Красно-чёрное, свистком по белому. 14 страница
Китти залезла на верхнюю полку. Глянула было в окошко – как раз удобно обозревать, – но из-за сумерек и из-за снега ничего не увидела. Она отвернулась.
В конце концов, всё, что было в её силах, она сделала. Предупредила старосту, предложила ехать Лаванде… Не её вина, что они отказались.
И должны же у них быть какие-то свои способы защититься от стихии – староста правильно сказал, они привычные. На крайний случай есть спасательная вертолётная бригада. Вылетят, если потребуется, всё сделают как надо. Они профессионалы, лучше справятся.
Да и вообще, странная это была идея, с Лавандой. Похищение ребёнка, без чьего-либо согласия и ведома… И как такое пришло в голову?
А если бы Лаванда согласилась – что тогда? Привезла бы её в Ринордийск, а дальше? Поселила бы у себя? Вот мама-то обрадуется. И так работает допоздна, не хочет, чтоб Китти отвлекалась от учёбы («Не дёргайся, придёт ещё твоё время»). А тут ко всему прочему чужая малолетка на голову.
И чего ей далась эта Лаванда… Только потому, что напомнила Сибиллу? Ну так перед Сибиллой она ни в чём не виновата. Пообещала когда-то, что ничего ей не сделает, и продолжает выполнять обещание. При чём тут вообще Сибилла?!
Как это часто случалось после приступов самообвинения, на Китти накатила волна злости. Почему, собственно, она должна вечно чем-то жертвовать, искать какие-то невыполнимые сверхзадачи и, независимо от результата, считать, что этого недостаточно, искать снова, жертвовать снова? Только потому, что её дальний родственничек был сволочью? Она сама никому ничем не навредила. Между прочим, он успел и ей заочно попортить крови, так что и она в какой-то степени пострадавшая сторона. Но почему-то все остальные люди живут и радуются жизни, не думая особо о делах минувших дней, – хотя закрути Нонине гайки, стань вторым Верховным Правителем, что бы тут началось. А помнить о всех былых преступлениях должна только она, должна видеть тени прежних, тёмных времён там, где другие не видят ничего – лишь набившие оскомину исторические реалии, что давно превратились в картонные декорации. И ей же поручено ловить порой в воздухе тревожные предзнаменования эпохи грядущей. Но ими даже делиться бесполезно: всё равно никто не примет всерьёз.
|
|
|
Ну, значит, сами дураки.
Китти устроилась поудобнее, нащупала в кармане шпильку, вытащила её, чтоб можно было смотреть. Это успокоило, вернуло нормальное настроение и чувство, что не всё потеряно. Бывают и хорошие времена, когда жизнь светла и невесома, как прозрачный тюль на окне. Если не у неё, то у кого-то другого – сейчас или когда-нибудь в будущем. А если и тогда нет, то уже точно было раньше, у тех людей, и это само по себе придаёт всему смысл. Ей вдруг представилась обладательница шпильки. Не в том виде, в каком Китти обычно её представляла, – совсем по-другому, безоблачно и легко: как она натягивает чулки, чуть подкрашивает губы красной помадой, а за окном стоит ясный весенний день. Интересно, – подумалось Китти, – если убирать волосы в пучок, это удобнее, чем хвост? Она не очень понимала, как это делается, но, определённо, надо попробовать.
|
|
|
Крепко сжав шпильку в ладони, она заснула.
Китти вошла в кабинет, где уже который год пылился старый бумажный архив. Притворила за собой дверь, чутко прислушалась.
Нет, все спали. По крайней мере, в этой части дома никто не ходил.
Она подготовилась и взяла с собой фонарик, чтоб не включать верхний свет. Впрочем, на столе обнаружился металлический подсвечник, плавно изгибающий три своих рожка со свечами. Китти аккуратно подожгла их, убедилась, что света достаточно. Так должно быть удобнее, сидя здесь, перерывать бумажные залежи. Если в комнату действительно не заходят, никто и не увидит, что свечи немного оплыли.
Она не знала, что ищет конкретно. Становилось просто невыносимо интересно: кем всё-таки был этот человек, из-за которого у неё столько неприятностей.
|
|
|
Старые документы, отчёты, вскрытые письма – свои и чужие… Всё могло бы пригодиться, каждый факт, каждое лишнее слово, – ещё один штрих к общему, но само оно, это общее? Невнятный силуэт, мелкое фото в учебнике истории, – всё не о том, слишком абстрактное, слишком далёкое, чтоб хоть как-то к нему относиться.
Она искала и что-то даже находила – и становилось понятнее, подкатывало ближе, хотя бумаги изобиловали казёнными сокращениями, а многие имена Китти ничего не говорили. Но ворох старых слов и названий будто бы сгущался по мере накопления, свиваясь в изящный чёрный силуэт у неё за спиной. Лениво прислонясь к стене и улыбаясь чуть иронично, тень, наверно, снисходительно поглядывала на Китти – что это за глупостями она занимается.
Китти сделала вид, что не замечает.
Здесь можно было рыться бесконечно, открывая всё новое и новое и всё больше проникаясь отвращением, но почему-то быть не в состоянии прекратить. Словно для того, чтоб убедиться, что это существо и вправду отвратительно и должно было быть уничтожено, – как будто не много лет уже, как это невозможно в принципе.
Что-то стукнуло в доме – не так далеко. Китти замерла, настороженно прислушалась. Кто-то проснулся, ходит? Если и так, дверь прикрыта плотно, никто не подумает войти. Но всё же время ограничено, надо об этом помнить.
|
|
|
Если б какой-то указатель подсказал ей, где самое важное… Китти сама усмехнулась этой мысли: надо же, никто не потрудился надписать – видимо, специально для неё. Она несколько устало окинула взглядом стол, и тут маленькая чёрная книжка попалась на глаза.
Китти открыла её, перелистала пожелтевшие страницы, исписанные каллиграфическим почерком – её почерком, как это мило. Похоже было, что это ежедневник – краткие пометки сугубо для личного пользования, персональный отчёт в планах и хроника достижений. Слова здесь сокращались до предела, иногда и вовсе заменялись значками, однако Китти обнаружила, что с лёгкостью понимает их. В. или В.П. – это Верховный Правитель, стрелка вверх – удача, вниз – неудача. Что-то прорисовано несколько раз с нажимом и заключено в кружок – нечто важное, очень важное, такое, что хоть трава не расти. Буква Р…
Р. или фр. Р. Что-то это напоминало Китти. Что-то, что она видела совсем недавно, может, даже сегодняшним вечером…
Точно. Этим вечером. Книжка, с которой она сидела в беседке. Китти перелистала блокнот назад, переглядела несколько страниц, пролистнула вперёд. Фр. Р. Ну конечно… Как же сразу она не догадалась.
Дочитав до конца страницы, Китти отложила блокнот. Немного постояла у стола, закрыв глаза. Почему-то болела голова, и на душе было мерзко.
Ещё и «трофей» себе прихватил. Интересно, что это было. Теперь уже не узнать – наверняка забрал с собой за океан.
Китти открыла глаза, скользнула взглядом по столу и пристально всмотрелась в потёмки у самой стены. Ей показалось, что там, за штабелем бумаг, блеснуло что-то маленькое.
Осторожно протянув руку, Китти достала эту вещицу, поднесла к огню, чтобы лучше рассмотреть. Пальцы её держали небольшую изогнутую проволоку – довольно толстую и крепкую, но сильно изъеденную ржавчиной. Однако маленький камушек на изгибе дуги по-прежнему блестел, время и все тяготы будто не коснулись его.
Так вот он, «трофей»… Не возникало никаких сомнений.
Китти быстро огляделась по сторонам. Ни одного свидетеля нет. Она спрятала шпильку в карман: красть украденное не так уж плохо, в конце концов. Будет её талисманом, нечего ей пылиться здесь.
Вот теперь, пожалуй, и всё. Китти ещё раз окинула взглядом завалы архива: не осталось ли чего-то важного, неучтённого.
Нет, ничего. Это старьё можно теперь просто уничтожить – всё равно оно никому не нужно.
Да, так и надо сделать – здесь и сейчас. Искоренить этот призрак прошлого даже в таком виде. Если не в отместку за других, то хотя бы за себя.
Накатила волна хорошо ей знакомой холодной ненависти. Обычно у Китти получалось её сдержать, но не на этот раз. Резким взмахом она опрокинула горящие свечи на стол.
Пламя подхватило листки бумаг, быстро перекинулось на дерево и обои. Вот и пожар… Китти попятилась к двери. Похоже, она переборщила с огнём.
«Но Сибилла сказала, что я не погибну от огня!» – подумалось вслед за этим почти радостно, пока пламя разрасталось и начинало ползти вверх по оконной шторе. Пусть разрастается ещё сильнее, пусть подчистую уничтожит всё – всё до самого основания, чтоб не осталось вообще ничего. Дикий и неподконтрольный экстаз охватил Китти, хотя от дыма уже першило в горле и слезились глаза.
«Ну да, ты умрёшь не от огня, а от угарного газа. Действительно глупо».
Закашлявшись, Китти отступила к выходу, но у самой двери остановилась. Там, с той стороны, слышались шаги и голоса. Они проснулись и, видимо, идут сюда. Нет, она не может сейчас выйти к ним – она только что устроила пожар в их доме… Нельзя показываться им на глаза.
Значит, остаётся окно. Сквозь дымную завесу Китти быстро подошла к нему и, откинув в сторону штору, распахнула настежь.
С улицы внутрь ворвался свежий ночной воздух. Он немного разогнал едкие клубы, и Китти жадно глотнула его. Воздух давал силы, давал надежду.
Китти забралась на подоконник, осторожно глянула вниз. Первый этаж, рыхлая земля внизу… Нестрашно.
Перед тем как прыгать, она последний раз обернулась – будто что-то дёрнуло посмотреть. За дымом было плохо видно – так или нет… Но казалось – там, за столом чернеет знакомый мужской силуэт, не обращая внимания на языки пламени: что ему, призраку, от них сделается. Он приветствовал Китти плавным взмахом узкой кисти, как бы говоря: «Беги-беги, далеко не убежишь. Если что – возвращайся, я всегда тебя жду».
Китти притворилась, что не слышит, и спрыгнула вниз.
В саду царила умиротворённая темнота, и воздух был наполнен терпким ароматом ночных трав. Они скроют её след, никому не укажут, куда она побежала. Ринордийск недалеко… Хотя на самом деле ей было всё равно, куда бежать, – лишь бы прочь отсюда.
Китти проснулась от того, что поезд стоял на месте.
Это было странно: наутро должны были прибыть в Ринордийск и вроде бы никаких стоянок в расписании уже не значилось. Может быть, техническая задержка? Или остановились по ошибке на каком-нибудь полустанке…
Она протёрла окно, выглянула наружу: может, что-нибудь там подскажет, где они, хотя бы примерно. Но нет, там ничего не было: ни платформы, ни здания станции, ни каких-либо других зданий, – один лишь нетронутый снег и темнота. Даже фонари не горели.
Похоже, они стояли в чистом поле.
Судя по шуму и переговорам в вагоне, другие пассажиры тоже удивлялись этому обстоятельству и тоже безрезультатно гадали, почему так. Не присоединяясь к их взаимным расспросам, – всё равно никто из них не знал и не мог знать – Китти отправилась искать машиниста.
– Так рельсы вон замело, видите, какие сугробы, – машинист указующе махнул рукой.
– А где мы хотя бы? – поинтересовалась Китти.
– Да мы уже тут, под Ринордийском. Была бы дорога, за полчаса бы доехали, а так… Придётся тут стоять, пока не расчистим.
– И сколько примерно будем стоять? – уточнила она.
– Как пойдёт… Может, день, может, два. Это если чистильщики будут, по такой вьюге и связь накрыться могла.
– Понятно. Спасибо.
Отойдя немного от состава (из его недр уже начали высыпать люди, и стоять в их толпе не тянуло), она задумалась. День-два – это значит, что она заведомо не успеет к сроку (общий сбор и обсуждение – нынешним утром). Это нестрашно, стандартная ситуация, что кто-то задерживается из-за транспорта, тем более что сообщение этой зимой поддерживается еле-еле. Да и репутация вполне позволяет ей, едва ли кто придерётся. Но два дня сидеть здесь, когда оставалось только полчаса… Это было нечестно.
К тому же голос – требовательный, слегка капризный голос в голове – сказал, что всё ерунда и она успеет сегодня, если захочет, до Ринордийска отсюда можно дойти и без всякого поезда, просто она не решается, поэтому они по-прежнему здесь.
Китти несколько сомневалась в реалистичности такого плана, но всё же всмотрелась вдаль – в ту сторону, где, по её прикидкам, должен был лежать город. Сначала она ничего не увидела. Но затем… Может, показалось, но как будто на самом горизонте блеснули жёлтые огоньки – ночные огни ринордийских улиц. (Прямо как в том старом стихотворении, – отметила Китти).
Она снова оглянулась на поезд. Пассажиры слегка разбрелись вокруг него, но далеко не отходили. На Китти никто не обращал внимания. Наверно, не хватятся, и если она исчезнет.
Бредовая несколько затея… Впрочем, сейчас, в конце пути становилось уже всё равно.
Китти развернулась и, не останавливаясь, пошла вперёд.
– Кто идёт? Документы!
– Я иду, – спокойно ответила Китти и протянула паспорт.
Пока охранник проверял его, подсвечивая листы фонариком, другой подал голос:
– Куда направляетесь?
– В Ринордийск.
– Пропуск у вас есть?
– Пропуска у меня нет, – ответила Китти, почти сразу догадавшись, что произошло за это время. – Когда я уезжала месяц назад, их ещё не ввели.
Война же на юге… Всё к тому шло.
– Без пропуска вы не имеете права входить в Ринордийск.
– Как неудачно, – посетовала Китти. – А мне непременно надо быть там сегодня утром, не позже. У нас сбор в университете, надо будет всем собраться и обсудить практику. Нет, ну не могу же я не прийти…
– Никто не имеет права вторгаться в город при экстренном положении, – затвержено повторил охранник.
– Но я ведь и так оттуда, – Китти убеждённо смотрела на него, широко распахнув глаза. – Я же не вхожу из соседнего региона, а просто возвращаюсь.
Хорошо, что поезд застрял: на нём бы точно не пропустили. А так, особым порядком, когда они имеют дело только с ней, – может быть, и получится. Главное, убедить их, что она своя, что её можно пропустить «под честное слово» и ничего от этого не будет.
Охранник замешкался, будто что-то его сбивало, путало схемы. Он кивнул тому, что возился с паспортом:
– А что там для выездных? Они же без пропуска?
Тот хотел было ответить, но и сам запутался:
– Им тоже что-то выдают… Транзитные билеты какие-то, – он раздражённо помотал головой и кивнул теперь куда-то за спину первого. – Спроси у него лучше.
Первый тут же скрылся – кажется, направился к какому-то темнеющему коробу поодаль. Наверно, здание блокпоста.
Китти, покосившись, проследила за этим передвижением, вернулась взглядом к оставшимся двоим.
– Там, где я была, пропусков не делали, я бы в любом случае никак не смогла его получить, – сказала она, ни к кому в особенности не обращаясь, будто просто рассуждала сама с собой.
– А где вы были? – спросил третий, который до сих пор молчал. Он смотрел с некоторым любопытством: может быть, гадая, откуда здесь вообще взялась эта девушка, когда на километры вокруг никакого жилья.
– В Ниргенде.
Тот, что возился с паспортом, присвистнул:
– Это в заполярье? Нехило вас занесло.
– Это практика? – третий кивнул на папку, которую Китти держала в руках.
– Да.
– Можно посмотреть?
Китти протянула ему папку, мысленно пожав плечами. (Ну, пусть посмотрит, если ему так хочется. Интересно, что он надеется там найти).
Вернулся первый, из-за спины у Китти произнёс:
– Тем, кто выезжает на время, выдают транзитную карту, ещё в Ринордийске… Последние две недели так, по крайней мере.
– Но я выехала месяц назад, а тогда никаких транзитных карт не выдавали, – возразила Китти. Третий охранник оторвался на секунду от плана репортажа:
– Можно ваш студенческий?
– Пожалуйста.
Первый вопросительно посмотрел на того, что с паспортом, ничего не сказал. Китти перевела взгляд на горизонт. Те едва заметные огоньки, которые она то ли увидела, то ли нет в начале пути, – это и в самом деле был Ринордийск. Ничего, ещё недолго. Они должны её пропустить. В конце концов, человек – это сложная система кнопок и рычажков и на него можно воздействовать, если правильно подобраться, можно заставить сделать так, как надо тебе, а не ему. Главное – найти нужную точку и угол приложения. Китти не особо понимала, как это производится, и не любила прибегать к этому методу без крайней необходимости, но иногда у неё получалось.
Позади хлопнула дверь, первый охранник рванулся туда. Похоже, стал что-то говорить тому, кто вышел на улицу, о чём-то упорно его спрашивал. Человек, покинувший короб, прошёл немного; Китти, слегка повернув голову, смогла его увидеть. Он был не старше остальных, если не наоборот, но как будто поглавнее – что-то в нём выдавало. Шёл он, судя по всему, к черневшему поблизости внедорожнику.
– Так, всё, отвалите, я домой, – раздражённо бросил он в ответ на расспросы. – Сами, что ли, не можете разобраться? – ему что-то виновато, но настойчиво проговорили в ответ, он оборвал. – Да вы вообще сами ничего не можете, – и прошёл к машине.
Психанул, отметила Китти. И, видимо, действительно здесь за главного – иначе бы эти выкрутасы ему не прошли.
Первый охранник вновь вернулся к ним – как раз в тот момент третий отдал Китти студенческий и папку с репортажем.
– Ну что, может, пропустим студентку? – негромко спросил третий.
Остальные двое переглянулись. Подумав немного, покивали друг другу. Второй вернул Китти паспорт, они расступились.
– Спасибо, – Китти чуть заметно улыбнулась и двинулась вперёд, чтобы продолжить путь.
Но только она отошла немного, как тот, что стоял у машины, поинтересовался:
– Девушка, а вы что, пешком пойдёте?
Китти обернулась:
– Насколько понимаю, транспорт тут не ходит.
Он покачал головой:
– До Ринордийска километров десять. Если не больше.
– Ничего, дойду.
– По двадцатиградусному морозу? Не валяйте дурака, – он парадным жестом открыл дверь машины. – Садитесь.
Китти настороженно смерила их взглядом – его и большую чёрную морду авто.
– Зачем?
– Я тоже в город. Подкину.
– Опять, начальник, девушку кадришь? – рассмеялся один из охранников.
– Я её правда просто подкину, – он удивлённо, как бы оправдываясь, взмахнул руками. – Она же не дойдёт, – и обернулся к Китти в поисках подтверждения. – Вы же не дойдёте.
Она постояла немного, прикидывая все за и против. Этому человеку не следовало доверять, – Китти прекрасно знала. Но было холодно, и она устала… Наконец, плюнув на эти прикидки, она прошла к автомобилю.
– Спасибо, – сказала она второй раз, усаживаясь на переднее сидение.
Внутри было тепло. Китти отстранённо подумала, что садиться в авто к незнакомому мужчине – вообще не самая хорошая идея. Но от тепла становилось спокойно и даже немного клонило в сон, и она не стала ничего делать.
Начальник блокпоста – или кем он там был – сел с другой стороны, завёл мотор.
– Значит, в Ринордийск, – уточнил он, весело и лукаво глянув на Китти.
– Да, – спокойно ответила она.
– Ну, поехали…
Когда огоньки впереди вытянулись в искрящиеся линии набережных и пятна зажжённых окон, тревога нахлынула на неё, та тревога, когда ещё чуть-чуть – и будешь в безопасности, но до последнего момента неизвестно, успеешь или нет. Здесь, на финальном отрезке как раз и случаются все подлянки и все насмешки этого мира – когда ты почти поверил, что их не будет. Здесь слетаются тени и требуют расплаты, и требуют возмездия, просто потому…
Просто потому, что она это заслужила. Все это заслужили.
Тайком от водителя она опустила правую руку в карман, изо всех сил сжала шпильку пальцами.
«Говори со мной, мне страшно».
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!