НАИВАЖНЕЙШИЙ ДЕНЬ 111394 ГОДА 2 страница
Предпринятые по моему приказу поиски результатов не дали: быть может, оттого, что славные воины Балунги понятия не имели, как выглядит то, что им приказано искать.
Большие надежды я связывал с другим берегом реки, где, по слухам, имелось озерцо с “горькой водой”; но никакая сила не заставила бы наших воинов переправиться на тот берег. Там жило другое племя с вождем Амелунгой во главе, исповедовавшее культ огня. Сначала я подумал, что в основе страха перед тем берегом лежит взаимная вражда. Однако выяснилось, что оба племени не воевали с незапамятных времен, наоборот, жили в мире и согласии, ведя до недавних пор торговлю женщинами и козами. Но в реке расплодилось столько крокодилов, что отважнейшие охотники не приближались к берегу ближе, чем на четыре выстрела из лука. Туземцы рассказывали, что год назад из верховьев реки массами поплыли трупы животных и людей, а следом явились крокодилы Когда крокодилы выполнили свою миссию санитаров реки, у них, понятно, вспыхнул продовольственный кризис, что разъярило их чрезвычайно. Крокодилы начали искать поживы на обеих берегах реки, после чего в деревнях не досчитывались многих воинов, оказавшихся нерасторопными.
Вот уже полгода никто не осмеливался и близко подойти к реке. Сам я не располагал временем, чтобы выбраться на разведку — отвлекали обязанности колдуна. Кроме ритуальных обрядов массу времени отнимало лечение, ввиду отсутствия каких бы то ни было лекарств и инструментов заключавшееся главным образом в поддержании гигиены. Чтобы приучить туземцев мыться, я применял заклинания и мыло, которое сам приготовлял из падали. С “Ярдлеем” оно не могло сравниться, но функции свои выполняло неплохо. Словом, лично проверить россказни о крокодилах я никак не мог. Но зерно истины в этих легендах наверняка было — не зря самые смелые воины под разнообразными предлогами уклонялись от разведывательной экспедиции на берег. Разумеется, я давно отступился бы, но был уверен, что соли на том берегу в достатке и ценится она там. дешево. Я измышлял всевозможные способы, дабы склонить Балунгу собрать всех воинств и отправить их на крокодилов. А сам понемногу занимался боезапасом. Вооружение нашей армии, насчитывавшей четыре сотни человек, доверия у меня не вызывало. Без лишнего шума я мастерил копья длиннее обычных, с более крепкими наконечниками, легко пробивавшими щиты имевшегося на вооружении образца. И надеялся, что крокодилью шкуру они тоже проткнут без труда.
|
|
|
Как-то, посчитав, что отыскался удобный предлог, я посетил вождя и заявил ему:
— Благородный вождь! Выслушай своего верного колдуна. Наше прекрасное племя, членом коего я имел честь стать, под твоим правлением переживает счастливейшие времена. Если дожди пройдут вовремя — а я не устаю молить о том Аквавита и получил на то его благословение, — племя наше обретет великий достаток. Фасоли хватит не только воинам, но даже их младшим женам. Травы для коз будет столько, что молоком ты сможешь наделять не только свою семью и меня, недостойного слугу твоего, но и старейшин племени. Ты велик, о вождь, а я, твой скромный колдун, не жалею сил, чтобы возвеличить тебя еще более, на все времена.
|
|
|
Балунга, жуя жареную фасоль, которую услужливо подавала одна из его жен, благосклонно кивнул. — Я продолжал:
— От наших славных и неустрашимых воинов слышал я, что на том берегу реки есть горькое озеро. Там найдем мы соль, и она усилит твое могущество. Так что нужно переправить воинов на тот берег.
Балунга сплюнул шелуху, глянул на меня лениво и изрек:
— Крокодилы. Там полно крокодилов. Никто на тот берег не попадет, даже ты, колдун, со своим метателем молний.
Я не собирался так легкомысленно расходовать последний патрон; вообще не собирался лично участвовать в столь рискованной экспедиции. Довольно с меня. Я лишь хотел растолковать вождю свой план. Но Балунга прервал:
|
|
|
— Понятия не имею, зачем тебе понадобилось это горькое озеро. Пить из него нельзя, коз поить тоже нельзя.
— Благородный вождь! — сказал я. — Дело, не в горькой воде, а в соли, которая в воде растворена.
— А зачем нам эта соль?
Я с жаром сказал:
— Если добавить ее к еде, получится яство, достойное самого Аквавита.
— Мне и так наша еда нравится, — пожал он плечами, зачерпывая горстью фасоль. — А если тебе, колдун, она не лезет в глотку, старейшины с удовольствием разделят с тобой твою порцию.
Дело принимало плохой оборот. Как бы я ни превозносил соль, ясно было: никто ради нее не пойдет драться с крокодилами, даже слепыми и беззубыми. Нужно было заходить с другого конца. Модернизированных копий в моем тайнике хватало, но не было пока что идеи, во имя которой воины Балунги могли бы ринуться в бой. Однако такая идея у меня уже родилась, и я собирался подкинуть ее Балунге.
— Благородный Балунга! Разве крокодилы — уважительная причина для того, чтобы племя наше ограничивало себя в еде и пастбищах? Наши женщины ковыряются на бесплодных почти грядках, козам не хватает травы, а у берега — плодородные земли, на которых можно собирать богатые урожаи; а сочной травы там столько, что стадо коз мы могли бы увеличить троекратно.
|
|
|
Балунга кивком отослал жену. На его лице явственно обозначилось усилие. Это свидетельствовало, что вождь размышляет. Длилось это недолго. Он изрек:
— Я сам о том думал, колдун. Ты прекрасно знаешь, какое место в мыслях моих занимает забота о достатке племени моего. Нынче другие времена, и молодые воины не хотят есть абы что, желают иметь то же, что и старейшины, — хотя не хватает молодым заслуг и прожитых лет. Но одними лишь женскими трудами мы не в силах обеспечить достаток. Ты должен, колдун, растолковать молодым: если хотят жить в довольстве, пусть-ка тоже возьмутся за работу. Пусть отложат копья и щиты — все равно они с охоты ничего почти не приносят — и примутся корчевать джунгли. Будет больше земли, значит, больше фасоли и коз.
— Твоя необычайная мудрость, великий Балунга, приводит меня в трепет. Ничто не укроется от твоего ума и взора. Ты смотришь дальше нас всех и видишь больше. И я сразу понял, что ты испытывал меня, притворяясь, будто решил отменить славные традиции нашего племени. Разве можно посылать воинов корчевать джунгли? Разве хватит у нас запасов, чтобы дождаться, пока отвоеванная у джунглей земля уродит во славу Аквавита и твою, великий вождь? Знаю, что обо всем ты и сам думал и хотел испытать меня, слугу твоего недостойного, но доверенного. Сразу я понял хитрость твою. И сообщили мне таинственные силы, коим я служу столь же ревностно, как и тебе, что в душе ты уже решил отдать приказ идти войной на крокодилов. Сообщили мне они, что днями и ночами ты размышлял о том ради блага народа своего. И говорю тебе, вождь, — настал час воплотить в жизнь твои великие замыслы. Когда уничтожим крокодилов, могущество твое станет безграничным. Даже Амелунга, если не стал он еще поживой крокодилов, отдастся под власть твою. И будешь ты властелином над обоими берегами реки, а я, твой верный слуга, стану крепить веру в нашего могучего Аквавита, и Аквавит еще милостивее станет к тебе. Пришло время, о вождь, показать твое подлинное величие.
Моя речь произвела на него столь сильное впечатление, что он забыл о фасоли. И снова с усилием принялся размышлять. После долгого молчания изрек:
— Ты прав, мой верный колдун. Ты прочитал мои мысли. Возвращайся к своим занятиям, а я вскоре вынесу решение с присущим мне умением.
На всякий случай я навел порядок в тайном складе оружия, потом отправился провести санитарную инспекцию хижин. Молодые воины все более охотно следовали моим поучениям и чаще пользовались мылом. Будь у меня хоть горсточка соли, они быстро поняли бы и превосходство соленой пищи над пресной. В их хижинах меня принимали не в пример радушнее, чем у стариков, — те относились ко мне со смешанным чувством страха и неприязни. Я знал: если Балунга прикажет идти на крокодилов, молодые отправятся с песней на устах. Но и старики, не имея другого выхода, подчинятся.
В тот же вечер меня вызвал Балунга, и я с порога понял, что дела не блестящи. Балунга упорно не смотрел мне в глаза, сидел весь потный. Меня он боялся, но еще больше боялся ввязываться в рискованные предприятия. Я все понял, но промолчал. Ждал. Наконец он жестом пригласил меня сесть по его правую руку и сказал:
— Мой почтенный колдун! С присущим мне благоразумием я обдумал все и пришел к выводу: если мы отправимся на крокодилов и не победим их, я потеряю жен, хижину и, главное, жареную фасоль, без которой жить не могу. Поражение наше все расценят как немилость Аквавита к его верному слуге, вождю Балунге. Поставят нового вождя, а меня свергнут. Мы долго живем на этой земле, кою в милости своей подарил нам Аквавит. Зачем же добиваться большего, чем нам предназначено? Не разгневаем ли мы нашего Великого Бога?
Я хотел возразить, но он не дал:
— Все я понимаю, о мой колдун. Ты правильно сказал, что мы не можем послать наших воинов корчевать джунгли, это нарушило бы священные обычаи племени нашего. Но и на крокодилов я их послать не могу. Если дело удастся, воины потребуют в награду за труды больше фасоли. А если наши женщины вырастят столько фасоли, что хватит на всех, старейшины будут недовольны, потребуют больше молока и больше жен, чтобы как-то отличаться от всех прочих. А откуда я возьму им жен? Своих отдать не могу — достоинство вождя пострадает. Так что даже победа наша обернется злом, ибо внесет сумятицу в умы, и станет даже хуже, чем теперь.
Он замолчал и нервно захрустел фасолью. Я его недооценивал: он оказался неожиданно расчетливым, едва речь зашла о его благополучии.
— Благородный вождь, — начал я, — позволь…
Он не позволил. Заговорил сам:
— Я все обдумал, мой верный колдун. Мы прогневили бы могучего Аквавита, добиваясь большего, чем он сам изволил дать. Будем жить как прежде. А ты, колдун, помолись ему, чтобы он не обиделся на наши дерзкие мечты. Если бы он хотел, чтобы мы вернулись к реке, сам истребил бы крокодилов. Или ты думаешь, что у него не хватило бы на это сил?
Я почесал подбородок и решил попытать счастья:
— Благородный вождь! Не далее как утром Аквавит дал знак, что одобряет наши намерения. Около хижины я нашел мертвого крокодила и с радостью сжег его во славу Аквавита. Если же тебя, благородный вождь, не убедит это знамение, могу добавить, что молодые воины все больше волнуются. На тебя сыплются нарекания, вождь. Говорят, что, если так пойдет дальше, то им придется жениться на собственных тетках, а вместо копий вооружиться пастушескими посохами. Говорят еще, что их сестры состарятся в девичестве, ибо нет уже в племени девушки, которая не нарушила бы, решив выйти замуж, табу первой или второй степени. А там, за рекой, ждут их будущие жены, над рекой — плодородная земля, которой нам так недостает. К тому же, к реке давненько никто не ходил. Может, там уже и нет крокодилов?
— Думаешь, наши козы не пошли б туда, будь там безопасно? Они забираются даже в джунгли, где легко могут стать добычей хищника, но к реке не идут…
— Пошли кого-нибудь к реке, пусть проверит.
— Хорошо. Я посылаю тебя, мой верный колдун. Возьми свой метатель молний и проверь.
— Благородный вождь! — сказал я. — Мои обязанности не позволяют мне покидать деревню. Что скажет Аквавит, если я пропущу молитву? Не разгневается ли на всех нас?
Балунга сказал:
— Ну, коли так, дело ясное. Я решил: жить мы будем, как прежде, а ты попросишь прощенья у Аквавита за нашу — вернее, твою — дерзость. Такова моя воля, а ты должен ее выполнить. Я сказал.
И дал мне знак удалиться. Я вышел злой как черт. Был голоден, но мысль о пресной еде только прибавляла ярости. Уж если жить — так жить лучше!
Я пришел в свою хижину. Мрачно смотрел на груду модернизированных копий. И в голову пришла новая идея. Государственный переворот.
Если вы соберетесь когда-нибудь совершать государственный переворот, помните: его успех зависит от двух условий. Первое: найти идею, которая способна взбунтовать недовольных, нейтрализовать колеблющихся и лишить права голоса оппозицию. Второе: найти людей, которые выполнят любой приказ, даже такой, что расходится с идеей.
Вся сложность была в том, что единственным недовольным нашего племени оказался я сам. Молодых воинов, чьим ропотом я стращал вождя, можно смело было зачислить не более чем в колеблющихся: никто из них не поднял бы руку на священную особу Балунги. Правда, среди них был один честолюбец, годившийся на роль революционера. Я имел в виду Огуну, моего ученика и помощника по колдовским делам. Остальных, несомненно, следовало отнести к оппозиции — другой жизни они не знали, а потому были заядлыми консерваторами. Мир, каким они его помнили, всегда был неизменным.
Труды предстояли нелегкие. Однако я отношусь к тем, кого трудности не повергают в уныние, а наоборот, воодушевляют. Именно потому мне и удалось живым выбраться из джунглей. Планы восстания захватили меня настолько, что я забыл и о соли, точнее, об ее отсутствии, и вспомнил лишь за обедом, когда мне принесли жареную ножку козленка, чуточку надкусанную благородными зубами Балунги. Дар этот означал, что мои назойливые требования идти войной на крокодилов были мне прощены и вождь не лишил меня своего расположения.
А потому я мог проводить свои замыслы в жизнь не опасаясь. Нет лучшей гарантии успеха, чем благорасположение тирана, которого ты собираешься свергнуть.
Не обгрызая ножку до конца, я бросил ее за порог — согласно нашей иерархии такие остатки принадлежали Огуне. К тому же охоты не было жевать пресное мясо. Я выпил кислый напиток, который сам готовил из жареных плодов дикого кофе, потом призвал Огуну.
Помощник явился моментально, что не было чем-то необычным — его основные обязанности как раз и состояли в том, что он валялся в тени, ожидая моего зова. Я знал: этот пост — лакомый кусочек для многих его сверстников, которые охотнее попивали бы перебродивший сок кокосов в тени моей хижины, чем гонялись по джунглям за дичью. Огуна тоже об этом знал и потому старался выполнять свои обязанности как можно лучше. К тому же я еще раньше заставил его поклясться самыми страшными клятвами, что все мои приказы он будет исполнять так, словно они исходят от самого Аквавита.
Когда Огуна появился в дверях, я подозвал его поближе и заявил:
— Мой верный ученик, сегодня я встречался с Аквавитом…
Пришлось прерваться — Огуна пал ниц, а я не люблю разговаривать, не видя лица собеседника.
— Встань, мой верный Огуна! Ждет тебя большое повышение. Аквавит по милости своей позволил мне заглянуть в будущее. Ты понял?
— Да, великий колдун! — поклонился он.
— Тогда слушай, ты должен первым узнать все. Наше племя станет сильнее чем когда-либо. Ждет нас счастливая жизнь, — сказал я столь значительно, что сам почти поверил в таинственного Аквавита. — Жизнь, где будет вдосталь фасоли, жареных козлят и жен. Лучшие, вернейшие сыновья племени приобретут знания, какими никто до сих пор не обладал. Смогут заключать свои мысли в начертанные на козьей шкуре знаки и прочитать их вновь, когда захотят.
— И чужие мысли тоже? — поинтересовался он боязливо.
— Даже чужие. Все станут равными — правда, некоторые станут надзирать за соблюдением равенства и оттого станут Равнейшими. Ты понял, Огуна?
— Нет, великий колдун, но верю тебе, — сказал он истово и снова пал ниц.
Я подошел поближе:
— Встань, ибо пришло время великих дел. Хорошо, что ты веришь мне, на этой вере я воздвигну лучшее будущее нашего благородного племени. А Аквавит благословит нас.
Я уселся у очага, Огуна — там, где я велел. Наступил самый щекотливый момент. Нужно было хотя бы частично посвятить его в мои замыслы.
— Итак, нас ждет счастливая жизнь, — сказал я осторожно, зорко следя за реакцией Огуны, — однако сама собой она не настанет. — Лицо Огуны вытянулось. Чтобы подогреть его энтузиазм, я добавил быстро: — Мы ее построим. Сами себе прорубим путь тесаками в джунглях прошлых невзгод. — Метафора эта мне страшно понравилась. Следовало ее запомнить. Вскоре мне потребуется множество метафор — для будущих политических речей.
— Мой учтивый помощник, — сказал я. — Ты хорошо владеешь тесаком?
— Ты сам знаешь, великий колдун.
— Знаю. Отрубаешь голову буйволу одним ударом.
— Во славу Аквавита, — согласился он скромно.
— И хорошо владеешь удлиненными копьями, теми, что, предназначены против крокодилов?
— Ты сам учил меня, великий колдун; они летят дальше, пробивают лучше.
— Хорошо… Тебя ждут слава и почести. Готов ли ты приложить все силы, чтобы нашему племени лучше жилось? Готов ли ты выполнить приказ Аквавита? — Я хорошо знал, что на первой стадии государственного переворота приказы лучше отдавать от имени неколебимого авторитета. Даже несуществующего. Аквавит должен играть эту роль, пока на сцене не появится новый непререкаемый авторитет. Понятно, я о себе — на моем месте так поступил бы каждый.
Огуна ничего не сказал, но всем видом своим изобразил полное повиновение. Итак, первая попытка закончилась успешно. Я располагал слепо преданным человеком.
На всякий случай я добавил:
— Те, кто пройдут испытание, могут рассчитывать на благодарность нашего народа, который они вызволят из долгой неволи.
— Я твой слуга, о великий колдун.
— Хорошо. Под великим секретом могу тебе сказать, что Аквавит поставил два условия. Чтобы рассчитывать на его благосклонность, их нужно исполнить.
— О чем идет речь, о великий колдун?
Я встал, подбросил веток в очаг и прошелся по хижине Огуна преданно смотрел на меня. Я вступил на путь, откуда не было возврата. Если о свержении тирана размышляет один человек — это можно назвать грезами. Если два — это уже первая стадия государственного переворота. Я еще колебался, но сомнения предстояло вскоре отринуть. Воспоминание о недоеденном пресном мясе прибавило решимости.
— Мой учтивый Огуна! Если кто-то узнает о нашем разговоре, Аквавит покарает тебя страшнейшими карами.
Лицо Огуны посерело — мои слова оказали нужное действие Почва подготовлена.
— Теперь о двух условиях Аквавита (лицо Огуны медленно приобретало нормальный цвет). Первое: на той стороне реки есть горькое озеро.
— Знаю, великий колдун. Вода в нем проклята. Даже козы не пьют.
— Ты ошибаешься, Огуна. Вода эта — святая. Она — не для обычных людей, а тем более не для коз. Это вода нашего бога, бога жизни.
— О Аквавит! — изумленно прошептал Огуна.
— Так мне поведал могучий Аквавит. Он гневается, что мы до сих пор не поняли предназначения той воды. Он сказал: кто ее напьется, излечится от всех болезней, у того никогда не выпадут зубы и ногти. Воду эту Аквавит дарит нашему племени. И мы должны ею завладеть.
— Великий колдун, но озеро — на том берегу Великой Реки. Это земля племени Амелунги. А в реке — крокодилы..
— Великое будущее не построить бё. з великих свершений, мой учтивый Огуна. Дело это трудное, согласен, но Аквавит с нами; о втором условии, потруднее… — Я подбросил дров в затухающий очаг и налил себе кофе. Огуна благоговейно наблюдал за мной. — Второе условие, — протянул я, стараясь говорить как можно более равнодушно, — свергнуть Балунгу, прогневившего Аквавита.
— Великий колдун! — рухнул ниц Огуна. — Это невозможно! Великого Бадунгу стерегут три злых духа, заключенные в амулеты, что висят над его дверью. Ты сам говорил, что амулеты те охраняют Балунгу лучше воинов. Кто поднимет на него руку, того поразит молния.
— Встань, мой учтивый Огуна.
Он поднялся, но весь трясся. Я дал ему глотнуть кофе, вынул револьвер, изрядно уже заржавевший.
— Помнишь этот амулет?
— Да, великий колдун.
— Помнишь, как он изверг молнию?
— Да…
— Это я ее послал.
— Помню…
— Так кто владеет молниями?
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 88; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!