Походный атаман всех казачьих войск 7 страница



О своих переживаниях в тот период Дутов позднее, 17 июля 1920 г., уже находясь в Китае, писал генералу Бакичу: «…я отвечу на Ваш вопрос, почему я не остался при отряде. Вы отлично сознавали, что оставить отряд за собою и подчиниться Анненкову я не мог. То есть лично я бы это сделал, раз это было нужно, но войсковой Атаман Оренбургского войска, а тем паче походный Атаман казачьих войск сделать этого не мог, – иначе подчинение было бы признанием атаманства Анненкова, что даже тогда было невозможно. Оставалось одно решение: передать Вам и уйти самому. Жить при отряде, напр[имер] в Бахтах, было, очевидно, невозможным. Я бы Вам мешал и стеснял, даже невольно, да и Анненков жил рядом, что не сулило удовольствия. Уезжая в Лепсинск, как [в] центр края, я ехал с подавленным настроением и ехал в ссылку… Дальнейшая жизнь и работа в Лепсинске несколько сгладила горечь моего пребывания вдали от отряда. За последний я был спокоен: во-первых, люди были спаяны лишениями уже два года; во-вторых, почти все одного места; и в-третьих, я Вам отдавал отряд, знал, что делал, т. е. был уверен в порядке и сохранении отряда.

Я знал, что Вы ради дела сумеете быть и политиком и поступитесь личными своими симпатиями и привычками. Я был прав. Будучи спокоен за отряд, я начал борьбу с Анненковым тихо и планомерно, всегда защищая интересы граждан… Казаки-семиреки ненавидели Анненкова и охотно подчинялись мне»2196.

Дутов намеревался своими действиями изолировать Анненкова. Север и юг Семиречья контролировали ставленник Дутова генерал Бакич и семиреченский атаман Генштаба генерал-майор Н.П. Щербаков, центр – сам Дутов. По его мнению, у Анненкова оставался лишь район Учарала, к тому же он должен был считаться с мнениями сразу трех генералов. Кроме того, Дутов наладил связь с Кашгаром и Урумчи, выслав туда миссии. Из Иркештама от однокашника Дутова по академии генерала Муханова поступили сведения о его отряде.

По словам Дутова, «жизнь моя в Лепсинске была не из важных, хотя бы начать с довольствия»2197. Атаман вспоминал, что его конвой получал горячую пищу лишь дважды в неделю, для поддержания больных приходилось охотиться на голубей, лошади ни разу не получали овса, паслись на снегу, причем их пало до 25 %. Дутов даже ездил в Копал и добился получения продовольствия из Южного Семиречья. Лошади обоза были настолько слабы, что не могли дойти 15 верст до Лепсинска и подняться в горы. Врачей и медикаментов у Дутова не было, при том, что болели почти все чины. Доходило до того, что в качестве ординарцев при Дутове служили старики семиреки, а в качестве караула – милиция.

В период пребывания Дутова в Лепсинске по инициативе Анненкова было проведено два совещания трех атаманов, как писал Дутов, только он был настоящим, а двое остальных – самозванцами2198. На первом совещании в Осиповке, которое закончилось, по мнению Дутова, впустую, был заслушан доклад генерала Н.П. Щербакова. Второе совещание собрал уже сам Дутов с целью выработки плана весенней кампании 1920 г. После своей поездки в Копал он пришел к выводу, что положение в Семиречье может спасти только Южная группа Щербакова. План Дутова был следующим: «Надо было брать Гавриловку и Джаркент, и тогда все Семиречье было бы наше. Народ волновался там, басмачи делали свое дело; мусульмане звали нас… Со стороны Семипалатинска нам серьезно угрожать не могли. Войдя в Семиречье и овладев Верным, мы входили в связь с Ферганою, Бухарою и Хивою и Закаспием – все это изжило большевизм. Нужен был лишь толчок, а там по всей границе – английские войска», – писал Дутов2199. Таков был его план, однако реализован он не был. По мнению Дутова, виноват в этом был Анненков, который «затеял обход красных через Чулак – Сельке, Сайримнор и Лао-ца-гоу на Харгос, и, конечно, начал тормозить, и все полетело. В результате получилась ерунда, и мы – в Китае»2200.

Иначе считал Анненков, отметивший уже 31 (18) марта в своем приказе: «Ввиду начавшихся волнений среди населения, в районе, занимаемом Армией, я телеграфно просил Атамана Дутова в случае, если связь между нами будет порвана, принять на себя командование всеми частями, которые будут находиться в его районе. Но Дутов, по привычке и по обычным приемам, не предупредив никого, забрав лишь небольшой личный конвой и все ценности, бежал на Китайскую границу. Лепсинск остался без начальства, и в нем начались волнения. Это послужило сигналом к восстанию в других деревнях и привело к тому, что частям пришлось, будучи окруженными со всех сторон, отходить к Китайской границе… [Дутов] еще раз доказал, что в трудную минуту остается верным самому себе, и, спасая свою шкуру, не подумает о своих подчиненных и бросит их, как бросал неоднократно в Оренбурге, Верхнеуральске и т. п… Состоящего в списках Лейб-Атаманского полка Генерала Дутова исключить, как опозорившего себя своим постыдным бегством и недостойного носить славное имя партизана»2201. Кто бы ни был виноват в произошедшем, эпопея белого Семиречья подошла к концу. Отмечу лишь, что еще 27 (14) марта на китайскую территорию перешел отряд атамана Дутова под командованием генерал-майора А.С. Бакича, после чего продолжение борьбы в Семиречье являлось бессмысленной жертвой. Кроме того, на сторону красных 27 марта перешел начальник снабжения Отдельной Семиреченской армии полковник А.А. Асанов, издавший приказ о сдаче всей армии красным, под воздействием которого многие части действительно сдались. Таким образом, поступок ушедшего в Китай Дутова никак нельзя считать позорным. Выдвинутые Анненковым обвинения оставлю на его совести.

 

Исход

 

В ночь на 29 (16) марта 1920 г. Дутов, узнав о прекращении связи во все стороны, был вынужден покинуть Лепсинск вместе с отрядом, причем половина его казаков передвигалась пешком – лошади конвоя паслись в горах и нужно было их собрать. В Тополевке он разогнал митинг, пройдя Покотиловку и сделав в ней дневку, отряд вступил в горы. Переход шел без преследования со стороны красных, которые даже не знали в дальнейшем точного пункта перехода Дутовым китайской границы2202.

2 апреля (20 марта) атаман с конвойной сотней (командир – войсковой старшина А.З. Ткачев) и отрядом особого назначения через ледниковый перевал Кара-Сарык на горном хребте Джунгарский Алатау (высота около 5800 м) перешел в Китай, в районе города Джимпань Синьцзянской провинции, в долине реки Бортала. Сам атаман перед китайской границей был спущен на канате с отвесной скалы почти без сознания. Переход осложнялся присутствием в отряде женщин и детей. Сопровождавшие Дутова войска при переходе границы были разоружены и интернированы. По воспоминаниям самого Дутова, двинулись «в Сарканскую щель, шли всю ночь по колено в снегу, без дороги, при 15° мороза. Дорога была сплошной ужас, то по реке, то по скалам, то по долине, сплошь занесенной снегом. Когда вошли в щель, начались муки. Дорога шла по карнизу и леднику. Ни кустика, нечем развести огня, ни корма, ни воды. Так шли три дня и пришли к перевалу Кара-Сарык (14 900 футов). Дорога на гору шла по карнизу из льда и снега. Срывались люди и лошади. Я потерял почти последние вещи. Вьюки разбирали, и несли в руках. Перевал брали полуторо2203 суток. Когда я забрался на вершину, начался буран, и многие поморозились. Я случайно избег этого, хотя я был в одной шинели.

Редкий воздух и тяжелый подъем расшевелили контузии мои, и я потерял сознание. Два киргиза на веревках спустили мое тело на 1 версту вниз и там уже посадили на лошадь верхом, и после этого мы спускались еще 50 верст. Вспомнить только пережитое – один кошмар! И наконец, в 70 верстах от границы мы встретили первый китайский2204 пост. Вышли мы 50 % пешком, без вещей, вынесли только икону, пулеметы и оружие. Друг друга не узнавали, до того все почернели и похудели, остались одни глаза. Дальнейшие мытарства уже были легче»2205.

Один из офицеров – участников похода, выступавший в печати под псевдонимом Синзянский и опубликовавший серию очерков об отступлении армии Дутова, посвятил этому переходу небольшое стихотворение:

 

Барталинское ущелье2206

 

(Март 1920 г.)

На западе дальнем Китая

Есть горный поток Бартала

Из снежной вершины Тянь-Шаня

Начало та речка взяла.

 

Сурово ущелье потока,

Снег, камень, теснины кругом,

Года за горами без срока,

Как день убегает за днем.

 

Несет свои снежные воды

По камням, ущельям стремясь,

Ищет простора, свободы,

В бешеном беге дымясь.

 

Безмолвны вершины Тянь-Шаня,

Над белой чалмою всегда,

Как стражи границы Китая,

Закованы броней из льда.

 

Вот, что-то вдали зачернело,

Спускаясь ущельем с горы,

По снежному полю налево

Вниз горной реки Барталы,

 

Все ниже и ниже спускаясь…

Видны уж фигуры людей,

Устало рядами равняясь

Ведут под уздцы лошадей.

 

Суровы, позноблены лица,

С тоской в наболевшей груди

Покинув родные станицы,

Повзводно идут казаки.

 

Перевал Кара-Сарык бывает открыт для перехода лишь в июне месяце, тем не менее отряд Дутова сумел преодолеть его сравнительно благополучно за четверо суток и был интернирован в долине реки Бортала в 5 верстах от Джимпаня. По всей видимости, дутовцы провели в лагере около месяца. Здесь Дутов издал приказ, разрешавший всем желающим вернуться в Россию. Была объявлена двухдневная запись, причем набралось 240 человек, которые 5 мая уехали домой (у И.И. Серебренникова ошибочно – 6 мая). Проводы сопровождались молебном перед Табынской иконой. Дутов уезжавшим посоветовал не предавать тех, кто остался в Китае2207.

Не вполне ясна нестыковка в хронике событий. С одной стороны, известно, что проводы возвращавшихся проходили на реке Бортала 5 мая, но, с другой, уже 2 мая атаман и верные ему казаки остановились на жительство в городе Суйдин Илийского округа Синьцзянской провинции, в 40 верстах от Кульджи (центра Илийского округа), как было указано китайскими властями. Ответить на этот вопрос пока сложно. «Так мы добрались до Джампаня, а потом и до Суйдуна. Просьба уйти в Чугучак была не уважена, да мы бы и не дошли – не было сил. К тому же китайцы врали, что Ваш (Бакича. – А. Г. ) отряд весь разбежался… Результат – пришли в Суйдун пешком, кое-как дотащили половину лошадей. Я, имея всего-навсего 140 000 рублей сибирских денег, конечно, не могу себе позволить никаких, даже элементарных, удобств, не имея ни одного колеса, ни денег, ни вещей, – поддерживать свой атаманский престиж трудно», – писал Дутов Бакичу2208.

По донесению советской агентуры, после перехода границы «настроение большинства белых здесь (в Синьцзяне. – А. Г. ) во всяком случае не воинственное. Если бы они знали истинное положение в Советской России, то безусловно многие не замедлили бы выехать туда. Большинство их не едут, опасаясь мобилизации. Они так утомлены войной, так разбиты нравственно сознанием бесцельности тех мучений, которые они приняли сами и причинили другим, что их пугает перспектива снова взяться за оружие с какими бы ни было целями. Им нужен отдых и только отдых…»2209.

В Суйдине дутовцам было предложено разместиться в казармах русского консульства, рядом с которыми имелся небольшой участок земли. Однако часть казарм была занята китайскими солдатами, остающиеся же помещения были недостаточны для отряда, в связи с чем Дутов оставил в казармах лишь часть офицеров и казаков, а остальные были размещены в землянках. Сам атаман снял себе две комнаты в городе2210. Сохранилось описание квартиры Дутова, на которой он был впоследствии убит: «Это была небольшая, в две маленьких комнаты, разделенных сенями, глинобитная сартовская сакля, но с деревянными полами и с самой примитивной туземной обстановкой. Одна комната была спальней и столовой атамана, а во второй помещалась его канцелярия, и там же спал Н.В. Дутов2211. В весьма небольшом дворе находилась еще однокомнатная сакля, в которой помещались два фельдъегеря атамана и его вестовые. Рядом стоял навес, под которым находились две лошади Александра Ильича»2212.

Имеется еще одно свидетельство об исходе Дутова в Китай. Его автор, войсковой старшина Оренбургского казачьего войска Савич, прошел вместе с атаманом весь путь от Атбасара и Кокчетава до Суйдина. Он вспоминал:

«По степям, по пескам, бездорожьем, глубокой осенью, под натиском красных полчищ, отходили уцелевшие остатки войск атамана Дутова. Казаки на конях, а раненые, больные и семьи – в телегах и повозках. В особой каретке, о двух конях, шествовала Святыня Оренбургского Войска – большая Табынская икона Пресв[ятой] Богородицы. Пути-дороги и переживания отходивших за иные границы известны по трудам летописцев, но об оренбуржцах было мало сведений, а поход их назывался голодным и тяжким. Кочевники угнали в глубь степей свои стада. Питаться приходилось большей частью затирухой из муки, и немало осталось могильных бугорков без крестов, для которых не было дерева.

Миновали городки: Иргиз, Тургай, Атбасар, Кокчетав, Акмолы, Каркаралы2213, Сергиополь и подошли к Лепсинску, в котором пришлось оставить весь обоз и часть коней, и, неся на руках икону, а раненых и больных на носилках, начали подниматься по снежным крутизнам Алатау к перевалу Кара-Сарык. Были случаи, когда кони срывались с тропинок в глубины снегов, откуда их нельзя было вытащить. Добравшись до высшей точки, где почти постоянно бывают снежные бураны, мы начали спуск с гор, и вскоре обрадовала нас зелень травы и кустов, и чем ниже, тем больше чувствовалась весна. И стали мы лагерем на берегу горной речки Барталы, и была Страстная Седмица, и приказал атаман построить из зелени кущу для иконы, пред которой и пели мы Пасху, а вокруг стояли конные степняки, понимали, видно, что мы благодарим Бога, и потчевали нас вынимаемыми из-за пазух горячими лепешками.

Прибежали вооруженные китайские солдаты, впереди которых верхом на низенькой лошадке трусил офицер в погонах, при сабельке, но сошел с коняшки, снял котелок, поклонился всем, поздравил с прибытием и предложил сдать оружие и следовать в недалекий городок. На голове этого офицера вместо военного убора был штатский котелок.

Прочитав нам большой папирус с приветствием от своего правительства, скомандовал своим солдатам, которые были одеты в штаны и куртки, а на плечах их были кофты с[о] многими иероглифами, на головах их тюбетейки, из-под которых на спины свисали заплетенные косы, а ружья у них были самые разнокалиберные и… солдаты побежали вслед за своим офицером.

Тронулись и мы в недалекую дорогу и прибыли в городок Суидун (так в документе. – А. Г. ) и расположились в мазанках, где раньше стояла русская охрана нашего консульства. Атаману отвели особую квартирку, и при нем было несколько вооруженных казаков-стариков. Наступил полнейший отдых и покой, и прекрасное питание, и весна, и уверенность, что нас здесь никто не достанет – за границей, за снежными крутизнами, да кроме этого, близ нас была казарма китайских солдат, у которых шла усиленная муштровка, больше, правда, с шагистикой и построением каре, когда передняя линия солдат для отражения противника стреляла лежа на земле, вторая с колена, а третья стоя, потом солдаты уходили в казармы и был покой, и часовой ставил свое ружье у стены, а сам играл с мальчишками в бабки или в чехарду. Но все-таки нельзя было не думать и не вести беседы о нашем дальнейшем. Большинство из нас горело желанием как можно скорее добраться к мудрейшему генералу Дитерихсу в Приморье.

Слышно было и о Врангеле, и потянуло меня именно к нему. Сотник атамана Анненкова ИД. Козлов одобрил мой план и готов быть со мною, а я порадовался такому спутнику, который знал местные языки. Доложил я о своих планах атаману Дутову, который мысль мою одобрил и направил мою просьбу в наше консульство, где сейчас же снабдили нас удостоверениями личности, посоветовали взять с собой в дорогу запас медикаментов, которые нужны будут и нам самим и [тем,] кто будет нуждаться в лечении. Выдали нам по десятку долларов и сказали, чтобы послезавтра мы были бы на окраине города, откуда уходит груженый верблюжий караван, следующий в город Кучар. Явились мы с сотником к атаману Дутову, передавшему нам словесные поручения к генералу Врангелю, прибавив в нашу казну еще по десятке долларов и пожелав нам счастливого пути. Испросили мы благословения у Пресвятой Девы, распрощались с друзьями, уложили свои нехитрые пожитки в небольшие мешочки и в указанное время явились к старшему каравана, который уже был предуведомлен консульством и встретил нас как родных…»2214

Секретарь российского консульства в Кульдже А.П. Загорский (Воробчук) вспоминал, что «в марте же месяце двадцатого года Российское Консульство в Кульдже было, по распоряжению пекинского правительства, закрыто и интернированные в Китай остатки Белых армий оказались без всякой государственной защиты. К нашему счастью, Синцзянским генерал-губернатором, в состав провинции которого входили долина р. Боротолы, район г. Кульджи (Илийский край) и г. Чугучак (Тарбагатай), был друг белых русских и враг большевиков, семидесятилетний генерал Ян. Он отнесся к интернированным русским весьма сердечно и приказал местным властям выдавать им по два паунда (фунта. – А. Г. ) муки на человека в день и по столько же каменного угля для варки пищи. В мае месяце он разрешил отряду атамана Дутова перейти на стоянку в г. Суйдун, расположенный на главном пути из России в Кульджу, в сорока пяти верстах от русской границы, где имелись наши казармы для консульского конвоя человек на двести. Вследствие же того, что в отряде было до тысячи человек, то (так в документе. – А. Г. ) большая часть отряда разместилась в суйдунских казармах и [в] вырытых казаками во дворе казарм землянках, а Первый Оренбургский имени Атамана Дутова полк расположился верстах в 25 от Суйдуна, в селении Душегур. На новых стоянках чины отряда получали от китайских властей вышеуказанный паек муки и угля, и только. Питались люди весьма скудно, но и для этого им пришлось продавать своих лошадей, седла и др[угое] скромное имущество. Атаман продавал собственные вещи и выручку отдавал на содержание казаков. В конце мая Александр Ильич приехал в Кульджу (50 верст от Суйдуна) и остановился у заведовавшего консульскими зданиями б[ывшего] драгомана2215 консульства г. [Г.Ф.] Стефановича. Я в это время жил уже на частной квартире, вне консульства, и, узнав о приезде атамана, пошел в консульство. Александр Ильич гулял по аллеям консульского сада. Увидев меня, он пошел ко мне навстречу и еще на расстоянии шагов пятидесяти сказал: «Помните, я говорил Вам в Омске, что мы встретимся в Кульдже»…Его слова в поезде, в Омске, я тогда принял за шутку, но они оказались пророческими»2216. Как видно, Дутов обладал отличной памятью.

В Суйдине Дутов организовал свой штаб и разместил три сотни казаков в специально вырытых землянках. Кроме того, Дутов сформировал артиллерийские и инженерные части, а также обоз2217. Атаман сделал официальные визиты китайской администрации в Курэ, Суйдине и Кульдже. Своим уполномоченным при российском консульстве в Кульдже – главном городе региона – Дутов назначил игумена Иону.

Китайские власти взяли отряд под покровительство, пообещав ежемесячно выдавать по одному пуду пшеничной муки на человека и снабжать отряд углем. Однако своего обещания о снабжении отряда продуктами питания и фуражом китайцы не выполнили. Казаки были вынуждены для пропитания продавать за бесценок обмундирование и имущество, устраиваться на тяжелые работы. Разумеется, русским невозможно было по дешевизне и неприхотливости конкурировать с китайской рабочей силой, но положение было столь тяжелым, что офицеры и казаки нанимались полоть рис по пояс в воде, получая за это лишь два цента в день. Из-за отсутствия фуража вскоре погибли отрядные лошади2218.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!