В. Д. ПЕЛЬТ, доктор филологических наук, профессор МГУ 50 страница
Вымеряв глубину, а также поставив поплавок как следует, бросают прикормку, обыкновенно замешанную в глине, большими или меньшими комками, сообразно с обстоятельствами. На первых порах, особенно при уженьи ранним утром, прикормки жалеть не следует, если только она не будет чрезмерно тяжела. При употреблении жестяного снаряда тоже нелишне, чтобы прикормка шла из него в изобилии, для чего необходимо жестянку или другое вместилище почаще встряхивать. Всего рациональнее бросать глину с прикормкой сначала на большое расстояние от лодки, сажен на пять и больше, и притом широко, небольшими комками; потом кидают глину все ближе и ближе к себе и на все более и более суживающемся пространстве; самые большие и жирные куски — главная масса брошенной прикормки — должна находиться не далее сажени от лодки, против места сиденья, т. е. против середины лодки. Такой способ прикармливания сектором, вершина которого находится почти у борта, даст возможность разыскать главную прикормку и той рыбе, которая стоит далеко сбоку, так сказать на чужой стороне. Но как только будет констатировано присутствие крупной рыбы, прикормку надо бросать крайне экономно, только после большой возни с пойманной рыбой или когда рыба отойдет от лодки и поклевки заставят себя долго ждать. При послеполуденном уженьи, когда приходится иметь дело с более сытою рыбою, прикормки и в начале уженья следует бросать как можно меньше, притом менее питательной. Самое славное — это заставить рыбу стоять вереницей в той струе, где ходит насадка, и стоять на таком расстоянии, чтобы можно было удобно подсекать ее при клеве, т. е. ни очень близко, ни чересчур далеко от лодки. Выше было уже сказано, что подуст лодки не боится и что ловить его вдали от нее, на расстоянии более трех сажен, подобно язю, голавлю, даже ельцу и плотве, положительно не стоит, а при обычных москворецких снастях и крайне неудобно.
|
|
|
Так как подуст — рыба донная, рот у него расположен снизу и к тому же сравнительно мал, то понятно, что он может с удобством, не поднимаясь кверху и не переворачиваясь кверху брюхом, брать только ту насадку, которая плывет касаясь или почти касаясь дна. Если же она будет идти даже на вершок выше, чем стоит подуст, шансы на поклевку будут довольно ничтожны. Вообще не надо забывать, что только голодная речная рыба поднимается или опускается с той глубины, на которой стоит, за плывущим кормом. В верной постановке поплавка лежит залог успеха уженья всякой рыбы, подуста в особенности. При отмеривании на слабом течении надо, чтобы верхушка поплавка торчала из воды, т. е. если крючок будет просунут в петельку обыкновенного продажного лота в виде усеченной свинцовой пирамидки и выгнут в пробочную пластинку на ее основании, то поплавок должен быть под водою только на две трети. Чем сильнее будет течение, а дно ровнее, тем расстояние между насадкой и поплавком может быть более. Главное, надо, чтобы поплавок только не затягивало под воду. По замечанию некоторых рыболовов, подуст рано утром берет только со дна на волочащуюся насадку, но часов с 9 берет лучше, когда она ходит примерно на вершок выше, т. е., другими словами, он днем ходит не по дну. Это наблюдение может быть и верно, но, по-видимому, далеко не всегда, так как иногда во всякое время дня подуст берет только со дна, особенно на сильном течении. При сильном ветре и волнении тоже надо пускать насадку глубже обыкновенного, но в ветер подуста ловить очень трудно и, пожалуй, даже не стоит вовсе.
|
|
|
Дело в том, что подуст берет насадку еще, так сказать, нежнее, чем плотва. Он не втягивает в себя плывущую приманку, подобно последней, но задерживает ее своими хрящеватыми губами, долго ее не проглатывая. Поэтому на слабом течении не всегда можно разобрать, подуст ли клюет или насадка цепляет за какую-нибудь неровность. На быстрине поклевка выражается, как всегда, внезапным исчезновением поплавка, который, само собою разумеется, должен сколь возможно менее торчать из воды — на 3, даже на 1 линию, т. е. с самым «тонким клевом», особенно в тихой воде. Мелкий подуст-годовичок часто даже не окунает поплавка, а только трясет его, так как, взяв насадку за кончик, плывет с нею вниз. Подсекать надо как можно быстрее, вместе с погружением поплавка, и тем энергичнее, чем слабее течение; иначе подуст успеет выплюнуть насадку или же жало крючка только скользнет по его крепкому носу. При хорошем клеве подуст, погрузив поплавок, т. е. задержав насадку, немедленно отходит с нею в сторону, от чего поплавок принимает под водою косое направление. В большинстве случаев он зацепляется «нюхалом», иногда — в ноздрю, редко — углом рта, а еще реже — за нижнюю губу. В первом случае он срывается гораздо чаще, чем в других. Едва ли на какой-либо другой ловле, даже плотвы, бывает столько осечек, промахов, столько наколотой и спущенной рыбы, сколько при уженьи подуста, особенно если он не особенно крупен (меньше фунта), сыт и берет вяло и неохотно. На десять поклевок обыкновенно приходится не менее шести-семи промахов, а из 3–4 подсеченных иногда удается вытащить только одного. Случается, что подуст берет так вяло и неохотно, только прижимая насадку, что у большей части пойманных крючок оказывается не во рту, а или в самом носу, или же снизу, под нижней губой, даже под грудными плавниками. За глаз, подобно плотве, подуст попадает редко. Такая незаконная ловля «за хрюкалку и за зобок» служит явным доказательством многочисленности рыбы и ее сытости и вместе с тем значения прикормки. Особенно часто попадается не в рот мелкий подустик, так как крупный большею частью срывается.
|
|
|
|
|
|
Крупный подуст очень силен и боек и в этом отношении превосходит всех москворецких рыб, кроме карпии, которая составляет у нас почти редкость. Подсеченный подуст немедленно бросается в сторону, противуположную подсечке; крупный начинает упираться на дне и ходить зигзагами, делая резкие движения и крутые повороты; подуст, говорят рыболовы, дергает «как собака на цепи» и мотает головой, стараясь освободиться от крючка, что ему очень часто и удается. Это самая вертлявая рыба, хотя она никогда, впрочем, не кувыркается, подобно язю, или, вернее, подъязку. Вообще подуст очень крут в поворотах и резок в движениях, но довольно скоро утомляется. Если удочка гибка, а леска прочна и первый натиск выдержан, то подуст вдет довольно ходко, продолжая метаться из стороны в сторону и не всплывая кверху, подобно подъязку, к самой лодке. Замечено, что он, видимо, старается удариться об нее носом и соскочить с крючка, почему не следует пускать его (на удильнике или перехватив леску пальцами, если она очень длинна) под лодку, а, заставив сделать несколько небольших кругов, поднять на поверхность и быстро ловким движением подхватить сачком. Можно вытаскивать подустов, даже крупных, на подъем без сачка, но только в том случае, если он достаточно утомлен и если очевидно, что крючок крепко зацепился.
Сорвавшийся подуст скоро опять подходит к прикормке, и случается очень часто ловить этих рыб с свежеразорванною губою и даже с недавно оборванным крючком в носу. Неудивительно поэтому, что на Москве-реке эти рыбы вылавливаются удочкой почти начисто, так что едва ли уцелевает десятая часть. Однако нельзя отказать подусту в некоторой смышлености, так как он довольно искусно выпрыгивает из садков-кружков и рыболовных корзин. В воде он, пожалуй, несколько живучее плотвы и ельца, но в жаркую погоду брюхо его очень быстро краснеет, а спина светлеет и становится светло-рыжею. Ни одна рыба, уснувши, не портится так быстро: подуст, пойманный летним утром, к вечеру совсем разбухает и протухает. В гастрономическом отношении подуст уступает даже язю и голавлю и довольно вкусен лишь в копченом виде. У московских разносчиков он часто сходит за сига.
ШЕРЕСПЕР
Aspiux тарах[177]. На верхней Волге и под Москвою — шереспер; на Клязьме — шпёр; на р. Оредеже в Лугском у. — переспел; от Углича до Астрахани и на Десне — жерех, жерих, шерех, нерех; местами — шере-пень, шепёр, также — конь, коняга (то же на Каме и Оке); на Каме — хаюз, в Нов. Ладоге — кобыла; по Шексне — палан; в Туле — гонец; в Молороссии, Новороссии и Смоленской губ. — белезна, белесть; на Сейме — белизна, на р. Вороне — белесть; по среднему Днепру и в Каменец-Подольск. губ. — хват, фат; в верховьях Днестра — фатьшка. Местами неправильно — белая рыба, белорыбица, белуга, сиг; в Белоруссии — жерествень, жерествиль; в Польше — вильк, белец, pan; лит. — салатис, целатис; у эстов — тейби-кала, тейЬиас-калла, тоучиас-кала; финск. — теута; калм. — хойн-сагассун, на Куре — хашам. Узбек, на Амударье (Aspius esocinus[178]) — ак-чебак и ак-марка.
Рис. 100. Шереспер
Шереспер, несмотря на свое сходство с уклеями, служит представителем особого рода, виды которого, впрочем весьма немногочисленные, живут преимущественно в Западной Азии. От уклей шересперы отличаются большим количеством глоточных зубов 3.5/5.3. и выдающимся тупым ребром на брюхе между брюшными плавниками и заднепроходным отверстием, который заключает меньшее число членистых лучей (12–15). В очень молодом возрасте шереспер имеет очень большое сходство с уклейкой, но легко отличается от нее по своим небольшим глазам, более мелкой чешуе (65–71) и удлиненною, несколько заостренною головою. Но вообще он принадлежит к самым крупным рыбам всего семейства: обыкновенный вес его 5—10 фунтов, но нередко он достигает почти аршинной длины и 20 фунтов весу; в Волге иногда даже попадаются шересперы длиною более 5 четвертей и до 30 фунтов, и даже в Москве-реке бывали случаи, что выуживали 12—15-фунтовых жерехов. Довольно широкая спина этой рыбы (вдвое уже ширины тела) синевато-серого цвета, бока туловища голубоватые, брюхо белое; спинной и хвостовой плавники серые с голубым отливом, остальные светло-серые с красноватым оттенком; глаза желтые с зеленой полоской в верхней половине. Хвостовые и спинные перья у жереха очень твердые и широкие, и так как он вообще, когда выскакивает из воды, расширяет их и они кажутся еще большими, то, без всякого сомнения, это и послужило поводом к его названию — шереспер или шерешпер. Названия конь, кобыла, хват даны ему по его бойкости и привычке выскакивать из воды; жерех, вероятно, происходит от слова жировать или, может быть, от его прожорливости, а белезна и белесть — от серебристого цвета его туловища.
Шереспер распространен почти по всем большим и средним рекам, впадающим в Немецкое, Балтийское, Черное, Каспийское и Азовское моря, а в последнее время был найден также в Сыр- и Амударье и Зеравшане (A. eiythrostomus)[179]. В Сибири, однако, шереспера нет вовсе, и вообще он принадлежит исключителыю странам средней Европы: он водится во всей Германии, Австрии, Дании, Швеции и Норвегии, а во Франции, Англии и Южной Европе вовсе не встречается. В России шереспера нет только в реках, впадающих в Белое и Ледовитое моря, и северная граница его проходит в южной Финляндии, в Олонецкой туб., где он уже не доходит до Онежского озера, хотя встречается еще в Ладожском. В остзейских губерниях, также Польше, жерех тоже еще довольно редок, и вообще эта рыба принадлежит более бассейнам Черного и Каспийского морей. Она всего многочисленнее в Урале, Волге и ее главных притоках, также в Куре, Днепре; в Днестре и Буге уже малочислен-нее. В небольших, по крайней мере мелких, реках, а также в небольших озерах жерех вовсе не встречается. Из Волги он изредка заходит в озеро Селигер, попадается также в Ладожском озере, Ильмене и Псковском, но и то очень редко.
Рис. 101. Глоточные зубы шереспера
Шереспер имеет, по-видимому, много вариететов, но разновидности эти еще мало исследованы. По словам смоленских рыболовов, днепровская белезна толстоголовее и брусковатее москворецкой, гораздо бойчее ее на удочке и бьет тоже сильнее. Кроме того, во многих местностях России встречается так называемый краснопер, по-видимому помесь шереспера с язем. Этот краснопер найден был сначала Яковлевым в устьях Волги (Aspius hybridus), где рыбаки называют его язем, к которому он ближе подходит своим широким телом и красноватыми плавниками; его, однако, нетрудно отличить от язя по выдающейся нижней челюсти с бугорком на вершине, вкладывающимся в выемку междучелюстной кости при сомкнутом рте. Позднее краснопер был найден мною в Московской губ. (в pp. Уче и Пехорке), где и носит то же название; затем нашел его в р. Сердобе и заливных озерах барон Черкасов, но здесь его зовут язем (иногда голавлем). Весьма странно, что настоящего язя здесь, однако, по словам барона, нет вовсе. Наконец, по свидетельству А. А. Бе-эра, красноперы есть в р. Воронеже, близ Добринской мельницы (Лебедянского уезда), где, однако, шереспер не замечен (он встречается в других участках реки). Воронежский краснопер золотистого цвета с зеленоватым оттенком, старые светлее; спина бурая, перья красные, изредка с черной оторочкой; глаза желтые. По общему же виду он мало отличается от шереспера, хотя пасть у него значительно меньше. Очень может быть, что краснопер составляет вполне обособившийся и весьма распространенный вид, смешиваемый с язем или шереспером. Яковлев говорит, что ему случалось находить промежуточные формы между краснопером и язем (это т. н. Idus oxianus Кесслера), но что переходных форм между A. hybridus и А. rарах не замечал. Кесслер высказал мнение, что A. hybridus — помесь красногубого жереха (Aspius erythrostomus) со среднеазиатским язем (Idus oxianus), но это весьма маловероятно. Красногубый жерех вряд ли составляет особый вид, так как его отличия от обыкновенного шереспера незначительны. Этот Aspius erythrostomus водится в Сыр- и Амударье, встречается также в Каспие и большими стаями входит в Куру, Сефид-Руд и доходит до устьев Волги[180]. Напротив, т. н. щуковидный жерех (Aspius esocinus Kessl.), несомненно, составляет отдельный вид, в чем можно убедиться сличением рисунков.
Рис. 102. Шереспер щуковидный
В непроточных прудах шереспер не встречается вовсе, очень редко, случайно, замечается в заливных озерах, однако очень хорошо размножается в почти непроточных ключевых прудах, если туда был посажен. К таковым принадлежат, например, пруды Николо-Угрешского монастыря под Москвою. В таких местах небольших и средних шересперов можно наблюдать целыми стаями; в реках же эта рыба ведет одиночный образ жизни и встречается небольшими стайками только до совершеннолетия, до 3-летнего или даже 2-летнего возраста; лишь на зимовьях, т. е. в глубоких ямах, можно найти у нас по нескольку десятков шересперов. Повидимому, залегают они еще до рекостава и подо льдом почти ничего не едят; по крайней мере, я не слыхал, чтобы у нас, на Москве-реке, поймали шереспера на какую-либо насадку, между тем как мелкие годовички и двухлетки подбагриваются при ловле самодером довольно часто; крупные же, конечно, почти всегда при этом срываются.
С зимних становищ жерехи выходят, вероятно, с первою прибылью вешней воды, вместе с язем, так как нерестятся немного его позднее, а иногда почти одновременно. Не знаю, как в других местах, но на Москве-реке шересперы хотя и поднимаются очень высоко, но не любят заходить для нереста в небольшие речки, подобно язям, и выметывают меру на перекатах. Только в это время можно наблюдать десятки крупных экземпляров, да и то редко, почему надо полагать, что эти рыбы нерестятся попарно. Это косвенно подтверждается наблюдением Терлецкого, который ловил весною сильно пораненных жерехов со сбитой чешуей и кровяными подтеками и, будучи сам свидетелем боя шересперов самцов, полагает, что эти раны наносятся во время дуэлей последних из-за самок. Но вообще, по причине своего семейного характера, нерест проходит совершенно незаметно, и о нем известно еще очень мало. По немецким авторам, самка имеет от 80 до 100 тысяч икринок, что может быть справедливо только для небольших экземпляров, фунтов около 3, мечущих икру в первый раз. По-видимому, это трехлетки. Самцы отличаются от самок, как всегда, меньшею величиною и толщиною; кроме того, у них на всей голове, почти на всех чешуйках и на грудных плавниках замечаются зерновидные бугорки. Нерестятся шересперы в Москве-реке большею частью во второй половине апреля, когда уже останется прибылой воды около аршина, по-видимому, днем, но не ночью, подобно язям, так как это вполне дневная рыба. Выметавшие икру шересперы, изнуренные долгим зимним постом и нерестом, чрезвычайно слабеют и вряд ли вначале могут поймать какую-либо здоровую рыбу; но они очень жадно сейчас же начинают кормиться червями, почему нередко попадаются на донную, причем не выказывают почти никакого сопротивления.
По-видимому, на шлюзованных реках, напр. Москве-реке, Мсте, в верховьях Волги и др., а также в реках, перегороженных плотинами, все шересперы первое время, до запора шлюзов и плотин, держатся под ними, кормясь рыбами, снесенными вниз водою, а позднее — мелкою рыбою, привлеченною сюда обилием пищи. Здесь шересперы очень быстро отъедаются — недели в две или три; затем, когда река войдет в межень и вешняки будут закрыты, расходятся по плесам и встречаются здесь уже поодиночке. Местопребыванием своим они выбирают более или менее глубокие ямы, поблизости которых находятся большие и широкие перекаты, преимущественно песчаные, которые и служат местом их жировки. При сильной прибыли воды, «особенно в шлюзованных реках, шересперы периодически поднимаются против течения и подходят к самым плотинам, но как только вода пойдет на убыль, снова скатываются вниз, возвращаясь на свои летние места.
Шереспер — рыба вполне дневная. Он любит свет, простор и держится на дне и на глубине только по ночам. Впрочем, в майские и июньские, воробьиные, ночи он кормится и всю ночь напролет. В глубокой воде жерех большею частью плавает в полводы или в верхнем слое, в мелкой же — почти на поверхности, так что видно бывает его большое спинное перо. Небольшие шересперы передвигаются всегда более или менее быстро и своим корпусом образуют крупную волну; большие жерехи, напротив, плывут всегда неторопливо и несколько глубже в воде, так что вал, волна, которую они гонят своим спинным плавником, не так высок, но зато шире и солиднее. Выпрыгивание шереспера из воды, или т. н. «бой» его, означает, что он врезался в стаю мелкой рыбы и, оглушив ударом одну или несколько уклеек или пескариков, хватает их своею большою пастью. Есть некоторые основания предположить, что бой западнорусской (днепровской и западнодвинской) белезны и ловля ею рыбы совершается несколько иначе, чем жировка среднерусского шереспера. Последний не так боек и далеко не всегда прибегает к предварительному оглушению преследуемой рыбы, а нередко ловит ее раскрытою пастью, наподобие окуня, т. е. «бьет» не так часто и неистово, хотя и у нас встречаются жерехи с избитым о камни брюхом. Терлецкий, очень точный наблюдатель, утверждает, что западнодвинская белезна не трогает ни одной рыбки и не возьмет ее в рот, пока предварительно не оглушит, и она, завертевшись на месте, уже не в состоянии обратиться в бегство; также, что он хватает рыбу всегда с головы. Бой шереспера слышен издалека — на большое расстояние, так как он, выпрыгнув из воды, падает обратно с большим шумом и брызгами, притом повторяет этот маневр несколько раз.
Добычею шереспера служат главным образом уклейки, голавлики и пескари, смотря по местности, а именно: первые в тихих и глубоких заводях, вторые на быстрых перекатах, а последние на песчаных отмелях. Наши москворецкие шересперы, видимо, предпочитают пескарей. Рыб крупнее полуфунта даже крупные шересперы ловят и берут (на удочку) весьма неохотно.
По образу жизни краснопер несколько отличается от шереспера и в этом отношении приближается к язю. По наблюдениям А. А. Беэра в р. Воронеже, красноперы с весны держатся стаями под мельничным спуском (Добринская мельница в Лебедянском уезде), в глубоких и быстрых местах; позднее, когда запрут плотину, они уходят вниз. Под спуском они стоят стаями, состоящими из особей от 2 до 9 фунтов; самые же крупные, в 11–12 фунтов, ходят в одиночку. Держатся стаи на дне, откуда периодически выходят на поверхность, — кажется, когда появятся в этих местах стада уклеек. Стоит только выкинуть одному красноперу, как вслед за ним в разных местах начинают выпрыгивать другие, один за другим. Выкидываются они торчком, подобно сазану, а иногда падают обратно на голову, т. е. перевернувшись в воздухе. Характерного же всплеска, боя, как у шереспера, при этом вовсе не замечается. Половив, красноперы опускаются на дно.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 138; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!