Покопаемся в грязи: прелесть табуированных ролевых игр
Моллена Уильямс
Примечание автора : прежде чем читать эту статью, рекомендую вам прочитать главу 11 «Эротическая ролевая игра». Это поможет лучше понять то, что написано в этой главе. Ну что, пожалуй, начнем.
Безнравственно – это хорошо. Жестоко – это отлично. Отвратительно и порочно – еще лучше. Насилие – это и есть любовь, а фантазия – тайный коридор в действительность, уводящий в очаровательный, опасный, эротически безумный мир. Вы со мной? Отлично. С этого момента все будет только мрачнее и мрачнее.
Один из аспектов ролевых игр, который мне особенно нравится – это возможность взять ответственность за то, чтобы отказаться от ответственности. Как может существовать подобный парадокс? Разыгрывая сценарий, в котором вы берете управление на себя или отдаете его другому, вы уходите в сексуально заряженный мир бесконечных возможностей. Договариваясь о сценарии, описывая свои пределы и границы, планируя свои ожидания и последствия игры, вы создаете матрицу, в которую можете вписать свои мечты, фантазии и самые темные желания.
Это дает свободу ролевым игрокам, позволяя им свободно исследовать некоторые из самых темных импульсов человеческой натуры без таких ограничивающих факторов, как чувство вины, мрачные предчувствия и страхи. Звучит интригующе? Хотите броситься прямо в самый эпицентр этой жаркой и мрачной фантазии насилия? Остыньте. Вам придется многое перекопать, раскрыть и просеять прежде, чем ты сможешь понестись вскачь.
|
|
|
Выявление глубинных корней мрачных желаний очень помогает при исследовании души, особенно если вы испытываете вину за желание опустошать, разорять, разрушать или подвергнуться разорению, ограблению, разрушению. Нелегко чувствовать себя комфортно, даже просто перебирая в уме некоторые из наиболее темных своих фантазий, которые люди лелеют в глубине своего сердца. Я знаю, что для меня это оказалось многоэтапным процессом, который до сих пор не дошел до конца.
Одно из самых ранних моих сексуальных воспоминаний – фантазия о том, чтобы меня взяли силой, жестоко, против моего желания, и заставили подчиниться. Каждая сказка о плененной принцессе шепотом рассказывала мне секреты, скрытые за тонкими завесами и остроконечными шляпами. Скрипящие проволочные стенды в универсаме были набиты рядами любовных романов. На обложках подобного чтива были изображены пышногрудые красотки с диким взглядом, напрягающиеся и сопротивляющиеся посягательствам широкоплечих мускулистых мужчин, которые высокомерно улыбались. Похоже, их совершенно не беспокоило грациозное сопротивление героини. Один из моих самых любимых эпизодов сериала «Звездный Путь» – сцена, в которой злодей Хан Нуньен Сингх (которого со скрытой чувственностью играл молодой Рикардо Монтальбан) был побежден и попал в плен. И вот над ним возвышается член экипажа Энтерпрайза, а он ползает и униженно молит о пощаде. Я обращалась к этой фантазии, многократно пересказывая ее в самых разных формах и выражениях, как подтверждению моего желания быть побежденной, взятой силой. И это продолжалось до тех пор, пока реальность не ударила меня, и я наконец убедилась, что мои желания, мои фантазии были ошибочны. Чертовски ошибочны.
|
|
|
В детстве самым значительным событием для меня был просмотр мини‑сериала «Корни». Его смотрел каждый, кого я знала. Особенно впечатляющим для меня, черного ребенка, было то, что я видела людей, которые были похожи на меня, людей с похожей семейной историей, разворачивающейся вечер за вечером. Меня уносили волны эмоций: гордость за их храбрость перед лицом притеснений, ярость на жестокость вынужденного рабства, страх боли и страданий, изображенных в этой истории скорее схематически. Но самым значительным для меня моментом сериала был эпизод, когда белый мужчина жестоко изнасиловал черную рабыню. Это не было то сексуально выглядящее изнасилование, о котором я читала в любовных романах. Это не была тихая сказка, в которой тайная жажда передавалась с помощью аллегорий, любовного томления и вздохов. Это было зверское насилие, ужасное и пугающее, и я никак не могла понять, как нечто, столь похожее на мои фантазии, заставляло меня чувствовать себя больной и измученной страхом. И очарованной.
|
|
|
Я не могла понять причины этой двусмысленности и убедилась, что со мной что‑то глубоко неправильно, что я ношу в душе тайну, которой никогда не смогу с кем‑то поделиться. Я знала, что между моими фантазиями и действительностью, изображенной в этой сцене зверского насилия, должно быть различие, однако выглядели они одинаково. Так в чем же была разница?
Чем глубже и мрачнее тайное чувство, тем вероятнее, что оно достаточно распространено. Когда я стала достаточно взрослой, чтобы взять под контроль свои фантазии и отбросить старый страх, что я «больная», поскольку в моей голове бродят подобные мысли, я обнаружила: я не была одинока, эти фантазии были обычным делом. Мы с моим первым другом, занимаясь сексом, играли с сопротивлением: «Ты этого хочешь, у меня это есть, и я не отдам это без борьбы!» Иногда он позволял мне побеждать его, и я с огромным восхищением проявляла свою силу. А иногда я с удовольствием ощущала себя поверженной, побежденной, раздавленной. Я по‑прежнему чувствовала, что это было не то, чем я могу поделиться с кем‑то, кроме него, но это была восхитительная тайна, которая принадлежала только нам двоим, и мы наслаждались ее греховной энергией.
|
|
|
Чем глубже и мрачнее тайное чувство, тем вероятнее, что оно достаточно распространено. Когда я стала достаточно взрослой, чтобы взять под контроль свои фантазии и отбросить свой старый страх, что я «больная», поскольку в моей голове бродят подобные мысли, я обнаружила: я не была одинока, эти фантазии были обычным делом.
Эти ранние исследования, возможно, никогда не преобразовались бы в нечто более глубокое и мрачное, если бы не жестокое событие, которое произошло, когда мне было около двадцати пяти лет. До этого любой случай грубого секса, в котором я принимала участие, был скорее шутливым, совершавшимся по договоренности, тем, на что обе стороны были согласны прежде, чем начиналась игра.
А затем я столкнулась с человеком, который ни о чем не спрашивал, не вел переговоров, а взял то, что ему хотелось, без каких‑либо прелюдий. И я нашла это… неотразимым.
Это было открытие – встретиться с человеком, который действовал как Доминант, не прикладывая к этому особых усилий, сексуально агрессивный и способный настолько хорошо читать меня, что даже мои ошеломленные реакции и символическое сопротивление не замедлили его напор. До этого любая сексуальная агрессия, с которой я имела дело, осуществлялась после прямого общения и взаимного обсуждения. В данном случае все было не настолько безоблачно. Он настаивал, я согласилась. Он стал еще более настойчивым – я отступила. Он потребовал – моя оборона пала. Он взял что хотел – я сдалась, ощущая смесь облегчения, страха и смущающего меня возбуждения.
Это было именно то, чего я тайно жаждала: тот, кто знал, просто знал мою глубинную, темную тайну, кто бросил на меня всего один взгляд, сразу увидел внутри меня это темное пятно и стал эксплуатировать его для собственного удовольствия. И в конечном счете для моего тоже.
Когда я наконец открылась и решилась поделиться этим ощущением с особо доверенными друзьями, никто из них не стал отчитывать меня за мои фантазии. Друзья кивали, и, когда они интересовались подробностями, в их глазах зажигался огонек, они хотели знать, что было дальше. Я поняла, что не побывала на грани. Отнюдь нет. И я захотела большего.
Но добиться большего было серьезной проблемой.
Фантазировать о несогласованных действиях – одно, а решение осознанно вступить в подобные отношения – совсем другое. Думаю, все мы можем согласиться, что насилие и сексуальное преследование, фанатизм и расизм, ужас изнасилования, преступления и кровосмешения – все это совершенно недопустимо. Это непростительные, преступные действия.
Но почему же у столь многих из нас возникают подобные фантазии? Как может быть, что я одновременно готова осудить насильника и все же фантазировать о том, как меня насилуют?
Намерение и согласие
Есть два фундаментальных понятия: согласие и намерение.
Намерение тех, кто участвует в запрещенной ролевой игре, не навредить другим. Их намерение может быть и иным. Это может быть желание перерождения, воссоздания, исследование, но никогда не казнь каждого десятого, уничтожение человеческого в тех, кто вовлечен в игру. Когда вы погружаетесь в эти темные воды, знать намерение очень важно.
Не менее важно согласие. Поскольку человек, который участвует в реализации фантазии о том, как его запугивает, унижает и насилует ужасный сексуальный хищник, согласился на подобный сценарий, эти действия выходят за рамки преступления. Насилие, инцест, жестокое обращение, основанное на расовой, половой принадлежности, сексуальном предпочтении или физических данных, недопустимы, пока не получено согласие. Как только эти табу становятся запретным плодом, который участники игры готовы вкусить охотно и полностью осознавая то, что они делают, это уже не преступление. В результате переговоров и получения согласия всех участников это превращается в глубокое исследование той тьмы, которая есть внутри каждого из нас. Это может быть чем угодно – от веселого развлечения до мрачного катарсиса.
Но в этот лабиринт следует входить с прочным ощущением собственного «я», с осознанием мотивов, подвигнувших вас на это, своих желаний, с пониманием всех присущих этому действию скрытых рисков.
Позвольте мне все подробно объяснить. Я никоим образом не призываю потворствовать действиям, которые совершаются с другим человеком без предварительного с ним согласования, являющимся средством физического и эмоционального насилия. Нет, я
скорее утверждаю, что тех, кто желает исследовать подобные фантазии в контексте согласованного, сознательного, намеренного исследования собственных желаний, не следует автоматически относить к патологическим личностям. Я уверена, что эти фантазии могут принести нам огромную пользу, и мы должны позволить себе покопаться в этой грязи.
Люди, склонные к половым извращениям, часто вкладывают много сил и средств в попытки систематизировать и оправдать свое увлечение нестандартным сексом и фетишами. Многие публично сторонятся «игр на грани», как это принято называть, при этом предпринимая значительные усилия демистифицировать нетрадиционный секс, преуменьшая риски и опасность.
Жизненно важно понять, что при разыгрывании сценариев с применением физических проявлений насилия и психологического принуждения необходимо получить согласие всех участвующих в игре сторон. Поскольку в игре я была тем, по отношению к кому проявляется сексуальная агрессия, то могу вам сказать со всей ответственностью, что между мрачной игровой фантазией о насилии и борьбой с потенциальным насильником или принуждением с помощью эмоционального давления – колоссальная разница.
Согласие и осознанный выбор – вот что отличает этот тип игры от надругательства и насилия. Я сама выбираю время, место и партнера, с которым играю в этой реальности. Я принимаю решение после тщательного и трезвого обдумывания. Я веду предварительные переговоры и сама даю свое согласие. Я знаю, что мои партнеры будут со мной до и во время совместного приключения и не оставят меня после него. И я знаю, что они беспокоятся обо мне и готовы позаботиться о моем состоянии. Сексуальный преступник или насильник не будут ни о чем договариваться с вами, не станут заботиться о вас. Ваши фантазии и желания их1 совершенно не интересуют.
Игра в царстве согласованного несогласия может исказить правило: «Нет» означает именно «нет»!» Но помните: все вовлеченные в игру стороны должны дать согласие на игру и принять на себя ответственность за риски, связанные с действиями, выходящими за рамки общепринятого. Каждый должен взять на себя ответственность за происходящее, и очень важно знать о возможных рисках и быть готовым к ним. В поддержании границ допустимого не может быть компромиссов.
Так зачем?
Запретные ролевые игры – это как тяжелые наркотики. Так зачем это все? Зачем влезать во все это, совершать поступки на грани допустимого? Причин для этого столько же, сколько людей, готовых пойти по этому мрачному пути. Некоторых людей влечет обыкновенное сексуальное любопытство: темные фантазии пробуждают их любознательность, и они идут на все, чтобы удовлетворить ее. В других живут демоны, которых они желают изгнать, страхи, которые коренятся во вполне реальной ситуации. Они стремятся проиграть ее снова и снова, чтобы наконец обрести власть над ней. Этот тип ролевой игры – средство, с помощью которого они могли бы получить доступ к прошлому. Есть и другие, которых возбуждает именно запретная природа такой игры. Чем острее и опаснее игра, тем сильнее они стремятся принять в ней участие.
Я говорила с тысячами людей, принадлежащих к БДСМ‑сообществу, и тысячами тех, кто не связан с этой субкультурой, об их личных сексуальных фантазиях. Меня поразило, что среди тех, кто не готов открыто приветствовать нетрадиционные виды секса, меньше расслоение мнений и различных суждений о содержании запретных фантазий. Люди же, склонные к половым извращениям, часто вкладывают много сил и средств в попытки систематизировать и оправдать свое увлечение нестандартным сексом и фетишами. Многие публично сторонятся «игр на грани», как это принято называть, при этом предпринимая значительные усилия демистифицировать нетрадиционный секс, преуменьшая риски и опасность.
Люди, которые идентифицируют себя как «нормальных», подходят к этому просто: «извращенцы – это ненормальные». Это подход, который, как ни парадоксально, дает им преимущество при восприятии запретных желаний. Когда я поделилась с моими «традиционными» друзьями тем, как я боролась со своими фантазиями, включавшими исторические сцены насилия, их обычная реакция была следующей: «Ага, это довольно нетрадиционно!» А когда я рассказала те же самые желания членам БДСМ‑сообщества, меня подвергли довольно резкому осуждению, почти что остракизму, намекали на мою «черномазость». Высказывались подозрения, что я психически больна, звучали угрозы в отношении меня и любого из моих потенциальных партнеров, «готовых выполнять придурь этого трахнутого дерьма», и разнообразные насмешки. Оказалось, что не все виды необычного секса равны.
Не нужно далеко ходить, чтобы найти любителей необычных видов секса, разыгрывающих фантазию о невинной школьнице/ школьнике, которого перебросил через колено строгий учитель. Но сделайте сексуальность этого сценария более мрачной, добавьте искру сексуальной эксплуатации, принуждения или силы – и уровень дискомфорта резко возрастет. Соединяя в этой сцене нечто столь ужасное, как сексуальное насилие над детьми, с игровой фантазией, вы получаете танец на лезвии бритвы. Многие из наших фантазий уходят корнями в реальные кошмары, подпитываются энергией реальных демонов. Но означает ли это, что мы должны отрезать себя от них и тем самым отказаться от примитивного, но совершенно реального аспекта нашей души? Означает ли это, что мы на самом деле хотим оскорбить невинного без его согласия? Означает ли наличие фантазии о насилии то, что вы на самом деле желаете быть избитым и подвергнуться сексуальному нападению со стороны жестокого хищника?
Скорее всего, ваш ответ – нет. Но это так по‑человечески – желать исследовать это стремление к разрушению, эту энтропию. Однако для этого есть более безопасные способы. Так же, как мы могли бы смотреть фильм ужасов, чтобы добиться прилива адреналина от ужаса, мы можем на некоторое время поместить себя в ситуацию, которая воспринимается как очень опасная и потому вызывает тошнотворный приступ страха, чтобы прикоснуться к тени того, реального ужаса.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 322; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!