Насколько много нейрофизиология может рассказать нам о сознании ?

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 40Следующая ⇒

Мышление в терминах физиологических процессов чрезвычайно опасно, когда дело касается прояснения концептуальных проблем в психологии... [Оно] вводит нас в заблуждение порой ложными трудностями, порой — ложными решениями. Лучшая профилактика против этого — думать, что я вообще не знаю, действительно ли у людей, с которыми я знаком, есть нервная система.

Людвиг Виттгенштейн. Заметки о философии психологии

Восприятие и то, что от него зависит, не объяснимо механическими причинами... Если предположить, что существует машина, сконструированная так, чтобы думать, чувствовать и обладать восприятием, мы могли бы представить ее в увеличенном масштабе, но с сохранением тех же частей, чтобы мы могли войти в нее, как на фабрику. И при всем этом, войдя туда, мы обнаружили бы только отдельные части, толкающие друг друга, но ничего такого, что бы объясняло восприятие. И следовательно, это нужно искать в простой субстанции, а не в соединении или машине.

Г. В. Лейбниц. Монадология

Высшее животное — это не более чем колония простейших организмов. Каждая из клеток, образующих такое животное, сохранила свои примитивные свойства, придав им большую степень совершенства путем разделения труда и отбора. Эпителиальные клетки, которые продуцируют ногти и волосы, представляют собой организмы, достигшие совершенства в плане производства защитных частей. Сходным образом, клетки мозга — это организмы, которые совершенствовались в плане психических качеств.

Альфред Бине. Психическая жизнь микроорганизмов

СОЗНАНИЕ КАК ЭМЕРДЖЕНТНОЕ О КАЧЕСТВО: НЕУМЕСТНОСТЬ

"S СПЕЦИФИЧЕСКОЙ ^ НЕЙРОФИЗИОЛОГИИ

Среди тех психологов, которые считают сознание самостоятельной причинно-действенной системой, существует общее согласие в отношении того, что его качественные характеристики представляют собой некое «эмерджентное» или системное проявление лежащих в их основе нервных процессов. Однако это определение оставляет без ответа все главные вопросы. Является ли сознание, в смысле первичной или непосредственной чувствительности, эмерджентным только на определенном уровне сложности центральной нервной системы, с чем, безусловно, согласились бы большинство исследователей в отношении самосоотносительных символических процессов? Если так, то имеет ли первичное осознание конкретную локализацию? Или будет ли способна любая вычислительная система с достаточной «внутренней связностью» выполнять основные функции, приписываемые сознанию, как утверждают сторонники идеи искусственного интеллекта? С любой из этих точек зрения, бессознательная, автоматическая организация разума должна действовать вплоть до некоторого уровня сложности — эволюционной или искусственной. На этом уровне сознание было бы эмерджентным.

Однако общая феноменологическая традиция утверждала бы, что осознание первично и несводимо и, возможно, характерно для ^всех подвижных организмов.* С этой точки зрения, эволюционно

^ ——

При переводе такого рода текстов неизбежна терминологическая путаница, связанная с тем, что в русском языке отсутствует точный

Сознание, мозг и организм

эмерджентным должно считаться как раз бессознательное, возможно, достигающее кульминации в освобождении автоматизированной бессознательной системы, как основополагающего принципа искусственного интеллекта. Пример такого примата осознания демонстрирует в своей психологии восприятия Джеймс Гибсон (Gibson, 1979), считающий «непосредственное восприятие» присущим всем движущимся организмам, которые должны быть способны чутко подстраиваться к меняющейся окружающей среде. В таком случае свойства нервных систем не объясняют основы такой чувствительной подстройки, а скорее служат для ее фокусирования и спецификации на все более и более дифференцированных уровнях.

Эмерджентный холизм Сперри

Невролог Роджер Сперри (Sperry, 1987, 1991) одним из первых ' высказал идею, что качества сознания возникают в качестве эмерджентных, или системных свойств «организационных процессов более высокого порядка», протекающих в мозге, во многом так же, как молекулы со своими химическими свойствами представляют собой новое или «эмерджентное» качество, возникающее на основе субатомной реальности, но непосредственно не сводимое к ней. Сознание обладает своими собственными холистическими свойствами и функциями, которые не только не сводимы к любой конкретной нервной подструктуре, но, в действительности, причинно управляют своими нервными составляющими более низкого порядка. Такое нисходящее управление характерно для всех эмерджентных уровней в природе, как, например, когда макродинамика течения жидкости определяет движение отдельной молекулы воды в потоке, но не ее собственную специфическую химию. Сперри не

эквивалент термина "awareness" (букв, «осведомленность»), который обычно переводят как «осознание» и неправильно понимают как способность, производную от «сознания». В действительности, «осведомленность» как «непосредственное ощущение окружающей среды» или «чувствительность» (sentience) более первична, и потому может быть приписана всем организмам, выживание которых зависит от способности ориентироваться в окружающей среде. — Прим. пер.

Сознание как эмерджентное качество

постулирует какого-либо дуалистического взаимодействия отдельных «субстанций». Сознание — это не что иное, как динамическое свойство определенных паттернов нервной организации более высокого порядка. Эти свойства просто являются сознанием и, в свою очередь, оказывают на более специфические нервные функции то же влияние, которое волна оказывает на образующие ее молекулы воды.

Хотя в этой широко принятой модели возникновения новизны или системных качеств нет ничего магического или таинственного, однако вдобавок к очевидным вопросам о том, как именно эти свойства более высокого уровня являются сознательными и как далеко «вниз» они распространяются в смысле эволюционной простоты, есть еще сходный вопрос о том, о каком именно типе возникновения новизны тут может идти речь. По мнению Сперри, возникновение сознания из нервных процессов представляет собой межуровневый феномен, подобный возникновению молекул из квантовых полей. Однако, не может ли быть так, что возникновение сознания происходит полностью в пределах одного уровня, уже характеризующегося предварительной способностью к чувствительности как чем-то, что всегда есть у подвижных организмов и не может быть сведено к чему бы то ни было несознательному. Эту альтернативную концепцию можно проиллюстрировать на примере взаимоотношений крупных общественных институтов, вроде Пентагона, и малых групп. Крупные общественные организации обладают холистическими свойствами, которые можно назвать эмерд-жентными по отношению к уровню малой группы (первоначально — племени охотников-собирателей). Малые группы, в свою очередь, подчиняются новому целому, как управляемые сверху вниз отделы более низкого порядка. Тут имеет место подлинное возникновение новизны, «эмерджентных» качеств, но оно происходит полностью в рамках категории социальной группы.

На основе нервных сетей могут возникать только сложные формы сознания, поскольку более простая форма чувствительности Уже присутствует в качестве субъективной стороны способности организмов к движению. Существует ли такая чувствительность Уже у одноклеточных организмов, вовсе не имеющих нейронов? Если это окажется наиболее приемлемой точкой зрения, то многие когнитивные психологи искали возникновение новизны не там и не

природе сознания

Сознание, мозг и организм

так. Теории сознания, основывающегося на свойствах более высокого порядка, присущих нервной организации, легко можно переработать, исходя из того, что нервные сети собирают, фокусируют и организуют чувствительность, но не создают ее. Однако модели эмерджентного сознания, выдвигаемые сторонниками идеи искусственного интеллекта, оказались в гораздо большем затруднении. Если первый уровень анализа не является уже обладающим чувствительностью, может оказаться так, что никакая дальнейшая сложность и рекурсивная обратная связь не будут способны «поднять себя за шнурки от ботинок»* до реальных функций сознания.

Ниже я кратко опишу те точки зрения, которые отказываются связывать сознание с конкретными областями мозга и нервными процессами и изображают его как нечто более общее и фундаментальное.

Концепции синтеза

И самоорганизации

Как эмерджентных свойств

Нервной системы

Холономия (закон целого)

Карл Прибрам (Pribram, 1985, 1991) использовал явление голографии, порожденное лазерной технологией, в качестве модели того, каким образом нервные сети могли бы интегрировать широко распространенные области одновременной нервной активности в эмпирически переживаемое целое. В оптической голографии луч лазера проходит через полупрозрачное зеркало, так что часть света попадает непосредственно на фотографическую пластинку, в то время как остальная часть попадает на эту же пластинку, отражаясь от сложного объекта. Это наложение создает интерференционную картину, подобную той, что образуют на поверхности воды дви-

Дословный перевод термина «bootstrap», введенного Дж. Чью применительно к физике сильных взаимодействий и получившего широкое распространение для обозначения «самопорождающих» или самоорганизующихся систем, в которых возникают «эмерджент-ные» или системные свойства более высокого порядка, чем свойства их компонентов. —Прим. пер.

Сознание как эмерджентное качество

жущиеся и пересекающиеся волны от нескольких одновременно брошенных камешков. Последующее освещение любой части проявленной фотопластинки лучом лазера позволяет воссоздавать исходную картину в виде виртуального объекта, который выглядит как сфотографированный одновременно с разных сторон. Физик Дэвид Бом (Bohm, 1983) построил на основе этого феномена всеобъемлющую модель физической реальности и центральной нервной системы. И там, и там, отдельные события одновременно «свертываются» в совокупный «скрытый порядок», любая часть которого может быть «развернута» на основе организующих принципов целого.

Прибрам (1985) использовал такие холономные принципы для того, чтобы показать, как нервные сети могли бы свертывать множественные формы информации, которые одновременно накладываются друг на друга в различных областях коры мозга и, в свою очередь, могут развертываться как сознание. Он предположил, что перевод сенсорных сигналов в двумерные составляющие синусоидальные волны (пространственные частоты) осуществляется с помощью преобразования Фурье. Этот процесс свертывания распространяется по коре, подобно волновым фронтам от камешков, брошенных в воду, порождая множественные и широко распределенные узлы взаимного усиления и ослабления. Обратное преобразование развертывает эти паттерны из любой части коры — делая нервные сети чем-то вроде гармонических резонаторов музыкальных инструментов. Прибрам считает, что в пользу такой холоном-ной организации свидетельствует тот факт, что утрата долговременной памяти, судя по всему, зависит от общего объема повреждения коры, а не от повреждения каких-либо отдельных областей. Бом (1983) особо подчеркивал то, как каждый момент осознания сливается в переживаемое по опыту целое, в котором невозможно выделить различные модули модальности восприятия, чувства и мысли. Гордон Глобас (Globus, 1992a) расширил этот подход на саму структуру восприятия, предположив, что у каждого биологического вида все возможные перцептуальные конфигурации окружающей среды в латентной форме содержатся в нервной системе — и, могли бы мы добавить, равным образом содержатся в латентной форме в структуре каждой ситуации, с которой сталкиваются представители этого вида. Идеи холономной организации хорошо со-

100

Сознание, мозг и организм

гласуются с представлением Гендлина об «ощущаемом смысле», где данное «чувство» понимания не имеет никаких различимых частей или компонентов, и в то же время может быть конкретно развернуто или выражено совершенно разными способами.

Первоначально свидетельства того, что нервная система действительно работает по холономному принципу, ограничивались совместным функционированием колонок нейронов зрительной коры в качестве «детекторов признаков» (Pribram, 1985). Однако в недавнем исследовании (Gray, Konig, Engel, and Singer, 1989) были обнаружены синхронные частоты электрической активности коры длительностью в несколько сотен миллисекунд в далеко отстоящих друг от друга колонках нейронов, что привело Прибрама (1991) и других (Barinaga, 1990) к предположению, что это могут быть объединяющие волны непосредственной осведомленности или избирательного внимания. Если бы были обнаружены синхронные частоты в различных ассоциативных областях, участвующих в восприятии, это могло бы быть нейрофизиологическим коррелятом избыточности зрения, слуха, осязания и обоняния, которую Гибсон (1966) положил в основу восприятия конкретной реальности. Такие данные или признаки, свидетельствующие об аналогичной синхронизации на более высоких уровнях функционирования коры, связанных с межмодальными трансляциями, которые, по мнению Гешвинда (1972), играют центральную роль в символическом познании, могли бы иллюстрировать синтезирующую деятельность холономных систем.

Хотя холономия, вполне возможно, показывает интересную согласованность между физической системой (мозгом) и способностью к широкому синтезу в текущем сознании, отметьте также и существование главной проблемы — которая справедлива и для рассматриваемых ниже коннекционистских моделей. По-прежнему совершенно неясно, каким образом такой физический процесс вообще мог бы порождать качественную природу непосредственного перцептуального осознания, если только, что кажется весьма вероятным, ее существование уже не было тайком введено с самого начала. Мы снова видим причинный «процесс», который собирает, организует и реорганизует «нечто», все равно остающееся вне любой количественной концептуальной сети. Конечно, любая демонстрация изоморфизма мозга, мира и сознания чрезвычайно важна,

Сознание как эмерджентное качество

101

поскольку помогает нам преодолевать разнообразные субъект-объектные дихотомии, которые так долго вводили нас в заблуждение, но она тем самым не «объясняет», что такое опыт. Чтобы разобраться в этом, нам нужно, вместе с Гибсоном, более внимательно присмотреться к восприятию и тому, что оно делает.

Коннекционизм

Описания неспецифических организационных и синтезирующих свойств нервных сетей, которые, казалось бы, предлагают наиболее точное отражение функций системы сознательной осведомленности, известны под разными названиями — коннекционизм (Smolensky, 1988), параллельный распределенный процессинг (Rumelhart, Smolensky, McCleland, and Hinton, 1986) и самоорганизующиеся (аутопоэтические) системы (Maturana & Varela, 1987; Varela, Thompson, and Rosch, 1991). Развитая система анатомических связей коры головного мозга человека соединяет между собой пятьдесят пять миллиардов нейронов, каждый из которых имеет десятки тысяч дендритных контактов с другими нейронами и генерирует в среднем сорок электрических импульсов в секунду (Ва-ars, 1988). Это, наряду с одновременной активацией далеко отстоящих друг от друга областей коры и подкорки, уже привело Доналда Хебба (Hebb, 1988) к модели «клеточных ансамблей», описывающей распределенную параллельную обработку данных и непрерывную реорганизацию нервных связей при восприятии и обучении. Коннекционизм добавил к этому математический аппарат, основанный на вероятностном исчислении, необходимом для представления жидкостных процессов термодинамики в терминах множественных аттракторов, репеллеров, пределов и седловых точек (Abraham & Shaw, 1985).

По контрасту с последовательными вычислениями традиционных теорий искусственного интеллекта (см. ниже), вычисления в параллельных системах основываются на волнах возбуждения и торможения, движущихся через нейроноподобные ячейки, которые соперничают и сотрудничают, усиливая и подавляя отдельные паттерны связности (Globus, 1992b). Подобная сеть, основанная на статистических свойствах динамики жидкости, способна «приходить» в кратковременные состояния максимальной «гармонии» с точки зрения «вынуждающих» или направляющих ее задач. Со-

102

Сознание, мозг и организм

гласно Глобасу, эти сети являются n-мерными, а их возможные «состояния» представляют собой совокупные паттерны взаимосвязанности, которые они могут «самоорганизовывать». Однако различные состояния будут иметь очень разные вероятности, в зависимости от нагрузок или «весов» в ключевых узлах взаимосвязанности, которые «настраивают» и вынуждают систему, что на психологическом языке соответствует мотивирующим побуждениям и предыдущему научению. Каждый узел потенциально конкурирует со всеми другими узлами. Состояния сети с высокой вычислительной энергией вводят окружающую систему в нестабильные пики, в то время как состояния с низкой или выровненной энергией образуют впадины, которые действуют как аттракторы. Дискретный входной сигнал создает в подобной системе «возмущения», которые «успокаиваются» в наиболее гармоничную доступную организацию — этот процесс соответствует различным психологическим состояниям восприятия, памяти и чувств. Помимо постоянно меняющихся ограничений, подобного рода система является спонтанно самоорганизующейся, а не следующей правилам. Последовательно структурированные правила и исполнительные программы, столь важные в описаниях традиционной когнитивной науки и теорий искусственного интеллекта, возникают как особые случаи закономерности в системе, которая всегда действует как единое целое. Ее последовательные синтезы распространяются через всю сеть, которая всегда доступна во всей полноте в любой ситуации.

Парадигма коннекционизма вызвала в современной когнитивной науке много обсуждений и критики. Как сторонники (Smolensky, 1988), так и критики (Fodor & Pylyshyn, 1988) указывают, что в качестве концептуальных и эмпирических единиц, «гармонии», «пики» и «впадины» находятся где-то между нейрофизиологией и функциональным когнитивизмом, причем связи в обоих направлениях достаточно спорны. Эти понятия являются пост-неврологическими, но «до-символическими» (Smolensky, 1988). Гордон Гло-бас (1992b) предлагает решение этого спора о том, ближе ли кон-некционизм к неврологии или к когнитивной науке, взамен высказывая гипотезу, что его поля связности, возможно, больше всего соответствуют эмерджентным свойствам самого сознания. «Гармонии», судя по. всему, особенно хорошо согласуются с такими геш-

Сознание как эмерджентное качество

103

тальт-принципами восприятия формы, как простота, равновесие и Pragnanz. Кроме того, «стабилизация» между «пиками» и «впадинами» поразительно напоминает использование Уильямом Джемсом метафоры течения и волн для базовой формы сознания. Действительно, во всех этих разговорах о гармониях, волнах возбуждения и возмущениях есть отчетливое эстетическое качество.

Гарднер (Gardner, 1985) высказал предположение, что параллельные сети коннекционизма можно было бы считать основой когнитивного бессознательного, а сознание — его избирательным последовательным выражением. Однако мы уже видели, что непосредственное сознание — особенно в его презентативном символическом аспекте — само является одновременным синтезом, и что отношение между сознательной и бессознательной организациями целиком зависит от символической системы соотнесения. Поистине, было бы иронией, если бы эта наиболее строгая из когнитиви-стских парадигм, которую оказалось так трудно связать как с неврологией, так и с функциональным когнитивизмом, действительно лучше всего подходила для отражения системы сознательной осведомленности, которой оказалось столь же трудно найти место в современной когнитивной теории.

Глобас (1989, 1990) развивает эту догадку, показывая, как различные характеристики сновидения можно понимать с точки зрения коннекционистских сетей при минимальном принуждении. Тенденция к сгущению и наложению образов в сновидении могла бы отражать нестабильные состояния высокой вычислительной энергии во время БДГ-сна, в то время как другой описанный Фрейдом основной процесс формирования сновидения — замещение — отражал бы внезапный переход от вычислительных сетей с высокой энергией к сетям с низкой энергией. Медитация основывалась бы на постепенной приостановке ограничений лингвистического внутреннего диалога, создающей возможность максимального выражения спонтанной самоорганизации. По мнению Глобаса, это подтверждается распространенностью в таких состояниях опыта абстрактных геометрических фигур, или мандал, который, возможно, дает саморефлексивную картину структурных тенденций в нервной сети в тот конкретный момент.

Конечно, разнообразные вещества, вызывающие психоделические и/или бредовые преобразования сознания, имеют близкое хи-

104

Сознание, мозг и организм

мическое сходство с различными эндогенными нейромедиаторами и модуляторами, которые возбуждают или тормозят синаптические соединения, в частности, серотонином, норэпинефрином, дофамином и ацетилхолином (Dowling, 1992; Kolb, 1990). Поэтому не исключено, что все преобразования сознания, что бы ни казалось их причиной, могут на определенном этапе опосредоваться изменениями этих эндогенных веществ. Судя по всему, эти изменения реально действуют на общую связность нервный сетей и вызывают как снижение ограничений, так и максимум спонтанной самоорганизации.

Если на время отвлечься от вопроса о том, «вызывают» ли нервные сети сознание или же «собирают» его, следует отметить, что коннекционизм в интерпретации Глобаса действительно глубоко созвучен феноменологиям сознания и его преобразований. Вопреки тому, как его интерпретировали его главные когнитивист-ские представители, коннекционизм предлагает интересное отражение способностей к непосредственному синтезу и интеграции, составляющих основу новых когнитивных психологии сознания. Это, в свою очередь, возможно, поможет объяснить проблемы, возникающие при установлении связей между принципами кон-некционизма и более конкретными нервными и когнитивными функциями. По мнению Глобаса, коннекционизм приближает нас к тем действующим в нервных сетях организационным принципам более высокого порядка, на основе которых, согласно концепции Сперри,возникает сознание.

Нелинейная динамика и теория хаоса

Глобас (1992b) и Уолтер Фримен (Freeman, 1991; Skarda & Freeman, 1987) исследовали потенциальную связь между непрерывной реорганизацией перцептуального и символического осознания и принципами коннекционизма, интерпретируя последний с точки зрения нелинейной динамики — так называемых моделей хаоса, появившихся одновременно во многих научных дисциплинах. В математике (Hofstadter, 1981), термодинамике (Abraham & Shaw, 1983), физике флуктуирующих систем, вроде погоды (Gleik, 1987), эмбриологии (Thom, 1975) и электроэнцефалографических исследованиях (Aihara & Matsumoto, 1986; Skarda & Freeman, 1987) ученые начали сосредоточиваться на том, как определенные кон-

Сознание как эмерджентное качество

105

станты формы, обнаруживающиеся на всех уровнях естественного мира — от галактик до водоворотов и морских раковин (Stevens, 1974) — самоорганизуются из, казалось бы, хаотичной или турбулентной среды. Обычно такая турбулентность, образованная пересечением движения множества потоков, создающих сложные интерференционные паттерны, считалась случайной — в традиционном или буквальном смысле «хаотичной». Однако теперь турбулентные системы можно описывать математически с помощью относительно простых уравнений, основанных на многократных итерациях и обратной связи.

Хотя турбулентные системы способны стабилизироваться в более основные спиральные и ветвящиеся структуры, обнаруживающиеся повсюду в природе, они обладают собственной организацией, основанной на кажущихся случайными, но на самом деле детерминистических паттернах, называемых «странными аттракторами». Хаос можно представлять уравнениями, которые отражают чувствительную зависимость от начальных условий, постоянную обратную связь и отношения взаимного сдерживания и принуждения. Уравнения, основанные на чувствительности к начальным условиям, были разработаны для компьютерного моделирования погодных явлений, где небольшие местные изменения могут иметь последствия в гораздо большем масштабе. Уравнения, основанные на взаимном сдерживании и принуждении, были использованы для предсказания регулярных, но внезапных колебаний соотношений численности хищников и жертв в животных популяциях.² К примерам странных аттракторов, определяющих турбулентные системы, относятся аттрактор Лоренца для соленоидных или торовых оснований воздушных потоков (Gleik, 1987) и фрактальные узоры Ман-дельброта (Mandelbrot, 1982), в которых две потоковые структуры, встречаясь друг с другом, образуют повторяющиеся масштабно-инвариантные геометрии, типичные для береговых линий, топографии гор, облаков, морозных узоров на окнах, а также ветвистых структур деревьев и, возможно, дендритов (Globus, 1992b). Если постоянные повторения очень простых процессов могут самоорганизоваться в столь сложные структуры, каковые, судя по всему, Действительно обнаруживаются на всех уровнях реальности, то Нелинейная динамика имеет существенное значение для понимания потенциальных связностей нервных сетей, которые основаны на

106

Сознание, мозг и организм

бесчисленных пересечениях нервных волокон и их электрохимических активациях. Аналогичным образом, модели хаоса можно применять к внезапным реорганизациям и нарушениям непрерывности в сложных социальных системах (Gregerson & Sailer, 1993).

Кроме того, теория хаоса предлагает начала науки структурного изоморфизма физической вселенной, сред обитания живых организмов, организации мозга и потоков и вихрей сознания, поскольку на всех этих уровнях реальности должны действовать одни и те же принципы самоорганизации (см. главы 6 и 13). Однако на данный момент есть несколько более конкретных следствий, которые возникают, когда мы пытаемся применять нелинейную динамику к нервным сетям, познавательной способности и сознанию. Странные аттракторы уже обнаружены в ЭЭГ-ритмах новой коры человека (Friedrich, Fuchs, and Haken, 1991), электрической активности обонятельных долей мозга кроликов (Freeman, 1991) и спонтанной импульсации аксона кальмара (Aihara & Matsumo-to, 1986). Как никак, видимая турбулентность ЭЭГ имеет свой собственный динамический паттерн, или «фазовое пространство». Учитывая их общую холономную организацию, имело бы большой смысл, если бы такую нелинейную динамику можно было найти в повторяющихся и постепенно меняющихся паттернах перцептуального потока в одной модальности, в избыточности многих модальностей восприятия в одной ситуации и в межмодальных резонансах, которые могут составлять основу символического познания.

Хотя Глобас (1992b) предложил нелинейную динамику в качестве основы коннекционистских когнитивных моделей. По-прежнему неясно, как нам перейти от этих «странных» геометрий, включая представления фрактальных свойств в ветвлении дендри-тов нейронов, к динамическому потоку качественного осознания. Разумеется, если одни и те же повторяющиеся организации возникают на всех уровнях природы, мы действительно имеем отношение сложного отражения или изоморфизма между внешне несопоставимыми категориями. Однако трудно понять, как одна из них становится привилегированным уровнем объяснения для других — даже хотя сегодня большинство когнитивистов стремились бы обосновывать сознание в мозге. Вместо этого мы имеем описательное обобщение, что многообразные уровни реальности, включая

Сознание как эмерджентное качество

107

восприятие и сознание, самоорганизуются примерно аналогичным образом.

С тем же успехом могло бы быть и так, что именно динамические потоковые свойства самого восприятия, основывающиеся на движении существ в меняющейся окружающей среде, определяют и формируют нелинейную организацию нервных связей. Тогда нервные сети могли бы локализовать свойства, которые представляют собой чувственную сторону живых форм, и служить их конкретным примером. Объясняют ли нервные сети восприятие, или же наоборот? Последняя точка зрения выглядит менее сомнительно «идеалистической», если помнить о том, что в эволюции и онтогенетическом развитии функции, как правило, появляются раньше устойчивых структур, которые обеспечивают их дальнейшую специализацию и способствуют их более комплексному развитию. Если на основе экстраполяции этого принципа считать, что в эволюции функция присутствует раньше, чем структура, которая ее локализует, то отсюда следует, что нервные сети участвуют в сборке и дифференциации сознания, но не обязательно в его создании. Нейрофизиология может не столько объяснять сознание, или восприятие, или мышление, сколько показывать, как они конкретизируются и всё больше развиваются. С этой точки зрения, нейронаука не объясняет те способности, на объяснение которых претендует. Скорее, они объясняют ее.

Варела, Томпсон и Рош (1991) сходным образом утверждают, что самоорганизующиеся коннекционистские сети должны реализоваться и вводиться в действие посредством перцептуально управляемых действий, которые не имеют «объяснения» на физиологическом уровне анализа. Опыт и действие должны быть несводимыми категориями подвижных организмов. В конце концов, потоки и погодные системы, хотя и напрашиваются на антропоморфизм, однако сами не являются сознательными. Нам может понадобиться узнать гораздо больше о восприятии как таковом, прежде чем мы будем знать, что делать с этими изоморфизмами.

Что ведет, когда мы подходим к сознанию с нелинейной динамикой взаимосвязанности и странными аттракторами? Удалось ли °бъяснить динамику, открытый поток сознания в количественных физических терминах? Или, возможно, в большей части современной науки произошло интригующее преображение, так что, после

108

Сознание, мозг и организм

нескольких сотен лет сосредоточения на линейном и неживом, мы теперь начинаем выискивать те физические свойства природы, которые фактически отражают форму нашего собственного существования?

Искусственный интеллект:

функции сознания как эмерджентные

качества рекурсивного вычисления

Основное направление исследований искусственного интеллекта (ИИ), основанное на последовательном численном моделировании когнитивных функций, всегда делилось в плане понимания природы и функции сознания. Для большинства исследователей ИИ сознание является чисто эпифеноменальным и, безусловно, не имеющим отношения к алгоритмическим вычислениям, на которых они моделируют разнообразные «экспертные системы». Однако для меньшинства сознание относится к функциям, которые можно было бы рассматривать как эмерджентные на достаточно сложных уровнях вычисления — и потому вовсе не обязательно считать специфическими для нервных систем. С этой точки зрения, исполнительные возможности, ассоциирующиеся с сознанием, представляют собой эмерджентные свойства любой вычислительной системы с достаточными уровнями рекурсивной самомодификации. Очень немногие (Hofstadter, 1979) не исключают возможности того, что достаточно сложная вычислительная система каким-то образом станет качественно сознательной или, по крайней мере, будет невозможно точно установить, произошло ли это с ней. Тот факт, что все такие самосоотносительные системы до сих пор находились в разумных существах, рассматривается как эволюционная и историческая случайность. Ирония состоит в том, что понятия холизма и эмерджентности, традиционно ассоциировавшиеся с виталистским, гештальтистским и системно-теоретическим подходами, используются в этой независимой субкультуре ИИ в поддержку «механистического» объяснения качественного сознания.

Основная догма идеологии ИИ состоит в том, что ум можно сравнить с компьютерной программой, функционирующей в аппаратной среде, которая может быть или цифровой, или нервной —

Сознание как эмерджентное качество

109

при этом мозг рассматривается как разновидность цифровой системы, основанной на бинарной структуре электрической активности нейронов. Филипп Джонсон-Лярд (Johnson-Laird, 1983, 1988) считает, что функциональные способности сознания к руководству и самосоотнесению должны быть присущи любой вычислительной системе более высокого порядка с исполнительным процессором, который имеет доступ к моделям самого себя и способность рекурсивно встраивать такие модели друг в друга. Хотя любая модель себя, которую бы имела такая система на логических основаниях, остается частичной и неполной, по мнению Джонсона-Лярда, здесь нет опасности бесконечного регресса, как в неком нарциссическом тупике зеркал, отражающих зеркала, поскольку любая вычислительная исполнительная функция имела бы ограниченную обрабатывающую способность. Кстати, с этим же моментом столкнулся Р. Д. Лэинг (Laing, 1970) в своей продуманно-рекурсивной феноменологии межличностного осознания.

Большинство подходов ИИ сочетают сильный вариант поведенческого функционализма с представлением о ненужности нейрофизиологии для теории ума и сознания. Исключение, разумеется, составляет современный коннекционизм, который пытается моделировать такую систему, как мозг, с точки зрения ее взаимосвязанности и параллельной обработки. Однако для основной традиции, берущей начало от Ньюэла и Саймона (см. Gardner, 1985), мозг — это просто одна из потенциально очень различно организованных систем, достаточно сложных,, чтобы иметь «ум», с точки зрения функциональной способности. Это привело к массе напыщенных восторгов в отношении злополучного «теста Тюринга» (Turing, 1950). Если компьютер на основе одного лишь своего внешнего функционального поведения может убедить скептического наблюдателя в том, что он обладает человеческим сознанием, значит, с точки зрения радикального бихевиоризма, подразумеваемого этой традици-^ей, он действительно им обладает. Согласно так называемой «сильной» версии ИИ, которую так эффективно критиковали Сирль (Searle, 1980) и другие, что теперь у нее мало сторонников, нечто вроде самосоотносительного сознания действительно должно возникать при достаточно сложной рекурсии. Согласно «слабому» ^Варианту, в принципе, возможно вычислительное моделирование Чего угодно, и сюда безусловно входило бы и сознание, если бы его

110

Сознание, мозг и организм

действительные исполнительные функции можно было достаточно точно описать. Проблема, разумеется, в том, что большая часть того, что «делает» сознание, является свободным, непредсказуемым и не определяется правилами.

Дуглас Хофштадтер (1979) попытался включить именно эти характеристики сознания в свою оценку вычислительных рекурсивных систем с точки зрения их потенциала к полной реорганизации и тому виду новизны, который традиционно считался областью самосоотносительного символического познания. По его мнению, достаточно сложные циклы обратной связи, в конце концов, должны начать подчиняться теореме Гёделя, с которой мы уже сталкивались на более качественном уровне, говоря о «вхождении в роль другого». По теореме Гёделя, любая система, которая ссылается на саму себя, будет также потенциально модифицировать себя вплоть до непредсказуемости в отношении ее завершения и согласованности. Это представление об ограничении само-описы-вающих систем обычно использовалось для опровержения той идеи, что самоосознанию принципиально возможно придать неизменную, формальную, вычислительную структуру (Lucas, 1961; Kugler, 1987). Тем не менее Хофштадтер логически прав, утверждая, что если бы вычислительная система, вероятно, к ярости программистов, которые пытались бы ее использовать, стала достаточно сложной для спонтанной «гёделизации», то ее свободные самоорганизации были бы, по меньшей мере, функциональными аналогами нашего рекомбинаторного осознания. Однако важно напоминать себе, что живым источником этого феномена и местом, откуда он был абстрагирован в математические вычисления Гёделя, является рекурсивный диалог между «я» и «объективным я», самостью и другим. Мы находим корни этой способности в невербальном, несистематическом зрительно-кинестетическом отражении между матерью и младенцем. Иными словами, она основана на самосоотносительно порождаемых паттернах телесно воплощенной первичной чувствительности.

Дэниэл Деннет (Dennet, 1991) сходным образом заменяет модель сознания, которую он называет «Картезианским театром» с приватным зрителем-гомункулусом, моделью «множественных эскизов» [multiple-draft], допускающей последовательный синтез осознания от момента к моменту, но не требующей никакого внут-

Сознание как эмерджентное качество

111

реннего исполнительного наблюдателя. Однако не исключено, что он тоже упускает из виду возможность того, что действительная множественность моментов сознания основывается на живом, воплощенном переходе в самосоотносительном осознании от одной роли к другой. Эти функции вообще допускают вычислительное моделирование только потому, что они уже непосредственно переживаются как сознательные.

Хофштадтер подходит к этой проблеме происхождения функций сознания более прямо, чем любой другой представитель традиции ИИ. Если разум, по аналогии с программным обеспечением, не зависит от аппаратной среды системы, по отношению к которой он эмерджентен, то он является «переносимым» — что по его терминологии означает, что он может быть реализован не только в нервной системе. По мнению Хофштадтера, это было бы так, если бы наша самосоотносительная способность была непосредственным эмерджентным свойством того, что он считает бинарной структурой электрической активности нейронов. Это поразительно священная догма традиции ИИ, восходящая к Маккаллоху и Питцу и их концепции нейронального логического исчисления (см. Gardner, 1985). Хофштадтер признает, что если символические познавательные способности в действительности основываются на «аппаратной среде» чувственного восприятия, а не на нейрональных переключениях, то они могут не быть столь легко переносимыми. Он признает, что его собственные, порождаемые компьютером случайные фразы хотя порой и имитируют непредсказуемость творчества, однако лишены именно «образности». Это, возможно, говорит о том, что мышление основано на качественных паттернах восприятия, что исключало бы модель Хофштадтера. Если «оборачивание назад» символического познания происходит не «на» нейро-нальные переключения, а «на» перцептуальные схемы, которые, в конечном счете, ощущаются, отсюда следует, что весь символизм имеет качественную основу. Ум не может спонтанно возникать из системы, неспособной чувствовать — независимо от ее рекурсивной сложности.

Недавняя попытка рассмотрения вопроса о соотношении мышления и восприятия с точки зрения ИИ принадлежит Рэю Джекен-Доффу (Jackendoff, 1987). Исходя из отчетов вюрцбургских интрос-пекционистов о мышлении как неосязаемом, лишенном образа

112

Сознание, мозг и организм

«знании, что», он предполагает, что центральный вычислительный уровень, на котором могли бы возникать подобные процессы, должен совершенно не зависеть от модальности восприятия; в ином случае, он не переживался бы как неощутимый. Поэтому в плане нейрофизиологической локализации он помещает мышление в «третичных» конвергентных зонах, соединяющих модально-специфичные ассоциативные области. В соответствии с этим, символические познавательные способности будут «нейтральными» или «общими» с точки зрения субъективных качеств, по контрасту с высокоспецифичными перцептуальными модулями для зрения, осязания-движения и слуха. Мышление было бы потенциально вычислительным именно потому, что оно не зависит от качественного восприятия. Однако модель Джекендоффа работает только для репрезентативного символизма, но не для презентативного символизма эстетики. Последняя, как мы видели, требует эмпирического погружения в ее качественные средства выражения. Вдобавок, Джекендофф упускает ту возможность, о которой будет идти речь в большей части последующего изложения, что переживания, возникающие как эмерджентные качества третичных конвергентных зон новой коры, являются не нейтральными или общими, а скорее специфически синестетическими и межмодальными — что придает символическому ощущаемому смыслу его неоспоримое и неописуемое «ощущение».

Вычислительные подходы к сознанию как эмерджентной синтезирующей способности сталкиваются с целым рядом затруднений. Вслед за Сирлем (Searle, 1980, 1992), мы могли бы сказать, что у компьютеров есть правила и синтаксис, но нет семантики — в прямую противоположность высшим обезьянам, обученным языку жестов (см. главу 5). Программы дают правила для манипулирования знаками, но даже когда такие манипуляции проходят тест Тю-ринга, весь трюк состоит в том, что только программист, но не программа, может приписывать порождаемым знакам какое-либо значение. Это можно выразить еще лучше путем сопоставления репрезентативного символизма, эксплицитно подчиняющегося правилам и использующего высокоавтоматизированные коды, с качественно ощущаемой многозначностью презентативного символизма. Создаваемые исследователями ИИ модели синтаксиса и познания, управляемого правилами, работают очень хорошо, по-

Сознание как эмерджентное качество

113

скольку в этих процессах используются высокостандартизованные коды. Но когда мы рассматриваем презентативную сторону символической познавательной способности, то видим, что эмпирическое погружение в выразительные средства едва ли поддается алгоритмическому описанию. Те, кто считает, что искусственный интеллект моделирует эмерджентные свойства сознания, полностью ошибаются. Компьютерные модели, возможно, отражают дальнейшую эволюцию полностью отдельного когнитивного бессознательного, но не имеют ничего общего с действительными функциями сознания. Иными словами, успехи искусственного интеллекта связаны с реализацией высокоавтоматизированных процессов, основанных на правилах — и даже с их дальнейшим развитием до уровней сложности, выходящих за пределы всего, что могли автоматизировать разумные существа. Решающим шагом в этом развитии было бы отделение систем, следующих правилам, от чувственных способностей, которым они в ином случае были подчинены и из которых они развивались в контексте организми-ческой эволюции.

Хьюберт Дрейфус (Dreyfus, 1982) привлекает внимание к родственному затруднению в проекте ИИ по созданию полной вычислительной науки разума. Вместе с Виттгенштейном (1953) и Хай-деггером (1927) мы можем понимать формальные замкнутые системы — допускающие алгоритмическое представление — как абстракции из обычного языка и нашего повседневного опыта мира. И значит проблема состоит в том, что эти последние не поддаются вычислению или замыканию в' формальную систему. Дрейфус вторит идеям Виттгенштейна об обычном языке,³ Хайдеггера — о Dasein, Баарса — об импликативном «контексте» текущего осознания, родственным представлениям Сирля (1992) о «подоплеке» и тому, что говорил Шютц (Schutz, 1962) о неизбежно имплицитном, не подвергаемом сомнению «здравом смысле», который непрерывно реорганизует себя с точки зрения требований текущей ситуации. Мы не можем в явном виде сформулировать такую подоплеку, а если попытаемся, то получим нечто вроде Dasein Хайдеггера — «правило» которого состоит в экзистенциальной открытости миру. Подразумеваемый здравый смысл невозможно полностью определить, поскольку приближение к такого рода формальной вычисли-Мости должно сразу же создавать у самосоотносительного, само-

114

Сознание, мозг и организм

описывающего, символизирующего существа новую подразумеваемую подоплеку понимания. Совершенно неясно, как с такого рода непрерывной реорганизацией могли бы справиться и недавно предложенные модели интерактивного, нерепрезентативного искусственного интеллекта (Preston, 1993). Как подчеркивают Дрейфус и Сирль, трудно представить подобную непрерывную перестройку контекста в качестве части любой вычислительной системы, тем самым не утратив самую сильную сторону формальных или экспертных систем, состоящую в их способности к поразительно сложным алгоритмам, основывающимся на правилах.

Сознание — это нечто «о» «мире» и «в» «мире». Сознание должно быть столь же открытым, как его первичная перцептуаль-ная осведомленность об этом мире и, в нас, диалогическая самоотнесенность, которая реорганизует такую непосредственную чувствительность. Мы ошибались бы, если бы вместе с Лэшли (Lashley, 1960) искали в любой феноменологии свидетельства бессознательных функций, синтезируемых в текущем осознании. Скорее, восприятие и окружающая среда, которую оно «воспринимает», лучше всего способны рассказать о самосоотносительном сознании, как «оборачивающемся назад» на это восприятие и реорганизующем его.

Джеймс Гибсон и экологический строй *: примат восприятия

Объемлющий зрительный ряд Гибсона

Традиционные психологические и философские подходы к познанию постулируют внутренние процессы или представления, которые каким-то образом «конструируют» наше сознание мира. Считается, что информация из внешнего мира «разбирается» би-

Английский термин «array» можно перевести как «ряд», «строй», «порядок», «матрица», «массив» и т. п. В книге «Экологический подход к зрительному восприятию», М.: Прогресс, 1988, используется термин «строй» (например, «световой строй», «объемлющий (ambient) строй» и т. п. В данной книге, в зависимости от контекста, будут использоваться термины «ряд», «строй» или «порядок». — Прим. пер.

Сознание как эмерджентное качество

115

нарными нейронными импульсами и затем снова собирается в центральной нервной системе. Наши мысли о восприятии, судя по всему, всегда склонялись к представлению об изолированном субъекте, который складывает реальность из мозаики количественных битов информации, применяя к ней рациональные категории пространства, времени и причинности.

Поэтому предложенное Джеймсом Гибсоном (1966, 1979) объяснение восприятия, как не связанного с умозаключениями и конструированием прямого «считывания» информации с непосредственной оптической конфигурации окружающего экологического строя, вызвало как восхищение, так и споры. Вопреки всей нашей эпистемологической традиции, Гибсон обратил внимание на сложность непосредственно предстающих периферическим чувствам оптических паттернов, которые образуют вокруг организма динамический поток градиентов и текстур — в особенности при движении. Гибсон критиковал традиционные «статичные» подходы к восприятию, в которых неподвижный наблюдатель является пассивным приемником внешней информации. Искусственное устранение движения из функционального восприятия приводит к тому, что лабораторные исследования восприятия имеют дело с чрезвычайно упрощенными видимостями «сейчас отсюда»; требуются сложные и неестественные стратегии умозаключения, чтобы на их основе составить представление об окружающем мире, который всегда показывает нам движение. По мнению Гибсона, большая часть интереса гештальт-психологии к восприятию формы отражает именно такую аналитическую или пиктографическую установку, тесно связанную с эстетическим очарованием «оптической структурой» как таковой. Это не то функциональное восприятие, которое позволяет нам активно ориентироваться в окружающей среде. Гибсон считает, что ничего не нужно снова собирать глубоко «внутри» чего бы то ни было, поскольку с самого начала не было никакой разборки. Вместо этого, коль скоро организм находится в Движении, окружающий порядок предоставляет нам сложно структурированную информацию.

Восприятие — это, прежде всего, вопрос навигации. Оно неотделимо от движения чувствующих существ через объемлющий или ^0кРУжающий их порядок. Возникающий в результате этого движе-^ния поток градиентов мимо организма позволяет ему извлекать

116

Сознание, мозг и организм

«инварианты» из специфической динамики изменения текстуры поверхностей, нарастания (наплыва) или уменьшения поверхностей и постоянно меняющегося перекрывания фона поверхностями, которые прибавляют или отнимают информацию. В этих сложных градиентах потока существуют — возможно, кто-то теперь предпочтет сказать «самоорганизуются» — определенные устойчивые конфигурации. Эти инварианты могут давать организму непосредственную, не требующую вывода информацию о том, что данный конкретный порядок «предоставляет» или допускает в качестве возможностей для движения созданию с данными конкретными размером, формой и скоростью. Хотя специфические особенности такого «объемлющего потока» будут различными для каждого вида, его принципы универсальны, поскольку основываются на наслоениях, наплывах и перекрываниях, создаваемых движением.

По мнению Гибсона, любое восприятие окружающего динамического порядка, или строя, одновременно и внутренне представляет собой проприоцепцию, или самовосприятие конкретного положения организма в этом строе. Иными словами, некоторый специфический поток наслоений, наплывов и перекрываний возможен только при столь же специфических положении и пути. По существу, строй всегда возвращает уникальное положение и телесную позу, из которых мог переживаться данный поток. Поэтому объемлющий экологический строй Гибсона исключает любую дихотомию субъекта и объекта. Он утверждает, что нет никакой информации о «там», которая одновременно не дает свое конкретное «здесь» как две фазы уникального соединения. Восприятие, действие и проприоцепция не являются разными функциями или альтернативами:

Оптическая информация, характеризующая себя, в том числе голову, тело, руки и кисти, сопровождает оптическую информацию, характеризующую окружающую среду. Оба эти источника информации сосуществуют. Один не мог бы существовать без другого... Дуализм наблюдателя и окружающей среды не обязателен. Информация для восприятия «здесь» относится к тому же типу, что и информация для восприятия «там», и от одного до другого пролегает непрерывная раскладка поверхностей. (Gibson, 1979, стр. 116.)

Сознание как эмерджентное качество

117

Отказ Гибсона отделять субъект от объекта, восприятие от действия, «возможности» от «осуществленное™» (Shaw & Turvey, 1981) ставит его объемлющий экологический строй рядом с аналогично понимаемым бытием-в-мире Хайдеггера — в качестве несводимых феноменов, не подлежащих аналитическому разложению. Организм и окружающая среда представляют собой уникально согласованное сочетание:

Взаимность животного и окружающей среды не следует из физики и физических наук. Фундаментальные понятия пространства, времени, материи и энергии не ведут естественным образом к представлению об организме и среде или о виде и его местообитании. Вместо этого они, по-видимому, ведут к представлению о животном как о чрезвычайно сложном объекте физического мира... Такой образ мышления оставляет без внимания тот факт, что животное-объект существует в особом окружении, что для живого объекта окружающая среда является внешней по-другому, чем множество объектов — внешними для физического объекта. (Gibson, 1979, стр. 8.)

Сходство с попыткой Хайдеггера охарактеризовать «бытие там» живых форм в мире просто поразительно.⁴

Говоря конкретнее, согласно представлениям Гибсона, каждое положение/путь движущегося существа создает специфический «зрительный конус», который раскрывается вперед из неопределенного горизонта и становится уникально дифференцированным по текстуре, когда сходится на организме — чья форма становится перекрывающим краем зрительного ряда (рис. 1). Гибсон описывает это как «текущую перспективу», «оболочку потока» или «семейство кривых, имеющее форму арбуза». Оболочка потока расширяется в направлении движения и сжимается в противоположном направлении, показывая организму и где он находится, и куда движется (рис. 2). Эта оболочка потока имеет форму непрерывно перестраивающейся воронки, открытой с обоих концов. Заметьте, что как горизонтальная открытость вперед, так и перекрывание потока позади движущегося существа всегда должны достигаться в принципе даже для животного, роющего нору под землей, поскольку земля перед ним сходным образом является неопределенной и открытой для более непосредственных определений, которые также

118

Сознание, мозг и организм

прекращаются сразу позади. Гибсон считает градиент «откуда-куда» внутренне присущим опыту всех живых организмов. Каждый паттерн потока будет иметь свою специфическую структуру «откуда-куда».

Рис. 1. Зрительный конус Гибсона. Из книги «Экологический подход к зрительному восприятию».

Это очень похоже на описание Хайдеггером нашего бытия как всегда «опережающего себя». Однако Хайдеггер считал такой «временный характер» специфичным для человеческого Dasein и нашего бытия в направлении более абстрактного неизвестного, принадлежащего будущему, тогда как по мнению Гибсона, градиент «откуда-куда», вытекающий из горизонтальной открытости, внутренне присущ объемлющему строю всех чувствующих существ. Временность встроена в любой объемлющий динамический порядок: «Предпринимаются попытки говорить о "сознательном" настоящем, или "правдоподобном" настоящем, или "временном охвате" восприятия настоящего, или охвате "непосредственной памяти", но все они основаны на том простом факте, что не суще-

Сознание как эмерджентное качество

119

ствует никакой разделительной линии между настоящим и прошлым, между восприятием и воспоминанием... На самом деле восприятие не имеет конца. Восприятие продолжается» (Gibson, 1979, стр. 253). Позднее я буду рассматривать следствия обнаружения этого ключевого аспекта Dasein в объемлющем строе всех чувствующих существ (см. главу 11). Безусловно, этот факт будет иметь существенное влияние на то, где нам, возможно, лучше всего искать постулированные Сперри «эмерджентные свойства» с точки зрения эволюции.

Рис. 2. Оболочка потока в оптическом строе Гибсона. Из книги «Экологический подход к зрительному восприятию».

Объемлющий экологический строй Гибсона, с его неразделимостью «там» и «здесь», кроме того, обеспечивает оригинальную ^ПеРЦептуальную матрицу для того само-отнесения, которое часто считается специфическим для человеческого символического познания и сознания. Если опыт непосредственного физического положения организма и течение объемлющего строя с необходимостью являются совместно данными и совместно определяемыми, то

120

Сознание, мозг и организм

слегка видоизменяя терминологию Мида, можно сказать, что все подвижные воспринимающие организмы «занимают положение, отражаемое окружающим другим». Отражающие игры матери и младенца, в которых мы находили первое проявление «вхождения в роль другого» по Миду, также служат примером исключительно перцептуального соединения «здесь» и «там» по Гибсону, поскольку младенец находит в отражающем лице матери именно свое собственное лицо. Мы можем с определенностью говорить, что символическое познание повторно утилизирует и перестраивает структуры восприятия, но матрица для его самосоотносительной организации, по-видимому, находится в объемлющем строе Гибсона.

Мы даже, кажется, находим в этом строе и его горизонтальной открытости матрицу для непознаваемого «я» Мида, «обхода самости» Юнга и «вычеркивания субъекта» Лакана — которые все справедливо понимаются на человеческом уровне как необходимые последствия символического само-отнесения. В то же время в той степени, в которой чувствующее подвижное существо всегда ориентировано, среди всего прочего, на горизонтальную открытость, как источник градиента потока и потенциальную причину любого появления неожиданного, его «позиция» должна на каком-то уровне отражать и эту открытость. У любого существа должна быть перцептуальная готовность к внезапным реорганизациям мира, которых всегда можно ожидать. Подобно тому как более детальные текстуры и поверхности объемлющего строя «дают» организму его конкретное местоположение с точки зрения специфической оболочки потока, так и горизонтальная открытость вперед, во всей ее неопределенности, дает в обмен соответствующие открытость и готовность. Эта готовность перед лицом неопределенного горизонта, как минимум, аналогична сформулированному Хайдеггером понятию специфически человеческой «заботы», порождаемой открытостью времени впереди. Опять же, горизонтальная открытость должна быть исходной матрицей, повторная утилизация которой на уровне символического познания создает нашу ориентацию в направлении более абстрактного неизвестного. Все чувствующие существа ориентированы на неожиданное, готовы к тому, что будет следующим, и это, судя по всему, обусловлено тем, что горизонт всегда открывается вперед.

Сознание как эмерджентное качество

121

Две системы восприятия:

«непосредственное восприятие» по Гибсону

и «распознавание»

Очень много споров породило утверждение Гибсона о том, что восприятие всегда бывает «прямым», непосредственно данным зрительным рядом, и потому не имеет никаких предварительных микрогенетических фаз организации или отдельных подпроцессов, посвященных таким измерениям, как размер, форма и движение (Ullman, 1980). Представление о том, что восприятие образовано компонентами, которые претерпевают определенный процесс конструирования, составляет основу традиционных теорий восприятия. Однако представляется, что Гибсон понимает под восприятием нечто совершенно иное, нежели то, о чем идет речь в традиции гештальта, модели «бессознательного вывода» Ирвина Рока (Rock, 1983), микрогенетических теориях и большинстве подходов с точки зрения нервных сетей. Ульрик Найссер (Neisser, 1989, 1991) и другие (Leibowitz & Post, 1982) помогли прояснить этот вопрос, предположив, что мы проводим в восприятии различие между двумя системами: «прямым восприятием» Гибсона, которое определяет «где» мы находимся по отношению к навигационным возможностям, допускаемым объемлющим строем, и способностью «распознавания» для выявления в этом строе разнообразных потенциально значимых «что». Исследования обезьян с экспериментальными повреждениями мозга (Mishkin, Ungerleider, and Macko, 1983) позволяют предполагать, что эти системы могут использовать разные проводящие пути коры — таламическую проекцию для распознавания и верхний зрительный бугор для прямого восприятия.

Прямое восприятие действует посредством асимметрии, так как для продолжения ориентации в движении и избегания столкновений симметрично наплывающие поверхности должны преобразовываться обратно в асимметричный поток. С другой стороны, Распознавание — по крайней мере его аспект, требующий базовых способностей к памяти и предвидению, имеющихся у всех мини-^мально сложных организмов — нуждается в «статичном» и симметричном. Оно основано на абстракции из текущего строя готовых паттернов, вроде двумерной формы ястреба, на которую так

122

Сознание, мозг и организм

сильно реагируют кролики и куры. По словам Найссера (1989), для того чтобы распознать что-либо, нам нужно, чтобы оно было неподвижным. Вращение препятствует распознаванию — например, постепенная адаптация к переворачивающим призмам позволяет испытуемым управлять автомобилем (прямое восприятие), но не читать номерные знаки. Поведение приближения, вызванное распознаванием, основанным на потребности, ведет к симметричному увеличению таких абстрагируемых форм, тогда как избегание требует в равной степени симметричного уменьшения для достижения конечного избавления.

Наконец, в соответствии с утверждением Гибсона о непригодности тахистоскопа для изучения прямого восприятия, система распознавания должна быть способна ориентироваться на информацию, предстающую короткими вспышками — как мы на мгновенье видим отдаленные объекты, идя через густой лес. При таких обстоятельствах тахистоскоп вряд ли может быть чуждым тому, как действует распознавание в природном мире, по контрасту с его непригодностью для изучения навигационного потока. Представляется невозможным считать одну из этих систем эволюционно первичной, а другую — производной от нее. Столь же трудно вообразить существо, ориентирующееся в объемлющем строе, в котором оно не «распознает» избранные паттерны в качестве особо важных, как и распознающее существо, движущееся в окружающей среде, к которой оно в других отношениях бесчувственно. Подвижные создания должны как ориентироваться в среде, так и выявлять значимые паттерны.

Судя по всему, большую часть «восприятия формы» в модели Рока (1983) следует относить к тому, что Найссер называет «распознаванием», и не путать с основой прямого восприятия, которое должно оставаться, как и предполагал Гибсон, навигацией в окружающей среде. Большая часть того, что Гибсон описывает в качестве прямого восприятия, происходит на периферии зрения (Магг, 1982), в том, что гештальтисты называют «фоном». Именно прямое восприятие позволяет нам находить путь через загроможденную комнату, при этом читая книгу (Leibowitz & Post, 1982). Все те феномены, которые Рок исследует в качестве свидетельств участия когнитивного вывода в восприятии, например, обратимые и неоднозначные фигуры, иллюзорные очертания и гештальт-принципЫ

Сознание как эмерджентное качество

123

восприятия формы связаны с тем, что Гибсон называет «пиктографическим» отношением к абстрагируемым свойствам оптической структуры, которое он тщательно отделяет от навигационных требований прямого восприятия.

Предложенная Роком модель «разумоподобных» операций, связанных с достраиванием формы, восприятием кажущегося движения и суждениями о постоянстве размера, наряду с его уступкой в отношении того, что в восприятии более простых организмов, возможно, в большей степени участвуют «некогнитивные» процессы, упускает из виду более правдоподобное эволюционное воззрение, что именно разум возникает из повторной утилизации и реорганизации процессов, вовлеченных как в прямое восприятие, так и в распознавание, а не наоборот. Как мы уже видели (глава 2), отдельное проявление процессов, относящихся к размеру (движения расширения и сокращения), форме (геометризации) и движению (выразительная динамика), как в тахистоскопических феноменах (Shilder, 1942), так и в психоделических переживаниях (Kluver, 19j66), позволяет предполагать, что эти эффекты имеют большее отношение к перцептуальным перестройкам, вовлеченным в символическое познание, нежели к любой из систем первичного восприятия.

Сознание и мир у Гибсона, Хайдеггера и Лейбница

Предложенная Гибсоном концепция прямого восприятия как чувствительного резонанса с потоком объемлющего строя, определяющего собственное положение воспринимающего организма, представляется неясной без непосредственного, нерефлексивного сознания, которое Нэтсоулс (1983) называет первичным осознанием, или первичной осведомленностью, с ее собственной неотделимостью от интенциональности и «специфики» осознающего бытия. Такая первичная осведомленность должна существовать в двух формах: как более избирательная и последовательная распознающая осведомленность и как более периферическое «течение», связь которого с фоновым сознанием сразу же становится ясной, когда мы пытаемся двигаться в незнакомой обстановке с закрытыми глазами. Нам нет нужды добавлять чувствительность или первичную осведомленность к «прямому восприятию» Гибсона, поскольку она ему у_же внутренне присуща и предполагается заранее.

124

Сознание, мозг и организм

Так как считывание информации с объемлющего строя при функциональной навигации происходит «напрямую», восприятие является первичным и несводимым. Его нельзя объяснить вычислениями в нервных сетях, поскольку каждое существо, движущееся в объемлющем строе, будет чувствительным к этому строю и будет иллюстрировать основные принципы Гибсона, независимо от того, имеет ли оно нервную сеть (см. главу 5 о поведении простейших). Безусловно, эволюционная дифференциация и организация нервных сетей позволяет организму становиться все более приспособленным к более сложным и отдаленным градиентам потока, поверхности и текстуры. Кроме того, она позволяет проводить все большее различение между размерностями множественных модальностей восприятия. Карл Прибрам (1991) — возможно, единственный крупный нейрофизиолог, который принимает вызов Гибсона. Он показывает, каким образом холономные нервные сети могли бы превращать гибсоновские градиенты потока в распределенные компоненты преобразования Фурье посредством недавно открытых дендро-дендритных связей, которые бы создавали рецептивные нервные поля, действующие независимо от специфической импульсной активности аксонов. Такие повторяющиеся преобразования и распределения перспективы потока могли бы обеспечивать реализацию процесса резонанса, описанного Гибсоном. Соответственно, более локализованное «вертикальное» извлечение отдельных характеристик объекта, таких как краевые и цветовые свойства, а также свойства движения, было бы частью системы первичного распознавания и ее действия в виде быстрых последовательных «импульсов». Предложенные Прибрамом рецептивные поля нейронных сетей не столько объясняют прямое восприятие, сколько обеспечивают возможность его все большей дифференциации, организации и автоматизации.

Объемлющий строй Гибсона может быть потенциальным источником специфически человеческой структуры бытия-в-мире, о которой писал Хайдеггер; для этого потребуется некоторое видоизменение основных исходных положений Хайдеггера (см. главу 11). Оба мыслителя предполагают одно и то же со-определение окружающей среды и чувствующего существа, одну и ту же структуру «откуда-куда», вытекающую из горизонтальной открытости, и, как следствие, то же самое «вычеркивание» основной позиции орга-

Сознание как эмерджентное качество

125

низма с точки зрения его готовности и открытости к «нескрытому» грядущему. Если, как утверждали Найссер (1976) и Бартлетт (1932), самосоотносительные символические познавательные способности основываются на реорганизации и рекомбинации процессов восприятия, то можно было бы ожидать, что гибсоновская динамика потока снова появляется в качестве организующей матрицы для высших умственных процессов. Конечно, эта перцептуальная основа символического познания должна быть более всего заметна в презентативных состояниях, и мы позднее будем находить ключевые аспекты гибсоновского строя в медитативных постижениях открытости всего опыта (главы 10 и 11).

В противовес традиционным представлениям о частном характере сознания, важно отметить, что гибсоновское «течение» в принципе является разделяемым, не только между символизирующими личностями, но и между видами, поскольку основное определение слоистости, наплыва и перекрывания должно быть применимо ко всем движущимся организмам. Глобальные физические инварианты, которыми могут руководствоваться в своей навигации движущиеся существа, включают в себя, вдобавок к горизонту, направление силы тяжести, градиент текстуры земной поверхности и меняющиеся узоры теней, возникающие в результате движения солнца (Shaw & Mclntyre, 1974). Они присутствовали на протяжении всей эволюции. Разумеется, имеются глубокие различия в результирующих оболочках потока, в зависимости от размеров и маневренности существа и того, живет ли оно в основном на земле, под землей, в воде или в воздухе, не говоря уже о различно организованных системах потребностей, которые будут настраивать организмы на разные аспекты их объемлющего строя. Из-за всего этого, в соответствии с утверждением Нэйджела (1974), невозможно знать, каково это — быть летучей мышью, что составляет «специфику» этого чувствующего существа. Но звуковой локатор летучей мыши Реагирует на те же самые свойства потока, перекрывания и наплыва, которые характеризуют зрительный ряд. Первичная осведомленность, несомненно, является разделяемой с точки зрения ее организующих принципов, как самого фундаментального уровня ее «специфики». Нерефлексивное перцептуальное сознание — это «созна-^ние с», принципиально «не-частное» сознание, на отсутствии которого настаивала большая часть западной философии и психологии.

126

Сознание, мозг и организм

Следствия гибсоновского анализа объемлющего экологического строя свидетельствуют против кантианских исходных допущений большей части современной психологии, согласно которым ум конструирует мир на основе репрезентативных категорий. Вместо этого точка зрения Гибсона полностью соответствует традиции, идущей от Лейбница (см. также Weimer, 1982). Лейбниц считал, что разум и вселенная организованы на основе общих движущих сил или начал, которые образуют предустановленную гармонию — в более средневековом, нежели современном понимании. У Гибсона действующее начало (Shaw, Turvey, and Mace, 1982) — это тоже принцип объединений, в которых «здесь» отражает «там», и каждый видоспецифичный объемлющий строй отражает общие принципы динамического течения в физической окружающей среде.⁶В этом смысле, современный интерес к константам формы и нелинейной динамике, проявляющимся на всех уровнях физической реальности, включая восприятие и нервные сети, глубоко созвучен идеям Лейбница.

Для Лейбница (1898, 1951) фундаментальными единицами реальности были монады, как нечто не подлежащее дальнейшему анализу, в отличие от физических атомов. Монады характеризовались «восприятием» и «аппетитом», или влечением. Их лучше всего иллюстрирует осведомленность животных (прямое восприятие Гибсона), которых Лейбниц называл живыми зеркалами вселенной. Бесконечное множество вселенных, образованных восприятиями каждого живого вида, существует в предустановленной гармонии, основанной на общих организационных формах. Человеческие существа представляют собой «само-сознающие» монады, в то время как «простые» монады иногда характеризуются как природные силы, «аналогичные» желанию и влечению, которые Лейбниц иллюстрирует ссылками на действующие начала огня и воздушных потоков.⁷ Именно такие физические процессы открытое Лейбницем «исчисление бесконечно малых» делало потенциально доступными для количественного представления в термодинамике, а теперь в нелинейной динамике. С современной точки зрения, весьма разумно выбирать в качестве фундаментальной единицы анализа «восприятие» или «чувственный мир жизни». Придание восприятию статуса фундаментальной эпистемологической и онтологической категории выдвигает на первый план ту точку зрения, что вся «ре'

Сознание как эмерджентное качество

127

альность» должна, в первую очередь, познаваться живыми существами — как считал Хайдеггер, который видел в Dasein дальнейшее развитие Монады (Heidegger, 1928). В самом деле если основной интерес сосредоточивается на самоорганизующихся динамических системах в природе, их вполне могут лучше всего представлять живые формы.

Помимо Dasein Хайдеггера и объемлющего экологического строя Гибсона, монады Лейбница представляют собой еще одну главную точку в истории западной мысли — от досократиков до Хайдеггера, — где сознание по своей сути приспособлено к окружающей его динамике, а также ко всем собственным проявлениям в многообразных видах. В этой мысли дихотомии субъекта и объекта, разума—тела и сознания—мозга оказываются чисто производными. Они представляют собой вторичные и даже извращенные последствия социокультурного кризиса и личного отчуждения.

4 СОЗНАНИЕ КАК ЛОКАЛИЗОВАННОЕ: НЕРВНЫЕ ЗОНЫ КОНВЕРГЕНЦИИ И СИСТЕМА СОЗНАТЕЛЬНОЙ ОСВЕДОМЛЕННОСТИ

Локализация функции*, объяснение или конкретное воплощение?

Даже если мы делаем вывод, что сознание представляет собой эмерджентное свойство нервной связности, скоро становится ясно, что в определенных областях сложной нервной системы плотность взаимосвязей особенно велика. Эти «зоны конвергенции» становятся очевидными кандидатами для любой более конкретной мозговой локализации сознания, особенно в отношении его способности к непосредственному синтезу. Прежде чем рассматривать возможные варианты такой локализации в различных зонах, важно уяснить, что могут и чего не могут объяснить такие попытки. Я уже подчеркивал, что и в эволюции, и в онтогенетическом развитии нервной системы зарождающиеся функции, судя по всему, присутствуют еще до появления специализированных нервных и сенсорных областей, в которых они будут локализованы. Например, хотя ухо дельфина устроено так, что оно способствует триангуляционному определению местонахождения источников звука под водой, у ныряльщиков-людей постепенно развивается более грубая форма такой чувствительности, несмотря на отсутствие соответствующий анатомии (McNulty, 1967). Нахождение в нервной системе позвоночных особых зон конвергенции, высокая внутренняя связность которых, возможно, «воплощает» синтезирующие функции сознания, еще не позволяет делать вывод об

Сознание как локализованное

129

отсутствии разумности у более простых организмов. Возможно, сама простота их организации и поведения не требует такого рода специализации.

Многие теоретики пытались выводить возникновение сознания в эволюции из наличия достаточно сложных нервных структур. Однако такие претензии на локализацию могут в большей степени отражать конкретизацию уже имеющихся функций, чем объяснение столь фундаментальной способности, как чувствительная навигация организма в объемлющем строе. Конечно, может быть и так, что физиолого-химические «следы», оставленные последовательной дифференциацией функций в качестве локализованных во все более и более сложных нервных сетях, способны очень многое рассказать о самих функциях. Если структура не всегда объясняет функцию, то она в любом случае ее отражает. Нельзя сказать, что сегодняшнее восхищение подлинными прорывами в нейронауке ничем не оправдано, однако всегда должен оставаться вопрос, объясняют ли эти физиологические процессы то, что делают организмы в своем активном приспособлении к окружающей среде, или же сами объясняются этим. В следующей главе я буду более конкретно рассматривать вопрос о том, какие формы поведения организмов могут быть способны что-либо сказать нам о чувствительности/разумности и ее многочисленных уровнях.

В последние годы среди тех, кто стремится найти нервную локализацию, если не обязательно объяснение сознания, было много споров относительно того, должно ли быть сознание, реализованное в нервной системе, единичным или множественным. Следует ли считать самой важной одну из множества зон конвергенции или даже холономного наложения, предложенных в качестве мест локализации сознания? Или они действуют вместе как единая, множественно распределенная синтезирующая система? С одной стороны, есть те, кто постулируют единичную систему сознания, хотя и не без некоторых споров относительно главной зоны конвергенции. Например, Шактер (1989) и Даймонд (Dimond, 1976) помещают такого рода систему в теменной доле правого полушария, в то ^время как Баарс (1988) и Пенфилд (1975) сосредоточиваются на ^таламо-ретикулярной системе ствола мозга. Затем есть такие, как Кингсборн (Kingsbourne, 1988), Гольдман-Ракич (Goldman-Rakic,

природе сознания

130

Сознание, мозг и организм

1988) и Дамасио (Damasio, 1989), которые, основываясь как раз на этих разногласиях, считают, что таламо-ретикулярная система, лимбическая система (с ее височными и лобными связями), лобные доли и теменные области как правого, так и левого полушария, образуют отдельные системы первичной чувствительности, которые могут объединяться двусторонними взаимными связями в меняющееся, множественно определяемое поле осознания. Дамасио предполагает, что нет никакой необходимости выбирать из них какую-то одну область, поскольку они могут функционировать как единая система, основанная на синхронной ритмичной электрохимической активности.

Мы будем конкретно рассматривать три зоны конвергенции, которые все связаны с полимодальной интеграцией, но на очень различных организационных и, потенциально, эволюционных уровнях. Во-первых, имеется общее для всех позвоночных схождение прямых связей от периферических органов чувств в ретикулярной формации верхней части ствола мозга. Эта область также включает в себя ориентировочную реакцию на новизну и более специфические таламические проекции к ассоциативным областям новой коры (Moruzzi & Magoun, 1949; Penfield, 1975). Предложенное Гиб-соном понятие о «дублировании» информации от различных модальностей восприятия, предположительно опосредуемом верхним зрительным бугром среднего мозга (Stein & Meredith, 1993), также относится к этой общей системе сенсорного наложения. Во-вторых, есть более специфичная для млекопитающих область гиппокампа и миндалины в лимбической системе, связанная со способностью к образной памяти и координацией разных модальностей при ассоциативном научении под влиянием подкрепления. У людей такие способности организованы в форме эпизодической или автобиографической памяти, которая утрачивается при повреждении этих областей переднего мозга (Tulving, 1983). В-третьих, мы рассмотрим «третичные» области новой коры, особенно в правом полушарии, которые вовлечены в интеграцию и реорганизацию различных модальностей восприятия. Гешвинд (1965), Лурия (1973) и Шак-тер (1989) придают этим областям фундаментальное значение для символических познавательных способностей и самоосознания. Вдобавок, нам будет нужно рассмотреть сопутствующий спор с теми, кто настаивает на локализации человеческой самосоотноси-

Сознание как локализованное

131

тельной способности исключительно в левом полушарии и в качестве аспекта языка (Gazzaniga, 1988).

Споры о том, какая из этих областей может быть самой главной в системе сознательной осведомленности, судя по всему, зависят от того, считают ли более фундаментальной и всеобъемлющей способностью восприятие, память и научение, или же мышление. Я уже высказывал предположение, что восприятие в обоих его аспектах — прямом и распознающем — представляет собой способность организма, наиболее явно требующую первичного осознания. Память связана с абстрагированием значимых намеков и ассоциаций из распознающего восприятия, постепенно все более развиваясь как способность к запоминанию и предвидению. Мышление должно отражать более радикальную реорганизацию и рекомбинацию перцептуальных процессов. Мы могли бы сказать, что сознание сперва присутствует в непосредственном восприятии, в качестве повышения как общей, так и модально-специфичной чувствительности к непосредственному окружению. Его область действия значительно расширяется образностью предвидения и вспоминания, _ в затем оно радикально преобразуется с появлением символического самоотнесения и «схематической реорганизации».

С учетом этого, представляется ясным, что самосоотносительная символическая способность, вдобавок, будет преобразовывать память в нечто более конструктивно автобиографическое, а также приводить к тому, что реакция на новизну, основанная на структурах ствола мозга, будет все более вовлекаться в задачи, связанные с воображением и языком. Иными словами, хотя можно прослеживать базовые формы осознания в более высоких, более сложных формах, эти более интегративные уровни будут, в свою очередь, реорганизовывать и преобразовывать низшие уровни той же самой функции. Поистине, будет трудно отделить ложные проекции символической способности на наше понимание более простых форм памяти и восприятия от столь же ошибочного сведения эмерджентного самосоотносительного сознания к его более простым корням. Нам предстоит найти богатые иллюстрации этой дилеммы.

132

Сознание, мозг и организм

Дата добавления: 2019-02-13; просмотров: 230; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!