Глава 600: Перед Хребтом Тяньгуан
После сказанного Цзы Цзин Хун долго молчал, а потом медленно добавил: «В гробнице Цзюня Ву Хи кристальная чистота! Его меч расположен на отдельном столике, на нём нет и миллиметра пыли. Своим блеском он может ослепить людей! Его могила — это не просто могила с погребённой одеждой усопшего… фактически, это генеральский дом… там есть столы и стулья, скамейка… всё идеально чистое. Статуя Цзюня Ву Хи находится прямо посередине…
Со всех сторон выглядит, как военная казарма, всё оборудовано согласно военным стандартам. Три тысячи гвардейцев каждый день по очереди заступают в караул, с времён, когда Цзюнь Ву Хи был жив, почти нет изменений. Строгая дисциплина, на входе и выходе требуют пароля, для всех без исключения.
Военная форма всех солдат, заступающих на дежурство, в идеальном состоянии, без единого недостатка, у всех строгая выправка, учтена каждая мелочь! Их форма такая же, как и десять лет назад… кажется, что они охраняют не просто гробницу, а также, как и десять лет назад, генеральский дом! Брат Сяо, один человек, десять или сотня человек не смогут привести людей в изумление, как этот гвардейский корпус… легендарные солдаты легендарного генерала…», — он, глубоко вздохнув, добавил: «Если бы Цзюнь Ву Хи был ещё жив, я бы непременно хотел с ним подружиться…»
Сяо Вей Чен, как будто завороженный, сказал: «Завтра и я должен почтить память этого великого человека…»
|
|
|
Цзы Цзин Хун рассмеялся и сказал: «Для нашего поколения Цзюнь Ву Хи бессмертен. Брат Сяо, почтить память такого человека — очень заслуженно! Это послужит примером для следующих поколений!»
Сяо Вей Чен был серьёзным и сосредоточенным, он кивнул головой в знак согласия. Весь мир с почитанием и уважением относится к этой героической личности, и не потому что он просто пожертвовал своей жизнью, а из-за его огромной силы.
***
Долгая пасмурная погода, наконец-то, прояснилась, солнце ярко освещало горы. Ощущение такое, будто в один миг небо и земля и всё остальное было вылито из белого прекрасного нефрита, всё светилось и отливало разными бликами и красками, блеск такой, что даже смотреть больно!
Морозная погода!
Два силуэта ловко и живо скользили по дороге. Кажется, что эти два человека лёгкие, как две пушинки, так молниеносно они неслись по этому сверкающему снегу.
Пусть даже добиться легендарного «бесшовного скольжения по снегу» трудно в этих условиях, но то, что делали эти двое совсем непохоже ни на одну известную технику…
Они не применяли цигун (способности лёгкого передвижения, как, будто не поддаваясь силе тяжести), к каждой ноге, ниже колена, прикреплена какая-то странная вещь. Если бы они применяли технику цигун, то точно не стали бы обременять себя такого рода вещами. В руках у них было по заострённой ветке, на которые они опирались, втыкая их в снег. Заметно как их скорость становится всё больше и больше, а лёгкость, с которой они плыли по снегу, заставляла удивляться… они как два метеора в бескрайних просторах снега…
|
|
|
Лишь немного приблизившись, можно было разглядеть, что это молодые девушка и парень. Увидев молодого человека один раз, можно было заметить его выдающиеся и изысканные черты лица; девушка — красавица, каких стоит поискать — лицо подобное цветку, внешность невиданной красоты. Какая прекрасная пара!
По небу тихо плыли белые облака, земля сверкала и искрилась от снега, одежды двух темноволосых молодых людей нежно развивались на ветру… Это просто эстетическое удовольствие!
Впереди горный проход! Развилка.
От развилки шли две дороги, разделённые горой. Посередине, на перекрестке дорог была расположена табличка: «Хребет Тяньгуан. Небесные слёзы и кровь».
Каждый иероглиф был выточен как из железа, мороз бежал по коже от этих слов…
Казалось бы, такие обычные иероглифы, но, увидев их, на Цзюня Мосе нахлынуло какое-то трудно объяснимое чувство, и поделать с этим ничего уже нельзя!
|
|
|
Цзюнь Мосе резко остановился перед каменной плитой, странное ощущение только нарастало, и он шёпотом сказал: «Оказывается здесь… здесь хребет Тяньгуан!»
Он остолбенел. Мэй Сюэ Янь обогнала его, встала впереди и с любопытством поинтересовалась: «В чём дело?»
Нынешняя Мэй Сюэ Янь теперь уже была не такой неумёхой, как раньше. То, как она сегодня управлялась с лыжами, раньше было для неё непосильной задачей!
Цзюнь Мосе ничего не ответил Мэй Сюэ Янь, а только продолжил задумчиво смотреть на эти иероглифы, взгляд его был туманным, радости и горести его жизни собрались и перемешались воедино, в это мгновение всё начало проясняться…
«Хребет Тяньгуан! Небесные слезы и кровь!», — Мэй Сюэ Янь вдруг всё поняла, и, выпучив глаза от удивления, пробормотала: «Это здесь…твой отец… и дядя…?»
У Мэй Сюэ Янь в голове всё перемешалось. Если говорить, учитывая возраст и социальное положение, ей следовало назвать отца Цзюня Мосе «дядюшкой»… но сейчас, правда, было не до этого.
«Это мой отец», — эта фраза прозвучала так натурально и естественно, Цзюнь Мосе был не в состоянии обращать внимание на разные мелочи, он был очень сосредоточен и задумчив: «Здесь место его последнего боя, и также место его гибели!»
|
|
|
Цзюнь Мосе раздосадовано продолжал смотреть на эту надпись, внутри у него всё переворачивалось. Несмотря на то, что он проходил через это, он первый раз оказался здесь… и это, действительно, заставило его показать свои настоящие чувства!
Прежде было только известно, что этот мальчишка разорил всю семью, но сейчас, кажется, он стал ещё непочтительнее, чем раньше! Быть хорошим сыном, не значит ли, несмотря на расстояние, приезжать два раза в год поминать предков? Но этот мальчишка за десять лет не разу не соизволил приехать!
«Мы пойдём по этому пути», — мрачно сказал Цзюнь Мосе, указывая на направление, немного в стороне от хребта Тяньгуан.
Мэй Сюэ Янь согласно кивнула, и, не сказав ни слова, молчаливо последовала за Цзюнем Мосе, и они медленно пошли пешком. Голова была неясной от всей этой путаницы, а будущее сейчас казалось особенно туманным и неопределённым…
Несмотря на то, что эта дорога была вся завалена снегом, всё равно можно было разглядеть, что до этого её регулярно чистили и убирали много людей… цветы и травы по обе стороны скалы тоже были приведены в порядок… сейчас, конечно, они были лишены зелени листьев, но следы бывалого порядка и чистоты бросались в глаза.
«На этой дороге нам могут преградить дорогу люди из Иллюзорного океана крови!», — Цзюнь Мосе с руками за спиной спокойно шёл вперед, как будто говоря о посторонних вещах: «Если, в самом деле, кто-то попытается преградить нам путь, я, Цзюнь Мосе, клянусь, что любой ценой уничтожу всех людей из трёх священных земель. Я сотру их с лица земли, я просто удавлю их собственными руками во что бы не стало!»
Пусть Цзюнь Мосе и говорил это холодно и равнодушно, Мэй Сюэ Янь поняла, что он не шутит!
«Я думаю, до такого не дойдет. Хотя люди из трёх священных земель и относятся предвзято к нашему Волшебному лесу Тянь Фа… а учитывая последние события — тем более, но я думаю, что они не опустятся так низко», — тихо сказала Мэй Сюэ Янь.
Она, разумеется, понимала, что имеет в виду Цзюнь Мосе; перед могилой отца напасть на сына… это совсем последнее дело, нужно совершенно не иметь совести, чтобы пойти на такое или быть последним отморозком…
Не только потерять совесть, но и лишиться добродетели и чести!
Этот поступок — табу для всех людей!
«Хотелось бы, чтобы было именно так. Если гладить дракона против шерсти — можно умереть, а если гладить меня против шерсти — одним махом можно лишиться десяти поколений своей семьи», — Цзюнь Мосе, весь побледневший, сверкнув глазами, сказал.
Мэй Сюэ Янь, с недоумевающим видом, посмотрела вслед Цзюню Мосе.
Кто ещё во всей Поднебесной осмелится сказать такое, кроме него… кто он вообще такой, чтобы говорить такие вещи?
Этот тон голоса был просто сумасшедшим… решил истребить девять поколений, да плюс ещё одно…
Если Цзюнь Мосе сказал, он обязательно сдержит своё обещание, Мэй Сюэ Янь в этом уверена. Пусть сейчас у него достаточно сил для этого, но в будущем он точно будет способен на такое!
Они ещё ускорились и снова стали похожи на два сумасшедших метеора, устремившихся вперёд, они повернули на перекрёстке и вдруг резко остановились и замерли…
Вдалеке, около сотни рослых мужчин, по пояс раздетых, в такой суровый мороз, не щадя себя, лопатами расчищали снег. Пот тёк градом, разгоряченный воздух нависал над ними, как туман, среди них не было никого, чья сила Суань превышала хотя бы начальный уровень Серебряного Суань. Судя по их внешнему виду, похоже, за таким занятием, они провели не один час.
Люди, которые были впереди, убирали снег в кучи, а те, кто был позади, увозили его на маленьких тележках, а затем, специально приготовленными для этого, мётлами прометали это место, до такой степени, чтобы из-под снега проступила скала…при этом все люди молчали, полностью уйдя в работу, как будто уборка снега — это какой-то священный процесс…
Позади них виднелась еще одна дорога, но уже совершенно очищенная от снега…ведущая куда-то далеко далеко…
Это место настолько отдалённое, что если и есть люди, отправляющиеся в путь по этим местам, их крайне мало, однако эти люди столько сил и времени потратили на то, чтобы очистить и привести в порядок эту дорогу… это, действительно, поражает…
Цзюнь Мосе вдруг почувствовал, как у него защипало в носу, он уже испытывал подобное.
Эти люди не выглядели старше тридцати лет, может чуть больше, максимум на сорок. Их лица были как закалённый металл, грубые и шероховатые, но в глазах до сих пор сохранялся былой азарт и восторженность…
Глава 601: Я — Цзюнь Мосе!
Цзюнь Мосе и Мэй Сюэ Янь медленно приближались. На той стороне их уже явно заметили и отдали приказ. Девять человек уже накинули одежду, хоть она и была потрёпанная, но платья и головные уборы были чистые. Один человек шёл впереди, остальные, разделившись на две шеренги, симметрично, вытянутые по струнке шли сзади, добросовестно соблюдая стандартный этикет военного лагеря!
Как только девять человек ушли, остальные смотрели, как будто продолжать работать не обязательно, вплоть до того, что даже веки никто не поднял!
Перед тем как приблизиться, девять человек, во главе с человеком, которому было приблизительно сорок лет, с кучерявой бородой и приметным шрамом на лице, вытянувшись по струнке и вытянув руку в приветственном жесте, сказал: «Господин и госпожа прибыли сюда для того, чтобы подняться в горы и принести жертвоприношение главнокомандующему Цзюнь?»
«Здравствуйте, дядя!», — доброжелательно ответил Цзюнь Мосе: «Ещё попрошу вас показать дорогу!»
Цзюнь Мосе понимал, что эти люди находятся в подчинении его отца, что охраняют кладбище Цзюня Ву Хи, дислоцируясь здесь уже больше десяти лет. Только благодаря этой поддержке, его брат имеет право наывать себя его братом!
Он ведь не мог ухаживать сам. В таком случае, боюсь, больше нет людей, достойных этого! Хотя, вспоминая о предшественниках, которые с неба смотрели на людей, хотя за всю жизнь многого достигли, но, оказавшись перед лицом самой искренней дружбы, Цзюнь Мосе чувствовал искреннее уважение, исходившее из глубины души.
Цзюнь Мосе, назвав его «Дядей», вызвал недоумение у этого стоящего напротив рослого мужчины. Мужчина недоверчиво повернул голову и обменялся взглядом с товарищами, стоявшими позади него. Повернув голову обратно, он выглядел спокойным, но по-прежнему скрупулезно спросил: «Молодой господин говорит серьёзно… Ван Мэн не более чем неотёсанный простак, я не смею претендовать на то, чтобы называться дядей. Осмелюсь спросить, чьим потомком является молодой господин?»
«Я Цзюнь Мосе!», — глубоко вздохнув, сказал Цзюнь Мосе. Он чувствовал в тот момент неописуемую печаль, словно вся его душа растаяла в теле… родной сын Цзюня Ву Хи, Цзюнь Мосе!
«Ты говоришь… ты Цзюнь Мосе? Это правда?», — лицо мужчины тут же переменилось. Проговорив это, он отступил на два шага, посмотрел на Цзюнь Мосе, и выражение его лица тут же переменилось снова.
На его лице было невероятное уважение, гнев и радость от всей души, а также необыкновенное воодушевление… Губы этого твёрдого, непоколебимого человека неожиданно задрожали, и он промолвил: «Пришёл сын влиятельного отца, но принес ли сын влиятельного отца семейный символ?»
Зная, о чём он говорит, Цзюнь Мосе достал яшмовую подвеску и протянул её.
Тёмно-зелёная яшмовая подвеска, наверху — символ орхидеи и золотая надпись «Цзюнь».
На задней части подвески было восемь имен, самое последнее — «Цзюнь Мосе».
Именно такой отметкой единолично обладала семья Цзюнь, яшмовая подвеска является статусным символом того, что Цзюнь Мосе — тот самый человек!
Принимая в руки этот непосредственный родовой символ, руки рослого мужчины неожиданно задрожали, а в глазах сверкнули подступившие слёзы: «Давно не виделись, Цзюнь Мосе… Мы распрощались с этим именем уже как десять лет! Как раз десять лет мы вас не видели!»
Господин Цзюнь в полном здравии, несмотря на возраст, в этом году он был всего два раза. Цзюнь Вуй — инвалид на обе ноги, не ходит. Вдобавок ко всему, его мучает совесть перед умершими братьями, и он, в основном, ведает домашними делами…
Яшмовая подвеска семьи Цзюнь…
Яшмовая подвеска — свидетельство прямой наследственной линии авторитетной личности!
Перед ними точно был родной сын главнокомандующего!
Неожиданно у Ван Мэна потекли слёзы, он опустился на колени и прошептал: «Ван Мэна посетил молодой господин… молодой господин наконец-то стал взрослым! Поумнел… Возмужал… Если бы главнокомандующий знал, он умер бы счастливым…»
Видимо то, что Цзюнь Мосе пришёл отдать дань уважения родному отцу — настолько исключительный случай...
«Ван Мэн, ни в коем случае не нужно так делать!», — Цзюнь Мосе, вдрогнув от испуга, поспешно помог ему подняться. Его душу переполняли разные чувства. Глаза неожиданно покраснели.
Говорят, что в высших кругах репутация Цзюня Мосе приобрела известность, по большей части в свете недавних событий, некоторые люди в глухих районах до сих пор думают, что сын Цзюнь только бесполезно ждёт смерти, и только раз пришёл отдать дань уважения отцу, позволив ему порадоваться. Особенно последние слова «Поумнел… Возмужал…» заставили защипать в носу Цзюня Мосе.
До такой степени простое душевное чувство, как прийти сыну отдать дань уважения отцу, такая непреложная истина заставила так растрогаться незнакомого человека, вплоть до того, что он снова и снова восхваляет его ум… Они забыли про свои потребности и работают здесь не покладая рук… Цзюню Мосе стало очень стыдно.
Ван Мэн поднялся, всё его лицо было залито слезами, он крикнул: «Подойдите все! Большая радость! Подойдите и посмотрите на сына главнокомандующего! Сын главнокомандующего, идите же все сюда! Подойдите и поприветствуйте его!»
Люди вскочили на ноги, кто-то даже лопату бросил, они подбежали, полуголые, радостно крича. Худой мужчина средних лет бежал и плакал, плакал и кричал: «Сын приехал, главнокомандующий, лежа в земле день ночь ждал этого… Сегодня наконец-то родной сын приехал отдать уважение отцу, главнокомандующий жаждал этого всем сердцем!»
Спокойный, безжалостный Мосе снова ощутил, что у него краснеют глаза и наворачиваются слёзы. Радость в глубине души заставляла его ещё больше скорбеть и испытывать чувство стыда…
Толпа мужчин окружила Цзюня Мосе и Мэй Сюэ Янь плотным кольцом, у каждого было искренне выражение лица, они радовались от всей души и говорили наперебой:
«Цзюнь Мосе достойный сын главнокомандующего! Родной сын, вы только посмотрите на его глаза, мудрые и дальновидные, как у отца!»
«Вы посмотрите на эти брови! Брови вразлёт! Когда главнокомандующий сражался, во время генерального наступления, брови главнокомандующего были такими же! Я чувствовал, что мы, несомненно, победим! Это точно его сын, потому что брови господина так похожи на брови главнокомандующего…»
Постепенно, слово за слово, неописуемый шум толпы начал снижаться, люди один за одним начали рассеиваться, глядя на Цзюня Мосе и бормоча: «Истинно… истинно сын главнокомандующего!», — и у каждого медленно проступали слёзы.
Неожиданно кто-то, громко расплакавшись, навзрыд промолвил: «Я — Ли Дабао, снова встретил главнокомандующего… Я каждый день во сне видел, а сегодня наконец-то лично могу увидеть тебя, главнокомандующий, мы ждали тебя!»
Он рыдал и все мужчины с плотно сомкнутыми губами, усердно старались сдержать слёзы, но, в конце концов, не в силах сдерживаться, раскрыли плотно сжатые губы и слёзы тотчас же начали горестно течь по их лицам.
Эти люди мечтали об этом десять лет…
Но, к сожалению, этот человек от начала и до конца не был вернувшимся главнокомандующим!
Он его сын, разве этого не видно…
Огнём и мечом этот парень разорвал сердца, полные скорби!
Кто скажет, что настоящие мужчины не плачут даже во время настоящей скорби?
Сейчас плакать во время горя — это нормально! Так и проявляются истинные чувства!
Чувство горя сложно объяснить словами, вплоть до того, что красавица Сюэ Янь не смогла сдержаться и, отвернувшись, отошла и украдкой вытерла слёзы.
Цзюнь Мосе впервые в жизни видел столько слёз. Наконец-то люди остановили плач и по одному, вытирали слёзы, чувствуя некоторую неловкость…
Словно намеренно пытаясь поменять тему разговора, Ван Мэн вытер слёзы и тихонько рассмеявшись, сказал: «Господин, эта девушка… она…»
Он это произнёс и множество глаз устремились на необычайную красавицу, которая пришла вместе с молодым господином. Люди волей-неволей воспрянули духом: «Неужели…»
«Дядюшки, эта девушка — моя жена, фамилия Мэй… Сегодня она специально пришла со мной, придётся ли она отцу и вам по душе? Дядюшки, братья моего отца, может ли она присутствовать со мной?», — Цзюнь Мосе заулыбался, представляя Мэй Сюэ Янь.
«Правда?», — Ван Мэй подпрыгнул и расхохотался: «Такая добродетельная, прекрасная невестка! Если бы главнокомандующий узнал, то обрадовался, девушка небесной красоты, как тут можно не обрадоваться!», — толпа во все глаза пялилась на Мэй Сюэ Янь, как на сокровище, все по очереди одобрительно кивали головами и громко смеялись. Все радовались так, как будто их родной сын нашел невесту…
Мужчины пристально смотрели на естественную, утонченную Мэй Сюэ Янь, которая без конца смущалась, чувствуя себя, словно молодой олень в зоопарке…
«Быстрее, быстрее, быстрее! Посторонитесь, я немедленно сопровожу молодого господина и его невесту на аудиенцию к главнокомандующему! Главнокомандующий ждёт, всё-таки десять лет он не видел родного сына, а прийти с невестой — это большая радость!», — Ван Мэн залился краской, несмотря на то, что Цзюнь Ву Хи уже десять лет как умер, но гвардия, при упоминании Цзюня Ву Хи по-прежнему говорит «На аудиенцию», а не «Почтить память»…
Слова «Почтить память» используют иноземцы, грубоватые на язык. Главнокомандующий не может умереть! Он по-прежнему жив, его знамя развивается над шатром! Всё это — Цзюнь Ву Хи!
Глава 602: Хребет Тяньгуань, мужские слёзы!
«Именно так. Чтобы главнокомандующий не волновался. Брат Ван Мэн как следует позаботится о молодом господине и его невесте. Скорее поднимайтесь, а не то главнокомандующий разозлится…», — все были взволнованы. Они аккуратно разошлись по разные стороны, провожая взглядом Цзюнь Мосе и Мэй Сюэ Янь, которые шли по центру. Они смотрели на них, словно на своих родственников, с огромным удовлетворением….
Цзюнь Мосе со всеми здоровался. Даже когда уже ушёл далеко, всё равно повернул голову, чтобы увидеть, как около ста мужчин смотрят им в след, совершенно не шевелясь… Как будто они смотрят на самых-самых уважаемых и почитаемых людей в мире…
Цзюнь Мосе опечалился, глубоко вздохнул, он хотел оставить свои эмоции при себе, но в конце концов захлюпал носом, и еле сдержал слёзы…
Ван Мэн был подле него, с довольным лицом, словно добился каких-то больших успехов. По дороге Цзюня Мосе знакомили с каждой травинкой; шрам от меча на его лице, словно тоже был этому рад…
«Господа, посмотрите сюда — сначала главнокомандующий с войском подступил к хребту Тяньгуань, слез с лошади… вот именно здесь, в этом месте. Здесь есть парочка камней… ах, вот, тогда главнокомандующий встал вооот на этот, самый большой, и повернул голову, чтобы посмотреть, как величественно идёт отряд его собратьев. Тогда, я всё ещё был начальником охраны войск главнокомандующего, всегда держался как можно ближе к нему. До сих пор помню очень отчетливо, как он сказал «Это хорошее место для того, чтобы разбить здесь лагерь»».
На последних словах голос Ван Мэна стал более серьёзным, словно имитируя манеру речи Цзюня Ву Хи, и даже выражение его лица.
Взгляд Цзюня Мосе следовал за произносимым. Когда он взглянул на тот большой камень, он увидел, что тот был квадратным и неровным, но все же слегка округлым… Почти наверняка, за последние 10 лет немало гвардейцев каждый день приходили сюда и вставали или садились на него, и сами и не поняли, как отполировали обычный камень почти до блеска…
«В те годы, главнокомандующий, кажется, был обеспокоен. Вон там есть утёс, главнокомандующий очень долго стоял на том месте, с невозмутимым выражением лица, в полном молчании. Затем братья сделали гравировку на том утесе…», — глаза Ван Мэна покраснели и он сказал: «Я, Ван Мэн — необразованный человек, и хотя не понимаю, что значат эти строки, но каждый день, проходя эту дорогу, обязательно читаю, что там написано, вслух».
Цзюнь Мосе медленным шагом взошёл на утёс, и увидел, что там и впрямь превосходным почерком были выгравированы большие иероглифы. Они были выполнены одним из семи приемов китайской каллиграфии:
Дымовые костры из-за флагов видны,
Полками солдат эти земли пестрят.
И когда нас настигнет время войны,
Горем сердца наши будут сгорать.
«Отец… ему уже тогда надоело убивать…», — Цзюнь Мосе молча читал стихи, невольно вспоминая, как дядя Цзюнь Вуй рассказывал ему истории о Цзюне Ву Хи.
«И когда нас настигнет время войны, горем сердца наши будут сгорать» — эти две строки означают, что Цзюнь Ву Хи, который был невероятным человеком той эпохи, главнокомандующий простолюдинами, в глубине души испытывал отвращение к военным сражениям…
Рельеф там был обрывистый, постепенно возвышающийся. Если пройти вперёд метров 200, в середине склона скалы можно было увидеть узкую тропу. Максимум там могло пройти 4-5 людей плечом к плечу. С одной стороны была скала, словно ровненько обрубленная, с другой — край неглубокой пропасти. На краю пропасти лежал снег, гладкий, словно зеркало, и очень-очень ровный…
«Внизу большое озеро, но сейчас оно плотно покрыто снегом, поэтому не видно. Но, когда придёт весна, и появятся играющие блики на воде, тогда будет очень красиво», — Ван Мэн, горделиво рассказывал: «Прошло три дня после того, как мы здесь расположились… Главнокомандующий пришёл сюда и полдня, погрузившись в размышления, смотрел на водную гладь, и острием своего меча выгравировал эти строки…»
Цзюнь Мосе уже давно обратил внимание… на скале было сравнительно гладкое место, и там было выгравировано несколько строк, круглым и массивным почерком, с оттенком величественного духа:
Всё тело моё наполнено злом,
В мечтах же строю я себе дом.
Снимаю доспехи, к речке иду,
По этой реке я вдаль уплыву.
Читая это четверостишие, он представлял, как главнокомандующий многочисленной армией в боевом костюме стоит прямо перед ним и смотрит, углубившись в свои мысли, на спокойную водную гладь…
Очевидно, что он написал это после того, как уже решил бросить военное дело и мечтал об обычных радостях жизни.
Цзюнь Мосе глубоко вздохнул. Неожиданно на него нахлынула тоска: «Отцу уже давно надоело сражаться, он решил уйти в отставку. Он отнюдь не собирался поставить под угрозу императорскую власть, но… в доме Императора всё ещё боялись, что его достижения подорвут их власть, и Цзюнь Ву Хи может захотеть стать Императором. Они не стали проявлять к нему излишнюю доверчивость, чтобы не разрушить собственную опору государства. Они использовали свои гнусные средства, чтобы навредить ему!»
Цзюнь Мосе наполнился невыразимым гневом!
Ван Мэн провёл Цзюня Мосе дальше. Они дошли до поста досмотра, где часовые, услышав, что приближается сын главнокомандующего, начали кланяться, один за другим, очень при этом волнуясь…
«Впереди палатка главнокомандующего!».
Наконец, они преодолели склон горы и добрались до хребта Тяньгуань. Перед его взором, открылся невероятно огромный военный лагерь! Дул сильный ветер, флаг главнокомандующего Цзюня Ву Хи высился над лагерем и развивался по ветру. Флаг был ярко красным, и было похоже на то, словно багровые облака заполнили всё пространство. Этот флаг олицетворял дух, который царил в то время в Поднебесной.
Вокруг него было 8 казарм, в каждой по патрульному, все они переглядывались друг с другом. Их доспехи были внушительных размеров, что говорило о их стойкости. В этот момент была смена караула, и те 8, что заступили на пост, больше не расслаблялись ни на секунду.
Из палатки, стремительным шагом, вышел один человек. Одет он был в военную форму, с густыми бровями, высокого роста, необычайно крепкого телосложения. Он прокричал: «Ван Мэн! Я поручил тебе отвести наших людей расчистить дорогу от снега, какого чёрта ты вернулся? Как думаешь, каким образом мне стоит тебя наказать?»
Ван Мэн испугался, но произнёс: «Генерал У, докладываю! Я привёл сына главнокомандующего с его невестой! Я выполнял свои обязанности, вовсе не собираясь уклоняться от своего военного долга!»
Цзюнь Мосе знал, что генерал отцовской гвардии — генерал У Юнцзюнь. И сейчас он был такой же величественный, что и раньше. Он им восхищался. Он вышел вперед, чтоб его поприветствовать, и увидел, что генерал У смотрит на него рассержено. Генерал смерил его взглядом и закричал: «Так эта малявка и есть Цзюнь Мосе? Почему ты, скотина такая, пришёл только сейчас?! Чем ты занимался столько лет, паршивец?»
Мало того, что нотацию ему прочитал, так еще и за три предложение навесил ему три новых «звания»!
Затем у генерала У покраснели глаза, он пытался сдержать эмоции, но слёзы покатились из его глаз, хриплым голосом он продолжил кричать: «Ты, мерзкое животное, единственная кровь и плоть главнокомандующего, за 10 лет ни разу не пришёл почтить его память! Цзюнь Мосе, ты… ты.. мелкий паршивец, хоть знал… хоть знал как ему тут было одиноко, как сильно он скучал по вам? Ты самый… самый настоящий подонок!», — на последних словах он не сдержался и начал всхлипывать.
Мосе стоял молча, ему нечего было ответить на его слова. Голос генерала У Юнцзюня был грубым, он словно рычал на него. Из палаток повыходили люди, услышав, что приехал сын главнокомандующего. Царила атмосфера хауса.
«И ты, кусок… короче, даже не спешишь посмотреть, что написал там твой отец! Ты, бесстыдный ублюдок!», — его голос был похож на гром. Он, не останавливаясь, стирал слёзы со своих глаз. В его горле словно что-то застряло, губы кривились, казалось он собирается зарыдать… он прошёл через толпу, продолжая всхлипывать.
Главнокомандующий, твой сын наконец пришел повидать тебя… я наорал на него… но всё же он пришёл… Кажется, он похож на тебя… он и в правду исключителен, он пришёл с невестой… она очень красива, тебе бы определенно понравилась…
Цзюнь Мосе и Мэй Сюэ Янь в это время шаг за шагом продвигались к палатке главнокомандующего.
Люди вокруг расступались, чтобы пропустить их. Они стояли молча, с лёгкой, как бы утешительной, улыбкой.
А потом они опустились на колени и каждый шёпотом произнёс: «Примите наши поздравления, главнокомандующий! Желаем вам потомства! Пусть небо оберегает вашу семью, и вы никогда не будете одиноки!», — на их лицах читалась искренность, они говорили это от всего сердца.
Как только Цзюнь Мосе вошёл в палатку, он был потрясён! Палатка главнокомандующего выглядела в точности как командный пункт во время войны! Там было восемь стульев с каждой стороны, меч, извлечённый из ножен, письменный стол. На столе ведро со слоновыми костями, 10 аккуратно сложенных приказов.
А по центру сидел человек в белом, правая рука его была на столе, указательный палец был слегка изогнут, словно собираясь ударить по поверхности стола. Левая рука была немного приподнята, сжата в кулак у груди, взгляд был грозным, брови хмурые, словно он что-то обдумывал…
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 142; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!