Хронологическая затемнённость повествования
На протяжении всего стихотворения Плат изощрённо играет со временными рамками описываемых событий, затемняя в первую очередь время смерти отца. В начале стихотворения, где героиня восклицает: «You do not do, you do not do» - создаётся впечатление, будто отец мучил её всю жизнь и лишь недавно умер. Однако в предкульминационной 12 строфе выясняется:
I was ten when they buried you.
At twenty I tried to die <…>
Мне было десять, когда тебя зарыли.
В двадцать я попыталась умереть <…>
Таким образом, мы в очередной раз видим, что в стихотворении Сильвия борется и выясняет отношения не столько со своим реальным отцом, сколько с тем инфернальным образом, который остался от него в её душе.
Что касается названных здесь хронологических ориентиров. Действительно, к 1953 году, когда Сильвии был неполный 21 год, относится её первая медицински задокументированная попытка суицида, после которой юной поэтессе пришлось проходить электрошоковое лечение от депрессии. Однако первая названная цифра – десять лет – неточна. В действительности, в 1940 году, когда скончался Отто Плат, Сильвии исполнилось всего восемь. Сдвиг в повествовании на два года вперёд, возможно, объясняется не чистой забывчивостью поэтессы, а предпринят осознанно или полуосознанно. Как утверждает Эндрю Уилсон, автор книги “Mad Girl ' s Love Song : Sylvia Plath and Life Before Ted ” (“Любовная песня безумной девушки: Сильвия Плат и жизнь до Теда”), получив доступ к переписке между матерью и осиротевшими детьми Сильвии, он обнаружил, что будущая поэтесса пыталась перерезать себе горло ножом ещё в 10 лет, то есть как раз через два года после смерти отца. Таким образом, можно предположить, что Сильвия относит символическую (в отличие от физической) смерть папочки к тому времени, как у неё от тоски по нему впервые проявились суицидальные наклонности.
|
|
|
Что касается отношений с мужем-«вампиром», то хотя их срок назван правильно, но лишь со второй попытки, словно лирическая героиня стесняется и боится откровенного разговора с отцом о своих проблемах:
<…> I’ve killed two
The vampire who said he was you
And drank my blood for a year,
Seven years, if you want to know.
(<…>я убила двоих –
Вампира, который сказал, что был тобой
И пил мою кровь год,
Семь лет, если хочешь знать.)
Оправданность мотивов Холокоста в стихотворении
В поэзии Плат, использование образа холокоста в качестве метафоры личных экзистенциальных проблем всегда встречало неоднозначную реакцию. К примеру, литературный критик Джордж Стейнер назвал стихотворение «“Герникой” современной поэзии», однако спустя некоторое время после хвалебного отзыва он же признавался, что чтение стихотворения причиняло ему беспокойство, и задавался вопросом: имеет ли право человек, не переживший Холокоста, примерять эту смертоносную тему на себя и использовать её в своём творчестве? Вопрос отчасти риторический, однако мы попытаемся кратко рассмотреть, на каком основании Сильвия берётся за столь непростую тему и как справляется с поставленной творческой задачей.
|
|
|
Прежде всего, мотив нацизма в творчестве Сильвии интересно рассмотреть, опять же, через призму психоанализа, что в данном случае не будет натяжкой. Так, исследователь Эл Стрейнджвейс в статье “" The Boot in the Face ": The Problem of the Holocaust in the Poetry of Sylvia Plath ” (“Ботинком в лицо": Проблема Холокоста в поэзии Сильвии Плат) замечает, что, учась в университете, Сильвия зачитывалась трудом Эриха Фромма «Страх свободы» и неоднократно ссылалась на него в своих студенческих работах. Согласно Фромму, нацизм проистекает из того же «страха свободы» и психологических проблем общества, что и американский конформизм. Под влиянием Фромма Платт причудливо сочетает в своей зрелой поэзии исторические и психоаналитические мотивы, выявляя в своих отношениях с отцом черты, характерные для нацистской диктатуры: садистиски-мазохистискую созависимость, недостаток индивидуации.
|
|
|
Кроме того, в стихотворении « Daddy », написанном 12 октября – за четыре дня до начала Карибского кризиса – явственно слышится тревога о грозящей миру Третьей мировой войне, где ужасы Второй мировой повторились бы с новой силой, а человечество погибло бы. Эли Визель, еврейский писатель, переживший Холокост, писал по этому поводу: «Однажды это произошло с моим народом, а теперь происходит со всеми народами<…>возможно, весь мир странным образом стал еврейским» (перевод мой – Ф. Х.). И с этой точки зрения уже не выглядит мистификацией или литературной позой седьмая строфа « Daddy »
An engine, an engine
Chuffing me off like a Jew.
A Jew to Dachau, Auschwitz, Belsen.
I began to talk like a Jew.
I think I may well be a Jew.
(Словно мотор, мотор,
Увозил меня, как еврейку,
Как еврейку в Дахау, Аушвиц, Бельсен.
Я начала говорить, как еврейка.
Я думаю, я вполне могу быть еврейкой.)
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 247; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!