофана, кто к чему прилепляется, тот тем и наказывается. Господь хорошенько полечил офранцузившуюся русскую аристократию варварским нашествием двунадесяти языков. (Предвидел свт. Феофан и то, что онемечивание нашего богословия приведет к немецкому нашествию. В Первую мировую так и получилось).

После Наполеона галлицизмы зазвучали в нашем языке уже не только изысканно, не только тонко, не только куртуазно. Обмороженные «шер ами» стали шаромыжниками, а изголодавшиеся «шевалье» — просто швалью. Замечателен русский язык!

Французский ответил на эти события по-своему. Обжегшись о сковородку на кухне, француз по сей день орет: «Березина!!!» — название реки, при панической переправе через которую европейская орда потеряла огромное количество людей.

Во время наполеоновского отступления русский офицер Н.Ф. Глинка описал один замечательный эпизод: «Мы остановились в разоренном и еще дымящемся от пожара Борисове. Несчастные наполеонцы ползают по тлеющим развалинам и не чувствуют, что тело их горит!Те, которые поздоровее, втесняются в избы, живут под лавками, под печами и заползают в камины. Они страшно воют, когда начинают их выгонять.

Недавно вошли мы в одну избу и просили старую хозяйку протопить печь. — Нельзя топить, — отвечала она, — там сидят французы. — Мы закричали им по-французски, чтобы они выходили скорее есть хлеба. Это подействовало. Тотчас трое, черные как арапы, выпрыгнули из печи и явились перед нами. Каждый предлагал свои услуги: один просился в повара, другой — в лекари, третий — в учители!.. Мы дали им по куску хлеба, и они поползли под печь.

Адмирал А.С.Шишков.

В самом деле, если вам уж очень надобны французы, то вместо того, чтобы выписывать их за дорогие деньги, присылайте сюда побольше подвод и забирайте даром. Их можно ловить легче раков. Покажи им кусок хлеба — и целую колонну сманишь! Сколько годных в повара, в музыканты, в лекаря, в друзья дома и — в учители! За недостатком русских мужчин, сражающихся за отечество, они могут блистать и на балах наших богатых помещиков, которые знают о разорении России только по слуху. И как ручаться, что эти же запечные французы, доползя до России, прихолясь и приосанясь, не вскружат голов прекрасным россиянкам, воспитанницам француженок!» [22].

О французском языке, как кочующем зле, замечательно писал адмирал Шишков: «Мы кликнули клич, кто из французов, какого бы роду он ни был, хочет за дорогую плату принять на себя воспитание наших детей? Явились их престрашные толпы. Стали нас брить, стричь, чесать. Научили удивляться всему тому, что сами делают; презирать благочестивые нравы предков наших. Господин М., бывший при посольстве французском в царствование Императрицы Елизаветы в Петербурге, поведал: Мы обступлены были тучей всякого рода французов, беглецов, промотавшихся, распутных людей и множества такого же рода женщин; поссорясь с парижской полицией, они пришли заражать северные страны. Им поручено было воспитание детей самых знаменитейших...

Не могли они истребить в нас духа храбрости; но и тот не защищает нас от них: мы учителей своих побеждаем оружием; а они победителей своих побеждают комедиями, романами, пудрою, гребенками. Оттого-то родилось в нас и презрение к славенскому языку. Оттого-то в нынешних сочинениях такие встречаем толкования: Слог нашего переводчика изряден. Он не надут славянщизной. О русском писателе пишут: Он педант, провонял славянщизною и не знает французского в штиле элегансу».

И еще: «В наших старинных песнях не найдете вы ни купидона, стреляющего из глаз красавицы; ни амврозии, дышущей из уст ее; ни души в ногах, когда она пляшет; ни ума в руках, когда она ими размахивает; ни граций, сидящих у нее на щеках и на подбородке».

Годы будут идти за годами, и сколько несчастных русских людей повторит в своей жизни сюжеты пошлых французских романов! Убежит из дома с проезжим молодцом некая юная поповна. Совершит страшный грех. И он тяжко, ох, как тяжко ляжет на души всех ее потомков. Не скоро еще родится ее внук, будущий Н.Н., но как же трудно ему придется!

Итак, иностранцы-воспитатели, не желающие служить дворяне, потерявшие сословный стержень разночинцы становились властителями дум. И душ. Эта-то забесовленная публика и понесла народу «знания»: Бога нет, человек произошел от обезьяны, царь — узурпатор власти.

...Французский язык шел впереди Наполеона. Кому же предшествует английский, ставший международным теперь? Не тому ли, кому поклонятся народы?! (17).

Галльская прививка

Удивительное дело — языковой перевод. Едва слышно шуршат шаги-страницы, тихо поскрипывает перо, как посох в руке осторожного проводника. Язык потихонечку переводят — через границу. Что же это за граница?

Еще в Средневековье «духи» Платона, Аристотеля, Пифагора и прочих заговорили в Европе с сильным семитским акцентом. Их премудрость европейцы узнали в изложении иудеев и арабов. [31] А Россия — в переводе с переводов...

Во времена Новикова вокруг книжных лавок начинали клубиться попахивающие серой клочки «ноосферы». То, что Ключевский назвал зарождением общественного мнения. Мнение тоже было переведено с европейских языков. Именно масоны превратили перевод в особое искусство. Херасков, Жуковский и многие другие начинали как переводчики. Межъязыковой барьер на пути тайны беззакония, поставленный во времена Вавилонского столпотворения, разрушался. Творилось прямо противоположное тому, что происходило с нашим языком прежде, во времена становления Третьего Рима! Ведь именно тогда и устная, и письменная речь приблизилась к церковно-славянскому идеалу. Язык, писал Карамзин, «с XIII поXV века приобрел более чистоты и правильности». «Брат» Сумароков возражал: «У нас науки словесные только начинаются, и наш язык едва чиститься начал... Язык наш великого исправления требует». Конечно, первым делом саранча пожирала все, идущее от святых Кирилла и Мефодия, с одной стороны, и родной, славянской корнесловицы — с другой. Обруби такой корешок — и вот уже болеет языковое древо. Грустно шелестит облетающей листвой слов под западными, пронизывающими ветрами. (18).

Человек видит словами. Действительно, чего нет в языке, того он не замечает. Подобным образом, называя все сущее в раю, «прозревал» Адам... А ветхозаветные пророки! Их духовными заслугами и весь народ жестоковыйный стал называться «Израилем», то есть «видящим Бога». Видящим? Но ведь до явления Спасителя люди не видели Его, а только — избранные — слышали... В том-то и дело: Словом отверзались глаза.

А потом и русский народ стал Израилем... Но вот начала обрываться связь русского сердца с языком богоданным, дарованным для общения со Всевышним. Так наших предков ослепляли духовно. И вера, вслед за языком, шла под диавольским факелом Прометея, — к химере «свободы, равенства и братства». Вслепую брела не в церковь, а в ложу. В эту изысканную прихожую ада.

...Многим галльская прививка пошла на пользу. (Хотя и сам Кутузов до конца дней своих странным образом оставался приверженным ко всему французскому). Но были и столь слабые духовные организмы, что подхватили заразу в масонских ложах уже во время победоносного европейского похода.

Как снова не процитировать адмирала Шишкова: «Опаснее для нас дружба и соблазны развратного народа, чем вражда их и оружие». И вот уже к закладке величайшего памятника русской победе — Храма Христа Спасителя — кто-то подготовил недвусмысленный ритуальный инструмент — серебряный мастерок и молоточек. Они еще вынырнут на поверхность нашей истории.

О долге и чести

После того, как масоны полежат в гробах в обнимку со смердящим Хирамом и вдоволь настучатся молотками (не в Крест ли Господень тщатся забить гвозди своих грехов?), наступает время братской трапезы-агапы. Взявшись за руки, они становятся в цепь... Когда умирает брат, «засыпает на Востоке Вечном», цепь разрывается. А потом на место ушедшего, с ритуальным обрывком веревки на шее (вот символ-то!) становится неофит. И, прикоснувшись к пальцам соседей, «получает энергию».

Розенкрейцеры, запрещенные Екатериной, подать руку следующему поколению успели. «Бес справедливости», бубнивший что-то на ухо о тиранах и свободе, просочился сквозь белые нитяные перчатки и обернулся в душах декабристов демоном цареубийства, революции, разгорелся похотью власти. Эта похоть, зачав грех, рождает смерть.

После ареста Новикова главным в Ордене стал О.А. Поздеев. «Он был наставником С.С. Ланского, М.Ю. Вильегорского, мастера стула ложи «трех добродетелей», в которой оформился революционный союз декабристов...» [51]. Именно в этой ложе состояли среди прочих П.И. Пестель, А.Н. Муравьев, С.Г. Волконский и прочие господа, до сих пор блещущие эполетами, выправкой, «благородством» со страниц книг, растиражированных их собратьями-герим... Лишь один монах рассмотрел тогда в блеске князя Волконского мрак преисподней.И, едва ли не единственный в жизни раз — не благословил приехавшего к нему визитера. Звали священника отец Серафим. Дело было под Саровом.

Да, Преподобный, не благословлявший обращаться к человеку на «вы» (даже Богу говорим мы «Ты»), несомненно, увидел висящие на князе ожерелья гордыни — «досточтимый мастер», «рыцарь» и так далее.

Немалым «разгорячением» веяло, видимо, от будущего декабриста. К тому времени он и многие его братья прошли уже не только степени шотландских мастеров, но поднялись и выше — к раскаленным революционностью градусам иллюминатов. Закрыв в 1818 году «шотландский» «Союз спасения», они учредили «Союз благоденствия» — с явным подражанием иллюминатскому Тугенбунду («Союзу добродетели»).

Подобные ложи достаточно спокойно пережили запрет 1822 года. Он коснулся лишь низших, «голубых» масонов. В полках шли суды офицерской чести. Многие искренне раскаялись. Но у тех, других, тайных, все было иначе. В кипятке высших градусов — из представлений о долге, чести, родине — сварилось нечто невообразимое.

...Орден иллюминатов, основанный баварским профессором Адамом Вейсгауптом 1 мая 1776 года, не был оригинальным в своих идеях. Судите сами: «Монархии и нации исчезнут... единственным законом для человека будет разум».

«Когда в 1786 году в Баварии решились начать следствие по делу об Иллюминатах Вейсгаупта, то один из членов этого сверхмасонства аббат Кассандей, во время допроса объяснил: «Долг есть все то, что приносит пользу Ордену Иллюминатов. Все противное этому есть порок и черная измена. Цель оправдывает средства. Все бесчестные поступки, клевета, отравление, убийство, измена, бунт и тому подобные дела позволены, если они благоприятны для целей Ордена иллюминатов». [32] [70].

В России иллюминаты нашли достойных учеников. «Прося руки давно любимой им девушки, Марии Николаевны Раевской, Волконский объявляет ее родителям.., что он член тайного общества и что если это будет служить помехой для получения их согласия, то, «хотя скрепя сердце, я лучше откажусь от своего счастия, нежели решусь изменить своим политическим убеждениям и своему долгу»... А долг, которому Волконский не считал себя вправе изменить, было цареубийство и насильственное введение республиканского образа правления в России!» [70].

А вот воспоминание Якушкина:

«...Александр Муравьев сказал, что для отвращения бедствий, угрожающих России, необходимо прекратить царствование Императора Александра и что он предлагает бросить между нами жребий, кому достанется нанесть удар Царю.

На это я ему отвечал, что они опоздали, что я решился без всякого жребия принести себя в жертву и никому не уступлю этой чести (!)».

Князь С В. Волконский.

 

Ритуалы масонов (когда они шпагой поражали чучело монарха), обретали плоть и кровь. Пестель с немецкой педантичностью подготовил даже фигуру, на которую в случае возмущения излился бы гнев народный. Роль «козла отпущения» уготавливалась некоему полковнику Аврамову.

Все это уже было во Франции, когда казнили приговоренного на масонском конвенте в Вильгельмсбаде Людовика XVI. [33]

«В переводе с французского» хотели в России сделать и многое другое. В частности, по «Русской правде» Пестеля, — изменить географические названия. Нижний Новгород — столица будущей республики, должен был именоваться Владимиром, а Владимир — Клязьминым. Появлялось и много новых названий... Прожорливая саранча вознамерилась поглотить запечатленную в географии историческую, священную память. Все было точно как у иллюминатов. У тех ведь Мюнхен должен был называться Афинами, Ингольштадт — Эфесом, Гейдельберг — Аттикой... Отказались иллюминаты и от своих христианских имен. Например, Вейсгаупт назвался Спартаком. О, его далекие последователи еще споют: «Вперед продвигались отряды спартаковцев смелых бойцов...» Они будут продвигаться и переименовывать старинные русские города.

Особым влиянием среди декабристов пользовался Пестель. Что ж, демонические личности всегда обладали этим качеством. Интересно описание Мережковским, который изучил множество архивных документов, внешности Пестеля: «...взгляд черных, без блеска, широко расставленных и глубокосидящих глаз такой тяжелый, пристальный, что, кажется, чуть-чуть косит; и во всем облике что-то тяжелое, застывшее, недвижное, как будто окаменелое».

П.И. Пестель.

О «Русской Правде» Пестеля ученые пишут: «Как программа, она мечтательное умствование, близкое к безумию». «Как это никто из знавших его и писавших о нем не заметил в Пестеле безумия? На всех окружающих действовала сила его логики и диалектики. Но и сумасшедшие иногда удивляют своей логичностью. Может быть, один Пушкин намекнул на его одержимость. Некоторые исследователи Пушкина считают, что под именем Германа, у которого «профиль Наполеона и душа Мефистофеля», он вывел Пестеля». [3-2].

Как и всякий бесноватый, Пестель, подобно Вольтеру, обрушивался на монашество. Церковными иерархами, по его планам, могли быть лишь «белые» священники, а в монахи принимать можно было только с шестидесяти лет.

По духовенству наносился и особый, прицельный удар. Уже после декабрьского путча князь А.Б. Голицын докладывал Николаю I: «(В правилах Вейсгаупта сказано: нельзя иначе дойти до народа и во всю внутренность государства, как через приходских священников)... Привезенный Сперанским Иллуминат Феслер (венгерский иудей — Ю.В.), определенный в Невскую Лавру Профессором Богословия, без Экзамена начал преподавать свою Эклектическую Философию и Софизмы Плотина и Спинозы. Сравнивая пояс Богородицы с поясом Венеры, признавая баснословное начало всем Религиям, сравнивая Апостола Павла с Плотином, а Христа с Аполлоном Фианским!»

М.М. Сперанский.

С целью подобного «просвещения» широких слоев духовенства, для его наиболее способных представителей Сперанский планировал создать... масонскую ложу!

Двум идолам — «республике» и «человечеству» — готовилась кровавая жертва. И вот часть «человечества» — обманутые гвардейские полки — была выставлена на Сенатской площади. Под картечь. Аваддон-губитель ликовал!

В тот самый день, по воспоминаниям келейника Серафима Саровского, Преподобный спокойно перекладывал дрова у своей кельи. И вдруг стал бегать, восклицая: «Драка! Драка!» На недоуменный вопрос отца Павла ответил: «В Петербурге бунт противу Государя!» И начал подробно объяснять, что происходит.

Спустя несколько дней Старец сказал: «Ну вот, это так! Слава Богу, слава Богу! Царя Богоизбранного даровал Господь земле Русской. Сам Господь избрал и помазал его на царство». [34]

Эшафот за завесой грядущего

Задолго, очень задолго до этого, умирал трехлетний мальчик. В жару тянул к матери ручонки. Врачи сказали: до утра не доживет. Мать бросилась к образам: «Матерь Божия, Пресвятая Богородица, спаси младенца Кондратия...» Долго молилась она, так и забылась, стоя на коленях, прислонившись к кровати. И тут явилась ей Чудная Жена: «Не моли Господа о выздоровлении... Он, Всеведующий, знает, зачем нужна теперь смерть ребенка... Из благости, из милосердия Своего хочет Он избавить и тебя от страданий. Что, если Я тебе покажу их. Неужели и тогда будешь ты все-таки молить о выздоровлении?» «Да, да, буду, буду!» «Пойдем», — сказала Гостья. Перед матерью открылась анфилада комнат. В первой спал ее сыночек, дыхание его было уже не болезненным, а ровным. Дальше она увидела его подростком. В следующей комнате — молодым человеком. Он взволнованно произносил какие-то речи перед людьми в золотых эполетах. Вход в последнюю комнату был задрапирован.

К.Ф. Рылеев.

«Опомнись, пока не убран этот покров, — сказала ей Жена, — потом будет поздно. Откажись от просьбы».

«Нет, нет, что бы там ни было, — спаси сына!»

Завеса отодвинулась. Перед матерью предстал эшафот. И среди пятерых повешенных — ее сыночек. Кондратий Рылеев...

Она очнулась. Первым делом бросилась к кроватке сына. Жар его прошел. Он открыл глаза и радостно протянул ручки: «Мамочка!» [35]

...Накануне декабрьского восстания Рылеев скажет Каховскому: «Любезный друг! Ты сир на земле, я знаю твое самоотвержение, ты можешь быть полезнее, чем на площади... истреби Царя!»

Каждое из этих страшных слов знал Господь заранее. Знал, что исполнится и еще одна ритуальная деталь масонского обряда. Заговорщикам веревки на шею накинут вновь. Сколько веревочке не виться...

«Братский» приговор

Повесили пятерых. Судившие их «братья» М.М.Сперанский и А.Х. Бенкендорф требовали большего. Большего числа жертв и более страшных наказаний. Верховный суд приговорил пятерых к четвертованию и тридцать одного — к отсечению головы. Сперанский, который первоначально симпатизировал заговорщикам, лютовал. Первым в списке четвертования он поставил Пестеля.

А.Х. Бенкендорф.

Почему же изменились его настроения? Перед чем отступила «братская любовь»?

Исследователь Виктор Кобылин пишет: «В литературе высказывалось соображение, что молодых масонов-декабристов судили их старшие собратья-руководители, более засекреченные, которые, собственно, и спланировали декабрьский путч. Поэтому выбор пяти казнимых был не случаен, а символичен. Символ этот — пятиконечная масонская звезда пламенеющего разума — был нацелен в революционное будущее России».

Масоном был шеф жандармов Бенкендорф. При этом именно он составил на высочайшее имя «Записку о тайных обществах», в которой на удивление точно спрогнозировал декабрьскую ситуацию 1825 года.

Но и на этих «старших братьях» дело не замыкалось. Россия была провинцией мирового масонства, и за время, пока шло следствие, откуда-то издалека пришли циркуляры. На косвенное свидетельство такой подчиненности указывает графиня С.Д. Толь: «...это письмо, адресованное санкт-петербургскому уездному предводителю дворянства Петру Ивановичу Левенгагену, написанное на французском языке 27 января 1815 года великим мастером ложи «Сфинкса» Александром Жеребцовым, с приложением масонской печати.

Петр Иванович Левенгаген, как и многие сановники Александровской эпохи, был масоном и состоял товарищем великого мастера, то есть вице-председателем ложи «Сфинкса» в Петербурге. За какое-то неисполнение масонских обязанностей он был предан масонскому суду по постановлению Лондонского верховного совета».

Вот так! Не только руководили высокопоставленными людьми, но и судили их — за границей.

Интересно суждение на этот счет Николая Тургенева, сумевшего благополучно выехать за пределы России после неудачного выступления своих «братьев».По словам исследователя А.К. Виноградова, он «видел, что вместе с течениями легкомысленными и пустыми есть глубокая подземная река, течением которой управляют ему неизвестные, но большие, вне России находящиеся силы». Тургенев знал, что говорил. Он был посвящен и в русское, и во французское, и в немецкое масонство. Все в тот же Тугенбунд.

В те дни Меттерних писал: «Дело 14 декабря — не изолированный факт... Вся Европа больна этой болезнью. Мы не сомневаемся, что следствие установит сходность преступного покушения 25 декабря с теми, в которых в других частях света погибали правительства слабые и плохо организованные. Выяснится, что нити заговора ведут в тайные общества и что они прикрываются масонскими формами».

Не из Лондона ли пришли инструкции и по делу декабристов? Их неожиданное выступление, связанное с двухнедельным «междуцарствованием», не могло быть санкционировано мировым масонством. Сообщение было слишком медленным. Что ж: это победителя не судят, побежденного — казнят. Его же предупреждали. Принимая в «шотландские мастера», отобрали оружие и пояснили символику момента: в случае виновности от масона отнимаются все способы защиты...

Во время казни на виселице оборвались две веревки. Один из декабристов бросил в сердцах: несчастная Россия — вешать и то не умеют!.. Да, не поднаторели. Не то что в «альма матер» демократии и масонских лож — туманном Альбионе. В те же самые времена там вешали за кражу, превышающую пять фунтов стерлингов. Даже детей!

Незадолго до декабристов в Британии казнили за инакомыслие некоего полковника Эдуарда Маркуса Деспарди и его друзей. Перед казнью им прочли следующее: «Каждый из вас будет взят из тюрьмы, и оттуда на тачках вас доставят на место казни, где вас повесят за шею, но не до смерти. Вас живыми вынут из петли, вам вырвут внутренности и сожгут перед вашими глазами. Затем вам отрубят головы, а тела будут четвертованы...» Надо думать, англичане все исполнили четко...

Однако вернемся к Пестелю. Можно понять особое отношение к нему масонского начальства. Не погубила ли его самонадеянно написанная им «Русская правда»? Документ, казалось бы, чисто республиканский, и вдруг мы видим в нем некоего Государя... Фамилия Романовых, по Пестелю, должна быть истреблена. Откуда же Государь? Кто он? Сам Пестель! Таковы были амбиции потомка саксонских разночинцев, завистника, прожектировавшего отмену сословий, в том числе и дворянства. На смену сословной опоры трона должен был прийти гигантский, невиданный по численности отряд полиции, в том числе и тайной. Борец с царской «тиранией» был именно таким.

Монархическое самовольство Пестеля мировой орден простить не мог. Взращиваемый в ложах демон гордыни так окреп в этом несчастном, что, смеясь, потащил его на эшафот.

Пять повешенных герим — знак диавольской пентаграммы. Всем пятерым предстояло личное знакомство с Аваддоном...

Однако лукавая муза истории Клио все же сделала из негодяев — героев. Только на рубеже XX века открыли позорные для декабристов материалы. Все то, что император Николай Павлович, по деликатности своей, не стал обнародовать. Но во время молчания правды — говорила ложь. Забыто было все — планы цареубийства; душегубства на Сенатской площади; ничтожество «диктатора» Трубецкого, который ползал в ногах у Императора; трусость Пестеля, выдавшего всех своих товарищей... Забылось все. И экзальтированные дамы бросали букетики в окна казематов.

А букетики либеральной экзальтации долетели и до нашего дня. И вот внуки тех самых дам преподают историю о славном восстании против царизма. Из этих школьников вырастают потом столь уважающие декабристов постсоветские президенты, правящие страной, которую они не стесняются называть бывшей «тюрьмой народов».

Что это? Всего лишь хорошее усвоение школьной программы? Юношеские воспоминания о красивом воинском каре из старого фильма? Каре на Сенатской, кстати, построилось как раз под медной дланью застывшего Петра... Вот он уже глядит с портрета в кабинете президента. А вот, кажется, и сам входит в его резиденцию... Ах, это актер! Но как похож! Что же он делает здесь? Вручает амбициозным простакам статуэтки императора-реформатора. Небесплатные призы за успехи в бизнесе.

Современная Россия сокращает свое население по миллиону в год. И что же мы видим по телевизору в наши дни? В затемненном помещении кто-то «очень похожий» на российского президента преклоняет колено, и руки в белых перчатках кладут на его плечо посвятительный меч... (19).

Исцеление

После ареста Новикова, после Сенатской площади саранча — на время — притихала, но шуршать не переставала никогда.

Сам «служка Серафимов», Николай Александрович Мотовилов, свидетельствует: «Вышедши из императорского Казанского университета действительным своекоштным студентом 8 июля 1826 года... вскоре познакомился с Симбирским губернским предводителем, князем Михаилом Петровичем Баратаевым и вскоре сблизился с ним до того, что он открыл мне, что он гранд-метр ложи Симбирской и великий мастер Иллюминатской Петербургской ложи. Он пригласил меня вступить в число масонов, уверяя, что если я хочу какой-либо успех иметь в государственной службе, то, не будучи масоном, не могу того достигнуть ни под каким видом. Я отвечал, что батюшка, родитель мой, запретил мне вступать в масонство, затем, что это есть истинное антихристианство, да и сам я, будучи в Университете и нашедши книгу о масонах, в этом совершенно удостоверился и даже видел необыкновенные видения, предсказавшие судьбу всей жизни моей и возвестившие мне идти против масонства...

Именной масонский знак кн. М.П. Баратаева.

Это так разозлило его, и тем более в простоте сердца ему открытое намерение мое вскоре по устройстве дел моих ехать в Санкт-Петербург для определения на службу в Собственную Его Императорского Величества канцелярию, что он поклялся мне, что никогда и ни в чем не буду иметь успеха, потому что сетями масонских связей опутана не только Россия, но и весь мир».

Увы, Баратаев не блефовал. Когда симбирский губернатор М.Л. Магницкий запретил деятельность ложи, всевозможные бедствия посыпались на него, действительного статского советника. Вплоть до обвинений в казнокрадстве. В итоге верный слуга трона был лишен имущества и отправлен в ссылку... А ложа «Золотого Ключа к Добродетели» в Симбирске — открылась.

Однако продолжим рассказ Мотовилова: «Вскоре... вышел закон, чтобы молодые люди, хоть и окончившие курс учения и получившие дипломы на ученые степени в высших училищах, не имели бы права отправляться на службу в столицу, а должны были бы три года послужить в губернии будто бы для ознакомления с процедурой провинциальной службы...»

Уверенность Баратаева вскоре подтвердилась. Когда открылась очередная вакансия, он вызвал Мотовилова и объявил: «Этой должности вам не видать, как своих ушей. И не только вы этой должности не получите, но не попадете ни на какую другую государственную должность, ибо и Мусин-Пушкин (тогда попечитель Казанского учебного округа), и министр князь Ливен — подчиненные мне масоны. Мое приказание — им закон!»

Травля Мотовилова помешала намечавшемуся браку с Языковой, создала ему репутацию сумасшедшего и даже привела к задержанию его по обвинению в государственной измене!

Только невероятная энергия Николая Александровича, дошедшего в поисках правды до высших кабинетов, помогла ему получить службу. Однако потрясения были таковы, что он более чем на три года оказался прикован к постели. А как исцелился! Верою!

Он сам пишет, как 9 сентября 1831 года принесли его к отцу Серафиму: «...привезен я к нему был в ближнюю его пустыньку близ его колодца, и четверо человек, носившие меня на своих руках, а пятый, поддерживающий мне голову принесли меня к нему, находившемуся в беседе с народом... на его сенокосной пажинке меня посадили. На просьбу мою помочь мне и исцелить меня, он сказал: «Да ведь я не доктор. К докторам надобно относиться, когда хотят лечиться от болезней каких-нибудь».

Я подробно рассказал ему бедствия мои и что я все три главные способы лечения испытал... взял целый курс лечения и гомеопатией у самого основателя и изобретателя сего способа Ганемана через ученика его, пензенского доктора Питерсон, — но ни от одного способа я не получил исцеления болезней моих и затем ни в чем уже не полагаю спасения и не имею другой надежды получить исцеления от недугов, кроме как только лишь благодатию Божией. Но, будучи грешен и не имея дерзновения сам ко Господу Богу, прошу его святых молитв, чтобы Господь исцелил меня.

И он сделал мне вопрос: «А веруете ли вы в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек и в Пречистую Божию Его Матерь, что она есть Приснодева?

Я отвечал: «Верую!»

«А веруешь ли, — продолжал он меня спрашивать, — что Господь, как прежде исцелял мгновенно и одним словом Своим все недуги, бывшие на людях, так и ныне также легко и мгновенно может по-прежнему исцелять требующих помощи одним же словом Своим, и что ходатайство к нему Божией Матери за нас всемогуще, и что по сему ходатайству Господь Иисус Христос и ныне также мгновенно и одним словом может исцелить вас?»

Я отвечал, что всему этому всею душою моей и сердцем моим верую, и, если бы не веровал, то не велел бы везти себя к нему.

«А если веруете, — заключил он, — то вы здоровы уже!»

Увы, исцелялись — телесно и духовно — немногие. В целом же «чистая публика» все больше попадала в лапы нечистого... И некий господин в крупном поволжском городе уже заказал себе хрустальную печатку. С масонской дельтой. На печатке было написано: «А.П. Д-въ»... Она тоже еще вынырнет в нашем рассказе.

Но самое страшное было даже не в открытии лож. Масонство становилось образом мыслей едва ли не всего образованного слоя. Нужда в тайне отпадала. В августе 1830 года Фаддей Бенедиктович Булгарин направил в III отделение записку :

«Уцелевшие от 14 декабря все ныне в славе, в честях, в силе... Это действие было род объявления партии, гигероглиф, означающий слова: «Кто с нами, тот все получит, кто против нас, тот будет преследуем или останется в забвении». Объявление это сбывается. Правительство, будучи всегда окружено этими людьми и веря в усердие, в благодарность за милости, никогда не обращало внимание на то, чтобы противодействовать влиянию партии на общее мнение и, напротив, увлеклось духом сей партии... Правительство ищет только тайных обществ. Но их не будет более. Форма действий общества изменилась, и оно действует явно, открыто к овладению общественным мнением и всеми важными местами (хоть не первыми, но деловыми). Это исполнение первого плана Союза благоденствия...»

Во многом прав был Булгарин. И символика говорит об этом. На красном штандарте ложи «Северная звезда», в которую входили многие декабристы, светила белая пентаграмма. Пройдет время, и ложа, объединяющая членов Временного правительства, также получит название — «Северная звезда». Под ней же, сияющей, спустя семьдесят с лишним лет, легальное масонство вернется в Россию.

«СЕВЕРНАЯ ЗВЕЗДА»
(Из дневника)

Когда по снежной жиже брестского перрона в валенках с галошами шел мужик, ронял засаленную ушанку и смачно выражался, мы в своем СВ чуть не заплакали. V меня возникло ощущение, знакомое всем очкарикам, — ощущение начисто протертых очков, через которые мутно угадываемый мир, стал вдруг резким и ярким. Лучший метод изучения иностранных языков — несомненно, метод «погружения». Но «погружаясь», живешь все время в какой-то вязкой неотчетливости недопонимания и диком напряжении. Родная языковая среда после этой долгой пытки воспринимается как праздник возвращения к жизни.

После неестественно зеленых, аккуратных, по линеечке выровненных, стриженых газонов, после до неприличия чистых домиков и улиц ухоженной Европы, родные разухабисто косые заборы и помойки воспринимаются, как удаль молодецкая. Родина! Никогда она не кажется такой милой и близкой, как после даже самой шикарной и экзотической заграницы...

Но постепенно яркая вспышка патриотизма затмевалась ненавистью к очередям и талонам. В головах же крутились планы создания первой русской ложи, под твоим, естественно, молотком. Я перешла в статус «неиграющего тренера», уволилась со студии и была принята по конкурсу в штат ВГИКа, доцентом кафедры режиссуры, по-прежнему мечтая передать и дома всю полноту власти в твои руки, и стать при тебе чем-то вроде Крупской при Ленине.

Летом мы принимали у себя Андре и Франсин.

Заядлая кошатница, Франсин едва в обморок не падала, глядя на шикарных сибирских котов, которые бегают у нас по помойкам. А когда увидела беспризорного «русского голубого»! В голове у нее тут же сработал калькулятор: в Париже такой экземпляр стоит семь тысяч долларов! V нее, по-моему, даже планы экспорта русских котов зароились.

В Ленинград повезли их на «Москвиче» через дачу, точнее «домик в деревне» моих родителей, через дремучие тверские и псковские леса. Бедные французы были подавлены размахом русского гостеприимства, необъятностью наших пространств и дикостью дорог. Андре чуть не умер в бане, а прозрачная, синеватая как картофельный росток Франсин, брошенная мною прямо с полка в Западную Двину, кричала так, что замшелые бабки протрезвели и перекрестились... Еще многие годы спустя я слышала в Париже устные триллеры про нашу тайгу, баню, икру и мистическую пустоту прилавков.

С помощью Андре наши маниловские разговоры о возрождении масонства в России приобретали пугающую конкретность. В Питере был срочно завербован в будущую ложу муж моей двоюродной сестры.

Снова Париж. Мы листаем в масонских архивах желтые распухшие от времени страницы журналов досточтимых лож. Гусиными перьями подписи — Жуковского, Пушкина, Апухтина, Вяземского... Десятки знакомых имен.

«Северная звезда» — так будет называться и наша первая ложа, в которую мы соберем самых близких и верных друзей, самых надежных и проверенных долгими годами кухонного антисоветского разговорного подполья. Но это будет потом, дома. А в Париже мы быстро обрастаем «братскими» связями.

Неромантичность и демагогия. Вот что мне сразу же не понравилось в этих знакомствах. Мы, выросшие в обществе тотального блата, привыкли ценить вообще всякие связи, знакомства, приятельства и дружбы, часто не очень-то разделяя их на нужные, утилитарные и бесцельно-сердечные. Никогда ведь не знаешь наперед, кто из странных приятелей может вдруг оказаться полезным, а какая из нужных связей неожиданно перерастет в душевную привязанность. Французское масонство же, не очень-то секретничающее и не придающее сакрального смысла ритуалам, весьма прагматично нацелено на создание чего-то вроде нашего блата. И тут они по сравнению с нами — ну просто дети: их «братство» — жалкая пародия на наш широкозахватный и душевный блат. Но главное, что так разочаровывало и как-то сразу «заземляло» все отношения с «братьями» и их семьями — злословье и корысть.

Сплетни по Парижу распространяются быстрее, чем слова по телефонным проводам и содержат столько зависти и яду, что эти самые провода должны были бы, кажется, раствориться в них без остатка, как в соляной кислоте. При этом каждый бдительно следит за каждым, увлеченно высчитывая тот шкурный интерес, который держит «брата» в ложе.

Наш Союз кинематографистов в Москве — тоже серпентарий тот еще, но после парижского клубка шипящих «братьев» все члены Союза кажутся мне нежно привязанными друг к другу, как однояйцевые близнецы. Никогда в жизни и за всю жизнь никакой Говорухин не выльет столько грязи на какого-нибудь Соловьева, сколько выливали нам при первом же беглом знакомстве Комбы на Делакруа, Делакруа на Метайеров и так далее по кругу, и в обратном порядке, и в любой перетасовке. Бесконечные и самозабвенные, с горящими глазами шепоты о выгоде... Само это французское слово «интерес» по-русски означает «выгода»!

Ты помнишь? Мы едем по пораженному внезапным стихийным бедствием — снегопадом — Парижу, к Даниэлю. Почти пять часов преодолеваем 11 километров чуть обледенелого асфальта, сплошь заставленного раскоряченными вдоль и поперек машинами. Если бы эти, обалдевшие от ужаса французы не побоялись посадить за руль тебя... Путь не занял бы и четверти часа — тебя же мой отец учил водить машину специально зимой, по гололеду и сугробам. Но с видом камикадзе, рулит Андре, и мы ползем чуть не пол ночи. Все это время — жаркий свист мне в ухо — мол, Даниэль — подонок, жадина, интриган — в масонстве добывает место для своей безработной жены, которую тоже зовут Даниэль, которая тоже — интриганка, жадина, подонка и к тому же невкусно готовит!

Эмблема эмигрантской ложи в Париже «Лотос».

Через день мы лезем на мансарду без лифта в Латинском квартале в гости к тому самому «брату», что набивал мне уши слюнями и гадостями про Даниэля, и на этот раз сам Даниэль с упоением поливает пригласившего. Этот, мол, идиот, одну-единственную книжку написал (дрянь книжонка, «История французского масонства» называется!) и выставил ее под стеклянным колпаком в гостиной. В ложе — первый халявщик и ворюга, врет, что не еврей, а сам — еврей, и жена — еврейка, и дети все трое — евреи... Эту информацию, задыхаясь от бесконечной лестницы и желания высказаться, жадно дополняют, перебивая друг друга, все прочие идущие...

Вокруг нас ползали, вились и суетились, наперебой зазывали в гости все те, кто мечтал съездить для открытия ложи в Москву по нашему приглашению за счет Великого Востока. Тихо шустрил даже совершенно выживший из ума старенький эмигрант, прибавивший когда-то «де» дворянское, выпендрежное, к своей еврейской фамилии Липский. Прежде этот шампиньон состоял русским переводчиком при военном министре Франции, был, возможно, и шпионом, за что имел крохотную розочку Ордена Почетного Легиона в петлице. От склероза и маразма он путал постоянно русские слова с французскими, плохо слышал и часто засыпал, но лучшего переводчика не было... Зато его старший брат учился в Симбирской гимназии вместе с Митей Ульяновым, и наш старичок забавлял нас «ужасными» рассказами о семье Ленина.

Смелость нашей «гласности» в то время позволяла только топтать и мусолить Сталина. Фигура главного вождя еще не свергалась с пьедестала. А тут, в Париже, я вдруг услышала от трухлявого земляка Керенских и Ульяновых такое!

«Семейство Ульяновых не любили в Симбирске. Мамаша их, жидовочка, высокомерная такая была дамочка и над детьми своими измывалась. Дети были все очень малорослые, картавые, золотушные, выскочки и подхалимы, эубрилы и отличники. Их били, а они доносили, за это их опять били, а они опять доносили. Дружить они старались только с инородцами. Во-первых, потому, что сами-то выкрестами числились, а во-вторых, потому, что любили верховодить и бахвалиться... В Симбирске никто не удивился, что все семейство в бунтари и висельники пошло: с детства по ним тюрьмы плакали... Антихристово племя!»

И рассказывал он все это так мило, просто, по-домашнему, старческой скороговорочкой... [36]

Амбиции у самого Липского были масштабные. Именно он создал в Париже секретную ложу, в которую вошли некоторые высокопоставленные люди из России — «чтобы ничего не опасаться на родине». Однако стремительные события в нашей стране обогнали самые смелые стариковские фантазии. Бояться стало нечего. И вот в Кремле целая группа политико-финансовых знаменитостей во главе с Чубайсом — широковещательно — устроила презентацию парамасонской структуры «Орден Орла». (20).

+ + +

Сейчас, спустя почти десять лет, когда я вспоминаю все это, передо мной лежит видеокассета с фильмом «Возрождение Святыни». Я сделала этот фильм во Славу Божию, то есть бесплатно. Я возвращаюсь к своей режиссерской профессии. Какими странными, наверняка, не случайными совпадениями пронизана наша жизнь! В фильме рассказывается о том, как воссоздавался на Красной площади Собор Казанской Божией Матери. Я не знаю тех кинолюбителей, которые снимали в свое время траву забвения на пустыре, на месте порушенного в 36-м году безбожной властью Чуда. Я не знаю тех, чьими трудами дошли до меня кадры закладки фундамента, водружения Креста, строительства, и, наконец — освящения Храма... Я собирала из непрофессионально снятых, но бесценных, по Воле Божией чудом сохранившихся кусочков изображения, историю возвращения в сердце Москвы и России Образа Пресвятой и постоянно изумлялась пересечению дат... На Красной площади построили часовню и копилку поставили. Народ собирает свои трудовые гроши на строительство храма... Мы с тобой старательно тащим в Россию масонство! Они освятили начало работ и закладной Крест... Мы открыли первую ложу!

Я привожу тут кусочек из «доски», где речь идет об убранстве масонского «храма», чтобы вспомнить, как трудно было нам сотворить что-то подобное в 1991 году в Москве.

Убранство Храма

Наш Храм имеет форму удлиненного прямоугольника, эта геометрическая фигура в древности была символом видимого мира. В нашем Храме нет окон. В этом не только историческое напоминание о каменных пещерах, в которых собирались наши гонимые предшественники по исканию истины, но и символ того, что наш мир может освещаться внутренним светом, только духовной просвещенностью. Символический Храм изображает Вселенную, увенчанную звездным небом. Длина нашего Храма — от Запада до Востока, ширина — от Севера до Юга, высота — от Надира до Зенита. Вход в Храм открыт с Запада. Запад — символ конкретного, земного, символ небытия и детства. Отсюда трудный путь к Востоку. ВОСТОК — символ рождающегося СВЕТА, символ абстрактного, надземного, символ зрелого возраста, символ мудрости. ЭТО ПУТЬ ОТ МОЛЧАНИЯ К ДЕЙСТВИЮ И ДЕРЗАНИЮ. У входа в Храм находятся две колонны. Они носят имена колонн Храма Соломона.

Левая колонна «В» находится в северной части Храма Она символизирует профанское начало, пассивность, область полутени, отрицание, эгоизм. В этой слабо освещенной части Храма — ученик Вольных Каменщиков созерцает работы Ложи и, по мере сил, обрабатывает «серый необтесанный камень». В градусе подмастерья он перейдет на южную колонну, в область света, тепла, утверждения и альтруизма. На Востоке, на возвышении из трех ступеней, находится престол первого руководителя Ложи — Досточтимого Мастера. Восток — место ЛУЧЕЗАРНОЙ ДЕЛЬТЫ. Здесь должно гореть неугасающее пламя масонских стремлений. На Западе, у входа, налево, находится плато первого Стража, 2-го руководителя Ложи. На южной части Храма, посредине, находится плато 2-го Стража, 3-го руководителя Ложи...

По правую руку от Досточтимого Мастера находится плато Брата-Секретаря, который является «памятью» Ложи, а по левую руку — плато Брата Оратора, представляющего Закон. Заключение Брата-Оратора во время работ Ложи обязательно и неоспоримо. Остальные офицерские должности как-то: Казначей, Дародатель, Эксперт, Обрядоначальник и Привратник дополняют офицерский состав и назначение их очевидно и необходимо. На престоле Досточтимого Мастера находится: Общий масонский устав. Внутренний Устав Ложи, Ритуал и пламенеющая шпага, символ духовной власти, лезвие которой имеет волнистую форму. Кроме перечисленных предметов на престоле находится деревянный молоток как символ власти материальной. Подобные молотки находятся также на плато 1-го и 2-го Стражей.

Перед престолом Досточтимого Мастера стоит алтарь (предпрестольник), на котором находятся ТРИ ВЕЛИКИХ СВЕТОЧА Вольных Каменщиков, это: СВЯЩЕННАЯ КНИГА (Библия), НАУГОЛЬНИК и ЦИРКУЛЬ.

СВЯЩЕННАЯ КНИГА — (Библия) для большинства масонов необходимый атрибут масонского действия. Это элемент создающий духовную атмосферу и подтверждающий ту ВЕРУ, которой проникнут каждый масон. В некоторых случаях Библия может быть дополнена Кораном, или другими священными книгами. Веротерпимость нашей Ложи такова, что мы можем принимать и атеизм, и тогда присутствие Библии не обязательно...

Кое-что из перечисленного — в этаком «походно-полевом» варианте — привезли из Парижа французы. Какие-то предметы создавали из подручных средств. Деревянные молотки, например, легко делались из кухонных — для отбивания мяса. В качестве «шпаг» применялись учебные спортивные рапиры. Набегались, конечно. Надо же ведь было где-то эту команду и поселить, и кормить. Приехало-то девять человек. (Был среди них, кстати, и «де Липский» И это даст ему право впоследствии заявлять в прессе: «Я возродил масонство в России»).

Убранство ложи для посвящения в 1^й градус.
На колоннах — Пифагор, Моисей и Магомет.

А сколько ты мотался, пока нашел за городом этот «охотничий домик» — какую-то мини-гостиницу партийную — для переделки под «храм»! (Не потому ли ее и «нашли», что среди первых посвященных было двое или трое «отставных» сотрудников КГБ. Якобы «для прикрытия»)...

Ты рассказывал потом, с некоторой досадой рассказывал, что невероятные усилия твои и тех твоих ребят, которые проходили это первое посвящение в России, усилия по созданию «Храма» со всеми его атрибутами — никакого восторга у французов не вызвали. Чему удивляться? Их мир прост, примитивен и практичен, как механический будильник. Инфантильно романтичные русские мужики, с торжественной серьезностью готовые видеть в бумажном коврике «фундамент Храма», в полешке — колонну и т.д., несчастные русские крещеные мужики, души которых смутно истомились по религиозности, доверчивые и слезливые русские мужики вызывали, видимо, у французов (или французских евреев) брезгливую жалость, снисходительное недоумение, презрение..

Недавно я нашла на нашей книжной полке изданный в Париже тогда, по горячим следам того мероприятия, сборник Великого Востока. Здесь немало занятных фотографий Вот тот деревянный дом с верандой. Рядом с тобой — знакомые все лица: Комб, Метайер, Липский. Вот вы занавешиваете окно каким-то покрывалом. Вот по полу расстилается маленький, размером с шахматную доску, клетчатый коврик. Все похоже на самодеятельный театр И оживление чувствуется — как перед премьерой.

Денег, конечно же, с французов, как с козла молока. Они и эти несчастные «запоны» (фартуки), перчатки, «кордоны» (ленты на шею) долго нам еще поминали, как великое благодеяние... [37]

Но вот тут-то ты меня первый раз и удивил своей неожиданной проворностью: ухитрился втихомолку слегка «нажиться» на бестолковых в нашей непостижимой экономике иностранцах. Все это вроде бы было почти честно — стоила же чего-то твоя работа по организации! Вся эта беготня с гостиницей, ресторанами, экскурсиями, автобусами! Однако... Ты помнишь, что я никогда, ни тогда, ни потом не брала в руки этих твоих долларов? Ты сам их где-то прятал, сам тратил. Думаю, что я не всегда знала — на что... И все же, молчала, не остановила... Ханжество, разумеется.

Грамота об инсталляции «Северной звезды».
Подписи Великого мастера Рагаша, Комба, Липского и других.

В те два дня вашего отсутствия в Москве, когда я вынуждена была приютить оставшуюся без дела жену одного из «братьев» и развлекать ее болтовней, я вновь почувствовала: что-то неведомое, страшное, подбирается к нашей жизни, ТО, что пугало меня тогда, когда я затевала все это...

Да, я сплетничала с Розин на «франгле» — чудовищной смеси французского с английским, а в душу мою заползало какое-то скользкое, холодное предчувствие. Невыносимо было это мое сидение без действия, щебетание с Розин. Хотелось все бросить, свой дом, эту гостью, и мчаться куда-то к тебе, к вам, что-то сделать... Или остановить?

Вы вернулись довольные и радостные. Ложа получила название «Северная Звезда». Какова преемственность! В XIX веке так называлась созданная Фесслером ложа, в которую входил М.М. Сперанский. Позже под этой самой звездой работали члены Временного правительства.

Потом вы устроили праздник в одном из арбатских ресторанов. Благонравные французы — те, что прибыли без жен — в гостиницу ночевать не поехали, а, потанцевав сначала с «путанами» подороже, под конец дружно вцепились в самых дешевых и непотребных проституток, появившихся уже «под занавес». Французская «бережливость» сработала и здесь! Помню, я с ужасом сказала одному из французов: посмотри, с кем ты связываешься, у нее же синяк под глазом и вообще... — Ничего — спокойно ответил подвыпивший брат, — у меня презервативы есть... Потом, на таможне в Шереметьево — заминка с иконами, которые пытались увезти наши «братья»... Все это было так противно, гадко, омерзительно...

Но ты был счастлив. Ты стал досточтимым мастером «Северной Звезды», получил свой первый, трон. Ты нашел, наконец, свой путь. И он расстилался перед тобой, манил деньгами, славой, большими и увлекательными делами. Ты разговорился! Ты мечтал, а я поддакивала, кивала, улыбалась. Но вдруг почувствовала, что когда ты молчал, мы были как-то ближе.

Подумай, это ведь тоже знак: мало того, что ложа «Северная Звезда» создавалась в коммунистическом притоне; эта самая звезда упала на Россию в день «Международной солидарности трудящихся» — 1-го мая...

ВАЛЬПУРГИЕВ ПЕРВОМАЙ

Старушка Европа кажется красавицей только с виду. На самом деле — это поистине гоголевский персонаж. Жуткая ведьма, которая то и дело норовит запрыгнуть на загривок русскому парню и полететь на шабаш... А помнит ли сам он, русский, откуда слово-то такое взялось в его чудесном языке? Шабаш! Как вырос этот сорняк на славянском поле? Кто его посеял?

Язык совпадений

...В 1918 году Первомай пришелся на Православную Пасху. Комендант Кремля П. Мальков позднее вспоминал: «Убедившись, что все необходимые меры приняты, я прошел к дверям Успенского собора к моменту выхода процессии с хоругвями и издали смотрел, как последний раз (это было несомненно) совершался древний «языческий» обряд... «Последний раз ходят», — услыхал я знакомый голос Владимира Ильича».

Тогда же, в 18-ом году, совершенно сбрендивший перед смертью В. Розанов написал истерически: «Я не хочу зимы в христианстве, я не хочу зимы в христианстве, я не хочу зимы в христианстве. Я хочу вечной весны. Только весны. Мая. И — именно первого мая».

Пафосом Первомая, праздника-новодела явилась грядущая победа всемирного рукотворного рая на земле. Эта пародия на христианское торжество жизни вечной по-своему удалась. Впоследствии главный штатный безбожник Советской власти Ярославский (Губельман) сформулирует идею вытеснения православных праздников их атеистическими перевертышами.

Казалось бы, история Первомая (одна из его идей — боевой смотр трудящихся) началась именно так — с простого совпадения дат. Но вот — еще одно совпадение.

Одна из ночей в году — со времен Средневековья — называется европейцами Вальпургиевой. В известный час нечисть со всего света слетается в Германию на гору Броккен. Слетается на смотр. Чтобы стройными рядами поклониться сатане. Добрый христианин должен готовиться к этой ночи, молитвами отгонять нечистую силу, губящую скот и будущий урожай. Отсюда и название — в честь девонширской святой Вальпургии, якобы умершей в Германии в 777 году. Наступает же Вальпургиева ночь перед первым днем мая... (Праздник восходит к язычеству; германцы считали, что в эту ночь валькирии уносят души погибших героев в блаженную Вальгаллу).

В 1889 году сомнительные личности со всей Европы слетелись в Париж. Здесь состоялся конгресс II Интернационала. Тогда-то и решили установить ежегодный весенний праздник трудящихся. Учредить в память о чикагских рабочих, погибших в стычке с полицией. Подобных столкновений и жертв было немало. Но выбрали инцидент, пришедшийся на 1 мая. Опять совпадение?

Не будем спешить с ответом. Однако, обратим внимание: незадолго до Парижского конгресса, в 1871 году, в городе Чарльстоуне, высшими иерархами мирового масонства был разработан план разрушения тронов, алтарей и возведения религии Люцифера. В нем, в частности, говорилось: «...надобно размножить общества устройства городских и сельских развлечений, кружки, формируемые с якобы просветительскими целями, нецерковные праздники, — вроде 1 мая, — в ущерб и по возможности с отменой праздников церковных...» (20-2)

А еще раньше, в 1776 году, Адамом Вейстгауптом был основан орден иллюминатов. Произошло это тоже 1 мая.

Итак, в первый же год Советской власти весенний день, следующий за Вальпургиевой ночью, стал важнейшим государственным праздником. И опять не избежать аналогий: обманув доверчивого крестьянина, одетые в кожанки существа вскоре начнут выводить со дворов скот и изымать хлеб. Эта, советская Вальпургиева ночь с ее порчей плодородия продлится неправдоподобно долго. Россию ждут голодные времена. [38] Только с 1927 по 1936 год от голода умрет каждый пятый. Да, все это весьма походит на почерк того, кому поклоняются на горе Броккен. И кого Священное Писание называет отцом лжи и человекоубийцей от века. Сколько русских жизней унесут продразверстки! Сколько погубят эксперименты теоретиков, которых никак не устраивало привычное течение жизни. Которым милей были революционный взрыв и смерть.

«Председателю ВЧК
тов. Дзержинскому Ф.Э.

Указание

В соответствии с решением ВЦИКи Сов. нар. комиссаров необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией.

Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше...

Председатель ВЦИК Калинин
Председатель Сов. нар. Комиссаров
Ульянов (Ленин)».

По символическому совпадению, письмо это было датировано 1 мая 1919 года.

Нет, не случайно православные люди столь чутки к таким совпадениям. Слово «символ» — от греческого «встречаться». В символике времени, по воле Божией, встречаются образы нынешних событий и их давние прообразы. Языком этих удивительных совпадений нас вразумляет Господь. Так проясняет Он суть того, что происходит перед нашим взором. Открывает то, чего без помощи свыше не способен постигнуть ум, затуманенный грехом.

Свинцовые валькирии

Всякое движение ищет себе предтеч. Кого же угадывали теоретики нового строя в качестве своего прообраза, первого бунтаря, изгнанника и революционера? У того же Ярославского-Губельмана находим — Люцифера! Так мы снова возвращаемся на гору Броккен.

Основоположник внешне материалистического учения Карл Маркс был личным другом крупного английского физика и не менее известного спирита Уильяма Крукса. Возможно, образ призрака, бродящего по Европе, родился именно на медиумических сеансах. Да что там Крукс! Сам нарком Луначарский прямо сказал о Марксе: он стал на сторону сатаны... Недаром еще в молодости Маркс написал:

«Ты о чем? О песнях рая?
Саблей зарублю тебя я.
Бог не знает песен — нет.
Песни, это — адский бред.
Что ведет к бездумью души.
Мне напел их дьявол в уши,
Дьявол такт мне отбивает,
Он — смычок мой направляет».

Эти слова из стихотворения «Скрипач» не были всего лишь юношеским эпатажем. Перед смертью отец Маркса, обеспокоенный странностями своего сына, вопрошал его: «...мне ясно, что сердце твое одержимо и направляемо силой, дарованной не каждому смертному, божественная ли это сила или нечистая, сродни фаустовской?» Ответ даст сама история марксизма.

Можно добавить: излюбленный рефрен большевицких клятв «до последней капли крови» дословно повторяет слова средневековых молений дьяволопоклонников. Да и формула «шаг вперед, два шага назад» — черномагический ритуальный «шаг сатаны». Чем, как не страшной жертвой стали сотни тысяч русских солдат, погибших весной 45-го, когда взять Берлин приказывалось обязательно к Первомаю... А по ту сторону фронта бесноватый фюрер принес свою жертву. Приказал затопить столичное метро с двумястами тысячами спасающихся горожан. Приказал — и застрелился. В Вальпургиеву ночь. Свинцовая валькирия унесла его душу в пылающую «Вальгаллу».

Опять совпадения? Еще о. Павел Флоренский подметил: «...некоторые жизненные явления порой до странности точно входят в рамки, назначенные им символикою», в этом видится не «прихоть воображения, подтверждаемая несколькими случайными совпадениями,.. но подлинный закон,.. открытый интуитивно».

И вот еще одно его проявление. В 1984 году президент США Рейган объявил 1 мая «Днем закона» (в честь 200-летия «соединения закона со свободой»). Как этот праздник называется теперь у нас в России?Я,честно говоря, забыл. Наименования меняются, но дата остается...

Филон Иудеянин о субботе и прочих и ветхозаветных праздниках.

После революционных смертоубийств православного населения оккультную подоплеку «самой прогрессивной» идеологии осознавали в России немногие. Большинство приверженцев нового строя равно игнорировали и Бога, и сатану. Им диавол сумел доказать, будто его не существует. Для него главное, чтобы человек погубил свою душу и попал в его адские владения. Чтобы забыл Бога и не отличал света от тьмы.

Меж тем истинная суть Вальпургиевой ночи еще в «мрачном» Средневековье достаточно ясно высвечивалась в кострах инквизиции. В том пламени горели не только ведьмы, но и веками вдохновлявшие чернокнижников каббала, талмуд, книги авторов, наподобие Филона Иудеянина. Это он растолковывал европейцам, что главным днем недели является «шаббад», суббота. (Типография Новикова, конечно, напечатала столь важный труд). Давнее, очень давнее рассеяние посеяло невинный с виду «шаббад», из него и вырос шабаш!

Но все же — Вальпургиева, как и всякая ночь, кончается. Нечистая сила рассеивается. Брезжит рассвет. И восходит Солнце Правды!

ЯВЛЕНИЕ ГАРДЕРА
 (Из дневника)

Вскоре из оставшейся порции друзей и приятелей была создана и вторая ложа под юрисдикцией все того же Великого Востока Франции. Перестраивающаяся страна, озабоченная постоянным исчезновением то стирального порошка и зубной пасты, то сигарет, то лекарств, притягивала иностранцев, как открытый пузырек валерьянки нашего кота Васю.

Фантастический успех на «русском рынке» Великого Востока, видимо, сводил с ума другие масонские «обидианс» — т.е. «послушания» французов, и дождливым летом 1991 года к нам попыталась вползти Великая Ложа. Ее эмиссары явились в Москву под крышей Конгресса Соотечественников, смогли полюбоваться спектаклем нашего путча и открыли свою ложу «Александр Пушкин». Ты принимал активнейшее участие в процессе подготовки и был «прима-балериной» на самой церемонии...

Я была поглощена своими делами: набором новой мастерской компьютерной графики во ВГИКе, собиралась лететь в экваториальную Африку, тряслась от прививок против желтой лихорадки и других тропических болячек, а ты и твои, уже довольно многочисленные к тому времени «братья», устраивались в развороченной стране.

Мы проходим через Красную площадь. Нам и в голову не пришло приложиться к Казанской иконе, но мелочь какую-то в копилку бросили. За глухим забором урчали машины. Народ воссоздавал храм. Мы шли из гостиницы «Россия», где жили французские потомки харьковских евреев, приехавшие открывать ложу. Ты, как всегда, немногословно и довольно тускло объяснял символический смысл своей работы. Вы тоже строили «храм».

Вот одна из моих «досок» с подобной лукавой фразеологией.

Масонская работа

Масонской работой называют, строительство разрушенного некогда Храма и потому среди главных символов Вольных Каменщиков — прежде всего строительные инструменты: циркуль и наугольник, отвес, мастерок, уровень, а одежда масонов олицетворяет собой традиционные элементы рабочей одежды строителей.

Но работа по возведению Храма понимается всеми как прекрасный романтический символ. Ведь Храм — не что-то конкретное, материальное, земное. Это Храм КРАСОТЫ, ДОБРА и ИСТИНЫ. Вольные Каменщики всего мира строят на протяжении многих веков здание незримое, нематериальное, духовное. Этот Храм каждый масон возводит, прежде всего, в своей собственной душе, а все братья и сестры вместе заняты строительством этого Храма в каждой конкретной ложе, во всем сообществе Мирового масонства и даже за его пределами, в окружающем, профанском мире. И здесь оказывается, что в образном наименовании масонской работы содержится и вполне конкретный смысл. Это действительно работа, притом весьма нелегкая — самовоспитание, переустройство собственной души и, тем более, воспитание других.

Такую работу масона языком современной науки можно назвать работой по расширению границ сознания и гармонизации психической жизни. Выполняя конкретное задание Ложи, т.е. готовя собственно «работу» — Зодческую работу, каждый из братьев или сестер должен оторваться от повседневной суеты, погрузиться в книги и многое обдумать. Дошедшие до нас печатные тексты тех, кто уже пребывает на Вечном Востоке так символичны и зашифрованы, написаны порой таким сложным архаичным языком, что их осмысление и перевод на современный литературный язык требуют не только серьезных усилий, но и немало времени. Значительных умственных усилий требует от масонов работа в ложе в процессе слушания и обсуждения работы других сестер и братьев.

В ложе, однако, присутствует и совершенно особый, оккультный вид работы. Повторение особых жестов и действий, ношение особых облачений, погружение в особым образом выстроенное физическое пространство — также не просто и связано с известным преодолением своей физической материи, даже с некоторым насилием над собственной личностью. Такое повторение ритуальных обрядовых действий, проникновение в глубочайшее содержание древних символов, отождествление себя с далекими предками, иррациональное, не всегда осознаваемое приближение к тайному знанию — наиболее, может быть, сложная, хоть и не всегда понимаемая часть масонской работы, но это — видимо — самая значительная ее часть.

Именно эта, эзотерическая по своему содержанию работа формирует особые энергетические поля, проделывает НЕЧТО, совершенно не поддающееся описанию с каждым индивидуальным сознанием присутствующих в ложе. и с целостной душой Ордена и, может быть, с ноосферой Планеты. Я верю словам М.В. Гардера, который как-то сказал: «Каждый удар молотка в Храме совсем чуть-чуть, почти незаметно, но совершенствует Вселенную».

Ты помнишь, что мы больше всего любили во Франции? Конечно же, французскую еду! В Москве в это время проблемы были уже не только с колбасой, но и с сахаром, макаронами, даже со спичками. И когда, после всех этих оскорбительных «карточек покупателя», очередей с мордобоем и матом, каких-то диких обменов денег и прочей ежедневной борьбы за выживание, мы вдруг за какие-то четыре часа через Шереметьево переносились в магазинно-ресторанный рай, сердца наши, как и желудки, наполнялись сладкой теплотой и радостью...

Жан подкупил тебя сразу, прямо на месте: он устроил тебе этот праздник живота в Москве. Впервые позвонив, он пригласил сразу же на ужин в ресторан французского отеля, и ты потом долго и подробно описывал мне меню и особенно «шведский стол» десертов. Вспоминая ртом сливочную нежность шоколадного мусса, я догрызала каменный пряник с запахом мыла и заочно влюблялась в нашего нового «брата».

Поляк по происхождению, этот Жан резко отличался от всех наших прежних французских друзей. В нем была славянская щедрость, широта и слезливость, болтливость, смешливость, сумбур. Жан моментально «увел» нас у Андре и Франсин и стал на долгие годы просто членом нашей семьи. В Москву он приезжал чуть ли не каждый месяц в командировку. Он торговал французскими машинами самой знаменитой фирмы. Мы опекали его, как могли, помогали во всех делах, устраивали быт, развлекали масонством и русским искусством.

У нас в Париже появился собственный дом, точнее — квартира. Квартира Жана, который жил у своей «жены» — Жан-Пьера.

Честно говоря, по-настоящему наслаждалась я этой французской жизнью только тогда, когда хвасталась ею перед своими московскими подружками. Было чем хвастаться, было... С одной стороны...

Франция прекрасна. Особенно из окна шикарного, модного автомобиля, когда за рулем профессиональный автомобильный дилер Жан. Зеленые газоны и розы в декабре. Севр, Версаль и «глухомань» провинциального Шаню. Сена, Рона, Луара и непостижимая красота громадины Шартрского собора. А французская Ривьера? Ницца, Канн, Сан-Рафаэль, Сан-Тропе... Пальмы и кипарисы Лазурного Берега, ослепительное великолепие отеля Негреско и казино в Монте-Карло, кроткая нежность средиземноморской волны...

Я думаю, ты тоже никогда не забудешь Прованс...

Арль, оказывается, знаменит не только тем, что там жил, творил и в безумии отрезал себе ухо Ван-Гог, но и развалинами античного колизея, не худшими, чем в Риме. Неправдоподобно толстые лошади-першероны с ласковыми глазами и лохматыми ушами задумчиво жуют свою французскую травку, как какие-нибудь заурядные подмосковные козы... Фламинго, оказывается, могут быть не только стандартно-розовыми, как в нашем зоопарке, но и апельсиново-оранжевыми и почти лиловыми. И они могут спокойно вышагивать по трясине лиманов под Марселем, совершенно не обращая внимания ни на нас, ни на нашу машину, ни на писклявый лай игрушечного пуделя с модной стрижкой...

А рестораны? Чуть ли не каждый ужин или обед — отдельная поэма. Наша родная «золотая» и, одновременно «голубая» парочка любила, очень любила вкусно поесть и, разумеется, могла это себе позволить. Перед каждой поездкой — именно поездкой, ведь Жан-Пьер при весе в 230 кг пешком не ходит, — а Жан весит раза в два меньше, но дистрофиком выглядит только на фоне «жены» — так вот, перед каждой поездкой поесть, огромный, неподъемный двухтомный справочник ресторанов изучался по часу. Потом что-то долго вызванивалось, уточнялось, совещалось, заказывалось...

Трепанация омара проводится при помощи целого подноса с набором сверкающего хирургического (столярного или слесарного), безумно сложного инструмента, требует отваги, физической силы и ловкости, особого мастерства. Процесс поедания этого морского зверя — менее интересен, чем подготовительный период.

Снобистские французские лягушки мало чем отличаются от «ножек Буша», только сочнее и коленок больше. Устрицы напоминают соленые чищеные маслята, только шевелятся, пищат и пахнут рыбой. Есть их удобнее тем, кто предварительно поработал в цирке эквилибристом или фокусником.

Любимый жанр нашей «семьи» — рестораны самые дорогие и с изыском. Рюмочка арманьяка, который Жан заказал на аджюстив по случаю моего дня рождения, стоила, наверное, столько же, сколько трехэтажная дача в Малаховке... Я имела возможность «выступить» только по поводу фруктов. Побывав у истоков Нила, я могла смотреть на ананасы, манго и «банана-сплит» в Париже с таким же ворчливым лицом, с каким кот Вася нюхает овсяный супчик.

А этот «комплексный обед»? Мы удивились тому, что в меню не обычный порядок — холодные, горячие, салаты, сыры, десерты — а на каждой страничке, вот именно — «комплекс». От аперитива до аджюстива и кофе. Наши кормильцы с одухотворенными глазами повествовали нам о великих традициях Французской Кухни, о творческом поиске поваров, о том, что завершенное произведение искусства, совершенная и гармоничная композиция не может быть разрушена и дилетантски собрана бездарными едоками.

Но все это — те празднично-глянцевые страницы нашей французской жизни, те туристические забавы, которыми я могла нещадно делиться со своими московскими подружками, предварительно по-царски осчастливив их колготками, — те страницы, за которыми скрывались трудовые будни...

«Мы спиной к спине у мачты против тысячи вдвоем» — вот подлинный лозунг тех наших дней. Французская жизнь для русских людей — на самом деле испытание тяжкое. Мы были все же чем-то вроде экзотических животных, которыми хозяева любуются, гордятся, хвастают, за которыми бережно ухаживают, стараясь соблюдать рацион и режим, но которых совсем не понимают. Тиская, нечаянно наступают на хвост, а могут порой и забыть накормить...

Если Жан не из жадности, а просто по рассеянности не оставлял нам франков на карманные расходы, то запуская магнитную карточку в автоматический турникет метро, я с ужасом соображала, что это ведь мой чуть ли не месячный оклад во ВГИКе, а твой — и того меньше. У нас на Родине тогда уже началась эта безумная гонка цен, этот беспредел с конвертацией и чахлое непоспевание зарплат... Над каждым франком и сантимом я тряслась, прикидывая, как много можно купить на них в Москве, кормила тебя в Париже тайком, когда никто не видит, пшенной кашей из привезенной с собой крупы...

А наши убогие одежки? Это в Москве мы могли чувствовать себя хорошо и даже авангардно одетыми, а во Франции... Англичане, как известно, все узнают о человеке по тому, как он говорит: возраст, соцпроисхождение, образование, профессия, уровень доходов. Чуть ли не количество детей и кошек в семье вычисляется по произношению и словарному запасу. Бедная Элиза Дулиттл — быть в ее шкуре — кошмар! Французы, бросив самый беглый взгляд на человека, мгновенно определяют магазины и фирмы, из которых шарф, пиджак, брюки и обувка. Пиджачная пуговица расскажет о ее носителе французу абсолютно все — от люльки до могилки.

Я читаю лекцию в Париже, в киношколе. Я радуюсь тому, как жадно смотрят студенты наши вгиковские фильмы, действительно, намного лучшие, чем у них. Я говорю и чувствую, что им интересно, что они слушают, отвечаю на вопросы... И вдруг холодею — на мне туфли из «Тати»! Я вижу по взгляду одного из мальчишек: он это вычислил... Какой позор и стыд для режиссера и профессора...

Вообще это постоянное чувство какой-то бедности, ущербности, второсортности... Французы — страшные националисты, впрочем, как и все, наверное, народы. Гордятся своими традициями и обычаями, не любят тех, кто не знает этих обычаев и традиций, не может или не хочет им следовать. А сами... Бесконечно вспоминается «Скромное обаяние буржуазии», копится усталость, раздражение, злость...

Ну почему утром все, вылезая из постелей, бредут с закрытыми глазами сначала сразу пить кофе с круассонами, а только потом начинают мыться, одеваться, краситься? Ну почему моются не нормальной мочалкой, а какой-то дурацкой мягкой варежкой? Почему так редко и неохотно едят по домам, а чаще тащатся в рестораны и своих гостей волокут туда же?!! Почему почти не имеют вешалок в прихожих, а шубы и пальто чаще всего заносят в хозяйскую спальню и бережно укладывают на широкий сексодром?!!

И это, не говоря уже о пододеяльниках, которых просто нет; кошках, которых не подзывают по-человечески «кис-кис», а как-то по-уродски чмокают; о собаках, которые хорошо питаются и оставляют под ногами слоновьи кучи...

А пятница??? Общенациональный сексуальный день, когда по всем телеканалам — одна порнуха, дети ткнуты спать чуть ли не с шести вечера, звонить неприлично, в гости ходить — тем более...

Зато как сближает нас окружающая языковая стена! Мы прочно замкнуты друг на друге, изолированы, как в капсуле, от окружающего чужого мира! Какое счастье, какой покой — остаться хоть поздно ночью наедине и говорить по-русски, делиться событиями очередного сумасшедше напряженного дня...

Работа наша была не очень заметной, даже скорее тайной и точнее, не работа, а борьба. Даже, может быть, — война. Воевали мы сначала с французским, а дальше и с мировым масонским бюрократизмом и жадностью. На самых первых этапах существования твоих лож во французском послушании мы наивно пытались выколотить из масонских начальников деньги.

Ну, в самом деле, — по-большевицки рассуждали мы, — у них огромное здание, в котором по пять «храмов» на каждом этаже, музей, ресторан, библиотека, офисы... И это только в Париже, А в каждом провинциальном городе! У них аккуратно собираются взносы, причем в валюте, естественно! Стабильное, сытое, застрахованное житье... У нас же... Развал страны, обвал рубля... Какой тут «храм», какие взносы? Ведь должны, должны же французские «братья» по-братски поделиться с русскими! В процессе строительства невидимого и бесплотного «храма» в своей душе, должны они построить нам заодно и «храм» реальный, материальный. В Москве... Ведь по-нынешнему курсу для них это копейки!

Таков был подтекст тех бесчисленных бумаг, обращений, призывов, которые мы писали центнерами, и которые были наполнены романтическим порывом и благородством бедных рыцарей, радеющих за дело правое... Мы мотались по бесконечным кабинетам, встречам и посиделкам, непрерывно звонили и договаривались о новых письмах и новых встречах.

Сердца простых людей, рядовых масонов, наши вопли как-то трогали. Они старались, как могли, при всей своей французской жадности, помочь. Приносили чемоданы обносков, привозили в Москву лекарства, крупы, сахар, мыло. Одному из наших «братья» даже «Ладу-Ниву» купили. До того, правда, старенькую, что рассыпалась она на месте, прямо в Париже, не преодолев даже кольца Переферик... А они-то ведь на ней в Москву как бы ехали! Сэкономить на билетах хотели?

Огромную готовность помочь бедным русским выразили «братья» из Великой Ложи — те, которые создали ложу «Александр Пушкин». Они купили конфет и еще какие-то кулечки с рисом и какао и начали собираться в экспедицию. Нас с тобой пригласили на выставку теплых исподников, купленных специально для такого дальнего похода Константином.

Константин Мильский был следующим шампиньоном «русского» масонства в Париже, поразившим нас не меньше предыдущего — кавалера Ордена Почетного Легиона. Он был также стар и уважаем, происходил из харбинской колонии, китайским владел как русским и французским, имел опыт сидения в коммунистической тюрьме при режиме Мао, считал себя на этом основании большим советологом и обожал особый китайский деликатес — тухлые утиные яйца.

С чисто еврейским апломбом этот бывший узник-мятежник-китаист и русолюб отечески наставлял тебя, мнил себя в перспективе главой и лидером «вольных каменщиков» на своей исторической родине. Он строил какие-то тайно-дерзкие планы, интриговал втихаря против «братьев» из Великого Востока, сплетничал, помогал нам писать письма и возил на ужин к богатому толстому китайцу-художнику.

+ + +

Непробиваемая стена французской бережливости даже не дрогнула под градом наших писем. Не качнулась под натиском хождений, встреч, прошений. Больших начальников Всемирного Ордена ревнителей свободы, равенства и братства на жалость не возьмешь!

Ты со своей дохлой энергетикой ужасно уставал от этой безнадеги, ныл, впадал в отчаяние, рассказывал мне, что у тебя и где, и как болит, мечтал все бросить, доползти до Москвы и залечь на родном кухонном диване. Меня же нерешаемость задачи только взбадривала. Я как-то инстинктивно начала молиться Богу. Истерически злобно и страстно умоляла Его не оставлять тебя, послать какое-то облегчение и решение проблем. Быть может, Бог меня услышал?

Третьим старцем французского масонства был Михаил Васильевич Гардер.

Я думаю, он тоже был евреем. Из тех, которые рассказывают еврейские анекдоты, считают себя русскими и подсмеиваются над некрещеными и обрезанными. Хотя, «еврей крещеный — все равно, что вор прощеный», — говорят в народе.

Внешность Гардер имел не просто еврейскую, а жутко мефистофельскую — с тонким, длинным, хищным, загнутым вниз над узкими губами носом, с масляно-черными, очень живыми, пронзительными и даже обжигающими небольшими глазами. Очень маленького роста одутловато-толстое, на тонких семенящих ножках старое тело было ему уже явно в тягость и сильно затормаживало его лихие устремления.

Он был гениально умен, энциклопедически образован, делал свои масонские доклады на русском, французском, английском, турецком, немецком, итальянском, арабском, греческом и других языках, причем говорил на них, похоже, не просто свободно, а еще и образно и остроумно.

Полковник французской разведки в отставке, он часто вспоминал какие-то поразительные, и по-настоящему героические эпизоды из своей детективно-яркой биографии. Во время последней войны он служил в гестапо, являясь, по-видимому, шпионом одновременно французским, американским... Может быть, даже нашим. Возможно, он вообще работал на все разведки мира разом. Потом — в таком же, конечно, качестве — Гардер «сражался» в Юго-Восточной Азии.

М.В. Гардер

Современный масонский историограф А.И. Серков описывает эту часть биографии Гардера, кажется, с некоторыми умолчаниями и передергиваниями: «В начале войны с Германией М.В. Гардер отличился на бельгийском фронте и в июле 1940 г. стал сотрудником французских спецслужб. В сентябре того же года он был направлен для подпольной работы в оккупированную зону Франции, где через три года был арестован фашистами. Он чудом остался жив, пройдя через такие концентрационные лагеря, как Освенцим, Бухенвальд, Флоссенбург и Флёе; дважды с советскими военнопленными он совершал попытки побега, едва за это не был расстрелян и содержался в страшных штрафных командах в фашистских лагерях смерти. Добравшись по окончании войны до американской зоны оккупации, М.В. Гардер продолжил службу во французских спецслужбах...».

Рассказывал он о подвигах как-то очень бытово, без хвастовства и геройства, наоборот, вышучивая свою «трусость», маленький рост и суетливость. Запомнилось из этих рассказов только то, что его дважды приговаривали к расстрелу, а однажды — к виселице. Причем, уже петлю на шею одевали. Но каждый раз «неслыханное везение и удача», а также тупое самомнение немцев почему-то позволяли ему бежать... Как в кино! (Но кто был режиссером этого «фильма»?).

Гардер без памяти любил и дико ревновал свою жену Елизавету — племянницу композитора Скрябина. Родилась и выросла она в Ленинграде, случайно оказалась в 41-ом году в Пятигорске, где и попала в плен. Из фашистского концлагеря в Германии ее «почти случайно» умыкнул «узник страшных штрафных команд» Михаил Васильевич, а обвенчались они гораздо позже, где-то то ли в Пномпене, то ли во Вьетконге... Никогда в жизни я не видела такой прекрасной, величественной и очаровательной пожилой дамы. Ее походка, жесты, умение одеваться и вести себя, ее манера говорить — оживляли в памяти какие-то смутные представления об августейших особах и императрицах, а все виденные «живьем» гранд-дамы мира, включая Жаклин Кеннеди, принцессу Диану и Маргарет Тэтчер — казались по сравнению с ней девками-чернавками.

Жили Гардеры в аристократическом, безумно дорогом шестнадцатом квартале Парижа, где почти видна была Трокадеро и Эйфелева башня. Жили в трогательно-крохотной квартирке, которая могла бы уместиться, пожалуй, в моей московской кухне.

Гардер был советологом, причем известным советологом и антикоммунистом на самом деле, а не домашним эмигрантским болтуном. Его книга «Империя зла» предсказывала крушение тоталитарного режима, хотя издана была еще в 1963 году. (Интересно, что такое название нашей страны много лет спустя позаимствует президент Рейган). Авторитет Михаила Васильевича в мировом масонстве был настолько высок и непререкаем, что американское «каменщицкое» начальство, сверкая бриллиантовыми запонками и золотыми перстнями, первое протягивало ему руки, спеша навстречу и спотыкаясь о толстенные ковры «Интер-Континенталя».

На этом фоне — более чем скромность жизни Гардеров объяснялась, по-моему, очень просто. Они были невероятно, чисто по-русски, даже по-по-мещицки щедры и хлебосольны. Их графо-Ростовское великодушие, сердечность, теплота, готовность поделиться и последним были бы в диковинку даже в сегодняшней Москве, не говоря уже о скаредном Париже. При этом оба как-то по-детски стеснялись своей доброты, превращая подаяние в шалость.

Помнишь, как, понимая нашу бедность, мадам Гардер приходила к нам на чай для того только, кажется, чтобы незаметно юркнув в спальню, оставить там под подушкой конвертик с колоссальной для нашего сознания суммой франков и извиняющейся записочкой. Мол, не хожу по магазинам, не знаю ваших вкусов и потребностей, боюсь ошибиться с подарками, так что уж, простите великодушно и примите, пожалуйста, без обид хотя бы это...

А Михаил Васильевич? Мне кажется теперь, что, вызывая нас для невероятно срочных, актуальных и важных переговоров в бюро Высших Градусов Великой Национальной Ложи Франции, он имел на самом деле целью — хорошенько накормить нас в ресторане. Тем более что за столом он как-то «забывался» и вместо обсуждений насущных дел масонских, вдруг выдавал свои невероятно интересные философско-исторические эссе об Экклезиасте и Спинозе, о колониальной политике Царской России, о грядущем наступлении ислама или еще о чем-то, столь же глобальном... А сам все заказывал новые диковинные блюда, — зубы заговаривал...

Как-то я начала ругать эту тупую, бездарную, унифицированную Америку Гардер возразил: «Ну, не все уж там так плохо. Америку надо лучше знать». «А что там хорошего, архитектура что ли, эти две башни над Манхэттеном?» — не унималась я. «Запомни, — многозначительно сказал Михаил Васильевич, — ничего не делается случайно. Представь себе такую ситуацию. Через несколько лет в мире все чаще начнут говорить: надоел американский диктат, Америка — колосс на глиняных ногах, доллар скоро лопнет... И тогда Штатам понадобится публично показать, кто в доме хозяин, и какова американская, в том числе и долларовая, мощь. Вот тут-то и пригодятся небоскребы. Представляешь, произойдет как в кино: например два самолета врезаются на глазах всего мира в каждую из башен»... Я представляла. Такова режиссерская привычка: сразу видеть то, о чем рассказывают. И когда 11 сентября 2001 года по телевизору показали жуткие, какие-то нереальные кадры, я остолбенела. Я поняла, что уже видела это...

Этот фрагмент я вставила в книгу позже. Почему не написала о рассказе Гардера раньше? Да потому что при всем уважении к нему, тогда, прежде, мы приняли это пророчество за полную нелепицу, просто за эффектную байку, которой он нас поразвлек... Прозорливость, демоническая прозорливость у него была. Но здесь дело не в ней. Он что-то знал. Конечно, он знал.

Гардер был, я думаю, великим человеком. Личностью, противоречивой и жутко трагической. Как и боготворимый им Новиков... Поражали его какие-то «экстрасенсорные возможности». [39] Может быть, он колдовал? Но ведь ходил же в Александро-Невский храм на рю де Рю и похоронен с отпеванием... Наверное, многое еще будет узнано и написано когда-нибудь об этом классике масонства. Для меня несомненно другое — в нашей с тобой биографии он, конечно же, сыграл роль роковую.

«Развитие» масонства Великого Востока в России шло «не шатко не валко». Оно стопорилось французской скупостью и нерешительностью, движимое исключительно нами. Скорее всего, мы в конце концов и плюнули бы на это дело, занявшись чем-нибудь другим, но все перевернуло появление потрясающе обаятельного Гардера, сделавшего тебя клятвопреступником.

Скандалы, склоки, раздоры и расколы перманентно раздирают Всемирный Орден, основанный на «братской любви». Иначе откуда бы взялись все эти «Ротари», «Де Моле», «Львы» и прочие парамасонские организации, находящиеся в какой-то странной оппозиции к собственно масонству и неустанно грызущиеся между собой.

Во Франции же, в жесткой подковерной и одновременно неприкрытой конкурентной борьбе сосуществуют 3 (целых три!) масонства. Гран Орьян, то есть Великий Восток Франции — носитель и хранитель традиций национально-исторических, времен Французской буржуазной революции. Это, так сказать, «новодел» в масонстве. Они «работают» не «Во Славу Великого Архитектора Вселенной», а во имя каких-то расплывчато-гуманистических и общедемократическо-демагогических идеалов. Нарушают все базовые принципы традиционного масонства. Это чисто французское, местное, чтобы не сказать «местечковое», явление. По-французски экономное — взносы относительно небольшие — и потому широкозахватное и общедоступное, практичное масонство.

Именно в него-то мы по дикости и невежеству своему, по их «всеядности» первоначально и вляпались. А оно оказалось «диким»! «Диким» (wild) по отношению к масонству, регулярному (regular), т.е. «правильному».

Печать Великой Национальной ложи Франции

Из всех «правильных» самым «правильным» является, так называемый «Древний Принятый Шотландский Устав» (Ancient Adapted Scottish Right). Это масонство мировое, самое престижное, аристократически-снобистское и дорогое, т.е. с членскими взносами, непосильными для бережливого европейского среднего класса.

Внутри самого регулярного масонства — свои внутренние разногласия, направления и разборки. Кроме «Шотландского» есть еще «Йоркский» устав, есть «Кингз арт» — «Королевское искусство», кажется и еще что-то, менее известное и популярное в мире. Всех их объединяет «регулярность», т.е. следование утвержденным еще два века назад «ландмаркам» — «базовым принципам». А эти «базовые принципы» требуют: 1) Работать «Во Славу Великого Архитектора», т.е. не быть атеистами, 2) Не участвовать (открыто) в политической, религиозной и прочей борьбе, проявлять лояльность и быть всегда «выше» национальных, государственных, религиозных, политических и социальных интересов. 3) Не признавать прав женщин на создание своих собственных лож и не принимать их в «правильные» ложи. И так далее.

Конечно, в моем пересказе элегантные «ландмарки», сформулированные в оригинале устава высоким штилем на старом строгом английском языке выглядят не так незыблемо внушительно и впечатляюще. Подтверждать же их необходимо, точно следуя тексту оригинала устава. «Ландмарки» подтверждают, когда просят о признании, когда пишут эти пресловутые «Petitions For Recognition» — петиции... Ox, об этом позже...

«Признавать» или «не признавать», «вводить в регулярность», «выводить из регулярности» может только Великая Ложа Англии. Точнее, специально созданный в ней для этой цели комитет, возглавляемый «Duke of Kent» — герцогом Кентским... Нас с тобой будут с ума сводить эти проблемы и этот загадочный персонаж потом, а пока, в 1991 году, мы все стараемся разобраться в разных ложах, послушаниях, направлениях...

«Регулярность» мирового масонства требует, чтобы в одной стране существовала только одна Великая Ложа — «объединение признанных», «регулярных» лож, которых может быть сколько угодно. Это называется еще «послушанием» и «юрисдикцией».

Во Франции — «регулярна» только Великая Национальная Ложа Франции — «GLNF». Кроме нее существует куча «нерегулярных». Помимо самого известного Великого Востока есть уже упоминавшаяся «Великая Ложа». Она «нерегулярна» потому, что признает Великий Восток и дружит с ним. Зато это послушание категорически не признает женского масонства, пытаясь в этом, хотя бы, претендовать на «регулярность».

Великая Женская Ложа Франции, наоборот, не принимает мужиков и пыжится следовать «базовым принципам» — т.е. «работать во Славу Великого Архитектора», хотя, самим фактом своего существования уже — третью «ландмарку» совершенно опровергает. Женских лож во всем мире — море. Все они — очень забавная пародия на «регулярное» масонство.

Но самое смешное явление — ложи «микст», т.е. смешанные ложи, где «работают» и мужики, и тетки вперемешку. Во Франции это — «Права человека»... Великовостоковцы с удовольствием посещают своих «сестер» в Женской Ложе и наоборот.

Насколько я могла заметить, во всех ложах Франции, да и остального мира — довольно много парочек сексменьшинств — «голубых» в мужских и, соответственно — «розовых» в женских. Может быть, лояльное отношение к «микст» — результат очередного витка сексуальной революции?

ЛОЖА В ГОЛУБЫХ ТОНАХ

Античная мифология и литература зафиксировали сверхприродный факт: именно олимпийские боги дали людям один из первых примеров противоестественной «любви».

Сладкопевец Орфей «стал виной, что за ним и народы фракийские также, перенеся на юнцов недозрелых любовное чувство, первины цветов обрывают». [40] Таковы были и Зевс, и Посейдон, и Геракл, и Аполлон... То есть бесполые и бесплодные бесы, пылающие ненавистью к детям Божиим, в очередной раз попытались уподобить их себе. Даже «мудрецы» — Платон с Сократом — потеряли границу между естественным и противоестественным. Массовость этого греха в античном мире — очевидна.

Сексуальная свобода всегда стимулировалась огромным количеством языческих и откровенно сатанинских культов: Астарты, Афродиты, Исиды, Фаммуза, Адониса... От последнего, как гоголевский нос от майора, даже отделился фаллос и зажил самостоятельной «божественной» жизнью под именем Приапа. Он стал покровителем всех проституток и педерастов.

Апостол Павел свидетельствует:

«Они заменили истину Божию ложью, поклонялись и служили твари вместо Творца, Который благословен ко веки. Аминь. Поэтому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались полотью друг на друга, мужчины на мужчинах, делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение» (Римл., I, 25-27).

Сексуальное наваждение всегда носило бесовский характер. Поэтому человеческое морализаторство или человеческие законы победить эту скверну не могли. Требовалось вмешательство свыше. И оно произошло. Мужская любовь, была возвращена женщинам и освящена церковным Таинством.

Пророчества де Сада

Однако апокалиптическая саранча начала вновь опустошать Европу. И вот сначала гомосексуализм без мыла влез в сферу этически допустимого, а теперь — изнасиловал и западный юридизм. Во Франции уже разрешены браки между содомитами, права которых теперь превышают права традиционной семьи. Пресса пишет: «Те, кто вступил в PACS, уже через год могут подавать заявления о натурализации во Франции (обычный брак такого права не дает). Отныне тысячи мужчин и женщин — иностранцы-гомосексуалисты, живущие с французами или француженками, — смогут претендовать на французское гражданство».

Известный член ложи «Бнай Брит» уже давно подвел под всю эту гадость «научную» основу. «Фрейд делает важный для содомитов вывод, являющийся развитием каббалы: человек бисексуален изначально и любые его прихоти в области секса вполне естественны». [54].

Как же стиралась грань между естественным и противоестественным?

Вернемся в XVIII век. Чувствительный Руссо своим учением о добродетельном природном человеке открывает дорогу социальным реформам... Но почему же строительство рая на земле окажется столь кровавым? Откуда просвечивает здесь почерк человекоубийцы от века? Да, все и шло от беса, вселившегося в Руссо и раздвоившего его личность: «Бывает время, когда я так мало похож на самого себя, что меня можно счесть совершенно иным человеком. В спокойном состоянии я чрезвычайно робок, идеи возникают у меня в голове медленно, тяжело, смутно, только при известном возбуждении; я застенчив и не умею связать двух слов; под влиянием страсти, напротив, я вдруг делаюсь красноречивым. Самые нелепые, безумные, ребяческие планы очаровывают, пленяют меня и кажутся удобоисполнимыми». [41]

...В России итальянская кисть, гуляя по стенам церквей, наделяла ангелов румяной плотью дворовых девушек. На иконах все чаще возгорались шестиконечные звезды, сияющие треугольники-дельты... Эти знаковые плоды отвлеченного умствования, казалось, торжествовали над незримой для большинства реальностью. Видевшие Ангелов молитвенники, иконописцы древности отошли ко Господу. Народились интеллигентные художники, знавшие лишь «естественную природу».

«Отныне, с торжеством деизма-пантеизма, природа становится неким нормативом для человека. Все, что естественно — хорошо. Деизм-пантеизм не знает первородного греха, не знает противоестества, извращения природы, так же, как не знает он и сверхъестества.Все, что есть в природе, — хорошо и греха нет. Добро и зло исчезают из морали и становятся только синонимами плюса и минуса, свойственного миру физическому. Но что есть зло, и что есть добро, этого пантеист не знает. Все относительно, и символическим выражением такой относительности становится шахматный пол масонских лож, черное передается белым и одно не может существовать без другого». [51].

Права современная исследовательница: «Все дороги от Руссо ведут к де Саду... Для де Сада возвращение к природе... означает воцарение похоти и насилия». [44].

Как бы ни отрицала этого западная цивилизация, ее наивысший пророк — маркиз де Сад.

«Запад понял только в началеXX века, когда пророческий дар де Сада обнаружил себя во всей своей полноте и достоверности, когда его тексты открылись как предвосхищение Киркьегора, Ницше, Бакунина, Фрейда, сюрреалистов и т.д...

Де Сад предлагал легализовать воровство (это, фактически, сделано при переходе к капиталистической модели общества, основанной именно на нем). Он считал необходимым разрешить все виды половых извращений, и, в первую очередь, гомосексуализм (современное либеральное общество так и поступило). Он настаивал на отмене смертной казни за самые страшные преступления (борьба за такой закон увенчалась успехом во многих развитых странах)». [17].

Стоит добавить: Запад садистски насилует весь мир и получает от этого удовольствие.

Голубой вагой

Новиковский современник свидетельствует: иллюминаты-алхимики «умели привлекать к себе молодых людей обольщением разврата, а стариков возбуждением страстей и средствами к тайному их удовлетворению. Для этих людей ничего не было невозможного, потому что не было ничего священного...»

Ничего нет нового под солнцем. Издававшийся в Сан-Франциско современный журнал сексуальных меньшинств «One» писал: «При существующих социальных и культурных системах — гомосексуалист автоматически оказывается членом всемирного масонства». То же подтверждает и психиатр Август Форель: гомосексуалисты всегда склонны создавать тайные общества...

Что-то есть в такой цветовой символике: символически-голубое масонство первых трех градусов; люди, склонные подчеркивать свою «голубую» кровь; голубизна, как окраска сексуального поведения. (Один из ярких персонажей в подобном ряду — Г. Киссинджер — любитель мальчиков, масон и русофоб).

Получается по Григорию Климову: как только извращенцы — явные или латентные — узнают о тайном обществе, они тут же бегут под его покров. И скрываются под ним от неуютного для них мира. Постепенно концентрация злобы к этому миру, желание его разрушения, преобразования достигает за этой кулисой колоссальной степени. И вот уже из-за нее показывается окровавленная морда революции. Гоминтерн идет в атаку!

Начинается все с желания просвещать «темноту невежества» огнем Прометея. Однако скоро, очень скоро, от пламени этого зажигается пожар.

Характерен пример Лопухина, автора «возвышенных» масонских трудов «Духовный рыцарь» и «Некоторые черты о внутренней церкви». По свидетельству его современника графа Ф.В. Растопчина, Лопухин «человек безнравственный, пьяница, преданный разврату и противоестественным порокам, соглашался пойти на какие угодно дела...»

Любопытная сцена. Однажды Лопухин был приглашен на обед императором Александром с целью назначить его министром просвещения. Даже в этой ситуации масон так налег на выставленные напитки, что решение о назначении отпало само собой... [42]

Почему же душа, не имеющая инстинкта и потребности к размножению, неспособна управлять телом — таким вопросом задается современный богослов. И отвечает:

«Поистине здесь не было бы ничего сложного, если бы не вмешательство сторонней, демонической силы, цель которой, — прикрываясь естественным инстинктом, словно ширмой, заставить человека непрестанно нарушать установленные Богом как духовные законы, так и физиологические». [43]

Этому вмешательству могут способствовать мистические ритуалы, издавна замешанные на сексе. В наши дни в ложе Йельского университета «Череп и кости», творится вот что: «Ритуал сам по себе способен вызвать гадливое чувство: каждый из 15 новых членов, избираемых из числа студентов четвертого курса, обязан проделать публичную мастурбацию, лежа в гробу, на глазах у «патриархов» и «рыцарей», и при этом исповедываться о своем юношеском сексуальном опыте», — пишет английский журнал «Обсервер мэгэзин».

Сделать человека бес-совестным — значит заглушить весть свыше, то есть голос Бога в душе. Таков — один из вариантов инициации, вселения беса. Вселившись, он способен воздействовать и извне, навевая похотные мечтания, и изнутри. Бес «показывает картинки», влияя на разум, самосознание, воображение, волю и одновременно щекочет центральную нервную систему. Так нередко ему удается совершить перверсию (извращение) полового инстинкта.

И.В. Лопухин.

«...именно перверсии и перверситеты являются наилучшим и универсальным показателем наиболее высокой степени одержимости человека, когда он становится практически марионеткой в руках падших ангелов».

Об этом свидетельствует и этнография: «Большинство исследователей обратило внимание на тот любопытный факт, что... медиумы очень часто обладают и ненормальной половой организацией. Нередко при этом наблюдали полнейшее изменение в направлении полового влечения...

Считается, что особой магической силой обладают те, кто стремится к «смене пола», точнее, к слиянию в своей психофизической сущности женского и мужского...»

Названная особенность не имеет ни временных, ни территориальных границ. Вот пример из Молдавии времен Кантемира: «Калачунами назывались плясуны, собиравшиеся ежегодно один раз только на десять дней, обыкновенно между праздниками Вознесения и Святыя Троицы. Но все сие время калачуны, пробегая местечки и деревни, везде танцовали и прыгали... танцуя, едва касались земли: казалось, летали по воздуху. Они были не просто плясуны, но походные привилегированные комедианты-плясуны, и даже ворожеи и колдуны; одевались в женское платье; головы украшали венцами, сплетенными из полыни и других цветов; говорили по-женски, а, чтобы не быть узнанными, лица свои покрывали белыми платками». [72-2].

Второй пример. «Ученик Блаватской Ледбитер, в прошлом пастор англиканской церкви, был также известен среди теософов своими гомосексуальными наклонностями. Можно представить себе ужас отца Джидды Кришнамурти, когда он узнал, что Ледбитер признал в его мальчике Мессию и поэтому желает взять его к себе на воспитание... Обладая известными парапсихологическими способностями, Ледбитер занимался тренировкой подходящих мальчиков, воспитывая из них будущих оккультистов. Джидда (Кришнамурти) стал его лучшим учеником... Ледбитер, обвиненный в применении безнравственных педагогических приемов, вынужден был уехать из Индии»» [31].

Третий пример, современный, — из практики филиппинских колдунов: «... в муниципалитете Лагауэ живет мужчина-шаманка, т.е., мужчина превращенного пола, исполняющий женские обряды и поющий женские эпические произведения. Еще более экзотическая пара живет в муниципалитете Асипуло. Это муж и жена, имеющие детей, однако полностью поменявшиеся половыми ролями» [75-2].

И, наконец, четвертый, самый свежий, пример — гомосексуализм в российском центре «Юнивер», который классифицируется как секта сатанинской направленности...

Так «голубой вагон» преодолевает границы человеческого и демонического, стыда и бесстыдства, правды и лжи. Характерно, что педерасты всегда относились к числу самых талантливых актеров и ценных разведчиков. Агенту, засланному в зарубежье или, например, в церковную структуру, матерый бес дает качество особо тонкого лицедейства. Человек становится весьма «органичным», труднораспознаваемым оборотнем. [44]

Преступление границ — между полами, между стыдом и распущенностью, между нациями и религиями, сословиями — достигается в ритуале. Но границы стираются лишь для «посвящаемого». Перед Божиим Судом они остаются. И преступление их на самом деле становится преступлением против Бога.

Бегут голубые вагоны трансконтинентальных экспрессов и бормочут трансцендентальные медитаторы, к транссексуалам являются «трансперсональные образы». Царит всеобщий транс...

Агенты Гоминтерна

Что же означали заимствованные у античных стоиков многословные рассуждения масонов наподобие такого: «мир есть тлен и суета, нетленна лишь добродетель»? «На столь любимом ими еврейском языке слова «добро» и «зло» означают прежде всего «полезное» и «вредное», они применяются к добродетели и греху лишь постольку, поскольку действие последних оказывается полезным или вредным». [63].

В круге Новикова «конечной целью человека провозглашается счастье и блаженство на земле. Не потому следует быть добродетельным, что «Бог так сие повелел. Нет, сие представление ложно... Научайте их (детей) паче, что добродетель одна делает людей счастливыми... что Бог ничего нам не запрещает, кроме злого и вредного»... Земные радости и земные утехи (точь-в-точь как в иудаизме) — вот цель на земле, а другой нет». [51]. Действительно, в иудейских источниках находим: «Каббалисты утверждают, что цель творения — доставлять радость и наслаждения созданиям». [33]. Однако следующая фраза была бы для наших прекраснодушных «розенкрейцеров» неприятным откровением: «Лишь притягательная сила наслаждения руководит человеком и животным, и через нее происходит управление всем — живым на всех стадиях и уровнях жизни».

Это управление упрощается тем, что развращенный человек теряет рассудок.

«Как показала сама жизнь, мыслительные способности еретиков повреждаются, когда от человека, в результате блудного греха (само собой, и в результате содомии — Ю.В.), отходит благодать. Эта удивительная взаимосвязь, казалось бы, далеких друг от друга явлений была, тем не менее, замечена очень давно. Поразительно точно в конце своей жизни сказал об этом премудрый Соломон:

«Волнение похоти развращает ум» (Прем. 4, 12).

Существование взаимосвязи между качеством мыслительных способностей и сексуальным поведением можно увидеть и в том, что слово целомудрие, которое обозначает целое, неповрежденное мудрование, иначе — целостное разумение, объемное видение.., издавна употребляется для обозначения телесной чистоты и непорочности, потеря которых, как оказалось, непосредственно влечет за собой и потерю правильного мышления, т.е., того самого целого, неповрежденного мудрования... (напоминаю, что интимные отношения в законном браке вполне законны и не нарушают целомудрия»). [45]

Когда разрушают целомудрие, это сказывается глобальными последствиями: «Поскольку лидеры «власти педерастов» в эпоху наивысшего благосостояния, в шестидесятые годы, хвастливо заявили, что такой «благодатью» мир обязан гомосексуальному мозгу Кейнса [46], сегодня я вправе довести до логического конца эту причинную связь: Кейнсова система и гегемония доллара являются противоестественными, как противоестественны и любые гомосексуальные связи...» [8].

Так на театральных подмостках лож свобода, равенство и братство были сыграны беспределом, хамством и гомосексуализмом.

«РУССКИЙ СВЕТ»
(Из дневника)

Итак, Гардер возник в нашей жизни в самый трудный момент начинающегося разочарования в масонстве. В момент, когда наши идеалы «всемирного братства» зашатались под ударами небратского французского жлобства. Обаяние личности Гардера было так неотразимо, речь ослепительна, логика несокрушима, а главное — его романтическая преданность идеалам масонства так заразительна, — что мы были повержены, очарованы, снова подзаряжены для... крутого поворота!

Михаил Васильевич в течение получаса растолковал нам, что все наше отчаяние от ошибки! Русское, мол, масонство всегда было религиозным, проникнутым духом Православия. Это было истинное, настоящее, регулярное масонство Древнего и Принятого Шотландского Устава! Там, действительно — идеалы братства, любовь, взаимопомощь, собственное личностное самосовершенствование... Цитаты из Новикова, рассказы про жизнь Гамалеи, Кутузова и декабристов, про Пушкина и Толстого, про Максимилиана Волошина... (21).

Я решила, что Гардера нам сам Господь послал по моим молитвам...

Ты был сбит с толку, растерян, смущен. Вроде бы, правда — на стороне Гардера. За ним — выход за пределы Франции, Всемирный Орден, истинные, а самое главное, русские традиции и идеалы. Наконец, авторитет самого Михаила Васильевича среди «вольных каменщиков» так высок, что совершенно очевидно — он-то и денег на развитие русского «братства» добудет и, вообще, все организует, пробьет все стены, во всем поможет... Но ведь перейти в другое «послушание», «регуляризироваться» — это значит бросить уже созданное, наработанное и начать все сначала, с нуля. «Востоковцы» расценят это как предательство, измену, не простят, будут мстить, озвереют...

Ты помнишь, как мы терзались, перечисляя, друг другу все «про» и «контра»... Гардер умел убеждать! Для меня его главные аргументы логически не были такими уж значимыми. Но его мистические прорицания! С горящими нездешним каким-то пламенем глазами, он вдруг заявил однажды, что видит, абсолютно реально видит, сверкающую над твоей головой масонскую звезду. Ты — последний хранитель «русского света»... И мы вспомнили про печать.

Старинная, хрустальная, а, может быть, просто стеклянная, эта штучка похожа на деревенский лафитничек: граненая, двенадцатиугольная, кажется, цельнолитая пирамидка с круглым плоским донышком. Донышко — миллиметров десять в диаметре. На нем — гравировка: изображение «Сияющей Дельты» (Всевидящее Око в треугольнике и лучи) и надпись «А.П. Д-въ». Такими печатями пришлепывали горячий сургуч, когда закрывали письма.

Вещицу эту милую и абсолютно бесполезную в наше время готовых, легко заклеиваемых языком конвертов, хранил среди прочего старого ненужного хлама твой отец. Ты, такой же старьевщик и Плюшкин, как папа, отыскал ее, роясь в этом хламе, и привез к нам в Москву еще тогда, когда мы с Жан-Пьером увлеченно рисовали друг другу масонские значки и символы...

+ + +

Не могу не сделать очередного «лирического отступления», помянув твоего удивительного отца, — деда Борю... Разве можно восхищаться человеком и одновременно презирать его, испытывая почти физическое отвращение? Но именно такие чувства буквально раздирали меня, когда мы с тобой навещали деда Борю, жившего в селе на Волге, рядом с Самарой. Когда я впервые увидела его, ему было уже хорошо под восемьдесят. Этот маленький, юркий, пижонистый старикашка с молодыми синими глазами обнял и поцеловал меня в первый же раз как-то довольно шаловливо, не по-отечески...

Всю жизнь дед Боря хотел иметь сына, и поэтому у тебя было три старших сестры. Будучи страстным радиолюбителем-коротковолновиком и не менее страстным бабником, дома он всегда отсутствовал. Твои сестры с умилением рассказывают, что, не видя мужиков, лелеемый мамой, двумя бабушками, тремя сестрами и бесчисленными няньками, ты лет до трех говорил: «я поела...», «я пошла...». Ты любил отца больше всех на свете, и когда он бросил наконец-то — решительно, жестоко — твою мать с четырьмя детьми и уехал с молодой любовницей из Ярославля, ты даже хотел остаться с ним, а не с мамой, в школу уже начал ходить в его селе... Месяца через три мать со слезами увезла тебя обратно в Ярославль. Жили вы всегда в безысходной нищете, почти в голоде, от чего ты страдал и стыдился ужасно, но не переставал нежно любить папу...

Папу ваша брошенность и бедность не трогала. Он продолжал собирать свои приемники-передатчики и безумно влюблялся. Новая молодая красавица-жена Рита страдала, ревновала и плакала от бесконечных романов деда Бори ничуть не меньше, чем жена прежняя, оставленная по причине «плохого характера». В тот момент, когда я впервые увидела этого старого гипертоника и донжуана, очередное увлечение его, сводившее с ума Риту, училось, кажется, на первом курсе...

Мои родители прожили вместе пятьдесят один год и любили друг друга так, как будто неделю назад познакомились. Умирая, отец до последнего вздоха смотрел на маму... Для мамы он жив и сейчас, десять лет спустя: она с ним часто «беседует», «советуется» и плачет только об одном — не повенчались! А значит, в ужасном страхе шепчет она сквозь слезы: «Вдруг на том свете не встретимся»...

Однажды раскрасневшийся от мороза и водки веселый папа вез меня маленькую на санках, часто переворачивая в сугробы. Мы проводили гостей, и я спросила, вспоминая застольные взрослые разговоры: «Бабник — это дядя?»

 — Это не дядя, это несчастное животное — вон, как этот! — Он показал на скособоченной рысью трусливо убегавшего от нас беспризорного бобика, — Ни хозяина, ни заботы, ни будки...

 — А бабник кусается? — спросила я.

 — Кусается, — ответил папа, смеясь, — уж лучше б сам себе чего-нибудь отгрыз, — теперь он не только меня из санок вывалил, но и сам рухнул в снег. Отряхиваясь, мы дружно решили, что сегодня, в такую морозную ночь, наша дворовая Мушка будет взята в дом, а маму мы как-нибудь уговорим...

Так и осталось у меня почему-то на всю жизнь — при слове «бабник» я слышу почти «бобик» и неизменно вижу скрюченную от мороза и бездомности дворнягу.

Дед Боря был не просто бабником, он был для меня законченным негодяем... Но сад! Никогда в жизни я не видела более прекрасного и ухоженного сада! Твой отец был профессиональным агрономом-садоводом, учеником знаменитого Семиренко. Урожай яблок являл собой стихийное бедствие. Их лопатой перебрасывали через забор, зарывали в ямы. А какие яблоки! Огромные, ровные, как восковые, прозрачные, с ароматом, от которого кружилась голова!

Казалось, что садом дед Боря совсем не занимается. Вообще, в отличие от тебя — задумчивого, ленивого и молчаливого, он находился в непрерывной кипучей деятельности, носился по двору и саду, что-то срочно изобретая, приколачивая и прибивая на стремительном бегу, костерил Риту, бестолкового гончака Фомку и пестрых кошек. Ветерок перелистывал страницы оставленного им на скамеечке любимого и постоянно перечитываемого толстого тома Ивана Ефремова. Мы с тобой таскали этого Ефремова на Волгу, чтобы кататься от смеха по песку и гусиной травке, наперебой зачитывая друг другу невероятно напыщенные и пошлые «перлы». «Ее высокая грудь свободно вздымалась под небесно-голубым шарфом...»

Если на окне у меня цветет и дает изумительные плоды маленький лимон, а на даче в условиях Подмосковья — виноград, черешни, абрикосы и прочая экзотика, если я как-то чувствую и понимаю живую душу растений, а соседи по даче приходят за советом по части посадок-прививок-подкормок, то это только благодаря твоему отцу. Он совершенно ничему не учил меня специально — да мне тогда это было и не нужно вовсе. Но, проносясь мимо с тяпкой в одной руке и Ефремовым в другой, бросал в пространство что-нибудь, вроде:

 — Не перекапывать надо приствольные круги — почва сохнет и выветривается, задернять — еще большая глупость — сор растет, а не сад! Вон настурция у меня — красиво, влага задерживается, и дождевые черви ее любят, сами там под ней и удобряют, и рыхлят! А в междурядьях — люпин, азотфиксирующее растение. Тоже — и красота и удобрение — лучше навоза...

Странно... Я, казалось бы, не обращала тогда никакого внимания на реплики деда Бори, воспринимая их, как фон, как шум. Теперь же, когда встает какая-то конкретная дачно-земельная проблема, я буквально слышу его голос и получаю точные рекомендации...

Кстати о даче. Ты помнишь, каким невероятно мистическим случаем мы оказались на этой удивительной земле?

+ + +

Гардер продолжал обольщать нас, ненавязчиво и тонко — на подтексте — рекламируя Всемирный Орден, даже тогда, когда выбор-то был уже сделан. Он вдохновенно и страстно повествовал о каких-то возвышенно-романтических эпизодах из истории рыцарей Тамплиеров, кажется, а я вдруг не очень вежливо и не по делу встряла со своими очередными затеями. Я сказала, что времена-то, мол, у нас сейчас такие, что хорошо бы свое натуральное хозяйство иметь, хоть картошку посадить, что ли... Ну, и дальше в том же направлении. Дескать, землю под Москвой ни за какие взятки не получить, да и денег нет на взятки...

Гардер посмотрел на меня как на полную идиотку и сказал:

 — Да как же ты до сих пор не поймешь, чудачка, что я именно к тому и веду! Масонство — это айсберг! Внешняя, видимая часть масонской работы только прикрывает тонкой пленочкой незримую, сакральную ее часть. Это непостижимая глубина, глыба-тайна! Ваш путь уже предопределен масонской звездой, которая ведет вас во всех ваших жизненных планах... Будет, будет у тебя земля, да еще какая! О таком месте, о такой земле ты и мечтать-то не можешь... Это совершится само, как чудо, как дар... Я знаю, я вижу!

Потом была удивительная цепь случайных совпадений. Кто-то из случайных знакомых случайно позвонил и пригласил нас на дачу — попереводить случайно свалившихся им на голову гостей-французов. Мы поехали. Их дача оказалась почти в Авдотьино — родовом имении Новикова... Их бабушкой — бывают же такие поразительные случайности — оказалась та самая решительная врач-гинеколог, которая на свой страх и риск когда-то спасла меня и не родившегося еще Глеба! Я-то ее, разумеется, не только через двадцать, но и через сто лет бы не забыла... Но она-то, старенькая, за свою длинную акушерскую жизнь, наверное, сотни, если не тысячи «угрожающих выкидышей» видевшая, — вдруг меня вспомнила!

Дальше — больше. События развивались неправдоподобно и стремительно, как в графоманской пьесе с «роялем в кустах». Галина Ивановна, врач-генеколог случайно оказалась в дружбе с местной начальницей! Что-то похлопотала, с кем-то поговорила... Ряд совсем мелких случайностей... Через месяц мы уже делали первые шаги по своей, СВОЕЙ земле! О такой земле мы, конечно же, не мечтали...

Не шесть голых соток на неудобьях, в плотном курятнике такихже шестисоточных убогих «фазенд», а огромный кусок старинного барского сада... Роскошные двухсотлетние липы в два обхвата, толстенный слой плодороднейшей почвы; огромные, белые с прозеленью известняковые камни — остатки фундаментов XVIII века. Что-то гулко отзывается в глубине, когда мы кидаем землю с лопаты в огороде... По местным преданиям, прямо под нашим участком — зарытый масонский храм, библиотека, подземный ход за речку Северку! Рядом, на противоположном берегу этой самой холодной и чистой реки Подмосковья — одинокий флигель, где жил и умер Н.И. Новиков...

Флигель Н.И Новикова.

От огромного когда-то имения только этот флигель и остался. Да дивный Храм Тихвинской иконы Божией Матери, где у самого алтаря — под каменными плитами пола похоронен Николай Иванович... Могила его сподвижника и друга С.И. Гамалеи — у северной стены церкви...

Ну кто, кто на нашем месте не поверил бы в масонскую звезду? Кто не принял бы Гардера за великого прозорливца? Кто не решил бы всю жизнь посвятить Всемирному Ордену?

Однако волшебная рождественская сказка про землю осчастливила нас позже, гораздо позже, а тогда кончался баррикадно-митинговый 1991 год... Гардер повергал нас в трепет жгучими масонскими тайнами, всеми этими рассказами про Меровингов, Чашу Грааля, беззаветно преданных Гробу Господню рыцарей... Мы верили ему! Мы вспоминали про очаровательную хрустальную безделушку, привезенную от твоего отца...

Париж, по крайней мере, масонский Париж живет сплетнями, как тараканы — капающим краном. «Нерегулярные» засуетились. Первый «восточный» шампиньон тихо скулил тебе. Второй — Константин — устроил бурную сцену мне. Из всех его истерических воплей мне больше всего не понравился аргумент такой: мол, Россия послебольшевицкая — страна атеистическая и потому нелепо загонять «свободолюбивых» людей в масонство, признающее Великого Архитектора...

Ты перешел в «регулярность», совершив, таким образом, предательство по отношению к своим первым «братьям». Предателем быть плохо, правда? Так хочется остаться честным и порядочным человеком... Нам казалось, ты идешь на подвиг, уходя в гордом одиночестве! Ты клятвенно заверил востоковцев, что не лишаешь их свежесозданной ложи, уходишь, слагая с себя полномочия «досточтимого мастера» — один и в никуда...

Это был трудный год. «Северная звезда» единогласно приняла предложенную тобой кандидатуру нового досточтимого. Он немедленно приступил к командованию, и они зажили своей «братской» жизнью, все реже оглядываясь на тебя. Тебе даже нельзя было посещать их собрания. Закон «регулярности» жесток — достаточно одного визита к «нерегулярным» и ты — за бортом! А стукачей-то вокруг сколько! А как жаждут расправы преданные тобой востоковцы! Словом, ты снова сидел дома, на кухонном диванчике, и молчал. Молчал тоскливо и жалобно.

А тут еще Глебочка женился. Я собирала его вещи в свой «киносъемочный» чемодан и плакала. Слезы капали на отутюженные, аккуратно сложенные рубашки. Я пыталась остановить этот поток, я уговаривала себя и от этого захлебывалась слезами еще больше... Может быть, я уже предчувствовала что-то?

Мы остались вдвоем. Отвлекали и утешали наезды Жана. Мы вспоминали замечательную поездку на Каннский кинофестиваль. Какие-то смешные эпизоды из фестивальной жизни, дурацкие знакомства и визиты, абсолютно пустое майское море... Только мы с тобой и купались при температуре воды 18-20°. На нас смотрели как на «моржей» — французы купаются, когда в море не меньше 25... С Жаном мы веселились и строили планы на будущее.

Надо было все начинать сначала. Собирать новую «команду», готовить к посвящению, организовывать это посвящение, раздобывая новый «храм»...

Да, чуть не забыла! Этот эпизод в моей жизни совсем не был чем-то особо значимым и сверхценным, скорее, чем-то необходимым. Еще весной 1992 года в Париже я была посвящена в первый ученический градус Досточтимой Ложи «Роза ветров» Великой Женской Ложи Франции. Было это 30 апреля — накануне Вальпургиевой ночи...

Поскольку к этому времени мы с тобой были уже широко известны в узких масонских кругах благодаря скандалу твоего предательства, а скандалы в Париже — любимый жанр среднего, самого массового класса, моя инициация стала событием. Когда после всех этих долгих нелепых мотании с завязанными глазами с меня сняли наконец-то дурацкую повязку, — я совершенно опешила от многолюдности собрания! В ложе полным-полно было не только «сестер», но и мужиков — любопытных востоковцев, явившихся по такому случаю с «братским визитом».

Да, разумеется, мы с тобой тогда уже знали все про «регулярность» и снисходительно-иронически относились к «нерегулярным» вообще, а уж к женскому масонству тем паче. Но мне казалось, что роль «боевой подруги» требует от меня максимально полного погружения в проблему, для чего необходимо знание всех ритуалов изнутри, собственное прохождение через ступени посвящения. Кроме того, было ощущение того, что в родном Отечестве все передоверить одним только мужикам — опасно. Без женского участия, контроля и надзора они вразнос пойдут. Сопьются на «агапах» или еще мало ли каких дров наломают. Словом, я тогда считала очень важным создавать свое, женское масонство в России, состоящее из жен твоих будущих «братьев». Была у меня такая затея: в те дни, точнее вечера, когда вы будете собираться на свои серьезные «регулярные» собрания, мы тоже не станем по домам сидеть, вас поджидая. Мы тоже будем «работать»! В Париже меня наставляли: женскому масонству в России надо развивать идеи Блаватской, традиции мартинизма.

...Надо сказать, что при всем моем скепсисе, при всем утилитарно-прагматическом подходе к акции посвящения, при всем уже довольно точном знании «техники» и этапов ритуала первого градуса, сам процесс оказался стрессом. Даже для меня!

Во-первых, это режиссерски очень грамотно выстроенное действо. Продумано и отработано все до мелочей. Декорация и свет на площадке — т.е. «убранство храма», о чем я уже упоминала. Шумы, музыка — особенно в непроглядной темноте черной повязки на глазах... Эти, из слепой пустоты гулко звучащие голоса — вопросы к посвящаемому... А мне-то ведь еще приходилось мучительно напрягаться с этим невероятно изощренным и напыщенным старым английским, включающим и древне-шотландские какие-то обороты. «Скотиш райт»! Кстати, «сестры» потом рассказывали, что и для них это была жуткая морока — провести мое посвящение по-английски! Действительно, мяукающе-неразборчивое произношение француженок, кое-как знающих английский, ужасно!

Перед посвящением я волновалась. Накануне ты предупреждал: во время принесения масонской клятвы (держа руку ладонью вниз на горле — знак отвалившейся головы Хирама) «пусть мне отсекут голову, пусть пронзят сердце стрелы моих братьев, если я нарушу масонскую тайну...», вступающий пьет вино. Ему говорят: «Если помыслы твои чисты, ты почувствуешь сладость этого напитка, если же в тебе есть недоброе, на губах будет горечь». Но ты не смущайся, в чашу всегда добавляют горький сок алоэ.

Я еще подумала: как странно, в человеке изначально предполагают подлость...

На «доске» же все было гораздо более красиво, чем в действительности.

---

Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!