Культура как пространство родства, посредник и сила.



Здесь можно привести пример миграции из Пакистана в Великобританию, которая характеризовалась разрастанием и усложнением родственных связей по мере образования и укрепления сообщества (Вербнер 1990/2002). Изначально, в 50-х – 60-х годах, из Пакистана прибывали в основном молодые мужчины. Они организовали систему взаимных кредитов, что помогало им покупать недвижимость, жениться и поднимать семьи. Такие кредиты были гарантией дружбы между заводскими рабочими. За этим последовали культурно обоснованные пенджабские нормативные правила и ожидания, которые определяли как цели, на которые можно было попросить кредит, так и причины, по которым можно было разорвать устное соглашение и потребовать деньги обратно. В ходе исследования Dahya выяснилось (Dahya 1974): чтобы дать в долг, кредитору часто приходилось самому влезать в долги. Такие культурно санкционированные займы создали общность, члены которой были связаны взаимными обязательствами. Кредиты играли важную роль в капиталовложении. Это была чисто мужская прерогатива. Но в 60-х гг., когда в Великобританию стали приезжать жены и семьи, чтобы присоединиться к своим мужьям, женщины начали бороться за то, чтобы перехватить контроль над новой формой социального обмена: пенджабская экономика, основанная на дарении, lena-dena, «бери-отдавай». Вместе с lena - dena также начали организовывать коллективные посиделки с чтением Корана, на которых Коран читали в основном хором, затем подавали еду. Это культурно окрашенное символическое женское занятие перекочевало из Пакистана в Великобританию, вопреки желанию их мужей, которые считали ритуальные пиршества и дарения подарков бесполезными[28].

Теперь понятно, что перенос культурных практик в Великобританию происходил не автоматически, это был результат серьезной борьбы на новом месте – в данном случае, борьбы полов между замужними женщинами и их супругами. Роль женщин заключалась в возрождении церемониального цикла ритуала дарения. Они даже устраивались на работу, часто в качестве машинистов, чтобы иметь возможность реализовывать себя как носителей культуры. В то время как мужчины уходили с фабрик и начинали заниматься собственным бизнесом вне сообщества, что очень похоже на мужчин, изученных Франкенбергом, женщины вновь осваивали свою важнейшую роль, они распределяли золотые украшения, одежду и пищу между домохозяйствами. Они воссоздавали домашнюю и соседскую сеть. В результате таких культурно обоснованных действий они стали коммуникационными центрами своих семей. Мужчины зарабатывали деньги, женщины вырабатывали связи.

Неработающие мужчины могли выполнять похожую роль. Так, недавнее исследование мужчин, приехавших из Пакистана в Олдхам, (Вириндер Калра, 2000) описывает переход мужчин из промышленного сектора в сферу частного предпринимательства, в основном в доставку и частный извоз. Некоторые мужчины постарше вовсе прекращали работать и бросали все силы на общинную работу. Некоторые молодые мужчины работали в Манчестере на южно-азиатских фабриках по производству одежды. Ни один из этих видов деятельности, как утверждает Калра, не был настолько же стабилен и надежен, как работа на заводе, но, несмотря на эту неопределенность и, если говорить о водителях такси, реальную опасность, они давали определенную степень независимости и возможность чаще бывать дома. Даже в случае плохой экономической ситуации в Брэдфорде или Олдхаме (см. Denham 2002;Allen 2003: 17-18; Bagguley and Hussein 2003), вовлеченность мигрантов в общину становилась чем-то вроде подшки безопасности для молодежи, безработных, людей с ограниченными возможностями.

Реальное ухудшение экономического положения, по мнению Уилсона, происходит не из-за бедности как таковой, а из-за того, что средний класс стремится уехать из гетто, там же остаются действительно одни бедняки (У.Билсон 1987: 7). Участники столкновений в Брэдфорде и Олдхаме возможно были слишком «общинными» (в действительности, г-н Бланкетт мог иметь в виду именно это).

Но пакистанские общины в Великобритании никогда не были строго локализованы, так же не все пакистанцы в Великобритании являются бедняками или малоимущими. Соседство не является единственной основой общины. Пакистанцы из Южного Манчестера, как показало мое собственное исследование, отличаются растущим благосостоянием, высоким уровнем образования и социальной мобильности, они часто меняют место жительства. Община всегда была нелокализованной, сетевой структурой, характеризующейся наличием классового деления и социальных отношений в зависимости от класса (biradari[29] ) и близостью соседства. В то же время социальная мобильность спровоцировала рост поляризации между богатыми и бедными.

Франкенберг анализирует классовые различия в Пантре, которые разделяют англичан и жителей уэльской деревни, указывая на то, что стремление нанимать на мужские должности земледельческую, профессиональную и гражданскую элиту из местных англичан – основная причина неизбежного краха таких организаций из-за внутренних конфликтов между своими и чужими. В поселениях пакистанских мигрантов, наоборот, на руководящие должности неизменно нанимают людей из своих, хотя в большинстве случаев из более образованных слоев. Пакистанские мигранты – особенно те, кто обосновался в больших городах, таких как Манчестер – изначально имели в своем составе значительное количество высокообразованных людей и представителей таких профессий, как врачи, юристы, бухгалтеры, членов бизнес - сообществ, руководителей производств, культурную и религиозную интеллигенцию, то есть людей исторически предрасположенных к управлению как внутри общины, так и вне её. Растущее благосостояние спровоцировала углубление классовых различий среди мигрантов из Южной Азии, а особенно среди пакистанцев.

Эти проявляющийся различия вызвали соревнование за статус и стремление отличиться через показную потребительскую активность. Если рабочие мигранты из Южной Азии могли позволить купить в Великобритании то, что в Индии и Пакистане было доступно только высшим слоям общества, то более состоятельные иммигранты в ответ придумывали новые, более экстравагантные способы отличиться. В итоге растущее благосостояние и собственно интеграцию манчестерских мигрантов из Южной Азии в британскую экономику связывали, как это ни парадоксально, не с культурной ассимиляцией, а с интенсификацией культурных и этнических отличий, так как ритуальные мероприятия в высших кругах стали более масштабными, дорогими, частыми и более культурно проработанными. Такое семиотическое противоборство похоже на описанное в работах Торнстена Веблена и Пьера Бурдье[30]. Но в то время как социологи вроде Бурдье делали акцент на неразрывной связи между двумя факторами – производством и потреблением – очевидно, что зависимость между южноазиатскими мигрантами фактически тройственная – производство, потребление и воспроизводство. В такой тройственной системе потребления соревновательные стратегии часто заключаются в воспроизводстве ритуалов. Такие обряды инициации, особенно свадебные обряды, провоцируют пересуды, так являют собой образец богатства и расточительства. Все это отдаляет членов общины друг от друга. 

Понятие «воспроизводство» не означает статическую концепцию, подразумевающую простую непрерывность культуры. Его нужно понимать как локальное классовое, гендерное и возрастное противоборство, которое ведется с использованием символических объектов. Свадебные церемонии являются поводом не только для показного расточительства (обычно на разных стадиях обряда задействуется очень много людей из общины, а также несколько «чужих»), но и для творческих проявлений. На пакистанских свадьбах в Великобритании молодые женщины подражают британцам через ритуал дарения и маскарад, они также выражают свое отношение в свадьбе через шутки с сексуальным подтекстом, пение, ритуальное шутейство.

В этом смысле свадебные церемонии не просто переносятся в другую страну, но и изменяются, дополняются. За счет этой способности к изменению они прижились в Великобритании.


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 224; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!