Священник с золотыми волосами 7 страница
– Я могу быть монахом, – сказала Вася, и Саша увидел, что она снова украла вещи брата и стояла с сумкой в руке.
– Не сомневаюсь, – сказал Саша. – Но обычно монахи больше.
– Вечно я слишком маленькая! – завопила возмущенно Вася. – Я подрасту. Не уезжай пока, Сашка. Еще год.
– Ты забыла Олю? – сказал Саша. – Я обещал, что сопровожу ее в дом ее мужа. А потом уйду к Богу, Васечка, это не пустяки.
Вася задумалась на миг.
– Если я пообещаю Оле проводить ее в дом мужа, я смогу тоже поехать?
Саша молчал. Она посмотрела на свои ноги, шаркая носком по пыли.
– Анна Ивановна меня отпустит, – выпалила она. – Она хочет, чтобы я уехала. Она ненавидит меня. Я слишком маленькая и грязная.
– Не спеши, – сказал Саша. – Она выросла в городе, она не привыкла к лесу.
Вася нахмурилась.
– Она уже тут давно. Лучше бы она уехала в Москву.
– Давай, сестренка, – Саша посмотрел на ее бледное лицо. – Давай покатаемся, – Вася, когда была меньше, любила кататься у него в седле, подставлять лицо ветру в безопасности рук брата. Она просияла, и Саша поднял ее на мерина. Когда они вышли во двор, он сел за ней. Вася склонилась вперед, дыша быстрее, и они помчались со стуком копыт.
Вася радостно прижималась к коню.
– Еще, еще! – вопила она, когда Саша повернул коня к дому. – Поедем в Сарай, Сашка! – она оглянулась на него. – Или в Царьград, или к Буяну, где живет морской царь и дочь его, лебедь. Это недалеко. На восток от солнца, на запад от луны, – она прищурилась, словно искала направление.
|
|
|
– Далековато для ночной прогулки, – сказал Саша. – Будь смелой, лягушонок, и слушай Дуню. Я однажды вернусь.
– Это будет скоро, Саша? – прошептала Вася. – Скоро?
Саша не ответил, но и не нужно было. Они приехали в дом. Он взял мерина за поводья и спустил сестру в конюшне.
11
Домовой
После того, как Саша и Ольга уехали, Дуня заметила перемену в Васе. Она стала чаще пропадать. Она стала меньше говорить. Порой, когда она говорила, люди пугались. Она была уже большой для детского лепета, и все же…
– Дуня, – спросила Вася однажды после свадьбы Ольги, когда жар ладонью лежал на лесах и полях, – что живет в реке? – она пила живицу, сделала большой глоток, глядя на няню.
– Рыба, Васечка, и если ты будешь вести себя хорошо до завтра, мы попробуем свежую рыбу с травами и сметаной.
Вася любила рыбу, но покачала головой.
– Нет, Дуня, что еще живет в реке? Что–то с глазами лягушки и волосами как водоросли, и из его носа капает грязь.
Дуня резко посмотрела на девочку, но Вася была занята кусочками капусты на дне миски, так что не увидела.
– Ты слушала истории, Вася? – спросила Дуня. – Это водяной, речной царь, который всегда готов забрать девушек в свой замок под берегом реки.
|
|
|
Вася отвлеченно скребла дно миски.
– Не в замок, – сказала она, слизывая бульон с пальцев. – В береге дыра. Но я не знала, как его зовут.
– Вася… – начала Дуня, глядя в яркие глаза девочки.
– Ммм? – сказала Вася, опустив пустую миску и встав на ноги. Дуне хотелось предупредить насчет… чего? Не говорить о сказках? Дуня подавила желание и сунула Васе корзинку, накрытую тканью.
– Вот, – сказала Дуня. – Отнеси это отцу Семену, он захворал.
Вася кивнула. Комната священника была частью дома, но туда можно было войти из отдельной двери в южной стене. Она сунула в рот клецку, пока Дуня не возмутилась, и выбежала из кухни, напевая громко и мимо нот. Ее отец уже привык.
Дуня медленно, словно против воли, опустила руку в карман внутри юбки. Звезда вокруг голубого камня сияла, идеальная, как снежинка, и камень был ледяным в ладони, хотя она все утро работала у печи.
– Еще рано, – прошептала она. – Она все еще девочка, еще рано, – камень сиял на ее морщинистой ладони. Дуня зло сунула его в карман и повернулась помешать суп мстительно, что было ей не свойственно, и прозрачный бульон выплеснулся за края и зашипел на горячих камнях.
|
|
|
* * *
Чуть позже Коля увидел сестру, выглядывающую из–за высокой травы. Он сжал губы. Никто из десяти деревень не смог бы так попадаться под ноги, как Вася.
– Ты не должна быть на кухне, Вася? – спросил он напряженно. День был жарким, его потеющая жена злилась. Его новорожденный сын постоянно визжал, у него резались зубы. И Коля, стиснув зубы, схватил удочку и ведро и пошел к реке. Но теперь сестра мешала его спокойствию.
Вася выглянула сильнее, но не вышла из укрытия.
– Ничего не могу поделать, брат, – успокаивающе сказала она. – Анна Ивановна и Дуня кричали друг на друга, Ирина снова плакала, – Ирина была их новорожденной сестрой, что появилась чуть раньше сына Коли. – Я не могу шить рядом с Анной Ивановной. Я забываю, как.
Коля фыркнул.
Вася заерзала в укрытии.
– Я могу тебе помочь? – с надеждой спросила она.
– Нет.
– Я могу посмотреть?
Коля открыл рот, чтобы отказать, но передумал. Если она будет сидеть на берегу, не будет проблемой в другом месте.
– Ладно, – сказал он. – Если посидишь там. Тихо. И не бросай тень на воду, – Вася перебралась в указанное место. Коля не замечал ее больше, сосредоточился на воде и удочке в руках.
Час спустя Вася все еще сидела на месте, а у Коли было шесть хороших рыб в ведре. Может, жена простит его пропажу. Он посмотрел на сестру и задумался, как она могла сидеть неподвижно так долго. Она смотрела на воду, и от выражения ее лица ему стало не по себе. На что она так глазела? Вода шептала, как всегда, зелень покачивалась на берегах.
|
|
|
Его леску резко потянуло, и он забыл о Васе и впился в удочку. Но рыба не успела попасть на берег, деревянный крючок оторвался. Коля выругался. Он нетерпеливо притянул леску и заменил крючок. Он приготовился забросить снова, оглянулся. Его ведра уже не было. Он выругался громче и посмотрел на Васю. Но она сидела на камне в десяти шагах от него.
– Что случилось? – спросила она.
– Моя рыба пропала! Какой–то дурак из деревни, наверное, пришел и…
Но Вася не слушала. Она подбежала к краю реки.
– Это не твое! – кричала она. – Верни! – Коле показалось, что он услышал плеск воды, словно она отвечала. Вася топнула ногой. – Живо! Лови свою рыбу! – стон раздался из глубин, словно терлись друг о друга камни, и ведро вылетело из ниоткуда, ударило Васю в грудь, сбив ее. Она инстинктивно сжала ведро и улыбнулась брату. – Вот рыба! – сказала она. – Старый жадина просто хотел… – но она замолчала, увидев лицо брата. Она без слов отдала ведро.
Коля хотел бы уйти, оставив ведру и странную сестру позади. Но он был мужчиной и сыном боярина, так что подошел на негнущихся ногах, чтобы забрать улов. Он хотел бы заговорить, пошевелил губами, напомнив Васе рыбу, но развернулся и ушел без слов.
* * *
Осень опустила холодные пальцы на высушенную летом траву, свет из золотого стал серым, а тучи стали влажными и мягкими. Если Вася и плакала из–за брата и сестры, то не при всей семье, и она перестала спрашивать у отца каждый день, когда подрастет и поедет в Москву. Но она ела кашу с волчьим аппетитом, часто спрашивала у Дуни. подросла ли она. Она не шила, избегала мачехи. Анна топала и визжала, но Вася не слушала.
Тем летом она бродила по лесу, пока было светло и ночью. Саша не ловил ее, когда она убегала, и она часто пропадала, хоть Дуня и ругалась. Но дни шли, погода становилась хуже, и короткими ветреными вечерами Вася порой сидела дома на стуле. Там она ела хлеб и говорила с домовым.
Домовой был маленьким, пухлым и коричневым. У него была длинная борода и яркие глаза. Ночью он выбирался из печи и вытирал тарелки, сметал сажу. Он чинил одежду, когда люди оставляли ее, но Анна кричала, увидев брошенную рубаху, и слуги не рисковали навлекать ее гнев. До прибытия мачехи, они оставляли ему подношения: блюдце молока или кусочек хлеба. Но Анна кричала и тогда. Дуня и служанки стали прятать подношения там, где Анна редко ходила.
Вася говорила, жуя хлеб, раскачивая ногами между ножек стула. Домовой шил – она отдала ему свою работу. Его пальчики двигались быстро, как мошки в летний день. Их разговор, как всегда, был довольно односторонним.
– Откуда вы? – спросила Вася с полным ртом. Она задавала этот вопрос раньше, но порой его ответ менялся.
Домовой не поднял голову, не перестал работать.
– Отсюда, – сказал он.
– Вас больше? – спросила девушка, озираясь.
Эти слова смутили домового.
– Нет.
– Но если вы один, то откуда вы?
Философский разговор был не для домового. Он хмурился, его ладони мешкали.
– Я здесь, потому что дом здесь. Если дома тут не будет, и меня не будет.
Василиса не могла понять его ответ.
– И, – сказала она, – если дом сожгут татары, вы умрете?
Домовой, казалось, растерялся от таких слов.
– Нет.
– Но вы только что сказали.
Домовой затих и рьяно двигал руками, показывая, что больше не хочет говорить. Вася доела хлеб. Она растерянно слезла со стула, рассыпав крошки. Домовой хмуро посмотрел на нее. Она виновато стряхнула крошки, рассыпав их сильнее. Она сдалась и побежала, но споткнулась о доску и врезалась в Анну Ивановну, стоящую на пороге и глядящую на нее, приоткрыв рот.
Вася не хотела отталкивать мачеху к дверной раме, но была сильной и худой для своего возраста, быстро бегала. Вася посмотрела, чтобы извиниться, но замерла. Анна была белой, как соль, немного цвета было на щеках. Ее грудь вздымалась. Вася отпрянула на шаг.
– Вася, – начала Анна, звуча придушено. – С кем ты говорила?
Вася опешила и молчала.
– Отвечай, дитя! С кем ты говорила?
Вася решила выбрать безопасный ответ:
– Ни с кем.
Анна посмотрела на комнату за Васей. Она резко взмахнула рукой и ударила Васю по лицу.
Вася прижала ладонь к щеке, побелев от гнева. Слезы выступили на ее глазах через миг. Ее отец часто ее бил, но это было справедливо. Ее никогда еще не били из злости.
– Я не буду повторять, – сказала Анна.
– То был домовой, – прошептала Вася с большими глазами. – Просто домовой.
– Что же за чертовщина, – пронзительно осведомилась Анна, – этот домовой?
Вася, ошеломленная и борющаяся со слезами, молчала.
Анна снова подняла руку.
– Он помогает убирать дом, – спешно пролепетала Вася. – Он не вредит.
Анна посмотрела пылающими глазами на комнату, ее лицо покраснело.
– Уходи, ты! – завизжала она. Домовой поднял голову в смятении. Анна повернулась к Василисе. – Домовой? – прошипела Анна, наступая на падчерицу. – Домовой? Нет никаких домовых!
Вася, разъяренная, ошеломленная, открывала рот, чтобы возразить, но заметила выражение лица мачехи и сомкнула челюсти. Она не видела еще ни у кого такой страх.
– Прочь отсюда, – закричала Анна. – Убирайся! – она визжала, и Вася развернулась и побежала.
* * *
Жар зверей поднимался снизу и согревал сладко пахнущий сеновал. Вася зарылась в солому, продрогшая, побитая и потрясенная.
Не было домового? Конечно, был. Она видела его каждый день. Он был там.
Они его не видели? Вася не помнила, чтобы кто–то, кроме нее, говорил с домовым. Но, конечно, Анна Ивановна его видела. Она же обратилась к нему, да? Может… может, домового и не было. Может, она была безумна. Может, ей суждено было стать юродивой, бродить среди деревень. Но нет, их защищал Христос, они не будут такими испорченными, как она.
Голова Васи болела от мыслей. Если домового не было, то что остальные? Водяной в реке, человечек из прутьев в деревьях? Русалка, полевик, дворовой? Она их всех вообразила? Они сошла с ума? А Анна Ивановна? Она хотела бы спросить у Оли или Саши. Они знали бы, и никто из них не ударил бы ее. Но они были далеко.
Вася уткнулась головой в руки. Она не знала, как давно лежала там. Тени двигались по тусклой конюшне. Она подремала, как уставший ребенок, и когда проснулась, свет был серым, а она проголодалась.
Вася осторожно выпрямилась и открыла глаза… и увидела перед собой глаза странного маленького существа. Вася издала стон и сжалась снова, прижала кулаки к глазам.
Но, когда она посмотрела снова, глаза еще были там, большие, карие, спокойные и на широком лице с красным носом и белой бородой. Существо было маленьким, не больше самой Васи, он сидел на стоге сена, смотрел на нее с любопытной симпатией. В отличие от домового в аккуратной одежде, это существо было в лохмотьях, а ноги его были босыми.
Вася увидела это и снова зажмурилась. Но она не могла все время сидеть в сене, набралась смелости и еще раз открыла глаза. Она осторожно сказала:
– Вы черт?
Небольшая пауза.
– Не знаю. Возможно. А что это? – голос существа напоминал голос доброй лошади.
Вася задумалась.
– Большое черное существо и огненной бородой и раздвоенным хвостом, которое хочет захватить мою душу и утащить меня для пыток в котел на огне.
Она посмотрела на человечка.
Он не подходил под описание. Его борода была белой, густой, и он развернулся, проверяя, есть ли у него хвост.
– Нет, – ответил он. – Вряд ли я черт.
– Вы правда здесь? – спросила Вася.
– Иногда, – ответил человечек спокойно.
Вася не успокоилась, но после раздумий решила, что «иногда» – неплохой ответ.
– Ладно, – она повеселела. – Что вы такое?
– Я ухаживаю за лошадьми.
Вася мудро кивнула. Если было существо, ухаживающее за домом, то должно быть такое для конюшен. Но девочка была осторожна.
– В–все вас видят? Они знают, что вы здесь?
– Конюхи знают, по крайней мере, оставляют подношения в холодные ночи. Но никто меня не видит. Кроме тебя. И другой, но она не приходит, – он поклонился к ее сторону.
Вася смотрела на него с растущим ужасом.
– А домовой? Никто его тоже не видит, да?
– Я не знаю, что за домовой, – ответило маленькое существо. – Я из конюшен, из зверей, что живут здесь. Я не выхожу, если не тренирую лошадей.
Вася открыла рот, чтобы спросить, как он это делает. Он был не выше нее, а все лошади были намного выше нее. Но тут она услышала голос Дуни. Она вскочила на ноги.
– Я должна идти, – сказала она. – Я увижу вас снова?
– Если захочешь, – ответил он. – Я еще ни с кем не говорил.
– Меня зовут Василиса Петровна. А вас?
Существо задумалось на миг.
– У меня не было имени, – сказал он и задумался снова. – Я – вазила, дух лошадей, – сказал он. – Думаю, так меня можно звать.
Вася кивнула с уважением.
– Спасибо, – сказала она, а потом повернулась и спустилась с приставной лестницы. По пути она убирала солому из волос.
* * *
Летели дни и времена года. Вася росла, научилась осторожности. Она не говорила с существами, пока не оставалась одна. Она меньше кричала и бегала, меньше тревожила Дуню и избегала Анны Ивановны.
Ей удавалось, почти семь лет прошло в мире. Если Вася и слышала голова среди ветра или видела лица среди листьев, она их игнорировала. Почти все. Вазила стал исключением.
Он был простым существом. Как и все домашние существа, он появился, когда построили конюшню, и ничего до этого не помнил. Но у него была щедрая простота лошадей, и за шаловливостью у Василисы была устойчивость, хоть она не знала об этом, и это нравилось духу конюшни.
Вася уходила туда, когда удавалось. Она могла часами наблюдать за вазилой. Его движения были нечеловечески легкими и умелыми, он лазал по спинам лошадей, словно белка. Буран в это время стоял как камень. Со временем Вася принялась помогать ему, принося нож и гребень.
Первые уроки вазилы касались ухода, лечения и починки. Но Вася была нетерпеливой, и вскоре он начал учить ее странному.
Он научил ее говорить с лошадьми.
Это был язык взгляда и тела, звука и жеста. Вася была довольно юной, училась быстро. Вскоре она приходила в конюшню не только ради комфорта сена и тепла, но и для общения с лошадьми. Она сидела там час и слушала.
Конюхи прогнали бы ее, если бы поймали, но они редко замечали ее. Порой Вася переживала, что они найдут ее. Она прижималась к стене, обходила лошадь и убегала, а конюх не успевал и голову поднять.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
12
Священник с золотыми волосами
В тот год, когда Василисе Петровне исполнилось четырнадцать, митрополит Алексей планировал коронацию князя Дмитрия Ивановича. Семь лет митрополит был регентом, он планировал, строил отношения и разрывал связи, вызывал людей для боя и отправлял их домой. Но когда Дмитрий повзрослел, Алексей, видя его смелость и уверенность, сказал:
– Хорошего жеребца нельзя оставлять на пастбище, – он начал планировать коронацию. Шились мантии, везли меха и камни, а мальчика отправили в Сарай просить поблажки у Хана.
И Алексей продолжал тихо выглядывать тех, кто будет против коронации князя. И тогда он узнал о священнике по имени отец Константин Никонович.
Константин был довольно юным, да, но, к счастью (или нет), был обладателем ужасной красоты: волос цвета золота и глаз цвета голубой воды. Его знали за его набожность, и, несмотря на юность, он побывал во многих местах – до Царьграда на юге и Эллады на западе. Он читал на греческом, знал теологию. У него был голос ангела, и люди плакали, когда слушали его, и поднимали взгляды к Богу.
А еще Константин Никонович рисовал иконы. Такие иконы люди еще не видели, они словно вышли из–под пальца Бога, чтобы благословить испорченный мир. Его иконы уже копировали в монастырях северной Руси, и шпионы Алексея рассказывали ему о мятежных толпах, о женщинах, что рыдали, целуя нарисованные лики.
Эти слухи тревожили митрополита.
– Я избавлю Москву от этого златовласого священника, – сказал он себе. – Если его так любят, его голос может настроить людей против князя.
Он думал, как с этим разобраться.
Пока он думал, прибыл гонец из дома Петра Владимировича.
Митрополит сразу вызвал его. Гонец прибыл, все еще в пыли и уставший, пораженный блеском вокруг. Но он встал прямо и сказал:
– Отец, благослови, – он лишь раз запнулся.
– Господь с тобой, – сказал Алексей, рисуя крест. – Скажи, что привело тебя так далеко, сын мой.
– Священник Лесной Земли скончался, – объяснил гонец, сглотнув. Он ожидал, что будет рассказывать о деле не такому важному человеку. – Славный отец Семен ушел к Господу, и мы остались на произвол судьбы, как сказала госпожа. Она просит прислать другого, чтобы мы не пали в дикость.
– Что ж, – тут же сказал митрополит, – ваше спасение уже близко.
Митрополит Алексей отпустил гонца и послал за Константином Никоновичем.
Юноша прибыл к нему, высокий, бледный и румяный. Его темная мантия оттеняла красоту волос и глаз.
– Отец Константин, – сказал Алексей, – вас призвал к заданию Господь.
Отец Константин промолчал.
– Женщина, – продолжал митрополит, – сестра Великого князя, прислала гонца с просьбой о помощи. Его деревня – стадо без пастуха.
Лицо юноши не переменилось.
– Вы отправитесь помочь ей и ее семье, – закончил Алексей, улыбаясь с милосердием.
– Батюшка, – сказал отец Константин. Его голос был таким низким, что это пугало. Слуга рядом с Алексеем охнул. Митрополит прищурился. – Это честь. Но у меня уже есть работа среди жителей Москвы. И здесь мои иконы, которые я нарисовал для величия Бога.
– В Москве нас много, – ответил митрополит. Голос юноши успокаивал и пугал одновременно, Алексей с опаской смотрел на него. – И никто не остался у душ в той глуши. Нет, это должны быть вы. Вы уезжаете через три недели.
Дата добавления: 2019-02-13; просмотров: 110; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!