Зеленоглазый мальчик оказывается там, и пространство достаточно велико для девочки.
– Ты продолжаешь возвращаться сюда, – шепчет он, страшная печаль сквозит в его голосе. – После всех этих лет.
– Я была здесь в безопасности, – шепчет девочка.
– А какова реальная причина? – спрашивает мальчик, и когда он смотрит на нее, она понимает, что не сможет солгать.
– Здесь, – отвечает девочка, – я не одна.
Мальчик берет ее за руку, и девочка замечает, как их пальцы переплетаются, как будто они предназначены для этого.
– Я думал, ты должна быть храброй.
– Я не настолько храбра, чтобы умирать в одиночестве.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
ДЖУБИЛИ
Я ЖЕСТАМИ ПРЕДУПРЕЖДАЮ УЧЕНОГО, чтобы тот молчал, но он слишком занят, пытаясь спрятаться под одну из консолей, будто это поможет ему спастись от нас. Я приближаюсь к двери и прижимаю ухо – особо ничего не слышу, никаких несущихся охранников, ничего, чтобы звучало, как ответ на тревогу, которая снова умолкла. Как будто это место заброшено.
Шепоты окружают меня, создавая впечатление, что я стою в шторме, но воздух остается совершенно неподвижным. И я знаю, что это такое. Сглатывая металлический привкус крови во рту, у меня остается время только на то, чтобы взглянуть на руки в поисках дрожи, которая как я знаю, приближается. Только рука у меня крепкая, а легкая дрожь – это от паники.
Прежде чем я успеваю понять, что происходит, стон позади меня разбивает мне сердце. О Боже, нет.
Я разворачиваюсь, чтобы обнаружить бедное лицо Флинна с взглядом, устремленным в пол, опирающегося одной рукой на консоль.
|
|
|
– Джубили… – он еле выговаривает мое имя, как будто находится на последнем издыхании.
Я бросаюсь к нему, будто прикосновение к Флинну может изгнать внезапное острие страха, ползущее по позвоночнику.
– Говори со мной!
Но он не успевает ответить, он откидывается на стену, и на мгновение его голова поднимается достаточно, чтобы я увидела его взгляд с расширенными от ужаса глазами, когда он борется с тем, что с ним происходит.
– Нет… нет, я не могу… – Сердце разрывается, и с ним страх держит меня в заложниках, и я, шатаясь, делаю шаг к нему.
Это должна была быть я.
Я проглатываю страх.
– Мы выберемся отсюда. – Будь прокляты шепоты… судьба Эйвона проклята. Я не могу смотреть, как душа Флинна, его сердце исчезают передо мной.
– Вообще‑то, это не так. – Я почти забыла про ученого, доктора Кармоди, который сидит на полу. Я поворачиваюсь, чтобы схватить его и замираю.
Он держит направленный на меня пистолет, должно быть, оно было спрятано под консолью. Я должна была следить за ним, мне следовало связать его. Я должна была дать Флинну… я задыхаюсь, не в состоянии сосредоточиться на пистолете этого человека. Все, что я вижу, это Флинн, наполовину свернувшийся рядом с консолью, пытающийся бороться с шепотами.
|
|
|
– Отлично! – рявкаю я на Кармоди, поднимая руки. – Арестуй меня, пристрели, мне все равно. Только позволь мне помочь ему… – я делаю шаг в сторону Флинна, но Кармоди нажимает на переключатель сбоку пистолета. Шепоты жужжат в ушах, и я снова останавливаюсь.
– Ты не можешь ему помочь, – отвечает Кармоди, мельком посмотрев на Флинна, чтобы потом впиться в меня глазами. – Он уже покинул эту жизнь.
Я открываю рот, пытаясь найти слова, чтобы опровергнуть то, что он сказал. Но прежде, чем я это делаю, Флинн движется. Он быстр, так молниеносен, что глаза едва успевают следовать за ним. Он несется к Кармоди, хватает его за руку и дергает ее. Пистолет стреляет, и он не лазерный, оставляя дымящуюся дыру в потолке. Ошметки потолка падают на пол. Прежде чем я успеваю сделать шаг, чтобы помочь ему, другая рука Флинна обхватывает сзади шею Кармоди и ударяет его с отвратительным хрустом головой об консоль. Он не останавливается и снова ударяет ученого, снова и снова, пока кровь не покрывает консоль, пока я не начинаю кричать, все еще неподвижно стоя на месте.
Флинн… мне только виден его профиль, отпускает мертвеца и позволяет телу упасть на пол.
|
|
|
Все это произошло в течение пары ударов сердца, так быстро, что я не успела вздохнуть. Пятна витают перед моими глазами, мне не хватает воздуха.
– Ф‑Флинн?
Ему требуется вечность, чтобы повернуться, за которую я тысячу раз представляю его с обычной, нахальной улыбкой, и глубиной его зеленых глаз. Он будет стоять, как будто ничего не изменилось, он скажет мне, что научился самообороне от меня, он повернется и посмотрит на меня, и он будет цельным.
Но вместо этого у стоящего в нескольких футах от меня парня пустое лицо, зеленые глаза угасли. В них нет ничего, кроме черного стекла, отражающего мое собственное лицо.
– Нет, – говорит он спокойным, собранным голосом. На его шее и подбородке пятна крови Кармоди. – Больше нет.
Я замираю, не в состоянии двинуться, не в состоянии дышать, когда он нагибается, что забрать пистолет из обмякшей руки Кармоди. Он осматривает его, не утруждаясь приглядывать за мной. Когда он поднимает глаза, в его лице нет ничего, кроме абсолютного спокойствия.
– Это должна была быть я, – шепчу я.
– Ты нужна нам, – отвечают штуки в мозгу Флинна. – Мы считаем тебя лучшим вариантом.
|
|
|
Ноги дрожат – от гнева, от страха, от истощения – и я упираюсь рукой в стену для поддержки.
– Что Лару хочет от меня?
Штука‑Флинн вежливо кланяется мне.
– Ты спрашиваешь о том, кто удерживает нас? – Его голова медленно наклоняется на бок, явно насмехаясь, изображая вдумчивый интерес, пока не останавливается под странным, неестественным углом. – Мы больше не действуем по его приказу.
Дыхание в ответ на эти слова перехватывает коротким, безумным мерцанием надежды, но затем сердце падает, когда ствол пистолета переводится на меня.
– Мы больше не действуем по чьему‑либо приказу. Мы видели, что такое человечество: его невозможно спасти. – В голосе нет насилия, нет ненависти; спокойствие в нем более ужасающе, чем если бы он пришел ко мне, крича и извергая угрозы. Он указывает пистолетом в сторону двери, отталкивая тело Кармоди одной ногой, чтобы расчистить себе путь. – И ты будешь той, кто освободит нас.
Рука опускается на пустое место, когда она автоматически ищет пистолет, которого больше нет. Я спиной делаю шаг к двери, не отрывая глаз от Флинна. От того, что раньше было Флинном.
Не думай, не раскисай. Просто продолжай двигаться.
– Ты не понимаешь, – говорю я, когда его глаза следят за мной. – Мы тоже хотим остановить Лару. Мы не такие как он.
– Вы все такие как он.
Я хватаюсь за ручку позади себя, но пока не поворачиваю ее. Существо держит дистанцию, слишком умное, чтобы подойти достаточно близко ко мне, не давая мне возможность отобрать у него пистолет. Флинна я могла бы разоружить и вырубить. Но увидев, что он сделал с Кармоди… ни один человек не может двигаться так быстро.
– Лили сказала, что вы помогли им, – бормочу я, бросая быстрый взгляд в коридор через проем в двери. Он пуст, как и прежде.
Пустое выражение лица Флинна не меняется.
– Мы знаем, о чем ты говоришь. Она была с нами в темноте какое‑то время.
С нами? И я пользуюсь этим признанием, говорю быстро, пытаясь умерить голос так, как это сделал бы Флинн. Если бы только он был здесь, со своей страстью и дипломатией… я же хороша только для борьбы.
– Значит, вы ее знаете. Вы знаете, что она не похожа на своего отца. И я тоже… и Флинн тоже. – Я давлюсь его именем.
– Все шаблоны данных содержат аномалии. – Флинн останавливается, но пистолет не дергается. – Продолжай идти.
Я игнорирую приказ.
– Зачем вести нас сюда? – Я думаю о свете на болоте, зеленом сиянии, которое было так похоже в моих самых тусклых воспоминаниях на призрак из Новэмбэ. – Почему бы просто не заставить ученых, Лару, отпустить вас?
– Наш хранитель никогда не приближается к нам достаточно близко, чтобы мы могли схватить его. Те другие, которыми он управляет, сделали трудным для нас населять их умы с какой‑либо точностью. – Флинн снова толкает тело Кармоди, на этот раз, чтобы перевернуть его на живот. Под мешаниной крови и волос, чуть ниже уха, находится крошечный шрам, слишком прямой и точный, чтобы быть от несчастного случая.
Я проглатываю тошноту, отрывая глаза от кусочков черепа, торчащих из головы Кармоди.
Он не вздрагивает.
– До того, как нас привезли сюда, мы существовали как части единого целого, части одного ума. Наш хранитель узнал, что быть оторванными друг от друга – худший вид агонии, который мы можем знать. Когда он нами недоволен, он отправляет нас в темное место. – Лицо шепота, лицо Флинна, ничего мне не выдает. Ни страха, ни ненависти, ни даже мерцания вспомнившейся боли. – Он не сделает этого снова, когда мы будем свободны.
Становится все труднее дышать, грудь сжимается от какой‑то паники, которую я не ощущала годами, не с моего первого раза в бою. Нет выхода. Никакого. Я закрываю глаза медленно вздыхая, фокусируясь на воздухе, проходящем через легкие.
– Почему я должна помогать вам? – Мне приходится бороться, чтобы выговорить следующие слова: – Вы забрали единственное, что у меня осталось. Вы забрали его…
– Потому что он все еще здесь. Потому что, если ты освободишь нас, мы вернем его тебе. Мы спасем тебя, и эту планету напоследок.
Сердце снова начинает бешено биться, на глазах выступают слезы. Но остальные слова существа звучат в моих ушах.
– Что вы имеете в виду «спаси нас напоследок»? – шепчу я. – Что вы будете делать, когда станете свободны?
– Мы начнем с нашего хранителя, – безжизненно и мягко отвечает шепот в лице Флинна. – Мы дадим ему ту же боль, которую он дал нам. Мы отберем у него семью, и все, что он знает, и каждую душу, которая когда‑либо прикасалась к нему. И тогда мы распространим эту смерть, как распространился ваш род, мы сделаем его последним в вашем роде. А потом, как только он осознает то, что он сделал – тогда мы оставим его, стонущего, в темноте.
Глаза расплываются от слез ужаса и горя.
– Нет, – шепчу я. Голос дрожит, но за дрожью слышится твердость, и я чувствую ее силу, когда выпрямляюсь. – Нет, я не буду помогать вам. Пристрелите меня, если хотите, но я не выпущу ваших монстров на свободу.
Флинн просто смотрит на меня, рот вялый, глаза пустые. Он выглядит как манекен, как кукла самого себя, и мое сердце пытается вырваться из груди.
– Хорошо, – спокойно говорит он.
И поворачивает пистолет на себя, прижимая ствол к нижней части подбородка.
– Нет! – Крик вырывается из горла, пронзая воздух, когда я рванула на полдюйма вперед с поднятой рукой. – Нет, остановись! – Я задыхаюсь от воздуха, тошнота проносится через меня, следуя по пути моего страха. – Что ты делаешь?
Штука‑Флинн даже не вздрагивает, наблюдая за моей бедой без реакции.
– Если ты откажешься делать то, о чем мы просим, то мы больше не будем использовать этот сосуд. – Я вижу, как ствол достаточно сильно прижимается к шее Флинна, так что кожа вокруг металлического края становится белой.
– Ладно, – слово выходит, как рыдание, вырванное из легких с такой мучительностью, что я должна сделать вдох, и еще один, прежде чем я могу снова говорить. – Ладно. Я сделаю это.
Прошло десять лет, и каждую ночь девушка продолжает искать призрака из Новэмбэ. Иногда она находит свою мать или отца; иногда девушка находит друзей, которых она знает, и врагов, которых она не знает. Она повсюду находит зеленоглазого мальчика, и иногда он помогает ей искать.
Теперь она бродит по болотам Эйвона одна, скользит по воде в старой узкой лодке. Она обыскала весь мир и ничего не нашла – ни зеленоглазого мальчика, ни людей вообще – и никакого призрака из Новэмбэ. Она смотрит на пустое небо Эйвона, пока не становится слишком больно, и падает на дно лодки, упираясь лбом в дерево.
Потом что‑то заставляет ее поднять голову.
В воде внизу она видит миллион отраженных звезд, и болото становится небом, а ее лодка – кораблем. Звезды ослепляют, приветствуя ее, каждая из них это крошечный, танцующий шар света. Вокруг нее все болото светится.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ДЖУБИЛИ
МОЙ МОЗГ СЛИШКОМ ХОРОШО НАТРЕНИРОВАН. Он продолжает пытаться найти выход, какую‑то тактику, с помощью которой разоружить существо и взять над ним верх. Быстрее зайти за угол, удивить его, нырнуть в дверной проем, а затем выскользнуть после него.
Но даже если бы я могла это сделать, даже если бы я могла вырвать пистолет у этого существа, что убило Кармоди голыми руками… что тогда? Я не могу держать под прицелом существо, готовое убить Флинна просто потому, что он больше не полезен. Даже если бы я могла направить пистолет на Флинна. Даже если бы я могла…
Но он больше не Флинн – парень, которого я знала, ушел. В его взгляде нет тепла, в голосе нет жизни. Это не он . Даже если бы существо говорило правду, даже если бы они могли вернуть его мне… мог ли он простить меня за то, что я собираюсь сделать? Я сжимаю челюсти. Соберись, Джубили.
Я никогда не должна была быть тем, кто остался вне контроля чужого разума. Это работа Флинна. Я бью, стреляю, исполняю приказы, которые передаются мне. Он должен был быть тем, кто должен был исполнить тот призыв – убить меня, если я не вернусь, решить, потеряна ли я.
Я не могу сделать такой выбор в одиночку. Флинн никогда бы не захотел, чтобы я пожертвовала человечеством, чтобы сохранить ему жизнь еще на несколько лет… или недель, или дней… я не знаю! Даже для Эйвона. Но я не могу смотреть, как эта штука нажимает на курок, я не могу стоять здесь и смотреть, как она убивает Флинна. Я скорее вырежу себе сердце. Флинн, что же мне делать?
Коридоры перед нами безлюдны до тех пор, пока штука, контролирующая Флинна, не приводит меня к лифту, и я не нажимаю кнопку, а потом оборачиваюсь… и замираю.
За нами раздается шарканье, открытие дверей, передвижение по коридору персонала объекта. Десятки из них заполняют коридор, некоторые в белых халатах лаборантов, другие в боевом снаряжении, как у меня. Они молчат и с пустыми лицами двигаются странной, несвязной походкой, шаркая обувью по полу. Их медленные, вялые движения настолько отличаются от движений Флинна, будто они специально заторможены хирургической процедурой Лару, используемой для предотвращения шепотов, чтобы полностью контролировать их. Их глаза похожи на мраморные шарики.
Штука, управляющая Флинном, когда открываются двери лифта подталкивает меня внутрь, и впервые за долгое время я двигаюсь быстро из‑за ужаса, от которого у меня покалывает позвоночник и зудит кожа. Я прижимаюсь спиной к дальней стене лифта, и поворачиваясь вовремя, чтобы увидеть, как полу управляемые работники объекта останавливаются всего в нескольких дюймах от двери. Они ничего не говорят, только продолжают смотреть на меня, пока двери лифта не скрывают нас от них.
Лифт спускается, и затем шепот ведет меня через пост охраны – укомплектованной неподвижной, пустой формой, сидящей за столом, с тем же черным взглядом, что и часовые снаружи. Затем он ведет меня ко второму лифту, мы снова спускаемся. Дальше мы продвигаемся вниз по лестницам и пандусам, вниз, туда, что ощущается как сердце Эйвона. Чем дальше я спускаюсь во чрево этого секретного объекта, тем воздух становится тяжелее и давит на меня.
Флинн больше не разговаривает со мной.
Мы добираемся до двери с другим постом охраны, хотя на этот раз там никого нет, чтобы помахать нам. Эта дверь отличается от других – она круглая, раскрывающаяся автоматически. Если бы это была обычная дверь, я могла бы заставить ее открыться, но это такая дверь, что используется на судах в качестве заслона. Герметичная, абсолютно надежная.
Флинн останавливается рядом с ней и поворачивается ко мне с нетерпением. Наконец‑то мы добрались до места без свидетелей. Здесь никого, кроме нас. Я жду, но Флинн ничего не делает, просто невозмутимо смотрит на меня. У меня складывается тревожное впечатление, что я могу стоять здесь вечно, ожидая, когда он заговорит. Я прочищаю горло.
– И что теперь?
– Открой дверь.
– Нужен ключ, а у меня его нет. – Ужас тускнеет до своего рода тупого онемения, все мое тело болит от напряжения и горя.
– Ты ошибаешься, – холодно отвечает штука‑Флинн, расширенными зрачками впиваясь в мое лицо. – У тебя был ключ все это время.
Я сглатываю, перед глазами все плывет. Слышать его голос – это как постоянно ошпариваться, зная, что там не он, что не он говорит со мной.
– Что? Откуда у ме… – но потом я останавливаюсь, с колотящимся сердцем в тишине. Потому что у меня есть ключ. У меня есть идентификационный чип, который мы нашли в первый раз, когда Флинн привел меня сюда… я залезаю в карман, чтобы вытащить его.
Хотя у меня бегут мурашки по коже, я заставляю себя приблизиться к штуке‑Флинну, чтобы изучить панель управления. Здесь есть кнопки с подсветкой с цифрами для ввода пароля, и небольшой прямоугольный выступ в правом нижнем углу со слотом. Я вставляю идентификационный чип в слот, и он идеально входит. Кнопки загораются зеленым, раздается веселый звуковой сигнал, а затем дверь открывается.
Внутри так ярко, что на мгновение я ослеплена, чтобы что‑то увидеть. Рука между моими лопатками продвигает меня вперед, и прикосновение так похоже на Флинна – и в то же время так не похоже на него – что я слишком ошеломлена, чтобы сопротивляться. Я спотыкаюсь о порог и, моргая, вхожу в комнату.
Флинн следует за мной, и дверь снова закрывается. Я поворачиваюсь, сердце схватывает от тревоги. Я в ловушке. Но, прежде чем я реагирую, Флинн падает на землю.
У меня выходит бессловесный крик и бросаюсь к нему, чтобы придержать его, прежде чем голова ударится об жесткий пол.
– Что за… Флинн? Флинн, очнись. Пожалуйста. – Я встряхиваю его, но его голова откидывается. Я наклоняюсь к нему, прижимая ухо к его губам… он дышит, но только едва. Пульс замедлен.
Прижав его к себе, я поднимаю голову и осматриваюсь. Я ожидала увидеть технику, передатчики, центральный узел связи, кишащий специалистами. Вместо этого комната пуста. Мы находимся в большом белом куполе без видимого источника света, несмотря на яркость, отраженную от изогнутых стен. Пол и потолок сделаны из пластинчатых панелей, которые покалывают на ощупь, как будто они какие‑то проводные, если не считать того, что пластины – это изоляционный материал.
Я рвано дышу только для того, чтобы звук поглотился пространством, но я помню еще одно свойство пластины: она приглушает шум. Не важно, как громко я буду кричать, никто никогда меня не услышит.
Пальцы пробегают по волосам Флинна, отчаянно нуждаясь в прикосновении к нему, даже если он без сознания. Даже если он больше не он. Ромео, не оставляй меня здесь одну.
Затем, как будто в ответ на мысль, ветерок проносится вдоль задней части моей шеи. Я дрожу в ответ, дергаясь в сторону. Там ничего нет, и когда я поднимаю руку, чтобы потереть шею, я понимаю, что воротник рубашки мешает ветру коснуться моей кожи. От осознания этого волосы встают дыбом на шее и руках.
Я знаю это ощущение слишком хорошо, чтобы игнорировать его.
Мы не одни.
– Я знаю, что вы где‑то здесь, – говорю я, пытаясь звучать жестко и компетентно. – Покажитесь. Немедленно . – Но никто не отвечает, я слышу лишь собственное дыхание.
Свет слишком яркий, чтобы быть уверенной, но на мгновение мне кажется, что я вижу слабое зеленое свечение, парящее всего в нескольких футах перед моим лицом.
Затем Флинн шевелится и издает слабый стон, и мое внимание к нему возвращается. Он поднимает голову с моих колен, опираясь одной рукой о пол.
– Флинн? – я наклоняюсь, пытаясь рассмотреть его лицо. Я не могу позволить себе надеяться.
Его открытые глаза показывают мне только черноту, и мое сердце тонет. Я глотаю рыдание, которое хочет вырваться, и отбиваюсь от него, вставая на ноги и потянувшись за пистолетом, который он уронил, когда рухнул. Он заканчивает медленно подниматься.
– Мы сожалеем, – шепчет Флинн почти самому себе, его движения медленные и размеренные.
– Сожалеем? – Я смотрю на существо, сжимая пистолет в руке, хотя не могу его поднять.
Флинн‑существо наконец‑то обращает свой взор на меня.
– Да. Мы… я… – слово медленно покидает его губы, как будто оно кажется неправильным. – Мне очень жаль. Ты должна выслушать, у нас не так много времени. Остальные узнают, что я вмешался.
Я прижимаюсь спиной к закрытой двери.
– Остальные, – повторяю, настолько озадаченная, что могу только повторить его слова. – Ты имеешь в виду, что ты не тот, кто забрал Флинна?
Флинн качает головой. Нет никаких видимых признаков, чтобы предположить, что он изменился, его глаза все еще черные, его лицо все еще лишено эмоций.
– Когда‑то мы все были одинаковыми. Часть друг друга. Но это было тогда, когда разлом все еще связывал нас. Теперь мы одни. И я не желаю той свободы, которую хотят другие.
Впервые с тех пор, как Флинн обратил эти пустые глаза на меня, сердце трепещет надеждой – крошечной, подобной пламени, которое заставляет глаза гореть. Я так сильно хочу верить этому существу. Я так сильно хочу быть не одна. Но я крепко держу пистолет, когда паника проносится сквозь меня.
– Это уловка, – выплевываю я. – Ты пытаешься… я не знаю. Если бы ты действительно был другим, ты бы отпустил Флинна. Ты бы вернул его мне.
– Мы не можем.
– Что значит, вы не можете? Наверху вы сказали, что отпустите его, если я помогу вам.
– Остальные научились обману. Это человеческое искусство, а у нас был очень грамотный учитель. – Штука качает головой Флинна. – Когда мы занимаем разум так глубоко, так надолго, нет пути назад. Его разум все еще здесь, но он будет поврежден, если я попытаюсь покинуть его сейчас.
Во мне горит отчаяние.
– Вы забирали меня на несколько часов, и я все еще здесь. Вы заставили меня пойти в лагерь мятежников, и я вернулась и была в порядке. Мой разум не поврежден.
– Ты другая. – Глаза Флинна наблюдают за мной. В его взгляде есть что‑то странное… изучающее. Я не могу избавиться от тревожного чувства, что он читает мои мысли.
– Другая. Бездушная… так же говорят люди?
– Диаметрально противоположное. – Рот Флинна изгибается во что‑то не очень похожее на улыбку, что отнюдь не утешает, а является просто напоминанием, что это, на самом деле, не Флинн. Эта улыбка должна быть его для меня. Не эхом, вызванным существом, паразитирующим его разум. – Мы с тобой встречались раньше.
– Ты меня с кем‑то спутал…
– У нас нет времени на вежливости, – прерывает меня шепот. – Я не могу вечно сдерживать остальных. Ты должна вспомнить. Ты – Джубили Чейз, дочь Мэй‑Хуа и Ноя Чейза, и мы были вместе очень долгое время.
Как будто кто‑то ударил меня в живот. Я не могу дышать… я ничего не вижу… зрение размывается, руки обездвижены. Я задыхаюсь от воздуха.
Флинн еще не закончил. Он наблюдает за мной с любопытством, будто он ученый, ведущий наблюдение за особенно увлекательной химической реакцией.
– Ты чувствовала наше прикосновение раньше, когда мы только учились понимать ваш вид. Когда ты была юна и податлива. Это сделало тебя другой. Это сделало твой разум сильнее. Твою душу сильнее. Мы помним тебя. – Он делает паузу, ненадолго колеблясь, настолько человеческую, настолько знакомую, что мне больно. – Я помню тебя.
– Я не воображала себе все это. – Фрагменты памяти отказываются соединяться, оставляя мне кусочки правды, слишком раздробленные, чтобы помочь мне сейчас. – В Вероне были шепоты, я думала, что это призраки. Я помню… – Я проглатываю внезапную, головокружительную волну горя. – Тогда, это была ярость, что вызвала беспорядки там. Ты заставил тех людей убить моих родителей?
– Смерть не существует для нас. Как мы могли тогда понять, что наш хранитель заставлял нас делать? – Его челюсть теперь резко вычерчена, черный взгляд заключен на мне.
– Заставлял? – вторю я. – Лару?
– Он сказал нам, что если мы согласимся, он отправит нас домой. Только после того, как он перевез нас сюда из места, которое ты называешь Вероной, мы поняли его обман, но к тому времени он научился причинять нам большую боль.
– Он мучает вас. – Живот скручивает, меня тошнит от ненависти к человеку, которого я видела только в головизорах и в лентах новостей.
Флинн кивает.
– Каждый раз, когда он наказывает нас, другие становятся все более и более отдаленными. Они потерялись в одиночестве. И их агония поражает ваш вид… это то, что сводит их с ума.
– А ты? Почему ты другой?
– Потому что я помню тебя , Джубили Чейз.
– Я не особенная, – огрызаюсь я. – Я не больше важна чем кто‑либо другой.
– Ты самое важное существо в этой вселенной. Ты… этот сосуд… люди этой планеты… влюбленные, воины, художники, лидеры, сны многочисленнее звезд. Каждый ум уникален, каждая мысль создается на мгновение, а затем разбивается на части, чтобы сформировать новые. Ты не понимаешь невыносимую красоту быть собой.
Глаза горят, и хотя я пытаюсь достичь отрешенности, каменного барьера, который стоял у меня после смерти родителей, голос дрожит, когда я произношу.
– Мы все еще можем чувствовать себя одинокими.
Шепот смотрит на меня глазами Флинна. Я чувствую себя пустой, такой пустой, как этот взгляд, и все же где‑то в глубине разума тлеет узел сочувствия. Возможно, я не могу понять агонию истинной изоляции, но прямо сейчас, глядя на Флинна в нескольких дюймах от меня, но бесконечно далекого, я чувствую, что могу себе это представить.
– Ты хотела быть исследователем, – говорит существо, все еще приковывая к себе мой взгляд. – Ты хотела исследовать моря и звезды. Ты так ярко об этом мечтала. – Позади него белая комната меняется. Синий и зеленый разворачиваются от стен, разливаясь по полу, обволакивая меня. Водоросли и кораллы прорастают как цветы, и миллион видов рыб, каждая разного цвета, плавают тут и там.
Я задыхаюсь, но я могу дышать этим океаном, как дышу воздухом.
– Ты однажды назвала меня другом.
– Ты… ты был там. – Тысячи воспоминаний возвращаются ко мне. – В Новэмбэ… со мной.
Видение океана исчезает, рыбы становятся призраками самих себя, все еще плывущих к чему‑то в тот момент, когда они исчезают. Но память остается, а вместе с ней и память о сне, давно забытом и погребенным под горем. Но не менее реальном.
– Я обидел тебя, – тихо говорит шепот, и хотя его выражение лица не выказывает стыда, он говорит медленно, каждое слово тяжело от сожаления. – Мои действия не являются действиями друга. Я украл у тебя.
– Мои сны. – Я все еще цепляюсь за океан, память о сне, окутывающем меня, за что‑то, чего я не испытывала с тех пор, как мои родители были убиты.
– Я думал, что помогаю тебе, избавляя тебя от переживания боли из‑за смерти твоих родителей во сне. Я думал, что облегчаю твою боль. Но даже твои мучительные сны прекрасны, Джубили Чейз, и я не имел права забирать их у тебя. Они менялись по мере того, как ты росла, и в них было исцеление. Они были нужны тебе, а я забрал их у тебя.
– Все эти годы ты перехватывал мои сны? Забирал их для себя? Зачем?
– Потому что через них я чувствовал себя менее одиноким. – Флинн вздыхает, откидывая голову назад, глядя на купол тюрьмы шепотов. – Другие считают, что нет никакой надежды для вашего вида, что всплески насилия, которые они вызывают, ваша ярость, ничего не значат. Но я чувствовал твое горе, твою потерю. И хотя ваш вид способен на ужасы, он также способен на красоту. Закончить это сейчас было бы не лучше, чем забрать твои сны… смерть лишает ваш вид шанса на исцеление.
Я гневно вытираю щеки, ненавидя, что я чувствую из‑за этого несчастного существа, носящее лицо Флинна, ненавидя, что я больше не могу сражаться, не чувствуя. Ненавидя это сейчас, я удивляюсь, как я когда‑либо так делала.
– Я хочу, чтобы Флинн вернулся, – говорю я надломленным голосом. – Если ты чувствуешь мое сердце, тогда ты знаешь, что он мне нужен.
– Твоя связь с этим сосудом… вот почему я выбрал его.
– Перестань называть его сосудом, – вспыхиваю я, гнев снова и снова вызывает слезы на глазах. – Он – человек. Он умный и добрый, и храбрее, чем ты когда‑либо мог понять, а ты пришел и забрал его, как будто это ничто.
– Ты влюблена в этот сос… в этого человека?
В ответ я открываю рот, он застал меня врасплох. Абсурдность вопроса здесь, в недрах секретного исследовательского центра, ведя беседу с существом из другой Вселенной, настолько поразительна, что мне приходится бороться с истерическим импульсом, чтобы не засмеяться. Но его глаза настолько печальны, настолько серьезны, что желание исчезает, и я остаюсь смотреть на него, а сердце болезненно сжимается.
– Я… я не знаю, – шепчу я. Я помню форму его сердца и своего, и его поцелуй в воде. – Но я хотела бы понять.
Глаза Флинна мерцают. «Он сейчас здесь», – сказало существо. Я сглатываю, желая накричать на него, умоляя его вернуться ко мне.
– Я не знаю, как оставить его, не разрушив его разум. Но если ты разрушишь мою связь, нашу связь с ним … возможно, тогда он останется цельным.
– Разрушу, – повторяю я тупо. – Ты имеешь в виду…
– Я хочу, чтобы ты убила нас Джубили Чейз.
Слова выбивают воздух из легких, оставляя меня неспособной ответить, пока я не отдышусь.
Существо внутри Флинна наблюдает за мной, ища признак моей реакции.
– Я не хочу становиться похожим на остальных, впадать в насилие и отчаяние, и чувствовать боль. Мы не созданы для этого. Мы не можем этого вынести.
– А ты думаешь, мы можем? – Я давлюсь рыданием. – Жизнь – это боль. Мы все постоянно испытываем боль.
– Есть и другие вещи в этой вселенной, – говорит существо. – Свет. Жизнь. Прикосновение. Ощущение. То, как вы все сделаны из одних и тех же частей, с теми же осколками звездной пыли, и все же вы все такие разные, все такие одинокие.
– Думаешь, одиночество – это хорошо?
– Для нас это агония, – просто отвечает он. – Для вас: сила в индивидуальности. Мы восхищаемся этим. Но мы не были созданы, чтобы подражать этому.
Я смотрю на него, пытаясь увидеть следы существа внутри Флинна, когда он наклоняет голову. Но все, что я вижу, это скулы Флинна, его рот, его волосы, падающие на лоб. В нем нет ничего, что говорит о пассажире внутри него, кроме пустоты в глазах. Я кусаю губу, в мозгу все переворачивается.
– Ты уверен в этом? – спрашиваю я мягко. – Может быть, есть какой‑то другой способ освободить тебя, отпустить, чтобы ты мог… – но голос срывается. Я вижу ответ существа на лице Флинна.
– Ошибка нашего хранителя – создание тюрьмы на базе собственной энергии. Мы являемся его частью. – Флинн делает шаг навстречу мне. – Уничтожь технику, удерживающую это место вместе, и ты уничтожишь нас вместе с ним. И без нашего вмешательства, вынужденного хранить этот мир в тайне, всегда скрытым, вы сможете транслировать свою историю звездам. Возможно, начнете свое исцеление. Докажите, что ваш вид заслуживает жизни.
– Но все те вещи, про которые ты говоришь, были хороши в этой вселенной. Вещи, которые ты мог бы испытать. Свет и прикосновение… – голос срывается.
Флинн медленно качает головой.
– У меня нет желания жить без надежды вернуться домой. Я хочу… отдохнуть.
– Хорошо, – шепчу я. – Я помогу тебе.
Флинн подзывает меня ближе, и мы становимся на колени на ослепительно белом полу. Он показывает мне почти невидимый шов в полу и слабый контур человеческой руки – сканер, предназначенный для разблокировки панели управления внизу.
– Он просто требует руки, – говорит он мне. – Руки любого… ловкий способ держать нас, мы же не касаемся ничего. Мы и раньше пытались привести сюда других, но наш хранитель, похоже, наслаждается нашими неудачами.
– Привести других… – но прежде, чем я успеваю сказать, понимание приходит ко мне. – Блуждающие огоньки. – Местные жители были правы. Огоньки вели их куда‑то.
– Другие пытались годами, – продолжает шепот. – Но когда я понял, что хочу чего‑то другого, я испугался.
Я ищу слабые черты какого‑то признака страха на лице и не нахожу ничего от этого существа, у которого нет возможности выразить себя.
– Испугался чего?
– Умереть в одиночестве. – Шепот, за лицом Флинна, встречается с моими глазами. – Умереть, не повидав тебя .
Я оглядываюсь назад, сердце колотится от горя – из‑за меня, из‑за Флинна, из‑за этого потерянного существа, сжавшегося в нем. Прежде, чем я могу говорить, пульсация проходит по лицу Флинна, заставляя меня подпрыгнуть.
– Ты должна поторопиться, – задыхается шепот. – Остальные не будут долго ждать, я не могу их вечно сдерживать.
Я проглатываю рыдание и подношу ладонь к углублению, пытаясь не дрогнуть от покалывания тока, который проходит через меня в ответ. Сканер подает звуковой сигнал и мигает зеленым цветом, в результате чего часть пола поднимается вверх, вверх и снова вверх, пока не появляется восьмифутовая колонна, нашпигованная платами и проводами, возвышаясь надо мною. Уничтожь это, и шепот умрет.
Я чувствую, что все это гудит от силы, так сильно, что заставляет зубы стиснуться, волосы приподняться, как будто вот‑вот ударит молния. Не будет трудно закоротить все это, с таким количеством энергии, проходящей через него.
Флинн шатается, но ловит себя, прежде чем успевает упасть. Его голос – это рашпиль, но пока у него есть контроль.
– Когда все будет сделано, ты должна пойти и остановить то, что происходит снаружи.
– Снаружи?
– Твои люди, его люди… эта тюрьма стала полем битвы
Живот ухает. Мы знали, что фианна была рядом с нами, когда мы нашли объект, но военные, надо полагать искали нас. Две армии сошлись, бушует битва, подпитываемая смертями, которые ничего не значат, нет понимания того, что они все должны быть на одной стороне против безумных, садистских планов одного человека. Это будет кровавая бойня.
Это говорит мне существо, которое утверждает, что не может понять смерть… его сострадание лишает меня дыхания. С этим осознанием приходит другое, и я тяжело сглатываю.
– Это был ты, – шепчу я. – Ты взял меня в ночь резни, а не остальные. Ты привел меня туда, в пещеры.
– Этот сосуд… этот человек… его боль… твоя, вы разделяете ее так, как мой вид разделяет все. Ты будешь скорбеть об этих смертях, как и он. Но я привел тебя туда слишком поздно, чтобы остановить это.
Я была там, чтобы спасти их. Даже благодаря своему гневу и боли, это существо, чьи родственники заставляли сходить с ума моих друзей, пытался уберечь Флинна от горя.
Шепот терпеливо ждет, пока я оглянусь назад, затем говорит.
– Я ответил на твои вопросы. Ты дашь мне что‑нибудь взамен?
– Что же? – голос ломается.
– Можно я… дотронусь до тебя.
Я моргаю, впиваюсь глазами в него.
– Э‑э… прости?
– Мы не можем испытывать физические ощущения в нашем мире, и в этой вселенной мы всегда были одни. – Лицо Флинна выглядит таким юным.
Я сглатываю.
– Ладно. Ладно, конечно.
Рука Флинна скользит вперед, тянется к моей. Я позволяю ему взять ее, его кончики пальцев проходят по моей коже, когда он переворачивает мою руку. Его костяшки пальцев на моей ладони – его глаза сфокусированы на наших руках, удивительно преображая черты его лица.
– В нашем мире, – шепчет он, – мы всегда вместе, полностью и абсолютно. Мы все являемся частью друг друга. – Он медленно выдыхает, его дыхание опаляет теплом и нежностью наши руки. – Но это означает, что мы никогда не знаем, как ценно быть в состоянии сделать это, быть порознь, а затем собраться вместе. – Он переплетает наши пальцы.
Я наполовину ожидаю, что его рука будет липкой или будет покалывать на ощупь. Но его кожа теплая и знакомая, и наши пальцы переплетаются, как будто наши руки предназначены для этого.
Капли падают на руку, и я поднимаю взгляд. Глаза Флинна мокрые, и когда я смотрю, еще одна слеза свободно скользит по щеке, прежде чем упасть.
– Спасибо, – шепчет он. – Джубили Чейз, я желаю…
Он прерывается, когда его пальцы судорожно сжимают мои. Его глаза снова щелкают. На этот раз я вижу панику, почти человеческое отчаяние, тянущееся сквозь эти пустые черные глаза.
Я не могу вечно сдерживать остальных.
– Подожди! – Я плачу, сердце колотится от внезапного страха. – Просто… просто держись. Пожалуйста, должен быть способ…
Спасти тебя.
Есть только мерцание горя – истинного отчаяния – в его чертах, прежде чем пустота проносится через него. Изменение в Флинне, населенном призраком из Новэмбэ, было настолько постепенным, что я почти не заметила, насколько он отличался от других шепотов. Но эта холодность, эта пустота – она вызывает ответный холод во мне. Призрак из Новэмбэ исчез.
Штуке‑Флинну нужно всего несколько секунд, чтобы сфокусироваться на моем лице, и через меня пробегает толчок. Я оставила пистолет на полу, он лежит между нами, и он тоже его видит. Как только я двинусь, он тоже – у меня будет только один выстрел.
Один выстрел.
Я отрываю руку от него и бросаюсь вперед, когда мы оба ныряем за пистолетом. Рука обхватывает его, когда я ударяюсь об пол и скольжу, уверенная, что я буду чувствовать, когда нечеловеческая хватка существа в любой момент раздавит мою лодыжку или мою трахею. Воздух густеет от шепчущих голосов, зовущих меня, видений близких, давно умерших, мерцающих перед моими глазами. Рот наполняется вкусом меди. Я отчаянно моргаю, когда становлюсь на колени, с кружащейся головой и ослепленная ложными сообщениями, которые существа посылают мне в голову. Я размахиваю пистолетом, делая один вдох, и время замедляется до ползания. Затем я выдыхаю и стреляю.
Системная плата внутри механизма взрывается, распадаясь на части, посылая ударную волну электричества через проводку. Вся комната дико мерцает, ядро машины мелькает в темноте, как импульсная лампа. Шепот, в нескольких дюймах от того, чтобы схватить меня, внезапно падает на пол с криком. Я вижу расширенные глаза Флинна, смотрящие на меня, губы раздвинулись от боли.
Сила трещит и пульсирует, здание ревет, и заставляет меня рухнуть на пол. Я поднимаю голову, пытаясь увидеть Флинна – пытаясь увидеть существо внутри него, существо, которое умирает – но я вижу только его контур, силуэт которого составляют искры и всплески. Я кричу, но не слышу собственного голоса из‑за рева. Я тянусь к Флинну, пытаясь встать, но также, как я собираюсь взять его руку, все ядро ревет от силы, которая отправляет нас обоих в полет, и комната становится черной.
Девушка протягивает руку. Звезды так близко, что она может дотронуться до них кончиками пальцев, но каждый раз, когда она касается одну, та разбивается на тысячу осколков. Девочка находится в невесомости, ее волосы витают в потоках Эйвона; в воде, темноте и в пространстве не сложнее дышать, чем воздухом, и она ищет призрака Новэмбэ. Она знает, что он скрывается здесь, и она должна спросить его, почему он ушел, почему он бросил ее в тот момент, когда ей так не хватало снов.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 165; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!