ПЛОХИЕ ДЕЛА, КОТОРЫЕ Я СОВЕРШИЛ 25 страница



— Мы с тобой прямо как влюбленные, — радостно сказала я Чжану.

Мы — вместе. Я работаю в строительной корпорации G., мою статью напечатали в газете и присудили премию. Я — заместитель заведующего отделом. Разве я могу молчать о таких вещах? Клиенты должны об этом знать. А если не говорить, они будут смотреть на меня как на дуру. У меня комплекс — будто мне чего-то не хватает как женщине. Поэтому хотелось выделиться, добиться внимания мужиков, чтобы они оценили меня, признали. Вот где собака зарыта. И я заслуживаю это, ведь я на самом деле такая милая, славная…

— Что ты все время бормочешь? — Чжан пристально посмотрел на меня с каким-то загадочным прищуром.

— Это я про себя. А что, вслух получилось? — обескураженно спросила я, но Чжан только качнул лысеющей головой.

— У тебя все в порядке? С головой, я имею в виду?

Что за вопрос? Разумеется, в порядке. Всем бы такую голову! Утром я просыпаюсь, как положено, сажусь в электричку, потом пересаживаюсь на метро, доезжаю до нашей могучей фирмы, отрабатываю положенное, а вечером я уже проститутка и нарасхват у мужиков.

Я вдруг вспомнила, как поссорилась с Араи, и застыла на месте. И днем, и вечером я служащая фирмы. Или все-таки проститутка? Так кто же на самом деле? Может, у статуи Дзидзо и есть мой офис? А Леди Мальборо, выходит, была там до меня управляющей? Я расхохоталась.

— Чего это ты?

Чжан обернулся и растерянно посмотрел на меня. Тут только я заметила, что мы стоим перед его домом. Положив руки на бедра, я встала в позу и объявила:

— В этот раз групповухи не будет.

— Не беспокойся. Никто больше тебя не хочет, — сообщил Чжан. — Кроме меня.

— Значит, я тебе нравлюсь?

Я чуть не подскочила от последних слов Чжана. Ну скажи! Скажи! Скажи, что нравлюсь! Скажи: милая, хорошая! Но Чжан только копался в карманах и молчал.

— Куда пойдем? На крышу?

На крыше холод, наверное. Я подняла голову. Надо мной было ночное небо, огороженное со всех сторон домами. Ничего! Если Чжан пожалеет меня, плевать на холод. И вдруг я засомневалась. А что такое «пожалеет»? Что это, собственно говоря, значит? Что мне дадут много денег? Однако у Чжана их нет. Он и за три тысячи торгуется как на рынке. Чувства? Но я их боюсь. Проститутка — это работа, а профессионал должен относиться к своей работе как к любимому занятию. Иначе толку не будет. То есть получается, что проститутка — что-то вроде служащего…

— Ты меня слышишь?

Чжан прошел мимо дома, где его квартира, и остановился у соседнего мрачного здания, очень странного. В цокольном этаже располагалась пивнушка; из окошек, уткнувшихся в заасфальтированную улочку, струился оранжевый свет. В пивнушке прямо у наших ног сидели люди, выпивали. Всего в доме три этажа, но по высоте он от силы тянул на два. Окна пивнушки в цоколе были чуть ли не на уровне земли, и сразу над ними начинался первый этаж. Доносившиеся из заведения шум и возня совершенно не вязались с запущенными, нежилыми верхними этажами. Жутковатая картина, скажу я вам. Я не раз бывала у Чжана, но никогда не замечала этого убогого здания, торчавшего тут же, под самым носом.

— Этот дом… он давно здесь?

Чжан озадаченно взглянул на меня и ткнул пальцем вверх:

— Все время здесь стоял. Вон моя квартира. Окна как раз на этот дом смотрят.

Я подняла голову — на четвертом этаже, как два глаза, выделялись два окна. Одно — темное, во втором мертвенно-бледным светом сияла люминесцентная лампа.

— Как раз напротив.

— Точно. Все прекрасно видно — есть там кто или нет. Ихний домоуправ иногда дает мне ключ от одной квартиры.

— То есть живи я в этом доме, ты бы все обо мне знал?

— Если бы захотел — конечно.

«А что? Хорошая мысль!» — с воодушевлением подумала я.

Чжан растерянно опустил голову. Остановившись перед дверью с табличкой 103, он порылся в карманах и достал ключ. В соседней квартире было темно, похоже, она стояла без жильцов. На втором этаже, судя по всему, свободных квартир тоже хватало. На замызганной оштукатуренной стене рядом с тремя сломанными почтовыми ящиками был приколот лист бумаги с надписью «Грин-Вилла». На бетонном полу валялись использованные презервативы и бумажные салфетки. Я содрогнулась. Но не от холода. От этого свинства, напомнившего мне грязь на лестничной клетке в доме, где жил Чжан, и загаженный туалет в его логове. Мне не надо на это смотреть. Не надо туда идти. Не надо, не надо…

— Я не должна… Зачем я это делаю? — непроизвольно вырвалось у меня.

— Разве есть на свете такое, чего ты не должна делать? Сомневаюсь, — отозвался Чжан, отворяя дверь.

Я заглянула внутрь. Из квартиры несло вонью, как из стариковского рта. Смердело откуда-то из темноты и необъятной пустоты. Лучше на улице, чем в такой вонище. Тем временем Чжан, оставив меня в дверях, первым вошел в квартиру. Мне показалось — по-хозяйски. Наверное, не раз приводил сюда женщин. «Ну ничего! Уж как-нибудь не хуже будем», — подумала я, быстро сбрасывая туфли, которые разлетелись в разные стороны.

— Света нет. Осторожно, — послышался из глубины голос Чжана.

Я человек воспитанный — перебарывая себя, с трудом нашарила разбросанные лодочки и ровно поставила их на бетонный пол. Пыль под ногами ощущалась даже сквозь чулки. Чжан уже устраивался на татами в глубине комнаты.

— Я ничего не вижу. Мне страшно, — слащаво пропищала я в надежде, что Чжан протянет мне руку. Но он и не подумал.

Я на ощупь стала продвигаться дальше. Квартира была пустая, без мебели, так что удариться я не боялась. Не обо что. Глаза привыкли быстро, тем более что из окна в кухне снаружи проникал какой-то свет. Комната оказалась крошечная — метров десять, не больше. В ней маячила фигура Чжана, сидевшего скрестив ноги.

Он протянул мне руку:

— Давай сюда! Раздевайся!

Дрожа от холода, я сняла плащ, потом голубой костюм, трусы и лифчик. А Чжан так и сидел, не снимая куртки. Я легла навзничь на холодный пол. Чжан, склонившись, посмотрел на меня.

— Ты ничего не забыла?

— Что? — Я так замерзла, что зубы стучали.

— Чего ты раздеваешься, если тебе еще деньги не дали? Ты же проститутка! Я тебя купил, и ты должна сначала получить деньги.

— Ну давай!

Он разложил на мне три тысячные бумажки. Одну — на грудь, вторую — на живот, третью — между ног. Жалкие три тысячи. Меня так и подмывало крикнуть: «Мало! Еще, еще!» Хотя Чжану я дала бы и бесплатно. Просто хотелось нормального секса. Чтобы обнял, приласкал. Ну, как у влюбленных или любовников.

Чжан словно прочитал мои мысли:

— Тебе три тысячи — красная цена. Ну и что ты думаешь? Нужны они тебе? Нет? Тогда ты не проститутка, а обыкновенная баба. Но я с обыкновенными не сплю, мне так неинтересно. Поэтому решай, кто ты. Проститутка за три тысячи или нормальная баба. Но такая мне не нужна.

Я собрала с себя деньги, зажала в руке. «Тебе красная цена — три тысячи». И все равно мне хотелось, чтобы Чжан занялся мною.

Тррр! — молния на его джинсах разъехалась; в полумраке было видно, что он уже готов приступить к делу. Его член оказался у меня во рту, Чжан наяривал вовсю, пришпоривая себя резкими толчками, и громко пыхтел.

— Я иначе не могу. Мне обязательно надо заплатить. Хоть три тысячи.

Чжан вставил. Он так и не снял куртку, и я ощущала странное тепло только там внизу, между ног. Непередаваемое ощущение! Кожа его куртки холодила тело, шов на джинсах натирал мне бедро.

— Почему тебе нравится с проститутками? Потому что твоя любимая сестра тоже была шлюхой?

— Не угадала. — Запыхавшийся Чжан тряхнул головой. — Наоборот. Я люблю проституток, вот и сестричку сделал проституткой. Я хотел спать не просто с сестрой, а с сестрой-проституткой. В мире нет ничего запретного. Но людям обманутым этого не понять.

Чжан резко хохотнул и задвигался на мне. Я потянулась к нему за поцелуем, но он отвернулся, нарочно избегая моих губ. Мы соединились только нижними частями, которые двигались равномерно, методично, как механизмы. Это и есть настоящий секс? Внутри расплывалась пустота, от которой того и гляди сойдешь с ума. Ведь прежде он был добрый, нежный. Я испытала с ним такое!.. Что же произошло сегодня? Чжан смеялся, задыхался от возбуждения. Сейчас он совершенно один. И это секс.

— Старая шлюха открывает в мужике что-то такое… Пустоту.

Голос Юрико. Вот она! Сидит рядом, слева. Длинный, до пояса, шиньон, голубые тени на веках, кроваво-красные губы. Тот же блядский прикид, что и на мне.

Юрико нежно провела тонкими пальцами по моему левому бедру:

— Давай, давай! Я помогу. Тебе надо кончить.

Мягкие гладкие пальцы забегали по бедру.

— Спасибо тебе. Какая ты добрая! Прости, что издевалась над тобой в школе.

— Да что ты! Уж над кем больше всех издевались — это над тобой. Как ты этого не понимала? Своих слабых мест не замечаешь, — сочувственно проговорила Юрико.

— А если бы замечала, жила бы в свое удовольствие?

— Скорее всего.

Чжан долбил меня все сильнее. Навалился всей тяжестью, стиснул так, что я еле дышала. На человека, которого он придавил своей тушей, ему наплевать. Почти все мои клиенты такие. Чем я занималась все это время? Как я не видела, что никто со мной не считается? Оказывается, мне красная цена — три тысячи. Да не может быть! В фирме мне платят десять миллионов в год.

— Есть мужики, которым я и без груди хороша. Вот и пойми их.

Знакомый голос. Удивленная, я повернулась вправо и увидела Леди Мальборо. Черный лифчик с подложенной в одну чашечку тряпкой вместо груди просвечивал сквозь тонкий нейлоновый джемпер. Леди Мальборо провела мне рукой по правому бедру. Рука у нее была сухая, грубая и сильная. Вспомнилось, как я лежала под Чэнем И, а Дракон и Чжан гладили мои ляжки, один — справа, другой — слева.

— Ни о чем не думай. Ты слишком много думаешь. Прислушайся к себе, расслабься, получи удовольствие, — смеялась Леди Мальборо. — Я тебе свое место у Дзидзо уступила, думала, ты лучше справишься.

— Нечего врать! — упрекнула ее Юрико. — Ты прекрасно знала, что будет с Кадзуэ.

— Ну-у…

Они заспорили, не обращая на нас с Чжаном никакого внимания, но их руки, не останавливаясь, продолжали ласкать мои бедра. На Чжана накатило — он громко зарычал, готовый извергнуться в любую секунду. Вот бы мне вместе с ним!

— Ваше недомыслие ранит мое сердце.

Это была та сумасшедшая, с Библией. Во что теперь верить?

В смятении я крикнула в окружавшую нас со всех сторон темноту:

— Помогите!

В тот же миг Чжан кончил и, тяжело дыша, слез с меня. Юрико и Леди Мальборо тут же исчезли, я осталась лежать на татами, голая.

— Ты опять сама с собой разговариваешь.

Чжан, не спрашивая разрешения, достал из моей сумки пачку бумажных салфеток и обтерся, даже не предложив мне. Повертел головой, пока его взгляд не остановился на смятой десятитысячной купюре, которую я получила от Араи.

— Нечего пялиться. Это мое.

— Твое, твое, — рассмеялся Чжан, закрывая сумку. — Я у проституток никогда не краду.

Вот трепло! Ведь только что говорил, что в мире не существует ничего запретного. Вдруг стало холодно, я быстро начала одеваться. По комнате скользнул пучок света от фар проехавшей за окнами машины, на миг обнажив покрытые пятнами стены и порванные фусума.[53] Как я, человек с хорошим воспитанием и образованием, очутилась в этой дыре? Я склонила голову набок.

Отворив окно на кухне, Чжан выбросил на улицу использованный презерватив и обернулся:

— Встретимся здесь еще.

 

Сейчас я сижу дома и пишу про все в тетрадке. Думаю, скоро мой дневник закончится. Это дневник проститутки, но какая проститутка без клиентов? А их с каждым днем все меньше. Все это для тебя, Кидзима. И пожалуйста, не отсылай мне эти тетрадки обратно, как ты поступил в школе с моими письмами. Потому что я — и в этих тетрадках тоже.

 

 

Часть последняя

Шум водопада вдалеке

 

Ну что ж, эта длинная и скучная история приближается к концу. Потерпите еще немного, пока я не подведу под ней черту.

Перед вами прошла трагическая жизнь Юрико, моей младшей сестры, чья красота поражала всех, кто с ней сталкивался. Женская школа Q. — рассадник элиты, символизирующий классовое общество, прочно укоренившееся в Японии. Сенсационные события, происшедшие с Кадзуэ Сато, с которой мы учились в одном классе. Взлет и падение Мицуру и Такаси Кидзимы, чьи судьбы переплелись в этой школе. Эта чужеродная скотина Чжан, приехавший в Японию, чтобы странным образом сойтись и с Юрико, и с Кадзуэ. Я рассказала все, что знаю, открыла всем оказавшиеся у меня записи, дневники и письма. Весь этот долгий рассказ — для того, чтобы вы хоть немного поняли, что к чему. Но при этом с самого начала меня мучила одна мысль — почему я хочу, чтобы вы поняли? И что именно? На эти вопросы у меня нет ответа.

Думаете, после смерти Юрико и Кадзуэ я пыталась противостоять пересудам и оскорблениям, которые распространяла пресса? Ничего подобного. Во мне никогда не было доброты и тяги к справедливости, без которых в таком деле ничего не добьешься. Тогда почему я все это рассказываю? Сама не знаю.

Могу лишь предположить, что и Юрико, и Кадзуэ, и Мицуру, и Такаси с Чжаном — это как бы часть меня самой. Быть может, я существую, сохраняюсь в этом мире как дух, воплощающий в себе всех этих людей, как некая сущность, что носится в воздухе и рассказывает их истории. Если так, найдутся люди, которые скажут: «Черный дух». И они будут правы. Дух, да будет вам известно, имеет темное обличье. Его лик искажен сквернословием и яростью, раскрашен в цвет ненависти, испятнан злобой. Вот за счет чего он выживает. Как укрывшийся в тени потемневший снег, который никогда не тает. Вдруг я и есть этот никому не видимый черный слежавшийся снег, покоящийся на самом дне в душах Юрико, Кадзуэ, Мицуру, Чжана? Наверное, это слишком сложно, метафор многовато, но я не знаю, как сказать иначе. Я живой человек, из плоти и крови, самый заурядный, каких много, — предвзятый, нетерпимый, завистливый.

Я жила в тени Юрико — постоянно сравнивала себя с ней, завидовала и злилась. Я не успела как следует насладиться своей победой — ведь я пробилась в школу Q., как пришлось хлебнуть прелестей школьной жизни полной чашей. Девчонки из моего класса были красивее меня, с богатыми родителями. Я психовала, видя себя в нескладехе Кадзуэ, и завидовала Мицуру — вот бы мне так учиться, как она. Окончив университет, я выбрала для себя совсем другую жизнь, не такую, как у Юрико, которая начала с модели, а кончила проституткой.

Стала жить незаметно, не привлекая чужого внимания. В моем случае это означает, что я так и не познаю мужчин и до самого конца останусь девственницей.

Вечная девственница. Вы понимаете, что это такое? Звучит красиво, вопросов нет, но на самом деле все совсем не так. Кадзуэ очень метко написала об этом в своем дневнике: упустить момент, когда можно властвовать над мужчиной. Для женщины единственный способ прибрать мир к рукам — секс. Именно к такой мысли склонялась Кадзуэ, и мне все больше кажется, что, может, так оно и есть. Меня посещает неожиданная мысль. Предположим, некий мужчина входит в меня (хотя само такое предположение вызывает душевный трепет) и извергается внутри моей плоти. Наверное, это приносит удовлетворение, будто соединяешься с целым миром. Но это минутное ощущение обманчиво. Оно возникает из веры в то, что единственная возможность для женщины овладеть миром — сделаться проституткой, как Кадзуэ. Уверовавшие в это совершают большую ошибку.

Я сказала, что предпочла жить незаметно. Если честно, это не совсем так. Просто мне хотелось, чтобы меня не сравнивали с Юрико. Я уступала ей при любом раскладе, поэтому и решила выйти из игры. На меня давила мысль, что я — это как бы Юрико, вывернутая наизнанку, я живу ее изнаночной жизнью. «Изнаночники» очень чувствительно реагируют на тень, отбрасываемую теми, кто живет, купаясь в солнечном свете. Эти «светлые личности» скрывают от других свои черные мысли. Они не вызывают у меня сочувствия, я воспринимаю обостренно эти мысли именно потому, что нахожусь на «изнаночной» стороне. Скорее даже можно сказать, что я жила, питаясь мрачными тенями от живущих под солнцем.

История проститутки, которую поведала Кадзуэ в своем дневнике, настолько печальна, что дает мне новые силы, чтобы жить. Я серьезно. Чем печальнее звучит ее рассказ, тем больше злости и возмущения она во мне вызывает. Ее неудачи и поражения придают мне силы. Понимаете? В этом смысле дневник Юрико не дал мне ничего. Все-таки в Юрико чувствовалась настоящая сила, твердость воли. Она не вызывала у меня одну только ненависть. И я никак не могла ей противостоять.

Я стала рабыней Юрико. Всю жизнь следовала за ней, как тень. Показания Чжана не стали для меня неожиданностью и ничего для меня не стоят. Потому что он совершеннейшая скотина, и у него нет ни сантиметра тени. Оказывается, скоты тоже имеют место под солнцем.

 

С дневником Кадзуэ другая история. Это дикое одиночество. Прочитав его до конца, я почувствовала, что во мне что-то изменилось. Такого раньше со мной не бывало. Я сама не заметила, как из глаз полились слезы. Мне стало ее жалко. Даже мне! Я не могла сдержаться, думая, как одиноко и тяжко было бедняжке, тем более с ее-то внешностью — уродина почище Невероятного Халка! Стук ее пустого одинокого сердца отдавался у меня в груди, парализовал, лишая дара речи. Не знаю, что такое экстаз, но, мне кажется, именно его я и испытывала.

Две большие тетради в кожаных обложках — коричневая и черная, исписанные аккуратным почерком Кадзуэ, который я помню со школы. С дурацкой педантичностью она записывала, сколько получено с каждого клиента. Кадзуэ была настолько пунктуальна и честна, что не допускала мысли о том, что какую-то встречу можно пропустить. Отличница, мечтавшая, чтобы ее хвалили за успехи; девчонка, хотевшая, чтобы все знали, что она из хорошей семьи; стремившаяся достичь верхов офис-леди. До верхов ей не хватило всего ничего, и теперь, сама того не желая, Кадзуэ на страницах дневника открывала передо мной душу.

«Мы одинаковые — и ты, и я. И Кадзуэ тоже. Нам всем промыли мозги. Интересно, как мы выглядим со стороны».

Неожиданно в памяти всплыли эти слова Мицуру. Захотелось закричать: «Нет, не так! Неправда!» Неужели ты не понимаешь?! «Здесь ненависть и хаос». Вот что сказал Юрио, коснувшись этих тетрадей. Сейчас я думаю так же, и иного не может быть. Я питаюсь тем, что есть только в других людях, ненавистью и хаосом, которые их окружают. И я не похожа на Кадзуэ. Я другая! Я не гротескное чудовище!

Я сбросила со стола ее тетрадки и, пытаясь успокоиться, тронула кольцо, которое носила на левой руке. Да, то самое, над которым смеялась Мицуру. В нем источник всех моих чувств. Что? Да, я сама себе противоречу. Издеваюсь над сложившимся в женской школе Q. классовым мирком, и в то же время он мне нравится. Считаете, я непоследовательная? Но ведь противоречия, в той или иной мере, сопровождают жизнь каждого человека.

— Что-то случилось, тетя?

Сидевший рядом Юрио почувствовал, что я вся дрожу, и обнял меня. Какой чуткий мальчик! Его молодые сильные руки лежали на моих плечах. Я кожей ощущала их тепло. Интересно, секс тоже дает такие ощущения? Я с трепетом прижалась мокрой щекой к руке Юрио.

— Тетя, ты плачешь? — тревожно спросил он. — В этих тетрадках что-то нехорошее?

Я торопливо отстранилась от рук племянника.

— Они грустные. Там есть немного и о твоей матери. Но я не хочу говорить об этом.

— Потому что там ненависть и хаос, да? Но что именно? Расскажи. Я хочу знать. Хочу знать все, что там написано.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 90; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!