Поздняя любовь Ивана Ивановича 8 страница
- Понимаешь, наверное, сам, прикипел я к тебе душой за этот месяц, с первого дня, как тебя увидел, во мне будто бы все перевернулось. Иной раз ночью проснусь, заснуть больше не могу, все думаю, что в твоем лице Бог послал мне сына.
- Иной раз размечтаюсь о нем и иначе, как в твоем образе, я его теперь не представляю. Вот, скажешь, сдурел старик, совсем спятил на старости лет. Может и так, но вот ничего с собой поделать не могу. Мне уж и бабка сказала, что неладное что-то со мной происходит. Блаженный, говорит, ты какой-то стал. Да, видимо, немного мне осталось коптить этот свет, а главной-то житейской заповеди я и не выполнил - род наш на мне обрывается. Скоро вы уедете, а я по тебе как по родному тосковать буду…
- Будь нам с Евдокией за сына. Многого мы не требуем, присылай нам весточки изредка, а зимой, когда автобус будет к нам ходить, приезжай на денек-другой скрасить нашу стариковскую жизнь. Мы тебе всегда будем рады. Понимаю, есть у тебя отец с матерью, родные, знакомые, и мы ни в коей мере не отнимаем тебя от них.
Ты теперь для нас многое значишь. Может с твоим участием и наш с Евдокией век продлится, а то всю жизнь бирюками прожили.
- Да-а-а, озадачили Вы меня, Игнат Кузьмич, спасибо за признание, спасибо за такое отношение ко мне, спасибо за откровенность. Честно говоря, не знаю, что Вам и ответить.
- А отвечать ничего и не надо. Сделай так, как сердце подскажет. Я тебе от души высказал все, а ты поступай, как считаешь нужным.
|
|
|
В котелке закипел чай.
- Игнат Кузьмич, - решил я сменить тему разговора, чем же все-таки эта поляна Вам дорога? Вроде пейзаж везде одинаков, таких приречных лугов много, и все они сродни друг другу. А что касается растительности, она же в Белоруссии несколько иная, во многом разнится с нашей северной.
- Вообще-то ты прав, Станислав, много разного: и трава не такая, и деревья других пород, и кустарники иные. Но вот этот луг по своей конфигурации, по площади, как две капли воды похож на наш, белорусский, где за неделю до начала войны произошло событие, которое четыре года спустя повернуло мою дальнейшую жизнь в совершенно иное, чем я ожидал, русло. В общем, с того луга пошла на слом моя жизнь. А когда я впервые оказался здесь, на этой поляне, просто опешил. Ну, думаю, и судьба мне выпала - луг точь-в-точь, как в моей родной деревне на речке Красной. И хоть тяжелые воспоминания связаны у меня с тем лугом, все равно тянет меня сюда постоянно.
- Значит, то событие и повлекло Ваш арест, суд, а затем и скитания по лагерям?
- Так оно и было, сынок, правильно ты мыслишь. Вижу, ты хочешь знать, что же случилось тогда, в 1941-м?
Я согласно кивнул головой.
|
|
|
- Ну, тогда слушай. Ты второй после Евдокии, кто будет знать об этом. Я полагаю, ты имеешь теперь право знать обо мне все.
***
Осторожный, но в то же время настойчивый стук прервал утренний, самый сладкий сон Матрены Ивановны, жены председателя колхоза «Вперед» Игната Кузьмича Баращука.
- И кого в такую рань, да еще в воскресный день принесло? - недовольно пробурчала она.
- Вставай, Игнат, это, наверное к тебе спозаранку кто-то приперся. Не терпится, видно, кому-то новости узнать, что ты с района-то привез. Ждали тебя с совещания партийного.
Однако, на крылечке стоял военный, с тремя кубарями в петлицах - молодой, крепкого сложения парень.
- Вы Игнат Кузьмич Баращук? - спросил он и едва дождавшись утвердительного кивка головой, предложил: «Пройдемте к машине, Вас ожидает полковник из штаба Западного особого военного округа.
Навстречу им из машины выбрался не менее крепкий, но значительно старше по возрасту офицер.
- Здравствуйте, Игнат Кузьмич,- с заметным акцентом, что несколько насторожило председателя,- произнес он. - Я полковник Барадзис, направлен командованием округа к Вам по важному и неотложному делу. Вот мои документы. Пройдемте в правление, мне необходимо переговорить с Вами с глазу на глаз.
|
|
|
- Прибалт, судя по фамилии, поэтому и говорит с акцентом,- успокоился председатель.
Достав из планшетки карту и развернув ее на председательском столе, Барадзис сразу же приступил к делу.
- О директиве Вы уже наслышаны. Знаете, что в приграничной полосе ни в коем случае не должно быть никаких перемещений наших войск и нам нельзя поддаваться на провокации. Но, это одна сторона медали. А есть и другая. Директива директивой, но мы, военные, всегда должны быть начеку. Конкретно, нам необходимо на землях вашего колхоза, а точнее, вот на этом месте - полковник ткнул пальцем в излучину реки Красной, притоку Припяти - скрытно организовать базу для техники и личного состава одного из подразделений РККА. Пойменный луг пригоден для приема самолетов, к тому же находится далеко от шляха, то есть совершенно неприметен для чужого глаза. Вы понимаете, о чем идет речь?
Вопрос этот решен, вот соответствующий документ. Поэтому, никаких переговоров и консультаций вести не следует, во избежание утечки информации. Колхозникам также ни слова - военная тайна. Если немцы пронюхают - последствия могут быть печальными, Вы это прекрасно понимаете.
|
|
|
Ваша задача: сегодня-завтра скосить траву и убрать ее с луга. Завтра в ночь ожидаем прибытия транспортных самолетов.
***
В сроки, указанные полковником, травы были скошены и увезены к ферме. В ближайшую же ночь, как и говорил Барадзис, четыре транспортника совершили посадку на лугу - гул моторов приближавшихся с востока самолетов, Игнат Кузьмич слышал сам.
Наутро к правлению подъехала та же легковушка, и все тот же молодой старший лейтенант от имени полковника пригласил Игната Кузьмича осмотреть отведенное под базу место, а заодно договориться и об обеспечении продуктами красноармейцев.
Надо отдать должное оперативности военных: в течение ночи вся территория была обнесена не одним рядом колючей проволоки, по углам виднелись вышки, на которых были заметны фигурки часовых.
- Мышь не проскочит, - невольно подумалось Баращуку, - не спит, видимо, командование.
И сама пойма неузнаваемо преобразилась: неподалеку виднелись легкоразборные щитовые складские помещения ровные ряды брезентовых палаток, громоздкие грузы, накрытые чехлами, специальной маскировочной сетью, кое-где - просто ветвями деревьев. Даже не верилось, что весь этот чудо-городок вырос, как гриб после дождя, за каких-то 10-12 часов.
Барадзис также сообщил, что в связи с особой секретностью объекта, на ближайших подступах к нему будут выставлены дополнительные дозоры. Он также попросил Игната Кузьмича в случае появления в деревне или ее окрестностях каких-либо незнакомцев, будь то гражданских или военных, экстренно сообщать ему.
***
Шесть километров, отделявших деревню от излюбленного места на речке Красной, для друзей-восьмилеток Митьки и Алешки - пустяк. Что-что, а ради удачной рыбалки они готовы были босиком по пыльной двухколейке, а затем и по едва приметной тропинке пробежать эти километры к своему рыбному омуту, а в благодарность за это получить полнейшее удовольствие от ночевки с вкуснейшей рыбацкой ухой на свежем воздухе, а уж утром порадовать своих матерей отменным уловом.
После полудня, выполнив возложенные на них по домашнему хозяйству обязанности, направились друзья на заветное местечко, шлепая босыми ногами по теплой мягкой пыли. И только-только свернули на тропинку, как вдруг неожиданно из-за ближайшего куста вырос перед ними красноармеец с винтовкой. Не видавшие до сих пор в своем захолустье военных, ребята остановились, как вкопанные.
- Сюда нельзя, поворачивайте обратно, ребятки, - предложил им боец.
- Дяденька красноармеец, - заныл Митька, - пропустите нас, мы здесь всегда рыбу ловим.
- Не положено, - солдат для отстрастки передернул затвором.
Испуганные мальчишки, сверкая голыми пятками, бросились назад к дороге.
- И откуда он здесь взялся? - чуть отдышавшись пробормотал Алешка, - что здесь красноармейцам делать?
- Может шпионов ловят, - предположил Митька, - недавно дядько Степан рассказывал, что на шляхе трех переодетых немцев поймали, они, вроде как, хотели мост взорвать.
- А у нас-то, что взрывать? - возразил Алешка.
- И то верно, - согласился Митька, - нечего у нас шпионам делать. Пошли на Тарасову яму, может там чего поймаем.
Настроение было испорчено, к тому же на новом месте почему-то не клевало. Желание остаться на ночевку отпало. Раздосадованные ребятишки стали собираться домой.
- Алешка, а может кустами вдоль берега проберемся на наше место, возможно там-то и нет никого?
- Давай попробуем, - согласился тот.
Осторожно, не выходя из кустарника, мальчишки добрались до луга. Заросли ивняка надежно скрывали ребятню, а плеск воды в речке Красной, заглушал их шаги. Осталось только перейти через ручей, протекавший в небольшом овражке, и они - у цели. Именно здесь, возле устья безымянного ручейка, и было их излюбленное место для рыбной ловли.
Шедший первым Митька неожиданно остановился и, прижав палец к губам, заставил Алешку пригнуться к земле.
- Видишь, - шепнул он, - дальше нам не пройти, хода нет, все обтянуто колючей проволокой.
- Зачем они тут все огородили?
- Значит надо, военная тайна.
- Хоть бы краешком глаза поглядеть, что там у них? Может пушки, или танки на учения пригнаны? Мне тятька рассказывал, что когда к войне готовятся, какие-то маневры проводят. Эх, хоть бы одним глазком танк посмотреть! Давай пойдем вдоль проволоки, может что-нибудь и увидим.
- А если нас заметят и спросят, что мы тут делаем? А то еще всыплют, чего доброго, по первое число, или родителям сообщат? Вот тут уж нас из деревни не выпустят. Прощай тогда рыбалочка.
И все же любопытство победило. Пробравшись вверх по ручью метров восемьдесят, они вплотную к колючей проволоке, протянутой вдоль обрамлявшего овражек кустарника, стали подниматься к лугу.
- Ух, ты, - неожиданно нарушил молчание Митька, - смотри!
Еще совсем недавно пустой луг, куда редко ступала нога человека, превратился в небольшой военный городок. Не видавшие ничего подобного мальчишки восторженно оглядывали и брезентовые палатки, и дощатые склады, и укрытые от постороннего взгляда огромные предметы, и сторожевые вышки.
- Давай понаблюдаем, будет потом что пацанам рассказать — от зависти лопнут, - предложил Алешка.
- Давай,- согласился Митька, - только надо схорониться понадежнее, а то с вышки могут нас заметить, тогда точно достанется на орехи.
Немного погодя, от одной из палаток отделились двое военных, совместно несшие что-то тяжелое, и направлявшиеся к зачехленным грузам, расположенным неподалеку от спрятавшихся мальчишек.
И почти в то же время, буквально перед самыми носами любопытных ребятишек, по ту сторону колючки прошел красноармеец с винтовкой, видимо часовой. Митька с Алешкой непроизвольно припали к земле.
- Ух ты, чуть не влипли, - едва переведя дух и глядя вслед уходящему солдату, прошептал Митька, - хорошо хоть он по сторонам не глазеет, а то бы заметил нас.
Вскоре, поравнявшись с солдатами, часовой на их вопрос, рукой показал на прикрытые брезентами грузы, в направление притаившихся пацанов.
- Сюда идут, - испуганно прошептал Алешка, - надо сматываться, пока не поздно.
- Ничего, подождем, может что-то и увидим, ведь наверняка брезент поднимать будут. Хоть бы раз в жизни на танк настоящий посмотреть, вдруг это они там прикрыты, уж больно похоже на них. Помнишь в кино «Три танкиста» показывали.
Тем временем бойцы подошли к одной «зачехлёнке», поставили груз на землю и приподняли тент.
- Смотри, точно танк, - подтолкнул локтем в бок друга Митька.
- Ух, ты, и правда.
В это время, неожиданно для военных, порывом ветра незакрепленный угол брезента приподняло и забросило наверх. Оголилась башня на которой четко вырисовывался крест. Солдаты лихорадочно запрыгали, пытаясь ухватиться за край брезента, а когда все же им удалось закрепить тент, быстренько огляделись по сторонам. Один из бойцов испуганно заговорил на непонятном мальчишкам языке, другой разразился сдавленным тревожным смехом и махнул рукой, дескать, не обращай внимания.
Митька с Алешкой какое-то время лежали ни живы, ни мертвы, затем, переглянувшись, не сговариваясь стали сползать задом в овражек.
Выбравшись тем же путем на дорогу, ребята припустили в родную деревню, чтобы еще засветло известить председателя об увиденном.
- Дядя Игнат, дядя Игнат, - барабанили в дверь председательского дома мальчишки.
- Ну, что вам надо, бесенята? Отдохнуть не даете…- начал было Баращук, но осекся, увидев испуганные лица ребятишек.
- Дядя Игнат, там на пойме…
- Тсс…, перебил их председатель, - а ну-ка, заходите в избу…
***
- А дальше, дальше я оседлал своего Каштана и в потемках поскакал в райцентр, сообщил о случившемся куда следует и - обратно.
Базой занялись военные.
Когда же я вернулся с войны, на меня донесли о якобы моем сотрудничестве с немцами… Остальное, Стас, ты уже знаешь.
- Что-то мне кажется, концовка не та, Игнат Кузьмич, - я внимательно всматривался в лицо бригадира, - Евдокии-то, наверное, все рассказал.
- Ты прав, Евдокии я действительно все рассказал, потому что за 14 лет, что я воевал и «трубил» в зоне, мне надо было перед кем-то высказаться. Столько накипело на душе за эти годы! Груз непосильный. Или я не прав?
- Прав, конечно же прав!
- Как я ждал свободы! Все эти десять лет только тем и жил, что ждал этого светлого дня. А когда он пришел, когда передо мной раскрылись лагерные ворота - растерялся. Куда ехать? Домой? Ни в коем случае. Если бы реабилитировали - тогда другое дело. В крупные города? - Нельзя. В городишках и поселках — тоже никому не нужен. Решил про себя - постараюсь осесть где-нибудь на Севере, только подальше от лагерей оторвусь. В общем, вышел из поезда в Котласе, побродил по городу, присмотрелся, людей порасспрашивал. Северная Двина приглянулась, долго ею любовался. Ну, думаю, с утра начну насчет работы промышлять, а пока, пока заночую на вокзале. Вот там, на вокзале, и повстречался я с Евдокией, она утренним пароходом к себе домой отправлялась. Ночь тоже на вокзале коротала. Слово за слово, так до утра и проговорили В ту ночь я ей все о себе рассказал, как будто прорвало меня. А на пароход уже вдвоем садились. С тех пор мирно-ладно и живем.
- А концовка-то и впрямь не та. Ты прав.
- В общем, послал я верхом на коне в райцентр Юзефа Влодзевского, того, что в 1939-м к нам как беженец прибыл. Сам я остался в деревне — мало ли что могло случиться, а я ведь колхозный голова. Но, чувствовал, что зря послал его, что-то мне в нем все эти годы не нравилось. Наутро, только забрезжило, запряг я Каштана и сам в райцентр подался. Оказалось, что Юзеф здесь не появлялся. О случившемся в райкоме узнали от меня. Всполошились, срочно связались с военными. Я же скорее назад: понимал, что в деревне беда или уже случилась, или вот-вот должна случиться. Лошадь загнал, но не успел. Как ожидал, так и вышло. Сгорел мой дом, а вместе с ним и моя жена. Видимо, они хотели меня, таким образом уничтожить, считая, что я нахожусь дома.
- Немцев, конечно же перебили, хотя отстреливались они отчаянно. Сдаваться наотрез отказались.
- Когда я вернулся с войны, Юзев уже председательствовал, мое место занимал. Только ночь мне и довелось провести в родной деревне. Наутро подъехал «воронок», и меня в райцентр отвезли. Завели дело, якобы за сотрудничество с немцами. Доказать ничего не смог: довоенный секретарь райкома погиб на фронте, а больше никто ничего о моем приезде в райцентр в то раннее утро и не знал. Документы, видимо, тоже не сохранились - сгорели в горниле войны.
- На зоне было время подумать, поразмышлять о случившемся. И пришел я в конце концов к такому неутешительному выводу: не случайно Юзев Влодзевский появился в нашей деревне в 39-м.
- Все, что произошло, - это его рук дело: и организация немецкой базы у нас перед войной, и гибель моей жены, и моя лагерная десятилетка. Все это - на его совести. Наводил я о нем справки, ответ пришел без задержки: «В сентябре 1945 года Юзев Влодзевский отбыл на родину в Польскую Народную Республику».
- Конечно, вряд ли он там проживает, искать его нужно на Западе, но только стоит ли? Да и некому, кроме меня, этим делом заниматься.
- Вот теперь все, сынок.
Послесловие
Прошло уже несколько десятилетий, после описываемых событий. Давно уже нет в живых ни Игната Кузьмича, ни Евдокии. Год спустя после нашей студенческой «картошки», они умерли в одночасье. Похоронены оба на вераксинском кладбище. Так и не уехал Баращук на закате жизни в свою Белоруссию, видимо передумал. А может быть и не успел, болезни быстро скрутили.
- По прошествии стольких лет, постоянно корю себя, что всего два раза приезжал к старикам в Вераксино, виню себя в том, что не помог, как просил Игнат Кузьмич, продлить им жизнь…
Будни «толкача»
- Василий, как у тебя насчет чайку? - Николай Петрович, отряхнув снег с валенок, вошел в тамбур двухсекционного вахтового домика, в котором ему предстояло прожить-отдежурить неделю, в качестве «толкача». Январь - время ударного двухмесячника на лесозаготовках, а посему все инженеры-производственники разъехались по закрепленным лесопунктам.
- А чего сразу-то с утра не зашли, - пробурчал сторож, - ждал Вас ждал, ушицей хотел угостить, а Вы сразу в делянки…
- Сам понимаешь, понедельник - день тяжелый. Мужики - кто с «бодуна», кто еще с какими-то проблемами за выходные не сумели разобраться - могут работу сорвать. А начинать неделю с потерь не хотелось бы. Каждый зимний день, ты же сам знаешь, на вес золота. Полдня простоя - и весь месяц полетит кувырком. График плотный, сорвешься - потом не наверстаешь. Зато сейчас я спокоен - все бригады сегодня норму дали, и в целом лесопункт находится в графике. Так что принимай меня, ставь на довольствие, но в первую очередь налей чаю, хорош он у тебя всегда получается. Особенно, когда пьешь, придя с морозца. Можешь ты, Василий, угодить. И почему тебя мать Коль-кой, как меня, не назвала? Был бы ты у нас Никола-угодник.
Николай Петрович мог бы ночевать и в лесопунктовском поселке, в комнате для приезжающих. Но в связи с тем, что вывозка древесины велась круглые сутки, лучше было по всему, чтобы он находился поближе к производству в любое время суток.
Василий же, бобыль по жизни, был всегда при деле. У него все как-то клеилось-ладилось. Присматривая за техникой в делянках, поддерживая в постоянной готовности водомаслогрейки, затопляя печь-плиту с утра на котлопункте, он еще успевал дать на лыжах кружка, иногда километров на десять в поисках зайцев, а если очень повезет, то и лося зацепить, так сказать, для общественных нужд. К тому же и рыбак он был отменный.
Вот и сегодня, в ожидании Николая Петровича, он уже сбегал на реку, проверил «морды». Налим шел на нерест, попадал часто. На плите допревало вкусное варево, запах от которого распространялся по обеим отсекам. Попив с удовольствием чаю, разомлев, раскрасневшись, с подковырочкой спросил Николай Петрович:
- А что, угостишь ухой-то, Василий. У меня ведь «Столичная» может прокиснуть.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!