Писатель Алексей Иванов о своем новом романе «Пищеблок»
— Но разве от вас не ждут новых «Лавров» или способностей Лавра?
— Да, но эти ожидания не вполне оправданны. Порой это просто трагично. Человеку в крайней ситуации очень легко поверить в то, что кто-то другой обладает возможностью помочь. Как-то ко мне подошла женщина и попросила подписать книгу умирающей, которая воспитывает 11-летнюю дочь. Я замер: что написать? Ну что? Меня приняли за Лавра? И тогда я вспомнил любимый мой стих из Покаянного канона Андрея Критского: «Где захочет Господь, преодолевается естественный порядок вещей». Я тогда понял, что обращения нужно очень серьезно воспринимать: с одной стороны, быть предельно трезвым в самооценке и не заблуждаться на свой счет. А с другой — есть ведь замечательные тексты, обладающие энергетикой, как Покаянный канон, которые можно цитировать. Я тот объект, на который направляется чье-то ожидание. И человек силой своего ожидания сам себя может вылечить. Профессиональным целителем я, разумеется, не являюсь, но полагаю: если человек ко мне так серьезно относится, то я попытаюсь быть зеркалом, от которого энергия отразится и вернется к нему. И он с Божьей помощью сможет себя вылечить.
— В финале «Брисбена» Глеб вспоминает, как мать, пятясь, уносит его на руках с обрыва, а какая-то женщина наблюдает за этим, оставаясь на вершине склона. Эта женщина…
— Смерть. Я думаю, она наблюдает за нами с самого начала. Это одно из первых воспоминаний детства. Я помню эту женщину над обрывом, помню, как мне было страшно. В романе мать с ребенком идут приставными шагами — своего рода попытка держаться по отношению к жизни перпендикулярно. По-моему, это неплохо характеризует мать Глеба. У меня много общих с Глебом воспоминаний, но Глеб — это не я. Общее с тем, кто на тебя не похож, только подчеркивает ваше различие.
|
|
|
Подготовила Мария Башмакова
Его большие книги
Визитная карточка
Евгений Водолазкин — писатель, доктор филологических наук, сотрудник отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. Родился в 1964 году в Киеве. В 2002 году выпустил книгу «Дмитрий Лихачев и его эпоха», в которую вошли воспоминания и эссе выдающихся ученых, писателей и общественных деятелей. С начала 2000-х наряду с научными исследованиями в области древней и новой русской литературы печатает публицистические и научно-популярные работы, среди которых книга «Часть суши, окруженная небом. Соловецкие тексты и образы» (2011). Автор романов «Соловьев и Ларионов» (роман — финалист премий Андрея Белого и «Большая книга»), «Лавр» (премии «Большая книга» и «Ясная Поляна»), «Авиатор», а также сборников прозы «Совсем другое время», «Дом и остров, или Инструмент языка» и др.
|
|
|
Текст 5
Время толкований
Писатель Татьяна Устинова — о значении ярмарки интеллектуальной литературы Non/fiction
Журнал "Огонёк" №46 от 03.12.2018, стр. 36
О ярмарке интеллектуальной литературы Non/fiction, которая состоялась на прошлой неделе, любви к умному вообще и книжке в частности
Когда ярмарка Non/fiction начиналась, там было полтора человека. А сейчас — тысячи! Приходят разные люди. Я, мои сыновья и племянница, желая выбрать что-то почитать, скорее пойдем на Non/fiction, чем на какую-то другую книжную ярмарку.
Наверное, литература нон-фикшен была в моей жизни всегда. У меня был горячо любимый дед Михаил Иосифович, он выписывал журнал «Наука и жизнь», а это, считайте, и есть нон-фикшен. Все статьи в журнале были посвящены науке и писались понятным языком. Я страшно любила этот журнал — прочитывала его за один день, включая советы домашнего мастера. В детстве мне очень нравились биографические книги, их у нас было много. Дело в том, что родители работали на космос, мама — на полигоне, так тогда назывался Байконур. У нас, например, были биографии Гагарина, Титова, Терешковой. Их дарили сами космонавты. Дед любил книги об ученых. У нас была биография Марии Кюри, замечательная книга об Иммануиле Канте. Я любила занимательную физику и задачи Якова Перельмана, и это тоже был мой нон-фикшен. А у моего дяди было много военных мемуаров. Мне очень нравилось читать Жукова, а сестра-фрондерка говорила: «Как ты это читаешь? Такая скукота!»
|
|
|
Слово и факт
Еще 5–10 лет назад я бы сказала, что современный период развития литературы — литература художественного слова. А сейчас я бы, пожалуй, ответила: сегодня время публицистики. Людей интересуют некие события, явления, которые на самом деле происходят в жизни. Появилось множество популярных книг — и все это стало модно читать — по физике, химии, теорий, объясняющих происхождение Земли. Это не всегда литература факта, скорее околофакта, потому что мы ушли не в сторону науки, а в сторону толкований действительности. Толкуют все: происхождение видов, Земли, теорию Ламарка, популярны книги по психологии, тренинги, Big data. И когда в 1990-е в нашу страну хлынул поток этой литературы, она прекрасно прижилась на рынке и адаптировалась. И сейчас наши авторы наверстывают западных коллег и тоже пишут в этом жанре. Скажем, коучерный нон-фикшен — дань западному восприятию жизни.
|
|
|
Полагаю, интерес к тому, что происходит здесь и сейчас, будет нарастать. Я говорю не о перемене читательских вкусов, а об уклоне в определенный вид литературы. И к этому было много предпосылок.
Интерес к художественной литературе стал пропадать с появлением интернета. Потому что читать художественную книгу «как-то долго» или «как-то глупо». А читать пост про собачек проще.
Сейчас, мне кажется, будут модны истории про шпионов: сиюминутные политические реалии влияют на спрос. А книги «Как стать богатым», «Стать счастливым, не входя из дома» и «Как выйти замуж за босса» очень популярны и долго будут такими оставаться. Книги разных исторических толкователей тоже, думаю, будут набирать обороты. Но есть книги, которых я сторонюсь, речь о «государственно оформленных» трудах. Замечали, таких книг по истории немало — в тисненых переплетах, с золотом…
Возвыситься и не беспокоиться
Оцените такие словосочетания: «радикальная нехватка витальности», «наивная дидактивность», «форсированная обнаженность», «имманентный дождь», «канонический образ грубого променада с неверной интенцией», «гуманитарная слабость в применении критических теорий от феминизма до заходов на постколониальное мышление». Эти выражения я выписала из книг, считающихся нон-фикшен.
Что автор хочет сказать — пятнадцатый вопрос. Но зато человек, читающий подобное, возвышается в собственных глазах. Не знаю, как вы, а я возвышаюсь. Да, я не могу это понять, но чувствую, что читаю «что-то необыкновенно умное». А желание казаться умнее сильно. Иначе зачем молодой артист, с которым я летела в самолете, стал бы вкладывать в обложку романа Сартра шпионский детектив Незнанского? Я подумала: «Вот же несчастный человек!» Для него важно произвести впечатление на окружающих не только в интернете, но и в самолете.
Но хороший нон-фикшен — это прекрасно, как документальное кино! Нон-фикшен сейчас качественнее, чем художественная литература, где проще нарваться на ерунду. Мне очень нравится чеховская фраза: «Он любил литературу, которая его не беспокоила». Когда Герасим топит Му-Му, мы плачем. А когда читаем о том, что где-то там, в районе звезды такой-то, расположен купол небес, нам весело. И никому не нужно сочувствовать. Литература нон-фикшен обеспокоить не может, она для душевного здоровья безопаснее.
Доверие
Доверия к художественной литературе подчас нет совсем. И очень много литературы, в которой я обманываюсь. Наверное, это потому, что среди тех, кто пришел в литературу 15–20 лет назад, очень мало талантливых авторов. Зато если есть доверие к писателю — не страшно, какой бы толщины ни была книга. Все-таки традиции доверия к литераторам как авторам книг и печатному слову погублены еще не окончательно. Вот, например, «История Государства Российского» Карамзина для кого-то может быть сложна. А «Историю Российского государства» Акунина читать интересно, потому что она написана проще. Когда я читаю книги нон-фикшен, связанные с историей, чаще всего, когда начинаю сомневаться, переспрашиваю у сестры —у нее очень хорошее историческое образование.
Как ни верти, образование необходимо. Для того чтобы вам никто не мог впендюрить «теорию плоской Земли», вы должны в школе учить физику. А чтобы хорошо материться, должны уверенно владеть русским. Человек, который не читает книг, не ходит в музеи, ссылаясь на свою чрезвычайную занятость, столкнется с тем, что на первом карьерном повороте его обойдет тот, кто прочитал три книги. На следующем карьерном повороте его обойдет тот, кто прочитал тридцать. А всеми будет управлять тот, кто прочитал 3 тысячи. Можно сколько угодно спорить: модно читать или нет, для интеллектуалов это занятие или для балбесов, но человек живет коротко и узнает об устройстве мира из книг. Необходимо не только научить читателя читать, но и библиотекаря, и продавца правильно продавать книгу: продажа книги не торговля. Потому, мне кажется, читательский интерес надо удобрять, поливать и взрыхлять. Не все потеряно, и я надеюсь, он еще вернется.
Татьяна Устинова, писатель Подготовила Мария Башмакова
Текст 6.
Прорваться в будущее
Ревю
03.12.2018
Выставка «Прорыв» открылась в Фонде культуры «Екатерина» при поддержке фармацевтической компании «Такеда». «Огонек» узнал, как медицинская наука ищет общий язык с искусством и какие прорывы в понимании человека ученые и художники из разных стран уже успели совершить
Когда художник находит прекрасное в клетке под линзой микроскопа, ученый запросто может совершить открытие, обратившись к современному искусству. Чтобы совершить прорыв в самых разных сферах человеческой жизни, сегодня искусству и науке все чаще приходится искать общий язык. Именно эта идея положена в основу выставки «Прорыв», организованной компанией «Такеда» совместно с МГХПА им. С.Г. Строганова и Фондом культуры «Екатерина».
Она является продолжением масштабной социально-культурной акции «Такеда. Боль и Воля», стартовавшей еще три года назад. Тогда с помощью языка современного искусства компания впервые заговорила о важности развития паллиативной медицинской помощи, которая направлена на улучшение качества и продление жизни пациентов с неизлечимыми заболеваниями. В этом году проект вышел на международный уровень — на конкурс «Такеда. Art-Help. Прорыв» работы прислали более 200 художников, занимающихся в вузах и художественных училищах 25 стран. К ним присоединились мэтры современного искусства из России.
— Для нас это особый год, потому что исполняется 25 лет с тех пор, как наша компания начала свою работу в России,— подчеркнул генеральный директор «Такеда-Россия», глава региона СНГ Андрей Потапов.— Наша компания разрабатывает и поставляет на российский рынок инновационные лекарственные препараты для лечения онкологических и гастроэнтерологических патологий, заболеваний сердечно-сосудистой и центральной нервной систем. Впрочем, говоря о фармацевтике, нельзя ограничиваться только лекарствами, она — о людях и для людей. Пациент всегда остается в фокусе нашего внимания, поэтому мы на протяжении многих лет реализуем ряд благотворительных и социально-культурных проектов. Мир меняется очень быстро, прорыв происходит во всех областях жизни человека. Он важен и в искусстве, и в медицине. Если задача медицины — облегчить боль и страдания человека, то задача искусства — дать новое ощущение жизни.
Арт-наука
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 203; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!