Христос веры: соединение двух природ

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 7Следующая ⇒

Новая волна христологических споров середины V века была связана с именами Диоскора Александрийского и Евтихия. Они говорили о полном «слиянии» Божества и человечества в «одну природу Бога Слова воплотившуюся» (эта христологическая доктрина получила название монофизитство). «Бог умер на кресте» – так выражались сторонники Диоскора, отрицая возможность упоминать о некоторых действиях Христа как о действиях человека. Евтихий после долгих уговоров принять учение о двух природах во Христе сказал: «Исповедую, что Господь наш состоял из двух природ до соединения, а после соединения исповедую одну природу».

IV Вселенский Собор, созванный в 451 году в Халкидоне, осудил монофизитство и провозгласил существование «одной ипостаси Бога Слова в двух природах – божественной и человеческой». Православное учение еще до начала Собора было выражено святителем Львом, папой Римским: «Одинаково опасно признавать во Христе только Бога без человека или только человека без Бога… Итак, в целостной и совершенной природе истинного человека родился истинный Бог, весь в Своем, весь в нашем… Тот, Кто есть истинный Бог, Тот же есть истинный человек. И ни малейшей неправды нет в этом единении, так как совместно существуют и смирение человека, и величие Божества… Одно из них блистает чудесами, другое подвергается уничижению… Смиренные пелены показывают младенчество ребенка, а лики ангелов возвещают величие Всевышнего. Алкать, жаждать, утомляться и спать, очевидно, свойственно человеку, а пять тысяч человек насытить пятью хлебами, самарянке подать воду живую, ходить во водам моря, заставить успокоиться поднимающиеся волны, запретить ветру, без сомнения, свойственно Богу». Каждая природа, таким образом, сохраняет полноту своих свойств, но Христос не делится на два лица, оставаясь единой ипостасью Бога Слова.

В догматическом вероопределении Собора указывается, что Христос единосущен Отцу по Божеству и единосущен нам по человечеству, а также что две природы во Христе соединены «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно». Эти чеканные термины показывают, какой остроты и зоркости достигла богословская мысль Восточной Церкви в V веке и вместе с тем – как осторожно пользовались ими Отцы, пытаясь «выразить невыразимое». Все четыре термина, говорящие о соединении природ, строго апофатические – начинаются с приставки «не-». Этим показано, что соединение двух природ во Христе есть тайна, превосходящая ум, и никакое слово не в силах описать ее. С точностью говорится лишь о том, как не соединены природы – во избежание ересей, сливающих, смешивающих, разделяющих их. Но сам образ соединения остается сокрытым для человеческого ума.

Две воли Христа

В VI веке некоторые богословы говорили о том, что во Христе надо исповедовать две природы, но не самостоятельные, а имеющие одно «богомужное действие», одну энергию, отсюда название ереси – моноэнергизм. К началу VII века оформилось еще одно течение – монофелитство, исповедовавшее во Христе одну волю. Оба течения отвергали самостоятельность двух природ Христа и учили о полном поглощении Его человеческой воли Божественной волей.

Главными борцами против монофелитства в середине VII века стали константинопольский монах преподобный Максим Исповедник и папа Римский Мартин. Святой Максим учил о двух энергиях и двух волях во Христе: «Христос, будучи по природе Богом, пользовался волей, которая была по природе божественной и отеческой, ибо у Него с Отцом одна воля. Будучи же человеком по природе, он также пользовался природной человеческой волей, которая нисколько не противостояла воле Отца». Человеческая воля Христа, хотя находилась в гармонии с Божественной волей, была совершенно самостоятельной. Это особенно видно на примере гефсиманской молитвы Спасителя: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия, впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26: 39). Такая молитва оказалась бы невозможна, если бы человеческая воля Христа была полностью поглощена Божественной.

Святой Максим за свое исповедание евангельского Христа подвергся суровому наказанию: у него был вырезан язык и отсечена правая рука. Он умер в ссылке, так же как и папа Мартин. Но состоявшийся в 680–681 годах в Константинополе VI Вселенский Собор полностью подтвердил учение святого Максима: «Проповедуем… что в Нем (во Христе) и две природные воли или… желания, и два природных действия нераздельно, неизменно, неразлучно, неслитно. Эти две природные воли не противоположны одна другой… но Его человеческая воля… подчиняется божественной и всемогущей воле». Как полноценный человек, Христос обладал свободой воли, но она не означала для него возможности выбора между добром и злом. Человеческая воля Христа свободно избирает только добро – и никакого конфликта между ней и Божественной волей нет.

Так в богословском опыте Церкви раскрывалась тайна богочеловеческой личности Христа – Нового Адама и Спасителя мира.

Искупление

В Новом Завете Христос назван «искуплением» за грехи людей (Мф. 20: 28, 1 Кор. 1: 30). «Искупление» – славянский перевод греческого слова, означающего «выкуп», т. е. сумму денег, за которую раб получает освобождение, а приговоренный к смерти – жизнь. Человек через грехопадение оказался у греха в рабстве (см. Ин. 8: 24 и др.), и требуется искупление, чтобы освободить его.

Древнецерковные писатели ставили вопрос: кому Христос заплатил этот выкуп за людей? Некоторые полагали, что диаволу, в рабстве у которого находился человек. Так, например, Ориген утверждал, что Сын Божий отдал Свой дух в руки Отца, а душу – диаволу в качестве выкупа за людей. За такое понимание искупления упрекал Оригена святитель Григорий Богослов: «Если великая и преславная кровь Бога, архиерея и жертвы дана как цена искупления лукавому, то как это оскорбительно! Разбойник получа ет не только цену выкупа от Бога, но и самого Бога!»

Святитель Григорий Нисский трактует искупление как «обман» и «сделку с диаволом»: Христос, чтобы выкупить людей, предлагает ему Свою собственную плоть, «спрятав» под ней Божество; диавол бросается на нее как на приманку, но глотает вместе с приманкой «крючок», т. е. Божество, и погибает.

Некоторые другие Отцы Церкви тоже говорят о том, что диавол «обманулся», но не идут так далеко, утверждая, что Бог его обманул. Так, в Огласительном слове святого Иоанна Златоуста (оно читается на Пасхальной утрени) сказано, что ад был «осмеян» Воскресением Христа и «попался» на том, что не заметил под видимым человеком невидимого Бога: «Ад огорчился, встретив Тебя долу: огорчился, потому что упразднился, огорчился, потому что был осмеян… Принял тело – и коснулся Бога, принял землю – и встретил небо, принял, что видел – и попался в том, чего не видел».

По другой трактовке, выкуп был заплачен не диаволу, так как он не имеет власти над человеком, а Богу Отцу. Западный богослов Ансельм Кентерберийский в XI веке писал, что грехопадением человека была прогневана Божественная Правда, которая требовала удовлетворения (лат. satisfactio ), но, так как никаких человеческих жертв ей не было достаточно, Сын Божий Сам приносит ей выкуп. Смерть Христа утолила Божий гнев, и человеку была возвращена благодать, для усвоения которой ему нужно иметь некоторые заслуги – веру и добрые дела. Но поскольку у человека этих заслуг нет, он может черпать их у Христа, обладающего сверхдолжными заслугами, а также у святых, совершивших в своей жизни больше добрых дел, чем было необходимо для их личного спасения. Эта теория, родившаяся в недрах латинского схоластического богословия, носит юридический характер и отражает средневековые представления об оскорблении чести, требующем сатисфакции. При таком понимании смерть Христа не упраздняет грех, а лишь избавляет человека от ответственности за него.

В Восточной Церкви реакцией на это западное учение был Константинопольский Собор 1157 года, участники которого, опровергая ересь «латиномудрствующего» Сотириха Пантевгена, согласились, что Христос принес искупительную жертву всей Святой Троице, а не одному Отцу: «Христос добровольно принес Себя в жертву, принес же Самого Себя по человечеству, и Сам принял жертву как Бог вместе с Отцом и Духом… Богочеловек Слово… принес спасительную жертву Отцу, Самому Себе, как Богу, и Духу, Которыми человек призван из небытия к бытию, Которых он и оскорбил, преступив заповедь, и с Которыми произошло примирение страданиями Христа».

Многие древнецерковные авторы вообще избегают говорить о «выкупе» в буквальном смысле, понимая под искуплением примирение человечества с Богом и усыновление Ему. Они ведут речь об искуплении как о проявлении любви Божьей к человеку. Этот взгляд находит подтверждение в словах апостола Иоанна Богослова: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3: 16). Не гнев Бога Отца, а Его любовь является причиной крестной жертвы Сына.

Спасение

Воплотившийся Христос, желая во всем уподобиться нам, прошел не только через всякий возраст, но и через все возможные виды мучений вплоть до богооставленности – наивысшей формы страдания человеческой души. Крик Спасителя на кресте «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27: 46) – есть кульминация Его голгофских страданий. Но великая тайна этой минуты в том, что Божество Христа ни на мгновение не разлучалось с человечеством – Бог не оставлял Его, хотя Он как человек чувствует человеческую богооставленность . И даже когда тело умершего Христа лежало во гробе, а душа Его сошла в ад, Божество не разлучалось с человечеством: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в раи же с разбойником, и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, неописанный» (тропарь праздника Пасхи). Христос одновременно и в аду, и в раю, и на земле, и на небе, и с людьми, и с Отцом и Духом, Он все наполняет Собою, не будучи «описуем», т. е. ограничен чем-либо.

Во Христе осуществляется единение Бога с человеком. Во Христе получает оправдание, завершение и абсолютный смысл вся история человека, включая его грехопадение и изгнание из рая. Воплощение Христа и Его искупительный подвиг имеют для людей большее значение, чем даже само сотворение человека. С момента Боговоплощения наша история как бы начинается заново: человек опять оказывается лицом к лицу с Богом, столь же близким, а может быть, еще более близким, чем в первые минуты существования людей. Христос вводит человека в «новый рай» – Церковь, где Он царствует и человек царствует вместе с Ним.

На кого распространяется действие искупительной жертвы Христа? Евангельское слово отвечает: на всех уверовавших во Христа («кто будет веровать и креститься, спасен будет»; Мк. 16: 16).

Вера во Христа делает нас детьми Божьими, родившимися от Бога (Ин. 1: 12–13). Через веру, Крещение и жизнь в Церкви мы становимся сонаследниками Царства Божьего, освобождаемся от всех по следствий грехопадения, воскресаем вместе со Христом и приобщаемся жизни вечной.

Во Христе достигается цель существования человека – приобщение к Богу, соединение с Богом, обожение. «Сын Божий становится Сыном человеческим, чтобы сын человеческий стал сыном Божьим», – говорит священномученик Ириней Лионский. Еще лаконичнее выразил ту же мысль святитель Афанасий Великий: «Он вочеловечился, чтобы мы обожились». Преподобный Максим Исповедник утверждает: «Твердое и верное основание надежды на обожение для естества человеческого есть вочеловечение Бога, в такой мере делающее человека богом, в какой Сам Бог сделался человеком. Ибо явно, что сделавшийся человеком без греха может обожить и естество человеческое без преложения в Божество, в такой мере возвысив его до Себя, в какой Сам смирил Себя ради человека». Преподобный Максим называет Бога «желающим спасения и алчущим обожения » людей. По Своей безмерной любви к людям Христос взошел на Голгофу и претерпел крестную смерть, которая примирила и воссоединила человека с Богом.

Церковь

Ради спасения людей Христос создал на земле свою Церковь, без которой нет и не может быть истинного христианства. Церковь – это Христово Царство, купленное ценой Его крови, Цар ство, в которое Он вводит тех, кого избрал Своими детьми и кто избрал Его своим Спаси телем.

Начальным моментом существования Церкви на земле считается беседа Иисуса Христа с учениками в Кесарии Филипповой, когда Петр от лица прочих апостолов исповедал Его Сыном Божьим, на что Спаситель ответил: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16: 17–18). То есть исповедание Петра становится камнем, положенным в основание Церкви Христовой.

Однако в собственном смысле основанием Церкви является Сам Христос, о Котором апостол Петр говорит как о краеугольном камне Церкви: «Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом. Ибо сказано в Писании: вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в Него не постыдится» (1 Петр. 2: 4–6). Таким образом, вера во Христа есть фундамент духовного здания, имя которому – Церковь. Об этом же говорит и апостол Павел: «Итак, вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, бывши утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святой храм в Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие духом» (Еф. 2: 19–22). В Послании к Коринфянам апостол Павел называет коринфскую общину «строением», себя «строителем», а «основанием» (фундаментом) – Христа: «Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1 Кор. 3: 11).

Христианская церковь – это собрание призванных Христом, уверовавших в Него и живущих Им. Но Церковь – не просто общество или содружество людей, объединенных верой во Христа, не просто сумма индивидуумов. Члены Церкви составляют единое тело, неделимый организм: «…Все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напое ны одним Духом… И вы – тело Христово, а порознь – члены» (1 Кор. 12: 13, 27). Через таинства, в особенности через причастие Тела и Крови Христа в евхаристическом хлебе и вине, мы соединяемся с Ним и становимся в Нем одним телом: «Один хлеб, и мы многие одно тело, ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10: 17). Церковь есть евхаристическое тело Христа: Евхаристия соединяет нас с Ним и друг с другом. И чем ближе мы к Богу, тем ближе друг к другу, чем полнее любовь ко Христу, тем сильнее любовь к ближнему. Воссоединяясь с Богом через жизнь в таинствах, мы воссоединяемся друг с другом, преодолеваем нашу обычную разобщенность и отчужденность, становимся членами неделимого организма, связанными между собой союзом любви.

Ветхозаветным прообразом Церкви был израильский народ, избранный Богом и отделенный от других народов. Признаками принадлежности к ветхому Израилю служили национальность и обрезание, к новому Израилю – Церкви – вера во Христа и Крещение. Ветхий Израиль был полком во главе с Богом-Предводителем, новый Израиль является стадом во главе с Христом-Пастырем (ср. 1 Петр. 5: 1–2). Ветхий Израиль странствовал по пустыне в поисках земли обетованной, новый Израиль странствует по земле обетованной в ожидании и предвкушении Царства Небесного. Во всей полноте оно откроется только после «скончания века», т. е. в будущей жизни, которое уже сейчас начинается для людей в Церкви.

Свойства Церкви

Христиане веруют «во Едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». Этими словами Символ веры определяет свойства Церкви как богочеловеческого организма.

Созданная по образу Святой Троицы, Церковь являет собой тайну сущностного единства при ипостасном различии: она состоит из множества отдельных личностей-ипостасей, скрепленных единством веры и таинств. По словам апостола Павла, «одно тело и один дух… один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас» (Еф. 4: 4–6). Об этом единстве всех христиан молился Иисус на Тайной вечери: «Отче Святый! Соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы… Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их – да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17: 11–21). Любовь трех Лиц Святой Троицы отображена в единстве Церкви.

О святости Церкви говорит апостол Павел, сравнивая Христа с женихом, а Церковь с невестой: «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее… чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Еф. 5: 25–27). Святость Церкви обусловлена не только святостью Христа как ее главы, но и святостью, к которой призваны все ее члены: апостолы в своих посланиях часто называет христиан «святыми», подразумевая, что святость – не недосягаемый идеал, а норма для членов Церкви. К святости призван каждый христианин, и во все эпохи в Церкви есть истинные святые, однако их, превзошедших грех и страсти, очень мало. Большинство христиан – грешники, являющиеся членами Церкви не в силу достигнутой святости, а своего стремления к ней и покаяния. Задача Церкви и заключается в том, чтобы освящать их и приводить к Богу. В этом смысле говорится, что христиане находятся in patria et in via – в отечестве и в пути, одновременно внутри Церкви и еще на пути к ней.

Славянский термин «соборная» является переводом греческого katholike (кафолическая), что значит «всеобщая», объединяющая христиан, рассеянных по всему миру, а также всех святых и усопших. Как говорит святитель Кирилл Иерусалимский, «Церковь называется соборной потому, что во всеобщности и без всякого опущения преподает все, что должно входить в состав человеческого знания, – догматы о видимом и невидимом, о небесном и земном».

Апостольство Церкви заключается в том, что она основана апостолами, сохраняет верность их учению, имеет преемство от них и продолжает их служение на земле. О том, что Церковь создана «на основании Апостолов и пророков», говорит апостол Павел (Еф. 2: 20). Под апостольским преемством понимается непрерывная цепь рукоположений (посвящений в сан епископа), идущая от апостолов до сегодняшних епископов: апостолы рукоположили первое поколение епископов, те, в свою очередь, – второе поколение, и так до наших дней. Христианские общины, где это преемство прервалось, признаются отпавшими от Церкви до тех пор, пока оно не будет восстановлено. Епископы продолжают миссию апостолов на земле – миссию служения, проповеди, руководства существующими церковными общинами и основания новых. Не только епископы и священники, но каждый член Церкви призван к апостольскому, миссионерскому служению, к проповеди Христа словом и делом: «Идите, научите все на роды, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28: 19).

Миссия Церкви

Миссия, возложенная Христом на апостолов и их преемников, в наше время далека от завершения. Еще существуют на земле многие народы, которых почти не коснулась проповедь Христа, огромные регионы, где евангельское слово едва слышно. Некоторые страны, когда-то христианские, ныне возвратились к язычеству и неверию, они требуют новой проповеди, новых апостолов. Более 1000 лет назад равноапостольный князь Владимир крестил Русь, и с этого момента начался многовековой путь постепенного искоренения в ней язычества и насаждения христианства. К XV веку благодаря трудам и подвигам продолжателей апостольского дела страна превратилась в ту Святую Русь, о которой мы читаем в летописях, где каждый человек – и старый, и малый – знал учение Христа, ходил в Церковь, где даже грамоте учили не иначе как по Псалтири. Но в последующие века появились тенденции, приведшие к духовному кризису, следствием которого стали катастрофа 1917 года и семьдесят лет «вавилонского пленения», когда силы ада хотели окончательно уничтожить всякую память о Христе и вытравить Бога из людских сердец. И снова страна превратилась в языческую, и снова люди оказались сидящими «во мраке» и ожидающими света (Ис. 59: 9). Перед христианами, особенно перед пастырями, стоит ныне та же задача, что стояла перед князем Владимиром 1000 лет назад, перед апостолами 2000 лет назад, – проповедовать Евангелие и крестить во имя Отца и Сына и Святого Духа, сокрушать идолов и на месте их воздвигать храмы Христа. Идолы на наших глазах сокрушились с невиданной силой, но воздвигнуть на освободившемся месте духовные храмы, заполнить образовавшийся вакуум истинной верой еще предстоит. И от того, справится ли Церковь с этой миссией, найдутся ли сегодня люди, равные апостолам в вере, ревности о Боге, любви к Христу и к народу Божьему, зависит духовное будущее России.

Апостольская община окончательно осознала себя Церковью в момент Пятидесятницы, когда на апостолов сошел Святой Дух в виде огненных языков и они получили силу к проповеди Евангелия «всем народам». Тропарь праздника Пятидесятницы раскрывает смысл этого события: «Егда снисшед языки слия, разделяше языки Вышний, егда же огненныя языки раздаяше, в соединение вся призва, и согласно славим Всесвятаго Духа». Здесь содержится напоминание о вавилонском столпотворении, когда Бог, увидев безумие людей, вознамерившихся построить башню до небес, сошел и смешал их языки, чтобы они перестали понимать друг друга и прекратили строительство столпа, который все равно рухнул бы и похоронил их всех под своими обломками (см. Быт. 11: 1–9). Разрушенное по вине людей единство человеческого рода восстанавливается в Церкви, где нет различия по национальному и языковому признаку, но всем дается «новый язык» – язык веры и молитвы, единомыслия и любви. Всякий раз, когда вавилонская башня рушится (а она рушится вновь и вновь на протяжении всей истории), происходит «смешение языков», обостряются противоречия между нациями, возрастают взаимное непонимание и недоверие. И только Святой Дух, «Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия» (Ис. 11: 2), Который живет и действует в Церкви, может примирить всех, призвать к соединению и согласию.

Царственное священство»

В древнем Израиле священниками могли стать только лица, принадлежавшие по рождению к колену Левия: для всех остальных священство было недоступным. Левиты были посвященными, избранными для служения Богу, – они одни имели право приносить жертвы, воскурять фимиам, возносить молитвы и петь в храме; участие народа в богослужении сводилось к пассивному присутствию. Но ветхозаветные жертвы, как говорит апостол Павел, не могли избавить человечество от рабства греху: «Невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи… Всякий священник ежедневно стоит в служении и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов» (Евр. 10: 4–11). Поэтому Христос принес в жертву Самого Себя, чтобы раз и навсегда избавить человечество от рабства диаволу: «Освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа… Он… принесши одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога… Он одним принесением навсегда сделал совершенными освящаемых» (Евр. 10: 10–14).

Христос стал одновременно и Священником, и Жертвой. Не принадлежа по рождению к колену Левия, Он стал единым истинным Первосвященником «во век по чину Мелхиседека» (Пс. 109: 4). Мелхиседек, некогда встретивший Авраама, принесший хлеб и вино и благословивший его, – священник «без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни» (Евр. 7: 3) – был ветхозаветным прообразом Христа. Отдав Свое Тело на смерть и пролив Кровь за людей, преподав в таинстве Евхаристии это Тело и эту Кровь верным под видом хлеба и вина, создав Свою Церковь, которая стала Новым Израилем, Христос упразднил ветхозаветную Церковь с ее жертвами и левитским священством, снял завесу, отделявшую Святая Святых от людей, разрушил непреодолимую стену между сакральным левитством и профанным народом. В Церкви Христовой все люди являются «царями и священниками» (Апок. 1: 6), все вводятся во Святая Святых, все становятся «родом избранным»: «И вы сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы… Вы род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, чтобы возвещать совершенства призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий, некогда непомилованные, а ныне помилованы» (1 Петр. 2: 5–10).

Церковная иерархия

Учение о царственном священстве всех христиан выражено в Новом Завете с достаточной ясностью. И вместе тем уже в апостольские времена в Церкви существовало иерархическое священство, особые люди, избранные для служения Евхаристии и предстоятельства над народом. В Деяниях говорится об избрании семи диаконов и посвящении их на служение (Деян. 6: 6). Проповедуя в различных городах Римской империи, апостолы основывали там христианские общины и для их возглавления рукополагали епископов и пресвитеров. Служение епископов, пресвитеров и диаконов было служением предстоятельства, учительства и духовного руководства, обусловленным различием служений всех членов Церкви, составляющей единый организм: как в человеческом теле каждый член выполняет свою функцию, так и у членов Церкви различные служения. «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех… И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями», – говорит апостол Павел (1 Кор. 12: 4–28).

Иерархическое священство существует в Церкви именно благодаря всеобщему царственному священству всех христиан. Священник, имеющий рукоположение, но по каким-либо причинам отделившийся или отделенный от Церкви, оказавшийся вне ее организма, выпавший из царственного священства народа Божьего, теряет свои священнические права. Внутри Церкви иерархическое священство неразрывно связано с народом Божьим, и одно не может существовать без другого: как община не может быть Церковью без священника, так и священник не может быть таковым без общины. Все таинства совершаются священником при участии народа, вместе с народом и с согласия на рода. Чин Литургии наглядно показывает, что предстоятель священнодействует от лица на рода и участие народа в служении не является пассивным. Каждый возглас священника запечатлевается словом «аминь», произносимым народом, каждое благословение священника сопровождается ответным благословением народа. Священник и народ равны: «Мир всем», – говорит священник; «И духови твоему», – отвечает народ; «Благодать со всеми вами», – говорит священник; «И со духом твоим», – отвечает народ. В древней Церкви рукоположение священника и епископа совершалось с согласия народа, причем, как правило, в эти степени возводились лица, им и избранные: в чине рукоположения до сих пор сохраняется возглас «аксиос» (достоин), выражающий одобрение посвящяемому.

В Церкви существует три иерархические степени: епископы, священники и диаконы. Епископы возглавляют церковные области – епархии, состоящие из какого-то количества приходов.

Священники возглавляют отдельные приходы – храмы. Диаконы помогают священникам и епископам при совершении Литургии.

Трехстепенная иерархия существует в Церкви с глубокой древности, хотя, вероятно, не с самого момента ее основания. В посланиях апостолов мы не видим указания на четкое различие между епископами и пресвитерами: оба термина чаще всего употребляются как синонимы. Но по мере расширения Церкви возникла необходимость в старших пресвитерах, возглавлявших общины одного округа и обладавших правом рукополагать в них пресвитеров. Уже во II веке священномученик Игнаний Богоносец ясно указывает на епископа как возглавителя Церкви и пресвитеров как его сослужителей, находящихся в полном единомыслии с ним и подчиняющихся ему: «Пресвитерство так согласно с епископом, как струны в цитре». Повинуясь епископу, пресвитеры повинуются Самому Христу в его лице. Для святого Игнатия епископ олицетворяет всю полноту Церкви, и несогласие с ним означает разрыв с Церковью. К иерархии нужно относиться с уважением: «Все почитайте диаконов как заповедь Иисуса Христа, а епископов как самого Иисуса Христа, пресвитеров же как собрание Божие, как сонм апостолов. Без них нет Церкви».

По учению Церкви, нравственное несовершенство того или иного священнослужителя не влияет на действенность совершенных им таинств, потому что тот выступает лишь орудием Бога. Сам Христос крестит людей, Сам совершает Евхаристию и причащает их, Сам в таинстве исповеди отпускает им грехи. Христос по Своему безграничному милосердию терпит недостойных и порочных служителей в Церкви, как Он терпел Иуду среди апостолов, но это не оправдывает самих священнослужителей, носящих сан не по праву. Будучи орудием, свидетелем и служителем Бога, священник должен быть, насколько возможно, чист, непорочен и непричастен греху. Нравственное несовершенство клириков, грехи и пороки духовенства всегда были болезнью и бедой Церкви. Хотя они и не влияют на действенность таинств, тем не менее подтачивают авторитет Церкви в глазах людей, разрушают веру в Бога. Чаще всего о Боге судят по его служителям, что вполне естественно, так как священник является образом Христа. И как горько иногда увидеть в священнике вместо сочувствия равнодушие, вместо любви неприязнь, вместо нравственной чистоты распущенность, вместо честности лицемерие. От человека, на груди которого крест с изображением распятого за людей Христа, ждут такого же сострадания и такой же любви, как от Него Самого. «Будь образцом для верных в слове, в жизни, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4: 12) – эти слова апостола Павла обращены к каждому священнослужителю.

Женщина в Церкви

На протяжении всей истории Церкви священническое и епископское служение в ней могли исполнять только мужчины. Это не просто традиция, следствие неравенства между мужчинами и женщинами в древние времена. Священство изначально является служением духовного отцовства. Женщина может быть матерью, женой, дочерью, но не отцом. Материнство не ниже отцовства, но это другая миссия, другое служение. Чем отличается отцовство от материнства, знает только ребенок, хотя и не может выразить это словами. В чем отличие духовного отцовства от любого другого служения, знает всякий христианин, имеющий духовного отца. Православная Церковь отрицательно относится к введенному не так давно в протестантских общинах институту женского священства. Это вызвано не тем, что Православие традиционно и консервативно, и уж тем более не тем, что оно якобы унижало женщину и считало ее ниже мужчины, а тем, что очень серьезно относится к отцовству в Церкви и не хочет его лишиться, поручив женщине не свойственное ей служение. В организме Церкви каждый выполняет свои функции и является незаменимым. Отцовство не может быть подменено ничем, без него Церковь утрачивает свою целостность и полноту, становясь семьей без отца или организмом без необходимых членов.

В этом смысле показательны отношение христианства к браку и его взгляд на роль женщины в семье. Христианская семья – это «малая церковь», созидаемая по образу Церкви Христовой. По учению апостолов, главой семьи является муж, а не жена, что, однако, не предполагает неравенства. Власть мужа – власть любви такая же, как власть Христа в Церкви: «Как Церковь повинуется Христу, так и жены (повинуйтесь) своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее… Каждый из вас да любит свою жену как самого себя, а жена да боится своего мужа», – говорит апостол Павел (Еф. 5: 22–33). «Да боится» означает не страх перед силой, а боязнь оскорбить мужа, разрушить любовь и единомыслие в семье. Главенство же мужа состоит в готовности любить до самопожертвования так, как Христос любит Церковь. Будучи главой семьи, муж должен любить и уважать жену: «Мужья, обращайтесь благоразумно с женами… оказывая им честь как сонаследницам благодатной жизни» (1 Петр. 3: 7). Не неравенство, а гармоничное единение при различии функций – вот что должно царить и в семье, и в Церкви. Ибо если семья – малая церковь, то Церковь – семья большая.

Отцовство священника не ограничивается его функцией главы и руководителя общины. Быть главой в некоторых случаях как раз поручается женщине. Например, женским монастырем всегда руководит игумения, которой подчиняются не только монахини, но и служащие в нем священники. В древних монастырях существовали старицы – духовные руководительницы, обладавшие правом принимать исповедь у монахинь. Даже таинство Крещения в особых случаях может совершить женщина (например, если поблизости нет священника, а человек при смерти), и это таинство признается действительным и законным.

Однако история Церкви не знает примера, чтобы женщина служила Литургию или рукополагала священников, как это случается теперь в протестантских общинах. Священник, совершающий Евхаристию, символизирует Христа – Бога, ставшего человеком-мужчиной. А Церковь придает важное значение литургической символике: согласно православному пониманию символ и реальность взаимозависимы, так что при изменении символа происходит подмена стоящей за ним реальности.

Но в древней Церкви существовали диакониссы, имевшие достаточно широкие обязанности: они, например, помогали епископам при совершении таинства Крещения, участвовали в совершении Евхаристии. Вопрос о восстановлении института диаконисс серьезно обсуждался в Русской Православной Церкви в период подготовки к Поместному Собору 1917–1918 годов, но последующие события помешали реализации некоторых намечавшихся церковных реформ. Фактически многие важные и незаменимые служения, в том числе и литургические, родственные служению диаконисс в древней Церкви, сейчас выполняют женщины: они приготовляют хлеб для Евхаристии, читают и поют в храме, нередко руководят хором.

Богородица и святые

Об отношении Церкви к женщине можно судить по тому, как высоко ставит Церковь Божию Матерь, прославляя Ее больше, чем всех святых и даже самих ангелов, как «честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим». Пресвятая Богородица – Матерь Христа и Матерь Церкви. В Ее лице Церковь прославляет материнство, способность к которому есть неотъемлемое достояние и преимущество женщины. Примечательно, что протестантские церкви, поручившие женщинам совершение Евхаристии и прочие священнические функции, не почитают Богородицу и не молятся Ей. Но Церковь, лишенная Божией Матери, утрачивает полноту, так же как не является полноценной Церковью община, лишенная священства. Если отцовство реализуется в лице иерархии – епископата и священства, то материнство присутствует в Церкви в лице Пресвятой Богородицы.

Православная Церковь прославляет Богородицу как Приснодеву. Этот термин, утвержденный V Вселенским Собором 553 года, подчеркивает девство Богородицы до Рождества Христова, в самом Рождестве и после Рождества. Богородица также именуется Пресвятой, Пречистой и Непорочной. Православная Церковь, основываясь на древнем предании, верует, что Божия Матерь после Своей смерти в третий день воскресла и была вознесена с телом на небо.

Божия Матерь стоит во главе сонма святых, прославляемых Церковью. Почитание святых и молитва к ним являются древнейшей традицией Церкви, сохраняющейся с апостольских времен. Несправедливы обвинения в адрес Церкви, будто она поклоняется людям наравне с Богом, нарушая заповедь «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4: 10). Греческое богословие четко отличает «служение» Богу от «почитания» святых, которым воздается честь не как богам, а как людям, достигшим духовной высоты и соединившимся с Богом. Святые тесно связаны между собой и со Христом. Поклоняясь святым, мы почитаем Христа, Который живет в них.

Официальное причисление к лику святых, или канонизация, – явление довольно позднее: раннехристианская Церковь не знала особых актов канонизации или прославления. Мученик, пострадавший за Христа, сразу после своей смерти становился объектом благоговейного почитания верующих: ему молились, на его гробнице совершали Литургию. В Русской Православной Церкви до сих пор сохраняется правило проведения Литургии на антиминсе (специальный плат, лежащий на престоле), в котором обязательно должна находиться частица мощей святого или мученика. Это подчеркивает связь Церкви земной, сегодняшней, состоящей из живых, и Церкви небесной, торжествующей, состоящей из прославленных Богом святых. Это также указывает на мучеников как на основу и фундамент Церкви.

Почитание того или иного святого не является следствием акта канонизации. Скорее, наоборот, канонизация происходит в результате всенародного почитания святого. Есть святые, о жизни которых не известно почти ничего, а почитание их стало всеобщим. Например, святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, жившего в IV веке, прославляют христиа не как Восточной, так и Западной Церкви. Даже нехристиане, обращаясь в молитве к святителю Николаю, получают от него помощь. Это всемирное почитание основано на опыте Церкви: святитель Николай превратился в «личного друга» тысяч христиан, которых он когда-либо спас от беды, возможно, от ги бели.

Не только люди прославляют святых, но и Сам Бог дает иногда видимые подтверждения святости того или иного человека. Например, тела многих святых на протяжении столетий не подвергаются тлению. От мощей святых происходят исцеления, засвидетельствованные многими людьми.

Нецерковному человеку бывает трудно понять, зачем нужно молиться святым, когда есть Христос. Однако святые – не посредники между нами и Христом; скорее, они наши небесные друзья, способные услышать нас и помочь своей молитвой. Тот, кто не имеет друзей на небесах, не может правильно воспринять благоговейное почитание, которым окружены святые в Православной Церкви. Лишая верующих возможности непосредственного и живого общения со святыми, протестанты и сектанты оказываются оторванными от золотой цепи святости, восходящей к апостолам и Христу. Но христианская община вне этой цепи не может быть полноценной Церковью, потому что Церковь небесная, торжествующая, и Церковь земная, странствующая, связаны неразрывно. Оторвавшись от неба – от Божией Матери и святых, – Церковь превращается в земную организацию и перестает быть мистическим телом Христа, объединяющим живых и усопших, грешников и святых.

Иконы

В православной традиции икона не просто украшение храма или предмет богослужебного обихода: перед ней молятся, ее целуют, к ней относятся как к святыне.

Иконы существуют в Церкви с глубокой древности, однако в разные эпохи возникали течения против иконопочитания. В VII–VIII веках они вылились в иконоборческую ересь, появившуюся в Византии под влиянием ислама и осужденную VII Вселенским Собором. Во все времена главным у иконоборцев было обвинение в идолопоклонстве, а основным аргументом – ветхозаветный запрет на изображение невидимого Бога, становящееся, таким образом, плодом человеческой фантазии и ложью против Него.

Однако Новый Завет был откровением Бога, Который стал человеком, т. е. сделался видимым для людей. С той же настойчивостью, с какой Моисей говорит о том, что люди на Синае не видели Бога, апостолы подчеркивают, что они видели Его: «И мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца» (Ин. 1: 14); «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами , что рассматривали и что осязали наши руки – о Слове жизни» (1 Ин. 1: 1 ) . Христос, по словам апостола Иоанна, явил миру невидимого Бога, т. е. сделал Его видимым: «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1: 18). Ветхозаветный запрет на изображения невидимого Бога, по мысли преподобного Иоанна Дамаскина, предуказывает возможность изображать Его, когда Он станет видимым: «Ясно, что тогда тебе нельзя было изображать невидимого Бога, а когда увидишь Бестелесного вочеловечившимся ради тебя, тогда будешь делать изображения Его человеческого вида. Когда Невидимый, облекшись в плоть, становится видимым, тогда изображай подобие Явившегося, все рисуй – и словом, и красками, и в книгах, и на досках».

Иконоборчество VIII века было продолжением тех христологических ересей, с которыми боролись Святые Отцы предшествующих Вселенских Соборов. И защита икон была защитой веры в воплощение Христа, так как иконоборчество было одной из форм отрицания реальности этого воплощения. Для православных икона – не идол, подменяющий собой невидимого Бога, но символ и знак Его присутствия в Церкви. Отцы VII Вселенского Собора, вслед за святителем Василием Великим, подчеркивали, что «честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу». Поклоняясь иконе, христиане поклоняются не доске с красками, а изображенным на ней Христу, Божией Матери, святым.

Существует множество чудотворных икон, с которыми связаны случаи исцелений или избавлений от военной опасности. В России особенным почитанием пользуются Владимирская, Казанская, Смоленская, Иверская, «Взыскание погибших», «Всех скорбящих Радость» и другие чудотворные иконы Божией Матери.

Крест

Особое значение имеет для Церкви крест – орудие смерти, сделавшееся орудием спасения. Святитель Василий Великий отождествляет «знамение Сына Человеческого», о котором упоминает Христос, говоря о Своем втором пришествии (Мф. 24: 30), с крестом, обращенным четырьмя концами к четырем краям Вселенной. Крест является символом Самого Христа и наделен чудодейственной силой. Православная Церковь верует, что в кресте присутствует энергия Христа, и потому христиане не только изображают крест и помещают в храмах наравне с иконами, они также носят крест на груди, осеняют себя крестным знамением, благословляют крестом друг друга.

Чудотворную, спасительную и целительную силу креста и крестного знамения Церковь знает по многовековому опыту. Крест – оружие против диавола.

Крест охраняет человека всегда и везде, благословение Христа нисходит на всякое доброе дело, которое мы начинаем с крестного знамения и призывания имени Божьего. «Крест – хранитель всея Вселенныя, крест – красота Церкви, крест – царей держава, крест – верных утверждение, крест – ангелов слава и демонов язва», – поется на богослужении в честь креста Господня.

Таинства Церкви

Под таинствами в православной традиции понимаются священнодействия, в которых происходит встреча Бога с чело веком и наиболее полно, насколько возможно в земной жизни, осуществляется единение с Ним. В таинствах благодать Бога нисходит на нас и освящает все наше естество – и душу, и плоть, – приобщая к Божественному естеству, оживотворяя, обоготворяя и воссозидая в жизнь вечную. В таинствах мы получаем опыт неба и предвкушаем Царство Божие, к которому всецело приобщиться, т. е. войти в него и жить в нем, можно лишь после смерти.

В творениях Святых Отцов термин «таинство» употреблялся в разных значениях. «Таинствами» называли воплощение Христа, Его спасительное дело, Его рождение, смерть, Воскресение и другие события жизни, саму христианскую веру, учение, догматы, богослужение, молитву, церковные праздники, священные символы. Из числа священнодействий таинствами по преимуществу называли Крещение и Евхаристию.

В настоящее время в Православной Церкви принято считать таинствами Крещение, Евхаристию, Миропомазание, Покаяние, Священство, Брак и Елеосвящение; все остальные священнодействия от носят к числу обрядов. Следует, однако, иметь в виду, что учение о семи таинствах, содержащееся в учебниках по догматическому богословию, заимствовано из латинской схоластики. Оттуда же – различие между «таинствами» и «обрядами». Восточная святоотеческая мысль не интересовалась числом таинств и не ставила перед собой задачи подсчитывать их.

В каждом таинстве есть видимая сторона, включающая в себя само чинопоследование, т. е. слова и действия участников, «вещество» таинства (вода в Крещении, хлеб и вино в Евхаристии), а есть и невидимая, главная, сторона – духовное преображение и возрождение человека. Собственно «тайной» и является эта невидимая часть, остающаяся за пределами зрения и слуха, выше разума, вне чувственного восприятия. Но в таинстве преображается и воскресает вместе с душой и телесная оболочка человека: таинство – не только духовное, но и телесное приобщение к дарам Святого Духа. Человек входит в божественную тайну всем своим существом, он погружается в Бога и душой, и телом, потому что последнее тоже предназначено к спасению и обожению. В этом смысл погружения в воду (в Крещении), помазания миром (в Миропомазании), вкушения хлеба и вина (в Евхаристии). В будущем веке «вещество» таинства уже не нужно, и человек причащается не Тела и Крови Христа под видом хлеба и вина, но самого Христа непосредственно. На пасхальном богослужениии мы молимся: «Подавай нам истее (полнее, совершеннее) Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего». Тем самым мы исповедуем, что в небесном отечестве, in patria , мы чаем еще более полного, еще более тесного единения со Христом. Но пока мы in via , в странствии, на земле, мы нуждаемся в видимых знаках Божьего присутствия: поэтому приобщаемся к Божественному естеству через воду, насыщенную Богом, через хлеб и вино, напоенные Им.

Совершителем любого таинства является Сам Бог. Перед началом Литургии диакон говорит священнику: «Время сотворити Господеви» (Пс. 118: 126). По-русски это означает «время Господу действовать», т. е. пришел час, когда действовать будет сам Бог. Священник и диакон – лишь орудия Бога, и в момент преложения Святых Даров священник только молится, призывая Бога Отца: «И сотвори убо хлеб сей честное Тело Христа Твоего, а еже в чаши сей честную Кровь Христа Твоего». В чине Крещения священник произносит «Крещается раб Божий…», подчеркивая, что не он сам, а Бог совершает таинство.

Крещение

Таинство Крещения является дверью в Церковь как Царство благодати, – с него начинается христианская жизнь. Крещение – грань, отделяющая членов тела Христова от прочих людей. В Крещении человек облекается во Христа, по словам апостола Павла, которые поются во время обхождения крещаемых вок руг купели: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал. 3: 27: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись»). В Крещении человек умирает для греховной жизни и воскресает в новую духовную жизнь, о чем говорится в апостольском чтении, содержащемся в чинопоследовании таинства: «Все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились. Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни… Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним, зная, что Христос, воскресши из мертвых, уже не умирает, смерть уже не имеет над ним власти… Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога» (Рим. 6: 3–11).

Таинство Крещения заповедано Самим Христом: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28: 19). Заповедь Христа включает в себя основные элементы чинопоследования таинства: предварительное научение («оглашение»), без которого вера не будет сознательной, погружение в воду и формулу «во имя Отца и Сына и Святого Духа».

В первые четыре века христианства крестили по преимуществу взрослых, так как придавалось большое значение сознательному принятию таинства. Некоторые, зная, что в Крещении прощаются грехи, откладывали таинство до последних дней жизни. Впрочем, практика крещения младенцев также весьма древняя, – апостолы крестили целые семейства, в которых, несомненно, были дети. Карфагенский Собор в IV веке даже провозгласил анафему отвергающим необходимость крещения новорожденных и младенцев.

Что же касается веры как главного условия действенности таинства («кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет» – Мк. 16: 16), то в случае Крещения младенцев исповедание веры произносят восприемники (родители), тем самым дающие обязательство воспитать детей в вере и сделать их Крещение сознательным. Младенец, принимающий таинство, не может логически осмыслить происходящее, однако его душа вполне способна воспринять благодать Святого Духа. Младенцам благодать Божия дается как бы в залог их будущей веры, как семя, которое бросают в землю. Однако для того, чтобы из семени выросло дерево и принесло плоды, требуются усилия и восприемников, и самого крещаемого по мере его возрастания.

В древней Церкви Крещение совершалось не ежедневно, как это практикуется сегодня, а лишь по большим праздникам, в особенности на Пасху. Этому событию предшествовали долгие месяцы (иногда и годы) оглашения, когда готовившиеся к таинству приходили в храм и слушали беседы епископа или священника, раскрывавших смысл христианской жизни. Огласительные беседы заканчивались на Страстной седмице. В Великую пятницу, как правило, совершалось отречение от сатаны и исповедание веры («договор с Христом», по выражению святителя Иоанна Златоуста), а в Великую субботу после вечерней Литургии происходило само Крещение. До сих пор пасхальное богослужение Православной Церкви несет на себе следы первоначальной зависимости от чинопоследования Крещения: ночной крестный ход вокруг храма когда-то был шествием новокрещеных, в белых одеждах и с горящими свечами в руках, в церковь, где их встречало ликующее «Христос воскресе!».

Хотя продолжительное оглашение в наше время не практикуется, его необходимость, в особенности когда речь идет о взрослых, очевидна: прежде чем крестить, необходимо научить. Священник перед началом таинства проводит краткую беседу, изъясняя основные истины веры. В чине Крещения сохранились молитвы оглашения и изгнания диавола (экзорцизм), после которых происходят торжественное отречение крещаемого (или восприемника) от диавола и исповедание веры во Христа. Затем следуют освящение воды, помазание елеем и само троекратное погружение с произнесением слов «Крещается раб Божий (раба Божия)… во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святого Духа, аминь». Непосредственно за погружением в воду следует таинство Миропомазания, после которого совершается троекратное обхождение вокруг купели с пением «Елицы во Христа крестистеся». Завершается чин чтением Апостола и Евангелия, символическим пострижением волос и воцерковлением. Сразу же после Крещения или в ближайшие дни новокрещеный вне зависимости от возраста причащается Святых Тайн. В отличие от Католической Церкви, где Миропомазание (конфирмация) и первое причастие совершаются по достижении ребенком семи лет, Православная Церковь допускает детей к этим таинствам с самого раннего возраста, чтобы не лишать их живой, хотя и не вполне осознанной связи со Христом.

Таинство это совершается однажды в жизни. В Крещении человек получает освобождение от первородного греха и прощение всех своих грехов. Однако оно является лишь первой ступенью восхождения души к Богу, и если за ним не следуют обновление всей жизни, духовное перерождение, решительный отказ от дел «ветхого человека», то оно не приносит плода. Благодать Божия, получаемая в Крещении как залог, как семя, будет прорастать в человеке и многообразно проявляться на протяжении всей его жизни, если он стремится ко Христу, живет в Церкви и исполняет заповеди. Если же Крещение было только формальностью, данью традиции или моде и человек продолжает жить как язычник или неверующий, он лишается всех плодов таинства, отлучает себя от Христа и извергает себя из Церкви.

Миропомазание

Установление таинства Миропомазания восходит к апостольским временам. В первоначальной Церкви каждый новокрещеный получал благословение и дар Святого Духа через возложение рук апостола или епископа. В Деяниях говорится о том, что Петр и Иоанн возложили руки на самарян, чтобы они приняли Святого Духа, «ибо Он не сходил еще ни на одного из них, а только были они крещены во имя Господа Иисуса» (Деян. 8: 16). Сошествие Святого Духа сопровождалось иногда видимыми и ощутимыми проявлениями благодати: люди начинали говорить на незнакомых языках, пророчествовать, совершать чудеса, как это случилось с апостолами в праздник Пятидесятницы.

Возложение рук являлось продолжением Пятидесятницы, так как сообщало дары Святого Духа. Впоследствии личная встреча каждого новокрещеного с епископом стала невозможна по причине увеличения числа христиан, и рукоположение было заменено Миропомазанием. В Православной Церкви Миропомазание совершает священник, однако само миро (благовонное масло), состоящее из различных элементов, варит епископ. В современной практике правом приготовления мира обладает только глава автокефальной Церкви (патриарх, митрополит). В Москве, например, Патриарх Московский и всея Руси совершает чин мироварения один раз в несколько лет и затем раздает освященное миро на приходы. Таким образом, благословение патриарха получает каждый, кто становится членом Церкви.

В апостольских посланиях дар Святого Духа иногда называется «помазанием» (см. 1 Ин. 2: 20, 2 Кор. 1: 21). В Ветхом Завете через помазание совершалось поставление человека на царство и на священническое служение. В Новом же Завете нет деления на «посвященных» и «прочих»: в Царстве Христа все являются «царями и священниками» (Апок. 1: 6), «родом избранным», «людьми, взятыми в удел» (1 Петр. 2: 9), а потому помазание совершается над каждым христианином.

Через Миропомазание человек получает «печать дара Духа Святаго». Об этом даре Христос говорил ученикам на Тайной Вечери: «…Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины» (Ин. 14: 16–17); и «Лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам» (Ин. 16: 7). Крестная смерть Христа сделала возможным дарование нам Святого Духа. Во Христе мы становимся царями, священниками и христами (помазанниками), получая не ветхозаветное священство Аарона, или царство Саула, или помазание Давида, но новозаветное священство и царство Самого Христа. Через Миропомазание мы становимся сынами Божьими, потому что Святой Дух есть «дар усыновления» («сыноположения дарование», как читается в Литургии святителя Василия Великого).

Так же как и благодать Крещения, дар Святого Духа должен быть не просто пассивно воспринят, но активно усвоен . В этом смысле преподобный Серафим Саровский говорил, что цель жизни христианина – «стяжание Святого Духа». Божественный Дух получен нами в залог, но Его предстоит стяжать, т. е. приобрести, войти в обладание им. Святой Дух в нас должен принести плод. «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание… Если мы живем духом, то по духу и поступать должны», – говорит апостол Павел (Гал. 5: 22, 25). Все таинства имеют смысл и являются спасительными только в том случае, если жизнь христианина соответствует полученному дару.

Евхаристия

«Таинством таинств» Православной Церкви является святая Евхаристия. Она – сердцевина Церкви, ее основа, фундамент, без которого немыслимо существование Церкви.

Таинство Евхаристии было совершено Христом на Тайной Вечери, о которой рассказывают все четыре евангелиста, а кроме того, апостол Павел: «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови, сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете» (1 Кор. 11: 23–26).

Тайная Вечеря, совершенная Христом вместе с учениками, по внешнему ритуалу являлась древнееврейской пасхальной вечерей, на которую в Израиле собиралась семья для вкушения жертвенного агнца. Однако в Тайной Вечери участвовали не родственники Христа по плоти, а члены той семьи, которая потом вырастет в Церковь. Вместо же агнца был Он Сам, приносящий Себя в жертву для спасения людей (1 Петр. 1: 19–20). Во время Вечери Христос претворил хлеб и вино в Свое Тело и Кровь, причастив учеников и заповедав им совершать это таинство в Его воспоминание. И после Его крестной смерти и Воскресения ученики собирались в первый день недели – так называемый «день солнца», когда воскрес Христос, – для «преломления хлеба».

Первоначально Евхаристия была трапезой, сопровождавшейся чтением Писания, пением псалмов, проповедью и молитвой, иногда она продолжалась всю ночь. Постепенно, по мере роста христианских общин Евхаристия трансформировалась из вечери-ужина в богослужение.

Наиболее древними его элементами являются чтение Священного Писания, молитвы обо всех людях, целование мира, благодарение Отцу, на которое народ отвечает «аминь», и преломление хлеба, т. е. причащение. В древней Церкви каждая община могла иметь свой евхаристический чин, однако перечисленные элементы присутствовали во всех чинопоследованиях. Молитва предстоятеля первоначально была импровизированной, и лишь впоследствии евхаристические молитвы были записаны.

По учению Православной Церкви, единственным истинным совершителем Евхаристии является Сам Христос: Он невидимо присутствует в храме и действует через священника. Для православных христиан Евхаристия – не просто символическое действие, совершаемое в воспоминание Тайной Вечери, но сама Тайная Вечеря, ежедневно возобновляемая Христом и непрерывно, с той пасхальной ночи, когда Христос возлежал за столом со Своими учениками, продолжающаяся в Церкви.

Православная Церковь безусловно верует, что в Евхаристии хлеб и вино становятся реальными, а не символическими Телом и Кровью Христа. Все древние литургические чины подчеркивают, что евхаристические хлеб и вино – «самое честное Тело и Кровь» Господа Иисуса Христа. И сам Христос говорит: «Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6: 55–56).

Соединение верующего со Христом, происходящее в Евхаристии, не символическое и образное, но истинное, реальное и всецелое. Как Христос пронизывает Собою хлеб и вино, наполняя их Своим Божеством, так Он входит в человека, наполняя его плоть и душу Своим животворным присутствием и Божественной энергией. В Евхаристии мы становимся, по выражению Святых Отцов, «сотелесными» Христу, Который входит в нас, как в утробу Девы Марии. Преподобный Симеон Новый Богослов пишет о том, что Христос, соединяясь с нами, делает божественными все члены нашего тела: «Ты сродник наш по плоти, а мы Твои сродники по Божеству Твоему… Ты пребываешь с нами ныне и во веки, и делаешь каждого жилищем и обитаешь во всех… каждый из нас в отдельности с Тобою, Спаситель, весь со Всем, и Ты – с каждым в отдельности находишься, Один с одним… И таким образом все члены каждого из нас сделаются членами Христовыми… и мы вместе сделаемся богами, сопребывающими с Богом». В этих словах прослеживается связь между Причащением и обожением, являющимся целью христианской жизни. Подчеркиваются также ощутимый и телесный характер соединения со Христом: наша плоть в Евхаристии получает как бы закваску нетления, и, когда она умрет и истлеет, эта закваска станет залогом ее будущего воскресения.

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 350; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!