ЖЕРТВА ПОЛИТИЧЕСКОГО МАСКАРАДА

 

Начальник Управления нелегальной разведки генерал Юрий Дроздов закончил доклад. Председатель КГБ Чебриков тревожно посмотрел в лицо генералу.

– Кто об этом знает?

– Кроме вас и Крючкова, никто...

Крючков в ту пору был шефом Дроздова, начальником Первого главного управления КГБ.

Что же так взволновало председателя Комитета?

Дроздов доложил о результатах учений на одном из ядерных объектов страны.

«Террористы», роль которых исполнили бойцы разведывательно‑диверсионного подразделения «Вымпел», прошли все защитные пояса атомной электростанции и «захватили» цех, где находился реактор.

Ничего подобного наша история еще не знала.

Несмотря на испуг, шефу КГБ пришлось довести до ушей высшего руководства страны печальные итоги учений.

Некоторые наши государственные деятели, прочитав доклад КГБ, даже побоялись расписываться на нем, кое‑кто лишь поставил ранговую птичку. Не побоялся признать недостатки в охране ядерных объектов только один человек – предсовмина Николай Рыжков. Он дал конкретные указания руководителям министерств.

Заканчивались 80‑е... «Взорвались» Армения и Азербайджан. Детонатором послужил Нагорный Карабах. Движение за «национальное самоопределение» переросло в требование независимости и воссоединения с Арменией. Вспышки демонстраций и митингов вылились в кровавые столкновения.

В феврале 1988 года мир содрогнулся, услышав впервые название мало кому известного азербайджанского города – Сумгаит. Зверские убийства, насилия, расправы захлестнули городские кварталы. Улицы потонули в дыму пожарищ и костров.

Правоохранительные органы республики оказались бессильны противостоять «цунами» национализма.

Кровь и смерть армян Сумгаита вывели на улицы Еревана, Ленинакана, Кировакана и других городов тысячи возмущенных и требующих отмщения людей. Начались грабежи и убийства азербайджанцев. В Ереван были срочно переброшены войска. В Степанакерт и Баку вошли части 104‑й воздушно‑десантной дивизии. Усилиями военных были прекращены массовые грабежи, убийства, провокации. Заработали предприятия, дети смогли посещать школы, продолжились занятия в вузах.

Однако осень 1988 года не принесла облегчения. Ситуация накалялась.

Обстановка в Азербайджане приближалась к критической отметке – в Баку, Кировобаде (ныне Гянджа), в Физули боевики громили органы управления и МВД.

7 декабря 1988 года землетрясение в Армении. В зоне разрушений 20 крупных населенных пунктов. Без крова, воды и пищи остались полмиллиона людей. Число жертв потрясало – более 25 тысяч человек.

Весной «вспыхнул» Тбилиси. Традиционно мирная республика была превращена в «суверенную, свободную», где «суверенен» всяк имеющий автомат. Агрессия национализма нанесла удар по институтам государственной власти, была направлена против органов правопорядка и армии. Ситуация выходила из‑под контроля.

19 января Национальный фронт Азербайджана ввел в Баку чрезвычайное положение. Въезды и выезды в город были блокированы, аэропорт и морской порты закрыты. Прекратило вещание радио и телевидение. Остановились заводы и предприятия. Баку оказался отрезанным от страны. Войсковые части и учреждения бакинского гарнизона попали, по существу, в заложники.

Кто способен действовать в подобной ситуации? Только армия и, в первую очередь, ее лучшие, мобильные силы – десантные войска.

В ночь с 19 на 20 января одновременным внезапным броском с трех направлений начался ввод войск в Баку.

Страна вползала в хаос межнациональной вражды, приближался август 1991 года.

Вскоре в эпицентре московских событий окажется Белый дом. Элитные спецподразделения «Альфы» и «Вымпела» оказались дальновиднее политиков. Однако эта дальновидность обрекла их самих на трудную борьбу за выживание.

После событий 1991 года в водовороте бесконечных пертурбаций «Вымпел» оказался никому не нужен. Его вроде бы не сокращали, но и необходимости его существования никто не подтверждал. Командир подразделения Борис Петрович Бесков чувствовал этот вакуум. Как мог, боролся, доказывал необходимость «Вымпела».

Вот как он вспоминает о тех непростых днях. «Мне тогда много приходилось ходить по высоким кабинетам. Помню, назначили начальником Первого управления Фесенко. Пришел я к нему, говорю: „Вы сейчас создаете управление, разведку, возьмите к себе „Вымпел“. «Ну, Борис Петрович, – отвечает он мне, – сейчас политика другая. В этих политических условиях мы не можем вас к себе взять“.

Для них политика, как девичий сарафан, утром вы надеваете один, вечером – другой. Подразделение должно оставаться независимо от маскарада».

Прекрасные слова сказал Борис Петрович, очень точные и емкие: подразделение «Вымпел» должно оставаться всегда, независимо от политического маскарада.

Увы, случилось так, что в те дни, судорожно пытаясь сохранить свои руководящие кресла, многие шарахались от группы, как черт от ладана. Еще бы, разведывательно‑диверсионное подразделение, да еще предназначенное для работы за рубежом. Это какая же компрометация для демократической власти. Оглянулись бы на вожделенную Америку, там никто и в мыслях не держал закрывать или перепрофилировать небезызвестную «Дельту». Всякое правительство, приходящее к власти, делало только одно – укрепляло спецподразделение.

У нас же в страхе пытались откреститься от «Вымпела». Правда, тогда, в девяносто первом, руки еще не дошли, чтоб «задушить» подразделение. Решили изменить его профиль. Оказалось, за рубежом у нас не было своих интересов, и потому сделали вторую в стране группу антитеррора, только с целью противодействия ядерному терроризму.

Что ж, дело нужное. В среде вымпеловцев решили сделать все по уму – и свое главное дело не забывать, кардинально не ломать программы и освоить новые задачи.

Однако появились новые трудности.

Рассказывает Борис Петрович Бесков:

«Мы писали очень много разных записок, как нас можно использовать. Было сложно, ведь министром пришел Баранников, который совершенно не знал нашей специфики. Поручил заниматься нами Фролову. Это бывший партийный работник из Свердловска, потом он работал в МВД. Оттуда его Баранников и взял в Комитет.

Вот я сам и попросился к нему. Звоню: могу ли я прийти на прием? Можете. Я приехал с документами, объясняющими, что это за подразделение, каковы его возможности, задачи использования.

Вошел в кабинет, и Фролов мне сразу задает вопрос: «Ну, что у вас там, полк, что ли?»

Ну что тут скажешь? Предложил почитать справку, сказал, что готов ответить на любой вопрос. Почитал он, и в результате – ни‑че‑го!»

А потом началось совсем непонятное. Офицеров элитного, уникального спецподразделения стали по приказу Баранникова использовать для охраны только что построенных домов в Раменках.

Теперь, признаться, слушаешь об этом с удивлением. Но все это было. И звонки начальника собственной безопасности, который безапелляционно приказывал посылать офицеров в подъезды домов. Оказалось, в Раменках Антипов проводит демонстрацию многодетных семей, и вот‑де мамы с детьми могут захватить квартиры.

Тогда Бесков задал резонный вопрос: что должен делать офицер «Вымпела», если эти женщины, подхватив на руки детишек, действительно ворвутся в дома? Напористый баранниковский чиновник ответить не смог.

Это ускорило уход Бескова с поста начальника подразделения, но не решило проблем «Вымпел».

Новый командир подразделения Герасимов сделал немало для сплочения коллектива, сохранения группы в боеспособном состоянии.

Опомнились и политики. Осознали, в какой стране живут, правят. В стране с огромным количеством ядерных стратегических объектов: атомных станций, заводов по производству ядерных боеприпасов, подводных и надводных атомных кораблей, атомного ледокольного флота.

Политическая нестабильность усилила волну терроризма. Возникла реальная опасность проникновения бандитов на стратегические объекты. Надо ли объяснять, случись подобное – не только страна, мир мог стать на край катастрофы.

Тогда‑то и вспомнили о «Вымпеле». Перед ним поставили новые задачи: борьба с ядерным терроризмом.

Однако командир подразделения, бывший спецназовец, генерал Дмитрий Герасимов рассматривал эту задачу значительно шире. Проанализировав деятельность нашей группы «А», американских «Дельты», «Команды‑6», английской САС, он понял: как бы хорошо ни были подготовлены к эффективным действиям контртеррористические подразделения, они лишь реагируют на ситуацию.

Понятие антитеррора куда более сложное и емкое, чем контртеррор. Ибо первое, что необходимо сделать, – заблаговременно усилить защиту, меры безопасности на объектах, научить охрану распознавать врага и принимать необходимые действия к отражению нападения.

В этом и есть суть антитеррора.

Но как это сделать? Легко сказать – повысить защиту, меры безопасности... У охраны со времен функционирования ядерных объектов ничего подобного не происходило, и они, право же, с трудом представляли, как могут действовать террористы. Нет, это не значит, что наши ядерные объекты не были защищены. Были. К тому же несколькими уровнями защиты, включая самые сложные – электронные. Однако реального противника у этих уровней защиты, к счастью, за десятилетия так и не появилось. Но счастье могло в любой момент обратиться бедой. Вот чтобы этого не случилось, в роли противников и решили выступить вымпеловцы.

Подобные примеры уже были в мире. После того как иранские мусульманские террористы с помощью наемного самоубийцы совершили в Бейруте взрыв казармы морских пехотинцев США, президент Рейган подписал директиву Совета национальной безопасности, известную под номером 138. В ней излагались основы нового курса борьбы американцев с терроризмом.

Вскоре после принятия этой директивы заместитель начальника главного штаба ВМС США вице‑адмирал Джейнс Лайонс подал записку на имя своего шефа.

В ней адмирал написал: «Я создал „Красную команду“... Она займется планированием террористических нападений на корабли и береговые объекты ВМС США во всем мире. Она имеет задачу выявления уязвимых мест объектов атаки и планирования нападений в соответствии с известными возможностями и этническими характеристиками террористических группировок...

Наряду с подготовкой, сценарий нападений «Красной команды» будет также вырабатывать рекомендации относительно мер безопасности, которые следует предпринять, чтобы воспрепятствовать или настолько усложнить террористам проведение террористических акций, что они будут вынуждены от них отказаться».

Для Америки такие меры вполне объяснимы. Их волновала не внутренняя обстановка в стране, она вполне стабильна, а гигантский военный организм США, разбросанный по всему земному шару.

У СССР, а позже у России, были свои заботы, поэтому «Вымпел», в сущности, имел те же задачи, что и «Красная команда», только помноженные на проблемы ядерной безопасности.

Ведь, если, к примеру, говорить об атомном ледокольном флоте, то мы единственные в мире, кто является держателем такого флота.

Конечно, все, чем был обеспечен руководитель «Красной команды» командир (соответствует сухопутному званию подполковник) Ричард Марчинко, могло показаться фантастикой для бойцов «Вымпела». Американские «тюлени» имели даже свой самолет. Их лайнер находился неподалеку от международного аэропорта Даллес в Вашингтоне, в ангаре частной компании «Батлер Авиэйшн», и они в любую минуту могли вылететь, не привлекая к себе внимания.

Вымпеловцы сталкивались с совершенно иными проблемами. Когда они приехали в Мурманск на учения «Блокада» и замерили воду, в которой им предстояло работать, оказалось, что радиационный фон повышен в два раза. А это означало необходимость полной обработки, так называемой дегазации, то есть гидрокостюмы, которые, естественно, были в единственном экземпляре на каждого, предстояло резать и сжигать.

Большей катастрофы для боевого пловца «Вымпела» придумать невозможно. Тем более, что гидрокостюмы были фирменные, «натовские», правда, одноразовые, а для нас – пожизненные.

Однако, несмотря на все сложности бытия, сотрудники генерала Герасимова штурмовали ядерные объекты весьма профессионально.

Они проникли в сердце нашей атомной науки – ядерную столицу «Арзамас‑16», осуществили «захват» Белоярской, Калининской, Курской АЭС, провели «террористическое» нападение на флагман атомного ледокольного флота страны – атомоход «Сибирь».

Кроме ядерных объектов, бойцы «Вымпела» «проверяли» охрану Рижского предпортового завода, Новополоцкого комбината, работали по предприятиям Кавказа.

Среди сотрудников органов госбезопасности стран СНГ о тех рейдах до сих пор ходят легенды. Случается, вымпеловцы с удовольствием слушают о себе эти легенды.

Как известно, американская «Красная команда» Ричарда Марчинко закончила свой путь весьма плачевно. Подразделение «тюленей» было расформировано, а их командир оказался за тюремной решеткой.

Вот как описывает Дейл Андраде, автор книги «Испытание огнем», историк, изучающий специальные операции, один из захватов «заложника» людьми Марчинко.

«Когда настроение собравшихся стало скверным, Марчинко приказал двум „тюленям“ пойти к Шеридану, начальнику службы безопасности базы ракетного вооружения Сил‑Бич, округ Оранж, захваченному в качестве заложника, и сделать ему новую дырку в заднице.

Вместе с видеооператором фирмы «Эссеке» эти двое пошли в мотель «Дон Кихот». Вопя во все горло, они ворвались в комнату, в которой находился Шеридан.

Он все еще сидел, привязанный к стулу в центре комнаты, с накинутой на голову наволочкой. «Тюлени» в масках схватили беспомощного Шеридана, бросили его на кровать и начали срывать с него одежду. Один из них, выкрикивая вопросы, бил его и толкал.

«Ты, трусливая тварь», – прокричал один из «тюленей», срывая с Шеридана брюки. Он потащил его в ванную комнату, ухватившись за наволочку, которая все еще была надета на голову и закручена на шее жертвы.

Крепкие «тюлени» схватили связанного человека за лодыжки и стали раз за разом опускать его голову в унитаз, спуская воду. Наволочка намокла. Шеридан стал задыхаться и захлебываться.

Казалось, это длится бесконечно. Наконец «тюлени» вытащили голову Шеридана из унитаза, но лишь затем, чтобы окунуть его в наполненную водой ванну.

Вдруг один из «тюленей» поскользнулся на мокром полу и упал Шеридану на спину. «Вы сломали мне ребро!» – завопил Шеридан, но пытка продолжалась.

«Тюлени» уже понимали, что перешли черту между реалистической боевой подготовкой и откровенной жестокостью».

Рассказ историка воспринимается, право же, как нечто нереальное. Однако все было документально заснято на видеопленку. И хотя впоследствии оператор по настоянию Марчинко отредактировал этот эпизод, вина «тюленей» в жестоком обращении с Шериданом была доказана.

К счастью, ничего подобного не случалось, да и не могло случиться у нас.

И не только потому, что «Вымпел», в отличие от «Красной команды» Марчинко, не был столь самостоятелен и независим, сыграло роль и иное: и те, и другие – «террористы» и служба безопасности – чувствовали себя членами единой команды, делающей одно общее дело. И хотя проигрывать не желал никто, охрана умела быть благородной.

Вот как один из бойцов «Вымпела» вспоминает учения на Кавказе.

«Мы пропали на две недели. Еда кончилась. Питались изредка картошкой, поля которой иногда попадались по дороге.

Две недели мы шли, достигли нефтепровода, заложили «мины».

А нас уже похоронили. Сказали, что в те места, куда пошли ваши ребята, люди не ходят.

Когда же мы возвратились, грузины нам такой праздник устроили: напоили, накормили, перепелками угостили, в бане напарили. И смотрели на нас, словно на людей из другого измерения».

Конечно, это не говорит о том, что у вымпеловцев, игравших «террористов», не было проблем во взаимоотношениях с сотрудниками и особенно с начальниками служб безопасности.

Приходилось действовать так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Жизнь заставляла. Помнится, там же, на Кавказе, провели учения по одному из комбинатов, «накопали» недостатков, просчетов. Местному начальнику комитета доложили, а наверх доклад сгладили. Иначе с тренировками вымпеловских альпинистов на Кавказе можно было бы попрощаться. Что поделаешь, мы не в США.

Были и другие случаи, когда, например, начальник охраны одного из первых лиц государства просто не решился «посоревноваться» с «террористами из „Вымпела“. Сработала элементарная боязнь потерять собственное кресло.

Правда, вымпеловцы по просьбе охраны провели не учения, а показные занятия. Охраняемое лицо в ходе «террористического» рейда было «уничтожено» за 40 секунд. Телохранители прибежали на место теракта, когда боевые пловцы ушли под воду и пузырьков на поверхности моря не было видно.

Что ж, как говорится, у американцев свои проблемы, у нас – свои. Подразделение «тюленей» было разгромлено лишь потому, что Марчинко заправлял своей командой, как бандой пиратов.

Согласно одному из источников, командование ВМС США оставило на службе всего шесть «тюленей» из «Красной команды» – по три на каждом побережье в роли консультантов служб безопасности. В их задачу входят поездки на различные военно‑морские базы, но только по заявке командира базы для чтения лекций по проблемам действий террористов.

Практические занятия больше никогда не проводились.

Другие источники более пессимистичны. Говорят, что командование ВМС с 1993 года вообще не привлекало «тюленей» к проверке системы безопасности военно‑морских объектов.

У нас под руководством генерала Дмитрия Герасимова в 1995 году были проведены учения под названием «Атом‑95». Вымпеловцы действовали на Курской атомной электростанции.

Однако говорить об активизации этой работы не приходится. Спецподразделение не отгорожено от всего мира, и потому у его сотрудников ныне много других забот. Закончилась война в Чечне, организованная преступность набирает силу, терроризм разгулялся в столице и других уголках страны.

Словом, дел у «Вымпела» хоть отбавляй.

 

«С ПРИВЕТОМ!» МАФИОЗО ДЖОВАННИ

 

В нашей прессе группу «А» нередко сравнивают с «Вымпелом». Однако, несмотря на внешнюю схожесть, это во многом разные подразделения.

Если «Альфа» была создана Ю. Андроповым в 1974 году как группа антитеррора, то задачи «Вымпела» со дня его основания иные – разведывательно‑диверсионные. Вымпеловцы готовились работать за рубежом, на территории противника. Отсюда в программе обучения оперативная работа, страноведение, иностранный язык.

И учения – у «Альфы» работа по самолетам, вертолетам, кораблям, у «Вымпела» – партизанские действия, проникновение на режимные предприятия, заводы, захват секретоносителя.

Так уж вышло, что если взять равные промежутки времени, к примеру, десять лет, то «Альфа» успела «поработать» с террористом Власенко, который захватил американское посольство в Москве, в Сарапуле обезвредила двух вооруженных автоматами бандитов и спасла 25 заложников, в Тбилиси провела боевую операцию по освобождению самолета «ТУ‑134» с пассажирами на борту.

Ничего этого не было у «Вымпела». Да и быть не могло. С 1981 года на протяжении десяти лет бойцы группы специального назначения учились, готовились, выезжали во Вьетнам, на Кубу, в Никарагуа, чтобы обменяться опытом. И ждали своего часа.

Час этот пробил неожиданно в 1992 году. Работать пришлось по иностранцам, но не в другой стране или на ином континенте, а в Москве. Ехать было недалеко – из родной Балашихи на площадь трех вокзалов, к гостинице «Ленинградская».

Так уж вышло, что «клиентами» «Вымпела» в их первой, по существу, боевой операции были специалисты древнейшей криминальной профессии – фальшивомонетчики.

Для человека непосвященного изготовление фальшивых денег – не такое тяжкое преступление, как, например, бандитизм, воровство, грабеж. Увы, мнение в корне неверное. С давних времен государства, лишь осознававшие себя таковыми, карали фальшивомонетчиков!

Хотя справедливости ради надо сказать, что некоторые главы государств сами были первыми изготовителями фальшивых денег.

Желая обмануть свой народ, французский король Филипп IY приказал добавить в монеты столько меди, что вскоре золото осталось разве что в их названии – золотые. А король получил меткое прозвище Красноносый, так как красная медь быстрее всего выступала на носу царственной особы, отчеканенной на монетах.

Король Франции был не единственным в плеяде государственных фальшивомонетчиков. Такую же слабость имел и английский король Генрих YI.

Выпуск поддельных денег издавна был орудием борьбы как во внешней политике, так и в экономике.

В годы Смутного времени Польша чеканила поддельные русские монеты, а восставшие южане во время борьбы с Севером наладили выпуск фальшивых денег правительства США.

Наполеон покрывал огромные расходы своих захватнических войн не только из карманов порабощенных народов, но и путем изготовления фальшивых денег. Типографии, печатавшие эти деньги, располагались в Германии, Польше и даже в Москве.

После войны 1812 года Сенату России пришлось провести денежную реформу – замену старых ассигнаций на новые образцы.

Фальшивые деньги в качестве экономической диверсии использовались и против правительства большевиков. Ими снабжались бойцы и офицеры Русской добровольческой армии, банды, действовавшие в стране.

Позже, в 1926 году, подорвать российскую экономику с помощью вливания фальшивых денег попытались Англия и Германия. Нефтяной магнат Детердинг, потерявший в результате революции огромные доходы, занялся печатанием фальшивок. Английская разведка, используя белогвардейское эмигрантское движение, попыталась забросить в Россию поддельные червонцы. Органам ВЧК удалось предотвратить диверсию.

Однако самую крупную и тщательно разработанную аферу с подделкой дензнаков провел Гитлер в период Второй мировой войны.

Подделка была поставлена на широкую деловую и научную основу. Фашистские фальшивомонетчики изготовили своего рода уникальную подделку банкнот английских фунтов стерлингов.

С помощью научных исследований был открыт состав бумаги, на которой печатались фунты. Немцы закупили в Турции специальный сорт льна, изготовили из него полотно, а затем – бумагу. Клише для печатания денег готовили лучшие граверы Германии. Их консультировали немецкие фальшивомонетчики, на время освобожденные из тюрьмы. Немецкие химики без устали подбирали краски для фальшфунтов.

Труды фашистов увенчались успехом – фунты стерлингов из Германии наводнили мировой рынок. Диверсию с фунтами помешало довести до конца поражение фашистской Германии в 1945 году. Позже английская разведка выяснит все детали операции и узнает имена ее руководителей. Интересно, что среди вдохновителей беспрецедентной акции окажется и диверсант № 1 Германии – Отто Скорцени.

Нашей стране очередной бум фальшивомонетничества пришлось испытать в начале 90‑х годов. Поддельные дензнаки выливались на рынок из криминальной Чечни, из стран Балтии, Польши. Из‑за границы стали ввозиться фальшивые доллары. В изъятии крупной партии фальшбаксов и пришлось принять участие «Вымпелу». А дело обстояло таким образом.

В Риге встретились двое знакомых – Юрий, глава одного из совместных предприятий, и его давняя подружка. Женщина ныне обитала за границей, в Швейцарии, где зарабатывала на кусок хлеба в качестве «ночной бабочки».

Друг, он же глава фирмы, просит найти ему за кордоном компаньона для коммерческих сделок. «Бабочка» сводит его со своим знакомым итальянцем Джованни.

Компаньоны быстро поняли друг друга. Следующая встреча назначена в Мюнхене, куда Джованни приходит вместе с организатором будущей фальшивомонетной компании, неким Энрико.

Прибалту предложена 100‑долларовая купюра, разумеется, фальшивая, и возможность обдумать реализацию крупной партии «зеленых» на российском дремучем рынке. Накануне итальянцы пытались «спихнуть» два миллиона фальшивых долларов в Болгарии, но... судьба‑злодейка отвернулась от них. Теперь вся надежда была на русского бизнесмена.

Итальянцы и прибалт встречались еще дважды, во Франкфурте и в Мюнхене. Здесь уже шла проработка деталей будущей операции.

Юрий решил сбывать фальшивые баксы в Москве. Осечки не могло быть. Столичный рынок велик и ненасытен. И вправду, скоро нашелся подельщик, актер театра Моссовета. Во время гастролей московской труппы в Риге они встретились.

Вскоре из Москвы пришло сообщение: найден шикарный покупатель. Возьмет фальшбаксы в неограниченном количестве.

А Юрий, будучи в столице, и сам решил проверить качество товара. Советские аппараты подтвердили подлинность купюр. Итальянцы не обманули.

А в солнечной Италии тем временем готовились к визиту в Москву. Джованни прислал подтверждение, что вскоре в столицу будет доставлена пробная партия – миллион фальшивых «зеленых». В будущем итальянские мафиози готовы были выбрасывать на российский рынок до двух миллионов «зелени» еженедельно.

Джованни и его адвокат Рафаэлле, действительно, вскоре сошли с трапа самолета в Шереметьево‑2. Они приехали убедиться в платежеспобности московских покупателей.

Накануне Юрий по просьбе итальянских компаньонов приобрел 12 билетов на обратный выезд из Москвы в Киев. Как объяснили итальянцы, билеты предназначались для украинских боевиков, которые будут прикрывать их сделку от разного рода случайностей.

Однако, как оказалось, Джованни и его адвокат прилетели налегке. Саквояж с миллионом фальшбаксов двигался в микроавтобусе, принадлежавшем итало‑украинскому совместному предприятию. СП было зарегистрировано в Донецке, и поэтому в маршруте микроавтобуса не было ничего необычного.

Итальянцы ехали к своим украинским коллегам. Самое поразительное, что груз с фальшивой «зеленью» пересек Швейцарию, Австрию, Чехословакию, Украину. В Донецке его загрузили в поезд, идущий в Москву, и он благополучно прибыл в столицу.

Позади было пять границ, таможни, строгий контроль, но факт налицо: «баксы» благополучно добрались до Белокаменной.

Обмен назначили на 6 декабря 1992 года у гостиницы «Ленинградская».

Спецслужбы, получив данные о 12 боевиках прикрытия, решили использовать не простых оперативников, а мощь подразделения «Вымпел».

Когда машины мафиози затормозили у гостиницы, было принято решение брать их здесь, не впуская внутрь. Иначе пришлось бы с боем штурмовать гостиницу.

Решение взять фальшивомонетчиков на открытом пространстве было весьма не простым, ведь вымпеловцы, по сути, открыто шли на мафиозные автомобили. К тому же смеркалось, и видимость ухудшалась, да и место было достаточно бойкое, вокруг много прохожих.

И тем не менее решение было принято. В мгновение ока рядом с машинами мафиози затормозили автомобили, и из них выскочили бойцы в бронежилетах, в спецкасках, с пистолетами в руках. Через несколько секунд бандиты лежали на мостовой. Место захвата осветили мощные прожекторы. Снайперы «Вымпела» держали под контролем соседние дома на случай открытия огня боевиками. Однако боевиков не оказалось. Операция в целом закончилась успешно, если бы не случайный выстрел одного из бойцов подразделения, который прозвучал при задержании фальшивомонетчиков. Сотрудник ранил своего товарища.

В госпитале вымпеловцу передали письмо. Мафиозо Джованни сочувственно писал: «Вчера я узнал, что вы были ранены во время нашего ареста... Этими строками я не хочу оправдать то, что сделано по отношению к вам, но хотелось бы просить у вас покорнейше прощения и выразить вам свое уважение и почтение. В надежде встретить вас и пожелать вам здоровья и всего самого лучшего. 17.12.92 г. Москва. Джованни».

Вот такой попался мафиозо.

Так был спасен наш молодой, неустойчивый рынок от крупных инъекций фальшбаксов. Итальянская коза ностра познакомилась с «Вымпелом».

 

ОПЕРАЦИЯ «ТРИНИТИ»

 

Скажу сразу: все, что делал «Вымпел», зачастую не имеет аналогов в мировой практике. Нечто подобное пытаются делать американцы. Но, повторяю, подобное. Ибо атомный ледокольный флот имеет лишь наша страна. И потому десантироваться на палубу атомохода «Сибирь» приходилось только вымпеловцам. Ни до, ни после никому совершить это было не под силу.

Уникальные боевые учения, разумеется, не были самоцелью.

Кое‑чем из своих «наработок» делилась группа «А». Однако и она, несмотря на богатый боевой опыт, мало могла помочь. Потому как штурм захваченного террористами обычного железнодорожного вагона в корне отличается от взятия спецвагона с ядерным боеприпасом.

Приходилось надеяться только на себя. Да на собственный опыт, обретенный в ходе учений. Одними из таких весьма примечательных учений были учения под кодовым названием «Арзамас‑16».

Но прежде чем начать рассказ об этих, без сомнения, уникальных учениях, хотелось бы возвратиться на несколько десятков лет назад.

...Штат Нью‑Мексико, США. 450 километров к югу от города Лос‑Аламос. Заброшенная авиабаза Аламогордо.

16 июля 1945 года в режиме строжайшей секретности здесь проведена операция под кодовым названием «Тринити».

Это было первое в мире испытание американской атомной бомбы. Взрыв бомбы потряс участников операции. Один из генералов, не выдержав жуткой картины растущего огненного шара, в страхе произнес: «Мой бог! Эти длинноволосые ошиблись в расчетах».

Однако ошибся генерал. Испытание прошло успешно.

А уже 6 августа подобный ядерный заряд был сброшен на Хиросиму. 9 августа вырос смертоносный «гриб» над Нагасаки. Эти взрывы принесли невиданные разрушения и немыслимые до сих пор жертвы.

Президент США Г. Трумэн получил краткое сообщение об успешном испытании бомбы в Нью‑Мексико во время Потсдамской конференции «большой тройки». Вскоре пришло и донесение от генерала Л. Гровса, в котором описывалась мощь нового оружия. Трумэн стал вести себя на переговорах более решительно и жестко.

24 июня он решил сообщить Сталину об эксперименте. И подчеркнул, что это совершенно новое оружие, превосходящее любое другое. Сталин, что называется, и бровью не повел. Как вспоминает сам Трумэн, он поздравил его с успехом. До сих пор существуют две точки зрения. Первая: Сталин прекрасно понял намек и в тот же день высказал намерение поговорить с Курчатовым об ускорении работ. И вторая, высказанная генералом С. Штеменко в воспоминаниях: «...Ни у Антонова (в ту пору начальник Генерального штаба), ни, по‑видимому, у самого Сталина не возникло впечатления, что речь идет об оружии, основывающемся на совершенно новых принципах. Как бы то ни было, Генеральному штабу не было дано никаких дополнительных указаний».

Скорее всего, заявление Штеменко основано на уверенности, что атомный проект не мог решаться без Генштаба. Мог, особенно на первых этапах, так как курировало его всесильное ведомство Л. Берия. Кстати говоря, нечто подобное было и в США. О «Манхеттенском проекте» первоначально не знали даже вице‑президент и Госдепартамент.

Американская атомная бомба «взорвала» хрупкое военное равновесие между СССР и США. Ядерному оружию не было альтернативы. Советский Союз мог спасти себя и мир, только создав собственную атомную бомбу. Тем более, что Совет национальной безопасности США уже начал планирование ядерных ударов по нашей стране.

Первый проект атомного нападения на СССР назывался «Стратегическая уязвимость России для ограниченной воздушной атаки» и вошел в историю, как доклад № 329. Он увидел свет в ноябре 1945 года. А в 1948‑1949 годах уже с большой вероятностью говорилось об ударах по Советскому Союзу. Расписывались все детали: нападению будут подвергнуты 1947 объектов, в течение 30 дней 2,7 миллиона человек будут убиты и 4 миллиона ранены.

Понимаю, сегодня эти слова воспринимаются крайне болезненно, но исторические факты – вещь упрямая. И их мы не вправе забывать. Тем более, что «планы атомного нападения» США заставляли нас торопиться. Нам, право же, было куда вкладывать деньги – полстраны лежало в руинах. Но пришлось вкладывать миллиарды в создание «ядерного щита». Иного пути у нашей страны не существовало.

И хотя об успешном ходе работ в США Сталину докладывали постоянно, атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки подстегнула «вождя народов». Состоялось экстренное заседание Политбюро и ГКО, в результате которого был создан Особый комитет и Технический совет по атомной бомбе (АБ).

Особый комитет возглавил Берия, его заместителем стал Первухин, членами – Маленков, Вознесенский, нарком боеприпасов Ванников, академики Капица и Курчатов, заместитель министра внутренних дел Завенягин.

Первая бомба будущего «ядерного щита» Советского Союза сначала была произведена в <~>1/<V>5 величины, потом – натуральных размеров. И сразу возникла проблема: потребовалось проведение мощных взрывов обычных взрывчатых веществ. Но где? Москва и ближнее Подмосковье для этих целей не подходили. Следовало создать конструкторское бюро в стороне от крупных населенных пунктов и в то же время не очень удаленное от столицы.

Однако малонаселенность и близость к центру были далеко не единственными требованиями. Поскольку предстояло вести большие объемы взрывных работ, нужна была обширная территория. Ведь здесь предстояло разместить полигоны, спецплощадки, цеха, складские помещения. С другой стороны, совершенная «пустыня» тоже не подходила. Нужны хотя бы элементарные энергетические мощности и начальная материально‑техническая база.

Стали искать подходящий «медвежий угол». Но долго не могли найти. Наконец остановились на поселке Саров Темниковского района, что в Мордовии.

Академик Ю. Харитон так вспоминал о том времени: «Это место нам понравилось, мы поняли, что оно для нас подходит...»

Сегодня много недоумевают, почему именно здесь, в одной из святынь православия, расположился первый ядерный центр? Время было такое, что религии, памятникам культуры православия внимания уделялось мало. Стояли иные задачи. Да, великие, да, судьбоносные для России.

Теперь это историческая реальность. На одной земле, бок о бок – центр православной религии, много сделавший для сохранения самобытности Руси, и первый атомный город, спасший Русь от ядерного посягательства, сохранивший независимость государства.

«Арзамас‑16», а теперь вновь город Саров, нередко называют ядерной столицей страны. Так оно, в сущности, и есть.

Почти полвека никто не сомневался в системе охраны ядерной столицы. Однако пришли иные времена. Межнациональные конфликты, войны, террористические акты поставили тревожный вопрос: способна ли старая система охраны гарантировать безопасность «ядерной столицы», а значит, и всей России в целом?

Теоретически ответ был утвердительным. Но такой ответ уже не удовлетворял руководство федерального ядерного центра. На помощь ученым‑атомщикам пришло спецподразделение «Вымпел», после событий 1991 года перенацеленное на борьбу с ядерным терроризмом.

 

«ТЕРРОРИСТЫ» В «ЯДЕРНОМ ГОРОДЕ»

 

«Вымпелу» была поставлена задача одной из групп, играющей за «террористов», проникнуть в город, преодолеть все средства и уровни защиты и условно захватить ядерный боеприпас.

Второй группе выпала задача освобождать заложников, захваченных в ходе нападения «террористов», и боеприпас.

Сказать, что эта задача оказалась крайне сложной, значит ничего не сказать. В «ядерном городе» с началом учений местными территориальными органами КГБ перед партийными, советскими, административными организациями была поставлена задача докладывать о каждом новом человеке, будь он президент страны или сам господь бог.

Прибавьте сюда местную милицию, секретных информаторов, да и самих штатных сотрудников Комитета. Казалось бы, в Арзамас‑16 и мышь не проскочит, а не то что прибывшие из Москвы сотрудники «Вымпела».

Все это понимал и начальник отделения специальных операций группы майор Анатолий Ермолин. Ему во что бы то ни стало следовало разгадать эту головоломку. Десятки вариантов проникновения в город были отброшены. Ничего не подходило. Все они имели изъяны, а значит, влекли за собой «засветку» бойцов «Вымпела» и захват их противостоящей стороной. Это означало провал операции.

Вновь и вновь собиралась группа, каждый день обсуждались, «прокручивались» новые идеи.

В ходе этих «мозговых атак» Ермолин не раз спрашивал себя, кто же прав в споре «оперативников» и «боевиков» группы. Дело в том, что, в отличие от «Альфы» – сугубо боевого подразделения, «Вымпел» – оперативно‑боевой отряд, то есть его сотрудники обязаны уметь работать с нелегальных позиций, в том числе и за рубежом.

Что значит с нелегальных позиций? А это значит – выполнять задачи, подобные той, которая была поставлена группе Ермолина в ходе учений «Арзамас‑16». То есть с помощью хорошо отработанной легенды проникнуть в город и совершить нападение на завод. Это поможет противостоящей стороне по итогам проведенной операции учесть недостатки в охране объекта.

Рассказывает бывший начальник отделения специальных операций отряда «Вымпел» майор Анатолий Ермолин:

– С чего все началось? С того, что мне было понятно: Арзамас‑16 – это самый сложный и суперсекретный объект во всей стране. Достаточно сказать: там создана первая наша атомная бомба.

Это сверхсекретный город, вокруг него деревни, и въехать туда с легальных позиций очень тяжело.

Ясно было и другое: все местные органы уже, образно говоря, «стоят на ушах» и ждут нас.

То есть контрразведывательный режим очень жесткий.

Первое, что мы сделали, – стали серьезно изучать все, что связано с Арзамасом‑16. Ведь нужна хорошая легенда. В разведке есть старый проверенный принцип: будет отличная легенда – всегда выполнишь задачу.

Начали работу с ленинской библиотеки, с истории того города, где предстояло работать. И нашли подсказку. Это место связано с именем преподобного Серафима Саровского. Рядом с объектом находится Дивеевский монастырь – один из самых почитаемых среди российских паломников.

Решили «легендироваться» так: якобы создаем фирму, которая будет заниматься детским общеобразовательным туризмом по святым местам. Сделали реальные документы, печати, заключили договора. Я выступал как президент фирмы, а все мои ребята – сотрудники. Поездка совершалась с целью разработки маршрута для предстоящего паломничества.

Начинали мы с дальних подступов, с Нижнего Новгорода.

Хотя оттуда до Арзамаса‑16 надо было добираться автобусом еще часов шесть.

Все шло поначалу как в кино. Сели мы в Москве в поезд, приехали в Нижний, отправились в гостиницу.

Признаться, в Нижнем мы чувствовали себя достаточно безопасно. Просчитали и были уверены, что контрразведка наверняка не станет его «прикрывать». Далеко, да и сил не хватит.

И вот тут произошел случай, от которого, как признается Анатолий Александрович, «бросило в жар».

В холле гостиницы, где расположилась его группа, к ним подошел мужчина и представился корреспондентом ИТАР‑ТАСС по Нижегородской области. Попросил рассказать, откуда приехали, с какой целью? Как выяснилось позже, это действительно был корреспондент. Увидев приезжих, он решил расспросить их с надеждой выудить что‑нибудь интересное для своего агентства. Однако Ермолину стало не по себе. «Неужто „прокололись“? – с тревогой подумал он, приняв журналиста за оперработника территориального КГБ. Но виду не подал и „выложил“ легенду, „прокатав“ ее на реальном нижегородце. Легенда не вызвала никаких сомнений, „тассовец“ даже посоветовал обратиться в университет, пединститут, в архив. Там, по его мнению, могли помочь с поиском материалов, связанных с именем Саровского.

Так и поступили: следующую неделю группа Ермолина работала в Нижнем Новгороде, а в Арзамасе местные комитетчики уже вовсю задерживали «подозреваемых».

Результаты работы «на дальних подступах» оказались более чем плодотворными. Одна из подгрупп разыскала еще дореволюционную карту с обозначением святых мест Серафима Саровского. Сотрудники «Вымпела» сличили ее со своей топографической картой, и оказалось, что святые места как раз и располагаются по периметру объекта. Это было весьма кстати.

Разведчики познакомились и вошли в доверие к работникам архива, подружились с несколькими влиятельными нижегородскими учеными, смогли заручиться их поддержкой. На руках у вымпеловцев было даже письмо с ходатайством к властям Арзамаса‑16, к директору музея оказать содействие в благородном деле изучения мест, связанных с именем Саровского.

Когда группа была «вооружена» рекомендательными письмами, начались «челночные» выезды в Арзамас на рекогносцировку. Каждая из подгрупп выезжала не более чем на сутки.

Командир понимал, что его люди неизбежно попадут в поле зрения контрразведки, и поэтому хотелось их максимально обезопасить.

Знание психологии, умение располагать к себе людей помогали вымпеловцам в самых, казалось бы, невероятных ситуациях. Волей судьбы один из разведчиков, открывая дверь в кабинет главы дивеевской администрации, столкнулся на пороге с местным комитетским «опером». Тот только что ориентировал главу, что в случае появления любого незнакомого человека, который произнесет слово «Арзамас‑16», сообщать об этом незамедлительно. Разведчик тоже назвал сакраментальное слово, но перед этим он передал администратору привет от его любимого институтского преподавателя из Нижнего Новгорода. Глава расчувствовался и по‑дружески признался: «Знаешь, тут кагэбэшники продыху не дают. Повремени недельку, потом я тебя сам по местам провезу».

Разумеется, о немедленном звонке не могло быть и речи.

В такое сегодня трудно поверить, но разведчики смогли «очаровать» настоятельницу дивеевского женского монастыря. И та поселила их на время у себя в монастыре. Вымпеловцы вели себя смиренно и даже постились вместе с монахинями.

Контрразведке, перекрывшей все в округе, и во сне не могло присниться, что группа «боевиков» обосновалась в женском монастыре и ведет оттуда свои разведывательные вылазки.

Словом, подгруппы в ходе суточных челночных выездов провели разведку местности, определили наиболее уязвимые места в охране объекта, выявили и изучили подходы к нему.

Доложили командиру и еще одну важную особенность: по территории Арзамаса протекает речка. Глубина ее невелика, но возможность проскочить имелась, тем более что в группе два боевых пловца, прошедших спецподготовку.

Нижний Новгород, как известно, город речной, портовый, не проблема достать водолазный костюм. И вскоре группа владела тремя зимними водолазными костюмами.

О планах прохода по реке было доложено посреднику, руководителю учений, и противной стороне засчитано поражение.

Однако на этом учения не закончились. Группа Ермолина получила новую вводную – пройти к объекту на самом укрепленном участке, по существу, штурмуя в лоб.

Решили работать в развитие легенды. Те, кто уже были «засвечены», идут на этом участке, естественно, попадаются. С другой, не засвеченной частью группы, поступили иначе.

За 26 километров до Арзамаса нашли деревню и двинулись в путь. Шли всю ночь, преодолели невидимыми два рубежа защиты, три секрета. При этом солдаты внутренних войск, находящиеся в секретах, выдавали сами себя: кто разговорами, кто зажженной сигаретой. Всяк считал, что уж на его участок «диверсанты» не сунутся.

На рубеж атаки вымпеловцы вышли в 4 часа утра, минута в минуту. Потом посредник рассказывал, что ночью, ближе к назначенному времени, офицеры соединения, охраняющего Арзамас, все более ободрялись и посмеивались: мол, где там разведчики заплутались... И вот 4 часа, стоит тишина, все дремлют, и вдруг доклад в полный голос: «Посредник, я группа, к выполнению задачи готов!» Этот доклад произвел эффект разорвавшейся бомбы.

«Охранники» вновь проиграли.

И, наконец, третья вводная, уже по просьбе противоположной стороны – преодолеть все электронные средства защиты и попасть в святая святых – на спецплощадку. Ермолин и его ребята согласились. Для выполнения задачи попросили лишь веревку и лестницу. Им дали и то, и другое.

Двадцать три минуты у разведчиков ушло на то, чтобы пройти все рубежи без единого срыва. Не стану раскрывать всех тайн того уникального прохода. Он многому научил «охранников». Скажу только, что это свершившийся факт, какой бы фантастикой он не казался.

Итак, группа Ермолина свою задачу выполнила. Выполнила ее блестяще. Не буду перечислять нюансы профессиональных «плюсов» и «минусов» операции. Специалисты в них давно разобрались. Мне кажется, что первый этап учений «Арзамас‑16» убедительно доказал важность и первостепенность интеллекта в деятельности спецподразделения. Сдается мне, что эта игра была интеллектуальной игрой, борьбой умов и только потом противостоянием боевых качеств.

Однако был еще второй этап. Не менее трудный и не менее напряженный.

Итак, вновь «Арзамас‑16». Накануне второго этапа операции бойцов «Вымпела» приняли директор завода, ведущие ученые. Им показали дом, где жил и работал академик Андрей Дмитриевич Сахаров. Сотрудники спецподразделения посетили музей ядерной техники.

После всего увиденного было о чем подумать. Созданное умом ученых и инженеров не просто впечатляло – потрясало.

Однако сама мысль о том, что уникальный объект может оказаться в руках террористов, потрясала не меньше. Надо было работать, искать способы противостояния «чуме ХХ века».

Легко сказать – работать. Уже на этапе рекогносцировки возникло множество проблем, не разрешив которые, нельзя было начинать учения. Все упиралось в жесточайший режим безопасности: рабочий, пронесший обычную спичку на территорию завода, увольнялся сразу.

Но тогда как быть с учениями? В их основе – использование реальных минно‑взрывных и специальных средств, да и просто обычного стрелкового оружия. Если произойдет выстрел и пуля попадет в металлическую опору, возможна искра. Это известно даже ребенку.

Ученые внимательно выслушали сомнения сотрудников группы специального назначения и... предложили своего рода помощь. Например, в изготовлении совершенно нового боеприпаса из алюминиевого сплава. То есть у пистолетной или автоматной пули менялась оболочка. При соприкосновении с металлом такая пуля не высекала искру.

Встал вопрос, где проводить операцию? Ведь цех‑то реальный, действующий, в котором каждый день занимаются сборкой ядерных боеприпасов. Подчеркиваю, ядерных.

И если сюда десятилетиями нельзя было пронести спичку, то теперь тут собирались закладывать и подрывать реальные боевые заряды. Предложи такое в былые годы, сочли бы безумцем. Однако в былые годы не стоял так остро вопрос терроризма.

Первоначально ученые предлагали операцию по «освобождению» ядерного боеприпаса провести от греха подальше, то есть в отдалении от цеха сборки.

Но имело ли смысл огород городить, ехать в Арзамас‑16, чтобы работать на отвлеченном сарае? Вымпеловцы резонно заметили, что подобный сарай они могли бы найти и в родном Подмосковье.

Наконец, после долгих споров, удалось убедить руководство завода – «ядерщики» дали добро на проведение операции в цехе сборки.

После рекогносцировки уже непосредственно на объекте возникло еще одно непредвиденное обстоятельство: близость склада ядерных боеприпасов. Какую разрушительную силу хранит в себе этот склад, понимали все. Пришлось и здесь думать, просчитывать, искать наиболее безопасные варианты.

Если же говорить о тактических сложностях, их тоже было достаточно. К примеру, трудные подступы к цеху сборки.

Цех ведь необычный, находится в низине, а вокруг высокий земляной бруствер. Все рассчитывалось таким образом, чтобы в случае аварии взрывная волна не концентрировалась в цехе, а выходила наружу. Цех сделан из стекла, огромные рамы от пола до потолка, метров двадцать в высоту.

В центре цеха и был установлен заряд, только без ядерной боеголовки.

Поскольку в реальной обстановке террористического захвата войти в цех возможности нет, обстановка изучалась скрытно, с применением приборов наблюдения.

Роль «террористов» выполняли сотрудники территориальных органов. Только так можно было наиболее объективно оценить действия группы антитеррора. Ее возглавил начальник отделения подразделения «Вымпел» Сергей Климентьев.

Вот как он вспоминает о тех днях:

«Ситуация близкая к реальной. Переговоры с „террористами“ результатов не дали, было принято решение штурмовать цех с трех направлений.

Одна группа шла через подсобные помещения, к металлической двери, ведущей в цех, две другие – через окна.

Возникла очередная проблема для бойцов, которые должны были действовать через дверь. Они находились в непосредственной близости от боевого взрыва и могли пострадать. Пришлось сварить металлический щит для прикрытия.

Группы выдвинулись по моей команде. Командой для штурма служил взрыв, так как скрытность была полная. Мы не пользовались даже радиосредствами. Связь держали только с подрывниками, которые находились на улице и работали со скрытой фурнитурой.

Дверь оказалась массивной, двойной. Однако взрыв исполнили профессионально: одна дверь упала наружу, другая внутрь цеха. Сам был приятно удивлен: работа, что называется, ювелирная.

Ведь мы рассчитывали, что внутреннюю дверь придется выбивать тараном.

«Террористы» находились в дальнем конце цеха.

Местное руководство тоже было в цеху: им хотелось посмотреть ход операции. Весь штурм от подрыва до освобождения заложников занял три секунды. Это нормально.

Цех размером примерно 50 <187> 30 метров. Боеприпас в середине. Так что пришлось резво бежать.

На этом операция не закончилась: нам следовало локализовать обстановку и выполнять задачи вплоть до конвоирования «террористов».

Итогами учений обе стороны были удовлетворены. Хотя, признаться, нашлось над чем работать.

Что мы вынесли из учений? Знаете, что я подумал после всего произошедшего: не дай бог такому случиться. Ведь ядерный боеприпас – это тысячи жизней. Тут учения, и то мурашки по коже, а если в реальной боевой обстановке?

Хотя при подведении итогов была отмечена маловероятность такой ситуации. И все‑таки кто даст стопроцентную гарантию? Терроризм изощрен, он постоянно совершенствуется».

Следующий объект, по которому пришлось работать группе Климентьева, – спецвагон для перевозки ядерных боеприпасов. Он, по учебному заданию, захвачен «террористами».

Тут свои сложности. Вагон стоит на открытой площадке. Как выдвигаться для выполнения задачи?

Ведь, по условиям учений, «террористы» не должны заметить группу захвата. У них своя линия поведения. И местные комитетчики, играющие эту роль, вели себя вполне натурально: покидали вагон, осматривали пути, на которых он стоял, следили за изменениями обстановки.

Однако пути скрытого подхода тем не менее были найдены. Помог железнодорожный подвижной кран: две его базовые площадки соединялись стрелой. Стрела длиной метров сорок. Одна из площадок располагалась рядом с вагоном, другая – в достаточно скрытном месте. Именно отсюда двое сотрудников «Вымпела» и поднялись на стрелу и действовали сверху на подвесной системе «Ролиглисс».

Они неожиданно для «террористов» влетали в окна вагона.

Боевые минно‑взрывные средства в данном случае не применялись: вагон действующий, дорогостоящий. Подрывники‑вымпеловцы тем не менее были убеждены, что массивные створки вагона не выдержат воздействия их спецсредств. Местные специалисты считали наоборот. Возник спор. Чтобы разрешить его, выехали на полигон. Вымпеловцам дали возможность поработать с теми же конструкциями, которые применялись в вагоне.

Арзамасские спецы были весьма удивлены результатом и признали поражение.

Подразделение Климентьева состояло из нескольких групп: управление, штурмовые группы, снайперы, подрывники.

Штурм вагона начинался с одновременного выдвижения подрывников и снайперов. Иными словами, подрывники действовали под прикрытием снайперов.

После того как старший «подрывной» группы доложил, что минирование проведено, Климентьев отдал команду на выдвижение штурмовых групп. В реальной обстановке это выдвижение длится не один час. В конечном итоге важно не время, затраченное на выдвижение, а результат – скрытный подход к объекту атаки. Ибо нарушение скрытности ставит всю операцию на грань провала.

В тот день удача сопутствовала штурмующим. Они не были замечены «террористами». Прозвучали условные взрывы, и группы захвата через окна, двери ворвались в вагон и обезвредили «бандитов» .

На этом, собственно, и закончились эти уникальные и до сих пор единственные в своем роде учения. Были подведены итоги. Каждая из сторон накопила опыт, столь необходимый в наше неспокойное время.

Учения «Арзамас‑16» показали высокое профессиональное мастерство и оперативный опыт сотрудников «Вымпела».

 

ЗАХВАТИТЬ ЛЕДОКОЛ «СИБИРЬ»

 

Эти учения носили кодовое название «Блокада». Они были и остаются до сих пор единственными и неповторимыми на планете Земля. Никто и никогда даже не пытался сделать нечто подобное. Только в голливудских фильмах террористы захватывают корабли с ядерным оружием на борту и, разумеется, очередной «Рэмбо» почти в одиночестве освобождает судно.

В жизни захват такого корабля группой безумцев способен поставить мир на грань ядерной катастрофы. Однако если военное судно захватить крайне проблематично, там десятки, а порою сотни вооруженных людей, то, к примеру, атомный ледокол – весьма уязвимая мишень.

Опыта освобождения подобного корабля даже теоретически в мире не существует. Потому как атомным ледокольным флотом обладал только Советский Союз. И тем не менее проблема эта выходит далеко за рамки одной страны. Террористы, захватившие атомный ледокол, способны будут подогнать его к берегам любой страны. И что же тогда?..

На этот вопрос и старались ответить аналитики и боевики спецподразделения «Вымпел» в ходе учений на базе атомного ледокольного флота России в Мурманске.

По плану учений «Блокада» перед бойцами группы была поставлена задача освобождения захваченного террористами атомного ледокола.

Как это происходило?

От себя скажу только, что штурм атомохода осуществлялся с трех направлений – с земли, с воздуха и из‑под воды. Действия береговой группы являлись, разумеется, вспомогательными. Просто на момент учений ледокол «Сибирь» стоял у пирса.

Основные группы – парашютисты и боевые пловцы. Как они действовали? Думаю, лучше них об этом никто не расскажет. Слово – боевому пловцу и парашютисту.

Боевой пловец:

– Учения происходили в 1993 году. Когда мы приехали в Мурманск, нас, группу боевых пловцов, поселили в одной из кают легендарного ледокола «Ленин». Он теперь стоит у стенки и используется в качестве гостиницы.

Приехали, попрыгали с парашютом все вместе и пловцы, и летчики‑парашютисты. Сделали по 7 прыжков и поняли: задача архисложная.

На морской акватории очень сильные ветра, а площадки на корабле, предназначенные для приземления, очень ограниченные. Кроме того, возникают зоны пониженного давления, и парашют попадает в «свал». Им управлять очень сложно.

Поэтому десантирование мы решили поручить самым лучшим – мастеру спорта, призеру чемпионата Союза по парашютному спорту Константину Устюжанину и кандидату в мастера Павлу Рогову.

Парашютист:

– Моряки встретили нас очень хорошо. В баньке попарили. Жили мы рядом с аэродромом, в одном из поселков. Знаете, там у них «Мурмаши‑один», «Мурмаши – два»... В одном из таких Мурмашей мы и обитали.

Хорошо, что прилетели заранее, недели за две до учений. Ибо условия там были не совсем обычные. Рядом суровое море, ветра. В общем, поработали мы, пообвыклись к ветрам. Выделили нам вертолет морской авиации.

Боевой пловец:

– С подводным плаванием возникли немалые проблемы. И в первую очередь, – радиация. Нас сразу предупредили: ребята, водичка‑то тут плохая. Взяли пробы. Фон повышенный – 25 миллирентген. А норма – 12‑14.

После купания в такой водице надо делать дегазацию, то есть наши резиновые костюмы резать и сжигать. А кто же нам новые купит, да и вообще, как их списывать? Словом, масса проблем.

Парашютист:

– «Сибирь» стояла у пирса и поначалу казалось – это нам облегчит работу. Но не тут‑то было. Наоборот, такое расположение корабля внесло немалые сложности. Дело в том, что у них пирс своеобразный. Сама причальная стенка достаточно широкая, там идет погрузка, разгрузка, а дальше какие‑то контейнеры стоят, бухты, катушки, проволока. Много чего наворочено.

У пирса – ледокол. И практически рядом с ним – отвесная стена. Видимо, была сопка, при строительстве ее обтесали. Таким образом, с одной стороны, места много, а с другой – обрыв, уходящая вверх стена. Перевалив через гребень, сопка плавно, медленно опускается в долину.

Боевой пловец:

– Что делать: вода плохая, радиация высокая, а учения приближаются. Стали мы уходить подальше от стоянки кораблей по берегу залива и в составе группы тренироваться. Своими заплывами, признаться, сильно удивляли водолазную братию. Работали без связок, по парам.

Пришли к этому опытным путем. Поняли: физиология сильнее нас. Кто‑то плавает быстрее, кто‑то медленнее, так вот веревкой не вязались. Идем вдвоем, страхуя друг друга. Ну а для водолазов‑профессионалов это было чудно, в нарушение всех инструкций.

В итоге пришло время принятия решения: идем или не идем? Но если не идем – учения теряют смысл.

А тут еще на наше несчастье к «Сибири» подогнали грузовой корабль «Серебрянка». Он ядерные отходы увозит на Новую Землю. Фон у этой «Серебрянки» 145 миллирентген в час. И все‑таки мы пошли.

Парашютист:

– В день учений погода была сложная. А мы еще взяли с собой портативные радиостанции, решили связаться с вертолетом и наземной группой. Но оказалось, десантирование настолько тяжелое, что было уже не до радиосвязи.

Прыгнули с вертолета, вышли в район стоянки захваченного «террористами» корабля. А корабль за сопкой. И вот летишь из распадка к вершине сопки. Все ниже, ниже, ниже и кажется вот‑вот зацепишься ногами за гребень, земля совсем рядом, ветер крепкий, дует так, что переворачивает спиной и вдруг... Перевалил вершину и полный штиль. Под тобой обрыв, глубина, где‑то далеко внизу корабль, парашют попадает в зону затенения и начинается самое неприятное, на языке парашютистов это называется режимом «свала». Парашют «сыплет»...

Боевой пловец:

– С собой у нас была 8‑метровая дюралевая лестница, изготовленная собственными руками. Ведь высота борта атомного ледокола больше восьми метров. Только авианосец выше.

Конечно, я читал, видел в кино фантастические способы подъема на борт корабля – какие‑то магнитные, вакуумные присоски. Но все это далеко от реальности.

Словом, вышли мы под «Серебрянку», опустились под воду и стали двигаться к ледоколу. Казалось бы, задача простая, как в школьном учебнике, выйти из пункта «А» в пункт «Б». Но это только в учебнике просто. А тут огромное количество металла вокруг, стрелка как бешеная крутится по кругу. Куда плыть?

Парашютист:

– Идем в режиме «свала». Чувствую, что купол падает назад, добавляю ему скорости, только пошел вперед – осаживаю, как горячего коня. И вот так, как на лезвие ножа балансируешь.

«Свалиться» нельзя. Иначе скорость возрастет и при приземлении неизбежно поломаешь себе руки‑ноги. В этом случае какой же ты боец с «террористами»?

В общем, несмотря на все сложности, приземлились, соединились с наземной группой и стали действовать по плану учений: освобождали каюты от «террористов».

Боевой пловец:

– Хорошо, у нас был еще один компас с пластмассовым корпусом. Он и помог. Сориентировались.

Проходим под днищем корабля, я даже не выдержал, погладил ледокол снизу, под брюхом.

Всплыли. С первого раза лестницу навесить не удалось. Не так‑то просто. Капитан потом долго удивлялся, как нам вообще удалось взобраться на борт.

Взобрались. Накопились. Ведь если я один поднимусь, какой из меня толк. Поэтому есть секреты «накопления», чтобы потом ударить всей группой одновременно. Ударили. Вместе с наземной командой и парашютистами освободили заложников и корабль от «террористов».

Вот такие необычные учения, в которых были задействованы различные специалисты подразделения «Вымпел».

Кроме «боевиков» работали и оперативники. Они своими методами проникли на базу атомного ледокольного флота.

 

«ОПЕРОМ» НАДО РОДИТЬСЯ?

 

Как‑то известный советский разведчик Рудольф Абель в беседе с журналистами сказал: «Разведка – это работа. Очень трудная и опасная. Это постоянная импровизация ума...

Главное в работе разведчика – та пора, когда вокруг него тихо и спокойно, а он, внешне для всех неприметно, делает свое государственное дело, живя одновременно двумя жизнями – своей собственной и той, что дана ему легендой, – имея для двух этих жизней одно сердце, одну нервную систему, один запас жизненных сил, а главным и грозным его оружием является ум. Прежде всего ум».

В коротком признании о том, что же главное в работе разведчика, Абель говорит о сердце, нервах, запасе жизненных сил и трижды при этом упоминает ум.

Да, в основе успеха любого разведчика лежит ум. На нем, как на фундаменте, зиждется точный расчет, умение переиграть противника, замешанное на оперативном опыте.

Так уж вышло, что первоначально крен в подготовке бойцов «Вымпела» был взят боевой. Наверное, тут наложил свой отпечаток Афганистан, да и объективно не каждый сотрудник спецслужб может стать оперативником.

Освоить любую воинскую профессию, как требуют того законы специального разведывательно‑диверсионного подразделения, не просто. На это уходят годы, а порою и вся жизнь.

Но чтобы стать классным «опером», надо нечто большее, чем желание, знание законов оперативной деятельности, обладание опытом этой работы.

Что это такое – «нечто большее»? Говорят – талант. «Опером» надо родиться, – считают одни. «Операми» не рождаются, а становятся, – утверждают другие.

Сдается мне, что оба мнения имеют право на жизнь. Ведь из тысяч людей, посвятивших себя делу защиты безопасности Отечества, каким‑то неведомым образом выкристаллизовываются эти единицы, носящие весьма почетное в среде профессионалов звание – оперативные работники. И тут дело не в специфике базового обучения (хотя оно никогда не было лишним). Ведь можно припомнить немало примеров, когда «опера» по образованию оказывались в хозяйственниках или кадровиках. При этом не хочу обидеть ни тыловых, ни штабных работников. У них свои очень важные и нужные заботы. Но речь сейчас не о них. Казалось бы, Рудольф Абель (в молодости Фишер), прекрасный мастер радиоигры, начальник радиослужбы 4‑го разведывательно‑диверсионного управления, имеет иную специализацию, нежели глава резидентуры. Однако Абель прославился как крупный разведчик‑нелегал, руководитель нашей агентурной сети в странах Западной Европы.

А поразительное перевоплощение легендарного Николая Кузнецова, исконно русского, уральца, в немецкого обер‑лейтенанта Пауля Зиберта, его фантастически дерзкие и, в тоже время, точно просчитанные акции возмездия говорят об уникальном слиянии в одном человеке таланта оперативника и боевика.

Как‑то я рассказал своему товарищу, профессионалу‑переводчику с немецкого, о Юрии Ивановиче Дроздове, разведчике‑нелегале, работавшем под маской богатого германского барона. Переводчик, хорошо знавший Германию, прослуживший там добрый десяток лет, несказанно удивлялся, вопрошая: «Как это может быть? Я знаю немцев. Германский барон и русский парень из обычной семьи... Фантастика!»

Наверное, фантастика. И в то же время – реальность. Это они, генерал Дроздов, впоследствии начальник нашей нелегальной разведки, полковник Савинцев, заместитель командира группы «Вымпел», учили бойцов подразделения тонкостям оперативной работы.

В соответствии со своей должностью Евгений Александрович Савинцев занимался этими «премудростями» каждый день.

Он успел захватить Великую Отечественную, навоевался вдоволь после мая 1945 года с бандами фашистских подручных, а через сорок лет попал еще на одну войну – афганскую, сменил Лазаренко на «Каскаде». Так что Савинцев имел колоссальный опыт оперативной работы.

До сих пор вымпеловцы помнят его уроки.

«В „Вымпеле“, – сказал как‑то Евгений Александрович, – крепко работали с офицерами. Это была настоящая учеба. Мы все время экспериментировали. Искали. Важно, чтобы не погас огонек интереса. И кажется, нам это удалось».

Адмирал Хмелев, полковник Савинцев учили: впереди должна идти мысль. Так, собственно, и было.

Недавно в разговоре с начальником штаба «Вымпела», другими сотрудниками мы обсуждали проблему соотношения мысли и действия. Иными словами, долю оперативной и боевой работы в проведении специальной операции. Спорили долго. Кто‑то говорил, что расклад тут 60 процентов на 40, кто‑то считал, что оперработа занимает все 90 процентов, боевая лишь 10.

К общему мнению так и не пришли. Мне кажется, это не столь важно – 60 процентов или все 90 отдано оперативной проработке операции. Радует само понимание проблемы и приоритеты.

Хотя справедливости ради следует отметить: пик «оперативной формы» «Вымпела» позади, в прошлом, лучшие «опера» – на гражданке. И это, увы, не мое мнение. Это мнение большинства как действующих, так и уволенных в запас сотрудников.

Нынешнее руководство во главе с генералом Владимиром Егоровичем Проничевым делает очень многое, чтобы вернуть подразделению высокий уровень профессионализма. Однако сделать это не просто.

«Потери» группы в ходе бездумных пертурбаций, реорганизаций, переподчинений – велики. А специфика подразделения такова, что воспитать новое поколение профессионалов помогут только годы.

Ветеран «Вымпела» Сергей Проценко рассказал мне интересный случай.

Спустя несколько месяцев после октябрьских событий 1993 года власти, скрепя сердце, наградили несколько сотрудников группы медалями. В Кремле после вручения награды у Проценко состоялся примечательный разговор с одним из высокопоставленных генералов Главного управления охраны.

Генерал хоть и вручил медали, однако не скрывал своего недовольства действиями группы в Белом доме.

– Да вас шашками всех надо порубать, а не награждать, – пошутил таким макаром генерал.

– Ну порубаете, а где других возьмете, чтоб под пули шли?

– А... – махнул рукой генерал, – Россия велика, найдем.

Россия и вправду велика, да вот, оказывается, не просто найти, вырастить, обучить, воспитать профессионала для «Вымпела». И в особенности профессионала‑оперативника.

Сегодня, вспоминая о старых добрых временах, вымпеловцы подчеркивают одну мысль: интересно было работать.

«А в чем этот интерес?» – спросил я однажды начальника отдела подразделения. Знал: он прекрасный боевик, много и умело прыгает с парашютом, освоил альпинистское мастерство. Казалось бы, о том и речь, но подполковник Николай Леонидов (фамилия изменена) заговорил совсем о другом.

«А разве не интересно под легендой, тобой разработанной, обкатанной, проникнуть на режимное предприятие? Ну, например, на самолетостроительный завод?»

Да, сколько изобретательности, точного расчета, актерского мастерства, если хотите, надо иметь, чтобы под видом научного работника из Москвы пройти на секретный завод. Учитывая, конечно, что там тоже работают не дураки и есть своя охрана, свой режим пропуска. Нелегко пришлось Николаю, ведь по легенде он был ученым по самолетному радиооборудованию. Попробуйте вести на профессиональном уровне беседу с людьми, которые это оборудование знают с закрытыми глазами. И тем не менее вымпеловец не сплоховал, он сумел выведать секреты, не раскрыв себя.

Эти учения с удовольствием вспоминал Николай Леонидов. Выполнена трудная, но творческая работа.

Другой сотрудник подразделения Игорь Баюков рассказал об учениях, в ходе которых разведывательно‑диверсионной группе предстояло захватить секретоносителя. В роли секретоносителя выступал опытный работник местного КГБ. Заранее предупрежденный о захвате, он предпринимал усиленные меры предосторожности, пытался заранее просчитать действия диверсантов. Не удалось. Захват был столь неожиданным, что секретоноситель сдался сразу, признав профессионализм вымпеловцев.

Таких учений проходило много. Не ошибусь, если скажу, что в «архиве» каждого сотрудника есть свои «любимые» учения. И чаще всего они связаны с работой ума, с поиском, с интересным делом.

Есть, конечно, и классика. Хотя знаю, многие вымпеловцы так не считают. Тут, может быть, впервые смею с ними не согласиться. Разве проникновение в сверхзакрытый Арзамас‑16 оперативным путем – это не вершина оперативного творчества? А выход на базу ледокольного флота в Мурманске под видом высоких и состоятельных иностранных гостей в ходе учений «Блокада‑93»?

Представители «арабских шейхов» прибыли к руководству базы и предложили фантастический проект – фрахт атомного ледокола для похода к Северному полюсу. Вспомните 1993 год, стремительная инфляция, рост цен, ледокольный флот брошен государством, по сути, на произвол судьбы, а тут «шейхи», которые готовы платить умопомрачительные суммы в твердой валюте. Как тут не поверишь?..

Да и представители солидные... Как вы догадываетесь, в роли личных представителей «шейхов» выступали оперативники «Вымпела».

Мне поведал один из участников этих учений, как «посланники Арабских Эмиратов» из Балашихи забили холодильник фруктами, угощали гостей рюмочкой изысканного коньяка, а вечером доставали кашку... Но это уже были рабочие моменты, о которых не догадывался никто.

Главное, «посланникам» поверили, и руководство базы готово было заключить контракт. Жаль, что он не состоялся. Прекрасный был бы поход на Северный полюс. Можно сказать, исторический. Впрочем, эта операция и так вошла в историю «Вымпела» как прекрасный образец высокого оперативного искусства.

 

«КОЛЬТ» ДЛЯ ХОРХЕ

 

Говорят, всемогущий Председатель КГБ Юрий Андропов, прочитав известный роман Владимира Богомолова «Момент истины», приказал найти документы, а главное разведчиков‑»смершевцев», героев книги. Хотел ли познакомиться шеф КГБ с этими удивительными людьми, наградить ли? Не знаю.

Каково же было удивление Андропова, когда ему доложили: героев как таковых в реальности не существовало, они – плод авторской фантазии.

Что ж, возможно, именно таких, как в романе, и не существовало, не было Алехина, Таманцева, Блинова. Однако, несомненно, были другие. И талантливый автор собрал воедино в этих трех черты сотен бесстрашных контрразведчиков.

Ибо фронтовики‑»смершевцы» рассказывали мне, что знавали они таких чистильщиков, как Таманцев, владевших искусством «стрельбы по‑македонски» – на ходу из двух пистолетов и умевших «качать маятник».

Помните, как у Богомолова рассказывает Евгений Таманцев, чистильщик и волкодав, по прозвищу Скорохват.

«Для острастки, для давления на психику я немедля „пощекотал ему уши“: произвел по одиночному выстрелу из обоих „наганов“ так, что пули прошли впритирку с его головой – это впечатляет.

Чтобы затруднить ему прицеливание, я непрерывно «качал маятник»: пританцовывал левым плечом вперед, рывками перемещая корпус из стороны в сторону и все время передвигаясь и сам – нечто похожее, только проще, проделывает боксер на ринге».

«Он выстрелил в меня двумя пулями, не попал, добавил погодя секунду еще одну, и снова мимо. Чему‑чему, а как „качать маятник“, я мог поучить и его, и тех, кто готовил его в Германии, к тому же Пашины выстрелы сбоку, несомненно, действовали ему на нервы, а подсветка значительно снижала меткость.

Тем не менее он был опытный, находчивый парень, сразу понявший, что я опаснее других и что в первую очередь надо разделаться со мной...

Ствол «браунинга» опять следовал за моими движениями – справа налево и обратно, и я чувствовал, знал, что в ближайшую секунду снова раздастся выстрел».

Как известно, «чистильщик» Таманцев и боевые друзья победили в этом трудном поединке, уничтожив матерого фашистского шпиона – легендарного Мищенко, которого за двадцать лет более пятидесяти раз перебрасывали на советскую территорию, – и арестовав его подручных.

Это стало возможным и потому, что контрразведчики и, в особенности, Таманцев, в совершенстве владели оружием и во время огневого контакта действовали стремительно, четко, умело.

Признаться, не раз перечитывал книгу Богомолова и задавался вопросом: где они, нынешние Таманцевы? Знавал я разведчиков и контрразведчиков и офицеров войскового спецназа. Видел их на учениях, стрельбах.

Какая там «стрельба по‑македонски», какое «качание маятника»? Ноги на ширину плеч, монументальная стойка с пистолетом на вытянутой руке, подсчет дырок в мишени и неописуемая радость, если из «тридцати возможных» выбито 23 очка.

Куда все делось? Кто и когда написал эти дикие наставления по стрельбе из пистолета Макарова? Где, в каком бою, какой противник даст тебе возможность выйти в стойку с ногами на ширину плеч?

Значит, надо было искать что‑то другое, иные подходы к обучению стрельбе. Это понимали многие, но... шли годы, десятилетия, а офицер с пистолетом в стойке мог бы стать памятником, как в свое время «девушка с веслом».

Да, боец спецподразделения должен уметь многое. Так сотрудник американской «Дельты», по мнению ее создателя полковника Чарльза Беквита, обязан осуществлять командование и руководить службой безопасности, грамотно передвигаться с одной позиции на другую, используя технику в ходе штурмовых операций, управлять заложниками, быстро устанавливать личность, определять точку своего стояния, двигаться по местности, преодолевать естественные и искусственные препятствия, защищать заложников от угрозы использования взрывчатых веществ, знать тактику воздушно‑десантных войск, управлять гусеничной и колесной техникой.

А также уметь спускаться со зданий, сооружений, самолетов, проводить эвакуацию раненых, овладевать одиночным лазаньем, лазанием в связке, устанавливать и использовать траверсные системы крепления троса...

Это перечисление можно продолжить. Не меньше своего собрата по спецназу знают и умеют наши бойцы группы «А» и подразделения «Вымпел».

Однако во всем многообразии специальностей есть нечто главное, определяющее без чего немыслимо представить бойца спецназа. И это, в первую очередь, умение владеть оружием, вести огонь.

В любой стране тысячи и тысячи людей имеют дело с оружием: полицейские, армия, силы безопасности, охранники, телохранители, охотники...

Но спецподразделения учатся владению оружием в специфических условиях. В отличие, например, от армии или полиции, бойцы спецназа всегда работают в жестком режиме дефицита боеприпасов. Много ли унесешь с собой в условиях глубинной разведки, когда отрыв от своих сил исчисляется порой сотнями километров.

Поэтому в «Вымпеле» приучали к мысли, что автоматическая стрельба, в принципе, противопоказана спецназу. И в этом есть свое рациональное зерно. Небольшая группа разведчиков не может вести длительный бой. А если уж диверсантов вынудили стрелять, то всякий выстрел должен быть наверняка.

Ибо как говорили мне в «Вымпеле», промах – это пуля оттуда, пуля в тебя. Как научить стрелять бойцов метко, эффективно не на словах, а на деле?

Впервые на практике «настоящую стрельбу» вымпеловцы увидели на Кубе. Посоветовал им познакомиться с Хорхе старший тренер российской стрелковой сборной Кудряшов, который был в это время на острове. Ребята долго отнекивались, они уже видели стрельбу кубинцев, и она, откровенно говоря, казалась вершиной стрелкового искусства. А теперь вдруг какой‑то Хорхе, никарагуанец, чему он может научить российских спецназовцев, да еще прошедших стажировку у кубинцев.

Однако тренер настоял. Поехали. Познакомились с двумя никарагуанцами – Хорхе и Луисом.

О своих впечатлениях рассказывает бывший сотрудник «Вымпела» Валерий Киселев: «Хорхе маленький, а „кольт“ – большой. Он достает оружие, начинает стрелять и все... у нас челюсть отпала.

Ну что тут сказать, он выхватывает «кольт», мгновенно взводит, поражает все цели, дырки при этом в куче, перезаряжает оружие и при этом постоянно движется... Укладывается в 2‑3 секунды. Фантастика.

Мы говорим, все, все, нам ничего не надо, учимся только стрелять, показывайте.

Это иной принцип, другой подход к обучению стрельбе и вообще к стрельбе. Когда мы освоили его – словно из школы сразу на пятый курс института шагнули.

Дело в том, что американцы провели анализ десяти тысяч случаев применения оружия ФБР, полицией, спецназом. Учли здесь и опыт бандитских, мафиозных разборок. И оказалось, противники вели огонь на расстоянии от 3 до 7 метров. Всего лишь. Значит, надо учиться стрелять с такого расстояния. Кому нужна эта стандартная стойка и положенные по нашим наставлениям 25 метров.

Но при стрельбе на этих коротких дистанциях все происходит иначе.

Помнится, мы вернулись домой, научились стрелять, запомнили, зарисовали. Начинаем показывать: ребята понимают, руководство не понимает. Вы, мол, друг друга перестреляете. Возможно.

А если нас перестреляют в боевой обстановке?

Ладно. Провел я занятия показные. Пришел из «девятки» какой‑то начальник, из группы «А», из «семерки». Давай, мол, показывай.

А я уже и до этого понял, что‑либо объяснять бесполезно, не поймут и не поверят.

Да и как тут поверишь. Если все, что знал, чему служил, в тартарары летит.

Расстояние‑то всего 5 метров. Не то что выстрелишь, бросишь пистолет по мишени – не промахнешься.

Что ж, доказывать не стал – устроили соревнование. Договорились так: эти три мишени мои, а эта одна ваша. Стало быть, я поражаю троих, вы меня втроем одного.

По команде должны достать пистолеты и поразить мишени.

Начинаем. Полковник из «девятки» сам командует. Когда сам командуешь, вроде как быстрее получается. Ладно, знаем мы эти штучки, командуйте, полковник.

Скомандовал. Я уже все три мишени положил, а они только руки с оружием подняли для стрельбы. Что ж, челюсти, как у нас в свое время на Кубе, отпали.

Если интересно, буду учить. Интересно. Что ж, сели, стали беседовать».

В своем рассказе сотрудник «Вымпела» забыл уточнить весьма интересную деталь: он успел поразить каждую мишень двумя выстрелами. Подчеркиваю: двумя! В этом секрет стрельбы «бам‑бам», как называют ее спецназовцы.

В подразделении успешно освоили эту уникальную стрельбу. Да и как ее иначе назовешь, если худшие сотрудники за 7 секунд, лучшие за 4 секунды по команде успевали достать оружие, заряжали его и поражали 12 мишеней. Но поскольку в магазине 8 патронов, стало быть, за это время еще и меняли магазин.

Словом, в считаные секунды, выхватив оружие, перебили 12 человек. При этом все время двигались...

Надо сказать, что творческая мысль бойцов спецподразделения «Вымпел» во многих видах стрельбы искала нечто свое, только присущее им.

Это ведь они изобрели по сути новый способ стрельбы из гранатомета. Авторство приписывается нескольким бойцам, поэтому не стану называть никого, но лишь поведаю о самом главном.

Судя по всему, это «рацпредложение» заставила внести сама война. Война в Афганистане. Первый же из наставников‑вымпеловцев столкнулся с неразрешимой проблемой: с безграмотностью и невежеством своих подопечных афганцев.

Эту историю мне рассказывали примерно так. «Прибыл я в Афган. Провожу занятия. Вот миномет. „Север предназначен“, – говорю. А что такое Север? У них же образования ноль.

Ладно, ты из ружья стрелял? Стрелял. Вот труба миномета – ружье. Делаю шаг вперед и на вытянутую руку опускаю трубу гранатомета.

Длина руки неизменна. Помощник опускает мину. Видишь, куда упала? А если изменить угол? Ага, ясно...»

Этот способ часто применялся потом в Афганистане. Он прижился и был распространен среди афганцев. «Голь на выдумку хитра», – смеялись вымпеловцы.

 

ПОЛИГЛОТЫ ИЗ «ВЫМПЕЛА»

 

В каждой профессии есть свои секреты. На взгляд человека непосвященного, тонкости мастерства могут показаться мелочами.

Однако нередко профессионал судит о себе подобном именно по «мелочам». И сразу становится ясно, кто чего стоит.

На пресс‑конференции по итогам антитеррористической операции в Первомайском выступали два министра: внутренних дел – Куликов и Федеральной службы безопасности – Барсуков. Один из генералов тогда посетовал: мол, чеченские террористы ушли по грязному, вязкому полю босиком, сбросив сапоги. Чувствовалось по всему, для генерала такой прием передвижения был в новинку.

«Мелочь», – подумает кто‑то. Возможно, но террористы, на совести которых не один десяток невинно погубленных душ, ушли. Не все, конечно. К счастью, на одном из участков их встретила небольшая группа армейских спецназовцев. И многих навсегда уложила в эту сырую землю.

В спецназовском деле нет мелочей. Этому правилу в разведывательно‑диверсионных подразделениях учат, что называется, с младых ногтей. Не там поставленная точка в документах может стать причиной провала агента, неосторожно сломанная ветка выведет преследователей на дневку разведгруппы.

Один из генералов КГБ рассказывал мне, как перед вводом наших войск в Чехословакию увидел он сотрудников органов безопасности, одетых словно с иголочки в новую военную форму. И это на фоне обношенных, застиранных гимнастерок солдат и армейских офицеров. Кто‑то допустил явный просчет. «Вас же сразу вычислят...» – заметил генерал.

Что же касается бегства террористов босиком, то полковник Евгений Савинцев, опытный разведчик, бывший заместитель командира «Вымпела», лишь усмехнулся: «Я этому учил своих солдат еще в сорок пятом. По команде одним взмахом ноги они должны были сбросить сапоги. Иначе не убежишь и никого не догонишь, сапоги на вязкой целине моментально становятся пудовыми от налипшей грязи.

Эту премудрость знали у меня еще бойцы‑первогодки».

Умение заранее просчитать ситуацию, предусмотреть все жизненно важные мелочи – неизменная черта профессионального разведчика‑диверсанта.

Вспомните 24 апреля 1980 года. Американское диверсионное подразделение «Дельта» занимает места в самолетах. Оружие пристреляно, вычищено, ножи заточены.

Бойцы одеты в джинсы, высокие армейские ботинки и бронежилеты черного цвета. На правом рукаве каждого бойца пришит нарукавный знак с изображением американского флага. Пока он заклеен лентой. На голове – темно‑синяя шапочка ВМС. И никаких знаков различия.

В 18 часов первый самолет с группой сотрудников «Дельты» стартует с египетского аэродрома. Их путь лежит над Оманским заливом в Иран. Там террористами захвачено американское посольство, и «Дельте» поставлена задача освободить заложников.

«Мысли роились в моей голове, – пишет в своих воспоминаниях командир „Дельты“ полковник Чарльз Беквит. – Что ожидает нас впереди, с чем мы столкнемся на улицах Тегерана? Возможно, с каким‑то новым препятствием, не учтенным нами.

Все ли заложники будут находиться в канцелярии? Смогут ли советские ЗСУ с их губительными 23‑миллиметровыми пушками достать команду «Дельта», пока она останется на стадионе? Сколько вертолетов выйдет из строя завтра ночью?

На полпути к пустыне мне доложили, что все восемь вертолетов взлетели. Операция началась. Я сиял. Многие ли сумеют сделать то, что удалось мне? Подобрать команду, начав практически с нуля, создать подразделение, лучшее в американской армии, а затем поднять его и повести в бой».

Гордость Беквита вполне объяснима. Действительно, это он стоял у истоков «Дельты», он преодолел все чиновничьи барьеры и собрал, выпестовал совершенно новое для армии США подразделение. Теперь полковник вел их в первый бой.

Бой предстоял трудный, рискованный. Как известно, американцы его проиграли. Операция «Орлиный коготь» закончилась провалом.

Я не раз задавал себе вопрос, почему это случилось? Официальная версия, кстати, высказанная самим Беквитом, такова: виноваты во всем вертолеты, вышедшие из строя на пути в Тегеран.

Да, это так. По расчетам специалистов, разработавших операцию, для ее успешного проведения надо было иметь восемь исправных вертолетов. А у Беквита в пункте «Пустыня‑1» их оказалось только пять. И тогда он принял решение: «Операцию отменить. „Дельта“ летит домой».

Но ведь главная трагедия произошла после этой команды.

Вот как описывает ее сам Беквит.

«Команда „Дельты“ начала погрузку в самолеты. Я шел от одного самолета к другому, отмечая в уме количество людей, которые поднимались на борт каждого из них.

Я быстро направился к головному самолету. Времени было 2.40. Некоторые пилоты запустили двигатели своих машин, чтобы их подогреть.

Всюду кружились пыльные вихри, видимость практически была нулевой».

Хочу заострить внимание именно на этих словах полковника Беквита. Здесь кроется разгадка всей трагедии. «Из‑за нулевой видимости» один из вертолетов, выруливавший на заправку, столкнулся с крайним самолетом «ЕС‑130». К счастью, бойцы группы «Голубая» (подразделение «Дельты») успели спастись, выбежав из охваченного пламенем самолета.

Тайну трагедии раскрыл мне тот же полковник Савинцев. Ведь вряд ли кого‑то стоит убеждать, что американцы не понимали, куда летели. В пустыню. Более того, они упорно тренировались в песчаных районах страны, во Флориде. Тренировки в общей сложности занимали несколько месяцев. Казалось бы, просчитали все. Упустили одну «мелочь»: песок в иранской пустыне был совсем иным по составу, чем на пляжах Флориды. Там вертолеты взлетали, не поднимая облака пыли.

В Иране было иначе: неисправные вертолеты и песчаная буря, поднятая лопастями машин, похоронили надежды на успех операции. Сгорело несколько вертолетов, самолет заправщик, погибло 8 человек.

«Было почти три часа утра, – напишет потом Беквит. – Пробыв на земле 3 часа 46 минут, „Дельта“ покинула пункт „Пустыня‑1“.

С первыми лучами солнца мы летели над Оманским заливом. Операция закончилась полным провалом. После колоссальных затрат времени и нервов, труда и пота – все оказалось напрасным».

В этой истории подкупает лишь одно: Беквит не побоялся взять на себя ответственность и отменить операцию. Хотя знал, что за ее ходом следит сам президент. Да, погибло 8 человек, но могло погибнуть больше, дрогни командир «Дельты», не прояви твердости, смалодушничай.

Позже Бжезинский признался Беквиту, что во время их перелета в Иран был постоянно рядом с президентом и, когда командир «Дельты» попросил разрешения на прекращение операции, почти убедил Картера продолжить ее.

– Как вы думаете, каковы были бы последствия, если бы такое решение было принято? – спросил Бжезинский Беквита.

– Случилась бы катастрофа, – ответил полковник. – И наша беседа не состоялась бы».

«Я неоднократно задумывался над этим вопросом, – скажет потом Беквит, – и в глубине души знал, что если бы получил приказ о продолжении операции, то не выполнил бы его, сославшись на радиопомехи и плохой прием».

Увы, у нас накануне чеченской бойни никто не сослался на радиопомехи и плохой прием.

Погибли тысячи необученных мальчишек в солдатских шинелях, тысячи мирных жителей.

Но это уже тема другого разговора.

Возвращаясь к проблеме профессионализма и тонкостям в работе диверсанта, нельзя не заметить, сколь продуманно в свое время подходили к этому делу в органах госбезопасности.

Так, к примеру, группу сотрудников «Зенита», которая штурмовала кабульское радио и телевидение в декабре 1979 года, возглавил Анатолий Рябинин, инженер‑телевизионщик. Его задачей было не только взять под контроль информационные службы столицы, но и обеспечить дальнейшую бесперебойную их работу. Что, собственно, и было сделано. Из одной из студий, захваченной группой Рябинина, и прозвучало известное обращение Бабрака Кармаля к народу Афганистана.

Боец «Вымпела» подполковник Эркебек Абдулаев в ходе учений работал под видом специалиста‑зоотехника, приехавшего из другого региона. Для сбора разведданных он посещал местное управление сельского хозяйства, вел с коллегами заинтересованную беседу по проблемам зоотехники. Это не вызывало ни у кого подозрений, потому что до прихода в органы госбезопасности Абдулаев закончил сельхозинститут.

Вообще образование по первой специальности, как говорят в «Вымпеле», – дело весьма интересное. Такое разнообразие профессий вряд ли где‑либо встретишь под одной крышей. Есть тут телевизионщики и атомщики, педагоги и танкисты, пограничники и зоотехники, юристы и тренеры.

А уж вузы, в которых обучались будущие вымпеловцы, и перечислить трудно. Диапазон велик. От провинциального пединститута до элитной Академии Генерального штаба и до всемирно известной Сорбонны.

Когда после событий августа 1991 года «Вымпел» перенацелили с разведывательно‑диверсионной деятельности на борьбу с ядерным терроризмом, в составе подразделения появились инженеры‑атомщики.

Серьезно относились в «Вымпеле» к освоению иностранных языков. Конечно, в семье не без урода, были и такие, кто так и не освоил «иняз». И уроки по языку были для них пуще наказания. Но большинство использовали эту возможность, которая, кстати, помогает им успешнее адаптироваться в новой, гражданской жизни.

Так, бывший боец спецподразделения Анатолий Ермолин руководил колледжем. Когда я поинтересовался, где он освоил второй язык – испанский, Анатолий Александрович добрым словом вспомнил своих вымпеловских учителей иностранного языка.

Были в подразделении и свои полиглоты, овладевшие четырьмя, пятью языками, а порою и очень редкими наречиями. Не знаю, так ли, но говорят, служил в «Вымпеле» сотрудник, бывший чуть ли не единственным в стране знатоком языка маленького вымирающего африканского племени.

Вот такими уникальными профессионалами владело спецподразделение. Сплоченное единой целью в крепкую боевую семью, оно и само стало уникальным, единственным в своем роде. Однако теперь это уже история.

История, которой можно гордиться.

 

«ССЫЛКА» В... МВД

 

Октябрьские события 1993 года в Москве – трагедия нашего народа. Для «Вымпела» это по‑особому страшные дни. Не будь их, судьба уникального подразделения сложилась бы совсем иначе.

«Альфа» была более известна, ее побоялись тронуть. Хотя говорят, что президент всякий раз даже при случайном упоминании группы «А» впадал в дурное настроение.

Уже 6 октября он подписал указ об увольнении в запас командира группы генерала Геннадия Зайцева. Однако указ этот не увидел свет, говорят, нашелся в президентском окружении неглупый советчик, который подсказал, мол, не время сейчас лишний шум поднимать. И генерала оставили в покое.

Правда, опальную «Альфу» отстранили от охраны президента, а на двадцатилетний юбилей в списках награжденных отсутствовала фамилия ее начальника, того же Зайцева, отдавшего группе ни много ни мало – полтора десятка лет.

С «Вымпелом» поступили просто. Чудовищно просто. Элитное подразделение госбезопасности, которое двенадцать лет готовили для работы за рубежом, куда были собраны лучшие силы оперативников и боевиков страны, передали в милицию.

Хочу быть правильно понятым: не смею противопоставлять систему МВД и органы государственной безопасности. Обе службы крайне нужны, необходимы и достойны уважения и поддержки.

Однако это разные системы. У каждой из них свои специфические задачи, и элитный боец спецназа, владеющий иностранными языками и оперативным мастерством, не должен выполнять обязанности омоновца.

Подобного этому еще не бывало в мире. Да только что нам мир, мы сами с усами.

Решение высшего руководства страны «сдать» элиту разведки в МВД вызвало в подразделении бурю возмущения. Бойцы уходили десятками.

Военные эксперты считают, если подразделение покинуло по каким‑то причинам 30 процентов личного состава – оно на грани утраты боеспособности, если 40 процентов – практически небоеспособно. Но это в обычном воинском подразделении, а что говорить о спецназе, где каждый боец стоит взвода. И чтобы его подготовить, нужны не месяцы – годы, десятилетия. «Вымпел» готовили 12 лет и погубили в одночасье.

Командир «Вымпела» генерал Дмитрий Герасимов тоже отказался служить под милицейскими знаменами. Министр внутренних дел Ерин обиделся: «Конечно, вы белые воротнички, а мы чернорабочие».

За что же так жестоко расправились с «Вымпелом»? Правды до сих пор не сказано миру.

Без сомнения, группа «А» и «Вымпел» совершили гражданский подвиг. Они прекратили кровопролитие, спасли людей.

Однако не такого подвига, по всей видимости, ждали от них власти.

Встречаясь с непосредственными участниками тех событий, я часто задаю себе вопрос: как рождается историческая ложь? Как защитить историческую правду?

Мне приходилось это делать в 1991 году. Помните страшные статьи, заголовки газет тех дней и среди них целую серию сообщений о боевой машине пехоты номер 536. Самый распространенный из них – «БМП‑536‑убийца».

Сразу же после тех событий я побывал в прокуратуре, в подмосковной дивизии, откуда была эта злополучная бээмпэшка. С офицерами дивизии мы еще и еще раз прочерчивали маршрут движения БМП, просчитывали по минутам движение колонны. Выехали еще раз на место, провели своего рода собственный следственный эксперимент.

Не стану заново описывать те события и выводы по ним, тем более, что по горячим следам я все уже описал в статье под заголовком «Была ли БМП‑536 убийцей?». Считаю, что в своем расследовании доказал: БМП‑536, как и другие машины этой колонны, шла не к Белому дому. По этой дороге они попросту не могли туда попасть.

Меня поразила встреча с «экипажем‑убийцей» БМП‑536. Измученные разборками, напуганные допросами, задерганные встречами с высокими «демократическими чиновниками», со страхом в глазах смотрели они на мои подполковничьи погоны.

Долго пришлось убеждать этих ни в чем не повинных ребят, что я не из Белого дома, не из КГБ, контрразведки и прокуратуры. И все‑таки когда удалось их хоть как‑то разговорить, механик‑водитель БМП со слезами на глазах протянул ко мне обгоревшие, иссиня‑красные руки. Его вытащили из БМП, облили бензином и подожгли.

Вот какой оказалась эта правда.

Но самое поразительное, что эти ребята, которых обозвали «душителями демократии», ни разу до этой злополучной ночи не были в Москве, а что существует такой Белый дом, узнали на следующий день из уст следователя.

Как я уже сказал, возмущенный всем этим, написал статью. Она резко контрастировала с тем диким газетным воем. И попытался защитить историческую правду. Обошел добрый десяток уважаемых центральных газет – никто не взялся опубликовать ее. Нашелся единственный смельчак, Николай Модестов из «Подмосковных известий». Он напечатал. Спасибо ему, конечно. Хотя я прекрасно осознаю никчемность своих потуг. Моя статья – писк, не замеченный никем.

Вот и вся правда. Низкий поклон следователю, которая не побоялась провести непредвзятое расследование. Иначе солдаты, не знавшие и названия Белого дома, гнили бы до сих пор в тюрьме, как «убийцы» и «душители демократии».

Однако и следователь, посмевшая сказать истинную правду, а не выгодную в ту минуту так называемым «демократам», была облита в прессе дерьмом с ног до головы.

Вот почему хочу лишь одного – чтобы действия подразделения «Вымпел» в октябре 1993 года были освещены правдиво и честно. И остались в истории нашего Отечества таковыми.

Ибо уверен, звания Героев России достойны именно они – бойцы группы «А» и «Вымпела». И пусть эти звезды украшают сегодня иные мундиры – народ должен знать своих истинных героев.

Дабы самому не показаться предвзятым, слово им – бойцам подразделения «Вымпел», непосредственным участникам тех событий.

Сергей Проценко, бывший начальник отдела подразделения «Вымпел»:

– Начало было таким. В 3.15 утра 4 октября руководство подразделений «Вымпела» и «Альфы» пригласили в кабинет президента.

Тут же и Барсуков с Коржаковым. Сели вдоль стены, напротив стол Ельцина. Он выступил перед нами. По всему чувствовалось, Борис Николаевич сильно взволнован, находится в нервном напряжении.

Помню, он сказал: «Надо покончить с красно‑коричневыми, иначе этот бандитский разгул приобретет необратимые для страны последствия».

Может, в каком‑то слове я слегка и ошибся, но за всю фразу точно ручаюсь.

Мы все молчали, понимали, что от нас хотят. Ельцин спросил, есть ли вопросы. Стараясь как‑то спасти ситуацию, Дмитрий Михайлович Герасимов сказал что‑то о малых силах.

Ельцин уже стоя отрезал: «Хватит сил». На этом наше общение с президентом закончилось. Дальше общались с Коржаковым.

А теперь представим состояние командиров – того же Герасимова, Зайцева да и тех, что рангом пониже. Приказ получен от первого лица государства. Он должен быть выполнен, как записано в уставах (читай, законах для людей военных) «точно и в срок». Иначе? Иначе в зависимости от обстановки... Если по законам мирного, тоже не легче – трибунал.

Часто люди штатские, особенно журналисты, особенно женщины, никогда в армии не служившие и воспринимающие слово «приказ» примерно так же, как просьбу завотделом, от которой можно запросто отмахнуться, отшутиться, берутся судить людей в погонах. И судят, не осуждают, а по‑настоящему судят, не понимая, перед каким страшным выбором стоят эти люди.

А ведь если поразмыслить объективно, непредвзято, у бойцов «Вымпела» и «Альфы» и выбора не было в ту поистине трагичную ночь.

Не выполнить приказ – это пролить море крови. Что означает это в реальности – «покончить с красно‑коричневыми»? А то и означает – «покончить». Представим себе на минуту ужас того боя и состояние после него. Кто они теперь, эти «профи» антитеррора? Разве в Белом доме засели террористы?

Вот какие вопросы стояли перед каждым из них. Страшные вопросы, на которые не найти ответа.

Поначалу они пытались найти ответы на них у непосредственных начальников – генералов Барсукова и Коржакова. Однако вскоре поняли, они тоже не знают ответов. Знают одно: президент приказал. Что ж, приказ они слышали своими ушами. Хотя порой казалось, лучше бы оглохнуть в ту минуту.

Рассказывает Сергей Проценко:

– Пришли мы в зал, здесь же в Кремле, где в эту ночь располагались, стали думать: что делать? На памяти девяносто первый... Вильнюс, Тбилиси...

И вот тогда, в ходе этих тяжких раздумий я понял: очень трудно найти и подготовить Александра Матросова. Ведь думали мы не о себе, нет. А как же будем стрелять в своих людей? Неужели нельзя найти другое решение?

С «Альфой» были вместе, не делились. Мы, старики, знали друг друга с 1979 года. Те, кто помоложе, – с конца 80‑х. В Афганистане вместе, по «горячим точкам», считай, заодно метались, учения совместные. Так что скрывать было нечего.

Словом, собрались, давайте искать варианты. Не идти нельзя, идти – тоже нельзя. Раздавались, конечно, и резкие заявления более молодых ребят, мол, выходим, садимся в автобусы и уезжаем на места дислокации.

Все‑таки каким‑то образом мы смогли убедить большинство, что время есть, надо думать, искать. И главное, убеждать руководство в принятии другого, бескровного решения.

Погрузились в автобусы, выехали из Кремля, остановились в улочке рядом с Генштабом. Подъехал к нам Барсуков. Стали предлагать свои варианты.

Ну, например, стрельба раздается с двух сторон. Окружаем Белый дом, прочесываем все чердаки, крыши, помещения, и уже оттуда нет ни одного выстрела. А отсюда, со своей стороны легче остановить огонь.

Увы, предложения отвергались. Было одно: надо идти, выдвигаться и все. Тогда прямо в лицо Барсукову говорили: стрелять не будем.

Очень тяжелое впечатление произвели действия ОМОНа в районе зоопарка. Они жестоко били людей... Это не ожесточило нас, произвело обратный эффект.

Вот чем отличается боец элитного подразделения от обычного омоновца.

В своей книге о группе «А» я привожу диктофонные записи радиопереговоров милиции и Белого дома. Они были напечатаны в свое время в «Комсомольской правде».

Там один милиционер грозит в эфир с тех, кто в Белом доме, «шкуру содрать», «перевешать всех на флагштоках», обещает «живыми не брать». И все почему? На этот вопрос отвечает другой милиционер: «Там одни урки собрались, там людей нет нормальных».

Вот так. Он не видел в глаза тех людей, но ему сказали: там «скоты» и «урки», и он поверил.

Теперь можно представить, что бы произошло, не войди «Вымпел» и «Альфа» до темноты в Белый дом и не выведи оттуда депутатов и их сторонников. Ночью туда бы вошли омоновцы. Те самые, которые обещали содрать шкуру.

Думаю, это поняли и бойцы спецподразделений, глядя на омоновскую расправу у зоопарка.

Слово Сергею Проценко:

– Часов в 15 стали выдвигаться к Белому дому. Гремели выстрелы, падали люди. Мы видели: по мере затягивания конфликта жертвы будут расти.

Я со своим отделом выдвинулся вдоль здания к центральному входу.

У Белого дома стояло тысяч пять человек. Никто не мог объяснить, что это за люди – сторонники парламента или наоборот.

Подошли ближе, присмотрелись. Стало ясно – это не сторонники Белого дома. По взглядам, возгласам можно было понять: они рвутся туда не с благими намерениями. Конечно, толпились и журналисты, фотокорреспонденты.

Пришлось вытащить милицию с задних рядов, поставить вперед и с их помощью начали потихоньку, культурно теснить толпу. Уговаривали, мол, пули летят не резиновые.

Поставили свое оцепление. Я поднялся с центрального входа на второй этаж. В зал, где сидели депутаты, не входил, стал на входе их просить, уговаривать покинуть Белый дом.

Потом пошли на четвертый этаж к Руцкому. Навстречу нам вышли офицеры с оружием, с автоматами. Приперли к стенке вначале. Минут семь объяснял. Тут же депутат Тараненко был. Он меня проводил к Руцкому.

Долго мы говорили с Руцким в окружении депутатов. Обстановка напряженная. Они нервничают, я нервничаю.

Как мог убеждал: чем раньше выйдем, тем раньше все закончится. Главное, вывести людей, чтобы никто не погиб.

Было много вопросов, заявлений, мол, мы не вели огонь, нас хотят расстрелять. Словом, мне не доверяли.

Мне кажется, перелом произошел после того, как Сажи Умалатова сказала: «Я верю этому полковнику».

Вижу, и Руцкой к моему предложению склоняется.

Вот так работали бойцы «Вымпела» и «Альфы» в Белом доме: уговаривали, убеждали, давали гарантии, на которые не были уполномочены.

Случалось всякое: порой в висок упирался ствол пистолета, и тогда вновь начиналась беседа. Спокойно, с нервами, собранными в комок.

Один из бойцов «Вымпела» Сергей Климентьев рассказывал мне: когда они вышли из Белого дома, он проверил у своих подчиненных оружие. За целый день его люди не сделали ни единого выстрела.

Однако, как показало время, уговорить защитников Белого дома было полдела. Уговорили, спустились на первый этаж, а что дальше? Как теперь обеспечить людям обещанную безопасность?

Вспоминает Сергей Проценко:

– Руцкой, Хасбулатов и еще человек сорок спустились вместе с нами в фойе первого этажа. И вот тут начались проблемы.

Пытаюсь связаться по рации – не удается. Спустился по лестнице вниз к бронетранспортерам, вышел на связь с командиром группы «А» генералом Зайцевым. Представился, я такой‑то, вышел в фойе с Руцким, Хасбулатовым, другими депутатами. Дал гарантии безопасности.

Зайцев попросил меня подождать. Ждем, ответа нет. Снова непонятные вопросы, дело к вечеру.

Пытаюсь шутить, чтобы хоть как‑то разрядить обстановку. Но меня начинают спрашивать: где автобусы?

То и дело возникали вспышки напряженности, выкрики: «Не пойдет! Будем стоять до последнего!»

Спустился второй раз, попросил автобусы, БТРы сопровождения.

Вскоре к нам поднялся с группой людей Коржаков. Когда он представился, толпа закричала, взволновалась. А тут еще его охрана бросилась обыскивать. Пришлось этот обыск резко пресечь, иначе не знаю, чем бы все кончилось.

Коржаков спросил: «Где Баранников, Макашов?» Я ответил, что со мной только Хасбулатов и Руцкой. Он дал команду доставить их в Лефортово.

В это время подошел транспорт. Подвели Макашова. Его, Хасбулатова и Руцкого я посадил в автобус, туда же вошел Коржаков с охраной.

Когда отъезжали от Белого дома, Хасбулатов в окно увидел пляшущих людей. Они прыгали, смеялись. Спросил: «Что за люди, почему себя так ведут?»

Я ответил: «Наверное, радуются». «Они еще горько об этом пожалеют», – сказал Хасбулатов.

Это были его единственные слова.

Руцкой говорил много. Что военные обещали поддержать, звонили, выражали поддержку, называл фамилии... И вот предали...

В конце сказал: «Передай привет Герасимову. Я его выручал в Афганистане».

Там их встретили тоже вымпеловцы, приняли.

Валерию Киселеву так запомнился тот вечер:

– Макашов отказался есть, объявил голодовку, Хасбулатов психанул, ночью не спал, трясся, кричал: «Почему так холодно? Почему одеяло такое не теплое?

– А вы, собственно, где находитесь? В тюрьме.

Так мы опустились до тюремщиков.

Последняя горькая фраза, брошенная сотрудником «Вымпела», у меня до сих пор не выходит из головы.

 

КАК РОДИЛАСЬ «ВЕГА»?

 

У одного из сотрудников «Вымпела» была излюбленная шутка. Приходя в подразделение ранним утром, он приветствовал коллег: «Добрый вечер!» «Ну, какой же вечер?» – изумлялись сослуживцы. «А я как захожу в ОУЦ (Отдельный учебный центр – под таким названием легендировалось подразделение), так в глазах темным‑темно».

Весьма символичная шутка. Когда узнаешь, каким пертурбациям и реформированиям подверглась в свое время группа «Вымпел», понимаешь: есть от чего потемнеть в глазах.

Сначала из внешней разведки передали в состав Министерства безопасности, позже вывели и оттуда и «прикомандировали» к главному управлению охраны. И наконец, в январе 1994 года вообще передали в МВД.

Новый милицейский шеф приказал переименовать группу. Так родилась «Вега».

Сегодня, казалось бы, все возвратилось на круги своя, «Вымпел» вновь на Лубянке. Теперь это управление «В» Центра специального назначения Федеральной службы безопасности.

Встречаясь с бойцами спецподразделения – бывшими и нынешними, – убеждаешься в верности древней истины: сколько людей – столько мнений. Одни считают, что и нынешний состав подразделения – это тот же «Вымпел», иные говорят, что от прежней группы не осталось и следа.

Не знаю, кто тут прав. Сдается мне, что названия менялись неспроста. Командиром «Вымпела» был Дмитрий Герасимов. «Вегой» руководил Валерий Круглов, а Владимир Проничев возглавил управление «В». Теперь Проничев уже замначальника ФСБ, а подразделением командует Сергей Уколов.

Признаемся себе: одно дело разведка и диверсии, другое – заботы милицейские, борьба с преступностью.

Можно было понять руководство МВД, кто же откажется от высокопрофессионального, слаженного, мобильного подразделения. И надо отдать должное, новое начальство отнеслось к «Веге» с вниманием и заботой.

Однако совсем иная реакция была в подразделении. Сотрудники, по существу, взбунтовались.

Большинство не хотели переходить под руку генерала Ерина. Что ж, и это вполне объяснимо. Ведь осенью 1993 года «Вымпел» во многом оставался тем, первозданным ОУЦем, который создавался как элитное подразделение Комитета безопасности. На его боевом знамени так и было начертано: группа специального назначения КГБ СССР.

«Вымпел» превратился в аукцион. Уволенных в запас офицеров «разбирали» фирмы, тех, кто не хотел снимать погоны, «сватали» в разведку, в Службу безопасности, в Главное управление охраны, в Министерство по чрезвычайным ситуациям. Случалось, уходили целыми отделениями.

Когда одного из парашютистов, тех, кто десантировался на крышу атомного реактора, я спросил, сколько бойцов осталось в «Веге» от их «летного» отделения, он со вздохом ответил: никого.

Если уходят все – умирает подразделение. К счастью, «Вымпел» не умер. Хотя немало потерял.

Справедливости ради надо признать, что выжить помогло и новое министерство. Оно не оставило «Вегу» в безденежьи, отнеслось с пониманием к проблемам группы. Ее обеспечили автотранспортом, боеприпасами, оружием.

Самым больным для «Вымпела» был строящийся уже многие годы «объект». Это комплекс зданий и помещений, где сегодня есть все для жизни и боевой деятельности.

Признаюсь: побывав на «объекте», я был потрясен. На фоне всеобщего развала «объект» оставался оазисом созидания. Прекрасный бассейн, где тренируются боевые пловцы, просторный тир для стрельбы из разных систем оружия, уютная библиотека, музей, столовая, жилые помещения, классы для обучения сотрудников.

Заместитель начальника управления «В», ветеран «Вымпела» Владимир Владимиров (фамилия изменена), рассказывал, сколько сил пришлось вложить, чтобы довести до ума «объект». Многое сделано своими руками, усилиями энергичного заместителя командира по тылу Александра Васильевича Копчика.

Но самое главное – сделано. И за это спасибо руководству МВД – оно нашло деньги, когда «Вымпел» вошел в состав министерства.

Интересно, что даже место для строительства «объекта» было выбрано не случайно. Прежде здесь был лес и большая поляна, на которой любили отдыхать, возвращаясь с занятий, бойцы «Вымпела». Так сказать, последний привал перед домом. Все знали: оставалось ровно 3 кэмэ, а там родные стены, горячая банька, отдых.

Словом, поляна эта с годами стала своего рода талисманом на трудном пути «Вымпела». Потому, когда встал вопрос, где развернуть новый объект, выбрали именно это место.

По существу «Вымпел» – «Вега», находилась в штате МВД полтора года. А если быть совершенно точным, то в августе 1995‑го Указом Президента подразделение вновь возвращалось в ФСБ. Что ж, никто не сомневается сегодня – это было правильное решение. Каждый должен заниматься своим делом.

Эти полтора года, когда группа надела милицейские погоны, оказались на редкость напряженными.

Декабрь 1993 года – захват четырьмя вооруженными преступниками 14 учеников 25‑ой школы города Ростов‑на‑Дону.

Июль 1994 года. Трагедия разыгралась в Минводах. А начиналось это на трассе Пятигорск – Ставрополь. Бандиты захватили автобус и выдвинули требования: оружие, доллары, самолет, готовый к вылету. Под дулами пистолетов оказалось 40 заложников, среди которых были и дети.

«Вега» вылетела в Минводы, где уже находился автобус, захваченный террористами. Из‑за ведомственной неразберихи группе «Альфа» не удалось вовремя вылететь на самолете «ТУ‑134». Руководитель полетов так и не розыскал командира экипажа.

Командир авиационной дивизии выделил в распоряжение группы дежурный «АН‑27». Когда на борт были загружены боеприпасы, спецсредства, поступила новая команда – самолет ВВС «АН‑27» заменили на самолет «ТУ‑134».

«Альфовцам» вновь пришлось перегружаться.

В результате группа «А» опоздала к началу проведения операции, и руководитель оперативного штаба генерал‑полковник А. Куликов принял решение ее не задействовать.

Вся тяжесть выполнения боевой задачи легла на «Вегу» и милицейский отряд быстрого реагирования.

В ходе проведения операции были погибшие среди заложников, раненые сотрудники МВД.

Страна еще не знала Буденновска и Первомайского, чеченской войны, и реакция на жертвы штурма вертолета была весьма негативной.

Об этом много писали в прессе, сотрудники подразделения вдоволь наслушались горьких упреков. Однако, как ни прискорбно говорить, мои коллеги, да и я сам, были далеки от истины. Тому много причин. В их числе и пресловутая сверхсекретность. И тем не менее наша пишущая братия в пылких, обвинительных статьях ничтоже сумняшася крепко обидела ребят, подставивших себя под пули террористов.

Потому с опозданием, но хочу извиниться. Перед майором милиции Дмитрием Ковалевым, который до сих пор носит под сердцем осколок, перед сотрудником группы «Вега» Алексеем Орловым и другими бойцами той штурмовой команды.

Но что же на самом деле случилось тогда, в июле 1994 года, на летном поле аэропорта Минводы?

Рассказывает участник штурма, сотрудник управления «В» Александр Евгеньев (фамилия изменена).

– В этот раз все обстояло иначе, чем прежде. Ведь мы уже не впервые выезжали в Минводы. Обычно на месте захвата уже работает милиция, войска Министерства обороны, оцеплен аэропорт. А тут кругом неразбериха, беготня. Команды: бегом туда, бегом сюда, ложись, чтобы не заметили.

Автобус с террористами стал неожиданно перемещаться по аэродрому. В общем, нервозная обстановка, четкости в действиях не было.

Нас из «Веги» всего тринадцать человек. Командир, зам. начштаба, доктор и десять бойцов.

Прошла информация: террористы требуют вертолет. Мы потренировались на вертолете, подготовили его.

В ходе тренировки обменялись мнениями и сошлись в одном – входить через рампу сзади нельзя. Такой путь проникновения обречен на неудачу.

Понимало это и руководство операцией, и поэтому была поставлена задача: «работать по террористам» в момент их перехода из автобуса в вертолет.

Тремя группами, с помощью тягачей, на высокой скорости мы должны были таранить автобус и идти на штурм.

Нас запросили о готовности, мы подтвердили – готовы! После этого – непонятная пауза. Вдруг запустились двигатели вертолета и слышу разговор по радиостанции: «Что случилось? Почему террористы в вертолете?»

У нас тоже некоторое замешательство, ведь планировали работать по одному сценарию, а выходит совсем другой.

Однако размышлять времени особо не было. Прозвучала команда: «К машине!», спешились и вдоль забора бегом к вертолету. По ходу передвижения провели расчет. Было ясно – выпадает нам худший вариант. О том, что на штурм идти придется, никто не сомневался. Знали, Дудаев предупредил: любой вертолет, который залетит в воздушное пространство Чечни, будет сбит.

Вы спросите, как оказались террористы в вертолете? Вмешался начальник совершенно не причастный к операции. Ему подчинялись экипажи вертолетов. Таким образом, он по существу, сорвал операцию. Но людей, заложников, надо было спасать.

И мы пошли. Сигналом послужил взрыв светозвуковой гранаты.

Информация по террористам на борту была очень скудная. Назывались цифры, то ли три, то ли четыре человека. Как одеты, как выглядят, тоже неясно. Помню, сказали, мол, один в белой рубахе. Вот и все приметы.

Словом, вскрыли рампу, с криками бросились вперед. А навстречу – обезумевшие заложники, вал людей.

Представляете, вертолет «МИ‑8» и четырнадцать заложников. Крики, визг, плач. Меня сбивают с ног. Впереди идущий Сергей Карпов тоже падает.

Вижу внутри вертолета оранжевые вспышки. Это я позже понял, что в нас стреляли.

В обшем, стремительность, которая необходима при проведении спецоперации, была утеряна.

Первое, что я увидел, заскочив в вертолет, вытянутую руку с пистолетом. Террорист сидел на полу, боком ко мне. Успел отбить его руку и дернул: пистолет оказался у меня.

Вдруг вижу в левой ладони бандита – граната. Стрелять не могу, убью, а он разожмет руку. А это взрыв, убитые, раненые.

Перехватываю своими руками его ладони и прижимаю к полу. Он вырывается. И тут я был ранен в ногу, потерял сознание. Когда очнулся, вновь попытался схватить террориста за руки и дожать. Но силы не те, плыву, кружится голова...

Он вырвался и бросил гранату в сторону. Сработал взрыватель.

В это время открылась боковая дверь, террорист стал падать из вертолета и я за ним. На землю посыпались гранаты.

А та граната, которую бросил бандит, взорвалась под баком машины. Нас из штурмующей группы в вертолете находилось четыре человека, и все оказались тяжело раненными.

Дима Ковалев из СОБРа стал инвалидом, рука до сих пор не работает, осколок под сердцем. Мне перебило две кости в ноге, с аппаратом Илизарова лежал. Ранение у Алексея Орлова, мы вместе с ним из академии пришли, и у Саши Аничкова.

Писали потом про пули 5.45 из автоматического оружия, а у нас и автоматов‑то не было, одни пистолеты.

Террористов приговорили к высшей мере, но они и до сих пор живы. Дело отправили на доследование».

Такова страшная правда нашумевшей некогда операции в Минводах.

Однако сколько их было потом – и Буденновск, и Кизляр с Первомайским.

В тихом Буденновске старики‑фронтовики подумали, что в город ворвались фашисты. Тот же оскал, та же кровожадность – стреляли «от живота», взрывали дома, убивали, сгоняли мирных жителей в больницу.

Район действий блокировали части МВД и Министерства обороны. На штурм больницы пошли два спецподразделения – «Альфа» и «Вега». Атака «Веги» захлебнулась, однако в том не ее вина.

Вот мнение бойца группы «А» снайпера Василия Денисова:

– У «Веги» была практически невыполнимая задача. Если бы пошли до конца, то такого подразделения больше не существовало бы.

Им надо было пройти по совершенно открытому пространству метров сто пятьдесят. Место полностью простреливалось «ДШК» (крупнокалиберный пулемет), автоматчиками, гранатометчиками.

Там танк пусти, и его бы подбили. А они ведь живые люди, не в броне.

Как завершилась операция в Буденновске, известно всей стране. Об этом много писали и повторяться, думаю, нет смысла. Хочется лишь добавить, что бойцы спецподразделений сделали в этой ситуации все, что могли. Остальной спрос с политиков. Но как известно, с них взятки гладки.

Была «Вега» и у Первомайского. Вместе с «Альфой», «Витязем», милицейскими спецподразделениями.

Словом, в последние годы свою военную чашу «Вымпел» – «Вега», испила до дна. Хотя точнее будет сказать – в последнее десятилетие. Ведь все «горячие точки» Советского Союза, а потом и России прошли бойцы «Вымпела». Были в Армении, в Азербайджане, в Прибалтике... Легче перечислить, где не были.

В числе первых «вымпеловцы» входили и в Чечню. Однако Чечня – это особый разговор.

 

КТО ВЫ, ПРОФИ «ДИВЕРСИЙ»?

 

Писать о людях разведывательно‑диверсионной службы – все равно, что подниматься на вершину. Каждый из них – скала, монолит, большая нравственная высота.

За долгие годы работы в прессе жизнь сводила меня с разными людьми. Но нигде и никогда прежде я не встречал столько талантов, самородков, как здесь.

Да, без сомнения, в Советском Союзе был «крепкий» отбор в эту службу. Но дело, думается, не только в отборе. Судьба сама ведет таких людей в лоно разведки, а служба, опаснейшая, всегда на острие ножа, всегда между жизнью и смертью, гранит их характеры.

 

ДЕДУШКА РОССИЙСКОГО СПЕЦНАЗА

 

Илья Старинов перед войной, в сорок первом, был уже полковником, опытным минером, диверсантом. Преподавал диверсионное дело в партизанских школах НКВД и ГРУ, в том числе и в школе К. Сверчевского в Москве, где обучался руководящий состав Коминтерна.

В 1936 году он уехал в Испанию, там за девять месяцев диверсионная группа бойцов‑интернационалистов выросла в партизанский отряд численностью в 5 тысяч человек.

Через год он вернулся в Москву и оказался словно в пустыне. Его командиры, боевые соратники, ученики сидели в тюрьмах по страшным обвинениям – в измене Родине, в подготовке покушений на руководителей партии, государства.

Новый начальник разведки представил его Ворошилову. Нарком хвалил, обещал награды, но вместо этого – четыре месяца безделья и ожидания ареста. В квартиру не пускали. Он жил в гостинице и каждый день ждал вызова на Лубянку.

Помог сын Цюрупы, с которым Илья Старинов воевал в Испании. Познакомил с сыном Ворошилова. Так он второй раз попал на прием к наркому.

Маршал в присутствии Старинова поговорил по телефону с Ежовым, попросил: оставьте полковника в покое. На следующий день Илья Григорьевич получил назначение начальником научно‑испытательного железнодорожного полигона в Гороховце.

Как говорится, и на том спасибо. Работай, испытывай новую железнодорожную технику. Однако Старинову этого было мало. Его потаенная любовь – минно‑взрывное дело. Ведь это он в 1932 году на учениях с помощью мин остановил движение всех поездов, напрочь отсек войска «противника» от источников его снабжения. Начальник разведки Красной Армии Ян Берзин не скрывал своего восхищения. Илья Старинов был повышен в должности сразу на три степени. Вместо трех кубиков в петлицах он носил теперь две шпалы.

Однако Ян Берзин как враг народа сидел в тюрьме. И маршал Ворошилов с трибуны кричал, что они будут бить врага малой кровью и на чужой территории. А значит, партизаны и диверсанты совсем ни к чему. И потому уничтожен диверсионно‑партизанский резерв, разгромлены базы и партизанские склады в лесах Украины, Белоруссии, России, создававшиеся на случай войны.

Потом, когда наступит этот случай, и не мы, а враг окажется на нашей территории, в Киеве будут судорожно искать специалистов партизанской борьбы и не найдут никого. Все они уничтожены в застенках НКВД.

Илья Старинов никогда и предположить не мог, что его увлечение минами (а он сам их конструировал и испытывал на полигоне) поставят ему же в вину. Мины оказались тоже не нужны в новой войне. Не подходили они под новую доктрину, и потому увлечения Старинова были объявлены не иначе как пораженческими. На сей раз Илья Григорьевич едва уцелел. За подобное в те годы запросто пустили бы «в расход». Но судьба хранила Старинова. Возможно, для будущей войны.

Он войдет в историю Великой Отечественной своими уникальными минами, постановкой инженерных заграждений, дерзкими диверсионными актами. Такими, например, как организация взрыва в Харькове, когда радиоуправляемые мины были заложены в основание самого шикарного особняка в городе, где в свое время жили Косиор, Постышев, позже – Хрущев.

Немцы найдут ложную мину в куче угля в подвале особняка и даже выпустят листовку: не бойтесь русских мин, взрывники они плохие, их электрика никуда не годится.

Эта листовка попадет к нашим. И полковника Старинова вновь объявят вредителем. За него вступится Хрущев, в ту пору член Военного совета фронта. А в ноябре 1941 года в Харькове прозвучит огромной силы взрыв – рухнет особняк, в который поселился начальник гарнизона, немецкий генерал‑лейтенант Георг фон Браун со своей многочисленной челядью.

Вторым взрывом, который тоже произойдет по команде Старинова, снесет целое крыло здания, где некогда размещался штаб нашего военного округа. По самым скромным данным, под обломками погибло 60 эсэсовцев.

Однако мало кто знает, что ничего этого могло не быть. Как, впрочем, и самого Ильи Григорьевича. И именно этот поступок, на первый взгляд, негромкий, бытовой мне наиболее дорог из всех его подвигов, потому что тот поход на прием к Сталину в первые месяцы войны, по собственной инициативе, иначе как подвигом не назовешь.

А случилось вот что. Как известно, 3 июля 1941 года И. Сталин в своем обращении к советскому народу призвал в занятых врагом районах взрывать дороги, портить телефонную и телеграфную связь, поджигать леса, уничтожать склады.

Старинов как профессиональный партизан‑диверсант расценил этот призыв не иначе как безумие. Руководитель страны звал к партизанщине, а не к серьезной партизанской войне. Поджоги лесов были выгодны фашистам, а не партизанам. А уничтожение складов с продовольствием опять же ударило, в первую очередь, по отрядам, действующим в тылу врага. Конечно, свои профессиональные оценки сталинского обращения Илья Григорьевич держал при себе, но тем не менее встречи с вождем добивался весьма упорно.

К счастью, Сталин не смог принять полковника, хотя Старинов уже был вызван для аудиенции и находился в кремлевской приемной.

Теперь с высоты своего возраста Илья Григорьевич признался, что скорее всего он не вышел бы из сталинского кабинета. Ведь о чем собирался сказать вождю партизан уже, право, неважно. О чем бы он ни говорил, все шло вразрез с тем, к чему призывал Сталин.

Понимал ли сам Старинов, на какой шаг он шел тогда? Понимал. Однако чувство долга было превыше страха за собственную жизнь. Как бы ни странно это звучало сегодня, Илья Григорьевич шел, возможно, на смерть ради будущего партизанского движения.

Кстати говоря, он потратил много сил, чтобы убедить начальников разного ранга и звания в необходимости и важности развертывания партизанской и диверсионной работы в тылу врага.

Встречался с Ворошиловым, Мехлисом, Хрущевым, убеждал Первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии Пономаренко. Именно он, Старинов, возглавил первый диверсионный учебный центр Западного фронта. В ноябре 1941 года на стол Сталину наконец попала докладная записка «К вопросу о постановке диверсионной работы» за подписью Пономаренко. Однако написал ее Илья Старинов. Это в ней он высказал мысль, ставшую впоследствии академической: танковый батальон – грозная сила на поле сражения. В эшелоне батальон беззащитен, и его легко ликвидировать двум‑трем партизанам‑диверсантам.

Так боролся за свою идею полковник Илья Старинов. Он считает, что немецкая армия была бы разбита на год раньше, если бы в нашей стране вовремя и правильно организовали партизанское движение.

Помнится, еще до первой чеченской войны, когда мы беседовали со Стариновым, он сказал: «Если будете писать, напишите для наших руководителей, что „Вымпел“ в тысячу раз дешевле, чем Чечня. Авось, они поймут».

Увы, ничего не поняли.

 

«СДЕЛАТЬ ЖИЗНЬ...»

 

У генерала Юрия Ивановича Дроздова есть диплом. Шуточный, но такой дорогой сердцу разведчика. Выдали его, когда начальник управления «С» уходил на пенсию. В нем сказано, что Дроздову присвоено звание «почетного магистра Союза неформалов». Что ж, высокое звание вполне соответствует заслугам.

Признаться, жизнь Юрия Дроздова достойна романа. Возможно, он когда‑нибудь сам напишет этот роман. Для этого у него есть все: поистине удивительная судьба боевого офицера‑артиллериста, разведчика‑нелегала, руководителя нелегальной разведки. Есть талант мемуариста. Юрий Иванович издал две книги, в которых рассказал о своей прежней работе. Рассказал интересно, но скупо. Причину указал сам: «Пусть читатель меня не ругает за недосказанность. Интересы Родины превыше всего...»

Это стало правилом его жизни давно. Он еще мальчишкой, курсантом артиллерийской спецшколы в 1942 году вместе со своими товарищами хотел бежать в Сталинград, в танковое училище. Побег не удался. Было строгое, с угрозой исключения из комсомола, общее собрание.

Через два года, в 1944 году, ему будет всего 19 лет. Как лучшего из курсантов 1‑го Ленинградского артиллерийского училища, что стояло тогда в городе Энгельсе, Дроздова оставят в училище командиром учебного взвода. Он откажется. И теперь уже легально «сбежит» на фронт.

Со временем о своей фронтовой жизни Юрий Иванович скажет так: «Никаких геройских подвигов в ходе боевых действий мне совершить не пришлось. Война – это страшная, кровавая работа, тяжелая и безжалостная. Чтобы выжить самому и другим, я просто старался делать ее добросовестно, насколько это возможно младшему лейтенанту в неполные девятнадцать лет».

Войну артиллерист Дроздов закончил в Берлине, потом служил в Германии и Прибалтике.

В 1952 году он – слушатель Военного института иностранных языков в Москве. Через четыре года его пригласили на службу в КГБ, в нелегальную разведку рядовым оперативником.

Юрий Иванович рассказывал: первое, что спросили, когда он приехал в Берлин в аппарат Уполномоченного КГБ СССР при МГБ ГДР, сможет ли он «сделать жизнь» с другого человека.

«Сделать жизнь...» 35 лет он будет заниматься этим, чтобы, уйдя в отставку, однажды сказать: «Сделать жизнь можно, но как же это трудно, каких требует знаний, сколько разных особенностей нужно предусмотреть, чтобы ожила, заговорила и принесла пользу придуманная и отдокументированная тобою жизнь иностранца, в которого превращается советский разведчик».

Советский разведчик Юрий Дроздов превращался в иностранцев много раз. Сегодня можно сказать лишь о нескольких, наиболее известных его «превращениях». Например, о роли Юргена Дривса в оперативной игре с американцами по освобождению Рудольфа Ивановича Абеля.

Как известно, Абеля, работавшего в США под именами Мартина Коллинза и Эмиля Голдфуса, выдал его радист Рейно Хейханен.

В ночь на 22 июня 1957 года Рудольф Абель после сеанса связи с центром заночевал в гостинице «Латам». Здесь его и арестовали агенты ФБР.

В книге «Как работает американская секретная служба» публицист И. Естен напишет: «В течение трех недель Абеля пытались перевербовать, обещая ему все блага жизни... Когда это не случилось, его начали пугать электрическим стулом... Но и это не сделало русского более податливым. На вопрос судьи, признает ли Абель себя виновным, он не колеблясь ответил: „Нет“. От дачи показаний Абель отказался».

Рудольфа Ивановича приговорили к тридцати годам тюрьмы. К тому времени ему было 55 лет.

Уже весной 1958 года наша разведка стала заниматься освобождением Абеля. Был «сделан» родственник Абеля – Дривс, мелкий служащий, проживающий в ГДР. Им стал Юрий Дроздов. Тонкая, кропотливая работа шла несколько лет.

А 1 мая 1960 года в двадцати милях к юго‑востоку от Свердловска советской зенитной ракетой был сбит самолет‑шпион «У‑2», пилотируемый американским летчиком Фрэнсисом Гарри Пауэрсом.

Пилот выбросился с парашютом, после приземления был арестован и доставлен в Москву. Советский Союз и США обменялись взаимными обвинениями. Мы указали на Пауэрса, нам напомнили про Абеля. И тем не менее, как скажет сам Дроздов, удар нашей ракеты по «У‑2» заметно повысил заинтересованность американской стороны в деле Абеля.

В феврале 1962 года на мосту Альт‑Глинике состоялся обмен Абеля на Пауэрса. При этом обмене присутствовал и родственник Абеля – Дривс. Последнее, что он сделал для знаменитого разведчика, – провез его по берлинским магазинам, чтобы сменить тюремный американский балахон на приличный костюм и пальто.

Абель улетел в Москву. Перестал существовать и Дривс. Он выполнил свою миссию.

Однако была уже подготовлена замена Рудольфу Ивановичу, и разведчик, который известен теперь под кличкой Георгий, уехал в США. Он проработал там долгих 15 лет и благополучно возвратился на родину.

Первые шаги успешной работы Георгия обеспечивал Юрий Дроздов.

Была и еще одна роль в жизни Юрия Ивановича Дроздова – роль «барона фон Фоэнштайна», руководителя фиктивной неонацистской организации. С помощью этой «организации» удалось провести операцию по проникновению в БНД. В нелегальной разведке СССР эту операцию назвали «Скорпион», а агент работал под кодовым именем «Д‑104». Он находился, по выражению Дроздова, «в самом чувствительном для нас подразделении БНД».

Через 20 с лишним лет публикация в германском «Фокусе» взбудоражит всю Германию. На страницах журнала появится статья со ссылкой на книгу Дроздова, в которой говорилось о «Д‑104».

Корреспонденты Хуфильшульте и Лудвиг так представят нашего разведчика немецкому читателю: «Юрий Иванович Дроздов, который для подготовки своей разведывательной деятельности даже учился на актерских курсах Макса Рейнхардта и бегло говорил по‑немецки, выбрал одну из своих любимых ролей: из умного сотрудника КГБ он превращается в офицера вермахта барона фон Фоэнштайна, который только что вернулся в Германию из своей южноамериканской ссылки».

После Германии Дроздов работал в Китае в 1964‑1968 годах. Это были, без сомнения, самые острые, критические годы в советско‑китайских отношениях.

Работалось тяжело. Ведь с 1949 года сотрудники китайских спецслужб проходили подготовку в Союзе. Как говорит сам Дроздов, «мы широко распахнули им свою душу и раскрыли сокровенные секреты...» За что потом и поплатились.

В 1975 году – командировка в Нью‑Йорк, США. Там, в напряженной агентурно‑оперативной обстановке пришлось провести четыре года. Уже в это время, задолго до ухода дипломата Шевченко к американцам, наши разведчики очертили узкий круг людей советской колонии в Нью‑Йорке, среди которых был предатель.

Годы упорной работы, и в центр пошла информация о возникших подозрениях. А также просьба отозвать Шевченко в Москву. Вместо поддержки – раздражение представителя СССР в ООН О. Трояновского и обвинения в клевете. Однако случилось то, о чем предупреждали Дроздов и его сотрудники.

Осенью 1979 года Юрия Ивановича отозвали в Москву. Кто‑то из своих дал ему в дорогу листочек. Он развернул его уже в самолете. Прочел. И защемило сердце.

 

Где‑то в небе возникли высокие звуки,

Будто тихо и нежно кто‑то тронул струну,

О великое счастье после долгой разлуки

Возвратиться обратно в родную страну.

 

 

Возвратиться не кем‑то, не вчерашним талантом,

Осознавшим ошибки парижской зимой,

Не прощенным за старость седым эмигрантом,

А вернуться с работы. С работы – домой.

 

 

Ни дожди, ни метели. Ни жаркое пламя

Не сломили, Россия, твои рубежи,

И высокие звезды встают над лесами.

И серебряный месяц в овраге лежит.

 

 

В шереметьевской роще – березы, березы.

Молча девочка держит цветок полевой.

Ты прости мне, Россия, невольные слезы,

Просто долго мечталось о встрече с тобой.

 

Он возвращался с работы домой. Стоял октябрь. Золотая осень. Генерал Дроздов был назначен начальником управления «С» (нелегальная разведка).

Осенью и зимой 1979‑го бросят его в пекло войны. Афганистан. Штурм дворца Амина. И эта задача была выполнена.

31 декабря 1979 года на докладе у председателя КГБ Дроздов впервые заговорил о формировании специального подразделения, а через месяц пришел с бумагой, в которой была изложена идея «Вымпела».

19 августа 1981 года на закрытом совместном заседании Совета Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС было принято решение о создании в системе Комитета госбезопасности секретного отряда специального назначения для проведения операций за пределами страны «в особый период».

Так Юрий Иванович Дроздов стал отцом «Вымпела». Он не только создал его, но растил, пестовал, воспитывал...

Вот какой он – генерал Дроздов. В. А. Крючков в своих мемуарах так сказал о нем: «Длительное время возглавлял эту службу (нелегальную разведку – М.Б.) опытный, влюбленный в свою профессию генерал‑майор Дроздов. В прошлом сам был на нелегальной работе, однажды сыграл роль фашистского офицера. Знал каждого сотрудника лично, гордился ими, их успехами, переживал неудачи, когда попадали в беду, делал все, чтобы выручить. У него никогда не сдавали нервы...»

Что ж, хорошо сказал, на этом я с легким сердцем ставлю точку. Хотя и остаюсь в полной уверенности, что жизнь Юрия Ивановича Дроздова достойна романа.

 

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 145; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!