Глава 20. Из села в село, из дома в дом, от сердца к сердцу

«И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» (Мат. 5, 15).

«И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мат. 19, 29).

Уже два месяца идет Иван Онищенко из села в село, из дома в дом. Когда сердце горит божественным огнем любви к человеку, в таком хождении есть особая радость, особое счастье. Счастье для такого человека в одном: быть полезным людям, чувствовать их нужду.

Время было предобеденное. По проселочной дороге шел Онищенко. За его спиной на крепких ремнях был прилажен мешок, в котором помещался сапожный инструмент, колодки, куски кожи. С боку висела небольшая сумка с провизией. В кармане пиджака бережно хранилось Евангелие, обернутое в тонкую клеенку. На ногах - простые сапоги, на голове - выяснявший на солнце картуз. Шел он легким шагом, все замечая, всему радуясь. Да он и поистине всему радовался. Небо стало покрываться тучами, где-то далеко гремел гром. Могла быть гроза. Иван прибавил шагу. За бугром показался хутор. Пять или шесть хаток красочно прилепились к склону, внизу которого вилась совсем крохотная речушка, поросшая камышом и вербами. Хатки были белые и ярко выделялись на фоне зелени.

Когда Иван подошел к первой хате, блеснула молния и прогрохотал гром. На землю стали падать крупные капли дождя. Иван постучал в дверь. Открыла старуха. Из сеней на пришедшего смотрели глаза четырех детей-подростков. Из дальней комнаты доносился плач ребенка.

— Побежы, Манько, до дытыны, - сказала старуха, повернув голову к детям, и спросила Ивана:

— Кого вам, государю, трэба? Хозяин и хозяйка в стэпу.

— А мне от дождя укрыться, бабушка, - приветливо сказал Иван и улыбнулся детям.

— Заходьтэ, заходьтэ. Бач, якый дощ полоще. Це ж моих в стэпу моче!

Иван вошел вместе со старухой в большую кухню, которая служила и гостиной, и рабочей комнатой, и столовой. Снял мешок, бережно положил его около стены у входа, а сумку с провизией положил на край длинного стола. За столом вдоль всей стены стояла деревянная лавка.

— Сидайтэ, пэрэсыдить. Вин скоро пэрэстанэ, - сказала старуха. - Та може и борщику поистэ, вже вин зварився. Идить, диткы, идить до Маньки, - обратилась она к детям, с любопытством толпящимся у печки.

Иван снял картуз, сел на край лавки и осмотрел кухню. В помещение стало темно, блеск молнии через окно озарял комнату причудливыми тенями, лил дождь. Потолок в кухне был низкий с выступающими балками, пол мазанный. Пахло борщом, хлебом и дымом от печки. Было тепло и уютно.

Через некоторое время дождь прошел и стало светлее. Старуха сходила к детям, а потом пришла и налила пришельцу миску борща. В углу, где была дверь в комнаты, висел небольшой образ. Старуха глянула на него, как бы указывая, куда надо молиться, и больно стало Ивану, и не по себе. Отказаться от гостеприимного угощения он не мог. Креститься в угол - тоже не мог. И не хотелось неблагодарно наносить человеку удар; ведь вера - святое чувство человека.

Но отступать было нельзя. Он снял пиджак, ополоснул над чаном руки и, став у стола, сложил руки, опустил голову и кратко прошептал:

— Господи, благослови!

Старуха смущенно опустила передник, быстро заморгала глазами, но ничего не сказала.

Когда Иван кончил есть, на дворе послышался топот конских ног и стук колес. Старуха выглянула в окно:

— Ось и наши прыихали. Дощик всэ пэрэмишав. Ну ничого, и дома работа е.

Поблагодарив хозяйку, Иван одел пиджак, но уходить из этого дома ему не хотелось. Он вышел во двор. Хозяин, худощавый, уже немолодой мужчина, весь промокший, стал выпрягать лошадей. Такая же мокрая хозяйка, сказав Ивану «Здравствуйте», прошла в дом. Иван быстро подошел к лошадям. Умелыми движениями молча стал помогать хозяину: снял постромки, отцепил их от брички, смотал вожжи, разнуздал лошадей. Хозяин с любопытством рассматривал гостя. Сняв сбрую и поставив лошадей в просторную конюшню, хозяин вытащил из брички имущество, развесил для просушки, сказал Ивану «спасибо» и пригласил в дом.

— Кто же ты будешь? - обращаясь к гостю, как к сыну, сказал хозяин. Приехавшие ели борщ, а Иван рассказывал:

— Я из далека, из Ананиевского уезда. Иду по людям и сапожничаю. Со мной инструмент. Кто примет, у того и работаю. Дорого не беру, мне бы только прокормиться, да отцу с матерью помочь. Семья-то большая, девять младше меня. Отец с матерью тоже трудятся, - хлеборобы.

— А жинка у тебя есть?

— Нету.

— А водку пьешь, табак палишь? - спрашивала хозяйка, слушая гостя с интересом.

— Жинка моя - вот эта книга, Евангелие, - показал Иван на спрятанную книгу. - Не пью я и не курю. Это непотребство.

— А что ты на образ не перекрестился? - спросила старуха, вставляя что-то в печь рогачом.

— А я уже шестой год, как молюсь Богу не на иконы. Бог на небе, еще в душе человеческой.

— Отож я и бачу, що ты якыйсь нэ такый, як уси, - вытирая о фартук руки, говорила старуха. Но по словам он понимал, что старуха не думает о нем плохо. И это его радовало.

Хозяин с хозяйкой поднялись из-за стола, перекрестившись на образ, хозяин сказал:

— Хотя я вижу, что ты, Иван, не такой, как мы, но ты мне нравишься, Почему тебе не остановиться у нас сапожничать? Хата у нас большая, дети спят в своей комнате. А видишь, какая это палата? Здесь мы прядем и варим, и гостей принимаем, и спим. Кто на печке, кто на полу, - он указал на дощатый помост с периной. - Вот там, у окошка внесем тебе верстачок, сделаем сапожный стул и - Бог тебе в помощь. А работы хватит: семья у нас - четверо малых, трое больших, да в люльке вот - восемь человек. А мы ведь тоже ждали, ждали сапожника. Я уж думал заказывать в городе.

На другое утро Онишенко уже стучал молотком, чинил детскую обувь, а дети от него так и не отходили, учуяли они в этом человеке доброе сердце, чуяли, что и они для него самые родные, самые дорогие.

Школы близко не было, грамотных людей на хуторе тоже не было. Дети росли, наблюдая только то, что было перед их глазами, слыша только то, что говорили взрослые. И сапожник-евангелист понимал себя ответственным и за этих малых. Грамоте этих детей он не мог научить. Но он может научить тому, что самому дала жизнь, в чем он понял смысл жизни. Это он может и должен.

Производя починку детских сапожек, он рассказывал им о детстве Иисуса Христа, о Его возрастании, чему учили отрока мать и благочестивый Иосиф, как Он был в храме Иерусалимском, как Он слушал и что спрашивал. И детским вопросам не было конца. А любил ли Иисус животных? Жалел ли их? А слушался ли маму, когда она говорила Ему, что хорошо и что плохо? Иногда Иван клал в сторону башмак, гладил головки спрашивающих и вздыхал.

Бабушка суетилась около печи, варила пищу, стирала одежду и слушала, о чем спрашивали дети и что отвечал им Иван.

— Не слыхали они еще такого, Ваня, никто им еще не говорил этого. И чем мы заслужили милость у Бога, что Он послал тебя в нашу хату? Дождем тебя занесло, - улыбнулась она.

Вечером приехали с поля хозяин и хозяйка. Иван снова помог распрячь лошадей. Хозяин с удивлением увидел, что конюшня вычищена и навоз вынесен на место. А когда зажгли лампу, спать ложиться никто не хотел. Пришли еще соседи: старуха и девочка-подросток, и Иван стал всем читать Евангелие. Прочел им о блудном сыне. Когда стал читать то место, где отец бросился бежать навстречу блудному сыну, пришедшая старуха-соседка зарыдала, закрыв лицо передником.

А когда успокоилась, то рассказала о горе в их семье, что ушел из дому младший ее внук и как они ждут его все и от этого страдают.

А Иван рассказал о себе, как он пришел к Богу и Бог принял его. Было уже за полночь, когда Иван сказал:

— Завтра всем на работу, а уже ночь. Давайте поблагодарим Отца нашего небесного за эту беседу.

Он встал на колени и за ним встали все. Внятно, раздельно, на русском языке он стал говорить молитву «Отче наш». И люди, не зная точно слов перевода, про себя, полушепотом повторяли за Иваном молитву, которой учил людей Сам Иисус Христос. О таком люди эти еще никогда не говорили, еще никогда так не молились.

На следующий день в комнату, в которой работал Иван, пришло еще четверо соседских детей слушать дядю. И хотя они несколько стесняли его в работе, старуха разрешила посидеть с дядей:

— Пусть послушают о добром, которое говорит Иван.

Весь хутор заговорил о сапожнике: и сапоги шьет, и Слово Божье читает, и мудро рассказывает, и дела добрые делает. Кто-то сказал, что и плату не берет, а только бы прокормиться. А когда стемнело и в хатах зажглись каганцы, в комнату, где работал Иван, собралось много народу. Чуть не весь хутор пришел увидеть и послушать чудного человека из села Основы.

Иван, надев чистую рубаху, сидел в углу под образом, перед ним горел мигая коганец и лежало Евангелие. Когда все сели, Иван поднялся и сказал:

— Давайте, добрые люди, помолимся.

Кто сидел, поднялись, и Иван, как он это делал чаще всего, сказал вслух молитву «Отче наш». Она всем была дорога, и все ответили «Аминь». И, открыв книгу, Иван стал читать.

— Выслушайте притчу. «Был некоторый хозяин дома, который насадил виноградник, обнес его оградою, выкопал в нем точило, построил башню и, отдав его виноградарям, отлучился. Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды; виноградари, схвативши слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями. Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили так же. Наконец, послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари, увидевши сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его. И схвативши его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями?» (Мат. 21, 33-40).

Иван положил на стол Евангелие, внимательно посмотрел на устремленные на него глаза и стал говорить:

— Вот точно так и мы - работники в винограднике, который устроил Сам Бог. Дал Он нам и точило, и башню. Подходя к вашему хутору, я обратил внимание на сады, в которых утопают ваши хаты, и подумал: поистине виноградник Хозяина! И я, подобно слугам, которых послал Хозяин, зашел в ваш хутор покушать плодов ваших. А какие плоды хочет от вас и от меня Хозяин? Сын Хозяина, Иисус Христос, сказал нам, уча нас молитве. А Его молитва «Отче наш» - это совершенное перечисление того, какими мы должны быть: да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя на земле, как и на небе. И если мы живем так, то как должен быть доволен нами Хозяин и как мы должны благодарить Его!

Вот так же жили люди и до Иоанна, до Христа. Но пришел Иоанн и увидел, что виноградари забыли о воле Хозяина, делали свою волю, угождали плоти своей, обогащались, ссорились, отнимали . один у другого, судились. И он говорил им: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Иоанн сам ничего не имел и питался дарами природы. И Иерусалим, и вся Иудея, и вся окрестность Иорданская выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои. А он многим говорил: сотворите достойный плод покаяния! Уже и секира лежит, чтобы срубить неприносящее плоды дерево. И тогда пришел Иисус и тоже просил Иоанна крестить Его.

Судья человеку один Бог. Хозяину мы даем отчет о плодах, которые приносим. Иисус нам точно разъяснил, в чем состоят плоды: не гневайся на брата, не называй его безумным или пропащим, не блуди, не разводись, не ссорься ни с кем, не считай кого-то своим врагом. Не делай другому того, что не желаешь себе. Не противься злому, но если ударят в щеку тебя, не отвечай тем же, но подставь и другую и ты прекратишь зло. Это введет человека не только в жизнь на земле, но введет в жизнь вечную.

Иисус Христос дал нам эти заповеди от Отца, исполним же их. Он дал нам жизнь, люди Его распяли. Но Он опять принял ее, воскрес и живет с нами Духом Святым.

Здесь голос Ивана стал торжественным, глаза увлажнились. Слушающие затаили дыхание, глядя на молодого проповедника. Перед каждым в свете этих слов проходила его жизнь, и все видели, сколько надо каяться. Как надо изменять жизнь. А Хозяин спросит, Он уже спрашивает: где твои плоды? Что Мне с тобой делать? Или ты изгонишься, или войдешь в радость Хозяина.

— А скажи, Ваня, что же мне делать? Я погибаю, я пью водку и бью жену. Дети убегают от меня, - с грустью сказал худой мужик с темным лицом. Кто-то вздохнул, какая-то женщина заплакала.

— Я знаю, дядя, что сами вы ничего с собой не сможете сделать, - сказал Иван, сочувственно посмотрев на говорившего. - Власть недоброй силы на земле велика. Но надо встать на путь спасения, и тогда все можно. Вот как в дни Иоанна и Христа: покаяться и веровать в Евангелие, и тогда Бог даст силу. Покаяние - это признание при народе, что ты грешный, делаешь неверно, плохо, недостойно. А что делать потом? Ответ находится в Евангелии. А там говорится, что самая первая заповедь - любить Бога всей душой. Бог в вас живет, вы Его знаете своей совестью, знаете голосом Духа Святого. И все будете делать только с Его помощью, по Его воле и только угодное Ему.

И тут на середину комнаты вышел спрашивавший и, упав на колени, стал говорить, повторяя: «Господи, прости меня грешного!» - и зарыдал. Зарыдали все женщины, мужики шмыгали носом. Иван подошел к лежащему на полу и стал рядом на колени:

— Господи! Велика милость Твоя, велика сила Твоя!.. - молился он, сам плача.

Тронутые происшедшим, взволнованные, жители маленького хутора разошлись только в полночь.

Две недели шил, чинил, латал Иван сапоги, ботинки, валенки в хате принявших его. Две недели днем около него вились дети и сидели старухи, а вечерами он читал вслух Евангелие, разъяснял, отвечал на простые вопросы этих людей. Уходя, он просил их собираться в домах и размышлять о хорошем, о Божьем.

— Я еще приду к вам, - утешал он эту горсточку людей, когда они в слезах провожали его далеко за хутор. - Приду и Бог усмотрит дальше ваше хождение пред Ним.

Иван прошел овраг и вышел на бугор, остановился и посмотрел назад. На той стороне стояли люди: старики, взрослые и дети - и махали ему картузами, платками, ручонками. Один из них стоял на коленях и молился в сторону уходящего...

Из села в село, из хутора в хутор, из дома в дом шел глашатай добра, любви и спасения людей от греха, от погибели.

Глава 21. Домой в Основу

Десять месяцев ходил Иван Онищенко по селам и хуторам Херсон-щины. Кончилось лето, подходила осень с ее ненастьями и дождями, когда дороги становятся труднопроходимыми. Да и ему самому хотелось в родное село, где его ждали родители и меньшие братья и сестры, в особенности одиннадцатилетняя Надя. Надо было зайти и в Ряснополье, где, как ему передали, ждет местный священник Переверзев, отец Григорий. А по пути сколько сел и хуторов, где уже проповедовалось Евангелие, где свет Христов был зажжен и где разгоралось пламя веры и хождение в духе и истине.

И Иван идет обратно, уже поторапливаясь, не заходя в села и хутора, где недавно был, где оставил искру любви Христовой. Но как не зайти в хутор, в село, где ждали тех, кто несет этот свет? И вот он | в большом селе, от которого разветвляются дороги: на большое уездное село Березовку и на Ряснополье, лежащее на пути в Основу. Здесь он хотел только переночевать, провести вечер, а когда остановился, то понял, что уйти так скоро не сможет. А о сапожном занятии не могло быть и речи. В доме, где он остановился, не убывая находились люди. Они хотели слушать, спрашивали, говорили сами. Вечерами собирались у тех, у кого побольше дома, и Иван проводил вечер в виде собрания: с молитвами, чтениями Евангелия и даже пением. Пели известное, церковное: «Спаси, Господи, люди Твои», «Блажен муж», а чаще «Отче наш». Пели, произнося слова на - славянском языке. Обычно расходиться не хотелось и проводили время до полуночи, спрашивая, делясь мыслями, сокрушаясь о том, что живут не так, как надо.

Село было большое, имело свою школу, были грамотные. В селе было уже не одно Евангелие на русском языке. Здесь Библейское общество поработало неплохо и достигло многого. Но была и православная церковь, священник, были ревностные православные верующие, был урядник и волостной старшина. Слухи о собраниях доходили и до них. Все это передавалось и Онищенко.

— На все воля Божья, - говорил он, не страшась, но понимал, что надо поступать и благоразумно. Слово Божье не нуждается в больших толпах, шуме и крике. Оно там, где тихое веяние ветра.

Были приглашенные из хуторов, и оттуда они приехали за Иваном с бричкой. К удивлению и радости Ивана приехал и Герасим Балабан. Он слышал о приближении к их местам Онищенко и шел ему навстречу.

Всюду хуторяне настойчиво и убедительно приглашали их к себе. Распрощавшись с полюбившимися им селениями, Онищенко и сопровождавший его Балабан к вечеру выехали на хутора. С полпути стал накрапывать дождь, сначала потихоньку, а потом перешел в проливной. Дождя не ждали и теперь прикрывались тем, что нашли в бричке. Дорога размокла, и лошади шли шагом.

— Как плохо, - сказал Герасим, улыбаясь, - когда мокро, холодно и темно. И вот так же плохо в душах людей, когда там темно и холодно.

На хуторе их ожидали. Была уже поздняя ночь. Путников переодели, согрели, покормили и уложили отдыхать. Весь день шел дождь, и навстречу с приезжими собрались только местные жители. Но Иван знал, что чем меньше людей будет на беседе, тем она будет теплей и задушевней, тогда в беседе участвуют все и виднее становятся души с их радостями и нуждами.

На второй день вечером собирались со всех окружающих хуторов. Вместиться в хату все не могли и стояли в сенях и во дворе, у открытых окон и у дверей. Собрание начали пением молитвы «Отче наш».

Вступление сказал Герасим Балабан; внятно и просто, как детям. Сказал он, что собрались сюда все потому, что жажда истины мучает всех. И что блаженны жаждущие и алчущие правды, ибо они насытятся. Правда в Слове Божьем, в Евангелии.

Ивану сделали небольшой помост, чтобы он стоял выше всех, и просили его говорить громче, чтобы слышали и стоящие во дворе. И полилась из его молодых уст первая в этом хуторе проповедь.

С вдохновением говорил Иван о пропавшей овце, о блудном сыне, об отце, ожидающем возвращения его. Заканчивая, он сказал:

— Итак, будем стремиться туда, где вечная радость, где вечное счастье, где все и во всем любовь. Кто желает сегодня соединиться с Отцом небесным, влиться в поток жизни и славы Бога, взывайте к Нему и скажите о своем желании служить Ему. Сегодня ты можешь выйти отсюда раскаявшимся, оправданным, совершенно новым. Взывай к Нему, и Он услышит тебя.

Все, кто только мог, преклонили колени, а кто не мог, стояли с поднятыми головами и с глубокой мольбой взывали к Господу о прощении грехов и просили у Бога святого оправдания. Трудно сказать, сколько времени длилась горячая молитва, буквально потонувшая в слезах. Трудно было и определить, где глубокое, истинное раскаяние, так всхлипывания и рыдания наполнили весь дом.

Окончил собрание молитвой сам Онищенко. После этого стали задавать вопросы. Время было за полночь, но никто не думал уходить. Ночь проходила незаметно и казалась праздником.

Глава 22. В Березовку

Так и не ложась спать, рано утром Балабан сказал Онищенко:

— Брат Иван, придется ли тебе еще побывать здесь, приведет ли тебя Бог в эти края, но я хочу, чтобы мы с тобой побывали в Березовке. Это не по пути в Ряснополье, куда ты держишь путь. Но я думаю, что братья свезут нас туда и обратно. Это верст двадцать в одну сторону. Туда полдня, если пешком, там два, да обратно. Но ради дела Божьего что такое дни? А в Березовке живет мой тесть, добрый человек. Теперь у него собираются евангелисты и все те, кто любит чистое Слово. По пути заночуем в хуторах, их там не один. Я ходил этими дорогами пешком, все изучил. Березовка село шумное, проезжее, много разного люда там. Есть всякие, и озлобленные, и пьяниц много. Но ведь и Христос шел и по городам, и по селениям.

Узнав, что братья хотят ехать в Березовку, один из присутствую щих сказал:

— В Березовку едет наш пан за гостями, едет каретой, это мой пан. Я его попрошу, и он возьмет вас; он добрый, меня уважает и любит.

Через час благовестники уже ехали, разместившись в просторной карете, запряженной четверкой лошадей. Пан знал, кого он везет, он слыхал об удивительном евангелисте и ему интересно было поговорить с ним. Пан по большим праздникам ездил с семьей в саму Березовку. Там была соборная церковь, а служил в ней благочинный всего Березовского уезда, товарищ пана еще по учебе в Одесской гимназии. Он знал, что благочинный немного верит в Бога, любит в своей компании пить вино и нечист по отношению к деньгам. Потому и пан в Бога полуверил, в церкви бывал, в основном, по традиции, да чтобы не прослыть в округе нечтущим Бога. Теперь с ним ехали евангелисты, люди, для которых Бог не только слово, а сама жизнь. Пан знал, что основы верования - жить по Евангелию. Но он не представлял, как это можно жить по Евангелию. Говорить все можно, а жить - это другое дело.

После вчерашнего проливного дождя дорогу сильно размыло. Местами на ней стояла вода и ехать приходилось по обочинам. В одном месте карета сильно накренилась, и пан, чтобы не вывалиться из нее, схватился за поручни сиденья кучера и, разгневавшись, обругал его.

— За каждое слово дадите ответ в день суда, - внятно и раздельно, словно читая, сказал Герасим словами Писания. Пан промолчал, а Иван стал рассказывать:

— Поступки человека, добрые или плохие, не умирают и не проходят бесследно. Например, сделали вы доброе кому-либо - это добро растет: тот сделает еще кому-то вдвое, втрое больше, а тот тоже и росту не будет конца. Так же и зло. Сделай зло человеку, просто обругай его, и зло пошло. Он от обиды еще кого-то сегодня обругает, выместит свою злобу, а тот дальше. И верны слова Евангелия, что сказал Герасим: «За каждое слово...»

Лошади не спеша перебирали ногами в вязкой глине. Карета ехала балкой по узкой обочине. Вдруг навстречу показался воз, запряженный одной лошадью, в которой крестьянин вез картофель. Кучер кареты стал угрожающе кричать на мужика, чтобы тот сворачивал в сторону, в грязь; мол, едет пан, ему некогда, пан спешит. Мужик, сняв шапку, стал сворачивать, но воз, попав колесами в наполненную водой рытвину, опрокинулся. Вся поклажа вывалилась в грязь. У воза что-то хрустнуло, лошадь упала на задние ноги и стала биться.

Мужик растерянно стоял со снятой шапкой. Четверка лошадей проехала мимо. И вдруг Иван сказал пану:

— Останови коней, мы слезем.

— Зачем? - спросил тот удивленно. - Ведь до Березовки еще верст десять!

— А ничего, Бог даст, доберемся... - А на недоумение пана добавил: - Вот видишь, ты обругал кучера, а тот еще сильнее обругал мужика, а он с испуга видишь, куда повернул? И воз сломался, и картошка в грязи теперь. Вот так зло и пошло бы в самую вечность. А мы с Герасимом останемся здесь, скажем человеку доброе слово, вытащим и починим ему воз и картошку соберем. И зло, что пустил ты словом, погаснет и пойдет дальше добром. Вот это тебе, пан, урок. Езжайте, спасибо, что не побрезговали нами. Поезжай и думай, что ты есть и чем должен быть, и Бог тебя простит и научит. Может, когда буду в вашем селе, зайду к тебе, как к брату моему. А когда будешь ехать селом Основа, спроси сапожника Онищенко. Я с радостью тебя встречу, брат мой!

Карета уехала, а Иван с Герасимом, сняв сермяги, помогли мужику выпрячь лошадь, вытащить на ровное место бричку, скрутить сломанную ось, чтобы добраться домой.

— А картошку выбрать приеду с детьми, когда подсохнет. Она не пропадет. А чем мне благодарить вас, добрые люди.

Уже темнело. Разузнав, куда они направляются, мужик радушно предложил им:

— Я живу вот рядом, на хуторе. Пойдем ко мне. Я приму вас, как родных. Переночуете, а утром мы отвезем вас в Березовку. Сам Бог послал вас на моем пути. А то уже стал на Него роптать. Какие, думаю, плохие люди на земле, а теперь вижу, что неверно я думал. Есть хорошие люди и надо только благодарить Бога за них!

Герасим и Иван прошлую ночь почти не спали, поэтому им очень хотелось отдохнуть, и хозяин, уложив их в светлой комнате на чистые постели, оставил одних. А хозяйке долго рассказывал, что случилось с ним. И выходило, по его рассказу, что не горе было у него, а случилась радость. Не знал он, что, не живи Бог в сердцах этих людей, совсем другое рассказывал бы он сейчас своей спутнице...

Глава 23. Проповедь Онищенко

Рано утром мужик уже приготовил взятые у соседей дрожки и впряг свою лошадь. Хозяйка накормила дорогих гостей и, наложив харчей на дорогу, ласково проводила до ворот. Всю дорогу шла беседа. Но здесь все получилось очень поучительно: сначала мужик увидел поступок, а потом услыхал о том, что явилось причиной поступка.

В Березовку приехали в полдень. Трудно сказать, как сообщили из села в село, но в доме тестя Герасима их давно ждали, и ждали не просто гостей, аблаговестников. На дворе стояло несколько дрожек, бричек, двуколок. Приехавшие сидели во дворе и мирно разговаривали. В доме тестя был приготовлен большой зал. Расставлены стулья, лавки. Посреди комнаты, под потолком, висела большая шестилинейная керосиновая лампа с фаянсовым белым абажуром. Окна в комнате были высокие, два окна выходили на широкую улицу села. От села к селу шла добрая молва об Онищенко; шла и глухая темная молва от православной церкви, от темного человека к темному, от недоброжелательно настроенного к такому же, от враждебного к враждебному. Среди этих темных сил были и люди, готовые бороться с евангелистами силой: обругать, унизить, избить, а может, даже и стереть с лица земли.

Был в Березовке опустившийся человек по имени Илья. Пьяница, вор, бывший церковный староста церкви Петра и Павла в Березовке, но удаленный оттуда за несоответствие должности своему поведению. Он ненавидел штундистов за их противостояние ему: не пьют, не курят, не зарятся на чужое, молятся, говорят правду о покаянии. «Ну и молитесь, - не раз кричал он, - а зачем трогать других?!» И ему не раз хотелось, встретив штундиста, избить его или прийти к дому, где они собираются, и сделать какую-нибудь пакость.

И в этот день, заметив необычное движение у дома, где всегда собирались евангелисты, он понял, что кого-то ждут, кто-то будет. И, собрав своих друзей по пьянке, он с ними сделал засаду в доме через три двора, где жила тетка Феня, тайком торгующая водкой.

Когда наступил вечер и собрались люди, то был занят весь дом. Зажгли лампу, раскрыли окна, и собрание началось. Открыл собрание Балабан. Коротко сказав о цели собрания - нести свет Евангелия миру - он особо подчеркнул слова о том, что, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, а на подсвечник.

И когда он стал молиться, прося благословение на это собрание, все встали; кто крестился в угол, где висела икона и горела лампадка, кто шептал слова своих молитв. Кто ничего не знал и не умел, не будучи никем научен, просто смотрел на всех с острым любопытством, душою понимая, что здесь происходит не просто сходка, не просто встреча людей, а молитвенное служение неведомому Богу. Кому-то невидимому, в ком их сила и сама жизнь.

После молитвы, по почину старого тестя Герасима, хозяина дома, запели на церковный мотив молитву «Отче наш». Многие плакали. В этом нестройном пении было что-то волнующее. Слова молитвы сами действовали на людей, вызывая сложное чувство раскаяния и радости и сознание необычайной серьезности... После этого стал говорить Онищенко. Слова его были вески, неторопливы, казалось, он вкладывал их и каждое сердце.

— Дорогие отцы, матери, братья и сестры! Сегодня Бог являет Себя всем нам. Прочтем из Евангелия от Иоанна 3, 16-18: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него. Верующий в Него не судится, а не верующий уже осужден, потому что не уверовал во имя единородного Сына Божия».

Бог создал человека на земле для любви. Сердце человеческое так создано, что не может жить без любви, кого-то оно должно любить: Бога ли или мир, или себя самого. И вместе с тем, ему определенно хочется любить не просто кого-то или что-то, а наилучшее, т. е. Сына Божьего. И это полученное от Бога чувство любви человек должен отдавать Богу. И чтобы это было, он должен просить любви у Бога, потому что Бог любит тебя прежде, нежели ты Его; Своей любовью Он возжигает любовь твою. Если ты будешь любить Его, то будешь любим Им. «Кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим, и Я возлюблю его» (Иоан. 14, 21). В ком любовь Божья, тот не может быть худо расположен ни к какому человеку. Ибо любовь Божья простирается на всех и никому не может желать зла, не будет никого обманывать или оскорблять ни словами, ни делами. Вот что производит в нас любовь Божья.

Многие люди, даже большая их часть, так поддаются любви к миру, что любовь Божья никогда не входит в их сердце. Они пытаются оправдаться, что это, мол, и есть любовь к ближнему. Но Божья любовь узнается по плодам, а плод этот - мир Божий! Непозволительно любить мир и все, что в мире, так, чтобы полагались препятствия любви Божьей. Ибо что такое тщета мира сего в сравнении с величием Божьим? Как Бог бесконечно превосходит Свое творение, так и святая любовь к Нему выше всякой любви к Его творению. Ибо Он так возлюбил мир, что отдал Сына Своего для нашего спасения. Свойство любви таково, что она признает великим лишь то, что она любит, и жертвует всем лишь для того, чтобы достигнуть любимого. Так почему же человеку не оставить все, что в мире: почести, богатство, блуд - чтобы приобрести Бога, если он говорит, что любит Бога? Ведь так поступали в древности святые Божьи человеки, которые столь сильно стремились к любви Божьей и ее сладости, что забывали мир и самих себя. Потому мир и считал их безумными, хотя они были мудрейшими из всех. Ибо кто всех мудрей? Тот, кто больше всех любит и больше всех ищет вечное благо. Истинно любящий Бога так, как будто бы под небом ничего другого нет, кроме Бога, и обретает в Боге все, что мог бы когда-либо любить в мире, ибо Бог - это все. Он - истинная честь и радость, мир и удовольствие, богатство и слава. Все это ты найдешь в Боге лучше, нежели в мире.

Любишь ли ты, дорогой друг, что-либо прекрасное? Так почему же тогда ты не любишь Бога, Который есть источник всякой красоты? Почему ты не любишь Христа, Который пролил за тебя кровь? Любишь ли ты что-либо благое? Так почему не любишь Бога, Который есть вечное благо? И никто не благ, как только один Бог (Мат. 19, 17). Он есть высочайшее благо по существу Своему.

Необходимо добавить, что кто любит Бога, тот любит и ближнего, а кто не чтит Бога, тот и ближнего оскорбляет. Согрешающий против человека - согрешает и против Бога. Эта мысль достойна особого внимания, ибо она связывает человека с Богом, любовь к Богу с любовью к человеку, оскорбление Бога с оскорблением человека. Отсюда должно следовать, что тот, кто хочет примириться с Богом, должен примириться с ближним своим. Ибо когда оскорбляют человека, то этим оскорбляют и Бога. Поэтому человек, оскорбивший Бога и людей, не может примириться с Богом иначе, как примирившись с ближним своим, о чем явно свидетельствует Христос (Мат. 5, 24), где Он говорит: «Пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой».

Любовь к Богу не может быть без любви к ближнему. Если любовь к Богу в человеке искренняя, чистая и нелицемерная, то любовь к ближнему в нем чиста и нелицемерна. И наоборот: если любовь к Богу в человеке нечиста, то и к ближнему он питает только ложную любовь. Любовь к ближнему служит испытанием любви к Богу: искренняя она в человеке или нет. После этого уже можно прямо рассматривать любовь к ближнему и братское с ним примирение. Две цели поставлены человеку, по которым он должен определить свою жизнь: это любовь к Богу и к ближнему. Человек должен стараться все ближе подходить к этой цели, становиться все совершеннее в любви к Богу и к ближнему, так как для этого он сотворен, искуплен и освящен весь род человеческий.

Христос, Господь наш, есть цель, к которой мы все должны стремиться, а поэтому чем ближе мы к любви, тем ближе ко Христу в Его жизни.

Бог вочеловечился для того, чтобы наглядно представить нам видимый образ Своей любви, показать, как Сам Он есть любовь в Своем непостижимом, бесконечном Божественном существе. И чтобы люди уподобились и сообразовались в любви этому образу Божьему, который есть Иисус Христос.

Подобно тому, как во Христе Бог и человек соединены неразрывным союзом, так и любовь Божья неразрывно связана с любовью к ближнему. И как Божественное и человеческое естество во Христе нельзя отделить одно от другого, так нельзя отделить и любовь к Богу от любви к ближнему. Как нельзя оскорбить человечность Христову без того, чтобы не оскорбить и Бога, так нельзя без оскорбления Бога оскорбить человека. Ни один человек не может отделиться любовью своей от ближнего своего без того, чтобы не отделиться и от Бога. Нельзя гневаться на ближнего своего, не гневаясь в то же время на Бога...

И в этот момент проповедь Онищенко прервалась. В окно влетел камень, попал в стеклянную керосиновую лампу, и она разлетелась вдребезги. Горящий фитиль вспыхнул на полу, его погасили ногами, и в комнате стало темно. Горела лишь лампадка у иконы. Кто-то заплакал, люди зашевелились, заохали: что? что случилось? А во дворе раздался топот ног...

Глава 24. Покаяние Люши

А случилось вот что. В засаде засели шесть человек и ждали, когда собрание будет в самом разгаре. Обуреваемый духом противления, жалкий в своей злобе, Люша велел всем набрать в карманы камней и обломков кирпичей за пазуху, и также приготовить палки на случай обороны. Задача была - сделать переполох тут, а потом еще ударить в церковный колокол. Люша знал, как настроены против сборищ евангелистов и священник, и волостной старшина, и урядник. На колокол все сбегутся и, в зависимости от поведения штунды, все примет должное развитие. Люша дважды посылал посмотреть, что там делается. Но последние два, как ушли, так и не возвращались. Как потом узнал Люша, они остались слушать Слово Божье, как и другие односельчане, и не вернулись больше к нему. Тогда Люша пошел сам и с ним четверо. Подошли к дому. Шагах в десяти было два открытых окна. У одного из них стояли люди, около другого - никого не было. С минуту Люша стоял, чувствуя, что у него дрожат колени и неровно дергается правая рука. Он вытащил из кармана кусок кирпича, который положил туда на всякий случай, и, размахнувшись, бросил его в комнату повыше. Раздался звон разбитой лампы, в комнате вспыхнуло и погасло. Кто-то заголосил. К окну бежали.

Весь замысел о нападении, о камнях и колоколе, о том, что сбегутся все на расправу - все рухнуло. На Люшу вдруг напал дикий страх. Не раскрывая рта, он схватился за голову и бросился бежать в темноту улицы. Его соратники быстро зашли во двор и смешались с выходящими из дома людьми. Несколько человек погнались за убегающим и вскоре догнали Люшу.

— Не бейте! Не бейте! - жалостно пробормотал он, закрывая голову руками.

— Та нихто тэбэ не бье, а надо бы, - сурово сказал самый молодой из догнавших его.

— Не говори так, ты не о том сейчас слушал, - сказал тот, что постарше. - А ты, Илья, иди с нами. Пойдем, расскажешь, поклонишься людям в ноги. Да не дрожи так, никто бить тебя не будет. Если бить, то всех нас бить надо, не за то, так за другое...

— Пустите меня, - нагнув голову, глухо сказал Люша. - Виноват я и мне стыдно явиться перед людьми этими. Но молодой поимщик взял Илью за руку и твердо сказал:

— Никто тебя не отпустит. Идем, а не то, поволочем тебя.

— Не надо, сам пойду, - неожиданно сказал Люша и пошел к дому, где гудела толпа людей.

Подходил к дому Илья уже твердой походкой. Маленький, постоянно сутулящийся, он вдруг выпрямился и стал как будто выше ростом. Войдя в калитку, он сказал:

— Давайте зайдем в дом.

От соседей принесли лампу, зажгли, повесили под потолок, сняв разбитую. Иван и Герасим все еще стояли в своем углу под образом с лампадкой, ожидая, пока все снова войдут в комнату. Люша вошел и стал посреди комнаты, посмотрел на Герасима, затем внимательно на Ивана. И вдруг встал на колени и перекрестился:

— Проститеменя, окаянного! Тебя, Герасим, я давно знаю, адруга твоего вижу в первый раз. Простите меня и научите, что мне делать. Негодный я, мерзавцем сделался. Пью, ем хлеб, заработанный другими, безобразничаю в селе, ворую. Разве я человек? Потому и вышел я на вас с камнями, что больно мне вас слушать.

Он замолчал, и гримаса сокрушения и страдания отразились на его лице. Герасим вышел из-за стола и подошел к Люше.

— Встань, Илья, стоять на коленях нужно только перед Богом. Ты наш брат и мы твои братья. Что тебе надо делать? Оставить все, что ты делал, понять и признать, что живешь ты плохо, грешно, за что тебе должно быть стыдно и перед людьми, и перед Богом. Надо покаяться и поверить в то, что сказано в Евангелии, и по нему жить. Ты вот садись здесь и слушай, а мы будем читать Евангелие, которое так нужно и тебе, и всем нам. Ибо кровь Иисуса Христа очищает от всякого греха. Он омоет и очистит и тебя.

И когда все приготовились слушать, он стал читать из Евангелия о смоковнице, как она перестала приносить плод, как хозяин хотел срубить ее, но пожалел, как любящий Спаситель, Который так много потрудился и пострадал. Он имел надежду, что она еще оживет, даст плоды, и решил поливать ее водою Своей любви...

— Так и мы, - говорил Герасим, - часто опускаем руки, забываем, что мы работники в винограднике Хозяина, и живем себе, не трудясь, все пропивая, пользуясь трудом, пролитым потом наших ближних. Кто же будет любить нас, жалеть? И люди не могут любить таких, а Господь любит и жалеет нас, хочет, чтобы мы помнили, что мы сыны Его, наследники жизни вечной.

Губы Люши стали дрожать, глаза наполнились слезами, и он тихо встал на колени. Герасим умолк и с состраданием смотрел на Илью. А тот, не зная молитв и не умея молиться, стал вслух рассказывать Богу о своих грехах, прося о прощении и научении. Все вокруг плакали. Может ли совершиться еще более великое чудо? Люша, пьяница и вор, молится Богу!..

До глубокой ночи длилось это общение людей в духе и истине. Лились слезы, каялись люди. Как жаждет человек света, как оставляет все, падает на колени пред Христом и кается.

Рано утром Герасим и его тесть проводили Ивана Онищенко до края села.

— Пусть благословит тебя Бог, Иван Федорович, - сказал на прощание Герасим, обнимая и целуя друга. - Тучи надвигаются. Впереди много скорбей. Но за тучами - солнце. Солнце правды. Там Христос ожидает нас, как борцов в окровавленных одеждах. Будем верить в это и отдадим, если понадобится, и жизнь для этого служения.

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!