О невежественном брахмане Таподатте
Жил когда-то в Пратиштхане брахман Таподатта, которого в детстве отец никакими усилиями не мог заставить учиться. Но когда умер отец и вся родня от Таподатты отвернулась, то решил он все-таки одолеть науки и ради этого пошел на берег Ганги и стал подвижником. Удивленный его жестокими самоистязаниями Шакра обернулся брахманом, и пошел к нему на берег Ганги, и стал у него на глазах кидать и кидать песок в волнующиеся воды Ганги. Заметив это, нарушил обет молчания Таподатта и с любопытством спросил: «Что это ты так усердно делаешь, брахман?» Ответил на его вопрос Шакра в облике брахмана так: «Строю я мост через Гангу, чтоб можно было живым существам через нее переправляться». Посмеялся над ним Таподатта: «Как же ты, дурень, мост строишь? Ведь волны Ганги уносят песок!» Возразил ему на это Шакра: «Коли это тебе ведомо, то чего же ты стараешься, не читая, не слушая, с помощью подвижничества да обетов знания достичь?! Это такая же бессмыслица, как рога у кролика искать или картину на небе рисовать. Букв не зная, писать не научишься, без учения ничего никогда знать не будешь!» Сказал ему такие слова Шакра, и призадумался Таподатта, бросил подвижничество и ушел домой.
Легко научить разумного, да Марубхути у нас неразумен, не научишь его, а начнешь учить, так он же, глупец, и сердится!»
Кончил Гомукха, и тотчас же Харишикха заговорил: «Истинно, божественный, легко разумного научить. Вот послушайте об уродливом брахмане Вирупашармане Жил в стародавние времена в Варанаси лучший из брахманов, и звали его Вирупашарман, и был он уродлив и нищ. Придя в отчаяние от нищеты и уродства, стал он отшельником и начал жестокие подвиги совершать в надежде обрести достаток и красоту. Тогда повелитель Богов Индра принял облик еще более уродливого калеки и предстал перед ним.
|
|
|
Увидев калеку, тела которого не было видно из-за покрывавших его мух, подумал Вирупашарман про себя: «Рождаются же такие в мире из-за дурных дел, свершенных в прежних рождениях. Но творец сотворил меня нисколечко на него не похожим. Кто может преступить участь, предписанную судьбой?»
Поняв это, поплелся утешившийся Вирупашарман из пустыни домой.
Вот так, божественный, разумный даже с малого намека понимает, а неразумному даже великой силой ничего не втолкуешь!»
Сказал все это Харишикха, и согласился с ним Гомукха, а пьяный Марубхути вне себя сказал в ярости: «Эх, Гомукха, только в словах-то у тебя вся сила, в руках ее нисколько нет! Негоже таким сильным, как я, связываться с такими болтливыми евнухами, как ты!» Посмеялся Нараваханадатта над речами драчливого Марубхути, и его успокоил, и, отправив домой, сам, ласковый к друзьям, стал заниматься делами дня, и счастливо провел тот день.
|
|
|
Когда же на следующее утро все собрались снова, и в том числе пришел, понурив голову, Марубхути, обратилась к ним Ратнапрабха: «Счастлив ты, благородный, что ты и твои министры чисты сердцем и с детства связаны неразрывной нитью дружбы, и они счастливы, имея такого доброго к ним повелителя. Нет сомнения, что и в прошлых рождениях вы все друг с другом были связаны». Промолвила она это, и сказал тогда Тапантака, сын Васантаки, Нараваханадатты добрый друг: «Истинно, привязаны мы к повелителю еще с прошлых рождений. Вот соизвольте послушать весьма поучительный рассказ:
О хитром лекаре Таруначандре и мнимом царе
Правил когда-то в Гималаях, голубых, словно шея Шивы, в городе Виласапуре царь Винайашила, по заслугам названный оплотом смирения, и была у него жена, которую любил он пуще жизни, и звали ее Камалапрабха, и долго жил он с ней, наслаждаясь всякою радостью. Шло время, и, заметив, что тело его поразила старость, похитительница красоты, опечалился царь: «Как покажу я царице свое морщинистое, побледневшее лицо, подобное лотосу, обожженному снегом? Тьфу! Лучше умереть!» Так-то печаль его одолела, что велел царь позвать к нему придворного лекаря, а когда тот явился, сказал ему почтительно: «Любезный, знаю я твою мне преданность и мудрость твою и хочу спросить я тебя, не знаешь ли зелья какого для предотвращения старости?»
|
|
|
Выслушал это хитрец Таруначандра, душа которого была искривлена не менее, чем молодой месяц, и поскольку знал он только всякое черное колдовство, то подумал так: «Царь-то глуп, и могу я от него поживиться». А царю лекарь сказал: «Есть, царь, снадобье одно. Если ты будешь его применять, просидев восемь месяцев в подземной темнице, то избавлю я тебя, божественный, от старости». Выслушал его царь и тотчас же велел приготовить подземную темницу — коли уж задастся дурень какой целью, то он уж и думать ни о чем другом не может. Говорили ему советники: «В прежние времена, царь, предки наши подвигом, смирением и добродетелью и благодаря самому доброму времени добывали добрые снадобья, а те, о которых мы теперь слышим, производят действие обратное ожидаемому. Негоже все это! Этим всем плуты глупцов надувают. Разве минувшее вернешь вспять?»
Но не дошли увещевания министров до царских ушей, ибо одолела сердце царя жажда наслаждений, и, как велел ему лекарь, спустился он в подземелье, забросив все, что царю делать положено. Только лишь лекарь со своим слугой спускался к нему, и зелье давал, и за ним ходил. Вот и сидит царь в подземелье, и словно бы незнание выходит из его сердца. Проходит шесть месяцев, и видит хитрый лекарь, что дряхлость одолела царя еще пуще. Нашел он какого-то молодца, похожего на царя, и говорит ему: «Хочешь, я тебя царем сделаю?» Тот согласился. Тогда лекарь прокопал издалека подземный ход в цареву темницу, и ночью убил спящего царя, и под покровом темноты провел в подземелье этого молодца. Когда же он это сделал, то ход подземный завалили. Чего только не сделают хитрые злодеи с наивными простаками?
|
|
|
Вот так-то все устроив, на другой день говорит лекарь слугам царским: «За шесть месяцев избавил я царя от старости, а за два месяца, что остались, изменю я его облик, а пока я его вам издали покажу». Всех подводил он к входу в подземную темницу поодиночке и называл и имя каждого и занятие, а затем что ни день знакомил его с обитательницами женской половины. Так и прошло два месяца, а когда завершился весь срок, то вывел он его, укормленного и ухоженного, из темницы подземной и сказал: «Глядите, вот царь, силой лекарства от дряхлости избавившийся и блещущий юностью!» И все подданные обрадовались и признали царем того юношу. И когда совершил он омовение, то был совершен юношей и министрами обряд, сопутствующий вступлению на царство.
С той поры он прилежно и с удовольствием занимался вместе с министрами государственными делами. Звался он Аджара, что означало «лишенный старости», и веселился с обитательницами женской половины, и все его признали подлинным раджей, облик которого изменился благодаря действию снадобья, и никто не сомневался в волшебном искусстве лекаря. Раджа проявил свою любовь к народу и к царице Канчанапрабхе и наслаждался вместе с друзьями счастьем. К приятелю своему Бхешаджачандре и еще другому, Падмадаршане, он чувствовал особую любовь и одарил их слонами, конями и деревнями, а к лекарю Таруначандре относился только почтительно — ведь сошел тот с пути правды, и потому не было у царя к нему доверия. Вот и говорит однажды лекарь царю с глазу на глаз: «Что же ты со мной не считаешься и своевольничаешь? Забыл ты, что ли, что я тебя царем сделал?» Так ответил на это лекарю царь Аджара: «Ну и дурень же ты! Кто кого сделал, кто кому что дал? Только поступкам в прежних рождениях, приятель, обязан человек тем, кем он становится или что получает. Так что не заносись! То, что я нынче царь, — плод моего подвижничества, и я тебе это скоро покажу!» Встревожили лекаря такие слова, и призадумался он: «Гляди-ка, он не испугался, говорит уверенно, словно подлинно зияет тайну, известную только мне. Нужно потерпеть, и посмотреть за ним, и, уж коли сказал он: «Покажу я тебе!» — поглядеть, что же он покажет». И замолчал лекарь. На другой день пошел раджа Аджара погулять. Играл он с друзьями и приятелями, а Таруначандра и другие прислуживали им. Так, гуляя, вышли они на берег реки, на середине которой увидел он уносимые потоком пять золотых лотосов, а когда слуги по его велению поймали их и принесли, посмотрел он на цветы и обратился к лекарю Таруначандре, оказавшемуся рядом: «Ступай по течению реки вверх и разыщи место, где рождаются такие золотые лотосы, а найдешь, сразу же возвращайся — очень мне интересно узнать об этих необычайных лотосах, а ты мне — дорогой друг». Вышел из себя лекарь, но сказал: «Как прикажешь» — и тотчас отправился. Царь же тем временем вернулся в город, а лекарь шел-шел, да и добрался до храма Шивы, стоявшего на берегу реки. Перед ним на берегу реки рос раскидистый баньян, на котором лекарь увидел висящий человеческий скелет. Утомленный дорогой, совершил он омовение, поклонился Богу, и, пока он все это делал, набежала туча и пошел дождь, и дождевые капли стекали по висевшему на дереве вата человеческому скелету и падали в речную заводь, и лекарь увидел, что стоило им только коснуться воды, как превращались они в золотые лотосы. «Вот чудо! И спросить-то некого в этом безлюдье! Да знает ли кто, сколько в мире чудес? Вот увидал я место, где рождаются лотосы. Брошу-ка я в воду этот скелет, от которого рождаются лотосы, и да будет мне благо!» Так поразмыслив, забрался лекарь на дерево и скинул оттуда скелет. И провел он на том месте остаток дня, а на следующий день, выполнив веление государя, поспешил восвояси, и через несколько дней добрался он до Виласапура и, покрытый с ног до головы дорожной пылью, явился к царю Аджаре. Когда возвестил о нем страж, стоявший в дверях, вошел и склонился лекарь перед царем, а тот осведомился о его здоровье. После этого рассказал лекарь о всем случившемся с ним. Тогда, выслав всех из покоя и с глазу на глаз оставшись, сказал ему Аджара: «Видел ты, друг, место, где рождаются золотые лотосы, а это место святое, и видел ты еще и скелет, висевший на баньяне. В давние дни сам я, совершая подвиги, оставил тело свое — повесился на высокой ветке, и от великого благородства подвига так случилось, что, когда дождевые капли падают на мой скелет, обращаются они в золотые лотосы. А то, что ты скинул мой скелет в святую воду тех мест, вполне справедливо, ибо и в прежнем рождении ты был мне другом. Бхешаджачандра и Падмадаршана и в прежнем рождении были мне друзьями, и благодаря тому подвигу, друг, помню я о прежнем рождении, и благодаря знанию моему досталась и царская власть. Вот и показал я тебе то, что хотел показать. Не говори: «Мною дано тебе царство!» — не возносись и не горюй. Никто ничего дать не может, кроме как дела, совершенные в прежних рождениях. Дитя еще и не родилось, а уже вкушает плоды кармы». Сказал ему так Аджара, и лекарь согласился и стал, как прежде, служить без всякого о том сожаления. Мудрый царь Аджара одарил лекаря богатством и наделил почетом, как и обещал, и вместе со своими друзьями и обитательницами гарема наслаждался жизнью на земле, и было у его царства много друзей и не было врагов.
Вот так, божественный, и идет все и у всех в этом мире — и счастье и несчастье. Все определяется тем, что совершила душа в прежнем своем рождении, — молвил Тапантака, закончив рассказ. Думаю я, государь, что и в прежнем рождении был ты нашим повелителем. А иначе с чего бы мы теперь были счастливы!?»
После этого необычайно увлекательного и интересного повествования Тапантаки поднялся Нараваханадатта и пошел совершать омовение, а потом отправился навестить отца своего, повелителя ватсов, и был он для очей родительских словно мгновенный дождь амриты. И там его, сопровождаемого министрами, ждала трапеза, и отведали они всяких яств и питья. Так провел Нараваханадатта день этот и ночь.
ВОЛНА СЕДЬМАЯ
Случилось в какой-то день так, что когда в своих покоях беседовал Нараваханадатта с Ратнапрабхой и со своими министрами, вдруг снаружи, из двора храма, послышался чей-то плач. «Что бы это было?» — спросил царевич, и тотчас же служанки кинулись разузнавать, а потом говорят: «Это плачет Дхармагири, привратник. Какой-то неразумный приятель его пришел сюда нынче и сообщил: «Твой брат пошел по святым местам и где-то умер!», а привратник при этих словах воскликнул: «А я — то в царском дворце стою!» — и от горя память потерял. Люди повели его, рыдающего, домой». Услышал это царевич и посочувствовал горю Дхармагири, а супруга его Ратнапрабха опечалилась и промолвила: «Нестерпимо горе разлуки с дорогим другом. И почему это не создал творец человека нестареющим и бессмертным?!» Возразил Ратнапрабхе на эти слова Марубхути: «Как же это можно смертным, божественная? Послушай рассказ о том, как мудрый Нагарджуна пытался избавить людей от смерти В городе Чираюсе, где люди живут подолгу, правил царь, звавшийся Чираю, то есть «долгоживущий». Всего-то всего было полно в доме у Чираю, и был у него мудрый-премудрый, Щедрый и сострадательный министр Нагарджуна, рожденный от семени Бодхисаттвы. И поскольку знал он всяческие сочетания лекарств и был умудрен в химии, то и себя и раджу сделал он долгоживущими и нестареющими. Однажды случилось так, что умер самый любимый изо всех сыновей министра Нагарджуны. Загоревал Нагарджуна без меры и, убитый горем, стал составлять амриту, напиток из разных снадобий, добывавшихся им с помощью подвижничества, способный избавить смертных от смерти. Оставалось ему добавить лишь одну, последнюю часть, называющуюся кала-йога, то есть «связующее время», и, пока он искал это снадобье, узнал о том сам повелитель Богов Индра, и, обсудив это с Богами, призвал обоих Ашвинов, и так им наказал: «Ступайте на землю и передайте Нагарджуне такое мое слово: «Ты за что это принялся, министр, ты что затеял? Уж не собрался ли превзойти Праджапати, творца всего сущего? Ведь он всех людей сотворил обреченными на смерть, а ты амриту готовишь, которая сделает их бессмертными? И чем же тогда будут отличаться Боги от людей? И если не будет различия между тем, кто приносит жертву, и тем, кто ее принимает, нарушится миропорядок! Поэтому велю я тебе — вылей приготовленное тобой, иначе разгневаются Боги и проклянут тебя немедля! А сын твой, по которому горюешь, уже на небе».
Так Шакра повелел Ашвинам и послал их обоих к Нагарджуне, и они поспешили повиноваться. Пришли они к министру, обрадовавшемуся их приходу, и передали все, что велел Шакра, и что сын его на небесах наравне с Богами тоже. Подумал тогда удрученный Нагарджуна: «Коли не выполню я веления Индры, проклянут меня Боги, да и эти близнецы разве не могут проклясть меня здесь же? Не могу я выполнить желание свое и изготовить амриту, а путь сына моего оплакивать не надо, ибо благодаря его делам в прежних рождениях он достиг счастья». Подумав так, сказал Нагарджуна Ашвинам: «Понял я веление Индры и амриту готовить не буду. Коли бы вы не пришли, то и пяти дней не прошло бы, как вся земля стала юной и никто бы не ведал ни смерти, ни дряхлости!»
С этими словами выплеснул Нагарджуна готовившуюся им амриту на землю перед ними. Распрощались с ним Ашвины, поспешили на небо и обрадовали доброй вестью повелителя Богов Индру.
Тем временем раджа Чираю, повелитель Нагарджуны, сделал своим наследником сына, которого звали Дживахара, и юноша поспешил радостный к царице Дханпаре за благословением. Но она сказала сыну так: «Напрасно радуешься ты этому, сынок! Никто к царству не знает пути, на котором не было бы страданий. Уже не одного сына назначал твой отец наследником, и никому из них не досталось царство, а достались одни унижения. Изготовил Нагарджуна для царя такое зелье, от которого тот проживет восемьсот лет. Кто знает, скольких еще сыновей, которым отпущен долгий срок жизни, будет царь Чираю делать своими наследниками». При этих словах огорчился ее сын, и она, заметив это, посоветовала: «Если хочется тебе получить царство, воспользуйся таким способом. Этот министр Нагарджуна каждый день, сделав все положенное, во время трапезы провозглашает: «Кто что пожелает, тому то и дам!» Ты ступай к нему и скажи: «Отдай мне твою голову!» Он слову своему верен и отдаст голову, а раз она будет отсечена, то царь от горя либо умрет, либо уйдет в лес и станет отшельником. Только таким способом добудешь ты себе царство — иного пути нет». Обрадовался сын этому материнскому наставлению и решил, что он именно так и сделает. Жажда власти, увы, превозмогает родственные чувства!
Вот пошел на другой день царский сын Дживахара, похититель жизни, в дом к Нагарджуне ко времени трапезы и, когда было провозглашено: «Кто чего просит» и прочее, — вышел вперед и потребовал его голову. «Дивлюсь я, сынок, что ты делать будешь с моей головой? На что тебе это собрание костей, мяса и волос? Но если будет тебе в ней толк, отруби и возьми ее». С этими словами склонил Нагарджуна перед царевичем голову. Долго сек мечом царевич шею министра, но из-за длительного употребления разных снадобий шея стала такой твердой, что меч искрошился. А тем временем узнал обо всем царь Чираю и поспешил сюда, чтобы предотвратить такую жертву, но Нагарджуна его остановил: «Знаю я, государь, о том, что было со мной в прошлых рождениях, и ведомо мне, что девяносто и еще девять раз отдавал я голову свою в жертву, а теперь в сотый раз ее отдаю. Не отговаривай меня, повелитель, не следует отказывать просящему. Нынче отдаю я голову твоему сыну и только ждал тебя, чтобы еще раз увидать твое лицо». При этих словах обнял он царя, а потом достал из сумки порошок и натер им меч царевича, а тот размахнулся и ударил — слетела голова Нагарджуны с плеч, словно лотос со стебля.
Поднялся тогда кругом стон и плач, и царь готов был на себя руки наложить, как вдруг раздался в небесах голос: «Не совершай того, чего совершать не следует. Ныне, царь, друг твой избавлен от горя; избавлен он от новых рождений, стал он равным Будде!»
Услышал это царь Чираю и не стал кончать с собой, но в горе раздал многие дары, оставил царство и удалился в лес, где через какое-то время от тягот подвигов и скончался. Сын же его, Дживахара, сел на царство. Но не долго довелось ему поцарствовать — не забыли сыновья Нагарджуны убийства отца и подняли мятеж.
Убили они Дживахару, а когда весть об этом дошла до его матери, не выдержало ее сердце и разорвалось. Да и то сказать, с чего бы пошедший недобрым путем обрел благо? А на царство министры посадили сына Чираю от другой царицы, которого звали Шатаю.
Так-то вот хотел Нагарджуна избавить смертных от смерти, да Боги этого не потерпели, и сам Нагарджуна был убит.
Уж так творцом устроен мир — полон он несчастий и мучений, и никакими усилиями, будь их бесконечное множество, нельзя совершить того, чего он не хочет».
Умолк Марубхути, закончив рассказ. Поднялся тогда Нараваханадатта, а министры последовали его примеру, и занялись все очередными делами.
ВОЛНА ВОСЬМАЯ
Потом так случилось, что в какой-то из дней, уверив свою дорогую Ратнапрабху словами: «Я скоро вернусь!» — отправился Нараваханадатта с отцом своим, повелителем ватсов, и со сверстниками на охоту в лес. Нараваханадатта ехал, окруженный конями и слонами, и рассекал диким слонам лбы, и усыпали путь царевича, словно зерна жемчуга, когти львов, сраженных во сне; отрубленные хвосты медведей валялись вперемешку с клыками тигров; капли крови сраженных стрелами газелей алели словно пунцовые бутоны на лианах; друг на друге лежали туши кабанов, сваленных ударами анков, украшенных перьями цапли, а пестрые восьминогие Шарабхи падали на землю и словно бы покрывали ее грудами диковинных цветов, и летели с ужасающим свистом стрелы и дротики Нараваханадатты, и великолепен был лес, где шла эта охота. Но вот утомился царевич, а когда отдохнул, то они вдвоем с Гомукхой верхами въехали в какой-то другой лес.
Попав туда, начали они играть в мяч, и тут-то попалась им навстречу какая-то подвижница, а мяч возьми да и упади из руки Нараваханадатты ей на голову. Она улыбнулась и сказала: «Ишь, как ты развеселился! Досталась бы тебе в жены Карпурика, каков бы ты был?»
Соскочил Нараваханадатта с коня и, поклонившись подвижнице, спросил: «Не заметил я тебя — случайно мячом попал. Не гневайся, почитаемая, извини меня, неразумного». «Да не сержусь я на тебя, сынок!» — ответила она ему, укротившая страсти, и благословила Нараваханадатту, а он, видя истинную подвижницу, мудрую и могущественную, почтительно спросил у нее: «А кто такая эта Карпурика, матушка, которую ты назвала? Коли не сердишься ты на меня, сделай милость, расскажи». В ответ на эти его почтительные слова рассказала подвижница:
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!