Подземный народ – ради всего святого – да пребудет с нами имя Аллаха



 

Жители Палестины, как христиане, так и мусульмане, верят в существование особой категории живых существ преадамического происхождения, объединяемых под общим названием «джинны».[147]

Известно, что ангелы живут на небесах. Они наделены различными обязанностями и имеют разнообразные формы, соответствующие их месту на небесах (например, те, кто живет на нижних небесах, похожи на соколов; ангелы, обитающие на вторых небесах, напоминают коров; на третьих – орлов, на четвертых – лошадей и т. д.).

Джинны, по свидетельству мудрецов, были сотворены из ядовитого огня, который не обладает ни теплом, ни дымом.[148]

Считается, что обитают они преимущественно в районе Кавказских гор, опоясывающих Землю. Некоторые джинны – добрые мусульмане, которые не обижают людей, своих собратьев по вере, однако большинство из них – нечистые безбожники, населяющие реки, ручьи, искусственные водоемы, руины, оставшиеся от различных построек, купальни, подвалы, печи, пещеры, сточные трубы и отхожие места. Некоторые из них селятся в трещинах стен или под порогами жилых домов, поэтому очень опасно, особенно женщинам, сидеть вечером на ступеньках своего дома, потому что рыщущие в ночи злые духи могут причинить им страшное телесное увечье.

Мусульмане верят, что джинны могут принимать любую форму и менять ее по своему желанию. Среди крестьян в ходу еще одна легенда, объясняющая происхождение джиннов. Наша праматерь Ева, да пребудет мир с ней, производила на свет по сорок детей за один раз, но так как она не могла вынянчить такое количество, то отбирала ровно половину лучших из них, а остальных выбрасывала и всякий раз говорила Адаму, что родила лишь двадцать. Но Адам ей не верил. Он попросил Аллаха, чтобы он позволил всем детям, которых выбросила Ева, жить под землей и выходить на поверхность ночью, когда люди спят. Вот так появились джинны.

Джинны завидуют людям. Они так и норовят сделать нам какую‑нибудь гадость, поэтому если, например, вы собираетесь вынести какие‑нибудь вещи из своего магазина, обязательно скажите при этом «бисмилля» («во имя Аллаха»), иначе джинны могут напасть на вас и ограбить.

В деревне Айн‑Карем[149] жил один человек, который в полной мере познал ценность этого совета.

У него была глупая и нахальная дочь, которая, несмотря на постоянные увещевания со стороны родителей и соседей, никогда не упоминала имени Аллаха. Будучи человеком состоятельным, муж этот приносил домой много провизии, однако в доме его не задерживалось благословение Аллаха. Наконец, доведенный до отчаяния, наш герой решил обратиться за помощью к великому шейху, который поинтересовался, кто живет в его доме.

– Моя жена и дочь.

– Произносит ли твоя жена имя Аллаха?

– Я бы не женился на ней, если бы она этого не делала.

– А твоя дочь произносит имя Аллаха?

– К сожалению, нет.

– В таком случае, – сказал шейх, – не позволяй ей ни к чему притрагиваться в твоем доме и поскорее постарайся от нее избавиться.

Отец последовал совету шейха, и не успел он избавиться от дочери, выдав ее замуж, как джинны перестали его тревожить. Зато у его зятя, до этого преуспевающего мужчины, – не стало хватать денег даже на масло, чтобы поддерживать ночью огонь в лампе.[150]

Джинны не только похожи на людей, но и могут заключать с ними смешанные браки, часто против их воли, в том случае, если дочери и сыновья Адама забывают просить о защите Аллаха. В подтверждение этого я расскажу одну историю, которая приключилась несколько лет назад.

Жил один человек в деревне Эль‑Исавия, расположенной к северу от долины горы Оливок. Как‑то раз отправился он собирать урожай в окрестности города Ашван, недалеко от селения Артуф, и пропал на девять лет. Поговаривали, что его сожрали гиены, но наконец он вернулся и рассказал такую историю.

Как‑то ночью он по обыкновению спал на полу молотильни, чтобы уберечь свое зерно от воров. Неожиданно среди ночи его разбудил шум голосов, раздававшихся неподалеку. Предположив, что это сборщик налогов и его помощник, один из кхуяла[151], мужчина, из страха, что они его изобьют, затаился. Однако предположения его оказались ошибочными.

На самом деле это была толпа джиннов. Мужчина не попросил Аллаха защитить его: сначала, перед отходом ко сну, он был совсем без сил, а теперь ему тем более было не до молитвы, так как он весь дрожал от страха. В результате он оказался целиком во власти демонов. Он долго не мог понять, кто перед ним на самом деле, пока не было уже поздно. Все, что он понял с самого начала, – это то, что вошла какая‑то женщина и так сильно хватила его чем‑то по голове, что удар отнял у него всю силу воли. После этого женщина приказала следовать за ней, и мужчина слепо подчинился ее приказу.

Когда они отошли на некоторое расстояние от гумна, женщина назвалась его женой и пригрозила, чтобы он делал все, что она скажет, иначе ее братья, которые видели, как он следовал за ней, устроят ему страшную смерть. Вскоре явились и сами братья, и наш герой понял, что перед ним джинны. Они сказали, что теперь он один из них и поэтому невидим для людей.

В течение девяти лет мужчина служил джиннам, принимая участие во всех их бесчинствах, пока с ним не произошел один любопытный случай. Как‑то раз, прячась вместе с другими джиннами среди руин какого‑то здания, он обратил внимание на то, что его соратники стараются держаться подальше от одной из стен, у которой в изобилии росла рута.[152]

Из любопытства он решил подойти к этой стене, как вдруг раздался пронзительный крик одного из джиннов: «Не приближайся к этим растениям!» Но мужчина тут же рванулся к стене и сорвал целую охапку руты. В тот же миг джинны исчезли, и наш герой смог вернуться к своей семье.

Однако крестьяне, его соседи, отказались верить этому странному рассказу. Однако мужчина упомянул женщину по имени Аиша, на что ему сказали, что от нее отрекся ее муж, которого она обокрала, отдав весь его товар его братьям: другого объяснения тому, что из их дома не переставали пропадать вещи, не находилось. Например, однажды ее муж доверху наполнил закрома ячменем, а на следующий день обнаружил их пустыми. Несмотря на уверения жены в собственной невиновности, он решил, что воровка именно она. На это мужчина, живший у джиннов, сказал, что он намеренно упомянул эту женщину, желая доказать ее невиновность, а заодно и правдивость своего рассказа. По его словам, он лично присутствовал в тот момент, когда джинны уносили ячмень, зная, что в доме этого человека не часто упоминают имя Аллаха. Точно так же и другие вещи, пропадавшие в деревне в его отсутствие, были украдены джиннами. С тех пор все жители деревни старались собирать большие охапки руты и постоянно держать это растение у себя дома; ни один человек не принимался за дело, не обратившись сначала за помощью к Аллаху, Милостивому, Милосердному, а каждая уважающая себя женщина и горсти муки не брала в руки, не помолившись.

 

Одна молодая чета, несмотря на то что оба супруга были очень трудолюбивы и бережливы, никак не могла достичь процветания, ибо из их дома постоянно пропадали вещи самым таинственным образом. Оставляла ли жена на ночь мешок зерна у колодца, наутро он исчезал, запасала ли она жаркое и различные заготовки, они тоже словно испарялись.

У ее мужа была кобылица, которую он очень любил. Каждый вечер перед тем, как лечь спать, он лично кормил ее, тщательно запирал дверь конюшни и клал ключ под подушку. Однажды утром, отворив дверь конюшни, он обнаружил, что кобылица исчезла. Муж обошел все рынки близлежащих городов, где продавали скот, решив, что ее украл кто‑нибудь из его врагов, в надежде отыскать свою любимицу и вернуть ее обратно, но тщетно. В конце концов он заключил, что это бедуин из Белки каким‑то образом завладел ключом и воспользовался им, чтобы ограбить его конюшню. Рассудив так, муж отправился на восток Иордании, надеясь найти свою пропавшую кобылицу в каком‑нибудь арабском лагере.

Уже сгущались сумерки, когда он оказался в узком ущелье, по сторонам которого было расположено несметное множество пещер. Наш путник, увидев в одной из них свет и решив, что это, должно быть, пастухи или погонщики верблюдов остановились на ночлег, поспешил присоединиться к ним. Однако, войдя в пещеру, он понял, что попал в логово джиннов. Побоявшись обидеть их своим поспешным уходом, пришелец поприветствовал джиннов, изо всех сил пытаясь выразить при этом радость. Те вежливо ему ответили и, как и подобает, произнесли: «Наш дом – твой дом. Будь добр, распоряжайся нашим скромным жилищем и всем, что в нем находится, словно это принадлежит тебе».

Наш герой зашел как раз в тот момент, когда демоны садились ужинать. Поэтому они пригласили его присоединиться к трапезе, и тому ничего не оставалось, как скрепя сердце и дрожа от страха согласиться.

Среди множества блюд на столе было одно, наполненное рисом и чечевицей. После настойчивых упрашиваний со стороны джиннов, не перестававших повторять: «Мы же тебе сказали, что все, что ты видишь, твое», – несчастный гость осторожно отведал этого кушанья. Через некоторое время оробевший гость набрался смелости оглядеться вокруг. Внимательно осмотревшись, он приметил, что весь интерьер странным образом напоминает те вещи, которые, словно по колдовству, пропали у него из дома.

После ужина завязалась беседа, во время которой муж рассказал хозяевам о пропаже своей кобылицы и о том, куда он направляется в надежде вернуть ее обратно. На это джинны ответили, что он уже у цели, потому что кобылица находится у них и он может забрать ее, как только пожелает. Гость, с трудом выдавив из себя просьбу, тут же получил свою кобылицу назад и тут же попытался, несмотря на спустившуюся ночь, взобраться на лошадь и пуститься вскачь, но хозяева предложили ему остаться у них до утра. Побоявшись нанести им обиду, он, привязав кобылицу, остался. Проснувшись на следующее утро, муж обнаружил, что пещера абсолютно пуста, и только лошадь его стоит на привязи там, где он ее накануне оставил.

Муж вернулся домой целым и невредимым. Там его встретила жена, которая радостно сообщила, что этой ночью все их пропавшие вещи вернулись в дом таким же чудесным образом, каким и исчезли. Радость ее еще увеличилась при виде возвратившейся кобылицы. Муж, который еще не завтракал, сказал, что очень голоден. Жена тут же принесла чечевицу с рисом. Она сказала, что приготовила кушанье еще вчера вечером, но была не голодна и поэтому отставила еду до возвращения мужа. Открыв кастрюлю, она вскрикнула от удивления. «Что это? – проговорила она. – Вчера я оставила еду нетронутой и плотно ее закрыла, а теперь посмотри, кажется, кто‑то попробовал ее. Это не могла быть кошка. Ведь если бы она и сдвинула крышку, то обратно уж точно не положила бы». Муж тоже был озадачен. Он осмотрел блюдо и понял, что это то же самое кушанье, которого он отведал по просьбе джиннов вчера вечером. Тогда в голове его все прояснилось. «Дорогая жена, – прокричал он, – теперь я знаю, в чем секрет наших несчастий. Мы пренебрегали религиозным обычаем наших предков, которые никогда не забывали произносить имя Аллаха. Поэтому джинны крали наши вещи. Давай же с этого дня исправимся». Наверное, нет нужды говорить, что с тех пор молодая чета старалась всегда просить Божьего благословения перед любым начинанием, и поэтому до конца своих дней они счастливо прожили под защитой и покровительством Всевышнего.

 

Рискованным считается не только сидение на крыльце или пороге. Очень опасно звать какое‑нибудь животное, даже мельчайшее насекомое, не указывая при этом на него пальцем. Дело в том, что многие джинны носят имена животных или других природных объектов, поэтому, услышав свое имя, произнесенное без соответствующего жеста в сторону того или иного животного, они могут решить, что зовут их, и причинить зовущему их человеку вред. Вот так невольно можно призвать целую тьму джиннов, потому что среди них, так же как и среди людей, есть очень распространенные имена. Вот одна занимательная история.

Одна женщина, у которой не было детей, но которая очень хотела потомства, сидела как‑то вечером на крыльце своего дома, не подозревая об опасности. Тут она заметила черного жука, ползущего по дороге. «Я так хочу ребенка, – сказала она, – пусть даже это будет девочка такая же черная, как этот жук. О жучок! Может, ты приползешь ко мне и станешь моей дочерью?» С этими словами она встала и пошла в дом.

Через некоторое время, к ее величайшему удивлению, эта женщина действительно понесла. У нее родилась целая куча черных жуков.

– О Господи! – воскликнула женщина. – Я же просила только одного. Что мне делать с сотней этих жуков? Брошука я их в корзину для хвороста и сожгу в большой печи.

Так она и сделала. Однако на пути домой женщина обнаружила, что одному жуку удалось спастись, ухватившись лапками за прут. «Ну да ладно, – решила женщина, – я же просила одного. Пусть этот жук станет моим домашним животным, ведь, в конце концов, это я его родила». С этими словами она подняла жука и отнесла домой. Жук рос и рос, пока, к радости матери, не превратился в хорошенькую темненькую девушку, которую она назвала Хануфси[153]. Однако на самом деле это существо было гулей, одним из злейших врагов человечества.

Гуля очень быстро стала огромной и сильной. Спустя некоторое время матери случилось попросить дочь отнести ее предполагаемому отцу, который в то время был в поле, четыре лаваша и тарелку творога. По пути на поле гуля сожрала весь хлеб и творог, придя к пахарю, проглотила и его, и пару запряженных волов. Потом она вернулась домой и сказала матери:

– Я проглотила четыре хлеба с творогом и пахаря с волами. Хочешь, теперь я съем и тебя с квашней?

– Давай, – улыбнулась мать, решившая, что ее драгоценное дитя шутит.

Гуля тут же сожрала мать, тесто и квашню. На следующее утро она отправилась к своей бабке, которая в то время пряла пряжу, и сказала:

– Бабушка, я проглотила четыре хлеба с творогом, пахаря с волами и пекаря с тестом. Хочешь, теперь я съем и тебя с прялкой?

– Давай, если хочешь, дитя мое, – только и успела ответить старушка, потому что гуля в мгновение ока проглотила ее вместе с прялкой.

Затем Хануфси направилась за пределы деревни и встретила по пути умудренного годами старца, сидящего, по обычаю местных стариков, на навозной куче. В руках у него был обоюдоострый кинжал, но гуля этого не заметила. Поприветствовав его, она сказала:

– О шейх, я проглотила четыре хлеба с творогом, пахаря с волами, пекаря с тестом и бабку с прялкой. Хочешь, теперь я съем и тебя?

На этот раз ее собеседник оказался мудрым и опытным. По разговору смуглянки он сразу сообразил, с кем имеет дело. Он сказал:

– Хорошо, доченька, глотай меня, если тебе так угодно.

Но как только гуля приблизилась, он заколол ее кинжалом. Потом он вспорол ей брюхо и… о, чудо! Оттуда появились целы и невредимы четыре хлеба с творогом, пахарь с волами, мать с тестом и бабка с прялкой.

С тех пор люди научились не сидеть по вечерам на крыльце[154] и не говорить ни с одним живым существом, если это не человек, не указывая на него при этом жестом.

А вот другая популярная история, которая иллюстрирует, почему не следует звать животное по имени, не показывая на него пальцем.

У одной молодой крестьянки выдался как‑то раз такой суматошный день, что лишь поздно вечером она улучила время испечь хлеб. К тому времени, когда она замесила тесто, спустилась ночь и все вокруг окутала такая темень, что хоть глаз выколи, поэтому женщина побоялась в одиночку идти к деревенской печи и начала слезно просить мужа проводить ее.

Но тот лишь посмеялся над ее страхами и в тот момент, когда жена уже пустилась в путь, крикнул, обращаясь к привязанному неподалеку козлу: «Эй, козел! А ну‑ка, забери мою жену!» Он хотел всего лишь пошутить, и каково же было его удивление, когда его жена не вернулась. Муж сходил к деревенской печи, но и там ее не нашел. Он опросил всю деревню – никто не видел его жены. Он заглянул в каждый дом, обыскал всю округу, но все напрасно. Бедный муж, отбросив мысль о том, что его жена могла убежать с другим мужчиной – ведь он знал, что сердце ее принадлежало ему, – не мог объяснить причину исчезновения своей супруги ни себе, ни соседям, которые стали поговаривать, будто он сам убил ее, покарав за неверность.[155]

Однажды, когда осиротевший муж пахал землю, к нему подошел пожилой дервиш и завел с ним беседу. Крестьянин принялся оплакивать свою исчезнувшую жену.

– Сколько ты мне заплатишь, если я подскажу тебе, как ее вернуть? – поинтересовался старик.

– Бери эту упряжку волов, – с готовностью ответил крестьянин.

– Какой мне в них толк, – усмехнулся отшельник. – Лучше дай мне чего‑нибудь поесть, и я буду доволен.

Крестьянин завел дервиша в дом и поставил перед ним все лучшее, что у него было.

– Я уверен, что твою жену похитил злой джинн, которому ты дал власть над ней своей глупой шуткой.

Поэтому советую тебе сегодня вечером пойти в такую‑то пещеру в такой‑то долине, ибо это излюбленное место встречи джиннов, обитающих в здешних местах. Как только увидишь после захода солнца освещенную пещеру, смело заходи внутрь и требуй у хозяев вернуть тебе жену, – наказал дервиш.

Крестьянин сделал все так, как ему было сказано. В тот же вечер он притаился у назначенной пещеры и, лишь только увидел, что в ней загорелся свет, попросил помощи у Аллаха и смело вошел внутрь. В пещере в тот момент повелитель джиннов собрал своих подданных на совет. Крестьянин, ничуть не испугавшись, потребовал вернуть ему жену. Казалось, его властный тон ничуть не удивил и не задел властелина демонов, напротив, он спокойно поинтересовался у своих подчиненных, не видел ли кто жену этого крестьянина.

– Я видел ее в нашей стороне, в районе Кавказских гор, на такой‑то горе, – отозвался один джинн.

– Сколько тебе понадобится времени, чтобы принести ее сюда, Верблюд? – спросил монарх.

– Кавказские горы далеко отсюда, думаю, путь туда и обратно займет года три, – ответил джинн.

Тогда повелитель джиннов обратился к другому джинну, которого звали Конь, и спросил, сколько тому понадобится времени на то, чтобы доставить в пещеру жену крестьянина. Конь ответил: «Три месяца». Когда же главный джинн задал тот же вопрос третьему джинну по имени Ветер, то услышал ответ «Три недели». Все остальные джинны тоже по очереди называли сроки, в которые они готовы были выполнить данное им поручение. Наконец повелитель джиннов, обратившись к крестьянину, попросил его подробно изложить все детали тех обстоятельств, при которых была похищена его жена, особенно его интересовали последние слова крестьянина, обращенные к ней. Тогда муж сознался, что бездумно передал свою жену «Козлу». Услышав эти слова, повелитель джиннов тут же приказал джинну с таким именем немедленно возвратить женщину ее законному супругу, что и было исполнено.

Как‑то раз один пастух загнал свое стадо овец на ночлег в овчарню, а сам отправился ночевать в пещере. Среди ночи его разбудил шум. Открыв глаза, пастух увидел, что в пещере заседает целая толпа джиннов. Боясь им помешать, да и просто из любопытства, он снова прикрыл глаза и притворился спящим.

Тем временем главарь банды отправил нескольких посыльных раздобыть чего‑нибудь поесть, и, как только те вернулись с богатой провизией, вся компания принялась уплетать ее за обе щеки.

Среди множества яств было круглое блюдо с пахлавой, вокруг которого и собралась под конец ужина вся ватага.

Тут одна молоденькая девушка предложила разбудить спящего пастуха и пригласить его к ужину. Однако все остальные возразили, сославшись на то, что пастух решит благословить еду, заставив их тем самым испариться и бросить все, что им удалось с таким трудом стащить из домов людей, не привыкших произносить имя Аллаха. «Давайте положим побольше еды на отдельную тарелку и поставим ее около пастуха. Пусть поест, когда проснется. К тому времени мы уже уйдем и его благословения будут нам не опасны».

Услышав эти слова, пастух внезапно вскочил и воскликнул, как будто спросонья: «Бисмилля, рахман, рахим!» («Во имя Аллаха, милостивого, прощающего!») При имени Аллаха джинны закричали и тут же исчезли, а пастух спокойно проспал до утра, а проснувшись, нашел в пещере столько еды, что ему и его семье хватило бы ее на целый год. Он решил, что это дар Аллаха, и взял все, что было, с собой домой.

 

Совершенно необходимо всегда помнить, что к джиннам следует относиться с уважением. Входя в пустую комнату, на чердак или в пещеру и даже подметая комнату, которая какое‑то время пустовала, нельзя забывать произносить: «Дустуркум йа мубараким» («С вашего разрешения, блаженные»), или, для краткости, просто «Дустур» («Разрешение»). Та же самая формула действует, когда у вас в руках огонь или вода, иначе духи могут сделать так, что вы разольете воду или обожжетесь. А безопаснее всего взять в привычку почаще произносить имя Аллаха и просить его о защите.

Англичане удивляются той частоте, с которой восточные люди упоминают Аллаха, считая это нарушением третьей заповеди. Они не осознают, что едва ли следуют той практике, к которой были приучены с самого детства и которая составляет, можно сказать, самую суть религии. Цель этой практики, а вместе с ней и религии, заключается в том, чтобы уберечь человека от темных сил.[156]

Насколько важно придерживаться этой практики, было показано выше. Дальше следует еще несколько занимательных примеров.

Давным‑давно жила одна добрая женщина. Ее муж был настолько беден, что, когда их единственный нож сломался, он не смог купить новый. Жить без ножа женщине стало совсем туго, потому что соседи не очень‑то охотно одалживали свои вещи. Однажды ее муж принес домой овечьи глаза и печень и попросил ее приготовить из них ужин. Женщина отправилась к своей соседке, чей муж был очень богат, и попросила у нее нож, однако та отказала, и ей пришлось возвратиться домой ни с чем, обиженной и злой.

Женщина, так и не найдя ножа, была вынуждена разорвать сырое мясо зубами и ногтями, совсем как гуля, ведь гули не пользуются ножами. В досаде она забыла произнести имя Аллаха, и джинны тут же воспользовались ее упущением. Неожиданно поднявшийся ураган сбил ее с ног и повалил на пол. Когда в конце концов ветер стих и она смогла оглядеться по сторонам, то обнаружила себя в просторной, богато меблированной комнате, в которой не было никого, если не считать хорошенькой персидской кошки, которая сидела неподалеку[157]. Заметив, что кошка скоро должна окотиться, женщина погладила ее со словами:

– Да поможет тебе Аллах! Да пошлет он тебе счастливое разрешение от бремени!

Казалось, кошка поняла ее слова, потому что она начала мурлыкать от удовольствия и тереться о ее ноги.

Внезапно послышался такой шум, как от приближавшейся толпы, и кошка, заговорив на человеческом языке, заметила:

– Забирайся вон под то кресло и ничего не бойся.

Лишь только гостья успела последовать ее совету, в комнату вошла группа джиннов. Нюхая воздух, они сказали:

– Мы чуем запах человека. Если это пожилой мужчина, пусть он будет нашим отцом; если пожилая женщина, пусть станет нашей матерью; если юноша или молодая девушка, будет нашим братом или сестрой; если маленький мальчик или девочка, окружим ее братской лаской и заботой. Кто бы ты ни был, выходи, не бойся, мы не обидим своего гостя.

При этих словах женщина покинула свое убежище и поздоровалась с вошедшими. Те тоже обошлись с ней очень приветливо и выставили перед ней всевозможные кушанья.

Повременив немного, чтобы не обидеть хозяев, женщина робко попросила, чтобы ее отпустили домой. Джинны послали за ветром, который и сам был джинном, а когда тот прибыл, поинтересовались у него, по своей ли воле оказалась у них в доме эта женщина. Ураган признался, что это он принес женщину против ее воли, потому что в нужный момент она не произнесла Имени.[158]

– В таком случае она может вернуться домой, – распорядился главный джинн. Однако прежде чем она ушла, он приказал ей ослабить завязки ее панталон и наполнил их, словно мешок, луковой шелухой. После этого ветер отнес женщину домой.

Оказавшись дома, женщина неожиданно для самой себя почувствовала, что содержимое ее панталон весит слишком много для простых луковых очистков. Она даже с места не могла двинуться, такие они были тяжелые. Тогда она принялась их вытряхивать и вдруг, к своему изумлению и неописуемому счастью, увидела, что луковые очистки превратились в золотые монеты. Будучи благоразумной женщиной, наша героиня ни слова не сказала соседям о своей удаче. Она спрятала золото и стала дожидаться мужа, а когда он пришел, рассказала ему, что с ней произошло, и показала сокровища. Супруги посовещались и решили, что будут постепенно покупать скот и землю, так, чтобы соседи решили, что процветания они достигли лишь собственным усердным трудом. Так они и поступили, а окружающие лишь удивлялись их трудолюбию.

Однако один человек им не поверил. Этим человеком была та самая женщина, которая отказалась одолжить своей бедной соседке нож. От зависти она стала настолько подозрительной, что не оставляла свою соседку в покое, пока та не поведала ей свою тайну. Узнав секрет чужого успеха, она тут же побежала домой и заставила своего мужа принести ей овечьи глаза и печень. Получив желаемое, она принялась раздирать сырое мясо зубами и ногтями, не произнося при этом имя Аллаха. Сначала результат ее умышленных и продуманных действий ничем не отличался от того, который вызвала оплошность ее соседки: внезапно налетевший ураган сбил женщину с ног, бросил ее в самые недра земли и уже через несколько секунд она оказалась в той же самой комнате напротив персидской кошки. Однако дальнейшие ее действия были совершенно противоположны тому, как вела себя добрая женщина. Она пнула ногой кошку и пожелала, чтобы та не дожила до того времени, когда появятся на свет ее котята. Услышав из‑под кресла слова джиннов о том, что они ее не обидят, женщина покинула свою засаду и даже не позаботилась о том, чтобы поздороваться с ними. С жадностью проглотив всю еду, которую перед ней поставили хозяева, она потребовала, чтобы ее отправили домой.

Джинны, не обратившие никакого внимания на ее грубость, позвали ветер и спросили у него, по своей ли воле оказалась у них эта женщина. «Да», – ответил им ветер. Тогда главный джинн приказал женщине спустить панталоны, доверху набил их золотыми монетами и отправил ее домой. Но лишь только нахалка оказалась дома, заперла все ставни и двери и развязала свои панталоны, оттуда посыпались пауки, скорпионы и сороконожки, которые и положили конец ее нечестивой жизни.

 

Приметив, что местный продавец молока, крестьянин из Силоама, имел привычку произносить имя Аллаха всякий раз, когда он передавал молоко нашему слуге, я спросил его как‑то, зачем он это делает.

– О, всегда хорошо обращаться к Аллаху, – сказал он. – И мы, крестьяне, непременно делаем это всякий раз, когда прикасаемся к какому‑нибудь сосуду или совершаем какую‑нибудь работу.

На что я ответил:

– Я совершенно согласен, что мы всегда должны просить Божьего благословения на любое дело. Однако мне интересно, что, по‑твоему, может произойти, если мы не сделаем этого?

– Тогда мы непременно окажемся во власти джиннов, – уверенно ответил мой собеседник и добавил: – Да пребудет с нами имя Аллаха.

– И как же? – поинтересовался я.

Тогда крестьянин поставил на землю свой кувшин с молоком и поведал мне следующую историю:

 

Один влиятельный арабский шейх отправил своего сына, прекрасно воспитанного и образованного юношу, поездить посмотреть мир. В один прекрасный день тот, прибыв в большой город, подыскал место для своего шатра, приказал слугам разбить лагерь, а сам тем временем отправился бродить по рынкам. Никогда прежде не доводилось ему бывать в стенах города, поэтому юноша настолько увлекся прогулкой, что, когда сообразил, что пора возвращаться назад, было уже поздно: на город спустилась ночь, и он не мог отыскать обратной дороги. Случайно оказавшись на пустыре, он решил заночевать прямо там. Молодой человек улегся прямо на голую землю, закутавшись получше в свою абаю и произнес: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. Я полагаюсь на волю Аллаха и вверяю себя под защиту владельца этого поля».

Получилось так, что как раз в ту ночь джинны праздновали свадьбу, на которую пригласили и джинна – хозяина того самого поля. Тот отказался, сославшись на то, что у него сейчас гость, которого он не может покинуть.

– Бери его с собой, – тут же отозвались джинны‑весельчаки.

– Не могу, – возразил джинн. – Он произнес священное Имя. Теперь я несу ответственность за его безопасность.

– Слушай, тогда сделаем вот что, – предложил один джинн, – у султана есть красавица дочь, которую он запер в замке. Перенеси к ней этого юношу и оставь там на ночь. А прежде чем забрезжит рассвет, вернешь его на место. Он останется доволен, пребывая при этом в полной безопасности.

Хозяину‑джинну понравилась эта идея, поэтому он тут же отнес юношу в замок. Тот, проснувшись около полуночи, обнаружил, что лежит на роскошной кровати рядом с прекрасной спящей незнакомкой, на чьи прелестные очертания лился мягкий свет от изящных свечей в высоких золотых канделябрах. Он совсем растерялся от радости и удивления, как вдруг красавица открыла глаза, и юноша увидел в них радостный блеск. Они предались любви, после чего обменялись перстнями с печатями и безмятежно уснули. Когда юноша проснулся во второй раз и увидел, что снова лежит на пустыре у городской стены, то первой мыслью, которая пришла ему в голову, было то, что ему приснился чудесный сон. Однако, обнаружив на пальце ту самую печатку, которую надела на него девушка, он понял, что все было наяву, и решил не покидать города, покуда ему не удастся разрешить эту загадку.

Принцесса была не меньше поражена, когда, проснувшись на следующее утро, обнаружила у себя на пальце мужское кольцо – единственную вещь, подтверждавшую, что события той ночи не были сном. Через некоторое время она понесла, но султан никак не мог решиться лишить ее жизни, как того требовал его долг, ибо у принцессы не было братьев. Султан решил сохранить дочери жизнь, услышав ее странный рассказ и увидев именное кольцо, надетое ей на палец неизвестным возлюбленным, ведь султан прекрасно знал о силе и хитрости джиннов, на чей счет он и отнес вину за случившееся. После успешного разрешения от бремени отец отправил ее вместе с сыном в другой город в изгнание и запретил принимать любых посетителей, приставив к ней лишь престарелую няню.

Город, в который была сослана несчастная принцесса, оказался тем самым, в котором жил ее возлюбленный, все еще пытавшийся отыскать свою прекрасную незнакомку. Женщина жила в безвестности, полностью посвятив себя сыну, никого к себе не подпускавшему, кроме матери: как только чужой человек приближался к нему, он тут же начинал плакать. Однажды, устав потешать своего сынишку, принцесса приказала няньке, чтобы та сама вынесла ребенка на улицу погулять, несмотря на его плач. Подчинившись ее приказу, нянька так и сделала. Во время прогулки ей случилось проходить мимо того самого места, где сидел с равнодушным видом наш молодой бедуин. Плач ребенка тронул его сердце, и он попросил няню позволить ему покачать малыша. В тот момент, когда он брал ребенка на руки, тот, как по волшебству, перестал плакать и залился смехом. Это так умилило ничего не подозревавшего отца, что он, прежде чем вернуть мальчика его няне, купил ему целую кучу сладостей у проходившего мимо торговца.

Вернувшись домой, нянька принялась нахваливать своей хозяйке красоту и добрый нрав юноши, которому удалось успокоить малыша. В сердце принцессы блеснула искорка надежды, и она попросила служанку, чтобы та проводила ее к этому молодому человеку.

Встретившись, влюбленные тотчас узнали друг друга, а кольца с печатями подтвердили их догадки.

Рассказывают, что они, с благословения султана, немедленно обручились и жили долго и счастливо.

 

Когда продавец молока окончил свой рассказ, я сказал:

– Разве не лучше было этому юноше произнести имя Аллаха и не просить защиты у джинна? Доверься он одному Аллаху, ничего бы этого не произошло.

– Нет, – последовал ответ. – Аллах творит лишь добро. Если бы сын шейха не попросил защиты у хозяина поля, джинны могли бы его обидеть или даже унести куда‑нибудь, пока он спал. Он предотвратил все эти несчастья, потребовав гостеприимства, поэтому закончилось все хорошо.

Несколько лет назад одна крестьянка из Аль‑Валей[159] лишилась глаза при следующих обстоятельствах, о которых я узнал от другой крестьянки.

Как‑то раз, проходя мимо источника Айн‑аль‑Гания на пути из Иерусалима, эта женщина услышала звук, похожий на кваканье. Оглянувшись вокруг, она заметила у самого ручья беременную лягушку и, не подумав, бросила: «Да будет на то воля Аллаха, чтобы ты не разрешилась от бремени, пока меня не попросят быть твоей повивальной бабкой».

Произнеся эти недобрые слова, женщина пошла дальше. Вечером она мирно уснула рядом со своими детьми, чей отец погиб на войне, и как же она перепугалась, когда, проснувшись среди ночи, поняла, что лежит в пещере в окружении странных и совсем не приветливых людей, один из который сухо сказал, что если она попытается произнести Имя, то ей не поздоровится.

– Если мы, те, кто обитает под землей, – пояснил он, – поднимаемся наверх, туда, где живете вы, тогда Имя действительно может послужить вам хорошей защитой. Но если только кто‑то из вас, как в твоем случае, без надобности вторгается в наше царство, никакие призывы к Богу не помогут. Чем обидела тебя моя жена, что заслужила твое проклятие, которое ты послала на нее сегодня днем?

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я и в глаза не видела твою жену, – в ужасе ответила женщина.

– Моя жена – это та лягушка, с которой ты говорила у источника Айн‑аль‑Гания. Когда мы, подземный народ, хотим выйти на поверхность земли в дневное время, то обычно принимаем форму какого‑нибудь животного. Вот моя жена решила превратиться в лягушку. Ты же послала на нее проклятие и при этом упомянула Имя. У нее уже начались схватки, но из‑за твоего жестокого проклятия она не сможет родить, пока ты ей не поможешь. Так вот, я тебя предупреждаю о том, что тебе придется туго, если у нее не родится мальчик.

С этими словами джинн отвел крестьянку туда, где лежала его жена, окруженная повитухами.

Женщина из Аль‑Валей, хотя и до смерти напуганная, попыталась сделать все возможное, чтобы помочь своей необычной пациентке, которая вскоре родила чудного мальчика. Счастливый отец, услышав радостную новость, подал крестьянке краску для век (махаля) и приказал нанести ее на глаза ребенку, дабы они стали темными и блестящими.

Принявшись исполнять его просьбу, женщина заметила, что глаза у мальчика, как и у всех остальных джиннов, отличаются от глаз обычных людей. Отражающиеся в них предметы выглядели вытянутыми и продолговатыми.

Окрасив сурьмой глаза малыша, женщина вытащила из своих волос шпильку, набрала на нее немного краски и нанесла на свое веко. Однако, прежде чем она успела накрасить второй глаз, одна из женщин‑джиннов заметила это и выхватила краску у нее из рук. Затем ей было приказано ослабить свой длинный ниспадающий рукав, в котором она, по обыкновению всех сирийских крестьянок, часто переносила различные вещи, после чего джинны наполнили его какой‑то неведомой смесью, завязали женщине глаза и вывели из пещеры.

Когда ей позволили развязать глаза, женщина осмотрелась по сторонам и поняла, что стоит совершенно одна у источника Айн‑аль‑Гания. Сгорая от любопытства, крестьянка развязала рукав, однако внутри обнаружила лишь горсть луковой шелухи, которую тут же выбросила. Через несколько минут она была уже дома, где дети все еще спали. Женщина собралась было лечь в постель, как вдруг из ее рукава что‑то выпало. Она подняла с пола упавшую вещь. Это оказался кусок золота. Крестьянка тут же сообразила, чем были луковые кожурки, которые она достала из своего рукава. Мигом бросилась она обратно к источнику, где все еще лежали нетронутые те самые луковые очистки. Все они превратились в золото. Охотно собрав золотые монеты в кучу, крестьянка отнесла их домой. До рассвета оставалось несколько часов, поэтому она тут же легла в постель и уснула.

Проснувшись на следующее утро, женщина решила, что ей приснился странный сон. Но, услышав от одного из своих сыновей, что у нее в одном глазу есть краска, а в другом нет, и увидев в углу кучу золотых монет, она поняла, что все это был не сон и теперь она богата.

Спустя некоторое время женщина отправилась в Аль‑Кудс[160] за покупками.

Стоя около магазина торговца тканями – того самого еврея, у которого есть магазин прямо напротив рынка, где торгуют пшеницей, – она заметила то странное существо, которому она помогала во время родов. Женщина пыталась смешаться с толпой и, переходя от одной лавки к другой, потихоньку таскала оттуда вещи. Крестьянка из Аль‑Валей подошла к ней, тронула ее за плечо и поинтересовалась, зачем та это делает. Она тут же прикусила язык, испугавшись сердитого взгляда женщины‑джинна, и поцеловала ее дитя. Находившиеся вокруг люди решили, что она лишилась рассудка, им показалось, что она целует воздух: у них ведь не было на глазах специальной краски, которую используют джинны, поэтому они не могли видеть всего, что происходит.

Женщина‑джинн тем временем свирепо прорычала: «Что?! Ты хочешь нас опозорить?» – и ткнула пальцем крестьянке в глаз – в тот самый, на котором была краска, – и выколола его.

Одному Аллаху известно, что было бы, нанеси несчастная женщину сурьму на оба глаза. Одно ясно наверняка: именно благодаря своим необычным глазам джинны способны видеть вещи, недоступные взору простых смертных, а специальная краска, которую они наносят на глаза, дает им некий дар ясновидения, которым мы не обладаем.

Очень редко можно встретить человека с таким даром. Возможно, такой найдется один на десять тысяч, и ему одному дано замечать и делать такие вещи, на которые другие люди не способны. Поэтому магрибинцы (арабы – жители Северной Африки), которые с помощью магии узнают, где можно найти спрятанные сокровища, всегда ищут таких людей, надеясь получить от них помощь.

 

В одно утро некий каменщик, который приходится близким родственником одному из моих соседей, проснулся очень рано и отправился на работу. В ту ночь светила полная луна, поэтому было трудно понять, который час.

Во время пути нашего героя догнала свадебная процессия. Все гости держали в руках факелы, а женщины издавали характерный пронзительный крик.[161]

Свадьба направлялась в ту же сторону, что и каменщик, поэтому он из любопытства присоединился к шествию, отметив, однако, что лица мужчин были свирепы и угрюмы.

Одна из женщин протянула новоиспеченному гостю тонкую восковую свечу, которую он с готовностью принял. Тут‑то он понял, кто были эти люди, которых он сперва принял за черкесов. Каменщику хватило присутствия духа немедленно призвать к помощи Бога и святых (сам он принадлежал к греческой православной церкви), и его грозные спутники сразу исчезли, а он остался стоять один посреди улицы с ослиной костью в руках. Каменщик, напуганный до смерти, бросился наутек и еще долго болел после этого случая*.

 

VII

Детские сказки[162]

 

Одной женщине Аллах послал семеро сыновей, за что она была ему очень благодарна. Но все же она очень хотела иметь дочь и поэтому попросила Аллаха послать ей девочку. Как‑то раз, проходя через рынок, женщина заметила ослепительно‑белый сыр из козьего молока, выставленный на продажу. Сыр был настолько хорош, что женщина воскликнула: «О Господи! О Аллах! Заклинаю тебя, пошли мне дочь, такую же беленькую и хорошенькую, как этот сыр, и я назову ее Ажбайни».[163]

Молитвы ее были услышаны, и точно в срок она родила замечательную дочь: с белоснежной, точно сыр, кожей, с шейкой как у газели, голубыми глазами, черными волосами и румянцем на обеих щеках. Девочку назвали Ажбайни. Вся округа любила ее, и только двоюродные сестры завидовали девушке черной завистью.

Когда Ажбайни исполнилось семнадцать, она попросила сестер, чтобы они взяли ее с собой в лес, куда имели обыкновение ходить за ягодами зарур.[164]

Девушка, наполнив свою чадру ягодами, положила ее у дерева и отправилась собирать цветы. По возвращении она обнаружила, что кузины исчезли, а вместе с ними пропали и сочные ягоды, которые она собрала. На их месте лежали одни гнилушки. Долго бродила девушка среди зарослей, клича своих сестер, но так и не получила ответа. Тогда она попыталась отыскать дорогу домой, но безуспешно – тропинка лишь уводила ее дальше и дальше в чащу.

Наконец навстречу ей показался гуль, вышедший на охоту. Он непременно съел бы ее, но Ажбайни была даром Аллаха ее родителям, поэтому гуль пожалел девушку и в ответ на ее просьбу: «Ах, дядюшка, скажи, куда ушли мои сестры» – сказал: «Я не знаю, дорогая. Пойдем, поживешь со мной, пока твои сестры не вернутся и не кинутся тебя искать». Ажбайни приняла его приглашение, и гуль привел ее в свой дом, стоявший на самой вершине горы.

Девушка стала пасти овец и очень полюбилась гулю, а тот в ответ кормил ее принесенной из лесу дичью. Все бы хорошо, только очень уж девушка скучала по дому. У ее родителей были голуби, которых девушка прежде кормила. Голуби загоревали, когда Ажбайни пропала, и отправились ее искать. В один прекрасный день они, наконец, увидели свою любимицу. Они подлетели ближе, сели ей на плечи и прильнули к ее щекам, хлопая крыльями от радости. Увидев голубей, Ажбайни смахнула с глаз слезы счастья и воскликнула:

 

О голубки моих мамы и папы,

Передайте привет моим родителям,

Да скажите, что их любимая Ажбайни

Пасет овец среди высоких гор.

 

Тем временем нерадивые сестры Ажбайни вернулись домой и сказали, будто девушка потерялась в лесу, а ведь на самом деле они специально оставили ее одну. Отец с братьями повсюду искали девушку; мать все глаза выплакала, повторяя, будто Аллах наказал ее за то, что ей мало было семерых сыновей; даже голуби не ворковали весело, как раньше. Но однажды их поведение совершенно изменилось: они перестали грустить и оживленно порхали туда‑сюда. Казалось, птицы что‑то хотят сказать своим хозяевам. На их странное поведение обратили внимание соседи, один из которых предположил, что родителям Ажбайни стоит проследить, куда голуби летают каждый день. Отец, братья и несколько добровольцев последовали его совету.

Отправившись за птицами, они заметили, что голуби поднялись на самую вершину одной из гор. Друзья последовали за ними и, взобравшись на вершину, нашли там пропавшую девушку, которая, увидев их, очень обрадовалась. Счастливая компания, забрав скот, домашнюю утварь и все пожитки, принадлежавшие гулю, который ушел на охоту, отправилась домой. Гуль же, вернувшись с охоты, обнаружил, что его любимица пропала, а дом совершенно разграблен. Бедняга загоревал и вскоре умер.

Тем временем Ажбайни рассказала, что сестры намеренно бросили ее одну в глухом лесу, забрав с собой все ягоды. Вся округа пришла в негодование от ее рассказа. Выбрали глашатая, который принялся ходить по улицам и кричать: «Пусть каждый, кто любит справедливость, принесет с собой горящий уголь». Прямо посреди площади разложили огромный костер и сожгли в нем злобных ведьм. А наша Ажбайни выросла и так расцвела, что, когда сын самого султана увидел ее, он влюбился без памяти и женился на ней.

 

Давным‑давно жил один мудрый человек по имени Ухдай‑дун. Жил он в хорошо укрепленном замке на самой вершине крутой горы. Был у Ухдай‑дуна опасный враг – злобная гуля, постоянно нападавшая на его страну. Жила гуля вместе с тремя дочерьми в темной пещере, расположенной в долине около пустыни. В те далекие времена у людей не было еще огнестрельного оружия, поэтому Ухдай‑дун не мог застрелить гулю и ее детей из ружья. Зато у него был острый нож и длинная игла, вроде той, которой сшивают кожу. А у гули был только медный котел, в котором она варила еду для себя и своих дочерей. Большую часть времени котел этот пылился в углу, потому что гуле лень было готовить, и семейство питалось сырым мясом. Ножа у гуль не было, поэтому они разрывали мясо зубами, а кости разбивали камнем.

И все же было у гули одно важное преимущество перед ее противником: при желании она могла изменить свой облик.

Как‑то раз, обернувшись дряхлой старухой, гуля подошла к подножию горы, на которой стоял замок Ухдай‑дуна, и стала кричать: «Ах, Ухдай‑дун, голубчик, не пойдешь ли ты со мной завтра в лес насобирать хворосту?» Ухдай‑дун, не будь дураком, сразу смекнул, что его зовет не кто иной, как злобная гуля, и что, окажись он один на один с ней в лесной чаще, она непременно убьет его и съест. Поэтому он, чтобы не обидеть ее, сказал так: «Хорошо, бабушка, я схожу с тобой в лес. А ты пожалей свои старые кости и не заходи за мной завтра утром. Встретимся прямо на месте».

На следующее утро Ухдай‑дун поднялся ни свет ни заря, взял с собой топор, иглу и мешок и отправился самой короткой тропинкой в лес. Он достиг условленного места задолго до того, как появилась гуля. Ухдай‑дун нарубил дров, не теряя времени даром, уложил их в мешок и сам залез внутрь. Затем он крепко завязал мешок и, притаившись, стал дожидаться гули. Как ему удалось завязать мешок, находясь внутри, – бог знает, сказано ведь: мудрый человек был этот Ухдай‑дун. Вскоре показалась гуля. Увидев мешок и почувствовав запах Ухдай‑дуна, она принялась его искать, но не находила. В конце концов, совсем выбившись из сил, гуля сказала: «Отнесу‑ка я сначала этот мешок с дровами к себе домой, а потом вернусь и убью моего врага».

Сказано – сделано. Гуля взвалила мешок на спину и тронулась в путь. Не прошла она и ста шагов, как Ухдай‑дун достал из‑за пазухи иглу и кольнул ею гулю. Решив, что ее уколола острая щепка, гуля переложила мешок и двинулась дальше. Однако, пройдя со своей ношей еще несколько метров, она почувствовала новый укол – это Ухдай‑дун снова ткнул ее иголкой. Так продолжалось всю дорогу, и, когда гуля подошла к пещере, тело ее истекало кровью от бесчисленных ран.

– Мама, – в один голос закричали дочери, увидев свою мать, – принесла ли ты нам на обед Ухдай‑дуна, как обещала?

– Нет, я не нашла его, дорогие мои, – ответила мать, – зато я принесла вот этот мешок, доверху набитый дровами. Теперь я вернусь обратно, разыщу Ухдай‑дуна и убью его нам на обед.

С этими словами она положила мешок на землю, поставила на огонь полный воды котел и ушла.

Когда она удалилась на достаточное расстояние, Ухдай‑дун принялся громко жевать, приговаривая: «Ах, до чего же вкусная у меня жвачка. Ох, ну и вкусная же у меня жвачка!»

– Кто ты такой? – спросили гулины дочери.

– Я Ухдай‑дун, и у меня есть жвачка.

– Ах, пожалуйста, дай и нам немного жвачки, – взмолились маленькие гули.

– Развяжите мешок и выпустите меня, – отозвался Ухдай‑дун.

Маленькие гули так и сделали: развязали мешок и выпустили Ухдай‑дуна. А тот выпрыгнул из мешка, поймал всех троих, разрубил на мелкие кусочки и бросил прямо в стоявший на огне медный котел, в котором кипела вода, а головы спрятал под большим блюдом. Потом он вышел из пещеры и отправился в свой дом, что стоял на вершине горы.

Гуля рыскала тем временем по лесу в поисках Ухдай‑дуна, но все напрасно. Вернувшись в пещеру и не найдя своих дочерей, но почуяв запах Ухдай‑дуна и вареного мяса, она рассудила следующим образом: «Ага, наверняка враг мой пришел сюда, а мои дочери убили его и бросили вариться в котел. Теперь они, должно быть, пошли к своим двоюродным сестрам пригласить их на ужин. А я так проголодалась, что не буду их дожидаться и отведаю немного мяса из этого котла».

Так она и сделала и была немало удивлена, что мясо оказалось таким нежным, однако гуля не могла и подумать, что это было мясо ее собственных детей. Наевшись вдоволь, она осмотрелась по сторонам и заметила, что из‑под большого блюда капает кровь. Гуля приподняла поднос и к своему ужасу увидела, что под ним лежали головы троих ее дочерей. От боли и отчаяния она принялась рвать зубами мясо на собственных лапах и поклялась во что бы то ни стало отомстить своему хитрому врагу.

Случилось так, что несколько дней спустя Ухдай‑дуна пригласили на свадьбу его двоюродной сестры. Ухдай‑дун, не имея ни малейшего сомнения в том, что гуля не упустит случая и попытается убить его, придя на торжество, притаился в укромном месте, откуда он мог видеть всех приезжающих, сам оставаясь при этом незамеченным. Через некоторое время он заметил, как к дому подкралось огромное свирепое чудовище, завидев которое все собаки убегали, поджавши хвост. Ухдай‑дун понял, что это и есть гуля, которая пришла забрать его жизнь. Вскоре подали традиционное праздничное блюдо – куски мяса, приготовленные с рисом, и Ухдай‑дун уселся к столу. Он выбрал самую большую кость, обглодал ее, подошел к входной двери и позвал собак. На его зов прибежала гуля. Тогда Ухдай‑дун запустил в нее костью, да так точно, что она попала ей прямо в лоб и рассекла его так, что кровь ручьями потекла по ее морде. Гуля слизнула кровь языком и сказала:

– О, как сладок виноградный сироп в доме моего дядюшки.

– Ах, – отозвался Ухдай‑дун, размахивая топором, – неужели ты думаешь, что я не знаю, кто ты такая? Это я убил твоих детей, это я колол тебя иголкой, когда ты несла мешок с дровами, и я же убью тебя. Подходи поближе, коли не боишься!

Гули боятся железа, как известно, поэтому нашей гуле ничего не оставалось, увидев, что противник ее вооружен топором, как убраться восвояси.

Через несколько дней она придумала способ выманить Ухдай‑дуна так, чтобы он был безоружен. Обернувшись простой крестьянкой, она пришла к подножию горы, на которой стоял замок ее врага, и стала просить, чтобы хозяин одолжил ей сито.

– Поднимись и возьми его, – раздался голос Ухдай‑дуна.

– Я не умею лазать по горам, – ответила гуля.

– Хорошо, тогда я скину тебе веревку, – предложил Ухдай‑дун.

Так он и сделал, но вскоре заметил, что посетительница карабкается с необычной ловкостью. Присмотревшись получше, Ухдай‑дун узнал в бедной крестьянке своего врага. Тогда он выпустил веревку из рук, монстр полетел вниз в бездонную пропасть и разбился на мелкие кусочки. Вот так Ухдай‑дун спас свою страну от гули и ее потомства.

Жил да был бедный дровосек, у которого была жена и три дочери.[165]

Однажды, когда он работал в лесу, мимо случилось проходить незнакомцу, который остановился и заговорил с дровосеком. Услышав, что у дровосека есть три дочери, он принялся уговаривать его, чтобы тот отдал ему в жены за большой выкуп свою старшую дочь.

Придя на закате домой, дровосек похвастался выгодной сделкой своей жене и на следующее утро отвел свою дочь к пещере, где их уже ждал незнакомец, который сказал, что его зовут Абу Фрейвар. Как только дровосек удалился, он сказал девушке: «Должно быть, ты проголодалась. Поешь вот это». С этими словами он взял нож, отрезал себе оба уха и протянул их девушке вместе с отвратительным куском черного хлеба. Когда же та отказалась от такого кушанья, он схватил ее за волосы и подвесил к своду пещеры, которая в ту же минуту превратилась в чудесный дворец.

На следующий день Абу Фрейвар снова отправился в лес и опять повстречал дровосека.

– Знаешь, мой брат хочет жениться на твоей второй дочери, – сказал он. – Вот деньги. Приводи ее завтра утром к пещере.

Дровосек, обрадованный свалившейся на него удачей, привел Абу Фрейвару свою вторую дочь. Как только он ушел, Абу Фрейвар предложил девушке отведать его ушей, которые снова отросли, как будто их и не отрезали. Девушка сказала, что она пока что не хочет есть и отведает его ушей, как только проголодается. Девушка, когда Абу Фрейвар вышел из комнаты, спрятала уши под ковер. Вскоре Абу Фрейвар вернулся и спросил, съела ли она его уши.

– Да, – ответила девушка.

– Уши мои, – позвал Абу Фрейвар, – тепло ли вам или холодно?

– Мы холодны как лед, лежа здесь под ковром, – тут же откликнулись уши. Абу Фрейвар, вне себя от гнева, схватил вторую дочь за волосы и подвесил рядом с ее сестрой.

На следующий день он снова отправился в лес и попросил дровосека отдать ему младшую дочь, которую звали Зерендак, сославшись на то, что якобы его второй брат желает жениться на ней. Зерендак была избалованным ребенком и отказалась идти, пока ей не позволили взять с собой маленького котенка и шкатулку, в которой она хранила свои драгоценности. Прижав свои сокровища к груди, она отправилась с Абу Фрейваром к пещере.

Младшая дочь оказалась умнее своих сестер. Как только ее муж отвернулся, она бросила его уши котенку, который с удовольствием их съел, а сама Зерендак пообедала тем временем едой, которую она захватила из дому. Когда же злой огр заревел по обыкновению: «Уши мои, тепло ли вам или холодно?» – то услышал в ответ: «Тепло батюшка, нам очень тепло в этом маленьком уютном желудочке». Абу Фрейвар остался доволен и вскоре полюбил Зерендак.

Они прожили вместе несколько дней. Как‑то утром Абу Фрейвар сказал: «Мне нужно отправиться в путешествие. В этом дворце сорок комнат. Вот ключи, которыми ты можешь открыть любую из них. Но только смотри не открывай ту комнату, которая запирается золотым ключом».

Зерендак принялась обследовать запертые комнаты, когда муж ушел. Добравшись до тридцать девятой комнаты, она случайно выглянула в окно, которое выходило на кладбище. Каково же было ее удивление, когда она увидела своего мужа, пожиравшего мертвое тело, которое он только что выкопал из могилы своими длинными, как когти, когтями. Муж Зерендак оказался гулем. Она стояла, притаившись за занавеской, словно прикованная, и наблюдала за страшной трапезой. Через несколько минут Абу Фрейвар вскочил с места и спрятался за одним из кладбищенских памятников: приближалась похоронная процессия. Когда люди подошли совсем близко, девушка заметила на их лицах сильное волнение и расслышала, как один из носильщиков сказал: «Давайте управимся как можно быстрее, чтобы на нас не напал гуль, который охотится в здешних местах».

Открытие Зерендак повергло ее в безумный страх. Ей не терпелось узнать, что же такое спрятано в сороковой комнате, куда запретил заходить ее муж. Теперь, когда она узнала, что он самый настоящий гуль, Зерендак решила во что бы то ни стало попасть в заветную комнату. Она отыскала золотой ключ и отперла дверь. Войдя в комнату, она обнаружила своих сестер, подвешенных за волосы к потолку. Девушки были все еще живы. Зерендак освободила их, накормила и, как только они оправились от случившегося, отправила несчастных домой к родителям.

На следующий день вернулся Абу Фрейвар, но не надолго: через несколько дней он снова ушел, сказав жене, что она может пригласить в гости любых своих родственников, которых ее сердце желает увидеть. Зерендак так и сделала: она пригласила к себе много друзей и родственников, но ничего не сказала им о своих злоключениях. Осмотрительность девушки пошла ей на пользу, ведь навестить ее приходили не родные, а коварный муж, который принимал самые разные обличья, чтобы испытать свою жену. В конце концов его ухищрения увенчались успехом. Обернувшись бабушкой Зерендак, он вошел в дом, и, как только девушка принялась жаловаться на свои несчастья, старуха превратилась обратно в Абу Фрейвара и пронзила своим ядовитым когтем девушке грудь. Зерендак тут же упала без памяти, но не умерла, а злодей положил ее в сундук и бросил в море.

У султана, который правил в тех краях, был сын, любивший кататься на лодке и рыбачить. Во время описываемых нами событий принцу случилось закинуть большую сеть как раз неподалеку от того места, где в самой глубине на дне морском лежал сундук с несчастной Зерендак. Сеть зацепилась за сундук, и рыбаки с трудом ее вытащили. Когда наконец сундук был в лодке, сын султана, прежде чем открыть крышку, сказал: «Если внутри деньги или драгоценности, берите их себе; если же в этом сундуке лежит что‑то другое, оно станет моим».

Открыв сундук, принц был поражен увиденным и тут же принялся оплакивать горькую судьбу прекрасной девушки. Затем он приказал отнести бездыханное тело в комнату своей матери, чтобы там его подготовили к погребению. Когда процедура была в самом разгаре[166] и из груди Зерендак вынули ядовитый коготь, она чихнула и ожила.

Принц женился на Зерендак, и в скором времени она родила ему дочь. Как‑то раз она осталась с ребенком одна. Неожиданно стена ее комнаты разверзлась, и внутрь вошел Абу Фрейвар. Не говоря матери ни слова, он выхватил у нее ребенка, разом его проглотил и тут же исчез. Вновь свалившееся на нее несчастье повергло Зерендак в такое отчаяние, что, когда ее спрашивали, куда делся ребенок, она не могла произнести ни слова и только горько плакала.

Та же самая страшная участь постигла и следующих ее детей – сына и дочь. Сожрав ее третьего ребенка, ненавистный огр испачкал лицо бедной матери его кровью. Зерендак вытерла кровь, но от спешки и бессилия упустила одно маленькое пятнышко, засохшее прямо у ее губ. Увидев кровь на лице Зерендак, ее муж и свекровь, которые уже давно начали подозревать недоброе, решили, что Зерендак – гуля и сама съела своих детей.

Зерендак рассказала, что с ней произошло, но никто не хотел ей верить. Муж, не желая ее убивать, приказал заточить женщину в темницу и по наущению своей матери принялся подыскивать себе новую жену. Принц, прослышав о красоте дочери султана из соседнего королевства, решил поехать просить ее руки. Но прежде чем отправиться, он послал к матери своих погибших детей служанку, чтобы она спросила Зерендак, что она хочет в подарок. Зерендак попросила коробку алоэ[167], коробку лавзонии[168] и кинжал.

Просьба ее была исполнена, и, когда принц вернулся с торжественной помолвки с дочерью султана, он привез с собой вещи, о которых просила Зерендак. Та принялась по очереди открывать коробочки, приговаривая: «О sabr, нет в тебе столько терпения, сколько терпела я. О henna, нет у тебя столько нежности, сколько дарила я». Вымолвив это, Зерендак уже собиралась пронзить себя кинжалом, как вдруг стены темницы разверзлись и появился Абу Фрейвар. За руку он вел хорошенького мальчика и двух милых девочек. «Живи, – закричал он, – я не убил твоих детей. Вот они». С этими словами он при помощи магических сил сделал потайной ход, соединивший темницу с парадным холлом дворца, затем выхватил у принцессы кинжал и вонзил себе в грудь.

Зерендак одела своих детей в богатые одежды, которые оставил ей Абу Фрейвар, когда начались празднования в честь грядущей женитьбы принца, и наказала им подняться по потайной лестнице в парадную залу дворца, где они могут шалить сколько душе угодно, не обращая никакого внимания на гостей и богатое убранство. Дети шалили, послушавшись совета матери, как только могли.

Мать принца заметила это, но не спешила их наказывать – очень уж эти милашки напоминали ей собственного сына, когда он был в их возрасте. Но в конце концов терпение ее лопнуло, и старуха уже замахнулась, чтобы отшлепать одного из ребят, как дети в один голос воскликнули: «Ах, госпожа Полная Луна, смотрите, как она повернулась!» Все гости бросились к окну, и, как только стали видны одни только спины, дети исчезли.

В день свадьбы дети явились вновь. В присутствии своего отца они бегали по залу, били китайский фарфор и бокалы, в общем, делали все, что хотели. Увидев шалунов, принц прикрикнул на них.

– Это наш дом, и все, что здесь есть, принадлежит нам и нашим родителям, – надменно ответили дети.

– Что вы хотите этим сказать? – удивился принц.

Тогда дети взяли его за руку и повели потайной лестницей в темницу, где их ждала Зерендак. Она рассказала принцу, что это были за дети и как они попали во дворец. Вне себя от счастья, принц нежно обнял свою жену и поклялся быть верным ей до конца своих дней. Дочь султана вернули обратно ее отцу с глубочайшими извинениями и щедрыми подарками, а принц и Зерендак жили долго и счастливо.

 

За окном стоял снежный день, когда у одной женщины на свет появилась девочка. Она назвала дочку Тальджия, что значит Снегурочка. Сразу после родов женщина умерла.[169]

Заботу об осиротевшей девочке взяла на себя ее бабка, присматривавшая за домом ее отца. Через некоторое время отец Тальджии снова женился – на вдове, у которой были две дочери, и бабушка, нашедшая такой поступок возмутительным, покинула их дом.

Новая хозяйка сделала из своей падчерицы служанку, заставляя ее выполнять самую тяжелую работу. Тальджия таскала на голове тяжелые кувшины с водой из отдаленного источника. Она вставала в полночь, чтобы помочь молоть муку, из которой на следующее утро пекли хлеб, а когда стала достаточно взрослой и сильной и могла сама этим заниматься, мачеха с сестрами не вставали с постели до полудня. Еще одной ее обязанностью было ходить с другими девушками собирать на холмах хворост, валежник и засохший навоз, топить ими деревенскую печь и выпекать на ней хлеб.

Когда же в доме не было никакой работы, что случалось очень редко, мачеха посылала Тальджию собирать черепки, толочь их и делать глину для новых горшков. Тальджию всегда оставляли дома, когда в деревне случалась свадьба или другое празднество, зато в ночь накануне торжества она, не смыкая глаз, сидела до самого утра, вышивая нарядные платья для своих злых родственниц.

Но Аллах одарил Тальджию добрым нравом. Она любила напевать, выполняя свою работу, и всегда была готова помочь другим. Но радостное пение Тальджии сильно раздражало мачеху и ее дочерей, ведь у них самих голоса были хриплые, а пение немелодичное, как уханье совы, поэтому они запретили ей петь.

Как‑то раз вся семья уехала на свадьбу. На дворе стояла летняя пора, поэтому Тальджию отправили в башню смотреть за виноградником. Прямо у ворот виноградника, у края дороги стоял колодец для сбора дождевой воды, из которой Тальджия имела обыкновение носить воду в дом, а также наполнять кувшин для жаждущих путников. В тот день Тальджия, как обычно, опустила ведро в колодец, но веревка лопнула, ведро полетело вниз и упало на самое дно колодца. Девушке пришлось идти к соседям просить колодезное колесо.[170]

Тальджия привязала крючок к веревке, попросила Божьего благословения, чтобы отогнать духов, которые могли прятаться в колодце, и стала спускать веревку вниз, напевая:

 

О колодезное колесо! Ищи, ищи

И все, что ты найдешь, бери, бери.

 

Тальджия не знала, но эти слова обладали магической силой. Случилось так, что в том колодце сидели джинны, которым понравилась милая девушка. Тут же один из крючков зацепился за что‑то очень тяжелое, и, когда Тальджия вытянула свое ведро, оказалось, что оно доверху наполнено чудесными драгоценностями – золотыми кольцами, тяжелыми ручными и ножными браслетами, ожерельями, с помощью которых мусульманки повязывают платок вокруг шеи, диадемами.

На седьмом небе от счастья, девушка унесла находку в башню, а когда возвратилась мачеха с дочерьми, отдала золото им. Те, однако, сделали вид, что не хотят принимать от нее подарок, но, когда Тальджия рассказала, каким образом драгоценности попали к ней, согласились взять себе некоторую часть. Затем они все по очереди отправились к колодцу. Каждая бросила вниз пустое ведро и надменно, командным тоном произнесла слова песенки, которую напевала Тальджия. Но как ни старались мачеха с дочками, ничего у них не вышло: всякий раз, когда они доставали ведро, оно оказывалось полным грязи, камней и отвратительных ползучих гадов. Тогда женщины, полные разочарования, забрали у Тальджии ее драгоценности и продолжали обращаться с ней с прежней жестокостью, а однажды вечером, когда отец ее умер, и вовсе выставили девушку за дверь.

Шел проливной дождь, и девушка боялась замочить свои хорошенькие туфельки, сшитые из красной дамасской кожи – ведь это был подарок ее покойного отца. Он связала их вместе, перебросила одну через плечо, так что та болталась у нее за спиной, а другая лежала на груди.[171]

Было совсем темно, и Тальджия не знала, куда ей идти. Завидев вдалеке мерцающий свет, лившийся из‑за приоткрытой двери пещеры, девушка направилась прямо на него в надежде отыскать хоть какой‑то ночлег.

У входа в это скромное жилище сидела старуха и пряла пряжу. Это была не кто иная, как бабушка Тальджии, которую девушка не узнала, потому что виделись они в последний раз, когда она была совсем маленькой. Старушка же сразу узнала в девушке свою внучку и с радостью предложила ей ночлег. «Дочь твоей матери, – сказала она, – не должна среди ночи бродить по улице. Конечно, ты можешь у меня остаться. Моя дочь умерла как раз в тот день, когда ты родилась, поэтому, если хочешь, можешь занять ее место в этом доме». С этими словами старушка выставила перед своей гостьей самую вкусную еду, которая у нее была, и, когда она рассказала девушке, что их связывают родственные узы, Тальджия охотно согласилась остаться у нее жить.

Случилось так, что по пути Тальджия потеряла свою туфельку. Шнурок, на котором она держалась, развязался, и туфелька, висевшая у нее за спиной, упала. А вторая, висевшая впереди, по странному стечению обстоятельств зацепилась узелком за крючок на платье, так что Тальджия обнаружила пропажу уже после того, как оказалась в доме у старушки. Теперь за окном была глубокая ночь, и Тальджия не могла отправиться на поиски пропавшей туфельки, но пообещала сделать это первым делом, как только рассветет.

Что касается старушки, то она в то самое время пряла пряжу, чтобы сделать абаю для сына одного богатого шейха. Этот юноша славился своей красотой, и многие матери, включая и злую мачеху Тальджии, всеми способами пытались женить его на своих дочерях, да все безуспешно. Тальджия как раз ужинала в тот момент, когда молодой человек приблизился ко входу в пещеру. Совершенно случайно на глаза ему попалась оброненная ею туфелька. Услышав мужские шаги, девушка быстро выбежала из‑за стола и спряталась в темном углу пещеры, откуда могла видеть и слышать все, оставаясь при этом незамеченной.

– Тетушка, готова ли пряжа для моей новой абаи? – спросил юноша.

– Будет готова завтра к полудню, – ответила старуха. – Постой, а что это у тебя в руках?

– А, это женская туфелька, которую я только что подобрал у входа в твой дом, – пояснил молодой человек. – Она такая маленькая и изящная! Наверняка ее обладательница – привлекательная милая девушка, а раз так – трижды клянусь Богом! – я разыщу ее, и именно она, и никто другой, станет моей женой.

Старухе пришлась по душе его пылкая речь, но она была мудрой женщиной и поэтому ничего не сказала и лишь усмехнулась, велев юноше ждать ее на следующий день у красильщика.

На следующее утро, окончив работу, старуха ушла, наказав Тальджии закрыть за ней дверь, а если снова появится молодой человек, чтобы поинтересоваться, готова ли пряжа (а она была уверена, что он обязательно придет), не отвечать ему и не открывать.

Все вышло точь‑в‑точь, как предсказывала старуха. Юноша, который решил, что старуха хочет его надуть и не отдавать пряжу, не пошел на следующий день к красильщику, а направился прямиком к ней домой. Он постучал в дверь, но ему никто не открыл и не откликнулся на его зов, когда он спросил, готова ли работа. Тут он услышал голосок Тальджии, которая пела за прялкой; юноше стало любопытно, кто это так мило напевает, и он заглянул в замочную скважину проверить. Увидев очаровательную девушку, которая была дома одна, он сразу ушел, но крепко пожалел о своей поспешной клятве, которую произнес накануне вечером, и направился к красильщику, где его уже поджидала старуха. Та отдала ему вязанье, а когда он поинтересовался, кто была та девушка, которую он видел в пещере, ответила:

– Твоя невеста.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился юноша.

– Вчера вечером ты трижды поклялся Аллахом жениться на этой девушке, ведь она и есть хозяйка туфельки, которую ты нашел по пути ко мне.

Ликованию юноши не было предела. Его отец не стал возражать против их свадьбы, узнав, что Тальджия из хорошей семьи. По воле добрых джиннов из колодца все драгоценности, принадлежавшие невесте, нашли как‑то утром у изголовья ее кровати в доме бабушки. А злая мачеха и ее дочери рвали на себе волосы от злости, слушая радостные крики и улюлюканье в честь скромной невесты, прекрасной Снегурочки, которую они так презирали и мучили и которая теперь гордо ехала на верблюде в составе свадебной процессии в дом своего жениха.

Думаю, среди моих читателей нет таких, кто не узнал в этой истории местную версию знаменитой «Золушки».

 

VIII

Сатира

 

На вершине горы, у подножия которой раскинулась мусульманская деревня, стояла некогда могила одного святого. Ее хранителем был шейх Абдулла, мудрый старец, почитаемый всей округой. В сопровождении своего ученика, сироты по имени Али, он имел обыкновение переезжать на своем осле от одной деревни к другой, помогая больным и торгуя различными амулетами и составленными им самим заклинаниями, которые обещали своим обладателям защиту от дурного глаза и иного зла. Он также умел составлять гороскопы и гадать на чернильном зеркале и песочной табличке.

Когда Али подрос, старик сказал ему: «Сын мой, я научил тебя всему, что знал. Немногие хатибы знают и половину того, что известно тебе. Теперь ты должен совершить хадж[172] по святым местам, и тогда, да будет на то воля Аллаха, ты сможешь стать таким же уважаемым человеком, как я. Будучи дервишем, ты не нуждаешься в деньгах. Возьми мою старую абаю, посох и этого осла и завтра же отправляйся в путь».

Али не очень‑то хотелось покидать своего названого отца, и все же он последовал его совету и, попросив благословения, выехал на следующий день. Благодаря милости Всевышнего он счастливо путешествовал на протяжении многих месяцев, пока в один прекрасный день не очутился посреди голой равнины, овеваемой горячими ветрами, вдали от какого‑либо источника и человеческого жилья. Его бедный ослик настолько ослаб, что юноше пришлось идти пешком. Так они шли не один час, как вдруг несчастное животное остановилось, потерлось мордой о его руку и издохло. У юноши не хватило духу бросить тело своего умершего друга на съедение грифам и гиенам, поэтому он решил выкопать для него могилу.

Задача была не из легких, однако ему удалось с ней справиться еще до захода солнца. Окончив работу, юноша решил переночевать прямо у подножия образовавшегося кургана. Вдруг откуда ни возьмись послышался лошадиный топот. Молодой человек, осмотревшись по сторонам, разглядел вдали группу наездников. До него донеслись слова предводителя: «Смотрите! Святой дервиш оплакивает кого‑то у свежевырытой могилы. Смерть забрала его товарища, и он решил похоронить его согласно религиозным обычаям прямо среди этой пустыни. Как печально, должно быть, встретить свою кончину в таком заброшенном месте, где нет даже воды, чтобы омыть свое тело! Я непременно должен поговорить с ним».

С этими словами наездник подъехал к юноше, поприветствовал его и поинтересовался, как звали его соратника.

– Эйр, – ответил Али, выбрав довольно редкое поэтическое слово, которое означало «осел».

– Ах, бедный шейх Эйр, – вздохнул сердобольный странник. – Воистину, пути Господни неисповедимы. Но не дай, однако, этой смерти сломить тебя. Ведь в тебе живет память о твоем друге. Завтра утром я пришлю людей, чтобы они возвели на этом месте роскошную гробницу. – И не успел Али раскрыть рот, чтобы объяснить суть происшедшего, благородного всадника и след простыл.

Всю ночь Али и глаз не сомкнул, все размышляя о том, в какое затруднительное положение он попал. На следующее утро лишь только забрезжил рассвет, на горизонте показались движущиеся точки, которые постепенно превратились в верблюдов, груженных лаймом, и ослов, везущих камни. Погоняла животных группа каменщиков и плотников, которым было приказано выстроить гробницу для шейха Эйра. Али оставалось только наблюдать за работой, которая закипела немедленно. Сначала рабочие возвели кенотаф[173] в виде комнаты правильной формы, а затем соорудили открытую галерею с молитвенной нишей.

По другую сторону галереи, напротив гробницы, была выстроена вторая комната, предназначавшаяся для хранителя святых мощей. Напоследок строители возвели небольшой минарет, вырыли колодец и обнесли всю конструкцию стеной, в результате чего образовался широкий двор с крытыми аркадами по четырем сторонам. Работа заняла достаточное количество времени, однако Али, прослышав, что эмир собирается именно его назначить хранителем святыни с неплохим жалованьем, терпеливо дождался завершения ее строительства и вступил, наконец, в свою новую должность.

Благодаря своему удачному расположению – прямо посреди пустыни, где путешественники могли остановиться и передохнуть, – новая святыня быстро стала популярной и ее ежегодно посещали толпы пилигримов. Дары дождем сыпались на шейха, который вскоре разбогател, начав одеваться и вести себя так, как подобает состоятельному человеку.

Наконец слава о знаменитой святыне достигла ушей шейха Абдуллы, который еще в молодости посетил большинство известных святынь, однако об этой ему даже слышать прежде не доводилось. Терзаемый любопытством, он решил совершить хадж к могиле шейха Эйра, дабы самому узнать его происхождение и историю. В последний день своего ежегодного хаджа он, наконец, достиг святыни (макам) и был поражен тем количеством паломников, которые приехали посетить могилу шейха Эйра.

Изумление его стало еще больше, когда в хранителе мощей он узнал своего ученика Али. Товарищи обнялись, возопив от радости, и отправились в дом Али, чтобы вместе там отобедать. После ужина шейх Абдулла пристально посмотрел на Али и торжественно произнес:

– Сын мой, заклинаю тебя всеми святыми, пророками и всем, что есть святого у нас, мусульман: ничего от меня не скрывай. Скажи, кто похоронен на месте этой гробницы?

Тогда юноша поведал своему учителю странную историю, которая с ним произошла, не утаив и мельчайшей подробности, а в заключение сказал:

– А теперь, отец, ты мне скажи, кто лежит в той гробнице, что находится у тебя дома?

Старик смущенно опустил глаза, но после повторной просьбы Али рассказать ему правду тихо сказал:

– Ну, если тебе непременно нужно знать, я скажу: в моей гробнице лежит отец этого осла.

Давным‑давно жила в Иерусалиме одна набожная пожилая вдова по имени Ханна, принадлежавшая к Восточной православной церкви.[174]

Ханна, несмотря на свою бедность, всегда раздавала щедрую милостыню, и за это все в округе любили ее. Во всем мире был лишь один человек, чьим ошибкам она не могла найти оправдания. Этим человеком был патриарх – пример эдакого незадачливого прелата. Случилось, что много лет назад Ханна служила нянькой в семье, где рос будущий патриарх. Подвижный и очень избалованный мальчик – как это часто случается, когда в семье растет единственное дитя, – он своими шалостями не давал Ханне покоя, поэтому и теперь, спустя много лет, она не могла отделаться от мысли, что, даже став патриархом, ее воспитанник продолжает творить нехорошие вещи. Когда он был еще маленьким ребенком, женщина надеялась, что рано или поздно он раскается в своих поступках, однако когда будущий священник пошел в школу, то, вопреки ее ожиданиям, вместо наказания и исключения из школы, ему удалось завоевать славу старательного и прилежного малого, любимца товарищей и учителей. «Ах, – вздыхала про себя вдова, – придет час, и он осознает свои ошибки».

Окончился период учения, и юношу посвятили в диаконы, на что Ханна с серьезным видом покачала головой и произнесла про себя: «Увы! Должно быть, на наших пасторов напала духовная слепота, раз они возвели в духовный сан этого мерзавца».

Ее удивление и ужас непрестанно росли, потому что дьякон превратился сначала в священника, затем стал архимандритом, потом епископом и наконец достиг патриаршего трона. Каждый раз Ханна испытывала горечь унижения, когда, встретив своего воспитанника на улице, вынуждена была кланяться и целовать его руку, и всякий раз при этом замечала искру в его глазах, которую она привыкла ассоциировать с его проделками. И каждый раз в таком случае Ханна повторяла себе: «Конечно, на земле случаются ошибки, но на небесах они будут исправлены».

Ханна почила в святости, и душа ее вознеслась к райским вратам, у которых восседает Map Бутрус, готовый впустить достойных.

– Кто здесь, – поинтересовался Map Бутрус, выглядывая из окошка, расположенного в верхней части врат. – А, еще одна освободившаяся от тела душа! Как тебя зовут, дочь моя?

– Твоя служанка Ханна, – послышался кроткий ответ.

Map Бутрус отворил дверь, пригласил незнакомку войти и определил ей место в небесном хоре. Здесь она наконец‑то обрела покой. То же можно сказать и о патриархе, который избавился от своей недоброжелательницы.

Тут неожиданно раздался тройной стук в дверь, до смерти напугавший счастливых хористов. Map Бутрус вскочил и мигом побежал к окошку, чтобы посмотреть, кто там явился. Выглянув в окно, он издал радостный крик и с неописуемым воодушевлением принялся раздавать приказания своим прислужникам.

Вскоре явились полки херувимов и серафимов. Они спустились к вратам и выстроились в два ряда вниз по обе стороны улицы. Пришли даже двое архангелов. Они встали подле Мара Бутруса и принялись терпеливо ждать, пока тот, с необычайной церемонностью, вытаскивал засов. Все блаженные застыли в ожидании: интересно, кому готовят столь пышный прием? К великому огорчению и ужасу Ханны, это был патриарх. Он вошел под громкий шум одобрения, и на миг его глаза встретились с глазами Ханны, которая успела разглядеть в них все ту же знакомую усмешку. Патриарха подвели к почетному месту около трона, а его старая нянька бросилась в слезы.

Всем известно, что слезам не место на небесах. Другие святые, заметив ее рыдания, решили, что она грешница, попавшая в рай по ошибке, и отошли от нее. Теперь Ханна стояла одна‑одинешенька, вдали от других святых, столпившихся в одном месте, словно стадо пугливых овец, и отказывавшихся исполнять свои партии в небесном хоре. Map Бутрус, заметив, что происходит что‑то неладное, пошел разобраться, в чем дело. Увидев, что святая женщина плачет, он сурово спросил:

– Кто ты такая?

– Твоя служанка Ханна, – ответила женщина, и Map Бутрус принялся искать ее имя в журнале.

– Кажется, все в порядке, – сказал он про себя и снова обратился к вдове: – Ты что, не знаешь, что здесь запрещено плакать? Объясни, что довело тебя до слез в этом счастливом месте?

Ханна рассказала свою историю, прерываемая собственными рыданиями: как патриарх, будучи ребенком, донимал и обижал ее, не желая, чтобы его купали и одевали и тому подобное, и как она надеялась, что он раскается в своих ошибках; как он потом ввел в заблуждение своих школьных товарищей, учителей и церковников, а теперь сам Map Бутрус разрушил ее представления о справедливости, впустив подлеца в рай, да еще с такими почестями. Услыхав эти слова, Map Бутрус расхохотался, похлопал ее по спине и сказал: «Дочь моя! Возвращайся и займи свое место в хоре. Он не так плох, как ты думаешь. А что до пышного приема, сама подумай: с Божьей помощью, сюда каждый день попадают сотни таких святых, как ты, и лишь раз в тысячу лет нам удается получить патриарха».

 

Жил‑был один священник, который сумел выучить наизусть не только тексты обычных литургий, но и главу из Библии на арабском языке, которую частенько любил декламировать перед своей паствой. Глава начиналась такими словами: «И сказал Господь Моисею».

Люди поразились его учености, когда он в первый раз прочитал эту главу на арабском языке, однако вскоре им наскучило слушать одну и ту же проповедь каждое воскресное утро, и тогда в один из дней, прежде чем началась служба, один прихожанин вошел незаметно в церковь и переложил закладку, оставленную пастором в Священном Писании. Вскоре началась служба. В тот момент, когда священник, по обыкновению, собирался читать свою любимую притчу, он раскрыл книгу и уверенно начал такими словами: «И сказал Господь Моисею». Затем, чтобы освежить текст в памяти, пастор опустил глаза в Библию и почувствовал, что текст выглядит несколько странно. Догадавшись, что закладка лежит не на той странице, он принялся судорожно листать книгу, пытаясь найти знакомую главу. Несколько раз ему казалось, что он нашел то, что искал, и тогда он вновь произносил: «И сказал Господь Моисею», но продолжить ему не удавалось. В конце концов один старик из числа прихожан, озадаченный этим бесконечным повтором одной и той же фразы, спросил: «Отец, ну и что же сказал Господь Моисею?» – «Да разрушит Аллах жилище того, кто переложил мою закладку!» – откликнулся доведенный до бешенства святой отец.

 

Один священник выучил наизусть список всех постов и праздников православной церкви, а также число дней, располагавшихся между ними. Чтобы вести счет постным дням, которые предшествовали праздникам, он клал в карман жменю гороха, так чтобы число горошин соответствовало количеству дней, которые он хотел запомнить, и каждое утро перекладывал по горошине во второй карман. Проделывая этот нехитрый трюк, он всегда мог сказать, сколько дней оставалось до праздника.

У этого священника была жена[175], которая не знала о хитрости, которую придумал ее муж.

Как‑то раз, стирая его одежду, она нашла горошины в его кармане и подумала, что муж ее любит горох. Рассудив так, жена священника доверху наполнила карманы своего мужа горохом. Через некоторое время она застала мужа в дурном расположении духа: стуча себе кулаком по лбу, он кричал: «Судя по количеству горошин, праздник никогда не наступит».

Однажды во время поста[176] один монах, прохаживаясь по рынку, наткнулся на бедную крестьянку, торговавшую яйцами.

Монах купил у нее несколько яиц, до смерти изголодавшись по нормальной пище, тайно пронес их в свою келью и спрятал в укромном месте, дожидаясь момента, когда вся братия уляжется спать.

Проснувшись среди ночи, монах поднялся, чтобы приготовить припрятанное и съесть. Не имея возможности сварить яйца, он брал по одному яйцу щипцами, подносил к пламени свечи и дожидался, пока оно будет готово.

Постепенно запах паленой яичной скорлупы распространился по всему монастырю. Достиг он и кельи самого аббата, который тут же проснулся и со свечой в руках отправился к монастырской кухне. Она оказалась пустой.

Тогда аббат принялся ходить вверх и вниз по этажам, принюхиваясь к каждой келье, пока очередь не дошла до комнаты нашего преступника. Аббат посмотрел в замочную скважину и увидел монаха, который как раз дожаривал последнее яйцо.

Аббат постучал в дверь, продолжая смотреть в замочную скважину, монах быстро собрал яйца, спрятал их под подушкой, задул свечу и громко захрапел. Аббат постучал еще раз, на этот раз громче, и спросил разрешения войти. Наконец храп стих, и брат спросил сонным голосом: «Кто здесь?» – «Это я, аббат!» Дверь резко распахнулась.

Аббат, не обращая внимания на извинения монаха, заявил, что подозревает брата в том, что он готовил еду в своей келье. На это монах возразил, что запах горелого шел от свечи, которая горела дольше обычного, потому что он забыл вовремя ее потушить, полностью погрузившись в молитву.

Тогда аббат направился прямиком к кровати, пошарил рукой под подушкой и извлек оттуда закопченные яйца. Монах, не имея больше возможности отрицать свою вину, сознался в содеянном и принялся молить о снисхождении, ссылаясь на то, что дьявол ввел его в искушение. В тот же миг в углу кельи появился сам дьявол и, услышав речь грешника, бросился вперед с такими словами: «Что за наглая ложь! Я не искушал этого монаха. В этом не было надобности. Верно, что я все свое время провожу за тем, что искушаю добродушных мирян. Но сегодня, я вижу, мне самому есть у кого поучиться».

 

Как‑то раз один монах бродил по рынку и наткнулся на женщину, продававшую двух птиц. Не успели они сговориться о цене, как выяснилось, что у покупателя нет с собой денег. Женщина предложила придержать товар до тех пор, пока монах сходит за кошельком, однако тот отказался, сказав, что лучше возьмет пока одну птицу, а вторую оставит в залог. На это продавщица возразила, что не знает даже его имени на тот случай, если ей придется пожаловаться аббату. «О, – воскликнул монах, – этот пробел легко восполнить. В нашем монастыре у каждого есть священное имя. Мое звучит так: «Уфур лина Хатеяна».[177]

«О, какое прекрасное имя, – воскликнула женщина, – но мое имя лучше: «Ля тадхильна фи таджрибат уалякин наджи даджаджати мин аш‑шарир».[178]

Давным‑давно жил в Дамаске один богач. Звали его Хадж Ахмад Изрик. Его состояние насчитывало стадо прекрасных верблюдов, перевозивших товары из этого города.

Наконец нашему герою пришла пора умирать, но смерть не сразу забрала его. Он пролежал на смертном одре так долго, что его друзья начали думать, что он, верно, обидел кого‑нибудь так сильно, что этот человек никак не простит его грех. Тогда товарищи решили созвать всех знакомых, чтобы они в открытую заявили, что не держат зла на умирающего. Пришли даже враги Ахмада, движимые состраданием к человеку, так долго пролежавшему в предсмертной агонии, чтобы попросить его простить им все зло, что они ему причинили, так же как они простили ему его прегрешения. Однако усилия были тщетны. Врата смерти никак не хотели отворяться перед умирающим.

В конце концов кто‑то предположил, что Ахмад мог обидеть какое‑нибудь животное. Все знали, что всю свою жизнь он имел дело с верблюдами, поэтому решено было спросить верблюдов. Верблюды, как известно, довольно строптивые создания, так вот верблюды Ахмада отказывались прийти, если только им не дадут целый день отдыха, дабы они могли обсудить сей щекотливый вопрос. Разрешение было даровано, и на следующий день тысяча верблюдов собралась на поляне за городским садом. Их мычание, стоны, бормотание, сопение, пыхтение и храп наделали столько шуму, что слышно было в самом Мазарибе. Дебаты были продолжительными и напряженными, однако к ночи их участники приняли решение направить своего шейха переговорить с Хаджем Ахмадом.

Верблюжий шейх был таких внушительных размеров, что казалось, будто движется не верблюд, а целая гора. По бокам у него свисали пучки волос, словно кисти навьюченных мешков. Он поднимал целую бурю пыли каждым своим шагом, а следы его были такими огромными, что походили на поднос для замешивания теста.[179]

Все, кто встречал его на своем пути, не могли удержаться от возгласа: «Господи Боже! Слава Создателю!» – и плевали при этом через левое и правое плечо, дабы уберечься от недоброго глаза.

Оказалось, что животное, достигшее дома Хаджа Ахмада, не может пройти в дверной проем. Тогда его попросили передать послание через окно. На это посланник лучших из живущих на земле животных ответил, что не желает разговаривать через окно, и пригрозил немедленно вернуться назад. Напуганные друзья Хаджа Ахмада попросили его набраться терпения, пока они снесут одну из стен дома. Наконец верблюд приблизился к постели своего умирающего хозяина и, встав на колени, произнес: «О Хадж Ахмад, ты можешь почить с миром, ибо твои верблюды прощают тебе грехи. Однако они послали меня передать тебе причину своей обиды. Дело вовсе не в ношах, которые ты заставлял их таскать, и не в побоях, что ежедневно получали они от рук твоих слуг. На все это воля Аллаха, таков жребий верблюда на этой земле. Но вот заставить нас, груженных непомерной ношей и связанных в один караван, численностью голов превышающий количество бусин на четках, следовать за маленьким жалким ослом – вот этого мы не в силах вынести».

 

IX

О женщине

 

Жил некогда один человек, у которого была жена и ее прикованная к постели мать. Жили они в двухэтажном доме. Однажды в доме случился пожар. Муж выбросил со второго этажа всю мебель и, оглядываясь вокруг, пытался сообразить, что еще у него есть такого ценного, что необходимо спасти. На глаза ему попалась мать его жены. Он поднял ее с кровати, поднес к окну и, недолго думая, выбросил наружу. Затем подошел к кровати, на которой она лежала, подкатил ее к лестнице и, бережно взяв на руки, понес вниз. Соседи, когда его фигура показалась в дверном проеме, поинтересовались, что такое он нежно сжимает в руках.

– Да это кровать моей тещи, – ответил погорелец.

– А где же сама теща?

– Хм, – смущенно пробормотал мужчина, – я выбросил ее из окна.

Окружающие согласились, что решение его было мудрым.

 

Нет в мире создания хитрее и опаснее, чем старая женщина. Как‑то раз одна старуха, выйдя рано утром из дома, повстречала Иблиса и спросила у него, куда это он направляется.

– Да так, – ответил Иблис, – как обычно – творить зло людям.

– Хм, – прокряхтела старуха, – велика мудрость! Это любому дураку по плечу.

– Частенько мне приходится слышать подобные речи! – усмехнулся Иблис. – Говорят, что не только любой дурак, но и такая старая карга, как ты, может превзойти меня в этом деле.

– Знаешь что, – улыбнулась старуха, – а давай‑ка это проверим.

Дьявол охотно согласился и предложил ей первой испытать свои силы, однако старуха возразила, что раз уж дьявол и есть прародитель зла, то пусть он и начнет.

Неподалеку от них пасся резвый жеребец, привязанный к колышку для шатра.

– Гляди, – сказал Иблис, – я даже не буду вытаскивать этот колышек из земли, а просто расшатаю его, и увидишь, что будет.

Лошадь, дернувшись на привязи, тут же вырвала колышек и понеслась, сметая все на своем пути, так что, прежде чем ее удалось поймать, она затоптала двух мужчин и ранила несколько женщин и детей.

– Неплохо, – произнесла после некоторого размышления старуха, – это был действительно гнусный поступок. А теперь попробуй его исправить!

– Что? – закричал дьявол. – Такого я никогда не делал.

– В таком случае я искуснее тебя, – хихикнула старуха, – ведь я могу исправить то зло, которое причинила.

– Интересно на это посмотреть, – недоверчиво ухмыльнулся Иблис.

– Пожалуйста, смотри, – только и вымолвила старуха и поспешила перейти к делу.

Первым делом она сбегала домой и взяла немного денег, а оттуда прямиком направилась к торговцу шелком – человеку, который недавно женился.

– Доброго здоровьица, господин, – прошамкала старуха, устроившись рядом со скамьей, на которой сидел торговец. – Покажи‑ка мне самое лучшее женское платье, которое у тебя есть.

– Ты ищешь платье для своей дочери? – поинтересовался тот.

– Ах нет, для моего сына.

– Наверное, он собирается жениться? – предположил купец.

– Увы, нет, – печально вздохнула старуха. – Он влюблен в одну девушку, которая недавно вышла замуж за другого человека, и теперь она хочет получить в подарок богатое платье за свою благосклонность к моему сыну.

Торговец, пораженный такой откровенностью, произнес:

– Столь уважаемая женщина, как ты, не должна потворствовать подобному греху.

– Ах, мой господин, – простонала старуха, – сын пригрозил избить меня, если я этого не сделаю.

– Ну хорошо, – согласился купец, – вот твое платье. Цена его – целых пятьсот динаров, но после всего, что ты мне рассказала, я не уступлю ни на грош, – отрезал он и протянул старухе товар.

Однако та ушла лишь после того, как уставший от спора продавец согласился взять с нее всего двести динаров.

Наблюдавший за сценой Иблис воскликнул:

– Глупая женщина! Ты не причинила зла никому, кроме самой себя, заплатив две сотни динаров за платье, которое не стоит и половины этой цены.

– Рано ты судишь, – ответила старуха и поспешила домой.

Там она сменила свое платье на наряд нищенки, набросив на голову зеленое покрывало и обмотав вокруг шеи четки из девяноста девяти бусин. Был уже полдень, когда старая карга снова вышла из дома. Она отправилась в дом того самого купца, захватив только что купленное платье, которое он ей продал. Старуха подошла к дверям дома как раз в тот момент, когда муэдзин из соседней мечети звал народ на молитву. Дождавшись, пока ей откроют на стук, она попросила разрешения войти внутрь, чтобы помолиться, сославшись на то, что не успеет дойти до своего дома вовремя. Судя по ее словам, она была набожной старицей, не подвластной более женским слабостям. Служанка позвала хозяйку, и та, радуясь случаю принять в своем доме столь почтенную гостью, лично вышла поприветствовать ее и провела в комнату, где та сможет совершить молитву.

Однако угодить старухе оказалось не так‑то просто.

– Деточка, – прошамкала она, – в этой комнате курили мужчины, а я только что искупалась и чиста как июньское небо. Если я сниму здесь свои желтые туфли, то непременно испачкаю ноги.

Тогда ее провели в другую комнату. Но старуха не унималась:

– Здесь только что кушали, запах еды будет меня отвлекать, а ведь я не могу занимать свой ум мыслями о плотских вещах. Нет ли у тебя более подходящего места?

– Прошу прощения, – смутилась хозяйка, – но у меня нет другой комнаты, кроме нашей с мужем спальни.

– Проводи‑ка меня туда, – живо отозвалась старуха. Плутовка, оказавшись в спальне, прикинулась, будто наконец‑то удовлетворена, и попросила оставить ее наедине со своими молитвами, пообещав попросить Бога послать хозяевам дома сына.

Оставшись одна, старуха спрятала сумку с шелковым платьем под подушкой, которая лежала на супружеской кровати, выждала некоторое время и затем, посылая благословения дому и его добрым обитателям, поспешила уйти.

К вечеру вернулся купец. Он, по обыкновению, поужинал, покурил кальян и улегся в постель. Почувствовав, что подушка лежит неудобно, он приподнял ее, чтобы поправить, и тут на глаза ему попался сверток. Купец развернул сверток и увидел знакомое платье. Припомнив слова старухи, купившей у него платье, он тут же соскочил с кровати, схватил за руку свою ничего не подозревавшую жену, потащил ее к двери и, не говоря ни слова, выставил на улицу, с треском захлопнув дверь. К счастью, ночь была безлунной, поэтому никто не видел позора несчастной женщины, кроме ее мужа и той нашей старухи, которая притаилась неподалеку. Лишь только захлопнулась дверь, плутовка подошла к плачущей и напуганной до смерти женщине и, прикинувшись, что удивлена, спросила, в чем дело. Бедняжка ответила, что ее муж неожиданно сошел с ума.

– Не печалься, дочь моя, – ласково утешила ее старуха. – Сам Аллах послал меня помочь тебе. Пойдем со мной, ты переночуешь у меня, а я все улажу.

Жилище старухи составляла единственная комната, в которой спал ее сын, раскинувшись на матрасе, брошенном прямо на пол. Недолго думая, его мать принесла из алькова еще два матраса и два одеяла, разложила их рядом с постелью своего сына, после чего сама улеглась рядом с сыном, а женщине предложила лечь на соседний матрас. Вот так старая карга оказалась между собственным сыном и их новой гостьей, которая вскоре погрузилась в сон. Сама же старуха не спала, а тихонько лежала, прислушиваясь к звукам ночи. Вскоре раздался звук, которого она ждала: тяжелая поступь ночного сторожа, обходящего окрестности. Старуха тут же вскочила, распахнула настежь окно и закричала:

– О истинные правоверные! На помощь! Придите и засвидетельствуйте позор, который пал на мою седую голову. Мой сын привел в дом распутную женщину, и теперь я вынуждена спать с ними двоими в одной комнате.

Сторож прибежал на ее крик, вошел в дом, схватил двух невинных молодых людей и отвел в тюрьму.

На следующее утро, лишь только забрезжил рассвет, старуха завернулась в длинное покрывало и отправилась к тюремным воротам. Получив у стражника, хорошо ей знакомого, разрешение поговорить с молодой женщиной, которую арестовали нынче ночью, старуха вошла внутрь и обратилась к бедняжке с такими словами: «Не бойся. Я тебя освобожу. Отдай мне свою одежду, а сама накройся вот этим покрывалом, так ты легко пройдешь мимо стражи и пройдешь ко мне домой неузнанной. Я тебя догоню». Молодая женщина сделала так, как ей наказали, и с легкостью прошла мимо охраны. Старуха тем временем дождалась, пока тюремщик начал делать обход, и закричала не своим голосом, взывая к справедливости. Надзиратель тут же примчался, желая узнать, что послужило причиной шума, и, к своему удивлению, обнаружил, что кричит его давняя знакомая. Из ее рассказа следовало, что ночной сторож, должно быть, был пьян, потому что он ворвался к ней в дом и без всяких объяснений забрал в тюрьму ее и сына. Тюремщик сразу сообразил, что старая карга пытается его надуть. Однако, не желая, чтобы случай получил огласку, потому что он сам нарушил правила, впустив посетителя в столь ранний час, надзиратель решил отпустить парочку без дальнейшего выяснения обстоятельств сего странного происшествия.

Что касается молодого сына, то он, как обычно, отправился на работу. Старуха же дождалась, пока город придет в движение, и прямиком направилась к тому самому купцу, с которым она давеча сыграла столь злую шутку. Тот встретил ее проклятиями, однако женщина приказала ему замолчать и, отведя в сторону, рассказала всю вчерашнюю историю: как, покинув его лавку, она отправилась к нему домой и там, любезно принятая его женой, получила приглашение сотворить молитву в супружеской спальне; как затем аккуратно спрятала под подушкой принесенный сверток с шелковым платьем и, наконец, как имела удовольствие принять в своем скромном жилище его жену. В общем, из ее рассказа выходило, что несчастная жена торговца никакого отношения не имеет к тем гнусным вещам, в которых он ее подозревает.

Купец поначалу опешил, но вскоре почувствовал огромное облегчение. Ведь он любил свою жену, к тому же теперь, когда ему не в чем ее упрекнуть, ее оскорбленные родственники могут призвать его к ответу за столь жестокий поступок. Одарив старуху двумястами динаров, он попросил ее ходатайствовать за него перед женой. Она благосклонно согласилась и пригласила в свой дом. Когда они пришли, купец сознался в своей ошибке перед женой и был прощен. Теперь счастливые супруги вновь были вместе и никто в мире, кроме старухи, не знал, что на время им пришлось расстаться. Молодая женщина на радостях преподнесла старухе прелестный подарок, и только у Иблиса был повод для огорчения, ведь старуха ему доказала, что правду говорит пословица: «Сам дьявол не сравнится со старой женщиной».

Однажды женщины из гарема царя Соломона, видя, что их господин все свое время проводит с одной из наложниц, решили подкупить какую‑нибудь старую женщину, чтобы та поссорила влюбленных. Старуха принялась расхваливать и превозносить достоинства женщины, пока та не стала податливой как воск. Тогда плутовка начала ее науськивать, будто царь Соломон должен доказать свою любовь к ней, исполнив какое‑нибудь необычное желание, например, говорила она, выстроить дворец любви из птичьих перьев, плавающих в воздухе, ведь царь знает язык птиц. Фаворитка поняла намек, и, когда в следующий раз царь пришел навестить ее, надула губы, притворившись обиженной. Соломон, после долгих уговоров, выяснил, наконец, причину ее печали. Он тут же приказал всем птицам немедленно явиться к нему и изобрести способ доказать его любовь. Все птицы послушались, и только сова наотрез отказалась. Тогда Соломон пригрозил отрубить ей голову, если она будет продолжать упрямиться, а когда птица подчинилась и попросила прощения за то, что сначала не согласилась явиться, царь пообещал простить ее, но только с тем условием, что она немедленно ответит на несколько его вопросов.

Перво‑наперво царь поинтересовался, почему сова отказывалась прийти, и услышал такой ответ:

– Да потому что одна старая злая ведьма замутила мозги твоей возлюбленной и подговорила ее попросить тебя сделать немыслимую вещь, ведь где это видано, чтобы дворец стоял без фундамента?

Тогда царь, кивнув в сторону тысячи птиц, находившихся во дворце, задал второй вопрос:

– Какая из этих птиц самая красивая?

– Мой сын, – ответила сова.

– Кого на свете больше – живых или мертвых? – продолжал Соломон.

– Мертвых.

– Чем ты это докажешь?

– Рассуди сам: все спящие тоже мертвы, ведь они ничего не делают.

– Чего больше – дня или ночи?

– Дня.

– Почему?

– Видишь ли, когда светит луна, ночь становится днем и люди отправляются путешествовать.

– И последний вопрос, – сказал царь. – Кого больше – мужчин или женщин?

– Женщин.

– Докажи!

– Легко. Сосчитай сначала всех женщин, а потом прибавь к ним всех мужчин, которые потакают прихотям своих жен, – ответила птица.

Тут мудрый царь не смог удержаться от смеха и отпустил сову с миром.

 

Всякий раз, когда царь Соломон отправлялся путешествовать, птицы небесные стаями начинали кружить у него над головой, напоминая огромный балдахин. По случаю свадьбы царь приказал своим пернатым слугам засвидетельствовать подобным образом свое почтение его невесте. Все птицы подчинились, и только удод, не желая оказывать почтение женщине, спрятался.

В день свадьбы царь, заметив, что среди присутствующих не хватает его любимой птицы, отправил всех остальных на поиски удода. Птицы разлетелись во все стороны света – на север, юг, восток и запад. Много месяцев прошло, прежде чем им удалось наконец разыскать беглеца, который притаился в расщелине скалы, находившейся на острове посреди самого далекого из семи морей.

«Вас много, а я один, – сказал удод, – вы нашли меня, и мне некуда больше бежать. Придется мне против своей воли лететь с вами к царю Соломону, чья безрассудная просьба оказать почтение самому бесполезному существу на свете раздражает меня и вызывает во мне сильнейшее отвращение. Однако, прежде чем мы отправимся, позвольте мне рассказать вам три истории, указывающие на подлость женской натуры. И тогда вы сможете рассудить нас с царем».

 

У одного человека была жена неописуемой красоты, в которую он был влюблен до безумия; женщина любила своего мужа еще больше, потому что он был неслыханно богат.

– Если я умру, – шептала она ему частенько на ушко, – ты не долго будешь горевать и найдешь себе другую жену, которая будет даже лучше меня. Если же первым умрешь ты, я до самой смерти буду помнить и оплакивать тебя.

– Что ты, упаси Господь тебя так говорить, – сурово отвечал муж. – Если ты умрешь, я закрою свое дело и буду скорбеть у твоей могилы семь лет.

– Правда? – воскликнула вне себя от радости женщина. – Ах, а я ради твоей светлой памяти выдержу срок в два раза больший.

Женщина умерла первой, ибо так было написано на небесах. Муж, верный своему обещанию, отошел от дел и в течение семи долгих лет денно и нощно оплакивал жену у ее могилы, кормясь объедками, которые бросали ему добрые люди. Одежда его превратилась в лохмотья; волосы и борода отросли и свисали по телу, словно листья адиантума[180]; ногти стали такими длинными, что напоминали орлиные когти, а тело настолько иссохло, что наш герой стал похож на жука‑палочника.[181]

Когда семь лет истекли, аль‑Хадру случилось проходить неподалеку от могилы. Увидев загадочного плакальщика, он попросил, чтобы тот рассказал ему свою историю.

Святой, внимательно выслушав, спросил, действительно ли его знакомец верит, что, переживи жена своего мужа, она сделала бы то же самое.

– Конечно, – ответил тот.

– Думаешь ли ты, что если бы она сейчас была жива, то любила бы тебя с прежней силой? – продолжал аль‑Хадр.

– А как же!

– Ладно, – сказал святой. – Давай это проверим.

С этими словами он ударил по могиле посохом Моисея и приказал ей открыться. Тут же из могилы поднялась женщина, окутанная в саван, молодая и прекрасная, как прежде. Аль‑Хадр спрятался за надгробием, поэтому женщина могла видеть только своего мужа. Она вскрикнула в испуге, увидев исхудавшего человека, облаченного в лохмотья: «Кто ты, о ужасное создание, больше напоминающее животное, нежели человека? И почему я здесь, среди этого унылого кладбища? Если ты гуль, заклинаю тебя, не ешь меня».

Женщина еще больше задрожала от страха, услышав, что стоящее перед ней чудовище – ее верный муж, и отказалась идти с ним домой засветло, сославшись на то, что люди будут плохо говорить о ней, если увидят, что она идет по улице в саване. Тогда муж опустился на землю рядом с ней, положил голову ей на колени и безмятежно уснул, счастливый, что вновь обрел свою любимую жену.

В то время мимо проезжал султан. Увидев мужа с женой, сидящих у открытой могилы, и пораженный красотой окутанной в саван женщины, он предложил ей стать его возлюбленной. Женщина, недолго думая, положила голову своего мужа на землю и взошла на носилки, которые уже ждали ее.

Когда кавалькада скрылась за горизонтом, аль‑Хадр покинул свое убежище, разбудил мужа и, сказав, что жена только что покинула его, уехав вместе с султаном, предложил следовать за ними. Они пустились в путь и достигли дворца вскоре после того, как туда прибыли султан и его новая возлюбленная. Аль‑Хадр потребовал аудиенции, которую ему немедленно предоставили, приняв во внимание его решительный вид. Сначала султан пришел в бешенство и не поверил словам святого, заявившего, что его спутник – муж женщины, найденной им на кладбище, тем более что та утверждала, будто стоящий перед ними оборванец никогда не был ее мужем. Тогда аль‑Хадр приказал, чтобы женщину снова облачили в саван и отправили назад на кладбище. Султан, придя в благоговейный трепет перед святым, был вынужден подчиниться и вернуть женщину к подножию ее могилы. Она тут же обратилась в безжизненное тело и упала на прежнее место, где пролежала семь лет. Кто‑то говорит, что аль‑Хадр уничтожил ее своим грозным взглядом, другие утверждают, будто ее поразил клювом огромный орел, внезапно спустившийся с небес.

А аль‑Хадр тем временем захлопнул крышку гроба, снова ударив по ней посохом. Все было кончено. По велению Аллаха, мужу вернулись семь лет, потраченных им впустую. Он смог жениться во второй раз и прожил долго и счастливо со своей новой женой, которая знала свое место, ведь ее помудревший муж избавился, наконец, от своих прежних иллюзий.

 

Жили некогда двое добрых друзей. Будучи оба купцами, они решили стать партнерами. Первый был тучным, и у него была любящая жена; второй, худой, связал свою судьбу с настоящей мегерой, которая делала его жизнь невыносимой. Когда толстый пригласил своего друга провести вечер у него дома, его жена, ничего не знавшая о приглашении, радушно приняла гостя. Когда же худой попытался в ответ пригласить к себе в дом своего партнера, жена с руганью выставила его за дверь вместе с гостем. Толстый в ответ на это лишь посмеялся и, приведя к себе в дом незадачливого друга‑подкаблучника, произнес: «Теперь я понимаю, почему ты такой худой и жалкий, но я знаю, как это исправить. Послушайся моего совета, отправляйся в путешествие по нашим торговым делам, скажем месяцев на шесть, а потом пришли мне письмо, в котором будет говориться, будто ты умер. Тогда твоя жена поймет, какое счастье она потеряла, и раскается в том, что так плохо с тобой обращалась. Когда я и моя жена почувствуем, что она действительно изменилась, я дам тебе знать, и ты сможешь вернуться домой». Худому понравилась идея, и в назначенный срок он отправился в путь. Спустя шесть месяцев толстый получил письмо, в котором говорилось о смерти его друга. Он тут же сообщил его вдове, что весь их бизнес переходит к нему. Потом он забрал все ее имущество под предлогом какого‑то неоплаченного долга, оставив женщину без средств к существованию. Заработав себе славу сварливой женщины, она не могла найти никакой работы и вынуждена была в конце концов обратиться за помощью к толстому другу своего почившего мужа. С напускной холодностью тот напомнил ей о «радушном» приеме, который она некогда ему оказала, и упрекнул в грубости, с которой она обращалась со своим покойным мужем. После долгих уговоров он согласился наконец (только из уважения к памяти ее благородного мужа!) взять ее на работу служанкой. Супруги старались сделать все возможное, чтобы превратить ее жизнь у себя дома в ад, так что в конце концов женщина стала думать, что ее прошлая жизнь была настоящим раем, а муж – ангелом во плоти. Когда же он наконец вернулся живой и здоровый, она упала к его стопам, моля о прощении, и до конца своих дней оставалась ему послушной.

Жил когда‑то один купец, который понимал язык животных. Эта способность была дарована ему только с тем условием, что если он расскажет другому человеку какой‑нибудь секрет, полученный этим способом, то тут же умрет. Поэтому ни одна живая душа, даже его жена, не знала, что ее муж обладает столь необычным даром.

Как‑то вечером, стоя возле хлева, наш герой стал свидетелем разговора между волом, только что вернувшимся с пашни, и ослом, на котором ездил торговец. Вол горько жаловался ослу на непосильную работу, которую ему приходится выполнять, и просил помочь ему советом, как облегчить свой труд. Осел посоветовал ему, как только пахарь явится за ним, прикинуться очень больным, не прикасаться к еде и медленно тащить плуг. Бык последовал этому совету, и на следующее утро его хозяину сообщили, что вол заболел и не может работать. Купец распорядился, чтобы быку предоставили покой и дополнительную пищу, а на его место впрягли осла, который был хорошо откормленным и сильным.

В тот вечер купец снова отправился к хлеву, чтобы послушать. Бык поблагодарил осла за данный ему совет, когда тот вернулся с пашни и выразил намерение действовать таким же образом на следующий день.

– Я бы тебе не советовал, – сказал на это осел, – если, конечно, тебе дорога твоя жизнь. Сегодня, когда я работал в поле, к пахарю подошел наш хозяин и приказал отправить тебя завтра к мяснику и зарезать, потому что ты выглядел больным. Ведь если ты еще больше заболеешь и умрешь, ему не удастся получить деньги за твою тушу.

– Что же мне делать?! – в ужасе завопил бык.

– Будь завтра здоров и бодр, – сказал осел.

При этих словах купец, не подозревавший, что рядом стоит его жена, от души рассмеялся, чем вызвал в женщине любопытство. Уклончиво отвечая на ее расспросы, он только усилил ее интерес. Когда же он совсем отказался давать разумное объяснение внезапно овладевшему им приступу смеха, женщина пришла в ярость и пошла жаловаться своим родственникам, которые вскоре пригрозили мужу разводом. Бедняге, сильно любившему свою жену, ничего другого не оставалось, кроме как решиться признаться во всем жене и умереть. Итак, он уладил свои дела, написал завещание и пообещал удовлетворить ее интерес на следующий день.

На следующее утро, наблюдая из окна за скотным двором, по которому не спеша прогуливались петух и несколько кур, купец услышал, как сторожевой пес журит птиц за столь легкомысленное поведение в скорбный день.

– А в чем, собственно, дело? Что случилось? – удивился петух.

Выслушав рассказ собаки о постигшей их хозяина участи, петух воскликнул:

– Да наш хозяин просто лопух! Он не может справиться с одной женой, в то время как у меня нет проблем с двадцатью. Ему бы взять да устроить ей хорошую взбучку, авось это сделает ее более покладистой.

Наш герой просто прозрел, услышав эти слова. Не раздумывая, он позвал свою жену в заднюю комнату и выпорол ее так, что она еле осталась жива. С этой минуты у него не было больше проблем с ней.[182]

 

«Из этих правдивых историй, – заключил удод, – вы можете видеть, какими глупыми, тщеславными и докучливыми созданиями являются женщины и как жестоко ошибся Соломон, попросив нас оказать почтение одной из них. Если же вам посчастливится встретить добрую женщину, такую, как жена толстяка, будьте уверены, что вы нашли редкий фрукт на бесплодном дереве».

Собравшиеся птицы молча согласились с мнением удода. Они решили, что, если бы Соломону были известны эти важные факты, он изменил бы свое отношение к противоположному полу и, не исключено, наградил бы удода, который из столь гуманных побуждений посмел не подчиниться воле царя. Все вместе они предстали перед Соломоном, который, выслушав три рассказа удода, снял со своей головы корону и возложил ее на голову мудрой птице. Потомки удода и по сей день носят на голове почетные хохолки.[183]

 

X

О животных

 

Собака и кошка не всегда были такими заклятыми врагами, какими мы знаем их теперь. Давным‑давно эти животные были друзьями. Следующая история повествует о том, как собака и кошка поссорились.

 

Много веков назад, когда Господь распределял между различными животными их права и обязанности, собака и кошка, хотя и причисленные к домашним животным, были освобождены от тяжелой работы: собака – за преданность, а кошка – за чистоплотность. По их просьбе животным был дан особый документ, подтверждавший их привилегированное положение. Хранился он у собаки, которая зарыла его в том месте, где прятала свои косточки. Тогда лошадь, осел и бык, снедаемые завистью, подкупили крысу, чтобы она перерыла всю землю, отыскала злополучный документ и уничтожила его, что и было сделано. С тех пор собака, за свою безалаберность, вынуждена сидеть на цепи и быть презираемой кошкой. И собака, и кошка не выносят крыс и стараются убить их при первой возможности, а лошадь, осел и бык, напротив, делят с ними свой обед.

 

Есть и другая версия, согласно которой изначально собака была диким животным, обитавшим в полях, а шакал занимал ее место в числе домашних животных, наслаждаясь дружбой и расположением человека. Но однажды эти животные поменялись местами. Случилось это вот как.

 

Собаки, завидовавшие шакалам, решили выжить своих соперников из городов и деревень. Как‑то раз собачий шейх заболел, и его подданные обратились к шакалам с просьбой поменяться с ними на время местами, дабы их повелитель и другие больные смогли получить от человека надлежащую медицинскую помощь, а все остальные – хоть немного приобщиться к цивилизации. Добрые по натуре шакалы с готовностью согласились, однако собаки, превосходившие их численностью, силой и умом, однажды заполучив желанное место среди домашних животных, не пожелали с ним расставаться. И по сей день жители арабских деревень могут различить, как среди ночи шакалы вопросительно завывают: «Кайф‑ху? Кайф‑ху?» – что значит «Ну как он? Ну как он?», а собаки отзываются лаем: «Бааду, бааду» – что значит «Все так же, все так же».

 

Кошка – чистоплотное животное, отмеченное благословением и печатью Соломона. Поэтому, если кошка отопьет из миски с молоком или питьевой водой, та остается чистой после того, как животное утолило жажду, и из нее спокойно может пить человек. Так, по крайней мере, меня заверил один крестьянин из Вифлеема.

 

Собака, напротив, считается грязным животным, поэтому миска, из которой она пила, считается непригодной для человека. Понятно, что нечистой ее признают наиболее ярые мусульмане, в особенности это касается членов секты шафеи. Если во время их молитвы отряхнется собака, находящаяся от них на расстоянии менее сорока шагов, они тут же встают, совершают омовение и начинают молитву с самого начала. С другой стороны, всегда можно встретить людей, которые просто обожают собак. Так, мне приходилось слышать удивительную историю об одном мусульманине, у которого был очаровательный пес Служи[184], любимец хозяина.

Мужчина, когда собака умерла, собственными руками похоронил ее у себя в саду с величайшим почтением. После этого случая недоброжелатели отправились к кадию и пожаловались на то, что их знакомый похоронил нечистое животное по обычаям, приличным для погребения лишь истинного правоверного. Мужчину непременно ждала бы суровая кара, не скажи он судье, что его собака продемонстрировала чудеса проницательности, предусмотрительно оставив завещание на большую сумму денег, причитавшихся ему в качестве наследства, если он похоронит пса с почестями. Кадий, услышав его историю, решил, что это и вправду был на редкость мудрый и прозорливый пес, который заслужил достойное погребение.

Об Ибрагиме аль‑Халиле, мир ему и хвала, также рассказывают, что он был дружелюбен и гостеприимен не только по отношению к людям, но и по отношению к собакам. Его стада были так многочисленны, что требовалось четыре тысячи собак, чтобы присматривать за ними, и все животные ежедневно получали щедрый обед. Говорят также, что в древние времена человек, убивший собаку своего соседа, должен был заплатить штраф, равнявшийся штрафу, который предписывался за убийство свободного человека. Размер компенсации рассчитывали следующим образом. Убитое животное подвешивали за хвост на такой высоте, чтобы его нос касался земли. Рядом с телом втыкали шест, равный по длине туловищу подвешенного животного, тело убирали, а вокруг шеста сыпали пшеницу – или, по иным свидетельствам, муку, – пока горка не покрывала его до самой верхушки и, соответственно, не достигала такой высоты, что могла бы касаться хвоста убитой собаки, если бы она продолжала висеть. После этого измеряли стоимость насыпанного зерна, и убийца выплачивал компенсацию соответствующего размера.

В том самом месте, где дорога, ведущая от ворот Ирода, расположенных у северной стены Иерусалима, соединяется с большой дорогой на Наблус, и неподалеку от гробниц царей, еще недавно стоял бассейн с водой, с которым связана одна замечательная легенда. Ее рассказал мне ныне покойный хранитель одной близлежащей мусульманской святыни – гробницы шейха Джерры.

 

Много лет назад был убит один человек, и его собака не хотела покидать могилу своего хозяина, нападая на всех, кто проходил мимо. За это животное было решено убить, однако и это не помогло, потому что его дух, теперь уже вместе с духом своего хозяина, появился на том же месте и начал пугать проходящих путников. Брат погибшего, чтобы успокоить духов, решил соорудить на злополучном месте водоем и фонтан с питьевой водой, из которого свободно могли пить и люди, и дикие звери. С тех пор духи исчезли, однако бассейн, прежде носивший название «Бир‑аль‑Кальб» – собачий колодец, – теперь засыпали.

Существует и другая версия этой истории, которая гласит, что собака нашла тело своего убитого хозяина в этом колодце.[185]

А вот три самые популярные пословицы о собаке: «Лучше накормить собаку, чем человека», что значит: собака, в отличие от человека, никогда не забудет доброты. «Если не хватает лошадей и людей, оседлай собаку». «Собака шейха и есть шейх».

Считается, что кошек мусульмане любят по следующей причине. Однажды, когда пророк был погонщиком верблюдов, он прилег отдохнуть в тени кустов, росших посреди пустыни. Пока он спал, из норы выползла змея и уже собиралась его ужалить, но тут охотившаяся неподалеку кошка прыгнула на нее и убила. Пророк, проснувшись, увидел, что произошло. Он подозвал кошку, приласкал ее и благословил. С тех пор он стал любить этих животных. Говорят даже, что как‑то раз он оторвал один из длинных рукавов своего халата, в котором уснул его котенок, только бы не потревожить его сон. И все же, несмотря на то что кошки – благословенные животные, следует опасаться незнакомых котов, подкравшихся к дому, особенно если это черные кошки, потому что они могут быть демонами в теле животного.

У одного влиятельного исламского шейха из Египта была домашняя кошка черного цвета, которую хозяин просто обожал и которая спала рядом с ним каждую ночь. Как‑то раз шейх заболел и ночью не мог уснуть. Лежа в темноте, он услышал, как у окна замяукала кошка. Любимица шейха, услышав ее голос, тут же встала с кровати и подкралась к окну. Стоявшая на улице кошка отчетливо произнесла ее имя и спросила по‑арабски, есть ли в доме какая‑нибудь еда. На это любимица шейха ответила, тоже человеческим языком, что в доме полно еды, однако ни она, ни кто‑либо другой не может ее есть, ибо в их доме всегда благословляют съестные запасы, поэтому гостье лучше поискать себе пропитания где‑нибудь в другом месте.

Демон женского рода Лилит, первая жена Адама, иногда принимает облик совы, но гораздо чаще превращается в кошку. Следующая история, которую мне рассказала одна испанская еврейка, наглядно иллюстрирует эту идею.

«Совершенно точно, что Ля Брюша (то есть Лилит) часто принимает облик кошки. Моя мать рассказывала мне, что, когда она родилась, случилась такая история. Она услышала ее от своей матери, моей бабки. Им обеим можно доверять. Дело в том, что, когда рождается ребенок, мать не должна оставлять его одного в комнате на протяжении первых девяти дней жизни. И вот что произошло, когда родилась моя мать. Моя прабабушка, присматривавшая за моей бабушкой, вышла из комнаты, оставив ее и ребенка (который затем стал моей матерью), пока они спали, в комнате одних.

По возвращении моя бабушка рассказала своей матери, что, пока той не было, ей приснился странный сон. Почудилось ей, будто, как только женщина вышла, в комнату пробралась огромная черная кошка. Она прошла в угол комнаты и превратилась в кувшин. Вскоре с улицы послышалось кошачье мяуканье, и тогда кувшин снова стал кошкой, которая запрыгнула на кровать (женщина не могла даже пошевелиться от ужаса), схватила ребенка, подошла с ним к окну и позвала: «Следует ли мне его бросить?» – «Бросай», – тут же раздался ответ второй кошки, сидевшей на улице. Трижды кошка, бывшая в комнате, повторила свой вопрос, и трижды снаружи слышался тот же ответ. Наконец она выбросила ребенка (мою мать) в окно. В тот самый момент в комнату вошла моя прабабушка, и кошка тут же исчезла.

Прабабушка, заметив, что ребенка нет ни в колыбельке, ни в кровати матери, сумела, однако, сохранить присутствие духа и, ничем не выдав своего беспокойства, сказала: «Конечно, это был только сон, моя дорогая. Это я заходила в комнату и забрала ребенка, чтобы перепеленать его, пока ты спишь. Сейчас я его принесу».

С этими словами она тихонько вышла из комнаты, но лишь только дверь за ней закрылась, женщина опрометью бросилась из дому и увидела, как через поле мчится огромная черная кошка с малышом в зубах. Безграничная любовь к дочери и ее ребенку придала женщине сил. Она бросилась вдогонку что было мочи и вскоре нагнала животное. Будучи женщиной мудрой и наверняка зная, как нужно действовать в подобной ситуации, она произнесла заклинание, которое заставило демона не только бросить свою добычу, но и поклясться, что на протяжении одиннадцати поколений он не потревожит ее семью и их потомков. Затем женщина принесла ребенка обратно в комнату и, только когда ее дочь окрепла, рассказала ей, что случившееся происходило не во сне, а наяву».

 

Убийство кошки считается среди большинства крестьян большим грехом, за который на совершившего его непременно посыплются несчастья. Когда в Артассе один крестьянин ослеп, окружающие посчитали это небесной карой за то, что в юности он частенько убивал кошек. И все же, несмотря на то что, как правило, к кошкам относятся с уважением, иногда их считают олицетворением колдовских сил и лицемерия.

Одна городская кошка съела всех мышей и крыс, живших поблизости, и за неимением добычи была вынуждена отправиться в поля и охотиться там на птиц, полевых мышей, крыс и ящериц. Оказавшись в таком затруднительном положении, она придумала следующую хитрость. В течение нескольких недель она держалась подальше от места своей обычной охоты, а по возвращении улеглась перед входом в мышиную и крысиную нору, надев сначала себе на шею четки, прикрыла глаза и принялась громко мурлыкать. Через некоторое время из норки показалась мышиная мордочка, но, лишь только мышь увидела кошку, она тут же спряталась обратно.

– Почему ты прячешься? – мягко сказала кошка. – Вместо того чтобы обрадоваться своей старой соседке, которая только что вернулась из паломничества, ты прячешься, лишь только завидев меня. Подойди ко мне поболтать и ничего не бойся.

Немало удивившись тому, что кошка обращается к ней с такими словами, мышь снова высунулась из норки и сказала:

– Как я могу подойти к тебе? Неужели ты не злейший враг нашего мышиного рода? Прими я твое приглашение, ты непременно схватишь и съешь меня, как съела моих родителей и многих других представителей нашей расы.

– Увы, – вздохнула кошка, – твои упреки небезосновательны. Раньше я была большой грешницей, чем и заслужила подобные оскорбления и всеобщую ненависть. Видишь эти четки у меня на шее – они знак того, что теперь я полностью посвятила себя молитве, медитации и цитированию священных книг, все тексты которых я теперь знаю наизусть. Более того, я совершила хадж по святым местам, поэтому отныне я не только хафиз[186], но и хаджи.[187]

Подойди сюда, уязвленная, но все же великодушная и всепрощающая моя подруга. Прошу тебя, сделай так, чтобы перемены, произошедшие в моей жизни и в моем сознании, стали известны всем остальным, и скажи, чтобы с этого дня никто не избегал моего общества, ведь я стала праведницей. А пока ты отлучишься, я продолжу свою молитву. Мур‑мур‑мур.

Мышь, пораженная только что услышанной новостью, передала ее всем остальным мышам. Поначалу кошке никто не поверил; однако после того, как все мыши по очереди подошли к выходу из норы и своими глазами увидели усатого аскета с четками на шее, явно отрекшегося от земных вещей и беспрестанно твердившего свое «мур‑мур‑мур», которое норушки приняли за тексты священных книг, они в конце концов решили, что в кошкиных словах есть доля правды. Было принято решение созвать мышино‑крысиный совет. После продолжительных дебатов заключили, что будет справедливо, если они позволят кошке доказать истинность произошедшей с ней перемены, сохраняя при этом осторожность. В качестве разведчика выбрали большую опытную крысу. Та, как самый настоящий ветеран, расположилась подальше от кошки и с почтением поприветствовала ее. Кошка, в свою очередь, дала крысе возможность походить вокруг да около, не подавая ни единого намека на возможную опасность: она надеялась, что вскоре появятся и другие мыши и крысы, и тогда добыча ее будет обильной и легкой. Но никто не появлялся. Наконец изнемогавшая от голода кошка решила, что больше нет смысла ждать. Крыса же продолжала оставаться настороже, и, лишь только почуяла, по мельчайшему движению мышц своей собеседницы, что та вот‑вот накинется на свою добычу, она тут же бросилась наутек.

– Почему ты убегаешь столь неожиданно? – мяукнула лжесвятоша. – Неужто тебе наскучили тексты Святого писания? Или, быть может, ты сомневаешься, что я правильно их цитирую?

– Ни то и ни другое, – выглянула из своего убежища крыса. – Я не сомневаюсь, что ты назубок выучила содержание священных книг, однако правда и то, что, сколько бы молитв ты ни запомнила наизусть, ты никогда не забудешь своего призвания преследовать нас.

 

Осел – исключительно полезное, флегматичное и выносливое животное. Он способен сделать много работы, однако на это ему требуется приличное количество времени. Он терпеть не может спешки, поэтому на его копытах написано: «Спешка идет от Сатаны, а терпение снисходит от Всевышнего». Однако ни в коем случае не стоит думать, что осел – глупое существо. Рассказывают, как однажды, получив приглашение на свадьбу, осел тонко заметил: «Меня пригласили только затем, чтобы я таскал там дрова или воду».

Верблюд – несомненно, ценное и полезное животное, однако при этом он неуклюж, злонравен и дурно пахнет. Заячьи губы он унаследовал от своего предка, который получил их в наказание за то, что дерзко смеялся над горбами других верблюдов, забыв о своих собственных. И все же один достоверный эпизод свидетельствует о том, что и верблюд может быть благодарным и храбрым.

 

Жил на окраине одной деревушки, раскинувшейся в окрестностях Хеврона, в шалаше бедный крестьянин, у которого были жена, ребенок и верблюд. Как‑то раз мужчине пришлось покинуть свое семейство, чтобы отправиться по делам в одну отдаленную деревню и провести там ночь. Внезапно среди ночи ему в голову пришла мысль, что его близким может грозить опасность. Охваченный необъяснимым ужасом, крестьянин тут же отправился в обратную дорогу, а достигнув своего жилища, обнаружил, что опасения его были вовсе не безосновательны. Один коварный сосед, всегда завидовавший нашему герою, решил воспользоваться отсутствием хозяина дома и проник под покровом ночи в его жилище, чтобы убить его жену и ребенка. Хорошо вооруженный, он непременно преуспел бы в осуществлении своего плана, если бы не верблюд, храбро вставший на защиту своих хозяев. Войдя в хижину, крестьянин увидел своего верного питомца лежащим на полу и истекающим кровью от многочисленных ножевых ранений. Вскоре верблюд испустил дух. При обычных обстоятельствах его кожу продали бы дубильщику, а мясо выставили на продажу, однако крестьянин был так тронут преданностью верблюда своей хозяйке и ее ребенку, что он купил саван для его тела и устроил ему достойное погребение.

С другой стороны, широко известно, что верблюд может быть очень мстительным и долго таить злобу на своего хозяина, пока ему не представится возможность отомстить.

 

Лошадь, как и следовало ожидать, занимает заметное место в восточном фольклоре. Известно пять благородных пород, к одной из которых принадлежит каждая лошадь, имеющая родословную. Они носят следующие названия: сиклави‑джердани, умм аркуб‑шувай, шувайна‑саббах, кухайли аль‑айусс и абая‑шаррак. Первая часть названия – это порода, в то время как вторая отсылает к имени человека, который первым приручил лошадь‑прародительницу данной породы. Если верить старинной арабской легенде, лошади и другие животные спаслись во время потопа на холмах Неджд.[188]

Пятеро охотников – Джердан, Шувай, Саббах, аль‑Айусс и Шаррак – сумели приручить пять лошадей, каждая из которых дала начало одной из пяти пород. Охотники, приметив, что дикие лошади всегда ходят на водопой к одному определенному источнику, сделали так, что животные не могли подойти к воде, и таким образом приручили их. Преуспев в этом, они оседлали жеребцов и поскакали домой, в семи днях пути от которого они находились. Когда провизия у них кончилась, охотники решили устроить гонку и съесть проигравшую лошадь. Однако после первой попытки проигравший наездник попросил дать ему еще одну попытку. Остальные четверо согласились, и на этот раз его лошадь выиграла гонку. Было сделано еще несколько забегов, в результате которых оказалось, что все пять лошадей равны по силе. В скором времени путники заметили стадо газелей. Они погнались за животными, и каждый охотник убил по одной. Теперь их закрома снова были полны, и необходимость убивать лошадь отпала сама собой.

Порода сиклави получила свое название за мягкую блестящую белую шерсть; у умм аркуб были высокие бока; шувайна была пятнистой; кухайли[189] отличали выразительные темные глаза, словно их подвели с помощью сурьмы; наконец, абая (уменьшительная форма слова аба – накидка из козьей шерсти) обязана своим прозвищем тому, что во время скачек она слетела с наездника, но не упала на землю и не потерялась, потому что лошадь подхватила ее своим хвостом.

У арабов есть множество пословиц о лошади, например: «В доме, где нет лошади, не видать счастья»; «Если у тебя нет лошади, обзаведись хотя бы ее черепом»; «Удача спрятана в конской гриве» и т. д. Восточные люди очень суеверны во всем, что касается лошадей, и поэтому к покупке лошади подходят с особой щепетильностью. Если у лошади оба передних копыта белые – это плохой знак, указывающий на то, что дом, в котором будут держать такую лошадь, будут преследовать неудачи. Еще одно дурное предзнаменование – два завитка на лбу лошади, растущие в разные стороны; это знак открытой могилы. Одно белое переднее копыто у лошади означает саван для ее владельца. Волнистые волосы сбоку шеи, начинающиеся у того места, где заканчивается грива, и растущие в направлении тела животного, означают «нож врага в сердце наездника», в то время как вьющиеся волосы, растущие под гривой и направленные к голове, означают «нож наездника в сердце врага». Если у коня все копыта белые, за исключением переднего правого, – это указание на то, что у наездника будет легкая рука, то есть он будет удачлив в битве.

 

Гиена – дьявольское, проклятое животное. Знайте, если среди ночи вы услышите уханье совы, то это Лилит, обернувшаяся совой, увидела вора или гиену. Евреи верят, что гиена сотворена из белой жемчужины, переливающейся столькими цветами, сколько дней в солнечном году. Самец гиены превращается в самку либо становится летучей мышью*, когда достигает семи лет.

Среди местных жителей Палестины ходит поверье, что гиена не только выкапывает из земли мертвые тела и пожирает их, но может заколдовать живое существо и заманить его к себе в логово. Она подкрадывается к одинокому путешественнику обычно среди ночи, ласково трется об него и затем убегает. Человек, о которого потерлась гиена, тут же оказывается во власти колдовских сил и с криком: «Ах, тетушка, остановись и подожди меня» – бросается со всех ног за гиеной и бежит за ней до тех пор, пока не окажется в ее логовище, где чудовище сжирает его. Вход в логово иногда оказывается слишком низким, и жертва может удариться о выступающий над входом камень. Если это происходит, к человеку тут же возвращается сознание и он может спастись бегством, ведь гиена – самая настоящая трусиха и никогда не нападает на человека, если он не спит, не прикован болезнью к постели и не находится во власти ее чар. Иногда это ужасное создание прячется за камнями или за кустами, растущими у края дороги, а когда наступает ночь, ждет, пока не покажется одинокий путник без фонаря, а завидев свою жертву, начинает стонать, словно человек, который изнемогает от боли. Если пешеход обернется посмотреть, в чем дело, зверь неожиданно выскакивает из своей засады, и человек так пугается, что тут же попадает под действие дьявольских чар и следует за животным.

Мне нередко приходилось слышать историю об одном крестьянине, которому благодаря собственной смекалке удалось поймать гиену. Как‑то раз этот крестьянин отправился в путешествие; с ним был только осел, груженный тяжелым мешком зерна. День клонился к закату, когда наш путник достиг постоялого двора, стоявшего прямо у дороги. Ночь выдалась жаркой, поэтому крестьянин отвел своего ослика в стойло, а сам замотался в абаю, положил на землю мешок, сам улегся сверху и тут же уснул. В полночь его разбудил странный звук: похоже было, что кто‑то роет неподалеку землю. Крестьянин, открыв глаза, увидел, как прямо рядом с ним огромная гиена роет яму, явно намереваясь сначала убить его и закопать, а на досуге вырыть и съесть его тело. Крестьянин позволил гиене вырыть яму настолько, чтобы ее край сравнялся со спиной зверя. Как только хребет гиены скрылся под землей, мужик вскочил и сбросил на зверя мешок с зерном. Так он и продержал гиену в яме до самого утра, когда справиться с ней не составило ему большого труда, ведь, как известно, храбрая, словно лев, ночью[190], гиена не опаснее овечки в дневное время.

Кстати, даже ночью гиена боится огня, поэтому ее легко отвадить, если зажечь спичку или высечь искры с помощью кремня или огнива.

Несмотря на все негативные характеристики, которыми в народе принято наделять гиену, этому животному нельзя отказать в одном положительном качестве: гиена на всю жизнь останется благодарной тому, кто поступит с ней хорошо.

 

Когда в одной деревне произошло убийство, подозрение пало на одного юношу, и тот, хотя и был невиновен, чтобы избежать преследований родственников убитого, был вынужден покинуть свой дом и обратиться в бегство. Сначала он отправился на север, но по пути повстречал знакомого шейха, который, осведомившись, куда направляется его знакомец, посоветовал ему не двигаться больше в этом направлении, потому что впереди его поджидают в засаде его кровные мстители. Тогда юноша двинулся на запад, но бежать ему пришлось недолго, потому что вскоре он повстречал еще одного друга, который тоже отсоветовал ему бежать дальше, потому что совсем неподалеку его поджидали родственники погибшего бедуина. Узнав об этом, юноша направился на восток, однако лишь затем, чтобы наткнуться на третьего друга, который предостерег его, сказав, что в этом направлении его тоже ищут враги. Тогда юноша взмолился, утратив надежду: «О Аллах, ты знаешь, что я невиновен, и все же, куда бы я ни побежал, везде я встречаю своих недругов». С этими словами он свернул с проторенной тропы и начал спускаться вниз по склону холма, покрытому колючими кустарниками и буреломом, в долину, где, по его сведениям, было несколько пещер, в одной из которых он и спрятался.

Когда его глаза привыкли к темноте, юноша, к своему ужасу, понял, что находится в логове гиены, которая ушла на охоту, оставив одних своих спящих детенышей. Молодой человек уже собирался бежать, как совсем рядом послышался стук человеческих шагов. Он зашел обратно в пещеру, решив, что это могли быть его враги, и забился в самый темный угол. Вскоре у входа показался человек. Он вполз внутрь и одного за другим положил в свою абаю детенышей гиены, чтобы отнести их на продажу. Беглец узнал в вошедшем своего друга. Тогда он вышел вперед и принялся умолять его, чтобы тот отпустил детенышей, сказав, что ему, как никому другому, знакома горькая участь того, на кого открыта охота. Если его друг пожалеет животных, то однажды Аллах непременно убережет их обоих от зла. Охотник поддался на его уговоры и, положив зверят обратно на землю, покинул пещеру, пообещав не предавать нашего беглеца и сообщить ему, когда он в безопасности сможет вернуться.

Не успел он уйти, как в пещеру вернулась гиена. Она, увидев человека, уже собиралась наброситься на него, как вдруг ее детеныши повскакали со своих мест и принялись громко визжать. После длительных переговоров гиена, казалось, поняла, что стоящий перед ней мужчина спаситель ее детей. Чтобы продемонстрировать свое расположение, она принесла ему еды – не падали, которой питаются гиены, а зайцев, куропаток и козлят, которых она поймала, когда они были еще живыми. Так юноша и прожил в пещере гиены до тех пор, пока однажды не пришел его друг, чтобы сказать, что уже найден настоящий убийца, который понес заслуженное наказание.

Лиса – самое хитрое и коварное животное. Невозможно перечесть все ее ухищрения и уловки. Она, завидев неподалеку куропаток, рассчитывает, в каком направлении они пойдут, забегает вперед и бросается наземь, прикинувшись мертвой и пуская изо рта слюну. Куропатки думают, что лиса издохла, и приближаются к ней. Они начинают клевать ее и окунать свои клювы в ее слюну. Но вдруг лиса неожиданно набрасывается на птиц и хватает их.

Как‑то раз лиса решила сыграть подобную шутку с одной крестьянкой. Та направлялась на рынок, в корзине у нее были живые куры, предназначенные для продажи. Лиса опередила ее, проследив, куда идет женщина, и легла посреди дороги, прикинувшись мертвой, – так, как было описано выше. Женщина, проходя мимо, заметила лису, но решила, что не стоит терять время на то, чтобы останавливаться и сдирать с нее шкуру. Как только фигура крестьянки скрылась из вида, лиса вскочила, обежала лес и снова легла на пути женщины, словно мертвая. Та немало удивилась и сказала сама себе: «Неужто чума разразилась среди лисиц? Если бы в первый раз я остановилась и содрала шкуру с той лисицы, нужно было бы и сейчас сделать то же самое, но раз уж я прошла мимо первой лисы, не буду терять время и на этот раз». И тут же пошла дальше. Каково же было ее удивление, когда через некоторое время она снова наткнулась на дохлую лису, лежавшую прямо у края тропинки. «Вот уж глупо я поступила, – подумала крестьянка, – что прошла мимо даров, которые Аллах продолжает щедро посылать мне. Оставлю‑ка я здесь своих кур и вернусь за шкурами первых двух лисиц, пока кто‑нибудь другой не забрал их». Сказано – сделано. Но не успела женщина вернуться – полная недоумения, но с пустыми руками, – как лисица схватила свою добычу и была такова.

Лиса обожает играть злые шутки с другими животными, но бывает и так, что злые шутки играют с ней.

Повстречал как‑то раз лис орла и спросил у него, каким кажется мир, если смотреть на него с самой большой высоты, на которую он способен подняться.

– Ну, – сказал царь птиц, – с этой высоты мир кажется таким крошечным, что его почти невозможно разглядеть.

В ответ лис посмотрела на орла столь недоверчиво, что он предложил ему взобраться ему на спину и взмыть вместе с ним ввысь, дабы он сам смог убедиться, что орел не врет.

Орел спросил, когда они были уже достаточно высоко:

– Ну что, как выглядит земля сейчас?

– Как плетеная корзина, вроде тех, что делают в Лидде, – ответил Абу Хасан.

Тогда орел продолжал взлетать еще выше, и наконец повторил свой вопрос.

– Не больше луковицы, – ответил лис.

Так они все поднимались и поднимались, пока, наконец, лису не пришлось признать, что мир пропал из вида.

– Как ты думаешь, высоко ли мы поднялись над землей? – злобно осведомился орел.

Лис, у которого душа уже давно ушла в пятки, сказал, что не знает.

– В таком случае тебе лучше выяснить, – сказала могучая птица и, сделав резкий поворот, стряхнула лиса со своей спины.

Тот камнем полетел вниз и, конечно, разбился бы насмерть, если бы благодаря благосклонной фортуне не упал на мягкую свежевспаханную землю, покрытую накидкой из овчины, оставленной пахарем, который работал в поле. Поблагодарив небо за то, что, хоть он и был на волосок от смерти, все же ему удалось спастись, лис нырнул под плащ и бросился бежать. Его и след простыл, когда пахарь спохватился и увидел, что произошло.

На пути лис лицом к лицу столкнулся с леопардом, который осведомился, где это его друг раздобыл себе новое платье. На это Абу Сулейман ответил, недолго думая, что он стал меховщиком и шьет теперь куртки из овчины, а заодно добавил, что был бы рад сшить одну для леопарда. Только для этого ему понадобится шесть овечьих шкур: две для переда, две для спинки и две на рукава. Леопард согласился и, узнав у лиса его адрес, пообещал прислать ему шесть ягнят, мясо которых он сможет оставить себе в качестве платы за работу.

На следующее утро у входа в лисью нору уже лежали шесть ягнят. С тех пор Абу Хасан со своей женой и четырьмя детьми жил припеваючи и даже думать забыл о леопарде, пока в один прекрасный день тот не пришел справиться, готов ли его наряд. На это плутишка лис живо ответил, что ошибся в расчетах, и ему не хватило материала на рукава. Теперь с леопарда требуется еще две с половиной шкуры. «Я пришлю три», – сказал либерально настроенный заказчик, и на следующее утро, как и следовало ожидать, у дверей лиса лежали три новенькие шкуры. Леопарду было обещано, что куртка будет готова через неделю.

В назначенное время леопард явился снова и потребовал, чтобы лис отдал ему заказ, однако тот придумал новую отговорку и попросил леопарда прийти на следующий день. Так продолжалось бесконечно: всякий раз, когда приходил леопард, у лиса уже была наготове новая история, объяснявшая причину, по которой он не может отдать леопарду его куртку. В конце концов леопард заявил, что не намерен больше ждать и бросился на лиса, утратив терпение, и успел схватить плутишку за хвост, прежде чем тот прыгнул в нору. Вход был слишком узок для леопарда, поэтому хвост оторвался, а лис скрылся в своем убежище.

– Этот прохвост лишился своего хвоста, – сказал себе леопард, – теперь при встрече я легко узнаю его. Ну что ж, как только он попытается выйти из своей засады, я позабочусь о том, чтобы он ответил за свое плутовство.

Леопард подождал, пока на лес спустилась ночь и все звери уснули, затем выкопал осиное гнездо и положил его у входа в лисью нору. Когда на следующее утро лис проснулся и хотел выйти из норы, он услышал, как у самого входа раздается жужжание, которое он принял за рев леопарда. Вместо того чтобы выйти наружу, лис вернулся в нору и забился в самый дальний угол. Шум не умолкал несколько дней, и все это время рыжий плут боялся и нос показать из норы.

Сначала голод заставил его съесть по очереди всех своих детенышей, потом лис уговорил свою жену устроить с ним состязание с тем условием, что победитель съест побежденного. Несмотря на то что лис несколько раз уступал своей супруге в силе, каждый раз он умолял ее пощадить его и дать ему еще один шанс, а потом внезапно набросился на нее и съел.

После этого он голодал еще несколько дней, пока, наконец, голод не стал настолько невыносимым, что лис решился рискнуть жизнью и выйти наружу. Он тихонько подкрался к выходу и пулей выскочил из норы. И что же? Оказалось, что шум, заставивший его съесть всю свою семью, был не более чем жужжание ос. Однако что сделано, то сделано, поздно было теперь горевать. Сейчас нужно было придумать, как спастись от мести леопарда, который теперь мог узнать лиса где угодно, ведь тот лишился хвоста.

Лис, пораскинув мозгами, пригласил всех своих рыжих собратьев в роскошный виноградник полакомиться фруктами. Когда гости прибыли, лис подвел каждого к отдельному кусту и, сославшись на то, что, если каждый будет свободно разгуливать по винограднику, шум может разбудить белок и таким образом подвергнуть всех опасности, крепко привязал каждого лиса за хвост к его виноградному кусту.

Когда все были привязаны и тихо поглощали виноград, лис тихонько забрался на высокий холм и заорал во все горло: «Придите, о сыны Адама, придите и посмотрите, как грабят ваш виноградник». Лисы хотели броситься наутек, услышав его крик, но привязанные хвосты не давали им двинуться с места. Однако они продолжали тянуть до тех пор, пока хвосты не оторвались. Теперь все лисы в округе были бесхвостыми и бедный леопард при встрече с нашим героем не мог доказать, что это и есть тот самый лис, задолжавший ему куртку из овчины.

Одна бедная старая вдова, у которой умерли все родственники, вела одинокую жизнь в маленькой хижине с саманной крышей, стоявшей посреди пустыря. Была темная ненастная ночь, когда крыша ее жалкой лачуги начала протекать и вода закапала прямо на развалившуюся кровать. Женщина встала, перетащила свою циновку и лежавший на ней старый матрас в другой угол хижины, однако напрасно, потому что скоро и в этом углу из крыши стала сочиться вода, которая, падая на пол, издавала странный звук, нечто вроде «диб‑диб‑диб‑диб». Старуха снова поднялась на ноги и перетащила свою постель в третий угол, но и там с потолка капала вода, беспрестанно повторяя свое «диб‑диб‑диб‑диб». В конце концов, доведенная до изнеможения и отчаяния, женщина взмолилась: «О Господи! О Аллах! Спаси меня от этого проклятого «диб‑диб‑диб‑диб». Посмотри, как он мучит меня, не дает мне уснуть. Завтра у меня будет ломить все кости. Ничего я так не боюсь и ничто так ненавижу, как это «диб‑диб‑диб‑диб». Я не боюсь диких зверей – ни льва, ни леопарда, ни волка, ни медведя, ни гиену – так, как я боюсь этого ужасного «диб‑диб‑диб‑диб», который не дает мне спать сейчас и, конечно, будет мучить меня завтра».

А в это время прямо за дверью хижины притаился дикий зверь, который дожидался, когда старая женщина уснет, чтобы войти и съесть ее. Услышав старухины мольбы, зверь задумался, кем бы мог быть этот загадочный «диб‑диб‑диб‑диб», и после долгих размышлений пришел к выводу, что будет благоразумнее с его стороны не входить в старухину лачугу, пока там сидит «диб‑диб». Одно было ясно притаившемуся дикому зверю: «диб‑диб» – это наверняка какой‑то страшный монстр, с которым лучше не связываться. «Я знаю, что такое дуб[191], – рассуждал сам с собой дикий зверь, – и я знаю, что такое диб[192], но я никогда прежде не слышал о животном по имени диб‑диб, а так как я не хочу идти на неоправданный риск, оставлю‑ка я лучше эту старуху в покое. Не так уж много на ней мяса. А если диб‑диб считает ее таким лакомым кусочком, так пусть забирает ее себе, а я поужинаю где‑нибудь в другом месте. Но тшшшшш! Что это за шум? Я не удивлюсь, если это диб‑диб собственной персоной явился за нашей старушкой. Притаюсь‑ка я лучше, пока он не уйдет, а не то он увидит меня и съест вместе с ней».

Приближавшееся в темноте существо был не кто иной, как торговец водой из соседней деревни, у которого в ту ночь убежал осел. Это был самый несносный в мире осел, который постоянно сбегал и уже лишился обоих ушей… ну, или значительной их части… потому что его постоянно за них оттаскивали владельцы кукурузных полей, на которые он забредал. Короче говоря, это был осел с самым скверным характером, чей хозяин вот уже битые несколько часов бродил в эту ненастную ночь в поисках своего питомца.

Мужчина был в самом дурном расположении духа, поэтому, когда он приблизился к тому месту, где лежал дикий зверь, у которого от страха перед ужасным диб‑дибом тряслись все поджилки, и увидел карнаухое животное примерно такого же размера, как его осел, он тут же разразился проклятиями, поклялся, что переломает несносному ослу все кости, проклял его отца и всех его прадедов, религию его хозяина и его предков и, даже не остановившись, чтобы убедиться, что перед ним действительно лежит его осел, принялся изо всех сил колотить дикого зверя, у которого душа совсем ушла в пятки, палкой. Дикий зверь, у которого теперь исчезли все сомнения по поводу того, что он оказался во власти диб‑диба, был так напуган, что лежал, всем телом прижавшись к земле и даже не пытаясь противостоять столь жестокому нападению, а когда мужик, ни на минуту не переставая сыпать проклятия, заставил его подняться, а сам уселся сверху, зверь кротко снес это унижение и покорно повез его туда, куда он показывал.

Крестьянин же, несколько поостыв и выехав на дорогу, которая вела в деревню, почувствовал, что сидится ему не так, как обычно, да и поступь у животного, на котором он ехал, была бесшумной, то есть совершенно не такой, как у нормального осла. Тут‑то он, наконец, понял, что едет вовсе не на осле, а на каком‑то диком звере. «Однако раз уж я сижу на его спине, – рассудил мужик, – он не сможет убить меня». К тому же было видно, что зверь боится своего наездника, поэтому мужик решил продолжать оставаться в таком положении, пока не удастся выяснить, что под ним за зверь и как от него избавиться. Итак, всякий раз, когда животное замедляло ход, крестьянин посильнее ударял его палкой и разражался целым потоком проклятий.

Наконец, начало светать, и мужик увидел, что едет верхом на огромном леопарде. Теперь он не на шутку испугался и еще крепче задумался, как бы ему соскочить с леопарда, чтобы тот не растерзал его на мелкие кусочки. Леопард же так и не понял, что везет на себе человека, и продолжал думать, что находится во власти диб‑диба.

Через некоторое время им случилось проезжать под деревьями, низко склонившими над дорогой свои ветви. Недолго думая, мужик ухватился руками за ветку и соскользнул с леопарда, оставшись висеть на дереве. Леопард, обрадовавшись столь неожиданному повороту событий, даже не остановился взглянуть на своего мучителя и пустился бежать что было духу. Отбежав на значительное расстояние, он наткнулся на лису, которая, немало удивившись встрече с напуганным леопардом, вежливо поинтересовалась, что у того стряслось. Леопард, почувствовав, что он в безопасности, остановился и в подробностях рассказал, каких страстей ему пришлось натерпеться от лап диб‑диба.

– Хм, я знаю все виды животных, но никогда не слышала о звере, который бы звался диб‑диб, – вежливо сказала лиса и предположила, что леопард мог попросту повстречать человека. – Пойдем вместе к тому дереву, где ты оставил его, и проверим. Если я ошибаюсь, мы успеем убежать, пока он спрыгнет с дерева; если же я права и это и вправду человек, ты легко сможешь убить его, отомстив за все, что он тебе сделал.

– Откуда мне знать, что ты говоришь искренне, – сказал в ответ леопард. – Все говорят, что ты плутовка и обманщица; как ты докажешь, что тебя не подкупил диб‑диб, чтобы ты заманила меня в ловушку?

– Привяжи свой хвост к моему, – отозвалась лиса. – Если окажется, что я вру, ты легко сможешь расправиться со мной.

Эта заманчивое предложение пришлось леопарду по вкусу. Связав свои хвосты морским узлом, звери двинулись к заветному дереву, на котором леопард оставил висеть торговца водой.

Тот все еще был на месте, потому что, несмотря на то что к тому времени уже совсем рассвело, все еще боялся спускаться и ждал, пока весь мир придет в движение и леопард не сможет притаиться где‑нибудь за кустом. Итак, несмотря на то что день выдался таким, когда повелитель хамелеонов выдает замуж свою дочь[193], наш промокший до нитки бедняк продолжал трястись от холода, сидя на дереве.

В конце концов, как только крестьянин решил, что настало время слезать вниз, из‑за кустов показался леопард в сопровождении лисицы. Парочка направлялась прямо к нему. Сначала мужик не мог понять, почему у животных связаны хвосты, однако, будучи от природы неглупым, он быстро смекнул, что к чему, и, не дожидаясь, пока парочка подойдет к нему совсем близко, принялся орать во все горло:

– Ах, Абу Сулейман, зачем ты заставил меня так долго ждать? Тащи скорее сюда этого старого мародера, чтобы я переломал ему все кости.

Леопард свирепо посмотрел на лису, услышав эти страшные слова, и сказал:

– Разве я не говорил, что ты подлая негодяйка и предательница и наверняка обманешь меня?

С этими словами он резко взмахнул хвостом и бросился уносить ноги, таща за собой злополучную лису, которая скоро испустила дух, побившись до смерти о многочисленные камни и пеньки, мимо которых стремительно промчался леопард. А торговец водой благополучно спрыгнул с дерева и вернулся домой. Так Аллах, мир ему и хвала, наказал лису за ее старые грехи, а леопарда – за его злые намерения и в то же время защитил старушку и научил мужика быть более осмотрительным.

Образ змеи, как и следовало ожидать, также играет заметную роль в палестинском фольклоре. Согласно представлениям евреев, «позвоночник человека, который не становится на колени во время чтения молитв, начинающихся словом «Модим», через семь лет становится змеей; когда змея достигает тысячелетнего возраста, она спускается в море и становится китом».

Согласно Талмуду, «гадюке, чтобы воспроизвести потомство, требуется семьдесят лет, столько же нужно рожковому дереву, а проклятой змее – семь лет»**.

Следующая история очень хорошо характеризует змею.

 

Змея – самое проклятое животное из всех тварей и самое вероломное. Змея – корень всего мирового зла. Кто не знает, что, когда Иблиса не пустили в рай, он спрятался за изгородью и долго бродил вокруг да около, пытаясь уговорить кого‑нибудь из животных, чтобы они провели его внутрь?

Однако в конце концов ему удалось подкупить змея, пообещав ему взамен самое сладкое лакомство в мире, которым, по словам дьявола, была человеческая плоть. Тот провел Иблиса в рай, спрятав его в дупле одного из своих зубов. Из этого укромного места дьявол вступил в разговор с Евой, которая решила, что говорит со змеем. Беды, обрушившиеся на мир после этого случая, хорошо всем известны.

Змей же не получил обещанной ему награды. Змей – который еще до того, как его искусил дьявол, завидовал Адаму, прохлаждавшемуся в раю, где другие ангелы подносили ему жареное мясо и вино. После грехопадения, когда одному из ангелов было поручено распределить между живыми существами их пищу и места обитания, змей нагло потребовал, чтобы его пищей сделали человеческую плоть, в соответствии с уговором. Наш отец Адам возразил на это, сказав, что прежде никому не доводилось вкусить человеческой плоти или крови, поэтому невозможно доказать, что это и есть лучшая пища на земле. Тогда Адаму и всей человеческой расе дали отсрочку, а тем временем комару поручили облететь весь мир и попробовать кровь каждого живого существа, а потом доложить на небесном совете, чья кровь самая сладкая в мире. Комар должен был сообщить на открытом суде результат своего исследования по истечении двенадцати месяцев.

У Адама был добрый друг – священная птица ласточка, которая ежегодно совершает паломничество в Мекку и к разным священным местам. Ласточка, незаметно для комара, следовала за ним повсюду на протяжении всего года, пока не пришел наконец день приговора. Когда комар летел в суд, ласточка подлетела к нему и спросила, чью плоть и кровь он нашел самой сладкой.

– Человеческую, – ответил комар.

– Что? – переспросила ласточка. – Пожалуйста, повтори, а то я не расслышала: туга на оба уха.

Комар пошире раскрыл рот, чтобы прокричать ответ, как вдруг птица с неимоверной быстротой подлетела к нему и откусила комару язык. После этого оба продолжили свой путь в здание суда, где, согласно уговору, собрались все живые существа, чтобы выслушать окончательный приговор.

Когда комара попросили огласить результат его опытов, тот не смог вымолвить ни слова и лишь громко зудел, так что ничего невозможно было разобрать. Тогда вперед выступила ласточка и, назвавшись пресс‑секретарем комара, заявила, что самой сладкой в мире комар нашел кровь лягушки. Дабы подтвердить правоту своих слов, птица сказала, что повсюду следовала за комаром, а многие животные, прибывшие на суд из самых отдаленных уголков мира, подтвердили, что видели комара и ласточку вместе, когда они путешествовали по их странам. Тогда было решено, что пищей змея будет не человек, а лягушка. Змей, полный гнева и отчаяния, прыгнул, чтобы укусить ласточку, однако та оказалась проворнее, и злодею удалось отщипнуть лишь несколько перьев от ее хвоста. Вот почему у всех ласточек хвост напоминает вилку. Так планы змея были разрушены.

Уязвленный до кончика хвоста, змей, который в те времена имел четыре лапы, хотя и не мог ни съесть человека, ни попить его крови, старался при каждой возможности ужалить его. Так продолжалось до времени Соломона, великого царя и мудреца, который осыпал змея такими проклятиями, что у него отвалились лапы и он превратился в рептилию. Конечно, он упорно просил о пощаде, но царь, знавший цену собственному слову, остался непреклонен.

Однажды, когда Соломон был в Дамаске, к нему пришли змей и крот. Первый просил, чтобы ему вернули лапы, а второй – чтобы его наделили зрением. На это царь ответил, что приехал в Дамаск по делу и что все петиции выслушает только в Иерусалиме, куда он прибудет через неделю. Первыми просителями, о которых ему объявили, когда царь вернулся в Аль‑Кудс, были змей и крот. На их повторную просьбу Соломон ответил, что раз они сумели проделать путь из Дамаска в Иерусалим за то же время, что и он, у кого в распоряжении были колесница и лошади, то змей не нуждается в лапах, а крот в зрении.

 

На третьем месте среди драгоценных даров, которые послал человеку Аллах после жизни и здоровья, стоит хлеб – аиш – пища жизни; восточные люди относятся к нему с глубочайшим почтением. Увидев кусок хлеба лежащим на полу или на земле, его немедленно поднимают, целуют как святыню и кладут на такое место, где никто не сможет наступить на него и где птицы, мыши или насекомые смогут им полакомиться. Вот одна поучительная история, которая показывает, к чему ведет неуважительное обращение с хлебом.

 

Как‑то раз одна женщина шла в составе свадебной процессии, направлявшейся в Малху, деревушку, расположенную к юго‑западу от Иерусалима. За спиной у нее был небольшой гамак, в котором лежал младенец, а на голове она несла круглый деревянный поднос, полный горячих лавашей, покрытых сверху круглым соломенным блюдом.

По дороге ребенок заплакал, и мать поняла, что ему нужно сменить пеленку. Не имея ничего подходящего под рукой, женщина, которую словно бес попутал, взяла в руки лаваш и вытерла им малыша. В ту же минуту налетели тучи. Поднялся ужасный шторм, и все люди, участвовавшие в процессии, превратились в скалы, которые можно увидеть и по сей день. Женщину сбило с ног ветром, сверху на нее упал поднос, который врос в ей спину, а плетеное блюдо, оказавшееся под ней, срослось с подносом, образовав нечто напоминающее панцирь, сковавший женщину, которая небесным возмездием была обращена в черепаху, ставшую прародительницей черепах. А сын ее стал обезьяной, прародительницей всех обезьян***.

 

XI

О растениях

 

Харруб (рожковое дерево), наряду с еще несколькими деревьями и кустарниками, такими как фиговое дерево, тутовая смоковница и каперсовый куст, используют в своих целях демоны, поэтому их считают «нечистыми» растениями.

Оливковое же дерево, напротив, относится к священным растениям, не только из‑за того, что оно дает ценное оливковое масло и вкусные плоды, но и потому, что с ним связана следующая легенда.

 

После смерти пророка Мухаммеда все деревья, за исключением совсем немногих, например дуба, сосны, апельсина и лимона, начали скорбеть, сбросив свои листья, подобно тому, как это происходит, когда наступает зима. Когда остальные деревья спросили, почему они не в трауре, вперед вышла олива, которая, будучи самой старшей, выступила от них представителем и сказала: «Вы выражаете свою скорбь внешними признаками, а вот наша печаль, которая не нуждается ни в чьем мнении, кроме Аллаха, не менее глубока, хотя и не видна с первого взгляда. Расколите мой ствол на две половины, и увидите, что его сердцевина почернела от горя».

 

Еще одно священное дерево называется по‑арабски абхар (стиракс).

Его почитают за то, что из его орехов делают четки, а также за то, что он спас Моисея, бежавшего от преследований фараона.

Моисей, изнемогая от усталости посреди безжизненной пустыни, воткнул свой посох, сделанный из стиракса, в песок и уснул в падавшей от него скудной тени. Однако Аллах сделал так, что посох покрылся почками, которые быстро превратились в раскидистые ветви, обильно покрытые листьями и цветами.

Шалфей почитается также высоко. Высушенные листья этого дерева жгут в курильницах во время эпидемии холеры, чумы, кори и других заразных болезней. Инфузии из их сока обладают специфическим лечебным эффектом против различных заболеваний. Однако люди почитают шалфей не только благодаря его целебным свойствам. Дева Мария, охваченная усталостью во время своего бегства в Египет, присела отдохнуть в тени шалфея. Сорвав с куста несколько листьев, она отерла ими лицо. Поднявшись, Мария почувствовала необыкновенную свежесть. Она благословила чудесное растение и наградила его теми замечательными свойствами, которыми оно теперь обладает.

Нубк (зизифус колючий) – еще один священный кустарник.

Его частенько можно встретить на границе между двумя деревнями; считается, что из него состоит изгородь райского сада. Когда нубк достигает сорокалетнего возраста, он нередко становится обителью какого‑нибудь умершего святого, поэтому опасно пытаться срубить его в это время: святой может обидеться. Путешествуя по Палестине, часто можно видеть целые группы растущих рядом священных деревьев, не только зизифуса. Это излюбленное место духов почивших святых. Можно заметить, что от некоторых деревьев по вечерам, особенно в четверг, исходит свет и доносятся обрывки священной музыки. Огоньки перебегают от дерева к дереву: это верный знак, что святые устроили какой‑нибудь праздник или наносят друг другу визиты.

Одно из деревьев, которому святые духи отдают особое предпочтение, это тамарикс.

Если вы внимательно прислушаетесь, проходя глубокой ночью мимо этого дерева, то услышите сквозь шелест его листвы священное имя Аллах.

Мало кто знает, что одним из подтверждений того, что православные греки в правильное время отмечают Рождество, а католики и другие жители западных стран ошибочно выбрали время этого праздника, является то, что в канун Рождества по православному греческому календарю все деревья и другие растения, в особенности те, что растут по берегам Иордана, возносят хвалы Спасителю. Это важное открытие было сделано при следующих обстоятельствах.

 

Одному человеку случилось приехать в Лидду почти в полночь в самый канун греческого Рождества.

Добравшись до своего квартала, он привязал осла к стволу пальмового дерева, лежащего посреди двора, решив, что его свалил сильный ветер. Проснувшись на следующее утро, хозяин вышел посмотреть на своего осла. Каково же было его удивление, когда он увидел, что за ночь дерево выпрямилось, и теперь животное свисает с его ствола. Подойдя поближе, хозяин понял, что осел мертв. Это послужило лучшим доказательством того, что за ночь дерево действительно изменило свое положение.

 

А вот еще одно замечательное растение, которое у всех на слуху и которое называют «ушбет аль‑Куркаа», что значит «черепашья трава».

Человек, которому удастся его найти, обретет свое счастье. Во‑первых, стебельки и листочки этого растения сделаны из чистого золота. Во‑вторых, тот, кому посчастливится найти и сорвать его, сможет оказывать влияние на людей и управлять ими, словно рабами. Наконец, если какой‑нибудь человек просто наступит на это растение, даже не срывая его, сам того не подозревая, сможет завоевать любовь и уважение окружающих.

Если коза случайно ощиплет эту траву, ее зубы превратятся в золото. Растение это, к сожалению, большая редкость. Несколько лет назад я повстречал одного крестьянина из Иудеи, который знал о нем абсолютно все – где оно растет, в какое время года его можно найти, как оно выглядит и т. д. Один богатей из Вифлеема сулил этому крестьянину большие деньги за то, что он поведает ему свой секрет, однако тот, будучи человеком высоких принципов, предпочел оставаться бедняком, нежели предать честь своей деревни, наделив христианина подобной властью. Теперь этот человек уже умер, и его знания похоронены вместе с ним.

 

XII

О кофе

 

История употребления кофе в качестве напитка окутана целым ореолом всевозможных легенд и суеверий. Считается, что родиной кофейного куста является Абиссиния, а его необычные свойства были открыты совершенно случайно.

В конце III века группа монахов, спасаясь от преследований, бежала из Египта и нашла убежище среди абиссинских холмов. Там беглецы и осели, добывая себе пропитание ведением сельского хозяйства и овцеводством. Животных по очереди пасла многочисленная монашеская братия. Как‑то ночью один из монахов пришел к настоятелю и рассказал ему о загадочных событиях, свидетелем которых он стал. Той ночью овцы и козы отказались идти на ночлег в свой загон. Они были настолько резвы и игривы, что он решил было, что животных заколдовали. На следующую ночь последовала та же самая история. Необъяснимое поведение овец продолжалось, поэтому в конце концов настоятель решил лично отправиться пасти стадо.

Пригнав животных на пастбище, он начал наблюдать, какие растения они ощипывали, и наконец понял, что в бессоннице коз и овец были повинны листья одного кустарника. Тогда он сам пожевал несколько бутонов этого растения и обнаружил, что после этого для него не составляло никакого труда бодрствовать на протяжении длительной ночной службы, которую предписывали законы его религии. Вот так был открыт кофе.

Первоначально кофе употребляли в пищу не как напиток, а в виде пасты, напоминающей шоколад. В Аравию он был завезен еще в доисламские времена, предположительно не позднее известного крестового похода, предпринятого Элесбааном, или негусом Калебом, как его называют арабские авторы, против правителя еврейского царства Химиарит, устроившего гонения на христиан, Юзефа Яруша по прозвищу Дху Новас, за то, что он преследовал христиан. Когда последователям Мухаммеда было запрещено употреблять вино, его место занял отвар кофейных зерен. Слово «кофе» происходит от арабского kagwe (в Турции произносимого[194]), которое изначально означало вино или другой алкогольный напиток. «Город Аден, – пишет Крихтон, – первым упоминается в письменных источниках как место, где употребление кофейного напитка для поднятия тонуса вошло в обычай. Это было примерно в середине пятнадцатого века. Один муфтий по имени Джамаль‑ад‑дин, страдавший сонливостью, заметил, что кофе помогает ему бороться со сном и оставаться бодрым во время исполнения своих духовных обязанностей». Эта история очень напоминает описанный выше случай с абиссинскими монахами. По свидетельству Крихтона, Джамаль‑ад‑дин умер в 1470 году; история о том, как он открыл замечательные достоинства кофе, приобрела такую популярность, что за короткое время благодаря Фахреддину этот напиток появился в Мекке и Медине. Однако в Каир кофе был завезен, скорее всего, не ранее начала XVI века.

Распространение моды на кофе послужило причиной ожесточенной религиозной полемики среди мусульман. В 1511 году в Мекке кофе был публично осужден собранием богословов, которые провозгласили его противным исламу и вредным для телесного и духовного здоровья. Это решение эхом отозвалось в Каире. Все склады, на которых хранилась «крамольная ягода» (бунн), были сожжены, кофейни закрыты, а их владельцев забросали их собственными кофейниками и чашками. Это случилось в 1524 году. Однако уже Селем I своим приказом отменил декрет мекканских теологов, волнения в Египте стихли, и питье кофе было признано совершенно не противоречащим религии, а после того как два врача из Персии, попытавшиеся утверждать, что кофе вреден для здоровья, были вздернуты за это на виселице, кофейная чашка начала свое безраздельное правление. Сегодня кофе занимает на Востоке особое место. Если вы хотите кого‑нибудь попросить об услуге, но при этом считаете, что нанесете ему оскорбление, предложив подарок, попробуйте угостить его кофе. Вот увидите, этот человек станет более благосклонным и открытым для уговоров. Точно так же, если вы хотите избавиться от врага, попросите кого‑нибудь, чтобы он предложил ему чашечку кофе. Эта двойная сила кофейной чашки давно стала притчей во языцех.

У бедуинов приготовление и питье кофе сопряжено со всевозможными ритуалами и напоминает религиозную церемонию. Варить кофе дозволяется только мужчинам, которые должны прилагать при этом особые старания. Кофейные зерна обжаривают в неглубоком ковше или сковороде (махмаса) до полуготовности, а затем ритмичными движениями растирают большим пестиком (махбаш) в каменной или деревянной ступе. Тем временем на огонь ставят чайник (букрадж). Чайник снимают с огня, когда вода начинает кипеть, и засыпают кофейный порошок. Затем чайник снова помещают на огонь, после закипания тут же снимают, а когда пена осядет, доводят до кипения еще два раза. Человек, который готовит кофе, берет в левую руку несколько маленьких чашечек, вставленных одна в другую. Он наливает немного свежеприготовленного напитка в первую чашку, ополаскивает ее этой жидкостью и переливает в следующую чашку, а за ней в третью и так далее, пока не дойдет до последней чашки. Ополоснув ее, он выливает все ее содержимое в огонь в знак высвобождения духа шейха аш‑Шадхили, покровителя любителей кофе. Теперь в первую чашку заливают кофе до половины и подают ее самому старшему и наиболее почитаемому гостю, а далее всем остальным в порядке очередности. Подать полную чашку кофе значит намеренно оскорбить адресата, точно так же как и предложить третью чашку. У арабов есть поговорка: «Первая чашка для гостя, вторая для удовольствия, а третья для меча».

Где бы ни собралась компания желающих попить кофе – там обязательно дух аш‑Шадхили, который оберегает всех присутствующих от зла. Точно так же, когда невеста покидает отчий дом и отправляется в дом жениха, владелец местной кофейни, чтобы выразить свое расположение, стремглав выбегает на улицу и выливает на землю к ногам новобрачной чашку кофе, дабы умилостивить своего святого‑покровителя и расположить его к невесте.

 

Как‑то раз на постоялом дворе одной деревушки собралось много гостей. Им приготовили кофе. На огонь поставили большой чайник с водой, из которого официант наполнял маленький кофейник. В этом кофейнике он и варил напиток, предварительно добавив в жидкость молотый кофе. Выпустив духа описанным выше способом, он протянул первую чашку кофе человеку, который сидел к нему ближе всего. Тот из вежливости передал ее сидящему рядом с ним, тот следующему и так далее, пока очередь не дошла до официанта, который очень удивился, найдя чашку полной. Кто‑то высказал предположение, что здесь не обошлось без аш‑Шадхили: будто бы это он сделал так, чтобы никто не притронулся к кофе. Тогда чан и кофейник опорожнили и, к величайшему ужасу всех присутствующих, обнаружили на дне чана мертвое тело ядовитой змеи (по другой версии – жабы). Каким образом оно туда попало, до сих пор остается загадкой, ясно одно: аш‑Шадхили спас своих подопечных.

Вообще это очень распространенная практика ставить рядом с большим чайником еще один, поменьше. Именно в этот небольшой латунный или медный чайник наливают порцию кофе и доводят его до кипения на огне. Дело в том, что пить кофе непосредственно из больших чайников вовсе не безопасно: их не всегда содержат в идеальной чистоте и хорошо начищенными. Уже известно немало печальных случаев отравления оксидом меди во время их использования.

Происхождение упоминавшейся выше пословицы о третьей чашке объясняется в следующей истории.

 

Шейх бедав[195] во время голода, разразившегося в начале XIX века, покинул свой лагерь, расположенный где‑то в районе Газы, и, взяв с собой других мужчин и караван верблюдов, отправился в Египет, чтобы купить зерно.

Сумерки начали спускаться, когда путники пересекли границу, а где‑то около полуночи они заметили мерцающий в отдалении огонек. Шейх, который никогда раньше не был в этой стране, решил, что где‑то поблизости должна быть деревня. Он оставил своих людей и верблюдов и отправился на разведку.

Оказалось, что свет лился из дома, входная дверь которого была неплотно прикрыта. Шейх заключил, что это постоялый двор, почувствовав аромат жарившихся кофейных зерен, и смело вошел внутрь. Однако он ошибся. В освещенной комнате находилась не закрытая покрывалом женщина и мамлюк[196], ее муж.

Женщина вскрикнула, увидев мужчину, появившегося в дверном проеме, и попыталась спрятать свое лицо, однако муж мягко пожурил ее, сказав, что не следует так бояться, и, обратившись к вошедшему, спросил, что ему нужно. Шейх ответил, что он подумал было, что набрел на постоялый двор, однако видит, что ошибся, поэтому готов тут же уйти. Мамлюк настоял, однако, чтобы он остался, и предложил ему чашечку кофе. Шейху подали еще одну после того, как первая чашка была выпита. Он опустошил и ее. Однако, когда ему принесли третью чашку, шейх отказался, несмотря на уговоры хозяина. Мамлюк, видя, что все его увещевания тщетны, вытащил меч и пригрозил убить бедави, если тот откажется пить третью чашку. Однако шейх продолжал стоять на своем, заявив, что лучше умрет, чем выпьет третью чашку.

– Почему? – удивился суровый хозяин.

– А потому, что первая чашка для гостя, вторая для удовольствия, а третья для меча. Я конечно же воин… как, впрочем, и ты сам. Однако сейчас я безоружен и пришел сюда по другому делу, которое связано с миром, а не с войной.

– Ладно, – согласился мамлюк, пряча в ножны свое оружие, – по твоему ответу я вижу, что ты настоящий мужчина. Сначала я принял было тебя за хитрого вора, но теперь вижу, что ошибался. Поэтому приму тебя в своем доме как дорогого гостя с великой радостью.

Шейх принял его приглашение, а когда мамлюк услышал о цели его поездки в Египет, то предложил сотрудничать с ним, ведь сам он занимался тем, что продавал зерно. Еще несколько лет этот египтянин поставлял зерно шейху и его товарищам. Однако, когда в 1811 году по приказу Мухаммеда Али была начато гонение на мамлюков, случилось так, что единственным человеком, которому удалось спастись, оказался герой нашего рассказа. Говорят, что его укрыл в своем шатре его друг бедави, который защищал и оберегал его, пока в конце концов мамлюк не смог вернуться к себе на родину без всякого опасения.

 

Туристам, посещающим цитадель в Каире, обязательно показывают то место, откуда, согласно легенде, Эмин‑бею удалось бежать с поля сражения, ускакав на своем коне; однако многие каирцы утверждают, будто его вообще там не было, потому что незадолго до этого Эмин‑бей получил предупреждение о планах паши от одного человека, имевшего связи в царском гареме. Что же касается истины, то она известна одному Аллаху!

 

XIII

Несколько слов о магии

 

В занимательной работе А.М. Ланца «Иерусалимский ежегодник» за 1881 год на страницах 20–28 той части, что посвящена жизни евреев, под заголовком «Утраченные суеверия» упоминаются несколько исчезающих народных языческих верований, среди которых можно найти не только рецепты колдовских зелий, но и, например, описание поклонения демонам.

Исходя из своего личного опыта, смею утверждать, что следы подобных поверий до сих пор живы среди жителей Палестины. На основании сведений, которые мне посчастливилось почерпнуть из вышеупомянутого «Ежегодника», а также пользуясь результатами моих собственных изысканий, мною была собрана настоящая глава.

Из всех знахарских снадобий самое известное – мумие, или мумия. Это целебное средство можно купить у местных аптекарей по высокой цене: около пяти пиастров, или десяти пенсов, за драхму.[197]

Состоит оно не только из фрагментов человеческого тела, костей и т. п., забальзамированных сотни веков назад в Древнем Египте, но и из человеческих останков, обнаруженных среди песчаных холмов, расположенных на пути, по которому совершается традиционный хадж в Мекку и Медину. Говорят, что это средство особенно эффективно против злого глаза, неожиданного испуга и нервных припадков. Как правило, его используют следующим образом.

Небольшой кусочек мумии хорошо измельчают в ступке, иногда смешивая с сахаром или определенной приправой. Затем его помещают на ночь на крышу дома, так чтобы он пропитался росой, или смешивают с чашкой кофе и затем принимают внутрь десять ночей подряд. На пятую и девятую ночи пациента, прежде чем дать ему снадобье, омывают с ног до головы, и кто‑нибудь из близких проводит всю ночь у его кровати, чтобы проверить, подействовало ли лекарство, потому что считается, что эффект проявляется именно в эти две ночи.

Обычно пациент придерживается диеты, не употребляя в пищу ничего, кроме хлеба и молока. Однако я знавал одну девочку, которая, будучи девяти или десяти лет от роду, упала с мула, сильно повредила себе шею (или, как местные жители утверждают, «ангел ударил ее по лицу») и в течение шести недель сидела на диете, состоявшей из меда и мускатных орехов. В течение всего периода лечения пациент не должен чувствовать никаких резких и неприятных запахов, например запаха лука или рыбы. К нему не должны приближаться женщины, страдающие каким‑либо недугом, а также те, кто собирается произвести на свет младенца, чтобы ни они сами, ни пациент не пострадали. Во время лечения человека мумией его соседи, которые живут с ним в одном доме или в одном дворе и тоже верят в силу подобных целебных снадобий, покидают свои жилища, дабы инфекция или иной недуг не перешли на них. Другой способ, способный защитить их от злых сил, – это нарисовать руку на двери своего дома.

Индулько не менее замечательное, чем мумие, целебное средство и практикуется сефардами, которые верят, что оно способно уберечь от нервного расстройства, судорог, которые развились от неожиданного испуга, бесплодия, предрасположенности к невынашиванию беременности и т. д. и т. п. Все индулько делятся на две категории – «малые индулько» и «великие индулько» (возможно, первоначальное название звучало как «индульго»). Все они связаны с самым настоящим поклонением дьяволу, которое совершается ведьмой, или знахаркой. Незначительные детали церемонии могут несколько варьироваться, однако основные ее составляющие таковы.

Все члены семьи и все соседи, живущие в том же доме или в том же дворе, что и больной, на время покидают свои жилища, и пациент остается совершенно один, принимая визиты лишь от той женщины, которая будет совершать ритуал. Дом тщательно освобождают от всех книг, бумаг и т. п., в которых может упоминаться имя Бога или могут встретиться слова Священного Писания. Даже мезузу вынимают из ее футляра. Пациента предупреждают, что в ночь, когда должна состояться инвокация демонов, он должен воздержаться от чтения обращенных к Всевышнему молитв, цитирования Священного Писания, а также упоминания любых имен и атрибутов Вседержителя. «Знахарка» приносит с собой небольшое количество пшеницы, ячменя, воды, соли, меда, четыре – шесть яиц, немного молока, леденцы двух видов или сахар. В полночь она смешивает все эти ингредиенты, за исключением яиц, и разбрызгивает получившуюся смесь вокруг кровати пациента, на порог комнаты и в четырех ее углах. Свои действия колдунья сопровождает следующим заклинанием: «Мы просим вас, о наши повелители, проявить милость и сжалиться над душой вашего больного слуги (имя больного), сына вашей рабы (имя матери больного), и сделать так, чтобы его недуг покинул его, а если он обидел вас или причинил вам вред, простите ему его грех и верните его душу, его силу и то, что дано было при сотворении (т. е. доброе здоровье)».

Затем из всех углов тщательно собирают снадобье и смешивают с водой, а потом время от времени дают пациенту эту драгоценную смесь небольшими порциями. «Великий индулько» отличается от «малого индулько», помимо того, о чем говорилось выше, тем, что стоит дороже и проводится гораздо более длительное время – сорок или даже пятьдесят дней. Комнату пациента богато украшают, его самого одевают «в богатые белые одежды», зажигают вокруг множество свечей, а стол обильно усыпают не только тем съестным, о котором говорилось выше, но и всевозможными сладостями и лакомствами, а также цветами, благовониями и т. д.

 

Фрескура – еще одно снадобье, к которому женщины сефардов прибегают в том случае, если их ребенок заболел. Готовят эту панацею следующим образом.

У кабачков или огурцов (считается – по неизвестной мне причине, – что лучшие экземпляры для этой цели – это овощи, выращенные в местечке Айн‑Карим) вырезают сердцевину и вымачивают в растворе индиго или выкладывают на крыше и оставляют там на ночь, чтобы они пропитались росой. Накануне 9 августа, дня поминовения разрушения еврейских храмов (ни один другой день не подходит), овощи относят в синагогу, а когда служба достигает определенного момента, когда гасят свет, их фаршируют кедровыми орехами и желтой глиной, смоченной соком неспелого винограда. Фаршированные таким образом овощи затем оставляют в сухом солнечном месте на несколько недель, пока они хорошенько не пропекутся внутри. Если у ребенка случится жар, ему в рот кладут кусочек этого снадобья, который знахарка должна потереть о его нёбо, приговаривая: «Жар, уходи, прохлада (фрескура), приди; прохлада (фрескура), приди, жар, уходи».

Затем кусочками целебного растения протирают все тело и члены больного. Говорят, что это средство можно носить также в качестве амулета, который бережет от злого глаза и т. д.

 

Что касается злого глаза, то о нем столько раз писали другие, что я не вижу необходимости повторять что‑то здесь. Среди примечаний к данной главе благосклонный читатель найдет перевод текста традиционного еврейского оберега, или амулета, который обычно носят от злого глаза*.

 

XIV

Народный календарь

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ. Благоприятный день для полевых и садовых работ и строительства. Ребенок, родившийся в этот день, освящен Божьим благословением. В воскресенье не рекомендуется стричь ногти, но можно ставить банки (с целью лечения).

ПОНЕДЕЛЬНИК. Хороший день для того, чтобы отправиться в путешествие, а также позаботиться о хлебе насущном. Римские католики и протестанты сходятся во мнении, что в понедельник рождаются толстощекие, круглолицые дети. Иудеи постятся в этот день в память о том, что в этот день Моисей спустился с горы Синай и разбил первые таблички с Законом. В этот день лучше взять в долг, чтобы купить еду, но только не работать. Не следует также в понедельник навещать больных людей, потому что это лишь увеличит их страдания. Потратив в понедельник свои деньги, будешь ощущать их нехватку всю неделю. Незамужние девушки постятся в этот день в надежде в скором времени выйти замуж, а старухи – в надежде, что рядом с ними будет святой Михаил в день их смерти.

ВТОРНИК. Согласно тексту хадисов – истории жизни пророка Мухаммеда, во вторник нужно подрезать ногти. Благоприятный день для борьбы и кровопролития. День Марса.

СРЕДА. В целом неблагоприятный день. В каждой среде есть по крайней мере один несчастливый час. Этот день хорош для очищения. Ребенок, рожденный в среду, растет добродушным и веселым.

ЧЕТВЕРГ. Подходящий день, чтобы делать кровопускание и ставить банки. Ребенок, рожденный в четверг, имеет врожденную склонность к краже. В этот день иудеи постятся в память о том, что Моисей взошел на Синай, чтобы принести таблички с Законом. В четверг вдовы выходят замуж; девушки – в среду.

ПЯТНИЦА. Благоприятный день для помолвки и свадьбы. Хадис предписывает: «В пятницу намажьте себя драгоценными притираниями». Человек, заболевший в пятницу, непременно умрет. Если ребенок родится в пятницу, то либо сам умрет, либо умрут его мать или отец. Если в пятницу мать, стоя на пороге своего дома в тот момент, когда муэдзин призывает к молитве, ударит своего сына в глаз, то позволит таким образом джиннам овладеть им и свести ребенка с ума. Великая подземная река, что течет за Дамасскими воротами, останавливается в этот день, чтобы почтить его. Не набирайте в этот день воду из колодца, когда муэдзин зовет народ на молитву. Сделав это, вы позволите джиннам забрать ваш разум.

СУББОТА. В субботу похвально посещать (могилы) умерших. Однако посещать больного в этот день не рекомендуется: это может причинить ему вред. Рожденный в субботу ребенок обречен на бедность и вряд ли вырастет сильным и здоровым.

Первые четыре дня каждого месяца, а также четыре дня после десятого числа считаются «полными днями». Их следует выбрать для посева, ухода за растениями, а также начала нового дела.

Пять дней после четвертого числа каждого месяца и пять дней после пятнадцатого – «пустые дни», несчастливые.

 

Кислев – декабрь

 

В день святой Барбары (Варвары) (4 декабря) из мышиных нор бьет вода. Незамужние девушки сурьмят глаза. В каждом доме варят кукурузу. Для каждого члена семьи, родственника, друга подготавливают отдельную тарелку с кукурузной кашей, посыпанной сахаром и семенами граната, и оставляют на ночь, чтобы Map Саба[198], чей день следует непосредственно за днем святой Барбары, потоптался по ней и благословил домашних и их жилище.

Местные сказания о святой Барбаре весьма занимательны. Вот что в них говорится.

Отец Барбары был великим римским офицером, язычником, жившим в Куле, цитадели в Иерусалиме, где, по рассказам, до наших дней сохранилось его жилище. Его дочь приняла христианство. Отец и брат Барбары, услышав ее отказ изменить свое решение, пришли в такое негодование, что заперли ее на четыре дня в горячей печи. Но когда они затем открыли печь, то к своему великому удивлению увидели, что девушка жива и невредима. Тогда было решено сварить ее заживо. На огонь поставили огромный котел с водой, но, когда вода начала кипеть и язычники уже приготовились бросить в нее Барбару, оказалось, что котел полон пшеничной каши и в нем не осталось места для святой. Тогда отец с сыном схватили мечи и попытались порубить ими Барбару, но внезапно их самих поразила молния. День святой Барбары отмечают католики, греки и армяне.

 

Тевет – январь

 

Это немой месяц (сырой и печальный). В январе так холодно, что несушки откладывают окровавленные яйца. В день Нового года праздничный стол не убирают, оставляя на нем всю еду и пустую посуду, чтобы могущественные джинны положили на него мешки с золотом. Однако в другие дни года так не поступают. Иначе стол могут унести ангелы.

На Крещение тесто поднимается без закваски, а закваску, изготовленную из этого теста, нельзя одалживать никому ни под каким предлогом. На Крещение с небес льется благодать, а деревья, растущие по берегам реки Иордан, склоняются, чтобы почтить Спасителя. Того, кто в течение двенадцати дней, которые следуют за праздником Рождества Христова, будет есть чечевицу, непременно поразит чесотка.

 

Шват – февраль

 

Разрушительный, многоводный, грязный и в то же время пахнущий летом месяц. На февраль нельзя полагаться. В этот месяц родятся кошки. Солнечный свет в феврале вызывает сильную головную боль.

 

Адар – март

 

Март – отец землетрясений и ливней. Прибереги самые большие угли для дядюшки Адара. Он же одарит тебя как минимум семью сильными снегопадами, не считая мелких. И все же в марте промокший пастух может высушить свою одежду, не разводя костра. Говорят, что в марте солнечный свет способен выбелить одежду, вывешенную для сушки, до ослепительной белизны. Именно поэтому это самое благоприятное время для стирки, особенно хорошо женщинам стирать свои азары – белые покрывала, в которые они кутаются, отправляясь за границу.[199]

Солнечный свет в марте дарит телу красоту. Вот почему некоторые старухи любят повторять: «Февральское солнце для моей невестки (потому что оно приносит головную боль), мартовское солнце – для моей дочки (потому что оно делает ее прекрасной), а апрельское солнце – для моей старости (потому что оно дарит свежесть и силы)». На День сорока мучеников существует обычай зажигать сорок лампад в память о сорока великомучениках, «которые были христианами в дни Нерона. Мучеников выставили обнаженными в снежную мартовскую ночь, устроив у них на глазах шумное веселье, проходившее за стенами дворца, чтобы заставить их отречься от христианской веры. Несчастным было сказано, что если кто‑нибудь из них пожелает отречься от Христа, то сможет свободно войти и присоединиться к пирующим. В полночь один из них так и сделал, однако его место тут же занял один из римских стражников, доказав таким образом свою верность Спасителю. На следующее утро все сорок человек были найдены мертвыми – они замерзли». Первые три дня месяца адар называют «аль‑Мустакридат», что значит «одолженные». История этого названия такова.

 

Как‑то раз Шват (который мыслится как одушевленное существо) услышал, как одна пожилая бедуинка, пасшая свои стада в одной из долин, спускавшихся вниз к берегам Мертвого моря, посмеивалась над ним за то, что он не смог послать дождь. Шват сказал Адару, разозлившись на то, что он стал объектом шуток: «Ах, брат мой Адар, у меня осталось всего три дня, а этого недостаточно, чтобы отомстить этой старухе, что высмеивала меня. Прошу тебя, одолжи мне три своих дня». Адар с готовностью исполнил просьбу своего брата. Целых шесть дней лили проливные дожди, и стремительные потоки, сошедшие с гор, смыли в море старую женщину и ее стада.

 

От марта зависит, каким будет весь год. Мусульмане говорят: «Мартовское мясо и лябан не должны есть неверные». Это значит, что мясо и кефир в марте настолько вкусные, что христианам не стоит их пробовать. Так мусульмане посмеиваются над христианами, у которых в это время Великий пост.

 

Нисан – апрель

 

Нисан – жизнь человечества: в это время все возрождается и набирается сил. Во время апрельских ливней живущие на дне моря устрицы поднимаются на поверхность и раскрывают свои раковины. Если в такую раскрытую раковину попадает дождинка, створки тут же захлопываются и животное опускается обратно на дно. Через некоторое время дождевая капля превращается в жемчужину.

В апреле люди обычно устраивают загородные прогулки, во время которых пьют много молока.

 

Ияр – май

 

В мае созревают абрикосы и огурцы. Змеи и куропатки становятся белыми. (Я предполагаю, что это означает, что змеи сбрасывают свою кожу, а куропатки линяют.)

 

Сиван и таммуз – июнь и июль

 

Кипяти воду в глиняном кувшине, т. е. это очень жаркие месяцы.

 

Ав – авеуст

 

Страшный месяц. Тем не менее сорви гроздь винограда и ничего не бойся, т. е. в это время созревает виноград и его можно есть без вреда для себя. Остерегайся держать в руках нож на 29 августа – в день, когда был обезглавлен святой Иоанн Креститель.

 

Элул – сентябрь

 

Существует обычай в канун Воздвижения (праздника Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня 14 сентября) класть на ночь на крыше дома семь горстей соли, символизирующих семь следующих за сентябрем месяцев. Внимательно изучив на следующее утро все горсти и установив, какая из них больше всех пропиталась утренней влагой, можно узнать, в каком месяце будут самые обильные дожди.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 153; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!