Часть I. ГАРРИ ПОТТЕР В РОССИИ 8 страница



 

 

***

На следующий день Рулон, как обычно, опоздал на первый урок. Зайдя в школу, он увидел, что все уже на занятиях. По дороге в класс встретил только уборщицу в синем халате и выцветшем неопределенного цвета платке на голове. Она безразлично возила тряпкой по грязному полу, опустив голову, и, заметив Рулона, стала нудно ворчать по поводу его грязных ботинок.

Рулон вошел в класс и, выслушав выговор от недовольного преподавателя, прошел на свое место. Он определил, что идет алгебра. Последнее время он не заглядывал в дневник и не знал расписания. Только увидев преподавателя в классе, он догадывался о названии урока.

Математик, нервно потирая руки, ходил из угла в угол, стараясь успокоиться после того, как по дороге в школу его обстреляли из самострелов. Тем и забавно обучение в школе, что всегда можно увидеть радость там, где другие видят тоску, а иногда и самому создать ее.

Когда прозвенел звонок к началу урока и математик вошел в класс, никто этого не заметил и потому не приветствовал его вставанием. Все сидели, занимаясь своими делами. За последней партой двое пацанов делили найденную на полу пятикопеечную монету.

Взвизгивающим голосом Счетовод прокричал приветствие заученными словами и начал урок. Он что-то писал на доске, объясняя новую тему, при этом часто поворачивая голову к классу и призывая к порядку учеников, так как в классе стоял непрерывный гул. Но все это было без результата. Никто не прислушивался к его словам.

Как раз к концу этого урока и подоспел Рулон. Алгебра была парным уроком, и после десятиминутной перемены началась вторая алгебра.

Придя после перемены в класс, Счетовод был шокирован тем, что все ребята сидели тихо и смирно, не так, как всегда. Слышно было, как жужжит муха. Полет ее был неуверенным, она чем-то напоминала подбитый немецкий бомбардировщик. «Оказывается, порядок может пугать», — отметил про себя Рулон.

Взволнованно озираясь, преподаватель осторожно ступал, как будто шел по тонкому льду. Спокойствие класса вызывало особое состояние напряженности. Казалось, пространство в помещении стало намного плотнее, наверно, поэтому мухе было летать тяжело. По собственному опыту он знал, что тишина и покой бывают обманчивы. Ученики внимательно следили за каждым движением преподавателя, словно ожидая чего-то.

Со звоном разбилось огромное стекло. Мелкие осколки разлетелись по всему классу, а крупные сползли вдоль рамы и с треском лопнули. В класс плавно влетел огромный булыжник. Медленно и плавно он пролетел по диагонали через весь класс, отскочил от преподавательского стола и упал на ногу математику. Как потом выяснилось, он влетел туда не случайно.

Обиженный полученной вчера двойкой, Ванька-Хмырь решил таким образом отомстить преподавателю и предупредил об этом весь класс. Все с удовольствием ждали развязки. Но никто не предполагал, что это будет так зрелищно и эмоционально.

«Да, не бывает случайности в жизни. Если ты зашуган, то тебя будут гонять и дальше», — мыслил Рулон. Подпрыгнув на здоровой ноге, с громким пронзительным визгом, как раненый вепрь, Счетовод ринулся к разбитому окну, но, запутавшись в кем-то умело натянутой леске, с грохотом свалился на пол, ударившись носом о подоконник. Вместе с математиком свалилась и полка с учебными экспонатами, к которой ребята привязали другой конец лески. Деревянные треугольники, параллелепипеды и шары засыпали его тощее тело.

Раздался дикий хохот и крики «Браво!» с прославлением столь поучительных занятий, на которые не способен горе-учитель, а способен Ванька-Хмырь.

Выбираясь из-под учебных пособий, красный как рак, Счетовод c расквашенным носом, умываясь кровью, выбежал из класса и заковылял в директорский кабинет, находившийся на другом этаже. Через десять минут он снова вернулся в класс, прикладывая мокрый носовой платок к уже успевшему посинеть носу. Видимо, директор ничем не мог ему помочь. Таблеток от истерии у него не было, а молоко за вредность учителям еще не начали выдавать.

«Нас учат какие-то психопаты и шизофреники, — подумал Рул, — чему могут научить эти психически нездоровые люди, которым нужно лечиться в дурдоме. Детей должны оберегать от этих психопатов, которые могут им привить токмо уродство жизни. Но нас заставляют тут учиться, да еще и получать пятерки. А ведь часто енти пятерки родители покупают взятками или их дочери берут у старого препода на клык, чтобы сдать экзамены или старики ебут их в задницу. Грош цена такой учебе, нахера она нужна! А дипломом можно спокойно подтереться, он бесполезен! Такое образование к тому же просто вредно, оно делает из нас уродов. Вместо того, чтобы бегать и играть, мы тут умираем за партой».

 

В середине второй алгебры появилась краса и гордость класса — Марианна. Бесцеремонно войдя в класс, она прошла грациозной походкой и села на свой «трон» рядом с Рулоном.

Чарующее великолепие Марианны подобно яркой звезде, вспыхнувшей в ночном небе, ненадолго отвлекло внимание аудитории. Сегодня на ней была обнова — фирменные вельветовые штаны, хитростью обмененные на поношенные джинсы, которые совсем еще недавно были куплены за чекушку водки у одного алканафта. Ее красивую грудь облегала новая итальянская блузка с глубоким декольте. Шокированным взглядом математик уставился на полуобнаженную грудь Марианны, и обе его руки потянулись в карманы. Видимо, таким образом он пытался успокоить пробудившуюся в нем плоть. Преподовало вспомнило, как шантажировало эту плутовку оценками, надеясь, что Марианна возьмет у него за щеку за сдачу экзамена. Но он явно не дооценил ее и схлопотал под яйца. К тому же она припугнула его, что заложит его грехоблудие, если он теперь не будет ей всегда ставить пятерки.

 

 

***

На очередной перемене опрометью влетел в класс Саня и, получив пару подзатыльников, прорвался к Рулону. Небрежно приглаживая растрепавшиеся волосы и поправляя сбившийся в сторону красный галстук, он сообщил, что Цыпа идет с дружками разобраться с ним.

Верный друг и подсирала Саня посоветовал Рулону сбежать домой. Рулон с важным видом поблагодарил Саню и отпустил его.

Взглянув на Марианну, он вопрошающе улыбнулся, ожидая мудрого совета.

— Что бы ты без меня делал? — вздохнув, спросила Марианна, доставая из портфеля маленькое зеркальце в резной оправе.

— Наверное, стал бы чуточку умнее, — ответил он, восхищенно глядя на ее гармоничное и волевое лицо.

— Но этот ум тебе бы дорого обошелся, — съязвила Марианна, встрепав волосы на его голове.

В этот момент она была особенно похожа на коварную дикую пантеру, превосходно знающую законы диких зверей, коими являлись дети. Рулон не мог не согласиться со словами Марианны и покорно кивнул головой. В этот момент в класс заглянула бритая голова Цыпы и позвала Рулона выйти.

Марианна резко развернулась к двери, вскинула брови, направив на Цыпу испепеляющий взгляд, послала его отборной бранью, как будто он хотел разобраться с ней.

Сплюнув сквозь зубы в угол, голова исчезла из поля видимости. У Цыпы было ложное представление о себе, как о выдающейся личности, но весь его внешний вид говорил об обратном. Кривая рожа с близко посаженными к носу глазами, которые плюс ко всему еще и косили, создавала эффект убожества и вызывала неприязнь у окружающих.

С Марианной никто никогда не хотел связываться, зная, что это может кончиться весьма плохо. Ее непредсказуемость уже многим дорого стоила.

— Что, Цыпа раскусил тебя, мой милый? — спросила его Мери

— Да он понял, что я продал ему туфту.

— Должен сразу был смотреть, лох мохнатый, — злобно выругалась Марианна.

— Вдруг он теперь помешает моей торговле? — забеспокоился Рулон, — как я буду сбывать твой товар?

— Не ссы, Руля, ты же под моей крышей, — обнадежила его Мери, — а значит, помешать тебе торговать никто не посмеет. Прозвенел назойливый звонок, и началась физика.

На партах лаборантка расставила физические приборы для проведения практики. Через 15 минут после начала урока в класс ввалился уже успевший где-то опохмелиться Ложкин. Львиной походкой, провожаемый почтительными взглядами, он прошел к своему логову и плюхнулся на место, рядом с Рулоном и Марианной. К ним никто никогда не подсаживался. И всегда рядом оставались свободные парты, сколько бы учеников ни было бы в классе.

Каким-то образом Ложкин свалил на пол физический прибор, который тут же был поднят сидевшим рядом прилежным мальчиком по кликухе Босой. Единственный, кому было позволено быть с ними рядом, так как он давал списывать контрольные работы.

Учитель посмотрел на Ложкина, как пугливая лань.

— А ты, Валера, мог бы сегодня и не приходить, — осторожно заметил он, механически поправляя большие очки в роговой оправе.

Ложкин, ругнувшись сквозь зубы, лег на парту, отодвинув запуганного соседа. Урок продолжался.

Пошептавшись с Рулоном, Марианна бесцеремонно толкнула ногой узурпатора школы.

Не сообразив сперва в чем дело, он с озлоблением не спеша повернулся, но увидев, что это Марианна, несколько смягчился.

— Чего надо? — грубо спросил он.

Ложкин, как и все в школе, боялся и уважал Марианну, в глубине души питая к ней любовные чувства. И, как ни странно, надеясь на взаимность.

— Не оттого ли ты сегодня злой, что вчера Цыпа вздул тебя? — вопросом на вопрос отпарировала бойкая на язык Марианна, с вызовом посмотрев на хулигана.

— Чего-о-о? — процедил Валерий.

— А то, что он сегодня приходил и обещал, что опять будет разбираться с тобой.

— Со мной?! — нелестно отозвавшись о Цыпе, Ложкин встал, пнул чей-то попавшийся под ноги портфель и собрался сейчас же идти и свернуть ему шею, но Марианна остановила его. Она взяла его руку в свою и нежно прошептала ему на ушко, что сама хочет посмотреть на этот подвиг.

Опять сработал эффект влюбленности.

Несколько размякнув, Валерий сел, довольно улыбнулся и, положив свою лохматую голову на здоровенные кулаки, погрузился в сон.

Учитель в старом, поношенном костюмчике стоял у доски и старательно объяснял сложную тему. Физика продолжалась, не задевая никого из участников этого разговора. Она как будто существовала для других.

Наконец-то прозвенел долгожданный звонок, провозгласивший конец урока.

— Ну, что, помеха торговле устранена, — самодовольно улыбнувшись, сказала Марианна, вставая из-за парты, — пойдем-ка к тебе поразвлечемя немного, — предложила она.

— Всегда, пожалуйста, — ответил ей Руля.

 

 

***

Они шли мимо облезлых кирпичных построек, беседуя о жизни, пока не оказались у двери подъезда. Рулон открыл скрипящую дверь и пропустил Марианну вперед.

Придя домой и расположившись в зале за журнальным столиком, они сели пить чай. Чашки из китайского сервиза очень нравились Марианне. Она с интересом рассматривала своеобразный рисунок, изображенный на них. Ароматный чай дымился, подбадривая и поднимая настроение вместе с музыкой.

Слушая одесский концерт Аркаши Северного, они иногда подпевали. Из колонок музцентра хриплый голос напевал:

 

 

Люблю я сорок градусов,

Но только — не мороз.

Когда от пьяной радости

В жару краснеет нос.

 

— Что ты думаешь об этой песне? — спросила Марианна, встав лицом к большому зеркалу.

Она поправляла свои пышные блестящие красивые волосы, поглядывая через зеркало на Рулона.

— Да, мой отец стал алкоголиком, — ответил он, размешивая в чашке горячий чай, и, сделав паузу, пояснил, — его допекла мать. Она все требовала, чтобы он больше зарабатывал, а он не умел этого делать. И нашел выход в пьянстве.

— Интересный выход, — сказала Марианна с усмешкой, — а почему же она не нашла сразу себе богатого мужа?

Марианна подошла к стене, на которой висела фотография отца Рулона, сделанная год назад. Отец был очень похож на сына, но лицо его несло на себе следы длительных попоек, и Марианна мимикой выразила свое презрение.

— А она и не искала его, — ответил Рулон, — никто, видите ли, не научил ее искать. Она схватила первое попавшееся говно, а это оказалось не то, что нужно.

Хриплый голос продолжал петь:

 

 

Люблю я веселиться,

Люблю входить я в раж,

Когда течет по горлышку

Це два аш пять о аш.

 

 

Марианна посмотрела на второй портрет, висящий на стене рядом с фото отца. Это была фотография матери, красивой и энергичной женщины, сделанная еще 18 лет назад. Такой она была до замужества, еще не успевшая познать все прелести семейной жизни. Повернувшись к Рулону, Марианна рассказала свою историю.

— А вот меня родители с детства научили выбирать, — она порылась в своей маленькой сумочке, нашла помаду и ярко, несколько эротично накрасила свои красивые сочные губы. — они же у меня цыгане. Когда я просила есть, они говорили: «Пойди, попроси у соседей». Когда я просила игрушки, они говорили: «Иди, поиграй у других детей, у которых они есть». А когда я начала просить шмотки получше, то они сказали: «Ты, значит, уже выросла. Раз стала разборчивой — иди попроси у парней. Зря, что ли, перед ними выпендриваешься?»

— Да, вот это отличное воспитание, — восторженно воскликнул Рулон и с восхищением посмотрел на Марианну.

Откровения Марианны о своем воспитании поразили Рулона. Он задумался о том, что если человек с детства все делает сам, достает себе пищу, игрушки, шмотки, то он становится независимым от других и, что самое интересное, окружающие начинают его уважать. Так, вся школа и улица уважали Марианну, никто не смел ей противостоять.

— Я помню, как-то раз пошла в песочницу играть с детьми, — продолжала Марианна вспоминать нелегкое детство, которое обеспечило более-менее легкое юношеское существование. — У этих детей были самые разные игрушки. Мы начали играть. У одного трехлетнего мальчика, идеально одетого в белый костюмчик, был большой самосвал, в который насыпали песок и перевозили с места на место, из одной кучи в другую. Вдруг вижу, какой-то мальчишка бегает и всех детей прутом охаживает. При этом он испытывал огромное удовольствие, что было написано на злобном лице.

Все в слезах и соплях от него разбегались. А он еще больше разбесился, давай камнями кидаться. Наконец всех он из песочницы разогнал, подошел ко мне, а я спокойно сижу и смотрю на все, что происходит. Этот нахаленок меня спрашивает: «А ты почему не боишься, ведь у меня прут?» А я ему говорю, что меня еще не такими прутами били и мне совсем не страшно. Тогда он, свирепо сжав свои губы и широко раскрыв глаза, замахнулся и решил меня ударить. Но не тут-то было.

Я была всегда настороже, поэтому быстро увернулась и бросила ему горсть песка в глаза. Он сразу зажмурился, стал зенки свои тереть, прут выронил. Я схватила прут и давай его метелить им. Вся его смелость вдруг куда-то улетучилась. Он аж завыл от боли и обиды, заревел. Слезы песок из его бебиков повымыли. И он побежал, громко крича.

Когда он вбежал в подъезд дома и с грохотом захлопнул дверь, я осмотрелась кругом: никого нет, стало тихо. Я думаю: «Что же теперь делать? Все разбежались. Играть не с кем». Взяла игрушки и пошла домой. Теперь сама поиграю.

— Да, вот как полезно жесткое воспитание, — одобрительно заметил Ру- лон, — у меня такого не было, вот местное хулиганье забивает меня теперь вместо родителей. Но ничего, я матери теперь отомщу. Буду жить, как мой алкоголик-отец. Он клево живет, сидит на шее у своей заботливой мамаши, водочку постоянно трахает, ни хрена нигде не работает, балдеет целыми днями.

Тут Рулон скорчил бессмысленную рожу, закатил глаза и закачался, изображая пьяного отца.

— Только вот я водку пить не буду. Я на трезвую так делать буду. Дураком прикинусь и буду тунеядцем. Йогой займусь. Буду самосовершенствованием заниматься. Вот лафа-то будет, — он мечтательно прищурился, словно заглядывая в будущее.

— Дуракам закон не писан, — с ухмылкой заметила Марианна. — А если писан, то не весь, — после некоторой паузы добавила она. — Но на самом деле у тебя другая будет судьба. Ты сам будешь содержать многих людей, хотя в общем-то дураком и лоботрясом обязательно станешь, — съязвив, она лукаво улыбнулась и потрепала Рулона по голове, взъерошив его светлые волосы.

И они расхохотались. На улице уже темнело, но они не включали свет.

Разговор пробуждал в Рулоне что-то давно забытое. Как будто память стала постепенно кристаллизоваться, а Марианна только подтверждала старые знания.

— откуда ты все это знаешь? — осторожно спросил Рулон.

Он понимал, что Марианна, конечно же, не обманывает, но ему было интересно узнать, откуда у нее такие сведения.

— Да у тебя это на морде написано. Твой фейс хорош и без косметики. Помедитируй над этим феноменом физиогномики на досуге.

Марианна указала ему на черты его лица, и Рулон, подойдя к зеркалу, стал себя внимательно изучать, ища, что же особенного было в нем.

Заболтавшись с Марианной, Рулон совсем позабыл, что надо сходить за хлебом и убрать в доме. Не заправленная с утра постель, немытая посуда, пыль на серванте и телевизоре всегда раздражали мать. Все это было кнопкой пускового механизма, включающего в матери программу вспыльчивости и агрессивности. Он обеспокоено взглянул на часы. Времени уже не было. Вот-вот должна прийти мать с вечными упреками. Быстро сообразив, как избежать скандала, Рулон для вида сел делать уроки. Марианна ушла.

 

***

Через несколько минут дверь в квартиру открыли, и раздался стук каблуков. Это пришла мать. На ее уставшем лице возникло недовольство, когда она увидела немытый пол и разбросанную обувь в прихожей и кухне.

Мать сняла коричневые туфли, повесила на вешалку купленный по блату еще два года назад плащ и уже с порога начала свою проборку за невыполнен- ные дела.

Узнав, однако, что сын сел за уроки, немного успокоилась.

«Здорово работает!» — подумал Рулон, — все люди ищут в жизни состыковок своего воображения с реальностью, — думал он, — вот мать внушила себе, что дома должен быть порядок и теперь добивается его своим психом, но она еще внушила себе, что сын должен учиться, и если он учится — енто хорошо. Так она и живет ради всяких состыковок. Дурь все это, маразм завнушенных зомби.

Быстро переодевшись, она начала готовить на кухне.

Рулон уже было успокоился, обрадовавшись тому, что удалось избежать скандала, когда раздался телефонный звонок. Мать долго разговаривала, а затем разъярилась. Оказывается, позвонил классный руководитель и сообщил, что Рулон не успевает по многим предметам и имеет пропуски. И все это — в конце четверти. Мать в бешенстве носилась из комнаты на кухню и обратно. Длинная тирада продолжалась довольно долго. Опять не состыковки.

«Рано обрадовался», — мелькнула следующая мысль. Лучшее, что мог сделать Рулон, — это отключиться от бренного мира. По системе йоги он ввел себя в ряд последовательных состояний, дарующих непоколебимость и нереагирование на изменение окружающей среды. Но это удавалось ему еще слабо. Мать, видя, что сын сохраняет какое-то странное спокойствие, стала беситься еще больше.

Со знанием дела Рулон по системе «Тай собака» уворачивался от мокрой тряпки, угрожавшей его лицу. Затем ему все-таки удалось уравновесить дыхание и обуздать свои чувства, чтобы остаться спокойным во время истерики.

«Вот хорошая практика, — подумал Руля, — я должен наблюдать за собой, какие процессы происходят во мне и не давать себе впадать в негативные эмоции. Что происходит? Мать орет. Я думаю, это плохо и чморюсь, но я вижу эту хуету и не буду думать, что это плохо, буду радоваться.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!