О КЕЛЬТАХ, КОСТОБОКИХ И НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ НАРОДАХ



 

Приход кельтов (Кельчи) в русские степи был ещё одним важным событием в «водоразделе» времён.

Из «Сказаний» становится известно, что когда князь Кий жил ещё на Дону, то «Кельна меж ними скот гоняла… И жили Русы в мире с Кельчей той, а была Кельча рудою[12] и белою, а Русы были русыми все в час тот».

Однако речь идёт не о всех кельтах, а только о некоторой их части, которая «была сыта войной… и не хотела идти за царями своими, так подалась до Русов и с ними жила почесно и мирно».

О. М. Трубачёв отмечает, что кельтские племена бойев и вольков‑текстосагов уже в V в. до н. э. овладели территорией совр. Чехии или Богемии (от кельтск. «Bojohemium» – «земля бойев»), затем предприняли ряд походов к северу, овладев при этом почти всей Центральной и частью Восточной Европы от Рейна до Вислы и истоков Днестра. Начиная со II в. до н. э. они «сдают позиции», постепенно романизируясь, германизируясь и ославяниваясь.

О взаимоотношениях с кельтами рассказывается и в «Велесовой книге», где говорится сначала о войне с ними: «Потекли на нас кельты с железом своим, но, столкнувшись с нами, повернули на заход солнца» (ВК, дощ. 8), а затем о помощи, которую русы получали от кельтов: «Мы знаем из сказанного праотцами, что кельты помогали им. И вот пошли к ним и там сто лет пребывали, получая помощь от них» (ВК, дощ.28).

В первом случае говорится о кельтах, пришедших в русские степи в конце прошлой, начале нашей эры, во втором – уже о потомках, как кельтов, так и русов, которые жили в VI–VII вв. н. э., однако не забывали о дружественных взамоотпошепиях своих праотцов.

В сказаниях описываются необычайные, исполненные мистической тайны способности кельтов в лозоходстве[13], благодаря чему они могли находить воду в степи, также знали травы для еды и лечения и предсказывали будущее. Они «восхваляли Конскую Голову», и та им говорила, будет ли зима тяжкой или лето засушливым и с какого края придут враги. Этими способностями, видимо, обладало поголовное большинство племени, так как сказания отмечают: «И часто Кельча правду предведела, и Русы знали, что лепше кельтскую бабу спросить, чем самим загады решать». Также владели они умением оборачиваться в птицу или зверя:

 

«Падает на землю, бьётся трижды,

и бежит сагайдаком вольным далее,

и не может найти её враг в степи, –

видел, была тут Кельча – да уже нету.

А в небе соколы стаей летят, – а то Ира летит,

а то Кельча, а пойди поймай её в небе ясном!»

 

Об упоминаемой здесь народности «Ира» известно только, что она пришла вместе с кельтами «когда царь Ругата правил», жила дружно с русами и помогала им бороться с врагами. Возможно, это «ирии» или «арии» – племена арийцев (иранцев), пришедшие в степи после того, как из‑за землетрясения и наступившего холода были вынуждены покинуть Кавказ и Загорье (иранский Загрос).

Как видим, они также обладали способностью к превращениям. Очевидно, русы много позаимствовали у этих народов в области чародейства. Не зря князь Кий умел волхвовать – он ведь жил с кельтами на Дону. Также и Ярусланы‑цари могли превращаться в птиц и перед боем летать «разведывать» обстановку во вражеском стане.

Когда Ярусланы и Кияне ушли на Дуиай и Днепр, кельты, видимо, последовали за ними и ещё не раз оказывали помощь в борьбе против Готов, Волохов и иных врагов.

Ещё раз акцентируем, что это была только часть кельтов, которая сроднилась с русами. А с другими кельтскими племенами русам приходилось сражаться. Так, в «Сказании про Горея и Гороха» читаем: «пошли Деды на Комырей, а там Кельчина идёт, побили ту – Годячина нападает, а побили её, ещё идут вороги…»

«Сказание про Карпат‑ropy и Кощобу» интересно упоминанием о народности Фряка (фряги), о которых до сих в научном мире не сложилось однозначного мнения. Некоторые относят их к византийцам, иные – к итальянцам, третьи считают, что это франки. Сказания делают важную оговорку, называя этот народ «Фряка венская», тем самым относя их к вендам. Известнейший российский языковед А. А. Шахматов относит вендов к кельтам, которые примерно в начале нашей эры были вытеснены готами и некоторыми скандинавскими племенами с территории у р. Висла к востоку и юго‑востоку, где они подчинили славян[14] (Шахматов А. А. К вопросу о финско‑кельтских и финско‑славянских отношениях. – Спб, 1911. – T.1‑II. – С. 721–722). Само название «венды» также объясняется на кельтской основе производным от «wind» – «белый, сияющий». Вспомним, что в сказаниях «Кельча была рудою та белою», т. е. имела волосы рыжего и белого цвета.

Однако и «Велесова книга», и «Сказания» различают вендов и фрягов между собой. О вендах говорится, что «эти венды сидят на земле, где Солнце‑Сурья спит в ночи на золотом ложе… и это суть также братья наши в том краю» (ВК, дощ. 28). Венды называются братьями славян, а «Сказания» производят их название от славянского «веды», «ведать». Также говорится, что до Исхода из Пятиречья и Семиречья венды были вместе с русами, а затем после образования Русколани и обоснования в Карпенских горах «венды захотели унести своих богов к морю» (вероятно Балтийскому). Затем неоднократно подчёркивается, что причиной разделения русов и вендов стали религиозные разногласия: «Венды ушли на запад Солнца и там перед врагами землю рают и неправильную веру имеют» (ВК, дощ. 36‑А).

Подобных же родственных связей с фрагами нигде не обнаруживается, хотя и в «Сказаниях» и в «Велесовой книге» неоднократно упоминается о помощи фрягов в борьбе против Рима и Византии, особенно оружием: «и не имели мы иного оружия, кроме мечей фряжских, обмененых на овец и ягнят» (ВК, дощ. 36‑Б). Местоположение фрягов «Велесова книга» относит к северу: «и потекли (скифы) на полночь, и сговорились с фрягами, и оттуда пришла помощь против врагов» (ВК, дощ. 17‑A). «Сказания» помещают их у Карпат. Вполне возможно, что были и другие фряги, но именно вендские фряги. как утверждают сказания, завоевали территорию между Карпатами и Дунаем. (По отношению к Причерноморской Скифии это может считаться северной территорией.) Ещё «Сказания» называют фрягов «волками» – «Фряки – волки‑вояки», а ведь именно так «volcae» (вольце) именовалось одно из кельтских племён. Может быть, фряги это в какой‑то мере «ославя‑нившиеся» кельты, а венды – претерпевшие кельтское влияние славяне? Во всяком случае, эти примеры показывают, как непросто всё было в нашей истории и как тщательно нужно разбираться в деталях, чтобы приблизиться к пониманию истинного положения вещей (в данном случае – взаимоотношений народов).

В отличие от кельтов, племена костобоких (Костобцев, Кощобцев), как и рыбоедов, принадлежали к славянской группе народностей. Об этом однозначно говорит как «Велесова книга», так и «Сказания». Когда в VI в. до н. э. сотворилась великая славянская держава Русколань, простиравшаяся «от Pa‑реки до Непры и Карпен (Кавказа)», в её состав входило много племён. Когда же в Предкавказье и Приазовье стали вестись бесконечные войны, большая часть славянских племен в 1 в. до н. э. ушла к Днепру, Ильменьскому озеру и на Дунай. В «Велесовой книге» высказывается сожаление, что «в старые времена рыбоеды остались, не захотели идти в земли наши и говорили, что им и так хорошо. И так стали гибнуть, не плодились с нами и вымерли, как бесплодные, ничего от них не осталось.

Неизвестно ничего и о тех костобоких, которые ждали помощи от Сварги, перестали сами трудиться и также произошло, что они были поглощены иллирийцами…» (ВК, дощ. 7‑Э).

В сказаниях описываются события, происходившие ещё до исхода славянских племён с Дона, когда они жили вместе. Само название «костобокие» историки объясняют способностью этого народа делать защитные воинские панцири из костяных пластай, полученных вследствие распила конских копыт, так называемая «копытная броня», предшественница железных русских доспехов из пластинчатой брони (принцип «рыбьей чешуи»).

В своём «Исследовании о Костобоках» (Изд. АН СССР. – 1957. – С. 50). О. В. Кудрявцев пишет: «Быть может, имя Костобоков следует понимать совершенно буквально, как „костяные бока“ и связывать это с ношением ими костяных панцирей, которые они могли заимствовать у Сарматов.

Чешуйчатые панцири из роговых и костяных пластинок являются весьма характерной особенностью Сарматского вооружения. Археологически они засвидетельствованы неоднократно. Подробную характеристику Сарматского панциря, хранившегося в святилище Асклепия в Афинах, даёт Павсаний в описании Аттики. По словам Павсания. этот панцирь был сделан из лошадиных копыт, разрезанных на пластинки, которые просверливались и сшивались лошадиными и бычьими жилами. Он напоминал по виду змеиную чешую или зелёные сосновые шишки. Павсаний указывает, что подобные панцири были очень крепки, выдерживали даже удары мечей и копий в рукопашном бою». В «Сказании про царя Необора» (помещённого в седьмой главе) говорится:

 

«В древние времена был царь Необор и Русами правил,

а те Русы Кощобцами звались

за то, что имели сброю копытную.

А ту сброю и копьё не возьмёт,

а ту сброю и меч не разрубит…»

 

Возможно, Кощей Бессмертный из наших сказок – это отголосок памяти о племени Костобоких (Костобцев, Кощобцев – от древнеславянского «коще» – «кости»), считавшихся в силу своей защищённости в какой‑то мере бессмертными, во всяком случае, неуязвимыми в бою. Почему смерть Кощея Бессмертного таится именно в игле? До потому что меж плотно пригнынными костяными пластинами панциря можно было просунуть разве что длинную иглу и тем самым нанести Костобокому вред. Такими вот предстают первоначальные образы Бабы Яги и Кощея Бессмертного в нашем далёком прошлом.

Упоминаемая в сказаниях народность Скоча (Скоча‑Сака) – выходцы из равнин Средней Азии (совр. Казахстан), по свидетельству Страбона (64 г. до н. э. – 24 г. н. э.) пришли сначала в соседнюю Бактрию, затем вторглись в Армению и вышли к берегам Понта Аксинского (Чёрного моря), обосновавшись в Приазовье. Видимо, впоследствии ассимилировались со скифскими и прочими племенами, поскольку свидетельства исторических и военных деятелей – современников скифов, сколотов и саков – не видят различия между этими народами.

 

КЕЛЬЧА И РУСЬ СТЕПНАЯ

 

о времена, когда Русами царь Ругата правил, пришла в степи рудая Кельна, Ира и Скоча, и стали вести большую охоту с собачьими гонами за сагайдаками, кабанами и козами.

Набьют зверя, пригласят Русов и пьют‑едят вместе, песни поют весёлые. Дружно с Русами жили, только, случалось, коров у них крали. Сидит, бывало, царь Ругата, а Кельча ему мясо несёт. И знает он, что у русов украдено, а чем докажешь? Съест Ругата молча, ещё и подякует.

Как‑то прибежало с плачем одно племя степное и рассказало, что Годяки на них напали, многих старых и малых побили, других конями разорвали, скотину позабирали, коров, коней, а молодых погнали продавать Грекам в отрочество!

Поднялся Ругата‑царь и сказал:

– То и нам всем будет, ежели Годяк не наказать и не втемяшить им, что они не одни в степи живут и Дружба Степная за себя постоять может!

Сели Русы на коней, а с ними и Кельча со Скочами, а за теми и Ира храбрая. Поскакали они на полудень, догнали Годей, окружили и побили нещадно, а полонников освободили.

Тут прискакал гонец и сказал, что Рома идёт, уже до Панщины дошла и Межи, ходит в Нарочи и грабит русских людей.

Кликнул царь Ругата других степных князей, и собрались они идти на Рому великой войной. И пошли Кельна, Скоча и Ира, Русы и Русколани, Веды и Вятичи и другие степные племена и народы с возами своими и со стадами. Помалу дошли до Днепра, а потом берегом морским шли и переправились через синий Дунай.

И началась война аж на сто лет! И за те сто лет люди умирали, новые рождались, старели и тоже умирали, и аж до правнуков шла война та злая. И Рома от неё плакала, и Руса, и никто мира просить не хотел, потому как Руса в рабство идти не хотела, а Рома плакала, потому что без рабов жить не могла.

И та война всё шла и шла, много русов погибло на ней и ромов, и греков‑ромеев, и прочих, кто хотел войны и кто не хотел. И часто слышно было в степи, как волынка играла, – то Кельча шла на войну. И сам царь Кельчи рассказывал, что ему явилась Конская Голова и предвещала победу, и ещё ранним утром он видел в небе Червоный Воз.

А ведуны знающие растолковали, что грядёт день смерти царя, а злая война ещё будет длиться и длиться!

 

СКАЗАНИЕ ПРО КЕЛЬЧУ В СТЕПЯХ

 

 

ак пришла весна и Русы стали выгонять скотину на пастбища между Днепром и Днестром, то старые Родичи молодёжь наставляли: «Ходите, Русы, до Днестра борзого, ходите до Днепра славутного, а до Дуная синего не ходите! Тот Дунай синий грозный, за ним сидят Волохи и смотрят, как бы Русов в рабство забрать, на себя работать заставить. И юношей они холостят, а старых и малых до корня изводят».

И шли молодые Русы в степь со скотом, и доходили аж до Великой Могилы, где когда‑то Комыри с Осавурами против врагов своих бились, и в той могиле похоронили Комыри своего царя. Поставили его в яму на возу царском, а вокруг – убитых коней и всадников, а с ним и жену, вражеской стрелою пронзённую, и всех воинов, что в том бою пали, поставили охраной вокруг, чтоб они в Навь с ним вместе отправились.

И Русы хранили ту Могилу от поругания, и никто не смел её осквернить – мог за то головы лишиться или из Рода изгнанным быть. Только Тризны справлять у Могилы той дозволялось.

И вот пришли молодые Русы в те места, поставили себе шалаши‑халабуды и стали в них жить, за скотом смотреть.

И пришла к ним Кельна и сказала, что у них свято, и тоже станом раскинулась.

А утром ранним стала Кельна плясать, начала с песнями Конскую Голову от халабуды до халабуды носить, а знахари – провещать будущее и заклинать Диво‑Дивное и Лихо Семиочитое, чтоб они ни к скоту, ни к людям не приходили.

И Русы за то уважали и благодарили Кельчу.

А потом Кельча Русов к себе на Страву звала, и все Русы садились слева от царя Кельчи и трижды ему «славу» кричали.

И спрашивали Русы, отчего Кельча в степи дозоры не выставила, неужто ворога не опасается?

А потом видели, как кельтские знахари косили траву и небольшими стожками вокруг ставили.

И прискакали тут дозоры Волошские, и глядели в степь, а Кельчу и Русу не видели, не могли заглянуть за стожки те волшебные.

И встал старый Ведун кельческий, и махнул он вишнёвым прутиком, и тотчас развернулись и ускакали враги.

И опять Русы трижды Кельче «славу» кричали, и сдружились они с Кельчей тою навек, и уже вместе от врагов оборонялись.

 

СКАЗАНИЕ ПРО ЛЫБЕДИЮ РУССКУЮ

 

те времена, когда ещё князь Кий на Дону широком жил, то на полуночь от него тоже была земля русская, и прозывалась она Лыбедия, потому как сестре киевой Лыбеди со всеми стадами и людьми принадлежала.

И было много Русов там, Вятов и Сиверы, а в реках – много рыбы и птицы, а больше всего было гусей, уток и лебедей. И держали Русы собак, потому что и врагов было много, и каждый норовил стада угнать, чужим трудом скорыстаться. Потому и жили люди напоготове к войне, хлеб сеяли, скотину водили. И Кельча между ними гоняла стада. Когда наступала зима, то она подавалась к полудню, а летом – опять к полуночи, до Сиверы. И жили Русы в мире с Кельчей той, а была Кельча рудою и белою, а Русы были русыми все в час тот. И были то такие кельтские Племена, которые были сыты войной и не хотели идти за царями своими, так к Русам подались и с ними жили почесно и мирно. И часть той Кельчи до конца с нами осталась, своё понехала и в конце‑концов стала Русой.

И была Кельча в гилочном веденьи сильная, могла прутами воду находить и криницы в степях безводных, и могла сказать, будет ли война и с какого края ворог придет. Знала Кельча травы для еды и лечения, как хворь прогонять недужную. Кельча хвалила Конскую Голову и рассказывала, что та Голова поведала, будет ли зима тяжкой или лето засушливым и выпадет неурожай в поле. И часто Кельча правду предведела, и Русы знали, что лепше кельтскую бабу спросить, чем самим загады решать.

И на Тризны Русы ходили к Кельче, а Кельча у Русов слева садилась, ела, пила мёды крепкие, дякувала и опять в ночь скакала, туда, где коловозы свои оставила. Одно худо – воровала Кельча скотину. И часто подбиралась она к Уграм, в червоные одежды наряженная, на добрых баских конях прискакивала, а скотина, червоное видя, ревела и за ними бежала.

И покуда Угры седлали коней и отправлялись в погоню, Кельча была уже далеко на полудне. Догонит скот до Танаис‑града, а там уже Грек ждёт, гроши платит, сажает скотину на лодии, и уже поплыла она к Грекам за море!

А Ира, Скоча или Кельча другой дорогой домой едет и поёт весело.

И оборачиваться Кельча могла: падает на землю, бьётся трижды и бежит сагайдаком вольным далее, и не может найти её враг в степи. Видел – была тут Кельча, а уже нету! А в небе соколы стаей летят – то ж Ира летит, то ж Кельча, а пойди поймай её в небе ясном!

Так было в наших степях до последних времён, а потом Кельча ушла камо – неведомо, и исчезла. А та, что осталась, стала Русью.

 

СКАЗАНИЕ ПРО ЦАРЯ РУГАТУ

 

ак по весне, когда снега тают и течёт живая вода‑модрица, и голубеют поля, так в небе Велес со своими волами синими вместе с Орием рают землю Навскую. И вспоминаются времена стародавние, которые давно в верболозы ушли, да там где‑то и затерялись. Так во времена те, когда наши старые Бабы‑Прашурицы ещё в длинных сорочках бегали, а наши Щуры Навьими на Том Свете были, в те времена, когда хлеба не знали, не сеяли, а собирали корни, в золе пекли, пили молоко и творога творили из молока на Сурье осуренном и молились на Солнце ясное, чтоб оно от Мор‑Мары и Ямы избавило, так в те времена было в степи много разных людей. Были люди Русские и не Русские, Вагарские, Лебедянские, Гырловые, Корческие и Гниловые с Камышевахи, с Дона, и просто степные неведомые. И все те люди проживали мирно и помогали друг другу.

И был у них царь Ругата Сильный, и был он славным и храбрым, никого не боялся ни днём, ни ночью. И ходили люди его табором за скотом на больших возах, лошадьми зпряженных. А на возах тех были плетёные козыри поставлены и сверху войлоком обтянуты, а внутри сено и овечьи шкуры настелены. И жили в тех возах деды старые, бабы, дети и хворые, а также воины, в сече раненые, кого надо было лечить травами, поить отварами и мазать мазями. А все мужи сильные с мечами, пиками за возами ехали на баских буланых конях. А за спиной у них – тульи стрельные, а за спиной – луки тугае, и каждый готов оборону держать от врага.

А вечером становился Табор у речки, возы колом ставили, а в сережине разжигали большое Кострище, а дальше в степь высылали дозоры, чтоб враги не напали нежданно. А враги нападали часто, особенно Греки, крали в ночи и скот, и людей. Не хотели платить, предпочитали задаром брать, а юношей крали и холостили навек, делали из них покорных волов.

И ненавидел их за то царь Ругата, бросался вслед с войском своим, бил, ломал, не давал пощады. И ежели клялись пленённые Греки, что никогда больше не станут ходить на Русь и просили отпустить их, помиловать, то знал Ругата, что через тыждень они придут назад с новою силою, и потому никого из них не жалел.

И скачет гонец к царю Ругаге и говорит, что Годяки близко, и что они конями разорвали двух Родичей, и вблизи ходит также Утра степная и Коропы. И клич даёт царь своим людям:

– Седлайте, Русы, коней и всякого, кто захочет нашей земли, накормим ею досыта, чтоб больше чужой земли не хотел!

И скакали Русы в широкие степи, и сражались там отважно с врагом, и помогали им Костобцы Хоробрые, и на время Русь от врагов избавилась.

И три дня справляли Русы с Костобцами Тризну по своим убитым собратьям‑воинам, и славили царя Ругату и царя Костобцев, и всех людей русских, а врагам изрекали ганьбу.

 

СКАЗАНИЕ ПРО КАРПАТ‑ГОРУ И КОЩОБУ

 

е старые травы, что берегут кости хоробрых воинов и разрастаются кругом, скрывая щелепы и мечи ржавые, и зброю старую, только те травы буркуны и лопухи всякие – знают, как собиралась сила степная великая на врага давнего, на злобного Волоха, на грабителя‑нападника непорядного.

И сказал Кощоба‑царь, что поведёт людей на Дунай, и сошлись к нему многие храбрые воины и потекли к заходу, дабы перейти Дунай и Межу.

И там те бояны‑воины сложили голову, потому как всякий день шла великая Вала, и Волохи прятались за стены и оборону держали крепко. И уменьшилась скоро сила Кощобская, и уменьшилась сила Фрякова. И кинули они клич по всей степи, и пришли новые силы Фряжские и Кощобские. И убили они царя волошско‑го, и прошли до Тыши‑реки и далее за Дунай. И земля та была названа Дячиной, в подяку Богу за то, что Фряки – великие «волки‑вояки» недаром сложили головы и одержали победу великую. Волохи от них разбегались, как овны от волков лютых. И взяла Фряга венская всю землю от Карпат‑горы до Дуная и назвала её Фряжскою.

А после той войны пришли Годяки и стали на Фряку налезать. И была там великая Сеча, и Годякам пришлось отступить.

Восславим же Богов наших и храбрых воинов, и каждому Роду, из которых были воины те! И ты, земля Дякова, велика еси, ты Русена‑зелмля наша, да житья не имеешь тихого! Ты – земля Сечи и крови нашей, и крови чужой, и полита теми кровями до гырла, и жажды не имеешь боле, и ты Русова земля теперь!

Храни же, деревей‑цвет, щелепы наши, и кости, и мечи, и броню ржавую, ибо это всё, что осталось от храбрых. Они смеясь текли на врагов и не страшились смерти, и бились с надеждою, что с Богами вместе Русь защитят!

Не позабудем и мы о них никогда и изречём им вечную славу!

 

СКАЗАНИЕ ПРО ГОРЕЯ И ГОРОХА

 

ыла при наших Дедах такая война, что, как огонь, занималась со всех сторон, и куда от него деваться – неведомо.

Глянешь на полночь – там дым идёт, на восход солнечный и на закат – чёрный прах встаёт, и с полудня война валом валит. И повсюду люди горюют и плачутся.

И сказал тут наш царь Горей:

– Все, кто меч держать может, все, кто на коня ещё садится, отрезай наполовину бороду и иди землю русскую защищать! Когда мира добьёмся честного, то и борода отрастёт заново, а ляжем на поле со славою, в Ирии она не понадобится!

И пошли Деды сражаться с Комырями. А за ними Кель‑чина идёт, а побили её, Годячина нападает, а побили ту, ещё идут вороги. И встаёт за ними пыль до небес, и много их – как песка в море, и даже трава после них не растёт.

И поклялись Деды лепше загинуть, чем землю свою врагам отдать. И день‑в‑день три года, три весны, три зимы, три лета бились они, оборонялись, пока враги не прошли несметные и подались к Заходу Солнца на людей иных, потому как видели они, что крепка Русь наша, что не поддаётся она, и война с ней может быть до скончания века. И нет у них больше ни коров, ни лошадей, нет ни злата, ни серебра, и поживиться тут нечем.

И пошли враги несметные в те края, где много хлеба и скотины всяческой, прошли степями и сгинули. И многие из них пали, убитые и порубленные, так что вся степь мертвецами чернелась, и некому хоронить их было, и клевали их птицы‑вороны и терзали собаки с волками, и скоро степь только костями белелась обглоданными.

И осталось Дедов совсем мало, и царь Горей загинул на той войне, а других забрала потом злая Мара, потому как впроголодь жили люди, мяса не имели, только траву варили и корни ели.

И стал над Русами царь Горох – сын Гореев, стал считать, сколько осталось Русов, да и сам заплакал. Потому и рекут люди старые, что во времена Гороха людей было трохи.

И держались те люди вместе, изживали злую Беду терпением, в речке рыбу ловили, с травой мешали, варили. Жуков ловили, полевицу всякую, горохом диким питались, тем и выжили. А потом Стада развели, и снова Русь размножилась, посильнела, и враги обходили её стороной.

 

 

Глава шестая

ОТНОШЕНИЯ С ГРЕКАМИ

 

Отношения русов и греков с самой глубокой древности были противоречивыми. В «Сказании про Родню Волынскую» говорится, что когда русы имели ещё каменные секиры и не умели обрабатывать железо, то они меняли у греков «железный нож за корову». А когда пришли враги, то греки давали русам железные мечи, чтобы те защищали и себя, и греков. Однако и врагам греки давали такие же мечи, «абы Руса сильною не ставала». Подобное двуличие и коварство греков русы хорошо знали и были настороже – касалось ли это военного союза, торговли или степных пастбищ для скота. «Хитрый лис» (по определению из «Велесовой книги») так и смотрел, как бы обмануть с товаром или споить вином молодых русов, пригнавших скот на продажу, заковать их в цепи и отвезти в рабство. Или сговориться с неприятелем и неожиданно напасть на русов.

 

«Не верь Греку, ни когда плачет,

ни когда смеётся по‑дружески, –

обманом Грек живёт!

Нет у него ни чести степной,

ни гостеприимства, от Дедов идущего,

богами благословлённого…»

 

Так предостерегает русов их царь Прастарь. Особо непростыми стали их взаимоотоношения после того, как греки начали укрепляться в Северном Причерноморье. Эти же места облюбовали вернувшиеся из похода по Передней Азии скифо‑арии, сменившие киммерийцев. Они стали строить на побережье Чёрного (тогда Русского) моря солнечные города – Хорсунь (Хорссунь, т. е. «Хорс‑Солнце»), Сурожь (также бог Солнца) и другие, «какие не построить грекам». Впоследствии за эти города и «место под Солнцем» шли бесконечные многовековые войны, сменявшиеся эпизодическими перемириями. Об этом рассказывается в «Сказании про Хата‑Русов и Коняву‑царя».

Однако, придерживаясь принципа «худой мир лучше доброй ссоры», русы всё же шли на военные и торговые контакты со своим южным соседом. Предметом торговли в основном были скифская пшеница, коровы, кони, овцы, кожи, сало, за которые греки платили золотом‑серебром, а также привозили для обмена ножи, ложки, всякие сосуды, соль, перец, вино и различные украшения.

«Сказание про Грека Мутря‑царя» повествует о греческом царе Митридате Евпаторе VI, жившем в 1 в. до н. э., с которым русы торговали, затем – воевали, потом заключили мирный союз, чтобы вместе идти воевать за Дунай против Волохов. О «митри‑дах», т. е. греках, названных так по имени их известного правителя, говорится и в «Велесовой книге»: «Митриды стали говорить русам, что они могут селиться около них. А когда русы согласились, те (греки) вовлекли их в войну (раз), другой и так без конца. И там русы утратили всё дочиста, и многие воины пали. И русы ушли прочь от греков». «А мы с митридами породнились и Русколани не берегли» (дощ. 32).

«Сказание про Габай‑князя Оланского» интересно сведениями о совместных действиях степных племён и народов против греков, осевших на берегах моря Русского и начавших вести нечестный торг:

 

«Ежели за корову давали чувал соли,

так скоро стали давать за неё половну.

Ежели давали два аршина оксамита,

так теде дают только один аршин.

И чем выше стены града кладут,

тем меньшую цену дают за узбожь,

а на шкуры, какие доселе брали,

днесь и глядеть не желают Греки…»

 

И собрались цари – Габай Оланский (аланы – предки совр. осетин), царь Кошобский (предводитель «костобоких»), три брата Суны (смешаные племена алано‑русов), царь Куманский, и Языги, и Забродня Куманская, и пошли «рушить» города греческие, – кто посуху шёл, а кто лодии‑чайки делал и плыл «в Море и за море». И не раз ходили степные народы на города греческие – Царьград, Трапезун и дальше – в Милет и Иону. И когда после очередного похода князья‑цари собирались вместе, то Габай‑царь читал им «списы про аойну», т. е. подробно составленный отчёт:

 

«А читал списы, колико богатства взяли,

а колико серебра, злата, драга каменья,

а колико бархата, сукна привезли.

И ежели потеряли кого, тоже записано было –

какие воеводы убиты и сколько воинов,

и из каких Родов были люди те…»

 

Отмечается, что события эти происходили, когда ещё «в степях не было Комырей, а уже были Оланцы недолго», поэтому точную дату определить сложно. Но сам факт владения многими народами ещё до Рождества Христова какой‑то письменностью – явление не удивительное. Должны же были как‑то фиксироваться торговые и военные мероприятия. А у древних славян, как свидетельствует «Велесова книга», даже был специальный бог Исчисления – Числобог – что говорит о развитой форме знаковой фиксации (счёт и письмо) задолго до появления на Руси греческих просветителей Кирилла с Мефодием.

Отрицательное же отношение к грекам авторов и «Сказаний», и «Велесовой книги» обусловлено прежде всего разлагающим влиянием византийского образа жизни – роскоши и неустойчивой морали – на славянские племена, жившие «по справедливости» и закону «что лишнего, то не надобно». Прочно связалось с «огречиванием» и последующее введение христианства на Руси, вызвавшее естественную реакцию славянских волхвов – хранителей древних ведических родовых традиций.

 

СКАЗАНИЕ ПРО ХАТА‑РУСУ И ЦАРЯ КОНЯВУ

 

ыло это в древние часы на Руси, было это в великие времена.

Там, в степи, где растёт деревей, где синеют Перуновы Батоги и колышется жёлтый коровяк на ветру Стрибожьем, там лежат старые щелепы‑челюсти, и лежат они с прадавних времён, а когда прислушаешься – те щелепы о чём‑то тихонько шепчут, будто рассказывают.

А рассказывают они о том, как возникла Русина‑Русь, как были они Ойразами‑Русами и были Резами‑Ресами, как шли до Хаты через Шубу, как нашли себе край богатый и там остались.

И вот когда яблоки уже спели, и весёлый Стрибог разносил тот дух по всей широкой степи, многие степные князья‑цари приезжали на Русь праздновать Овсени, потому как Русь богатой была и любила гостей. И было то ещё до Кельчи и Комырей.

Собирались гости, пили‑ели, на дудах дудели, на волынках играли, били в бубны и плясали вокруг огня святого овсеннего. А потом слушали Спиваков, которые про древние времена рассказывали. А рассказывали они о том, как Русы жили одни в степи, и назывались они Хата‑Русы, и не имели врагов.

А Хата‑Русами звались они потому, что ставили себе хаты, оставляли в них жён и детей, а сами всё лето и осень на степные выпасы ездили. На зиму же ворочались, держали скот в загонах и кормили его сеном заготовленным.

А хаты они делали так: выроют яму, нальют воды с глиной, сена в неё домешают и топчут‑уминают ногами. Потом из глины той саманы‑кирпичи делают и сушат на Солнышке. А потом уже хаты складывают и камышом‑очеретом крыши покрывают.

Так ходили Хата‑Русы, где хотели, гоняли скот по степям широким, кормили его травой тучной, поили водой чистой, и Даждьбог давал скоту их приплод и блага всяческие.

Да пришли как‑то в степь враги, и были то Греки с Волохами, и стали Русь воевать.

И плакали Жаля с Кариной, и сам Водяник с Русалками на речках плакали, что такая злая доля нежданно выпала и наслала лютого ворога.

И в то время был над Русами царь Конява. И видел он, как пыль встаёт в небо тучею, как сагайдаки степные бегут, пьют воду из речки и убегают дальше. И сказал он людям своим, что надо стада переправлять на другой берег.

И погнали Хата‑Русы возы, переправили на другой берег речки и пошли вслед за сагайдаками свет за очи – ген‑ген далеко в степь широкую, чтоб не настигли враги.

И взяли они с собой муки‑брашна и сала, пекли их со степною цыбулею и в каждую торбу клали – и хватало такой еды на месяц. Захочет кто есть, берёт понемногу, разводит водой – и сытый.

И шли они так четыре месяца, и четыре раза пекли муку с салом на великих становищах.

Стала трава в степи желтеть, а сена из‑за врага не накосили, а без сена скотине зима будет тяжкая.

Дошли Хата‑Русы до Руси Городищенской, и там из лесов четыре тыждня от врагов оборонялись. И захватил Конява‑царь емцев, а те сказали, что Греки дали им злата, дабы они Русь воевали и разоряли.

И пришли на помощь Ярусланы хоробрые, и Веда пришла с полуночи. Налетели они на врага орлами сизыми, били и гнали его, триклятого, чтоб ни следа и ни духу не было.

И не стало врага в степи. И пошла Русь косить сухую траву и в стога‑скирды складывать, чтоб хватило скотине на зиму. И ещё царь отбирал чёрное зерно гречаное и в отдельную купу складывал. А весной Русы впервые сеяли гречку, и с тех пор уже не покупали у Греков.

А Конявой царя прозвали за то, что он коней безумно любил. И вот завёл он целые табуны и всю Русь посадил в сёдла. И была та конница сильною, была борзой и храброю. И Русь за то уважала царя.

И увидели Греки, что Русь сильная, и отошли, подались через Дунай синий дальше к полудню. И там размножились‑расплодились, а потом опять стали на Хата‑Русь нападать. Отошли Хата‑Русы к полуночи, а Греки стали на берегах морских города свои городить и дороги прокладывать.

И пошла между Хата‑Русами и Греками война ещё большая, и долго‑предолго, тысячу лет шла та война. Ослабеют Греки, Русы придут и города их разрушат, сядут на море. А Греки приходят с миром, начинают торговлю вести, а потом – глядь – Греки уже с мечами и в броне праздно ходят, а Русы на них работают. Осерчают Русы, соберутся с силами, прогонят Греков прочь. И так без конца.

И ты, старый Метрядь греческий, великие беды знал и великие деяния видел, и крови нашей русской упился, а теперь лежишь молча, не проронишь ни слова.

И ты, царь наш Мах, уже не придёшь на то поле, где Русь с врагами в траве каталась и душила врага голыми руками, как волк душит телёнка.

Страшное то поле русское, на котором мёртвых больше, нежели живых. Один ухватил другого, да так и лежат, сцепившись. Другой на колено встал и умер, не приподнявшись. А царь‑князь живых созывает и плачет он над тем полем мёртвых: «Ой, горе мне, Жаля, горе! Где я возьму равных тем, что пали? Не знаешь ты, злое поле, где найти замену храбрейшим?

Отчего ж, злое поле, ты съело людей моих?»

Горят костры русские, слушают князья‑цари Спивака, задумались, не шелохнутся. Не пьют мёды крепкие, не едят мяса сладкие, не слышат, как мёд из ковша на землю льётся, – забыли обо всём, кроме песни, кроме слова над степью летящего.

А Спивак заканчивает свою думу: «И ты, Вергунец наш, Перунько, и ты всё видел кругом и помогал Русам своим Мечом‑Кладенцом. Где махнул, там сразу дорога широкая пролегала, где повернулся – поля пустели, и головами сотен врагов засевались, как капустой дозревшею.

И никто не станет собирать тот урожай кровавый, и никто не будет на месте сём строить грады. Только волк к ним придёт в ночи, только ворон прилетит клевать очи вражеские. И не будет им Огнебога жаркого, и поминальный дым не поднимется, и Тризну по ним не справят, и душа их не отправится в Сваргу синюю!»

Так заканчивает Спивак, и царь наливает ему серебряный корец мёду: «Дяка тебе, выпей мёду, а корец себе оставь, как награду!»

И все дякуют Спиваку.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 138; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!