ПЛОХИЕ ДЕЛА, КОТОРЫЕ Я СОВЕРШИЛ 13 страница
— Я в твоих оценках не нуждаюсь! И чего ты лезешь с этими дневниками?
Вот навязалась на мою шею! Ну почему я должна во всем этом копаться?
— Я думаю, их надо прочитать именно тебе. Такаси тоже так считает. Вы с Кадзуэ были в хороших отношениях, и ты просто обязана… Кадзуэ отправила дневники Такаси, потому что хотела, чтобы кто-то их прочитал. Не полиция, не следователь, не судья, а кто-то из нашего мира.
Какие у нее есть основания так говорить? Как вы знаете, никаких хороших отношений у меня с Кадзуэ не было. Мы вместе пришли в школу высшей ступени, она со мной заговорила, я ответила — а что оставалось делать? Только и всего. «Дружба» между нами была такая хрупкая, что развалилась при первом же испытании. После истории с любовными письмами, которые Кадзуэ посылала Такаси Кидзиме, она так возомнила о себе, что стала меня избегать.
— Кроме тебя, домой к Кадзуэ никто не ходил. Она была такая же одиночка, как и ты.
— Нет уж, пусть эти тетрадки остаются у Кидзимы. Кадзуэ влюбилась в него, вот она их ему и послала. А письма какого-нибудь не было?
— Не было. Просто взяла и послала, ни с того ни с сего. Откуда у нее его адрес? Я спрашивала Такаси. Вроде бы он знал владельца гостиницы, где подрабатывала Кадзуэ, и как-то с ней там столкнулся. Ну и, наверное, дал ей визитку.
— Тогда я отошлю тетрадки ее родным. Пошлю с работы, за посылку платить не придется.
Мицуру посмотрела на меня:
|
|
|
— Не советую. Мать Кадзуэ это читать не захочет. Какие там у них были отношения?.. Думаю, она знать ничего не желает — да и не надо ей ничего знать.
— А мне это зачем? Может, объяснишь?
«Может, объяснишь…» В школе это была любимая присказка Кадзуэ. Вспомнив об этом, я горько улыбнулась, а Мицуру, отвернувшись, забарабанила ногтем по зубам. Просвет между передними зубами сделался у нее еще больше.
Юрио был в соседней комнате. Он сидел на полу ко мне спиной, скрестив нош, с наушниками, но не раскачивался, как обычно. Неужели слышал, о чем мы говорим? Ведь у него прекрасный слух. Я не хотела, чтобы он узнал о моих слабостях, и уже начала жалеть, что пригласила Мицуру войти. Она вдруг оборвала свою дробь и пристально посмотрела на меня:
— Разве тебе не интересно, почему Кадзуэ стала заниматься проституцией? Мне, например, интересно. Но я не хочу глубоко влезать в это дело. У меня своих проблем хватает. Мне надо думать не о Кадзуэ, а о себе и о людях, с которыми я связана: о своей семье, о Кидзиме-сэнсэе, о тех, в чьей смерти я виновна. Цель жизни теперь понятна, и, наверное, больше я в суд не приду. Разберутся без меня, кто убил Юрико и Кадзуэ. Я встретилась с тобой после стольких лет, поговорила с Такаси — самое время задуматься над своими проблемами. А ты — другое дело. Ты и дальше будешь туда ходить. Взяла к себе ее сына, потому что она тебе сестра. И от Кадзуэ тебе тоже никак не отвертеться. Так что ты должна прочесть ее тетрадки.
|
|
|
Я вспомнила, что Юрико в своем дневнике писала, как она столкнулась с Кадзуэ у лав-отеля в районе Маруяма-тё. А может, у Кадзуэ сказано, что между ними было дальше. Мне захотелось взяться за ее дневники, но что-то останавливало. Я робко заглянула в конверт, где лежали тетрадки.
— Ну ладно, что там у нее?
— Ага! Тебя уже любопытство разбирает, — торжествующе проговорила Мицуру. — Захотелось узнать, о чем она думала? В школе она зубрила не хуже меня. Потом устроилась на хорошую работу, в крупную фирму. Можно было подумать, что у нее все отлично, а на самом деле — ничего подобного. Уж не знаю, что ее к этому толкнуло, но она стала уличной шлюхой. Стоять на углу и цепляться ко всем подряд… Это сильно! Рискованное занятие. То, чем Юрико в школе занималась, — детская забава по сравнению с этим. Интересно же узнать, что с ней случилось, скажи?
В тот день Мицуру была совсем не такая, как всегда. Под ее натиском я чувствовала себя не в своей тарелке.
— Уж больно ты загорелась. Прямо насильно хочешь меня заставить. Чего тебе надо?
|
|
|
С какой стати она со мной так разговаривает? Разве я в чем-то виновата? Что происходит? Мицуру тем временем допила чай и поставила чашку на блюдце. Посуда звякнула, и Мицуру, как по сигналу, разразилась тирадой:
— Я вот что думаю. Может, и не надо тебе говорить, но я скажу. Вы с Кадзуэ очень похожи. Тебе страшно хотелось выбиться в передовые и пробиться в школу Q. Ну пробилась — и что? Зря старалась. Слабо тебе оказалось тягаться с другими. Поэтому ты быстренько забила на учебу. Оказавшись в такой школе, вы с Кадзуэ никак не могли привыкнуть к роли чужаков. Как вам хотелось перепрыгнуть через этот барьер, сделаться «своими»! Поэтому вы стали обезьянничать: укоротили юбки, натянули гольфы. Что, забыла? Может, невежливо так говорить, но ты в конце концов сдалась, поняла, что без денег за «элитой» не угнаться. Сделала вид, что тебя ничто не волнует — ни мода, ни мальчишки, ни учеба, — и копила злобу, думала за счет этого продержаться в школе. Злоба росла в тебе с каждым годом. Поэтому я и решила держаться от тебя подальше. Что до Кадзуэ, то она старалась не отстать от других любой ценой. У ее родителей водились деньги, плюс она сама была способная. Вот и думала, что сумеет как-нибудь пробиться. К чему привела ее настырность? В школе над ней стали издеваться. Все видели, как она из кожи лезет. Девчонки-подростки — очень жестокий народ, Кадзуэ им казалась неотесанной выскочкой. Ты тоже над ней смеялась, хотя и над тобой издевались. Помню, как ты плакала, когда тебя кто-то обозвал «нищей деревенщиной». Это было на уроке физкультуры. Тогда ты и выбрала стратегию выживания, решила стать волком-одиночкой. Хотя эта стратегия часто тебя подводила. А ты школьное кольцо носишь? Все девчонки перед выпуском заказали себе кольца.
|
|
|
Мицуру покосилась на мою левую кисть. Я торопливо повернула руку, чтобы она не глазела на кольцо.
— Ты о чем?
Мой голос дрожал от обиды. Передо мной была совсем другая Мицуру. Я не знала, как реагировать на ее натиск, как поставить ее на место. В школе я ничего подобного от нее не слышала. Кроме того, в соседней комнате сидел мой любимый Юрио, который мог слышать наш разговор.
— Не помнишь? Трудно говорить об этом, но я все-таки скажу, что думаю. Может, мы больше не встретимся.
— Ты куда-то собралась?
Мицуру, видимо, послышалась тревога в моем голосе. Лицо ее смягчилось, и она рассмеялась.
— Я же говорила, что, поженившись, мы будем жить с Кидзимой-сэнсэем в Каруидзаве. Ты, наверное, не захочешь меня больше видеть после того, как я все тебе выложу. Я больше не дурочка и под чужое настроение подстраиваться не собираюсь. Можешь обижаться, но теперь уж меня не остановишь. Слушай дальше. Из нашего выпуска все, за исключением меня, решили остаться в системе Q. и пойти в университет. И все решили сделать себе колечки на память. Золотые, с эмблемой школы. Я свое давно потеряла, уже не помню, какая была эмблема. Ой! А у тебя не оно?
Накрыв кольцо ладонью, я быстро покачала головой:
— Это другое. Я его в «Парко» купила.
— Да? Ну мне без разницы. Те, кто с самого начала учился в системе Q., их не носили, считали просто пустяком на память. Зато, как я потом узнала, в университете некоторые щеголяли этими кольцами. Почти все они были из «новичков» — тех, кто попал в систему только со школы высшей ступени. Хвастались, что они тоже из «касты». Это все ерунда, но ты не смейся. Когда я об этом услышала, больше всего меня удивило, что именно ты носила это кольцо не снимая. Может, это, конечно, только слухи. Правда это или нет — не знаю. Но для меня это была неожиданность — казалось, я заглянула в твою душу.
— И кто тебе это напел?
— Уже не помню. Какой-то дурацкий был разговор. Хотя, если подумать, не такой уж и дурацкий. В системе Q. нас учили: кто пришел с самого начала — это как бы высшее сословие. По престижности — начальная, средняя школа и только потом школа высшей ступени. А если у тебя брат или сестра, родители или родственники тоже с первого класса, это уже высший уровень. Привилегированные династии! Ерунда полная. Нет, это не смешно. Скорее страшно. Потому что в этом — вся система ценностей, господствующая сейчас в Японии. Почему, ты думаешь, я оказалась в секте с похожим внутренним устройством? Надеялась, что, отказавшись от семьи и пройдя «духовный тренинг», поднимусь на новую ступень, выйду на более высокое положение в иерархии. Но сколько мы с мужем этим ни занимались, в верхушку так и не пробились, к «учителю» ближе не стали. Только он и его окружение были «настоящими жрецами», подлинной элитой. Тебе это ничего не напоминает? Я начала задумываться над этим в тюрьме и поняла, что жизнь пошла наперекосяк из-за того, что, оказавшись в школе Q., я напрягала все силы, чтобы приблизиться к «прирожденной аристократии». И ты тоже. И Кадзуэ. Нам забили голову ерундой. Интересно, как мы выглядели со стороны? Нам промыли мозги. И мне, и тебе, и Кадзуэ. Если так смотреть на вещи, получается, что самой свободной из нас была Юрико. Свободная как птица, она будто прилетела с другой планеты. Вот почему в Японии она была белой вороной. И мужики к ней липли не только из-за красоты. Мне кажется, они на расстоянии чуяли, в чем ее суть. Она даже Кидзиму-сэнсэя очаровала. Ты чувствовала себя неполноценной рядом с ней и ничего не могла сделать с этим комплексом. И дело было не столько в красоте Юрико, сколько в ее раскрепощенности, которую ты никак не могла обрести, как ни старалась. Но еще не поздно. Я совершила преступление и буду каяться всю оставшуюся жизнь, но у тебя еще есть время. Вот почему я прошу тебя прочесть эти тетрадки.
Мицуру поднялась со стула, и по комнате поплыл легкий аромат духов. Оглушенная ее откровенностью, я не могла двинуться с места. Забыла про школьное кольцо. Точнее сказать, забыла саму себя. А кольцо стало как бы частью меня. Оно и сейчас блестит на среднем пальце. Мицуру, словно выбросив из памяти то, что мне наговорила, нежно окликнула сидевшего в другой комнате Юрио:
— Юрио! Я ухожу. Присматривай за тетей.
Юрио повернул голову, обратив на нее глядящие в пустоту прекрасные глаза, и медленно склонил голову. Глаза у него поразительные — невозможно точно сказать, какого они цвета. Карие с оттенком прозрачной голубизны, они очаровывали, и мне уже не было до Мицуру никакого дела. Когда я пришла в себя, ее и след простыл.
На какое-то мгновение во мне вновь проснулась любовь, которая когда-то была у меня к Мицуру. Смышленая и рассудительная белка… Наконец-то она вернется в свое дупло в густом тихом лесу, поселится там с Кидзимой-сэнсэем и больше ее оттуда не выманишь. Что мне делать, если она уйдет из моей жизни? Юрико нет, Кадзуэ умерла… Я озадаченно вздохнула.
Юрио уловил мой вздох, встал и подошел ко мне. Да, у меня есть Юрио! Пробежав пальцами по чайному столику, племянник нащупал конверт и вытащил тетрадки Кадзуэ. Подержал в руках и тихо произнес:
— Здесь ненависть и хаос. Я это чувствую.
Часть 7
Дзидзо — бог желания
(Записки Кадзуэ)
1
[Месяц][день]
Готанда:? КТ, 15 000 иен
С утра зарядил дождь. Рабочий день кончился как обычно, и я двинула к метро, на станцию Симбаси. Мне было нужно на линию Гиндза. Впереди шел мужик и все время оглядывался через плечо. Видно, хотел поймать такси. Капли с его зонтика летели прямо на меня, испещряя плащ на груди мокрыми точками. Вот свинья! Я полезла в сумочку за носовым платком и стала вытирать воду. В Симбаси такая дрянь с неба падает, что в дождь на одежде остаются серые пятна. У меня что, деньги лишние — платить за химчистку? Мужик остановил такси, и я прошипела ему в спину:
— Ну ты, урод, смотреть надо!
Но тут же представила, как барабанят по его зонту, разлетаясь в стороны, дождевые капли, и нутром почуяла мужскую силу, что была в этом типе. Желание вперемешку с отвращением. У меня к мужикам всегда такое двойственное чувство.
Линия Гиндза… Ненавижу оранжевые вагоны. Пыльный ветер, который гуляет по станциям. Колесный скрежет. И конечно, запах. От шума хоть как-то спасают беруши, но что делать с вонью? От нее некуда деваться. Хуже всего, когда идет дождь. Пахнет не только пылью, но и людьми: духами, жидкостью для волос, чужим дыханием, старостью, спортивными газетами, макияжем и менструациями. Люди — хуже всего. Хмурые сарариманы, выжатые на работе офис-леди… Не выношу эту публику. Приличного мужика, на которого можно было бы глаз положить, днем с огнем не сыщешь. Но если даже такой попадется, так и жди от него какой-нибудь подлости. Причем долго ждать не придется. Есть еще одна причина, почему я не выношу метро. Оно связывает меня с моей фирмой. Стоит спуститься под землю на линии Гиндза, как оказываешься в каком-то темном подземелье. Ощущение, что тебя закатали в асфальт.
В этот раз повезло — на Акасака-Мицукэ освободилось место, и я села. Сосед листал какие-то бумаги. В глаза бросилось слово «оборудование». Неужели коллега? Интересно, из какой он компании? Сосед, должно быть, почувствовал мой взгляд и сложил бумаги. В офисе на моем столе громоздятся горы документов, и я тоже никому не позволяю в них заглядывать. Сажусь за стол, вставляю беруши и с головой ухожу в работу. Перед самым носом громоздится выше головы кипа белых листов с документацией, по бокам две такие же бумажные колонны. Документы сложены аккуратно, чтобы не рассыпались. Доросли бы они до потолка. Тогда бумаги закроют лампы дневного света, от которого лицо у меня делается бледным, как у покойника. Из-за них приходится малевать тубы ярко-красной помадой и, чтобы не так бросалось в глаза, накладывать голубые тени. Еще густо подрисовываю брови. Для равновесия. Ох уж это равновесие! Попробуй найди его! Но без этого в нашей стране не проживешь. К мужикам — желание и отвращение. К фирме — верность и соблазн чем-нибудь им навредить. В самой себе — гордость и грязь. Гордость сияет только на фоне грязи. А без гордости утонешь в этой грязи по колено. Одно не бывает без другого. Вот так и живем.
Уважаемая госпожа Сато!
Вы производите слишком много шума. Убедительно просим вас вести себя потише. Вы причиняете неудобство другим сотрудникам.
Это послание я обнаружила сегодня у себя на столе. Напечатано на компьютере. Кто его автор, меня совершенно не интересует. Ясно, что кому-то я — как кость поперек горла. Помахивая листком с посланием, я пошла к начальнику разбираться.
Завотделом окончил экономический факультет Тодая. Ему сорок шесть. Женат на сотруднице нашей фирмы — выпускнице колледжа. У них двое детей. У человека подлая манера — принижать достижения работающих под его началом мужчин и присваивать результаты, которых добиваются женщины. Однажды он распорядился поправить отчет, который я для него подготовила. А потом вставил мои тезисы в свою брошюрку «Как избежать рисков, связанных с себестоимостью строительных работ». Для него это обычное дело. Надо как-то защищаться. Сохранять душевное равновесие, просчитывать вперед, что для меня выгоднее всего. Суть вещей нельзя понять без напряжения, но долго сохранять напряжение без расслабления невозможно.
— Извините, мне тут письмо подложили. Хотелось бы знать, как вы намерены реагировать.
Зав достал очки в металлической оправе, которыми недавно обзавелся (он страдал дальнозоркостью), и внимательно прочитал письмо. На его лице мелькнула насмешка: «Ага! Заметила!»
— А как мне реагировать? Думаю, это личное дело, — заявил он, разглядывая мой костюм — цветную блузку из полиэстера и облегающую темно-синюю юбку, — который дополняла длинная позолоченная цепочка. То же самое на мне было вчера, позавчера и позапозавчера.
— Возможно. Но личные дела влияют на обстановку в офисе.
— Неужели?
— Какие есть доказательства, что я произвожу шум и кому-то мешаю?
— Доказательства?
Зав растерянно посмотрел туда, где стоял мой стол, на котором возвышались горы бумаг. Рядом место Кикуко Камэи. Уставившись в монитор, она самозабвенно стучала по клавиатуре. В прошлом году в компании прошла реорганизация, и в отделе всем старшим менеджерам поставили компьютеры. Мне, как замзаву, разумеется, тоже. Камэи — рядовая сотрудница, ей компьютер не достался, но она притащила из дома ноутбук и сидит за ним, воображая о себе невесть что. Все время приходит в разных нарядах. Как-то один из наших сказал мне:
— Почему бы тебе, как Камэи, не надевать каждый день что-нибудь новенькое? Для всех будет удовольствие.
Я его тут же отшила:
— А зарплату, чтобы я каждый день переодевалась, ты мне будешь платить?
Он тут же отвязался.
— Камэи-сан, извините, что отрываю. Можно вас на минутку?
Камэи обернулась, изменилась в лице и поспешила к нам, стуча шпильками по полу. Сидевшие за столами, как по команде, подняли головы и удивленно посмотрели в нашу сторону. Она специально так громко цокала, чтобы привлечь к себе внимание.
— Я вас слушаю, — пропела Камэи, переводя взгляд с меня на зава.
Мне тридцать семь, ей тридцать два. Разница в пять лет. Камэи повезло — приняли в фирму под новый закон о равных условиях найма для мужчин и женщин. Самонадеянности ей не занимать — как же, окончила Тодай, юридический факультет. Одевается броско; говорят, тратит на одежду больше половины зарплаты. Живет с родителями, папаша — крупный чиновник, здравствует, так что они могут позволить себе жить на широкую ногу. А у меня мать — домохозяйка, мне приходится работать за отца, на мне все хозяйство. Откуда деньги на наряды?
— Я вот что хочу спросить. Сато-сан производит много шума? Мешает вам? Вопрос неожиданный, понимаю, но вы с ней рядом сидите. Поэтому я вас и спрашиваю, — с невинным видом обратился зав к Камэи. Письмо, которое я ему дала, он показывать не стал.
Камэи посмотрела на меня и, набрав в грудь воздуха, сказала:
— Я тоже все время печатаю на компьютере и, наверное, кому-нибудь мешаю. Когда целиком уходишь в работу, ничего не замечаешь.
— Мы сейчас не о вас говорим, а о Сато-сан.
— Ой! — Камэи сделала вид, что смешалась, но под этой маской я разглядела раздражение и злость. — Как сказать… Сато-сан всегда затыкает уши, поэтому иногда может не замечать шума. К примеру, когда ставит чашку с кофе на блюдце, шуршит бумагами или выдвигает-задвигает ящики. Но это так, ничего серьезного. Я имею в виду, вы спросили, а я ответила. — И она тихо добавила, обращаясь уже ко мне: — Извините.
— То есть вы хотите сказать, что Сато-сан следовало бы обратить на это внимание?
— Нет-нет. Я вовсе даже… — Камэи поспешила дать задний ход. — Поэтому я и сказала: я же рядом сижу… вы спросили, значит, я должна ответить. Вот и все. Не стоит делать из этого проблему.
Зав повернулся ко мне:
— Ну как? Вопрос исчерпан?
Он всегда так. Никогда не станет разбираться в проблеме как начальник, а тут же переложит ее на кого-то другого. Камэи, скроив недовольную мину, обратилась к заву:
— А почему вы меня вызвали? Какое я имею к этому отношение? Ничего не понимаю.
— Это же ты написала! — еле сдерживаясь, крикнула я.
Камэи недоуменно поджала губки, словно говоря: «О чем это вы?» Она большая мастерица строить из себя дурочку. Зав обернулся ко мне и поднял руку, призывая успокоиться.
— Здесь вопрос личного восприятия. Будем считать, что это написал чересчур эмоциональный человек. И все. Не будем раздувать из мухи слона.
Зав снял трубку телефона и с деловым видом, будто вспомнил что-то срочное, стал набирать чей-то внутренний номер.
Камэи, притворяясь, что до нее не доходит смысл происходящего, опустив голову вернулась за свой стол. Меня мутило от одной мысли, что снова придется сидеть с ней рядом, и я направилась в отгороженный закуток, где мы готовили чай или кофе.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 100; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!