КОРЧЕВА – ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ
Александр Азизович Музафаров
По следам исчезнувшей России
От Руси к империи –
Александр Музафаров
ПО СЛЕДАМ ИСЧЕЗНУВШЕЙ РОССИИ
ВВЕДЕНИЕ
Весной 2004 года довелось мне плыть по узкой и извилистой реке Киржач, что протекает почти по границе Московской и Владимирской областей. Светило яркое апрельское солнце, берега были покрыты свежей зеленой травой, а деревья окутались дымкой распускающейся листвы. Вдруг впереди над лесом что‑то сверкнуло, как будто солнечный луч разбился в воздухе о невидимую преграду. Река сделала новый поворот, и теперь уже ясно стал виден золотой, чуть покосившийся крест, золотое яблоко основания и черная полоска купола. Колокольня! Вот оно что! Мы подплывали все ближе, и колокольня все больше выступала над левым берегом реки. Крест сиял на солнце так ярко, что казался новым, поставленным совсем недавно. Что же, – подумалось тогда, – видно, рядом есть село, и его жители восстанавливают старый храм. Колокольня между тем поднималась все выше, огромная трехъярусная, с обвалившейся местами штукатуркой и пустыми колокольными балками. Но где же церковь? Рядом со столь величественной колокольней должен был стоять и храм, но храма не было. Река сделала очередной поворот, и колокольня предстала перед нами от основания до вершины. Сразу стало понятно, что ни о каком восстановлении речь не идет – обвалившиеся перекрытия, свисающая лестница, проломанная стена в том месте, где сбрасывали колокола... И не то что церкви, ничего кругом нет. Ни руин, ни домов, ни дороги проезжей, только остатки насыпи, говорившей о том, что некогда тут были и мост, и дорога, и село.
|
|
|
А сейчас безлюдность этого места нарушали только двое мальчишек, гоняющих по полю на мотоцикле. Огромная колокольня с так и не потускневшим за годы забвения золотым крестом стояла одна, как памятник ушедшей в прошлое цивилизации...
Имя этой цивилизации – Россия, Не нынешняя, которая приняла на себя это название два десятка лет тому назад, а другая – историческая. Та, что родилась тысячу лет назад, что крестилась в днепровских водах по воле Владимира Святого, что заселила наши северные земли, рассыпалась было под страшным монгольским ударом, но собралась. Собралась и из маленького зернышка Московского княжества выросла в огромную империю – от седой Балтики до ревущего Тихого океана. Цивилизацию, которая умерла в 1917 году...
Как умерла? – скажет читатель. Ведь на современной карте есть страна с названием «Россия», разве она не является той же Россией, где правили цари, которая вела свою историю с Рюриковых времен? Рассмотрим этот вопрос подробнее.
|
|
|
Для истории любой страны важно определение начальной точки – момента, с которого существует данное государство как юридический и политический организм. Далеко не всегда можно с точностью до конкретного дня назвать день рождения державы (хотя и такое встречается – история США как государства начинается с 4 июля 1776 года), но некоторая, пусть условная дата есть всегда.
Вопрос о начальной дате государственности имеет не только историческое, но и юридическое, и политическое значение. В XV в. после обретения русским государством суверенитета встал вопрос о выборе исторической идентичности. Иван III устоял перед соблазном объявить себя основателем нового государства и выступил как продолжатель династии русских князей, берущей свое начало от полулегендарного Рюрика. Этот выбор, с одной стороны, породил напряженность в отношениях с другими государствами, прежде всего, с Великим княжеством Литовским, но с другой стороны, обеспечивал легитимность нового единого государственного механизма и закреплял положение русской правящей династии как одной из старейших в Европе. В написанном в Москве в XVI веке «Сказании о князьях Владимирских» эта доктрина была окончательно сформулирована и закреплена. 862 год был признан официальной датой начала российской государственности, и эта дата не подвергалась никакому сомнению вплоть до 1917 года. Наглядным свидетельством этого является монумент «Тысячелетие России», воздвигнутый к 1862 году в Новгороде.
|
|
|
Октябрьский переворот ознаменовал собой не только радикальное социальное переустройство общества, но и конец традиционной российской государственности. Если Временное правительство, пришедшее к власти в феврале 1917 года, сохраняло преемственность с прежней юридической и политической системой, то большевики с самого начала официально объявили о полном и всеобъемлющем разрыве с ней.
Ни в одном из законодательных актов или идеологических документов советского государства не упоминалось о предшествующей СССР русской государственности. Более того, новый тип государственного устройства базировался на принципиально других основаниях, чем Российская Империя.
СССР строился не как национальное государство русского народа, а как многонациональный союз государств, образованный разными народами. Отсюда и стремление большевиков создать на месте унитарной империи федерацию из нескольких социалистических республик. Более того, СССР рассматривался лишь как первый плацдарм мирового социалистического государства, о чем недвусмысленно говорилось в «Декларации об образовании Союза Советских Социалистических Республик»:
|
|
|
«Воля народов советских республик, собравшихся недавно на съезды своих советов и единодушно принявших решение об образовании «Союза Советских Социалистических Республик», служит надежной порукой в том, что Союз этот является добровольным обвинением равноправных народов, что за каждой республикой обеспечено право свободного выхода из Союза, что доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем, что новое союзное государство явится достойным увенчанием заложенных еще в октябре 1917 года основ мирного сожительства и братского сотрудничества народов, что оно послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».
Обращает на себя внимание символика СССР. Ни герб, ни флаг Советского Союза не имели какой‑либо связи с национальной культурой России или ее прошлым. Более того, основная символика Страны Советов носила подчеркнуто интернациональный характер, а отдельные ее элементы – например, земной шар на гербе, декларируют стремление к созданию всемирного коммунистического государства.
Об этом же писала и вышедшая из печати в 1930 году Малая советская энциклопедия – «Всякая страна, совершившая социалистическую революцию, входит в СССР».
Распад советской государственности поставил перед новообразованными государственными образованиями и освободившимися от советского влияния странами Восточной Европы вопрос о выборе государственной идентичности. Подавляющее большинство постсоветских государств сделали выбор в пользу восстановления исторической и юридической преемственности с историческими существовавшими национальными государствами. В отдельных случаях такая преемственность была построена искусственно.
Только две республики бывшего СССР сохранили безусловную юридическую и историческую преемственность с советской государственностью – это Российская Федерации и Белоруссия. При этом для последней такой выбор является скорее вынужденным, так как все возможные исторические государства уже «заняты» соседями – Литвой, Польшей, и Украиной. Важно отметить, что, выводя свою государственность из Белорусской ССР, современная Республика Беларусь провозглашает себя национальным государством белорусского народа и отходит от интернациональных принципов советской государственности.
Совсем другая ситуация сложилась в России. И с юридической, и с исторической точки зрения Российская Федерация является преемником не Российской империи, а именно СССР.
Что мы знаем о старой России, стране своих предков? Не очень много. Живая связь времен уже почти оборвалась – почти не осталось тех, кто жил в те времена, тех, кто помнит. Большевистский эксперимент по построению принципиально нового советского общества не удался в главном – построить коммунизм не удалось, – но вполне удался в разрушительной своей части – разрыве с «проклятым прошлым». Хотя новый мир так и не построили, но старый разрушили, Результаты социологических исследований показывают, что большинство современных россиян знают своих предков не дальше, чем на три поколения от себя. Рубеж разрыва проходит по 30‑м годам XX века. Именно тогда люди стали бояться рассказывать детям о прошлом своей семьи. И не только представители привилегированных классов старого общества, но и простые люди. Мало ли кто тот рассказ мог услышать и о чем донести.
Вот и оказывается для современных россиян собственная страна во многом Terra incognita – земля незнаемая. И безмолвные свидетели прошлого вроде колокольни на берегу Киржача или руин заброшенной усадьбы где‑нибудь в Тверской губернии не вызывают у современников интереса, а лишь равнодушие.
Но так ли уж безмолвны они? Вот колокольня, с которой начался рассказ, что может сказать? Что некогда тут было не пустое поле, а село, причем село большое и небедное. Судя по архитектуре, построена колокольня была в конце XVIII – начале XIX в. Значит, село было крупным уже тогда, что позволяет нам предположить его древность.
Современная карта ничего не прояснила. На подробной «километровке» фирмы «Арбалет» на этом месте – только перекресток двух грунтовых дорог. Но ведь такая большая колокольня не могла быть построена в чистом поле. При ней должен был быть храм, при храме село, и село немалое – раз в нем построили столь величественное сооружение Может, старые карты подскажут? На подробной «генштабовской» карте 1947 года на этом месте только значок церкви, но ни села, ни названия. И лишь карта Владимирской губернии 1896 года дает ответ – Никольское (Аргуново) и пометка – волостной центр.
Название помогло найти в краеведческой литературе и историю села. Впервые село Никольское на Киржаче было упомянуто в писцовых книгах Московского государства в 1621 году. Тогда оно было пожаловано царем Михаилом Федоровичем князю Александру Еремеевичу Сицкому «за московское осадное сидение в королевичев приход под Москву», т.е. за оборону столицы от войск польского королевича Владислава, который в 1618 году предпринял последнюю попытку добыть себе русскую корону.
После князя Сицкого селом владели бояре Морозовы, а последней владелицей была знаменитая Феодосья Прокопьевна Морозова, ставшая одним из лидеров старообрядцев. После ее заточения, все владения, в том числе и Аргуново, были «отобраны в казну», т.е. конфискованы,
В состав прихода Никольской церкви в Аргуново входили вотчины и других дворян, оставивших свой след в русской истории. Так, соседняя деревня принадлежала дворцовому дьяку Никите Моисеевичу Зотову – первому учителю Петра Великого. Его соседями братья Савеловы, старший из которых – Иван Петрович Большой Савелов в 1674 году избрал для себя духовное поприще и в 1674 году возглавил Русскую церковь под именем патриарха Иоакима. Младший – Павел Петрович Савелов, был известным военачальником во времена царя Алексея Михайловича.
Основным занятием жителей Аргуновской волости было не земледелие, а плотницкая работа. Каждый год тысячи крестьян, как государственных, так и помещичьих, оставляли родные дома и отправлялись на заработки. Аргуновские плотники были хорошо известны не только в своей губернии, но и в Москве, Ярославле, Костроме и даже самом Санкт‑Петербурге. Их мастерство, сметка, добросовестное отношение к работе обеспечивали прекрасную репутацию и обилие заказов. В словаре В.И. Даля слово «аргун» объясняется как плотник, причем плотник именно владимирский.
И хотя куда только ни забрасывала судьба владимирских плотников, они не теряли связи с родиной, регулярно возвращаясь в родное село и прикладывая немало усилий для его украшения.
В 1795 году вместо двух небольших деревянных храмов в селе, на средства прихожан строится величественный пятиглавый храм Николая Угодника, с приделом Святых Апостолов Петра и Павла. В 1813 году рядом ставится величественная колокольня, а в 1833‑м – храм и колокольню соединяет теплая трапезная.
Отмена крепостного права в 1861 году еще больше повысила благосостояние аргунов. Теперь плотникам не надо было отдавать значительную часть своего заработка в качестве оброка помещику и благосостояние волости заметно повысилось. С ближайшими селами Аругново связывали мощеные камнем дороги (их остатки и сейчас можно увидеть в лесу), через Киржач был перекинут крепкий деревянный мост, в волостном центре появились церковно‑приходская, а затем и земская народная школы, медицинский пункт, народная библиотека и чайная – что‑то вроде досугового центра.
В 1903 году благодарные жители волости поставили около храма величественный памятник царю‑освободителю императору Александру II. Автором скульптуры был знаменитый А.М. Опекушин, а постамент проектировал архитектор Павел Александрович Зарушин. Величественный монумент, который мог бы украсить площадь и губернского города, был свидетельством не только верноподданнических чувств местных крестьян, но и их благосостояния.
Постоянно в волостном центре проживало не так уж и много жителей – священнослужители, учителя, содержатели чайной и т.д. Но по воскресным и праздничным дням село просто преображалось. Открывался базар, из окрестных деревень приезжал народ на богослужение, и население села увеличивалось в разы.
Особенным многолюдно было на Пасху. Где бы ни работали местные мастера, на Святой день они обязательно старались хоть ненадолго вернуться на родину. Встретить главный христианский праздник в своем храме.
Священник одной из церквей Покровского уезда (в котором находилось и Аргуново) в 1886 году на страницах «Владимирских епархиальных ведомостей» подробно рассказал, как встречали Пасху аргуновские плотники:
«Домой они (плотники, работающие на заработках в городах. – А.М.) являются на последних днях Страстной недели. Затянутые хозяевами и подрядчиками, некоторые приходят даже в Великую субботу, но за то все являются к утрени Первого дня. Этот день есть исключительный в годовом кругу, когда приходящий люд бывает в полном церковном собрании. Подход богомольцев начинается с раннего вечера и продолжается до первого удара церковного колокола, возвещающего о наступлении всерадостного и всепразднственного дня. Трезвон колоколов замолк, и началась полуночная служба. В храме все засуетилось. Церковный староста со своими подручными спешит зажигать пред местными иконами массивные свечи, весом до 30 фунтов в каждой, налепки, свечи на подсвечниках, на паникадилах. В то же время каждый богомолец вынимает из кармана целый пук принесенных белых свечей, ставит их пред св, иконами и зажигает. После того становится на свое место с зажженною в руках свечею в ожидании крестного хода. Таким образом, в один момент, от тысячи зажженных свечей церковь освещается необыкновенным ярким светом. Но обход со святыми иконами вокруг церкви окончился. Слышится из уст священника радостная песнь “Христос Воскресе!” Все оживились, все осенили себя крестным знамением. Настала минута торжественная! Вся церковь соединилась воедино; все: и священнослужители, и певцы, и народ поют одну песнь: “Христос Воскресе”; все дышат одною любовию к Воскресшему; все восторгаются одною радостью Воскресения Христова, Теперь и на клиросах идет особенное, так сказать, народное пение, потому что не избранные певцы поют, а целая масса певцов поет, которые за неимением места на клиросах, помещаются около них и на солее. Пение идет протяжное, громогласное, но в то же время стройное и воодушевленное За исключением единиц, все поют плавно, прислушиваясь к общему тону. Удивляешься, когда слышишь стройное пение целой массы неученых певцов, но оно таково на самом деле. Любимая нашим простым народом церковная песнь “Пасха священная нам днесь показася” положительно поется всею церковью – и старым, и малым; поется торжественно, величественно и воодушевленно. Чтобы хотя отчасти понять торжественность этих минут и видеть воодушевление и восторг народный в это время, нужно быть очевидцем, так как мое слабое перо не в состоянии описать энтузиазм народный. Скажу откровенно, что, когда церковь оглашается стройным пением полутысячи разнообразных голосов, трепет невольно пробегает по телу»{1}.
Почему же столь богатое и важное для всей округи село практически исчезло с лица земли? Во Владимирской области не было ожесточенных сражений в годы Гражданской войны, не дошли сюда и немцы в роковом 41 году. Что же произошло?
Дело в том, что отхожий крестьянский плотницкий промысел не вписывался в новую, советскую систему хозяйствования. Спрос на услуги плотников в округе упал, а в крупных городах сезонных рабочих стали всеми силами удерживать на постоянной основе. Да и жизнь в советском городе была полегче, чем на селе, где даже паспортов до 50‑х годов не было. Вот и запустел бывший Покровский уезд, а в особенности – Аргуновская волость. От некогда многолюдных деревень остались небольшие осколки, дома в которых активно покупают московские и владимирские дачники. Волостной центр Никольское‑Аргуново запустело полностью. В начале 50‑х годов храм был еще действующим, местные жители бывали в нем, посещая кладбище с могилами предков. Но 18 марта 1957 года исполком Владимирского областного совета принял решение о закрытии и сносе храма, по причине его якобы аварийного состояния.
В начале 60‑х годов храм был взорван. На его месте сейчас – лишь груда битого кирпича. «Находящаяся в аварийном состоянии» колокольня выдержала взрыв двух пудов промышленной взрывчатки и стоит до сих пор. Последний осколок некогда богатого и славного села. Говорят, если подойти к ней в пасхальную ночь, то можно услышать еле различимый колокольный звон и пение – Пасха священная нам днесь показася...
Что представляет себе наш современник, когда слышит словосочетание «Российская империя»? В первую очередь, – это Государь Император в сверкающей алмазами короне, потом идет «оград узор чугунный» Санкт‑Петербурга, стройные ряды гвардейцев в нарядных мундирах, и казаки с шашками наголо. Все это, конечно, верно: были и алмазы, и гвардейцы, и казаки, и, действительно, с шашками, но как похож такой взгляд на взгляд иностранного туриста, который видит в современной России лишь купола «золотого кольца», расписные матрешки, шапки‑ушанки с красной звездой да «President Putins Guard Drill Show» – развод караулов Президентского полка в Кремле. Такой взгляд справедливо считается поверхностным и служит предметом для шуток, но тогда надо признать, что и наши представления о Российской империи весьма поверхностны и далеки от реальности.
Но ведь мы – не туристы в родной стране. Как писал Н.М. Карамзин – «Россия нам отечество: ее судьба и в славе и в уничижении равно для нас достопамятна». Многое из того, что знали и умели наши предки, подданные русского государя, было бы весьма полезным сейчас и для нас, граждан федеративной республики. Разумеется, речь идет не о навыках изготовления лыковых лаптей или техники переноски воды при помощи коромысла, речь о жизненном укладе, об умении решать множество важных вопросов самостоятельно, без опоры на государство. Да и многие стороны деятельности тогдашней государственной машины могут стать поучительным примером для управленцев нынешних.
Изучение истории часто сравнивают с путешествием. Если провести аналогии применительно к людям, то профессиональные историки перемещаются в прошлом как хорошо организованные экспедиции. Они тщательно продумывают маршрут, еще более тщательно собирают материалы, добросовестны в описаниях и глубоки в анализе. Читая исторический труд, можно быть уверенным, что каждое его слово не случайно. Каждое утверждение автор готов подкрепить фактической информацией. Каждый вы вод обоснован и логичен.
Всякий настоящий путешественник, передвигаясь по незнакомой местности, прибегает к помощи следопытов. Людей, которые, может быть, слабо знают географию и с компасом обращаться не умеют, зато знают в родных для себя краях каждый камень, каждый изгиб ручья, каждую сторожку и тропинку.
С такими следопытами в путешествии в прошлое можно сравнить любителей истории родного места или, как их принято называть, – краеведов. Профессиональные историки редко избирают своей целью историю небольшого населенного пункта или небольшой местности. События местной истории приобретают значение лишь тогда, когда оказываются вовлеченными в процесс истории глобальной и играют в этом процессе важную роль, а такое бывает редко, Аудитория профессионального историка – профессиональное сообщество и общество в целом, а обществу интересно то, что пусть в некоторой степени, но затрагивает каждого. История небольшого городка на Волге или села в Рязанской губернии вряд ли станет предметом научной монографии. Но для людей, живущих в этом городе или в этом селе, история своего населенного пункта всегда будет представлять живой интерес. И всегда найдется неравнодушный человек, который не пожалеет времени и сил на поиск и сбор крупиц прошедшего. Разный материал соберет он – тут будут и документы из местного архива, и газетные вырезки, и записанные в блокнотик рассказы стариков, и местные легенды и старые фотографии.
Публиковаться эти материалы если и будут, то маленьким тиражом, книжкой или брошюрой, изданной местным музеем, храмом или расщедрившейся муниципальной администрацией. Тираж таких произведений весьма невелик – не более тысячи экземпляров, а, как правило, сто – двести. В центральные библиотеки эти книжки не попадают, и добыть можно только на месте, в запыленной лавочке местного музея.
В последние годы развитие глобальной сети Интернет сделало краеведческие местные материалы, с одной стороны, более доступными – ибо к сайту можно получить доступ из любого уголка земли, а, с другой стороны, книга, пусть и изданная мизерным тиражом, куда более живуча, чем интернет‑страница.
Предлагаемая читателю книга не совсем обычна по жанру. Это не путеводитель по руинам, хотя в ней и будут содержаться сведения, полезные для неравнодушных к истории путешественников. И не историческая монография, хотя приводимые в ней исторические факты будут подкреплены ссылками на источники информации, как это принято в исторической литературе. И не сборник путевых заметок, хотя дорожные впечатления автора и занимают в ней заметное место. Невозможно рассказывать о каком‑то интересном месте не побывав там самому, не получив собственных впечатлений, не увидев его своими глазами.
Так что же это, спросит читатель? Это попытка создать путеводитель для путешествующих в прошлое. Не для профессионалов‑историков, ибо они в путеводителях не нуждаются, а для неравнодушного к прошлому своего Отечества и своему собственному.
Хотя эта книга и не является исторической монографией, в ней применен принятый для научных исследований ссылочный аппарат. Это сделано, во‑первых, для того, чтобы дать читателю возможность более глубоко изучить заинтересовавшие его сведения по их первоисточнику, а, во‑вторых, чтобы сделать малотиражные работы местных изыскателей известными широкому кругу специалистов и любителей истории.
Первоначально планировалось поместить в книгу большое количество иллюстраций, как исторических, так и современных, однако экономические условия заставили значительно сократить их объем. Многие из них можно увидеть в блоге автора – http: //kitowras.livejournal.com/
Автор выражает искреннюю благодарность Фонду исторической перспективы за поддержку в подготовке и написании этой книги.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
КОРЧЕВА – ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ
КОГДА‑ТО ЗДЕСЬ БЫЛ ГОРОД...
Трудно поверить в это, глядя на сверкающую на солнце морозную гладь заснеженной реки. На высокие прибрежные березы, густой кустарник и темнеющий лес за нашими спинами. Позади – три часа дороги, последние километры которой – ухабистая разбитая грунтовка, только зимой и доступная, да и то не на всякой машине.
И все‑таки когда‑то здесь был город. Небольшой, уютный, тихий город, с деревянными и каменными домами, торговыми рядами в центре, величественными храмами, тюремным замком и пожарной каланчей. Город с начальным училищем, женской гимназией и бульваром для прогулок. Город, от которого остался только один дом...
Вот этот дом. Одноэтажный, но с мезонином, построенный из красного кирпича, с фасадом в четыре окна и парадным крыльцом сбоку. Сколько его собратьев по сию пору стоит в старых русских городах от Пскова и Ярославля до Екатеринбурга и Хабаровска. В больших городах их становится все меньше, а в малых, бывших уездных, они по‑прежнему образуют целые кварталы. Но здесь этот дом один. Вокруг на километры простираются леса до Конаково – на юго‑запад и до самой Дубны – на восток. Это ‑‑ последний, чудом сохранившийся до нашего времени, дом уездного города Корчевы.
Удивительно, но последний дом исчезнувшего города до сих пор живет. В нем останавливаются любители рыбной ловли, которых здесь, на берегу Волги, много даже в морозный зимний день. База «Дом рыбака» существует тут с 60‑х годов прошлого века, благодаря чему и место, где некогда стоял город, отмечено на современных картах.
Присмотримся к дому внимательнее. Его строители думали не только о прочности и комфорте, но и о красоте, гармоничности. Красноту кирпича стен подчеркивает белая штукатурка цоколя, белые детали вокруг окон, готические башенки по углам фасада – детали вроде бы мелкие, но очень гармонично формирующие облик постройки.
Бывшее парадное крыльцо постепенно разрушается. Рыбаки не пользуются им, предпочитая вход со двора, вернее, с того места, где когда‑то был двор. Крыша над крыльцом разошлась, и внутри лежит снег. По входной арке пошла крупная трещина, двери покосились. Смотришь на них и думаешь – а хорошо в старые времена умели делать – 70 лег без всякого ремонта и ухода, а двери не сломались. Их и починить еще можно. Пока еще можно....
Если стать боком к крыльцу и смотреть вдоль дома, то кажется, что за этим домом стоят следующие, шагнешь – и предстанет длинная зимняя улица провинциального русского города.
Но улицы нет. Есть только один дом и заснеженная гладь замерзшей реки.
Если пройти на сам берег и посмотреть направо, то впереди будут видны два острова. Это необычные острова – они образовались на месте взорванных храмов погибшего города.
Наш уазик осторожно спускается на лед и по накатанной рыбаками колее направляется к острову на месте бывшей Спасо‑Преображенской церкви. Рыбаки вовсю разъезжают по льду на легковушках, и мы решили рискнуть. Да и зима в этом году выдалась на редкость морозной.
Машина быстро бежит по льду. Дорога гладкая, укатанная. Потом, когда наложим GPS‑трек на старинный план города, увидим, что ледовый путь почти в точности проходит по бывшей городской набережной.
Вот и остров. Высокий створный знак, кусты да пара низеньких деревьев. А если присмотреться, то видишь в основании толстый слой битого кирпича и булыжника. На юг от острова открывается широкая панорама залива – устья реки Корчевы, где когда‑то стоял центр города. Вот здесь была рыночная площадь, торговые ряды, присутственные места, женская гимназия, улицы, дома... Все стояло здесь до 1937 года, когда строительство Иваньковского водохранилища подписало городу смертный приговор. Он должен был уйти на дно рукотворного моря, а потому – жители его были переселены в село Кузнецово (ставшее городом Конаково), деревянные дома – перевезены туда же, каменные дома и общественные здания – взорваны. Но настоящая трагедия заключалась в том, что проектировщики ошиблись. И примерно две трети территории города остались незатопленными. Со временем водохранилище размыло устье реки еще больше, и центр города окончательно скрылся под водой. Где‑то гам, подо льдом остался каменный мост через Корчеву – его так и не взорвали.... Странно и страшно видеть пустое снежное поле и лес на месте, где когда‑то был город.
Пользуясь светом заходящего солнца, снимаю осколки кирпичей и белого камня. Поднимаю голову и вижу – в небе стоят два радужных столба, словно поминальные свечи над погибшим городом...
Мы сели в машину и двинулись обратно. По льду, по ухабистой дороге в сторону Конаково, мимо зажигающихся окон деревянных домов (уж не тех ли, что вывезли из Корчевы?) в сторону Петербургского шоссе. Первое путешествие в Корчеву закончилось, но путь в историю этого города только начинался.
НА БЕРЕГАХ ВЕЛИКОЙ РЕКИ
Эта история началась в далеком XIV веке. Легенда гласит, что после «великой замятии» выехал из Золотой Орды на службу к Великому князю Московскому Дмитрию Ивановичу некий татарский вельможа Карач‑мурза. Великий князь принял его «с ласкою», крестил, принял в службу и наделил землями. Таких вельмож, бежавших из слабеющей Орды в сильнеющую Русь, было в те времена немало. Крестились, женились на дочерях русской знати, водили русские полки по слову великого князя, – и уже во втором‑третьем поколении совершенно сливались с русским благородным сословием. Только родовое прозвище и напоминало о татарском происхождении. Так появились в России Юсуповы, Карамзины, Аксаковы, Темненковы, Темерины, Басмановы, Бибиковы, Баскаковы и т.д. Великий князь наделял их землями, и родовые прозвища становились названиями сел и деревень. Так, наверное, и появилось на берегах Волги село Карачево, впервые упомянутое в писцовых книгах Московского государства в 1540 году.
Служилый род Карачаровых известен историкам с XV века. В 1470 году в документах упомянут Федор Карачаров, управляющий хозяйством (тиун) князя Михаила Верейского – двоюродною брата великого князя Московского Ивана III. Его внук – Иван Митрофанович Карачаров был дворцовым дьяком в годы малолетства Ивана IV Грозного. Возможно, именно ему принадлежали вотчины по берегам Волги. В пользу этой версии говорит также наличие еще одного села со схожим названием (Карачарово) всего в двадцати верстах от Корчевы, неподалеку от нынешнего города Конаково.
Есть и другая версия происхождения названия села. В1500 году в состав Великого княжества Московского вошел древний русский город Карачев, впервые упомянутый в летописях под 1146 годом. Обычной практикой государей московских было переселение людей из новоприобретеиных территорий на коренные московские земли, а проверенных и лояльных жителей центра страны – па присоединенные окраины[1].
Быть может, и село было основано переселенцами с литовского рубежа? В пользу этого предположения говорит и будущее изменение названия села на Корчеву. Дело в том, что Карачев во многих старинных документах тоже пишется через «о» – Корачев.
В XVII веке село принадлежит тверскому архиерейскому дому, т.е. вошло в состав церковных земель. Характерной особенностью Тверских земель было то, что здесь почти отсутствовали поселения государственных крестьян. Здесь почти все сельское население принадлежало либо помещикам, либо Церкви. При близости юридического статуса помещичьих и монастырских крестьян их фактическое положение было различным. На церковных землях не было барства, того страшного положения зависимости одного человека от другого, которое и составляло главное зло крепостного права. Здесь крестьянин имел дело с монастырским или епархиальным служителем, т.е. по сути – с тем же чиновником. Начиная со второй половины XVII века государство пыталось взять под свой контроль управление церковными землями, что еще больше сближало положение их обитателей с положением государственных крестьян. Это обстоятельство сыграло важную роль в судьбе Корчевы.
Местная легенда так описывает превращение Корчевы из села в город:
«Плыла некогда по волге царица Екатерина. Вдруг разразилась буря и чтобы спастись от нее, причалила галера у лесистого берега. На следующее утро сияло солнце, весело щебетали птицы, многоцветьем искрилась роса. Государыня удивилась открывшейся перед ней красоте лесного края, и приказала выкорчевать деревья и построить на сем месте город»{2}.
Императрица Екатерина II действительно совершала путешествие по Волге в 1767 году на галере «Тверь» и действительно останавливалась на ночлег за Корчевой у деревни Новоселье. Но подробное и дотошное описание царского путешествия ничего не сообщает о буре на Волге, равно как и о распоряжениях государыни о корчевке леса и строительстве населенных пунктов.
Впрочем, легенда не ошибается в главном – преобразование Корчевы из села в город действительно произошло по воле Государыни императрицы Екатерины Великой. Только произошло это не в 1767 году, а на 14 лет позже в 1781‑м, когда в новообразованном Тверском наместничестве был образован последний, 12‑й по счету уезд – Корчевский. Дата указа – 18 октября 1781 года и является днем рождения Корчевы как города.
Надо отметить, что в Российской империи действовали не социально‑экономические, а юридические критерии учета городов. Т.е. городом считался населенный пункт, объявленный таковым официально. При этом мотивы производства населенного пункта в ранг города могли быть самыми разными.
Корчева вытянула своего рода «счастливый билет» – шанс на особый, городской путь развития. Выбор императорских чиновников был не случаен. Сыграли свою роль и выгодное географическое положение села, которое находилось практически в центре создаваемого уезда, и удобство сообщения с губернским центром по Волге, и го, что населявшие его крестьяне никогда не были в крепостном состоянии[2].
Так уж вышло, что юго‑восточная окраина Тверской губернии не имела исторически сложившегося городского центра. Первоначально эти земли вошли в состав Тверского, Кашинского и Калязинского уездов, но для каждого из них, являлись удаленной от центра и неважной окраиной. Поэтому в 1781 году было решено образовать в Тверском наместничестве еще один, двенадцатый уезд и сделать его центром Корчеву.
Это было не исключением, а правилом губернской политики правительства Екатерины Великой. При разделении губерний на уезды, чиновники стремились сделать последние примерно равными как по площади, так и по числу жителей. Где было необходимо – создавались новые уездные города. Так, в ходе реализации губернской реформы приобрели городской статус Подольск и Александров, Мышкин и Данилов, Вязники и Киржач. Всего в России добавилось 216 новых городов.
7 января 1782 года в Корчеве были открыты уездные органы власти – уездный, нижний, земский и совестные суды, дворянская опека, уездное казначейство и полиция под управлением городничего. 5 апреля 1782 года было официально объявлено об открытии нового уездного города. Его население составляло тогда всего 454 жителя. Был дан старт городской жизни, и теперь только предприимчивость горожан, их трудолюбие и прилежание определяли, окажется ли новый путь действительно шансом для города.
Новый город еще не имел собственно городского вида, но уже имел городской герб. Интересно, что до времен Екатерины II русские города, в отличие от европейских, не имели собственной символики. В столицах древних княжеств – Москве, Новгороде, Киеве, Владимире – еще помнили о гербах своих владетельных
К чести жителей Кимр отметим, что в 1847 году они всем селом выкупились из крепостного состояния, а в 1917 году – добились городского статуса князей, но официально эти гербы не употреблялись. Чиновники, разрабатывавшие городовое уложение во второй половине XVIII века, стремились повысить статус городских жителей и их значение в социальной структуре империи. Этой цели служило и учреждение городских гербов. К делу подходили ответственно. Там, где сохранялась память о местной символике, она упорядочивалась и вписывалась в геральдические каноны. Иным городам гербы жаловались в память об исторических заслугах. Вот как, к примеру, описывал Гербовник новый символ Боровска – алое сердце с крестом внутри – «Во время второго самозванца Димитрия град Боровск и Пафнутьев, обретающийся в сем граде монастырь, были сообщниками сего злодея осаждены; защитники же оного были: воеводы князь Михайло Волконский, Яков Змиев и Афанасий Челищев со многими другими, и два последние, изменя отечеству и государю, град и монастырь сему злодею сдали. Князь же Волконский и в такой крайности не перестал защищаться; даже как пронзенный многими ударами в самой церкви Пафнутьего монастыря, у левого клироса живот свой скончал. Напоминания сие достойное сохраниться в памяти происшествие, герб сего города состоит: в серебряном поле, изображающем невинность и чистосердечие, червленое сердце, показующее верность, в середине которого крест, изъявляющий истинное усердие к Божьему закону, и сердце сие окружено зеленым лавровым венцом, показующим нерушимость и твердое пребывание достойной славы сему вождю и другим погибшим за справедливую причину с ним».
На гербе Козельска, прославившегося своей обороной от полчищ Батыя, появились «в червленом поле, знаменующем кровопролитие, на крест расположенные пять серебряных щитов с черными крестами – являющие храбрость их (жителей города. – А.М.) защищения и несчастную судьбину – и четыре златые креста – показующие их верность».
В гербе древнего Переславля‑Залесского (родины Александра Невского) появились две рыбы – «в знак того, что сей город оною копченою рыбою производит торг».
А для новых городов гербы учреждались, с чистого листа, на них старались отразить местные особенности. Вот и герб Корчевы получил следующий вид:
«В первой части щита герб тверской. Во второй части, в зеленом поле красноватый заяц, называемый русак, каковыми зверьками берега реки Волга, на которой сей город построен, отменно изобилуют»{3}.
Дарованием герба и присылкой чиновников забота правительства о новом городе не ограничивалась. 16 января 1784 года тверской губернский землемер Илья Канищев утвердил «регулярный план уездного города Корчевы».
До XVIII века застройка большинства русских городов складывалась стихийно. Произвол застройщиков ограничивали лишь требования фортификации и правила пожарной безопасности, которые в деревянных городах соблюдались довольно строго. Первую попытку построить город по заранее построенному плану предпринял Петр Великий, когда создавал на берегах Невы свой «парадиз» – Санкт‑Петербург. Для составления оного был приглашен талантливый итальянский «архитект цивилии и милитарии» Доменико Трезини. Он первый в русской истории не только спланировал облик будущего города, но и составил типовые проекты домов для его жителей. Так впервые была предпринята попытка сделать город не только с заранее известной рациональной планировкой, но и обладающий единым гармоничным архитектурным обликом{4}.
План итальянского зодчего так и не был реализован полностью, но сыграл важную роль в развитии русского градостроительного искусства.
Во второй половине XVIII века городовое дело в России приобретает новый размах. Комиссия по строению городов под руководством прославленного полководца и умелого администратора графа Захария Григорьевича Чернышева (о котором еще будет рассказ на страницах этой книги) предприняла попытку радикально преобразить облик русских городов, сделав их более удобными для жителей и соответствующими требованиям времени. Коллектив опытных архитекторов и администраторов стал разрабатывать новые регулярные планы застройки, которые, с одной стороны, исходили из принципов новой градостроительной политики, а, с другой, по возможности бережно относились к архитектурному и историческому наследию. Планы для каждого города составлялись отдельно. Если исторически сложившийся центр города не вписывался в новый план, то его оставляли в стороне, а в городе появлялся новый центр. Так было в Ярославле, Можайске, Звенигороде и некоторых других старинных русских городах. Для новых планов создавались также типовые проекты казенных зданий, присутственных мест, городских соборов и т.д.
План Корчевы был разработан с чистого листа. Согласно ему, большую часть города предусматривалось расположить на левом берегу реки Корчевки, на правом – меньшую. Территория города представляла собой правильный прямоугольник, вытянутый вдоль Волги, с трех других сторон ограниченный валом и рвом. Надо отметить, что последние не имели оборонительного значения, а лишь обозначали административную границу города (подобно Камер‑Коллежскому валу в Москве). Сетку кварталов образовывали шесть поперечных улиц, проложенных перпендикулярно Волге, и четыре продольные улицы, не считая набережной Волги и пограничных улиц с односторонней застройкой. Сысоевский ручей, впадавший в Корчевку с запада, делил основную часть города пополам, но не влиял на структуру кварталов. Строгость градостроительной структуры подчеркивали четыре площади, расположенные по краям города. Три из них представляли собой своеобразные карманы, расположенные у начала трех выходящих из города дорог. Четвертая, центральная планировалась на берегу Волги, в центре ее должен был стоять городской собор, а окружать его должны были каменные дома. Кладбище должно было располагаться за городом, с западной его стороны{5}.
Этот план сегодня можно увидеть в краеведческом музее города Конаково. Скорее всего, его составители непосредственно в Корчеве не были, а чертили свой проект, руководствуясь картой местности. Иначе бы они знали, что Сысоевский ручей протекает в довольно широком овраге и дома могут быть построены только с одной его стороны. Схематичность плана подчеркивает и одинаковая ширина обозначенных на нем улиц, хотя ведущие к городским заставам явно должны были быть шире.
Однако предложенная градостроителями структура города была продуманной и удобной, почему и сохранилась на всем протяжении его жизни.
Первый фиксированный (т.е. показывающий фактическую застройку) план города был составлен в 1798 году – через 16 лет после его основания. Почти вся отведенная под поселение территория была освоена и освоена, в общем и целом, в соответствии с планом. Не был построен вал с заставами, и, соответственно, не были разбиты площади около выезда из города основных дорог, но сетка кварталов примерно соответствовала спроектированной.
Впрочем, первый фиксированный план города мог стать и последним – дело в том, что взошедший в 1796 году на престол Государь Император Павел Петрович подверг ревизии многие решения своей матушки. 3 марта 1797 года по императорскому указу Корчева была разжалована из города в посад (аналог нынешнего понятия поселок городского типа). Основанием для такого монаршего решения послужил рапорт тверского губернатора А.В. Поликарпова, в котором говорилось: «город переименован из села, не более тридцати крестьянских домов тогда имевшего, да и суда, следующие по Волге, никогда к нему не пристают для закупки провизии», Его превосходительство полагал, что нет никакой надежды на то, что в будущем Корчева приобретет вид города{6}.
Казалось бы, дело решенное. Но жители Корчевы не согласились с мнением тверского губернатора и упросили Государя оставить ей статус города, пусть и заштатного, т.е. безуездного.
Вопреки губернаторскому мнению, город в этот момент отнюдь не бедствовал: в 1800 году жители закладывают первое каменное здание – Воскресенский собор. Его строительство растянулось на 10 лет, освящение состоялось в 1810 году. Не самый быстрый срок постройки по тем временам, но и не самый медленный. Руководил строительством храма его настоятель – священник Анатолий Иванович Лопатинский.
В 1803 году новый император – Александр Павлович восстановил Корчевский уезд и вернул городу ранг уездной столицы. В это время в городе было уже 89 деревянных обывательских домов, в которых проживало 750 жителей, из которых 238 относили себя к купеческому сословию, 253 – к мещанскому, а 24 – к дворянам.
Первой капитальной постройкой в новообразованном уездном городе стал... Тюремный замок, возведенный по образцовому проекту для тюремных замков губернских городов, разработанному выдающимся русским архитектором А.Д. Захаровым. Почему был выбран проект для губернского города? Очень просто – потому что проекта тюремного замка для уездного города архитектор создавать не стал.
По типовым проектам строились и прочие здания города. В те времена правительство уделяло большое внимание гармоничному и целостному облику городов. По индивидуальным проектам строились соборы, крупные административные здания, дворцы и т.д. Для прочих строений руководствовались наборами типовых или, как их тогда называли, образцовых проектов, которые создавали лучшие архитекторы страны. В результате отдельные кварталы и даже целые города представляли собой единые архитектурные ансамбли, элементы которых были гармонично увязаны друг с другом. Многообразие проектов частных зданий позволяло строить дома в едином стилистическом решении при любом достатке владельца и из любого доступного ему материала. Никакой архитектурной безвкусицы или сочетания в принципе не сочетаемых элементов, столь привычных в наше время, не допускалось.
Почти одновременно с возвращением Корчеве ранга уездного города, в 1809 – 1812 гг. выходит новый сборник типовых проектов, озаглавленный «Собрание фасадов, Его императорским Величеством высочайше апробированных для частных строений в городах Российской империи». Пять альбомов собрания содержали около 200 жилых, хозяйственных, промышленных, торговых и других зданий и свыше 70 проектов заборов и ворот. В каждом из альбомов проекты расположены без определенного порядка и в разных масштабах. На рисунках все чертежи приведены к одному масштабу и расположены в той же последовательности, что и в альбомах. «Собрание фасадов» было призвано удовлетворить самые разнообразные потребности заказчиков в зависимости от их материальных возможностей и положения в обществе. Жестко проводился только один принцип: сохранить неизменное стилевое единство всех зданий, включенных в состав альбомов{7}.
Как отмечают современные специалисты – «Большой объем и высокое качество “Собрания фасадов” говорят, что в его создании принимало участие несколько талантливых архитекторов и граверов, однако в прямой связи с чертежами их имена не упоминаются. Аналогия отдельных фасадов с проектами ведущих архитекторов начала XIX в. и другие косвенные свидетельства дали основание считать авторами проектов «Собрание фасадов» А. Захарова, А. Руску, В. Гесте, В. Стасова»{8}.
«Собрание фасадов» было введено в действие 31 декабря 1809 г.67. Согласно указу «О строении домов в городах по вновь высочайше утвержденным фасадам», разрешалось строить частные дома только по проектам из «Собрания фасадов», изданным «особою книгою» и продававшимся «от Министерства внутренних дел».
В Корчеве пользовались популярностью наиболее простые проекты из предлагаемых в альбомах – деревянные одноэтажные дома в три окна по главному фасаду, стоявшему на красной линии улицы. К дому примыкала ограда с воротами и калиткой, построенная по все тому же типовому проекту.
Первые каменные гражданские здания появились уже во втором десятилетии XIX века. Это были дома мещан Ивана Берестова, Ивана Молдаванова и Петра Ширшенкова, причем последние два дома были двухэтажные с лавками на первом этаже.
К 1823 году каменных домов в городе было уже 9, два стояли на волжской набережной, а семь с лавками на первых этажах образовывали «основательное строение» вокруг единственной городской площади.
В 1846 году в Корчеве было 24 квартала 238 жилых домов, в том числе 14 каменных.
В начале XX века город имел 33 квартала (т.е. все предусмотренные планом 1784 года), а население достигло 2500 жителей.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 199; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!