Две молитвы у алтаря Матери Матерей накануне Дня летнего солнцестояния
Страх тебя позабудет
Бойся той, кто когда-то выбрала непокой;
той, кто жадно пьёт из великой дикой Реки-под-рекой;
кто кровавые знаки, не дрогнув, ставит своей рукой.
Бойся той, кто идёт босая по мураве,
в белых бусах из кости и перьях на голове,
и в зрачках у неё по страшной ласковой полынье.
Бойся той, кто поёт на скалах среди зыбей,
для давно погибших призрачных кораблей;
ты не встретишь такой, что была бы её веселей и злей.
Бойся той, кто несёт тебе сердце своё в горсти.
Звонкий бубен не сможет путей её отвести,
не прости и ближе копейного древка не подпусти.
Бойся той, чьё дыхание - ветер багряных трав.
Всё равно не поймёшь стихов её и забав,
никогда не поймаешь дикую за рукав.
Ты захочешь узнать, что за мглу я в себе храню?
Не гляди, пока я снимаю свою броню.
Страх тебя позабудет, когда я шагну к твоему огню.
Бег
А во сне я бегу от тебя сквозь лес, задыхаясь, крича у скрещенья троп. А во сне я хочу, чтобы ты насовсем исчез, только жжёт под шкурою колдовская дробь. Я бегу, как бежит от большого огня зверьё, ветви хлещут в лицо, самый воздух горит в груди. Вкус железа во рту, я оставила всё своё, и огромная тишь у меня позади.
А во сне я бегу от тебя полями высоких трав, перепёлки выпархивают из-под разбитых ног. Ныне, присно, вовеки ты будешь прав, только правда твоя - словно мне под ребро клинок. Вот я падаю, поднимаюсь, веду игру. Белый свет мне сошёлся клином, и клин - ты сам. Оттого я бегу во тьму, я бегу во мглу. Позабыли слёзы дорогу к моим глазам.
|
|
|
А во сне я бегу от тебя сквозь явь, заметаю вехи, запутываю следы; ни засад, ни капканов Господь на пути не ставь, я бегу от любви, как бегут от чумной беды. Я бегу от тебя семь прОклятых тысяч лет до священной Реки-под-рекою, где лягу на берегу.
Что же ты, мой охотник, не сделал и шага вслед?
Ты не понял даже, что я от тебя бегу.
Кража
Я люблю тебя так, как будто тебя краду.
Диким зверем к тебе на берег бреду по льду.
Стерегу возле тропки, темнейшей из всех теней,
Только знаю, что ты не пройдёшь по ней,
не пройдёшь по ней.
Я смотрю на тебя, не веря своим глазам:
Наша чёртова дюжина лет равняется трём часам.
Ты всё тот же небесный ветер, хмельной золотистый мёд,
Это море не замолчит, эта рана не заживёт,
эта рана не заживёт.
Я встречаю тебя, словно ты на другой женат.
И касаться тебя - выдираться из медных лат,
Жаркий уголь пробовать в танце босой стопой,
Зарабатывать лютый ад за единственный пляс - с тобой,
за единственный пляс
с тобой.
Моя радость, твой путь - благой беспощадный свет.
Понапрасну в ночи кромешной ищу твой след.
Ощущая счастьем лихую мою беду,
Я люблю тебя так, как будто тебя краду,
как будто тебя краду.
|
|
|
Чешуя
Час, когда даже в сердце притушен свет.
Входит змееволосый, с лицом как снег
и говорит: "Заканчивай этот бред,
ты знаешь, его здесь нет,
вы же расстались давно, тому пять лет.
Справа не расписная его спина,
ты посмотри - простая каменная стена.
Не рождены ваши дети, гляди же, вот:
гладкий, красивый, девичий твой живот,
дышит под боком не дочка, а тёплый кот.
Грудь твоя не знавала приливов белого молока.
Нет, не качала люльку твоя рука".
Он говорит, и слова его источают тьму:
"Вы разошлись, ты же помнишь, семь зим тому.
Ему надоело внимать безумию твоему.
Не было ваших фьордов, где радуги на ветру.
Всё это только снилось, знаешь сама - не вру.
Разве бывает верной первая в жизни страсть?
В пламенной пляске разве дано не пасть?
Кожа твоя навеки - раскрашенная броня,
в жилах гуляет сполох яростного огня.
Жизнь - с первым встречным? Ай, не смеши меня".
Он говорит с улыбкой, и вроде бы сам не рад:
"Ну перестань, он ушёл с другой, уже десять вёсен назад.
Это дурная сказка, а ты не такой уж клад.
Если другая легче, ласковей и нежней,
всякий нормальный викинг уйдёт за ней.
Кому нужны твои шрамы, бритая голова и прочие чудеса,
если у той - аметистовые глаза,
бархатные ладони и солнечная коса"?
|
|
|
Он тяжело вздыхает, змеи ползают по плечам.
"Думаешь, мне приятно являться сюда по ночам?
Столько хожу, а всё как будто бы ни о чём,
а отступать, как и ты - не привычен и не учён.
Вы же так и не встретились никогда.
Память твоя - фальшивка, вот она в чём беда.
Ну перестань, я прошу тебя, жить фантазией, тратить дыхание зря;
вы разминулись тогда тропами октября.
Ваша любовь - лишь несбыточный долгий сон.
Он никогда и не был на свет рождён!
Ну, просыпайся, я снова буду здесь до утра.
Время вернуться в реальность, моя сестра.
Все позабыли, но я тебя не забыл.
Просится на свободу пара полуночно-чёрных крыл".
Прочь, порождение бездны, все твои речи - ложь.
Мне наперёд известно: демон вернётся. Что ж,
я не подам и виду, я тихонечко пролежу.
"Ладно, давай, до ночи. Светает - я ухожу".
Утренний свет заливает комнату, невесом.
Дочери наши смотрят весёлый сон.
Ты сам смастерил когда-то нашу низенькую кровать.
Счастье моё, любимый, пора вставать!
За день найдётся время сотне простых чудес:
мантрам и поцелуям, пиру, походу в лес,
играм, разлукам, встречам, первому дочкиному шажку;
снова стемнеет. Вечер.
Мне надо забрить башку.
Пусть никто не увидит, и даже я -
Как прорастает из кожи
змеиная
чешуя.
|
|
|
Шутиха
1.
Говорят же: ровню ищи, не сочти за бред;
ошибёшься с подругой - нахлебаешься, милый, лиха.
Как же случилось, что воин, мудрец, аскет
замуж взял за себя чокнутую шутиху?
А пошли птенцы - как с концами свести концы,
как творить ежечасную битву Духа?
У неё всё песенки, пляски, прорехи да бубенцы.
Отвернёшься к стене - обнимет и поцелует хотя бы в ухо.
Обовьёт, дурная: ни целомудренной красоты,
ни влекущего обещания рая того земного,
всё бы травы ей жечь, хохотать и взрывать мосты,
всякий день изменяя масть, ох, опять, неужели снова.
Говорят же: ровню ищи, не сочти за труд;
как с такою женой продвигаться к предвечным высям?
Ты же не дурень и не презренный шут,
ты от иллюзий стремишься быть независим.
Сколько за эту жизнь она тебе написала писем?
2.
Скоморошья шкура моя пестра,
а под нею - волшебного жар костра.
Обними, отогрейся, и всё пройдёт,
засыпай, мой суженый, до утра.
А под пёстрой шкурою зимний лёд,
приложи, где больно - и боль замрёт.
Амулет безумно прекрасных лет -
костяная змея, гибкий мой хребёт.
А под пёстрой шкурой - стальной скелет.
Мне Праматерь на кости напела плоть.
Муж твой будет, сказала Она, аскет:
будь готова любую выстоять непогодь.
Положила за сердцем опаловый ясный крест,
поселила верность в моей груди.
Муж твой будет, сказала Она, мудрец:
за молчанье не очень строго его суди.
Окунала мои ладони в родник-без-дна,
полный соком Луны и защитой от лих любых.
Муж твой воином будет, сказала Она,
исцели его раны, когда он позволит коснуться их.
Скоморошья шкура моя пестра,
и тряпьё в бубенцах - на дыре дыра.
Засыпай, мой суженый, до утра.
Я тебе женою сотворена.
Говорят, не ровня?
Да ни хрена.
Зеркало
В море есть остров под старым плащом небес:
Лодочный остов и частый зелёный лес.
В этом лесу, вечно древнем и молодом,
В самой его чащобе, построен дом.
Пол земляной и на крыше растёт трава,
На каждом дрыну ограды - мёртвая голова,
Птицы склевали плоть, не узнаешь лиц,
Только ночами огонь светло горит из глазниц.
Из-за тяжёлой двери - ткацкого стук станка,
Выйдет цветна тканина узорчата и крепка.
Дикие песни лесу слышны сквозь дымогон.
"Где ты, приди, любимый, всё это только сон,
Где мой венок рябины, земляника во рву?
Меня позабыло время - столько тебя зову".
"Где ты, желанный, дальний, кто тебя сбил с пути,
Вереск поутру начал сквозь косы мои цвести,
Словом свяжу любые тропы, направлю след,
Мне - все твои дороги, что же тебя всё нет"?
"Милый, пророс терновник через моё плечо.
Поторопись - не знаю, сколько прожду ещё".
Страшные песни слышит только в лесу зверьё.
В зеркало смотрит ведьма
и видит
лицо
моё.
А если
А что, если я не сошла с ума
и мир - подарок, а не тюрьма?
А что, если это великий грех -
считать свою веру святее всех?
И если - представь на единый миг,
что ни одна из священных Книг
не может вместить посреди словес
всей правды смертных простых сердец?
Возможно, земное чудесней есть,
чем всё, что мы можем о нём прочесть?
Ведь мы друг для друга что дикий лес,
где я безумец, а ты - мудрец;
а если бы ты различать умел
повсюду отсвет нетленных дел:
в дыханье трав и в гуденье трасс,
во вкусе яблок и блеске глаз,
в таких мимолётных дарах чудных -
не стало бы легче тебе от них?
Мы здесь на время, и это так.
Но что, если в бренном - великий Знак?
Сочти за ересь, предай огню.
Храни лишь память, как я храню:
пока я здесь, у твоих колен -
всем жаром крови не верю в тлен.
Подари мне день
Подари мне день, чтоб тебя не делить ни с кем. Подари мне танец на жарком морском песке, километры вдоль берега, вместе, рука в руке.
Подари мне день, чтоб во фляжках вода и чай, дай откашляться, отдышаться, забыть печаль, пой горячие песни и мне не давай молчать.
Подари лишь день, чтобы стать тебе не женой, а шальной подругой, чокнутой и чудной. Только день за лето - всецело побудь со мной.
Подари мне день, словно нам восемнадцать лет, словно Долга, детей, работы в помине нет, мы юны и несём отчаянно милый бред.
Подари мне день между звонких янтарных лун, там где волны гладят песка золотой галун, там где солон ветер на шкурах горбатых дюн.
Подари мне день, будто долгий и страстный взгляд. Говори со мною легко, обо всём подряд.
Притворись, если можешь,
как будто ты тоже
рад.
Праведный
Как ты живёшь на своём Пути, что так прям и узок?
Не веселят тебя больше гармоники диких музык,
в огненной джиге не стопчешь широких досок,
нет, не рождает волынка шальной в груди отголосок?
Что в служении, что на сердце, мой бывший хищник?
Чем ум твой занят, раз ветра в поле не ищет?
Знаешь, поди, давно: самые важные вещи - отнюдь не вещи.
Сколько же в панцире этого мира прибавилось трещин?
Горько живётся с грешником рядом, а с праведником не слаще?
Ты мне простишь, если однажды я взвою волчицей в чаще?
Если увидишь меня с серпом под жёлтой Луною страшной -
дашь мне вернуться к тебе потом или уйти не дашь мне?
Пальцы твои нежно гладят страницы священной книги.
Вот как из чистых суровых лиц проступают лики.
Ты обдираешь коросту с душ, ты в Иордан обращаешь любые реки.
А грехи мои все со мною:
объятий твоих не забыть вовеки.
М.Ю.Горшеневу
Миша, прощайте. Выбило...
Выбило вон из ряда.
В горле комок, но, видимо,
Вам этих слёз не надо.
Так побледнело, вылиняло
Данью перед годами:
Самое верное Вы ли моё
Святочное гаданье.
Выскрести память. Вычистить
Всю шелуху восторгов -
Жить по соседству практически -
И не спросить автограф.
Значит, прощайте. В чистое
Небо не голосили.
Жизнь победила. Выстоим,
Выстрадаем по силе.
Сила селилась издавна
В нас, молодых животных,
По-королевски избранных,
По-шутовски свободных.
Нашей фанатской братии
Вы подарить умели
Музыку жарче объятия,
Песню - пьянее хмеля.
Значит, прощайте. Каждому
Выйдет строкой награда.
Яркого и отважного
Выбило вон из ряда.
Выбился - выбыл - и вышел вон...
А музыку - не хоронят!
Медных бубенчиков перезвон
На шутовской короне.
Rrrrrrockin ’
Время вылечит. Вой и рёв,
Ветер Родины, гром гитар,
Над руинами городов
Ран рассвета весёлый дар.
Фотографии-лоскуты,
Хохот с горечью пополам.
Против выжженной пустоты
Время драться, братишка, нам.
Кто огнём в лицо полыхнул -
Знамя рваное распростёр?
Если вечером - на войну,
Через час ещё - на костёр.
Для бессмертия - грош цена:
Кто до старости, кто быстрей.
Ярость радостью расцвела,
Стала храбростью бунтарей.
В кровь и в жилы на всех ладах.
Кислород - держись - перекрыт!
Ран рассвета весёлый дар:
Взгляд, и голос, и хрип, и рык.
Обратный отсчёт
Десять веков,
чтобы выбраться из оков.
Кто ты таков?
Сколько в шкуре стальных крюков?
Десять долгих зим
ты любим и невыносим.
Приходи любым -
от морей, песков, гор, пустынь, трясин.
Десять полных лун
зреет во чреве плод.
Рёв прокалённых струн,
в танце хохот и разворот.
Десять седмиц
я ращу меж рёбер безумных птиц
и в упор не вижу знакомых лиц.
Десять стылых дней
мне становится холодней.
Если вовсе сгину - через сто ночей
интересно ты будешь чей?
Десять часов.
Поцелуй на дороге в сон,
обессилев, без голосов,
только руки сплетя мостом.
Десять минут,
что хранят меня, берегут,
даже когда Судьба надо мною заносит кнут.
Ты - Следопыт.
Ну так я тогда - следопут.
Десять секунд истекают слезой к нулю.
В этой паузе, знаешь, могло быть твоё
"люблю".
Ненастоящая женщина
Настоящая Женщина должна быть безоблачно счастлива
Со смирением принимать трудности
Говорить напевно и ласково
Совершенствоваться в премудрости.
Ненастоящая женщина иногда превращается в огнедышащую драконицу
Чтобы трудности штурмовать с налёта
За совершенством не очень-то гонится
Обладает грацией нерпы и кашалота.
Настоящая Женщина должна быть скромной красавицей
Благоухать пирогами и розами
Наряжаться, искренне нравиться
И питаться всегда осознанно.
Ненастоящая женщина бывает безбашенной и угрюмой
Громко хохочет, если развеселится
Пахнет солью и дымом вместо парфюма
И о ужас - запивает картоху водицей.
Настоящая Женщина должна ухаживать за своим телом
Всегда скрывает его недостатки
А достоинства подчёркивает настолько умело
Что они для мужчин - полунамёки, обольстительные загадки.
Ненастоящая женщина совсем себя запустила
Ходит по дому в боксерах и футболке
Чует внутрях у себя крепкую косточку, звериную силу
Щурится на любимого из-под зелёной чёлки.
Настоящая Женщина развивает свои женские качества
Носит юбки, шали и платьица
Ведёт себя подобающе, не допускает дурачества
Никогда не лохматится и не горбатится.
Ненастоящая женщина кормит свои глупые таланты и склонности
Гоняется на мопеде, лепит из глины миры
За двадцать секунд с нуля разгоняется до влюблённости
За десять секунд - до чёрной тупой хандры.
Настоящая Женщина твёрдо знает свои роли и правила
Когда это нужно, она продуманно импульсивна
Рядом с Мужчиною грамотно себя поставила -
По левую руку, на шаг позади, и улыбка: немного наивна.
Ненастоящая женщина отказывается от ролей и от кем-то прописанного сценария
Когда это нужно, воля её почти железна
В рюкзаке два блокнота, фантики, наборчик на случай аварии
И компактная жрущая вещи бездна.
Настоящая Женщина молится, соблюдает обеты и предписания,
Заряжается Лунной энергией, просит только духовных благ.
Знает всё о семейном счастье, любви и очаровании,
Никогдашеньки не пойдёт на гражданский брак.
Ненастоящая женщина молится: "Мамочки, пусть в этот раз получится,
Сделаю что сумею, лишь дай проявить себя"
Ни черта о любви не знает - в счастливом случае
Прёт напролом как слепая, наотмашь людей любя.
Настоящая Женщина имеет характер ангельши
Ум змеи, голубиное сердце юное
Принимает, зардевшись, подарки, духи и ландыши...
Чё-та мне дюже страшно, когда я о ней подумаю.
Ненастоящая женщина имеет характер-месиво,
Ум барсука и сердце под стать сове...
Чё-та становится мне и смешно, и весело
Если я вдруг подумаю о себе.
Однажды
Однажды я поеду жить туда, где вытоптаны кольца в старых травах, где в родниках студёная вода смиряет даже норов вечно правых. Мой миллион нехоженых дорог мне сдаст маршрутно-козырную карту - нужды не будет в филиграни строк.
Я буду рада этому подарку.
Тогда случится полдень, стук копыт, а может, рокот верного мотора - на перекрёстке, что людьми забыт, я встречу моего шального вора. Он будет звездочётом, колдуном, бродячим бардом, рыцарем, пиратом - кем пожелает. Суть всего в одном: дороги наши пролегают рядом. Мой спутник на лихую часть пути, чудной судьбы пыльноволосый вестник! Из нас не знает точно ни один, докуда мы дойдём с тобою вместе.
Однажды я поеду жить туда, где с каждым встречным, словно с долгожданным, делиться принято без страха, без стыда лепёшкой, сказкой, чаем и тартаном.
В краю, где песне время прозвучать приходит раньше, чем родится Слово, разрушится последняя печать, и вдруг пойму, что я давно готова: узнать, в чём смысл изменчивых миров; услышать звон Имён первопричины; проникнуть в тайну исполинских строф - отринуть смерть, болезни и кручины; найти Врата и выйти за порог мучительных перерождений ада...
И смех мой будет лёгок и жесток, ведь я пойму: мне этого не надо.
Мой друг, попутчик, принц ты или вор, искатель высшей истины Творенья! Я не хочу вступать с тобою в спор. Ты прав, моё прекрасное виденье. Но пусть другие взыщут этих Врат, а я иду своей тропою странной, и мне ценнее Истины стократ лепёшка, чай и драный плед тартанный.
Однажды я поеду жить туда, где вытоптаны кольца в старых травах. Там родников студёная вода смиряет норов даже вечно правых.
Однажды я поеду жить туда.
Память
Мимо бездны кровавых тел, искривлённых звериных рыл,
высоко-высоко летел, весел, светел и белокрыл.
Среди избранных Божьих чад - золотое сиянье дня.
Бросил долу единый взгляд, осторожности не храня.
В моём теле двенадцать стрел, я живу из последних жил,
и страданию есть предел, только кто ж до него дожил.
Небо нежно, жемчужно, а выше любых вершин
тот, прекрасный и чуждый, свободно полёт вершил.
Девять сот скорпионьих жал, дотлевающий уголёк.
Если б взгляд убивал - ты бы рядом со мною лёг!
Как не вспомнить потерь, не сомкнуть заскорузлых век,
в теле новом теперь я не демон, а человек.
Кто зубами вцепиться рад, если тьма и по пояс снег,
сотню жизней сквозь смертный ад я иду за тобою вслед!
Убивая и вновь родясь, щедро кровью разбавя грязь,
вместе падали всякий раз, воедино переплетясь.
И ты знаешь, бывает миг, когда ярость сдаёт свой пост.
А на месте её - родник, полный света безумных звёзд.
И сейчас - ты да я, вдвоём. Делим пищу, тропу , постель,
травим байки, шумим, поём и рожаем ещё детей.
Но когда ты поворошишь прежних жизней слепую муть,
стылым ветром февральских крыш тронешь память мою чуть-чуть –
не смотри на меня, не слышь, и живи, и спокоен будь.
За зрачками танцует мгла, город рушится, гибнет рать.
Если б только забыть могла.
Если б только не вспоминать.
Нерождение
Этих песен не поют:
- Ты давала мне приют.
- Баю баюшки баю.
Я люблю тебя, люблю.
- Баю баю, бою - боль,
Мы расстанемся с тобой.
- Лёгким дымом по воде
Бег из плоти - в Никогде.
- Баю баю, вою-вой,
Прорастём полынь-травой.
- Не качала у груди.
Светом-миром уходи.
- Баю баю, баю бай,
Лунной тропкой - в звонкий край.
- Нас, коснувшихся тепла,
Мама Жизней позвала.
-Баю баюшки баю,
Я люблю.
-Люблю.
-Люблю.
Солнце в окошке
|.
Солнце в окошке, мама, смотри, смотри:
Я смастерила свой первый мешочек гри-гри.
Камешек с дыркой, вчерашний молочный клык,
Кошкину шёрстку и пойманный лунный блик,
Шёпот старухи, цветное стёклышко и перо
Я положила прямо в его нутро.
А завязала - ленточкою сестры.
Будет удача с нею от сей поры!
Месяц ещё был юн, не касался крон -
Сын рыбаря, красавец, в сестру влюблён.
Вот обвенчались и вместе они ушли
В поисках новой доли да щедрой другой земли.
В сумке сестрицы (священнику не говори!)
С ними уехал мой первый мешочек гри-гри.
||.
Воск и булавки, мама, нынче я в руки беру:
Ну-ка посмотрим, как жизнь изменится поутру.
Землевладелец сулится нас выгнать вон?
Вылеплю человечка, вылитый будет он.
Тростью грозился, плюнул на вымытый наш порог?
В дело сгодился бы волос, а с лысого - хоть плевок!
Ах, задолжала доллар немощная вдова?
Вот получай! - в булавках круглая голова.
Всё завяжу в тряпицу, кину к нему на двор.
Майся теперь, проклятый, болью от этих пор.
Минуло новолунье, лето - напополам.
Злой человек забыл и дорогу к нам.
Был к беднякам он лютый, да с одного утра
Ходят к нему знахарки, лекари, доктора:
Мажут куриной кровью лоб ему поперёк,
Варят ему коренья, курят сухой листок.
Тот прописал пилюли, соли и горький мак.
Только хвороба всё не пройдёт никак.
Мама, не плачь, не надо. Ладно, прощу и я.
Пусть проржавеют, сгинут железные острия!
Мама, твоя работа тянется без конца! Я подняла в подмогу первого мертвеца. Серая кожа, взгляд неподвижных глаз - Вот усердный работник, он в самый раз для нас: За ночь вскопает грядки и принесёт воды - Горстки сухого риса достаточно за труды. Ты ничего не бойся, поступь его тиха, Нзамби уйдёт в могилу до первого петуха. Дочка - опора маме: в чанах воды полно, Грядки на загляденье, сохнет бельё давно, В доме ни паутинки. Мама не гнёт спины. Только вот в чёрных косах - прядочки седины. IV. Мама, который год мне с этой пошёл весны? Детские платья, мама, стали давно тесны. Как ты живёшь на небе? Встретила там отца? Я-то совсем не помню рук его и лица. Сколько народу, мама! Словно на праздник, глянь! Весь городок поднялся нынче в такую рань. Как зацветают травы - май на цветенье скор. Вот и мой танец, мама. Вот и зажгли костёр.
На свободу
А когда я сбегу из этого тела прочь,
Ты поплачь, а за смерть себе голову не морочь.
Схорони в земле мой последний железный ключ,
Под святою рябиной, там, где всегда мне хотелось лечь,
Меж корней положи малый камешек бел-горюч,
Промолчи в траву мою роспись бескрылых плеч.
Схорони в воде мои бредни в большой ладье.
Всякий день наш в праздности и труде, в радости и беде,
Эти дни протекли по мне - пусть идут они по волне,
Пусть и море, что пело внутри, обнимется с морем - вовне.
Как не трону струну, так не сдвину теперь вину;
Прошепчи в волну глупых слов моих глубину.
Схорони в ветрах жаркий смех мой и стылый страх.
Пусть несут их за девять лих на своих крылах,
Пусть размечут ветра на воле невольный грех,
А за прочие - мой ответ, хотя я и не вспомню всех.
Рубежами заката окрашен небесный храм.
Ты пропой ветрам всякий бой мой и всякий шрам!
Схорони в огне всё, что жгло и светило мне:
Бензобаки речей и взглядов со жгучей страстью на самом дне,
Чёрный гнев, белый танец - пускай полыхнут костром.
Испеки в угольках картошек, покуда не грянул гром.
Обогрейся всем, что так трепетно я храню.
Проори огню, что разлуки нет, проори огню.
А когда зарастит травою мой след земля,
Новорожденная Луна поглядится в воду,
да без меня,
Прянет юное пламя на месте погасшего моего огня -
Не храни меня в своём сердце, любовь моя.
Отпусти меня на свободу,
любовь моя.
Scabior
Ради узника в башне и ради полёта птиц
Поперхнувшихся скрипом ржавых колесных спиц
Пробудись, моё сердце, от ужаса пробудись
Эта тёмная магия всякому по зубам
Только локон летящий - тоже беда: капкан
Каждый строит усердно свой собственный Азкабан
Собственный долбаный Азкабан
Вот как льдистое кружево, крошево, серебро
На виске не растает - стилетом, бесом врастёт в ребро:
От тебя, моя сладость, мне в аду прохладно, на льду тепло
Перед каждой встречей в моём теле ноет любая кость
Не грусти, я дарю тебе с неба горсть переспелых звёзд
Не понравятся - просто брось
Под моими ногами взорвался мост
Подо мною взорвался мост
Мы не знаем пощады на этой дурной войне
И за каждый удар придётся платить вдвойне
Как мучительно моя нежность живёт во мне
Пробудись, мое сердце, от ужаса - я же здесь
Выживает страсть, выжирает нутро лишь спесь
Отнесите меня в королевский осенний лес
Синева надо мной выцветает до ветхих тряпиц
В этой сказке не разберёшь - красавица, тварь или принц
Ради узника в башне и ради полёта птиц
Навсегда поперхнувшихся скрипом ржавых колёсных спиц
Прикоснись ко мне, отрада моя, отрава, ласково прикоснись.
***
За^^^сь.
О танце
Моя дочь, я скажу, что знаю.
Осторожно ходи по краю,
Чти пороги и рубежи.
Не разгадывай перекрёстки
За лисою девятихвостой,
Только к худу не ворожи.
Истин много, а правда та лишь:
Делай, дочка, что пожелаешь,
Если нет никому вреда.
Не мертвей перед миром в маску,
Не стесняйся позвать на пляску,
Но умей танцевать одна.
В нашем клане у женщин в жилах
И бензак, и благая сила,
И привычное колдовство.
Как ни било бы, ни мотало,
Мы - одно. Только крови - мало:
Нюхом, духом ищи родство.
Чтоб всегда быть самой собою,
Не беги за чужой судьбою:
Эта гонка всегда дурна.
Да не верь в миражи и глянец:
Если чуешь в костях свой танец -
Не стыдись танцевать одна.
В мире есть удалые ритмы
Для друзей, для любви, для битвы,
Много музык и голосов.
Звук смолкает и друг уходит,
Но в безмолвии - тьма мелодий,
Разнопёрый чудной улов!
И чего бы там не кричали,
Ты своей не предай печали,
В злость и в радость - ныряй до дна.
И чего бы там не шипели,
Не кажись слабей и глупее,
Когда ты сильна и умна,
Ведь любовь - твоя суть и право.
А почуешь в душе отраву -
Не забудь станцевать одна.
Новости
Я узнала вчера. На ближайшую вечность прогноз таков:
Звёзды с неба не упадут, океаны не выйдут из берегов.
Я разведала краткий путь из дурного сна:
Человечьесть сложнее и больше любого зла.
На погибель, боль, вынимающий душу страх
Будет та или тот, кто огонь несёт на своих руках.
Всякий век мне пророчат, что скоро придёт конец.
Но на злобу любую найдётся втрое больших сердец.
И на всякого с камнем за пазухой будет тот,
Кто протягивает ладонь через сто невзгод.
В волосах убийцы - ласковый свет зари.
Посреди чумы надрываются звонари.
Все, от демона до пророка, от ведьмы до короля -
Все мы сами свои ады и сами себе земля.
И да будет крепка самая здравая из идей:
Если хочешь Бога узнать - постарайся любить людей.
Ты пришёл за мной в ледяную чащу, и сделалось горячо.
В пляске руки переплелись, шепчу, уткнувшись в твоё плечо:
- Ты не веришь, но я узнала. Вот, погляди:
Нет иной Кали-Юги, чем та, что горит у тебя в груди.
Тебя никогда здесь не было
Говорит. Из-под век опущенных талый лед.
Говорит: "Вы не знаете, сволочи, он идёт.
Опоили меня, сломали, одели, как куклу, в шёлк,
А по ваши души идёт сивогривый волк.
Не на быстрых лапах идёт, на хромых ногах,
Нашу боль почуяв, и слёзы, и чёрный страх".
Говорит: "Какой у вас, черти, уютный ад.
Для хороших девочек - доза, и фрукты, и шоколад,
И с пластинки-то голос ангельши, песенки о любви,
Не зови на помощь, деточка, не зови.
Но пока вы считаете барыши - сколько там стоит час?
Волк мой, хромой, кудлатый, выследил верно вас".
Еле движутся губы, тиха и нежна её речь.
Говорит: "Пусть никто нас, пропащих, не смог сберечь,
Только скоро всё это окажется позади:
Волчье сердце бьётся в широкой людской груди.
И пускай он явился, наверное, не за мной,
Но я слышу его шаги за оградою, за стеной".
И когда поднялась тревога, и первый свалился труп,
Замолчала, не пряча улыбку между разбитых губ:
"Если правда, что лютый волк за меня принимает бой,
Значит, я и сама не струшу перед бедой".
И тогда, через марево, сквозь наркоту и шок,
Волчий голос шепнул над ухом:
"Всё хорошо".
МАТЬ
От сорных дум;
от чёрных над сердцем лун;
от гнили слов;
от постылых пустых углов;
от неправых драк;
от кошмаров, где всё не так;
от ржавых замков, к которым не подобрать ключи;
от тварей худых, долгоногих, рыскающих в ночи;
от силы дурной;
от делёжки добра на ноль;
от слепой правоты;
от больной меж людьми черты;
от глухой стены;
от ярости брызг слюны;
от немых обид, с которых нутро болит;
от нелюбви и гордыни;
от всего, что сделает нас чужими -
храни тебя нежная Мать Богиня.
Храни тебя грозная Мать Богиня.
СТАРУХА
По ветрам голодным - смятенье духа,
Мёрзлый ком не оттаивает внутри.
Говори со мною, моя Старуха,
Говори.
Ты давно покинула все арканы,
Все пентакли, кубки, жезлы, мечи.
Хохочи, Старуха, затянулись раны,
Хохочи!
Нам твердят, ты - ужас неотвратимый,
Злая немочь, неравный бой.
Пой со мною, моя родимая,
Тьмою - пой!
Голос бурой землицы, зерна и камня,
Тело - корни столетних лесных древес,
И теперь я вижу, как ты близка мне.
Вечно: здесь.
Мощь любимцев Жизни, пребудь со мною,
Нам до снега ещё пройти серебро и сталь.
Прорастаешь во мне морщинами-сединою?
Прорастай.
ДЕВА
Говорили: Дева - всегда нежна и легка
Сладость первого мёда, вздох весеннего ветерка
Кротость лани и прочая чепуха
А Она сильна, как львица
и не дрогнет Её рука.
Дева стоит над бездной, яростна и светла
Всех одолела в битве, и всё смогла
Дева правит охоту - гонит, палит дотла
Не бывало так,
чтобы дичь от неё ушла.
Говорили: Дева - всегда скромна и чиста
Стыдливый румянец, нецелованные уста
Запах майского малинового листа
Очи долу.
Не коснётся ни локона, ни перста.
Но Дева пламенем пляшет, страстью облачена
Возлюбленному обьятья распахивает Она
Взгляд Её, жгуч и ласков, пронизывает времена
Дева к любви готова.
Готова. Вольна. Полна.
Говорили: Дева - всегда тиха и хрупка
И суть Её - круженье белого лепестка
Милый шёпот хрустального родника.
Всё, что мне о Ней говорили -
труха, труха.
Дева носит свои веснушки, и шрамы Её свежи
Дева проходит сквозь гибель и миражи
Там, где Мать изронит слезу,
где Старуха - хохочет,
где всякий герой - дрожит,
Дева пройдёт без дрожи, кражи и лжи.
Благослови же, Дева, и раны перевяжи.
Барабанный бой
Если ты слышишь глухой барабанный бой,
Слышишь - единственный из толпы - барабанный бой,
Если Луна из жёлтой сделалась золотой -
Значит, Они пришли за тобой, пришли за тобой.
Если дыбом встают волоски вдоль всего хребта,
Дыбом встают волоски вдоль всего твоего хребта,
А в подреберье - сосущая пустота,
Значит, твоя судьба изменяется навсегда.
И как бы ты ни был чист, искалечен или учён,
Их появления ты не предвидел и не учёл.
Чёрен пером, Безымянный стоит за твоим плечом.
Та, что Не Названа, улыбается ни о чём.
Если дурман закипает в твоей крови,
Чёрный дурман закипает в прекрасной твоей крови,
Даже не думай, не пробуй, напрасно Их не зови:
Нету имён у Тех, кто рождён до первой земной зари.
И вдруг в темноте, среди пляшущих жарких тел,
Сделается дорога, как ты хотел.
Ступишь, пройдёшь по прямой, невредим и цел -
Встретишь и обретёшь именно ту, которую ты хотел.
Те, Кто приходят, когда ты меньше всего готов,
Те, Кто приходят, когда ты совсем готов,
Юн - или сед - отречён - нецелован - вдов -
Это Они пинком отправляют тебя в любовь.
Смолкнет на миг глухой барабанный бой -
Грянет опять барабанный безумный бой.
Вечно отныне мне танцевать с тобой,
Переплетаться единой судьбой слепой.
Верь, моя радость, белая кость, удалая стать.
Мне ли не знать, моя радость.
Мне ли не знать.
Алые паруса
0.
Нож я храню, подарок, что рукоять резна.
Памятка; двадцать третья бешеная весна.
Не кровоточит память. Светлое остриё
Служит мне верой-правдой, немое и не моё.
Вольно сжимая в ладони резную кость,
Знаю, как было близко зло - и всё-таки не сбылось.
И вроде бы помню, как в трейлерном парке, в голодном детстве,
Один наркоман, заплутавший в дебрях причин и следствий,
Безумный старик, мне сказал: держись, стрекоза,
Ясно вижу - ты повстречаешь свои Алые паруса.
1.
Умник и дурень, мямля и острослов -
Всяк на свой лад - расскажут баечки у костров.
Дескать, каждые двадцать три года (спаси Господь)
Тварь собирает души и пожирает плоть.
Ясной весною, на три недели и два денька
Бойся пугала в поле, бродячего огонька,
Чёрной тени крылатой в безветренных небесах,
Старых фургонов - и благодари свой страх.
И у любого рассказчика друг или брат
Издали видел серую тварь несколько лет назад.
И обязательно кто-нибудь из родни
Слышал фургона рык или бывал на месте резни.
Те, говорят, бежали, а эти - дали отпор,
Да только ведь все сложили головы под топор.
Сказывают о копьях, о хищных его когтях.
Смейся, не верь, но бойся. И благодари свой страх.
2.
Пальцы колец не знали, волосы были черны.
Двадцать три мне сровнялось в долгом пути посреди весны.
Ясный день мне припас подарок, дурной подвох:
В паре миль до ближайшего города мёртво мой мотоцикл заглох.
Мой "Триумф", моя гордость, любовь моя,
Потащу пешком, на чём свет тебя матеря.
Здесь глухая дорога, на помощь расчёта нет.
Заливали глаза мне пот и закатный свет.
3.
Пальцы колец не знали, волосы были черны.
Он подъехал с востока, старый фургон со времён Войны.
И только его холодная тень остановилась рядом со мною,
Моя мимолётная радость сменилась глубокой тьмою,
Сердце накрыла непроглядная злая ночь:
Так - к зайцу в силках бросается лис, но не чтобы ему помочь.
А тот, кто был за рулём фургона, в окошке стекло опустив,
Глядел на меня из-под старой шляпы, свистел весёлый мотив;
А тот, кто шагнул с подножки ко мне, глядел на меня в упор,
И в жилистой серой руке его был серебряногубый топор;
А тот, кто мне ласково улыбался, глядя прямо в глаза,
Расправил кожистых крыл за спиною
Алые
Паруса.
4.
И если б не было слито недавно всё в придорожный кусток,
То не избежать бы Ассоли Лонгрен постыдных мокрых порток.
Но говорят, после спячки в первые дни у Серого легче нрав:
Азартен, игрив на свой лад, помимо жратвы желает ещё забав.
Ветер постанывал в алых полотнах крыл.
Голосом стылой бездны Серый заговорил.
"Что же ты скажешь - ну же, смелей, изволь -
Как ты попросишь оставить тебя живой"?
Ржавчиной веяло от него, кровью, землёй и дымом.
Неотвратимым.
Несмертным.
Неумолимым.
Но ужас, оледенивший сердце, прорастал без надежды н о в ы м.
И голос мой креп, набирая силу с каждым бездумным словом.
5.
Так вот ты какой, что предсказан мне, под алыми парусами.
Воля твоя, а девы роде меня смерти взыскуют сами.
Вот вдоль запястий шрамы - это в пятнадцать лет
Я поняла, что дальнейшего смысла нет.
Глупые смерти отнюдь не бывают редки:
В двадцать один я выпила все таблетки.
Снова спасли... но видишь, за шагом шаг
Я приближалась к встрече с тобою, моя душа.
Хочешь - убей нелёгкой своей рукой,
Но раз существуешь ты, то должен быть и Другой.
Тот, белокрыл, милосерден, дитя высоты,
Гибель отводит так, как жизнь отнимаешь ты.
Мгла, из которой ты выполз, свидетель будь:
Значит, он существует - истинно Светлый путь.
Век человечий глуп и так отчаянно мал.
Сердцу не жить без чуда. Ты этим чудом стал,
И человечьей душе не так страшен твой смертный плен.
Будь же за это, проклятый, вечно благословен.
6.
Ветер посвистывал весело в алых полотнах крыл.
Демон моим ответом, казалось, доволен был.
Улыбаясь, он резной рукоятью вперёд протянул мне нож.
- Честно - держи на память. Долго же проживёшь.
Пальцы колец не знали, но на шее акулий зуб,
Цацка для тех, кто достаточно юн и глуп,
Куплен он был полгода назад в дешёвой лавке на побережье
И - так мне казалось - к любой подходил одежде.
- Костью за кость дарю тебе, зубом за остриё.
Что же до этой встречи - как уж забыть её.
7.
Нож я храню, подарок, что рукоять резна.
Памятка; двадцать третья бешеная весна.
Не кровоточит память, как полжизни назад
Мне довелось повстречать синеглазый весёлый ад.
Лишь холодит в груди после стольких счастливых лет:
Между чьих ключиц висит теперь мой дешёвенький амулет.
Страшен мой алый парус в тонком рисунке вен.
Где бы ты ни был, проклятый:
будь вечно благословен.
Песня за починкой сетей
Если бы взял меня в жёны
Самый могучий царь -
Больше не смог бы меча поднять.
Львиное сердце мышиным бы обернулось.
Если бы в жёны купил меня
Самый богатый царь,
Нищим пошёл бы скитаться
В последней рогоже.
Если бы сделал меня женой
Самый красивый царь,
Он бы ножом чернёным
Изрезал своё лицо.
Если бы стал мне мужем
Самый счастливый царь,
В кости врагу проиграл бы царство
И удавился.
Потому я сломала свой червлёный щит.
Потому я надела рванину с чужого плеча.
Потому я спалила все свои девять кос.
Потому я сама возложила себе клеймо.
Я в мужья себе выбрала рыбаря.
Провожая его, я верю:
он - сильнее морских ветров;
Когда с песней идёт домой, я слышу:
он - богаче земных владык;
Мы садимся за ужин, я вижу:
он - прекрасней ясной зари;
И когда он гасит коптящий жирник, я знаю:
никого нет на свете счастливей нас..
Госпожа
Посвящается Людмиле Николаевне Болтовской,
распространившей килотонны любви к античной литературе
Как поутру моя Госпожа собирается в лес на охоту:
Бурый плащ шерстяной и зелёную грубую куртку наденет,
Крепкий лук снаряжает моя Госпожа, смертоносные стрелы,
Пламень кос убирает Она под суконную серую шапку.
Провожая Её, во дворе плачут старые слуги:
Госпоже бы ходить в изумрудном шёлковом платье,
Госпоже бы украсить чело венцом драгоценным,
Вышивать золотые цветы на торжественной ткани пурпурной.
Знаем лишь мы, подруги, Её охотничья свита:
Всякий же день Госпожа снежнобелого гонит оленя.
Зверь благородный в короне рогов небывалых
Чует ловушки, далече обходит любые засады;
И только в яростной скачке, в предельном усилии тела и духа,
На острие ликующей жизни, в полупяди от смерти,
Равно презрев добродетель и грех - лишь тогда и возможно
В миг вдохновенья добыть снежнобелого зверя.
Знаем лишь мы, Госпожи охотничья свита:
Как над убитым оленем поёт Она дикую песню;
Как срастаются раны его; превращается зверь - в человека;
Снова стучит, невредимо, стрелою пробитое сердце.
В чаще лесной ликует весёлая свадьба:
Косы моей Госпожи примяты венком из веток зелёных,
Ярче зари на щеках у Неё румянец пылает,
Статен жених, на Неё по-оленьи он ласково смотрит.
Только минует опять их время любви и покоя,
И затоскует моя Госпожа по своей восхитительной ловле,
И затоскует супруг Её по зелёному лесу,
И обернётся оленем, надев костяную корону.
Как поутру Госпожа собирается вновь на охоту.
Взор Её ясен, светла и опасна улыбка.
Молвит подругам, нам, своей охотничьей свите:
"Вольно же каждой из вас своего выслеживать зверя!
Знайте повадки, любимые тёмные тропы,
След подмечайте любой, мои легконогие сёстры!
Как я иду за Оленем - идите за Туром могучим,
Мудрого Волка ищите, прекрасного гордого Барса;
Благословите стрелы свои поцелуем.
Лишь об одном вам скажу: обходите десятой дорогой
Диких Козлов да унылых, спесивых Баранов"!
- Этот завет, Госпожа, мы никогда не забудем!
Как поутру моя Госпожа собирается в лес на охоту:
Бурый плащ шерстяной и зелёную грубую куртку наденет,
Крепкий лук снаряжает моя Госпожа, смертоносные стрелы,
Пламень кос убирает Она под суконную серую шапку.
Духовный рост
Расти духовно - это выпрыгнуть вон из кожи.
Всякий день себя резать в поисках лжи и лажи.
Выправляться из тьмы невежества, к Свету стремиться тоже,
Крепко знать, что - неважно и что - иллюзорно даже.
Духовный рост - это жуткая штука, на самом деле:
Словно слепнешь и больше не видишь, где тебе недодали
Гостишь в своём теле, не делишь на дни недели
Своё проживание, и не меришь себя годами.
Душа прорастает сквозь метры промёрзлой грязи.
Душа оттирает с себя обиды, грехи и грёзы.
Друзья и родные твердят о лютой твоей заразе,
Близкие плачут, что надо лечить неврозы.
Кто Истину видел - узнал, как она беспощадна:
Земная любовь перед Истиной беззащитна.
Духовно расти - сдирать с себя клейма и пятна,
Покуда за кровью и мясом совсем их не станет видно.
И строже тебя самого не найдёшь для себя же судей.
В мире плоти духовный рост никогда не бывает кстати.
За болью и мутью однажды дойдёшь до сути:
Ты - преданный Бога? Или простой предатель?
Буря в стакане на сердце твоём или девятый вал?
Встретят ли взмахом крыл - или сверканьем вил?
Свету предался - или себя предал?
Грех одолел ты - или любовь убил?
Рядом с тобой осталось ли место для прежних - слепых и кровных?
Больно живому стоять скалой под яростным этим ливнем.
Больно - в ясных своих глазах искать корявые брёвна.
Больно - душа доросла до Неба, а тело кричит надрывно.
Слава Богине.
Она
создала меня
бездуховной.
Моргенштерн (очень старые стихи)
0.
Сон - червоточина.
Дулом в затылок.
Было бы пламя.
Небо застыло
Голодом ночи.
Город замкнулся углами.
Располосованы
Камеры-комнаты
Тенью решёток.
Небо.
Огромное.
Скованное.
Вязкое, как болото.
Небо над городом
Жжёт мою голову.
Жду очищения смерчем.
Спи, солдатик,
В облаке огненном.
Плавься в новое олово.
Сон - червоточина
В Вечность.
1.
Спал глубокий провал
В ярких травах весны.
На, возьми! –
Я все путы порвал
Этой новой земли.
Мне бы зелья глоток –
Исцеленьем от ран,
Крепкий сон до утра –
Отлежаться чуток…
Где сестра?
Где остался наш дом?
Дай хоть малую часть –
И спасибо на том.
Участь. Вновь началась
Эта глупая сказка
С кровавой каймой,
Жаркой яростной тьмой
В расстояньи броска.
Знать, дорога узка…
Спал глубокий провал
В ярких травах цветных.
Кто меня предавал –
Отдаляюсь от них.
Далеко до зимы.
На, возьми –
Рысья шкура пестра –
Мою кожу с плеча.
Дай хоть малую часть –
И спасибо на том.
Где сестра?
Где остался наш дом?..
2.
Больше не слышен гром.
В ржавчине сгинул меч.
Думал уйти огнём –
Выпало в землю лечь.
/Облом./
Снова рожали в мир,
В руки давали стир.
Битвы кровавый ком.
Ворон кричит по ком?
Больше не слышен гром.
Брошен разбитый щит.
В ржавчине добрый меч.
Дрекки со мной зарыт.
Я, позабывши стыд,
Снова тащился встречь.
Выбора, в общем, нет.
Снова рожали в свет,
В стужу других времён,
В новый цветастый бред.
Думал уйти огнём,
Мокрой дорогой рек,
Думал зарыться в снег…
Слушать
Лукавый смех
Той, что милее всех,
Вечной, как дочь ветров.
Волчий искрился мех.
Голод сжимал нутро.
Помнишь, я слушал гром?…
Песня была чиста.
Ну же, ещё чуть-чуть…
Снова рожали в путь.
В руки давали сталь.
В руки давали медь.
Только передохнуть…
Снова рожали в смерть.
3.
Богиня вязала нити
Красивыми узелками.
Плела себе сеть событий
Да в море бросала камень.
И волосы – светлый ливень –
Богиня сплетала в косы.
А я – в сотый раз – повинен!
И падаю под колёса,
И падаю в отголосок
Давно позабытых песен…
Вернулся…к теплу чужому.
На стену свой щит повесил.
Вернулся к врагам сожжённым,
Вернулся к неждавшим жёнам,
К рассохшейся старой спеси.
Богиня дарила время.
Я, может быть, глуп, но верен.
Мне дали одну заботу:
Растить молодого зверя
В цепях дармовой свободы.
Волчиха рвалась и выла.
Бессильно бросалась оземь.
Цепями стальная осень
Смиряла живую силу.
Свобода держала крепко:
Как пламя – сухую ветку,
Как море – слепую щепку,
Как кровью узор по ткани.
Богиня вязала нити
Красивыми узелками.
Богиня вязала нити.
4.
Пустота в висках, пустота.
Посчитай, посчитай до ста.
Плыл кораблик, мой змей морской,
От оскала и до хвоста
Был мечтою моей, мечтой
С крепкой ясеневой скулой
Да по парусу – полоса…
Голоса в висках, голоса.
Спи, не слушай, закрой глаза –
Были волны у самых ног,
Мокрый след всё равнял песок,
И не мирный морской улов
Звал в дорогу, а вражья кровь,
Как весенний весёлый сок.
Тяжкий звон золотых даров.
Стали звон отмеряет срок.
Ты гори-гори, береста!
Вместо паруса стали сны,
Вместо снов – одна пустота
Да ещё голоса из тьмы.
Я не помню, откуда мы,
Где ложились вчера костьми,
Кто оплакивал нас, и кто
Ставил камни нам у дорог,
Я не помню – пропал исток.
Пустота в висках, пустота.
Ты не спишь? ...
Посчитай до ста.
Ульг-волчица
1.
Вечно в зимнюю метель, как на копья,
Обречённый лютый зверь с чёрной кровью.
Посмотри, я враг для всех ночью длинной.
Вечно вздыблен волчий мех вдоль хребтины.
Острый голод, боль огня – били сами,
Люди добрые меня рвали псами;
Помню сталь и быстрый бег, сердце рвавший,
Стылый вой к слепой судьбе, зависть павшим,
Смесь из смерти, тьмы и льда в ловчей яме…
Ты подарен мне тогда был Богами.
Как отнёс волчицу в дом, шил мне раны,
Как бороли Смерть вдвоём до утра мы.
Тёплый шёпот очага в сон уносит.
Так- уснула на руках, шкуру сбросив…
Вновь учиться ткать и печь, жить под кровом,
И людскую надо речь вспомнить снова.
Волчьи тропы скрылись тьмой, невидимы.
Ты назвал меня женой, сын Хальгрима.
Только помни. Злой зимой, долгой ночью,
Человечий облик мой рвётся в клочья.
Да хранят от древних чар тебя Боги,
Чтоб не встал бы в этот час на пороге.
2.
Отпустили сук играть
В стаю волчью до утра…
Хейди гладит рукоять
Боевого топора.
В этой ласке зреет смерть,
Точно в ветре – хищный вихрь.
Сталью вскроет плоть и твердь
И посеет Зверя в них.
Кровью чёрной и хмельной
Прорастёт в плетенье вен
Зверь мой, небыль, гибель, боль,
Путь огня в сухой траве.
Род Фенрира – волчий долг,
Волчий путь стальных лесов.
Хейди, сивогривый волк,
Я иду к тебе на зов.
БИЛЛИ
Билл и Мэри
С кем делил это, брат,
Сухари, сквозняки?
Посмотри на закат –
Сохрани, сбереги.
Только шрамы от ран
По кровавым рядам.
Торопливой строкой:
Ты – родной, ты – другой,
Я тебя не предам.
Жили брат и сестра…
С кем делил до конца
Меру зла и добра,
До того, как война
Увела молодца
На лихие дела?
А долина легла
В переливах тепла…
Но долина лгала,
И живые сердца
Выжигала дотла.
Через сотню засад,
Через черный разлад
Долгий тянется след:
Прорубался в рассвет
Лютый-лютый солдат.
По кровавым рядам,
По оскаленным ртам
Горькой каплей – слова:
Я тебя не предам.
Так болит голова…
Это злая молва,
Будто саблю тебе
Подарил Сатана.
Этой ложью к беде
Заросла сторона.
Кто был прав, кто не прав -
Разберешь ли теперь?
Ты испил всех отрав,
Соль земли, полузверь,
Где ты нужен такой?…
Подвернулась тропа,
Потянула домой
Обещаньем тепла.
А тем временем там –
Жизнь – как прах в решето.
По кровавым рядам
Всё давно решено.
Всё равно, всё равно
Я тебя не предам.
Ничего, не беда,
Так бывает всегда:
Кто – на тяжком кресте,
Кто – в петле, кто – в костре…
Посмотри на закат.
За дела твои, брат,
Вот расплата – сестре!
Скомкал эту версту:
Ну, сестрица, встречай!… -
Замер окрик во рту.
Дуб стоял у ручья,
А в петле, на ветру…
Сказка очень проста:
Жили брат и сестра.
С кем делил этот ад?
Всё поставь по местам,
И кругом виноват:
Опоздал, опоздал.
Захлестнула вина,
Как стальное крыло.
Землю грыз, проклинал
Всё до самого дна –
И проклятье легло…
И проклятье легло,
Опоясав ремнём
И замкнув наугад
Крепче вечных времён
Этот верный закат.
Ты ещё не забыл
Эту месть, эту быль.
Запустил механизм
Не на смерть, не на жизнь.
Ты ещё не забыл
Эту быль, эту месть:
Кто приходит сюда –
Не оставит следа,
Но останется здесь.
Только шрамом от ран
По кровавым рядам,
По кусающим ртам –
Крик в проклятую высь:
Отзовись! Отзовись…
Я тебя не предам.
Никогда не предам.
Билл и Гвендолин
Рыжий закат отразился в каждом:
Белого света всем не хватило.
Сердце своё отдавай отважно
Первому встречному дезертиру.
Сердце своё отдавай на жалость -
Или не весь ещё стыд отняли?!
Это чтоб шибче тебе бежалось,
Лживая кукла моя родная.
В пьяном безветрии запах растений.
Дикая мята, тяжёлый клевер.
Самое время для джиги с теми,
Кто до сих пор в свою смерть не верил.
Ногти сдирая, рвёшься из плена.
Некогда, милая, думать: к лицу ли?
Ох да шинелка моя истлела.
На рукояти ладонь танцует.
Верною сабелькой - злая милость.
Дай твоей ложью вдоволь напиться.
Словно в горячем бреду приснилось:
Это вернулась моя сестрица...
Шутит же дьявол подобным сходством.
Боль или радость, как сабля, остры.
Будто на глинистом дне колодца,
С чёрной души моей пала короста.
Нет.
Твой удар по местам расставил
Правду проклятья, обман исхода.
В нашей игре не бывало правил.
Ты заслужила свою свободу.
Вот она, в ласковых лучиках солнца.
Пьяным безветрием - запах мяты.
Сердце своё отдавай, не бойся,
Первому встречному супостату.
Биллу - прощальная
Покидаю твою долину.
Вечным заревом небо платит.
Покидаю твою долину,
Не отведав твоих объятий.
Разорвала цветное платье.
Растеряла шальные страхи.
Так же дарит своё проклятье
Эта сабля на самом взмахе.
На сегодня, пожалуй, хватит!
Покидаю твою долину,
Эту жаркую злую мякоть.
Покидаю твою долину,
Не отведав твоих объятий.
ЭТО ВСЁ О НЁМ (трикстерщина)
Пир у конунга мёртвых
В край, где ночи длинны и зима холодна,
Где по сумраку неба гуляет луна,
Добираюсь на волке кудлатом верхом
До дверей крытых дёрном дубовых хором.
Пир у Конунга мёртвых! А праздник по мне!
Вот и Вождь - на покрытой мехами скамье,
И в руке Его рог, полный золотом сот,
От которого смертный навеки уснёт.
И усмешка Вождя – по глазам будто дым,
А рубаха расшита узором цветным,
И тяжёлое пламя блестящих волос
Так косматой волной по плечам разлилось.
Его речи подобны сплетению змей,
А глаза Его зрелой листвы зеленей,
И пьянящею болью, и смехом шальным,
И тугой темнотой Его песни полны.
Слушай песни Его, коль пришёл не со злом,
Но не ешь и не пей за богатым столом,
Ведь испившие Мёд и вкусившие с Ним
Никогда не вернутся к живым.
2002
Колыбельная
Всё же ты выжил.
Смерть не приходит,
Как ни зови.
Спи, Огнерыжий,
В алой свободе,
В тёплой крови.
Битва смешала
Радость и ярость
В душах иных;
Буйным пожаром
Перерождалась
С чёрной вины.
Слушай, как ветер
Тихо играет
Тёмной листвой.
Что же ответить,
Если по краю
След ляжет твой.
Видишь, как склоны
Мёртвой травою
Кутает Тьма.
Спи, Несмирённый,
Ночь не тобою
Заплетена.
Болью и снами,
Свежею раной
Чертит круги.
Спи, воин-Пламя,
В мятеле драном,
В стеблях тугих.
Я не увижу
В пламени гнева
Тысячу змей.
Спи, Огнерыжий,
В юных посевах
Бури твоей.
2006
Дар
У меня не осталось Его имён,
Никого кругом, чтоб спросить о Нём.
Где Он пляшет свободно, легко и зло,
И кому быть с Ним рядом не повезло?
Пламенеют ли косы, звенит ли смех,
Укрывает ли плечи медвежий мех,
Или Он - изранен, безумен, гол -
Далеко от девятых небес ушёл?
У меня не осталось Его примет -
Лишь на сердце древний глубокий след.
Он хитёр и любой принимает вид,
Потому что кто ж Ему запретит?
Ведь не облик живёт у меня внутри -
Этот яростный страстный призыв зари.
Ведь не голос Его до сих пор со мной -
Ветра вой и бессонный напев морской.
У меня не осталось Его даров.
Посылал под ноги смешной улов:
Разноцветные бусины, горсть монет,
Бубенцы и колечки. Теперь их нет.
В девяти мирах проклинаем, бит -
А меня до сих пор от Него знобит.
Малый отсвет дурного Его огня
Столько раз спасал меня от меня.
Я храню единственный верный дар:
Беспокойной любви негасимый жар.
2015
Пляс
- Отчего, моё солнце, не дашь на себя взглянуть?
Словно слепну с тобою рядом, не вспомню черт,
Только жар твоей кожи, да радостных песен жуть,
И твоей улыбки опасный серп.
- В ясный полдень меня зачали, в гремучий зной.
Ослепляй, мне сказали, да иссушай.
Оттого вся кожа - бесскверной солнечной белизной,
Бледным золотом царским, моя душа.
- Отчего обжигаешь танцем, скользишь из рук,
Всей упругою силой играешь, сбиваешь с ног?
Сотней кровных имён назову тебя, нежный друг.
Поцелуи твои - ожог.
- На багряной заре рожали меня, и костёр был яр.
Оттого на все девятью девять миров окрест
Самый горький из женихов - это я,
Это я - сладчайшая из невест.
- Отчего ледяны твои ласки, судьба моя?
Словно бездна вздыхает во тьме за моей спиной.
От объятий крепких твоих - синяки, а я
Задыхаюсь от ужаса и не ведаю, что со мной.
- Я тебе отвечу, любовь моя, не дрожи:
Чёрной полночью меня убивали из жизни в жизнь.
Оттого не услышишь ни слова правды, ни слова лжи.
Плутовство моя плоть, и дыханье моё - дурман.
- Для чего тебе сердце моё, скажи?
Медный смех рассыпается по ветрам.
2018
Две молитвы у алтаря Матери Матерей накануне Дня летнего солнцестояния
I.
О Всеблагая, увенчанная Луной,
Смертное сердце открыто взору Твоих очей.
Дочь Твоя молит о милости; успокой.
Дай утешенье печалей в кратчайшую из ночей.
Волосы моего царя щедро тронуты серебром
Тёмен и прост его вечный вдовий убор
В буре мечей грозный танец его невесом
По-молодому шаг его лёгок и скор
Кожа царя заласкана солнцем до красноты
Белые шрамы на память о сотне ран
Дела его справедливы, Богиня, и речи его чисты
Чужды ему корысть и любой обман
У моего царя тело юноши, гибкий стан
Только взгляну - и едва подавляю стон
Как процветёт улыбка по тонким его устам -
Страсть моя полыхает святым костром
Запах его - горечь мёда и океан
Запах его - горечь мёда и океан
Дай же отваги, о Мать золотых семян
Мне не сломать капкан
не сломать капкан
Ведь запах его - горечь мёда и океан
Благодарю за верный наследный дар -
Прикосновеньем рук утешаю любую боль.
Тело живое под нежную песню чар
Позабывает и самый жестокий бой.
Если восходит волчья оранжевая луна,
Если с востока бессонные веют-воют ветра,
Я заступлюсь, прикрою, сильна, юна -
Крепко уснёт мой царь до самого до утра.
Пусть забывает свой самый жестокий бой.
Но как мне смотреть, не дрогнув, ему в лицо
(Вражьего ятагана отметина над скулой) -
Как мне касаться белых его рубцов,
Если нутро моё плавится медленною смолой?
Знаю, что некрасива и чересчур худа;
Разве такой по чину маяться от любви?
Он - океан под солнцем, радость моя, беда.
Ласковая Праматерь, благослови.
Сердца его и ложа просить не стану, Благая Мать.
Дли его дни; ниспошли покоя его ночам;
Чтобы стреле пернатой вовек его не догнать;
Чтоб не достать его жадным чужим мечам;
Пусть не изменит друг; не отравит яд;
Чёрный морок уберётся в слепую тьму;
Вынесет пегий конь; никогда не предаст булат.
Я же от боли защитницей буду ему.
Убереги царя от всякого подлеца.
Счастлив и прав да пребудет любимый мой.
И дай мне отваги держаться с ним до конца,
О Всеблагая, увенчанная Луной.
II.
О Всеблагая, поднявшая из руин
Всё мирозданье при прошлом конце времён!
Перед Тобою стоит Твой дурацкий сын,
Брошенный вечность назад на проклятый отцовский трон.
Что теперь делать - впервые не знаю сам.
Думал, что страсть в кургане спит беспробудным сном.
Пепел врагов сожжённых, серый, по волосам,
Неугасима память, неисцелим излом.
Юная знахарка, звонкий лесной ручей
(Младший мой сын взрослее неё на год)...
О Всеблагая, сердце открыто взору Твоих очей:
Думал, шагаю вброд - нет, омут, водоворот.
Ты её знаешь, чуднАя, из чад Твоих
Светлые брови и крепкая худоба
Руки в узоре синем - защитой от сотни лих
Сильные маленькие ладони, вздёрнутая губа
Запах её - дикие травы и молоко
Запах её - дикие травы и сладкое молоко
Я и не знал, Богиня, как больно и глубоко
вольно и глубоко
с нею дышать легко
Ведь запах её - дикие травы и молоко
Смолоду всё казалось: если не сдох - пустяк;
Но сотни ударов засели в моих костях.
Нынче, как ветры с востока поднимут вой,
Вьёт свои гнёзда во мне ледяная боль.
Тысяча и одна ржавая спица, отравленная игла,
Недруги убиенные скалятся по углам:
"Это тебе, - говорят, - победитель, за кровь рекой".
Только она приходит - и отступает мгла
И засыпает боль под горячей её рукой
И пропадают мёртвые без следа
Разве царям по чину маяться от любви?
Жар моих чресел, сладость моя, беда..
Яростная Богиня, благослови.
Сердца её и тела не стану просить Тебя.
Ты ведь Сама ходила Девою по земле.
Если кого полюбит - радости ей, любя;
Верных дорог пошли ей; стойкости в ремесле;
Пусть не отравит яд; не изменит друг;
Пусть не коснётся завистливое враньё;
Пусть обойдёт тоска; никогда не возьмёт недуг;
Мне же дозволь, если можно, хранить её.
Я благодарен - страстью подранен и взят живьём.
Просит отваги Твой старый неробкий сын,
О Всеблагая, поднявшая из руин
Всё мирозданье при прошлом конце времён.
III.
Ночь отступает.
Солнце почти взошло.
Вечная Мать улыбается детям Своим светло.
Восточная сказка про лисичку
Одна лисичка влюбилась в молодого красавца-крестьянина и не побоялась ему об этом заявить.
Выходит это, значит, крестьянин вечерочком из своего дома, трубочку выкурить, закат солнышка пронаблюдать, подуплить о своей жизни крестьянской, а тут из кустов выходит лисичка и человечьим голосом говорит:
- Человек, а человек! Я тебя полюбила. Женись на мне.
- Лисичка, да в своём ли ты уме?! - отвечает малость обалдевший крестьянин. - Как же я на тебе женюся, когда, во-первых, мы принадлежим к сугубо разным биологическим видам, а во-вторых, я уже женат!
- Человек, а человек! Я везде рыскаю, всё слышу, всё примечаю, всё знаю. Твоя жена - злая женщина. Она вышла за тебя, прельстившись на твой хороший дом и зажиточное хозяйство.
- Я знаю это, да что поделаешь, видно, такова моя судьбинушка.
- Человек, а человек! Твоя жена неверна тебе, она ходит в соседнюю деревню к мельнику, своему полюбовнику!
- И это я подозревал. Досадно, а что поделаешь.
- Человек, а человек! Вчера я слышала, как они обсуждали, что отравят тебя.
- Если даже и так, значит, таковы уж были мои грехи в прошлой жизни, чтобы теперь мне быть отравленным. Оставь меня моей судьбе, лисичка, ступай себе с миром.
Но Лисичка всё-таки решила бороться за своё счастье. Она украла большой медный котёл, налила в него воды, развела под ним огонь у пересечения болотных троп, и начала кидать в кипящую воду разные травки да коренья.
Злая жена крестьянина как раз возвращалась домой из соседней деревни, приятно размышляя, как она скоро отравит надоевшего мужа и завладеет всем его движимым и недвижимым имуществом. И вдруг видит: у скрещенья троп огонь горит, котёл кипит, и лисичка скачет - песни поёт да разную дрянь в котёл швыряет.
- Эй, лиса, что это ты делаешь? - спросила злодейка.
- Э, не мешай мне, добрая госпожа! Семьсот лет я собирала удачу со всех четырёх сторон света, и теперь мне осталось только окунуться в неё, чтобы все царства и все народы поклонились мне, как своей владычице!
- Глупое животное! Дай-ка и мне окунуться в удачу!
- Нет, нет, как так можно, это моя удача!!
- А вот сейчас позову людей, скажу, что ты тут творишь злое чародейство, насылаешь на нашу деревню мор, засуху и падёж скота! Не унести тебе тогда ноги, охотники пустят собак по твоему следу!!
- О нет, только не это! Ладно, что поделаешь, прыгай в котёл, госпожа, да смотри, оставь и мне хоть немного удачи!
Прыгнула злая женщина в котёл, да и сварилась. А Лисичка съела её, и костей даже не оставила, и приняла её облик, и надела её одежду, и отправилась в дом крестьянина.
Приходит вечером крестьянин с поля, и ничего понять не может: дом не узнать, разносолов наготовлено, жена ласковая так и вьётся. Ну, думает, никак сейчас отравит. Как есть отравит! Боги, Боги, пошлите мне лёгкой смерти.
Покушал - вкусно! Организм никаких подозрительных реакций не выдаёт. Жена опять же противу обыкновения такая добрая, такая весёлая. Ладно, думает крестьянин, поглядим!
И вот зажили они душа в душу. Все люди на них удивлялися и любовалися. Процветает всё семейство, дети, внуки, уже и правнуки бегают, а муж с женой всё друг на друженьку глядят - не насмотрятся.
Шёл однажды божий человек, странствовал по святым местам, да и завернул в богатый крестьянский дом на ночлег. Смотрит - живут там весело и праведно, друг в друженьке души не чают, и к сторонним людям тоже со всей душой.
Сели ужинать. Глядит святой, ох, ма-а-а-ать! А старая хозяйка-то - не человек вовсе! Ловко всему свету глаза отвела, лисица нечестивая!!
Вот после ужина хозяин вышел, по обыкновению, трубочку выкурить, закат солнышка пронаблюдать, подуплить о своей жизни крестьянской, а святой гость подходит к нему да и говорит:
- Благо тебе, добрый хозяин! Должон сообщить тебе одно известие... Ты вообще-то знаешь, КТО на самом деле твоя жена?!!
А старый крестьянин глядит на закатное солнышко и говорит:
- А ты уверен, дорогой гостьюшка, что от этого знания мы все здесь станем счастливее?
Поклонился ему святой странник, да и промолчал.
Тут и сказочке конец.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 280; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!