Экзотика социальной жизни и экзотика речи

Юрий Олеша

Пророк

Козленков стоял на холме. Был жаркий летний день, необъятность, чистота, блеск. Среди необъятности стоял Козленков совершенно один в парусиновой блузе, в сандалиях, в картузе, надетом по-летнему: кое-как. Лицо ощутимо покрывалось загаром.

Зелени было мало. Ландшафт был суховат. Чернели в грунте трещины. Грунт был звонок. По крутой тропинке, ведущей на холм к подножию Козленкова, быстро взбирался ангел, огромный ангел с черными - до плеч - вьющимися волосами, не имеющий крыльев, могучий. На нем был шлафрок из красной, темной материи, в руке - посох, под шлафроком кругло двигались колени.

Он вырос перед Козленковым на краю холма. Высокий посох с цветущими ярко-зелеными почками уперся в сухую землю среди травинок. Посох блестел, как блестит мебель. Почки походили на головки птенцов... Ангел стоял прямо. Кадык его имел форму

кубка. Ангел протянул руку к плечу Козленкова.

В этот миг Козленков проснулся. Проснулся он, как просыпался ежедневно - около восьми часов утра. На столе зеленел остаток вчерашнего ужина: лук, салат Козленков выпил стакан воды залпом,

Он умылся, оделся; было веселое утро, лето. Козленков

выглянул в окно; ему показалось, что кое-где в зелени блестит

роса, что вспорхнувшая птица уносит каплю. Всякое проявление

воды тешило его, потому-то после лука его мучила всю ночь

жажда. По коридору бегала, прячась и взвизгивая, соседка.

Напившись чаю, он вышел из дому. Дворник сказал, что в

соседнем доме повесилась девушка. Козленков поспешил

посмотреть.

В соседнем доме посреди двора разбит был садик. Из окон

смотрели жильцы. Козленков подумал: опоздало на службу -

однако не устоял. Происшествие случилось на черном дворе.

Козленков остановился под аркой. На него двигалось шествие:

бабы, мужчины в жилетках, корзина с овощами, собаки, дети,

метла; вынутую из петли несли на руках.

Она лежала на шествии, живая, ярко освещенная солнцем, в

платье с напечатанными розанами. Вдали трубил рожок. Ехала

карета. Козленков разузнал: девушка была несчастна, брошена,

голодала.

Вдруг Козленков увидел темное, невскрытое после зимы окно,

вату между рамами, гарус, свечу. Окно никакого отношения к

самоубийству не имело. Затем: на крыльце сидела впавшая в

детство старушка. Старушка ела, брала еду кусочками с колен.

"Горе, - подумал Козленков. - Ах, горе".

И стало ему всех жаль.

- Надо помочь! - громко, воодушевленно сказал он.

Он хотел сказать так:

- Я видел человеческое горе. Нужно помочь всем людям сразу.

Нужно немедленно сделать нечто такое, что уничтожило бы

человеческое горе разом.

- Помогут. Жива,- ответили из толпы.

Силой, которая могла бы уничтожить человеческое горе разом,

Козленков не обладал. Он знал, что такой силы нет. Нужно

ждать, накапливать эту силу.

Желание Козленкова было так страстно, порыв так неудержим, что

согласиться хотя бы на минутное ожидание он не мог. Поэтому он

подумал о чуде.

- Нужно сделать чудо,- вздохнул он.

На службе, в обеденный перерыв, жуя булку с колбасой,

Козленков вспоминал утреннее происшествие. На глазах у него

блестели слезы. Он сдерживал плач, глотать становилось

труднее. Он воображал картину.

Он входит во двор с цветущим посохом. В садике поют птицы,

качаются на кустах цветы, люди в страхе бегут с подоконников.

Навстречу несут девушку. В пролете арки видна старушка, окна с

гарусом. Он касается ладонью девушкина лба. Тотчас же окно

поднимается ввысь, поворачивается к воздуху и солнцу,

распахивается во всю ширь, свисают с подоконников пелярговии,

ветер раздувает занавески... Тотчас старушке возвращается

молодость, сын; они едят арбуз, сидя за деревянным, чисто

вымытым столом. Арбуз снежен, ал; косточки чисты, блестящи, -

косточками можно играть в блошки. А девушка... Все счастливы.

Мечты исполняются, возвращаются утраты.

Козленков вдруг встал. Он вспомнил сон. С грохотом стул

отошел назад. Поднялись дыбом страницы бухгалтерской книги.

Он открыл дверь в соседнюю комнату и переступил порог. Тотчас

же все головы пригнулись. Он видел: открыты окна, за окнами -

зелень, ветви. тотчас же окна пришли в движение, какая-то

сила, какой-то дух полетел на них, кидая во все стороны

створки. Поднялись и зашумели ветви. Со столов, образуя

смерч, взлетели бумаги. С громом захлопнулась за ним дверь.

Противоположная открылась сама собой.

И - самое главное - он видел: все головы пригнулись, все

головы упали ниц. Конечно, он знал, что причина - сквозняк.

Но он видел также, что никто не может поднять на него глаз. И

оценить значение этого он мог как угодно.

Он подумал: "Все упали передо мной ниц. Я иду. Я видел

ангела. Я пророк. Я должен сделать чудо". Он прошел через

ряд комнат, производя сквозняк, бурю. Путь его сопровождался

криками. Крики означали:

- Осторожно! Двери! Двери! Ловите бумаги! Разобьется окно!

Швейцаров нет!

Но Козленкову не запрещено было придавать крикам иное

значение. Одни казались ему выражением восторга, другие -

гнева. Он шел, как пророк,- долгожданный для одних,

ненавидимый другими. Он исполнял волю пославшего. Окна

хлопали, вспыхивало стекло, в саду оттого летали молнии. И вот

наступил экстаз. Козленков предстал перед главой учреждения.

Глава стал медленно подниматься в кресле своем навстречу

Козленкову. Пророк стоял взъерошенный сквозняком, бледный, с

горящими глазами, задыхающийся.

- Выдайте мне жалование за две недели вперед,- сказал

Козленков. И через минуту он возвращался обратно, держа в

руках записку главы учреждения.

- Чудо, - говорили вокруг. - Чудо. Чудом получил, чудом!

Деньги были получены. Он вышел. Все бросились к окнам. Он

шел без шапки, встречные оглядывались. Затем он искал вынутую

из петли девушку. На том черном дворе сказали ему, что девушка

в больнице. Его ударил неизвестный человек.

- Да не того бьешь, - закричала баба; - за что бьешь!

Неизвестный ударил его снова кулаком между лопаток. Козленков

странно выпрямился от этого удара. И от внезапного выпрямления

легко, как-то поджаро, пустился по лестнице. Лицо его

светилось. Он знал, что просто его приняли за другого, за

виновника девушкиных несчастий. Он смолчал, потому что принял

на себя вину другого. Осмеянный, он пронесся по двору.

В садике том играла мячиком девочка. Мячик попал в кустарник.

Козленков полез по траве, по черной почве газона, разнял

кустарник и поднял шар. С крыши видел все это дворник. Голову

Козленкова усеяли лепестки, в ладони торчал шип.

Дворник, осиянный высотой, небесами, гремел над миром.

Проклятья неслись с высоты. Фартук его развевался. Как раз то

расположение материи, напоминающее свиток, какое бывает на

мраморных ангелах, образовалось у ног дворника. И как раз

дворник стоял над вершиной лестницы - обыкновенной пожарной

лестницы, - но в лучах солнца лестница пламенела, - и Козленков

ужаснулся.

Козленков приближался к больнице. Лепестки, тихо кружась,

слетали с его головы.

- Я не могу,- вздохнул он. - Зачем послали мне ангела?

И он пошел домой. Во дворе у крыльца сидела прачка Федора.

Она продавала овощи. На крыльце стояла корзинка с грубыми - но

с виду изваянными - капустными головами. Козленков взглянул.

Капустная голова с завитыми листами - именно завитки эти

мраморной твердостью и прохладой листов произвели тревогу в

памяти Козленкова. Подобного статуйного характера завитки уже

он видел сегодня на фартуке дворника.

Прачка держала в руках капустный шар. Была она в красном

одеянии, могучая. Так и вчера в тот же час стояла она над

корзиной, и вчера Козленков купил у нее молодого луку. Теперь

он сделал то же самое. Прачка уложила капустную голову в

корзину (голова скрипела в ладонях, как вымытая) и достала лук.

"Плохая прачка", - подумал Козленков. Вчера вечером, ложась

спать, он досадовал на жесткость простынь. Вчера же наелся он

луку. Ночью он просыпался от жажды. Ему было жарко, он

поворачивал подушку - и когда, мающийся и сонный, обретал

обратную ее, прохладную сторону - наступало исцеление и

успокоение. Но вскоре и эта сторона покрывалась жаром.

Удивительный день кончился. Вечером снова Козленков ел лук.

Хлеб с маслом и лук - горький, сладкий, потный, с подмышечным

запахом. Перед тем как ложиться, он пошастал рукой по

натянутой на матрац простыне, дабы сгладить невидимую ее

шероховатость.

Прошедший день был страшен. Козленков заснул. Вновь мучила

его жажда, сушь, вновь сушь распростерлась перед ним: желтый,

звонкий ландшафт, пористый грунт. Он спал. Тело его

бунтовало, он метался, ища обратную сторону подушки, он

протестовал, спящий, он негодовал на самого себя, действующего

во сне, протестовал против самого себя, вновь поднимающегося на

холм... Он мычал во сне, бил по одеялу руками...

Но вновь остановился он на холме, и вновь снизу пошел на него

ангел в красном одеянии, черноголовый и могучий. В ту секунду,

когда видение началось и тело спящего Козленкова началась

изжога. Именно подступ изжоги к горлу, ход ее откуда-то из

недр пищевода и был в сновидении появлением и ходом ангела. Но

то знание, которое приобрел Козленков днем,- знание о

сходствах, замеченных им между целым рядом предметов, -

отразилось на работе сонного его сознания, - и так как знание

это было разоблачительным по отношению ко сну, то сон ослабел,

сон готов был прерваться.

Еще секунда - и спящий воспрянул бы... И действительно,

Козленков через секунду проснулся, успев увидеть перед собой

на краю холма прачку Федору. Козленков проснулся. Было

светло. Он напился воды, засмеялся и заснул.

1928

Лиомпа

Мальчик Александр строгал на кухне планки. Порезы на пальцах у него покрывались золотистыми съедобными корками.

Кухня выходила во двор; была весна, двери не закрывались, у порога росла трава, блестела пролитая на камень вода. В сорном ящике появлялась крыса. В кухне жарили мелко нарезанную картошку. Зажигали примус. Жизнь примуса начиналась пышно: факелом до потолка. Умирал он кротким синим огоньком. В кипятке прыгали яйца. Один жилец варил раков. Живого рака брал он двумя пальцами за талию. Раки были зеленоватого, водопроводного цвета. Из крана вылетали вдруг сами по себе две-три капельки. Кран тихо сморкался. Потом наверху заговаривали несколькими голосами трубы. Тогда сразу определялись сумерки. Один лишь стакан продолжал сиять на подоконнике. Он получал сквозь калитку последние лучи солнца. Кран разговаривал. Вокруг плиты начиналось разнохарактерное шевеление и потрескивание.

Сумерки были прекрасны. Люди ели подсолнухи, раздавалось пение, комнатный желтый свет падал на тротуар, ярко озарялась съестная лавка.

В комнате, по соседству с кухней, лежал тяжело больной Пономарев. Он лежал в комнате один, горела свеча, флакон с лекарством стоял над головой, от флакона тянулся рецепт, Когда приходили к Пономареву знакомые, он говорил:

- Поздравьте меня, я умираю.

К вечеру у него начинался бред. Флакон смотрел на него. Рецепт тянулся, как шлейф. Флакон был бракосочетающейся герцогиней, Флакон назывался "тезоименитство". Больной бредил. Он хотел писать трактат. Он разговаривал с одеялом.

- Ну, как тебе не стыдно ?.. - шептал он.

Одеяло сидело рядом, ложилось рядом, уходило, сообщало новости. Больного окружали немногие вещи: лекарство, ложка, свет, обои. Остальные вещи ушли. Когда он понял, что тяжело заболел и умирает, то понял он так же, как велик и разнообразен мир вещей, и как мало их осталось в его власти. С каждым днем количество вещей уменьшалось. Такая близкая вещь, как железнодорожный билет, уже стала для него невозвратимо далекой. Сперва количество вещей уменьшалось по периферии, далеко от него, - затем уменьшение стало приближаться все скорее к центру, к нему, к сердцу - во двор, в дом, в коридор, в комнату.

Сперва исчезновение вещей не вызывало в больном тоски. Исчезли страны, Америка, возможность быть красивым или богатым, семья (он был холост)... К исчезновению этих вещей болезнь не имела никакого отношения: они ускользали по мере того, как он старел,- а настоящая боль пришла тогда, когда ему стало ясно, что и те вещи, которые постоянно двигались вровень с ним, также начинают удаляться от него. Так, в один день покинули его: улица, служба, почта, лошади. И тут стремительно пошло исчезновение рядом, под боком: уже ускользнул из власти его коридор,- и в самой комнате, на глазах у него прекратилось значение пальто, дверной задвижки, башмаков, Он знал: смерть по дороге к нему уничтожает вещи. Из всего огромного и праздного их количества смерть оставила ему только несколько, и это были те вещи, которых он никогда бы, если бы это было в его власти, не допустил в свое хозяйство. Он получил подсов. Он получил страшные посещения и взгляды знакомых. Он понял, что не в силах защищаться против вторжения этих непрошенных и ненужных, как ему всегда казалось, вещей. Но теперь они были единственны и непреложны. Он потерял право выбирать вещи.

Мальчик Александр делал летающую модель.

Мальчик был гораздо сложнее и серьезнее, чем думали о нем остальные. Он резал пальцы, истекал кровью, сорил стружками, пачкал клеем, выпрашивал шелк, плакал, получал подзатыльники. Взрослые признавали себя абсолютно правыми. А между тем, мальчик действовал совершенно по-взрослому, больше того: он действовал так, как может действовать только некоторое количество взрослых: он действовал в полном согласии с наукой. Модель строилась по чертежу, производились вычисления, - мальчик знал законы. Он мог бы противопоставить нападкам взрослых объяснение законов, демонстрацию опытов, но он молчал, потому что не считал себя вправе показаться более серьезным, чем взрослые.

Вокруг мальчика располагались резиновые жгуты, проволока, планки, шелк, легкая чайная ткань шелка, запах клея. Сверкало небо. Насекомые ходили по камню. В камне окаменела ракушка. К работающему мальчику подходил другой мальчик, совсем маленький, голый, в синих трусах. Он трогал вещи и мешал. Александр гнал его. Голый резиновый мальчик ходил по дому, по коридору, где стоял велосипед, (Велосипед педалью был прислонен к стене. На обоях педаль провела царапину. На этой царапине как бы и держался велосипед у стены).

Маленький мальчик приходил к Пономареву. Голова малыша маячила над бортом кровати. У больного виски были бледные, как у слепого. Мальчик подходил вплотную к голове и рассматривал. Он думал, что в мире всегда было и бывает так: бородатый человек лежит в комнате на кровати. Мальчик только вступил в познавание вещей. Он не умел еще различать разницу во времени их существования.

Он повернулся и стал ходить по комнате. Он видел паркетные плитки, пыль под плинтусом, трещины на штукатурке. Вокруг него слагались и распределялись линии, жили тела. Получался вдруг световой фокус, - мальчик спешил к нему, но едва успевал сделать шаг, как перемена расстояния уничтожала фокус, - и мальчик оглядывался, смотрел вверх и вниз, смотрел за печку, искал - и растерянно разводил руками, не находя. Каждая секунда создавала ему новую вещь. Удивителен был паук. Паук улетел при одной мысли мальчика потрогать паука рукой.

Уходящие вещи оставляли умирающему только свои имена.

В мире было яблоко. Оно блистало в листве, легонько вращалось, схватывало и поворачивало с собой куски дня, голубизну сада, переплет окна. Закон притяжения поджидал его под деревом, на черной земле, на кочках. Бисерные муравьи бегали среди кочек, В саду сидел Ньютон. В яблоке таилось множество причин, могущих вызвать еще большее множество следствий. Но ни одна из этих причин не предназначалась для

Пономарева. Яблоко стало для него абстракцией. И то, что плоть вещи исчезала от него, а абстракция оставалась - было для него мучительно.

- Я думал, что мира внешнего не существует, - размышлял он, - я думал, что глаз мой и слух управляют вещами, я думал, что мир перестанет существовать, когда перестану существовать я. Но вот... я вижу, как все отворачивается от еще живого меня. Ведь я еще существую! Почему же вещи не существуют? Я думал, что мозг мой дал им форму, тяжесть и цвет, - но вот они ушли от меня, и только имена их - бесполезные имена, потерявшие хозяев - роятся в моем мозгу. А что мне с этих имен?

С тоской смотрел Пономарев на ребенка. Тот ходил. Вещи неслись ему навстречу. Он улыбался им, не зная ни одного имени. Он уходил, и пышный шлейф вещей бился за ним.

- Слушай, - позвал ребенка больной, - слушай... Ты знаешь, когда я умру, ничего не останется, Ни двора, ни дерева, ни папы, ни мамы. Я заберу с собой все.

На кухню проникла крыса.

Пономарев слушал; крыса хозяйничает, стучит тарелками, открывает кран, шуршит в ведре.

"Эге, она судомойка", - подумал Пономарев.

Тут же в голову пришла ему беспокойная мысль, что крыса может иметь собственное имя, неизвестное людям. Он начал придумывать такое имя. Он был в бреду. По мере того как он придумывал, его охватывал все сильнее и сильнее страх. Он понимал, что во

что бы то ни стало надо остановиться и не думать о том, какое имя у крысы,- вместе с тем продолжал, зная, что в тот самый миг, когда придумается это единственное бессмысленное и страшное имя,- он умрет.

- Лиомпа! - вдруг закричал он ужасным голосом. Дом спал. Было раннее утро - начало шестого. Не спал мальчик Александр. Дверь из кухни была открыта во двор. Солнце было еще где-то внизу. Умирающий шел по кухне, согнувшись в животе и вытянув руки с повиснувшими кистями. Он шел забирать вещи. Мальчик Александр бежал по двору. Модель летела впереди него. Это была последняя вещь, которую увидел Пономарев. Он не забрал ее. Она улетела. Днем в кухне появился голубой, с желтыми украшениями гроб. Резиновый мальчик смотрел из коридора, заложив за спину руки. Пришлось долго и всячески поворачивать гроб, чтобы пронести в дверь, Задели полку, кастрюлю, посыпалась штукатурка. Мальчик Александр влез на плиту и помог, поддерживая ящик снизу. Когда гроб проник, наконец, в коридор, сделавшись сразу черным, резиновый мальчик, шлепая сандалиями, побежал впереди.

- Дедушка! Дедушками - закричал он, - тебе гроб принесли.

1928

Юрий Олеша

Пророк

кубка. Ангел протянул руку к плечу Козленкова.

Он умылся, оделся; было веселое утро, лето. Козленков

выглянул в окно; ему показалось, что кое-где в зелени блестит

роса, что вспорхнувшая птица уносит каплю. Всякое проявление

воды тешило его, потому-то после лука его мучила всю ночь

жажда. По коридору бегала, прячась и взвизгивая, соседка.

Напившись чаю, он вышел из дому. Дворник сказал, что в

соседнем доме повесилась девушка. Козленков поспешил

посмотреть.

В соседнем доме посреди двора разбит был садик. Из окон

смотрели жильцы. Козленков подумал: опоздало на службу -

однако не устоял. Происшествие случилось на черном дворе.

Козленков остановился под аркой. На него двигалось шествие:

бабы, мужчины в жилетках, корзина с овощами, собаки, дети,

метла; вынутую из петли несли на руках.

Она лежала на шествии, живая, ярко освещенная солнцем, в

платье с напечатанными розанами. Вдали трубил рожок. Ехала

карета. Козленков разузнал: девушка была несчастна, брошена,

голодала.

Вдруг Козленков увидел темное, невскрытое после зимы окно,

вату между рамами, гарус, свечу. Окно никакого отношения к

самоубийству не имело. Затем: на крыльце сидела впавшая в

детство старушка. Старушка ела, брала еду кусочками с колен.

"Горе, - подумал Козленков. - Ах, горе".

И стало ему всех жаль.

- Надо помочь! - громко, воодушевленно сказал он.

Он хотел сказать так:

- Я видел человеческое горе. Нужно помочь всем людям сразу.

Нужно немедленно сделать нечто такое, что уничтожило бы

человеческое горе разом.

- Помогут. Жива,- ответили из толпы.

Силой, которая могла бы уничтожить человеческое горе разом,

Козленков не обладал. Он знал, что такой силы нет. Нужно

ждать, накапливать эту силу.

Желание Козленкова было так страстно, порыв так неудержим, что

согласиться хотя бы на минутное ожидание он не мог. Поэтому он

подумал о чуде.

- Нужно сделать чудо,- вздохнул он.

На службе, в обеденный перерыв, жуя булку с колбасой,

Козленков вспоминал утреннее происшествие. На глазах у него

блестели слезы. Он сдерживал плач, глотать становилось

труднее. Он воображал картину.

Он входит во двор с цветущим посохом. В садике поют птицы,

качаются на кустах цветы, люди в страхе бегут с подоконников.

Навстречу несут девушку. В пролете арки видна старушка, окна с

гарусом. Он касается ладонью девушкина лба. Тотчас же окно

поднимается ввысь, поворачивается к воздуху и солнцу,

распахивается во всю ширь, свисают с подоконников пелярговии,

ветер раздувает занавески... Тотчас старушке возвращается

молодость, сын; они едят арбуз, сидя за деревянным, чисто

вымытым столом. Арбуз снежен, ал; косточки чисты, блестящи, -

косточками можно играть в блошки. А девушка... Все счастливы.

Мечты исполняются, возвращаются утраты.

Козленков вдруг встал. Он вспомнил сон. С грохотом стул

отошел назад. Поднялись дыбом страницы бухгалтерской книги.

Он открыл дверь в соседнюю комнату и переступил порог. Тотчас

же все головы пригнулись. Он видел: открыты окна, за окнами -

зелень, ветви. тотчас же окна пришли в движение, какая-то

сила, какой-то дух полетел на них, кидая во все стороны

створки. Поднялись и зашумели ветви. Со столов, образуя

смерч, взлетели бумаги. С громом захлопнулась за ним дверь.

Противоположная открылась сама собой.

И - самое главное - он видел: все головы пригнулись, все

головы упали ниц. Конечно, он знал, что причина - сквозняк.

Но он видел также, что никто не может поднять на него глаз. И

оценить значение этого он мог как угодно.

Он подумал: "Все упали передо мной ниц. Я иду. Я видел

ангела. Я пророк. Я должен сделать чудо". Он прошел через

ряд комнат, производя сквозняк, бурю. Путь его сопровождался

криками. Крики означали:

- Осторожно! Двери! Двери! Ловите бумаги! Разобьется окно!

Швейцаров нет!

Но Козленкову не запрещено было придавать крикам иное

значение. Одни казались ему выражением восторга, другие -

гнева. Он шел, как пророк,- долгожданный для одних,

ненавидимый другими. Он исполнял волю пославшего. Окна

хлопали, вспыхивало стекло, в саду оттого летали молнии. И вот

наступил экстаз. Козленков предстал перед главой учреждения.

Глава стал медленно подниматься в кресле своем навстречу

Козленкову. Пророк стоял взъерошенный сквозняком, бледный, с

горящими глазами, задыхающийся.

- Выдайте мне жалование за две недели вперед,- сказал

Козленков. И через минуту он возвращался обратно, держа в

руках записку главы учреждения.

- Чудо, - говорили вокруг. - Чудо. Чудом получил, чудом!

Деньги были получены. Он вышел. Все бросились к окнам. Он

шел без шапки, встречные оглядывались. Затем он искал вынутую

из петли девушку. На том черном дворе сказали ему, что девушка

в больнице. Его ударил неизвестный человек.

- Да не того бьешь, - закричала баба; - за что бьешь!

Неизвестный ударил его снова кулаком между лопаток. Козленков

странно выпрямился от этого удара. И от внезапного выпрямления

легко, как-то поджаро, пустился по лестнице. Лицо его

светилось. Он знал, что просто его приняли за другого, за

виновника девушкиных несчастий. Он смолчал, потому что принял

на себя вину другого. Осмеянный, он пронесся по двору.

В садике том играла мячиком девочка. Мячик попал в кустарник.

Козленков полез по траве, по черной почве газона, разнял

кустарник и поднял шар. С крыши видел все это дворник. Голову

Козленкова усеяли лепестки, в ладони торчал шип.

Дворник, осиянный высотой, небесами, гремел над миром.

Проклятья неслись с высоты. Фартук его развевался. Как раз то

расположение материи, напоминающее свиток, какое бывает на

мраморных ангелах, образовалось у ног дворника. И как раз

дворник стоял над вершиной лестницы - обыкновенной пожарной

лестницы, - но в лучах солнца лестница пламенела, - и Козленков

ужаснулся.

Козленков приближался к больнице. Лепестки, тихо кружась,

слетали с его головы.

- Я не могу,- вздохнул он. - Зачем послали мне ангела?

И он пошел домой. Во дворе у крыльца сидела прачка Федора.

Она продавала овощи. На крыльце стояла корзинка с грубыми - но

с виду изваянными - капустными головами. Козленков взглянул.

Капустная голова с завитыми листами - именно завитки эти

мраморной твердостью и прохладой листов произвели тревогу в

памяти Козленкова. Подобного статуйного характера завитки уже

он видел сегодня на фартуке дворника.

Прачка держала в руках капустный шар. Была она в красном

одеянии, могучая. Так и вчера в тот же час стояла она над

корзиной, и вчера Козленков купил у нее молодого луку. Теперь

он сделал то же самое. Прачка уложила капустную голову в

корзину (голова скрипела в ладонях, как вымытая) и достала лук.

"Плохая прачка", - подумал Козленков. Вчера вечером, ложась

спать, он досадовал на жесткость простынь. Вчера же наелся он

луку. Ночью он просыпался от жажды. Ему было жарко, он

поворачивал подушку - и когда, мающийся и сонный, обретал

обратную ее, прохладную сторону - наступало исцеление и

успокоение. Но вскоре и эта сторона покрывалась жаром.

Удивительный день кончился. Вечером снова Козленков ел лук.

Хлеб с маслом и лук - горький, сладкий, потный, с подмышечным

запахом. Перед тем как ложиться, он пошастал рукой по

натянутой на матрац простыне, дабы сгладить невидимую ее

шероховатость.

Прошедший день был страшен. Козленков заснул. Вновь мучила

его жажда, сушь, вновь сушь распростерлась перед ним: желтый,

звонкий ландшафт, пористый грунт. Он спал. Тело его

бунтовало, он метался, ища обратную сторону подушки, он

протестовал, спящий, он негодовал на самого себя, действующего

во сне, протестовал против самого себя, вновь поднимающегося на

холм... Он мычал во сне, бил по одеялу руками...

Но вновь остановился он на холме, и вновь снизу пошел на него

ангел в красном одеянии, черноголовый и могучий. В ту секунду,

когда видение началось и тело спящего Козленкова началась

изжога. Именно подступ изжоги к горлу, ход ее откуда-то из

недр пищевода и был в сновидении появлением и ходом ангела. Но

то знание, которое приобрел Козленков днем,- знание о

сходствах, замеченных им между целым рядом предметов, -

отразилось на работе сонного его сознания, - и так как знание

это было разоблачительным по отношению ко сну, то сон ослабел,

сон готов был прерваться.

Еще секунда - и спящий воспрянул бы... И действительно,

Козленков через секунду проснулся, успев увидеть перед собой

на краю холма прачку Федору. Козленков проснулся. Было

светло. Он напился воды, засмеялся и заснул.

1928

Лиомпа

- Поздравьте меня, я умираю.

- Ну, как тебе не стыдно ?.. - шептал он.

Мальчик Александр делал летающую модель.

Уходящие вещи оставляли умирающему только свои имена.

На кухню проникла крыса.

Пономарев слушал; крыса хозяйничает, стучит тарелками, открывает кран, шуршит в ведре.

"Эге, она судомойка", - подумал Пономарев.

- Дедушка! Дедушками - закричал он, - тебе гроб принесли.

1928

Михаил Зощенко

Рассказы

Жертва революции

Ефим Григорьевич снял сапог и показал мне свою ногу. На первый взгляд, ничего в ней особенного не было. И только при внимательном осмотре можно было увидеть па ступне какие-то зажившие ссадины и царапины.

- Заживают, - с сокрушением сказал Ефим Григорьевич. - Ничего не поделаешь - седьмой год все-таки пошел.

- А что это? - спросил я.

- Это? - сказал Ефим Григорьевич. - Это, уважаемый товарищ, я пострадал в Октябрьскую революцию. Нынче, когда шесть лет прошло, каждый, конечно, пытается примазаться: и я, дескать, участвовал в революции, и я, мол, кровь проливал и собой жертвовал. Ну, а у меня все-таки явные признаки. Признаки не соврут... Я, уважаемый товарищ, хотя на заводах и не работал и по происхождению я бывший мещанин города Кронштадта, но в свое время был отмечен судьбой - я был жертвой революции. Я, уважаемый товарищ, был задавлен революционным мотором.

Тут Ефим Григорьевич торжественно посмотрел на меня и, заворачивая ногу в портянку, продолжал:

- Да-с, был задавлен мотором, грузовиком. И не так чтобы как прохожий или там какая-нибудь мелкая пешка, по своей невнимательности или слабости зрения, напротив - я пострадал при обстоятельствах и в самую революцию. Вы бывшего графа Орешина не знали?

- Нет.

- Ну, так вот... У этого графа я и служил. В полотерах... Хочешь не хочешь, а два раза натри им пол. А один раз, конечно, с воском. Очень графы обожали, чтобы с воском. А по мне, так наплевать - только расход лишний. Хотя, конечно, блеск получается. А графы были очень богатые и в этом смысле себя не урезывали.

Так вот такой был, знаете ли, случай: натер я им полы, скажем, в понедельник, а в субботу революция произошла. В понедельник я им натер, в субботу революция, а во вторник, за четыре дня до революции, бежит ко мне ихний швейцар и зовет:

- Иди, говорит, кличут. У графа, говорит, кража и пропажа, а на тебя подозрение. Живо! А не то тебе голову отвернут.

Я пиджачишко накинул, похряпал на дорогу - и к ним.

Прибегаю. Вваливаюсь, натурально, в комнаты.

Гляжу - сама бывшая графиня бьется в истерике и по ковру пятками бьет.

Увидела она меня и говорит сквозь слезы:

- Ах, говорит, Ефим, комси-комса, не вы ли сперли мои дамские часики, девяносто шестой пробы, обсыпанные брильянтами?

- Что вы, - говорю, - что вы, бывшая графиня! На что, говорю, мне дамские часики, если я мужчина? Смешно, говорю. Извините за выражение.

А она рыдает:

- Нет, - говорит, - не иначе как вы сперли, комсикомса.

И вдруг входит сам бывший граф и всем присутствующим возражает:

- Я, говорит, чересчур богатый человек, и мне раз плюнуть и растереть ваши бывшие часики, но, говорит, это дело я так не оставлю. Руки, говорит, свои я не хочу пачкать о ваше хайло, но подам ко взысканию, комсикомса. Ступай, говорит, отселева.

Я, конечно, посмотрел в окно и вышел.

Пришел я домой, лег и лежу. И ужасно скучаю от огорчения. Потому что не брал я ихние часики.

И лежу я день и два - пищу перестал вкушать и все думаю, где могли быть эти обсыпанные часики.

И вдруг - на пятый день - как ударит меня что-то в голову.

"Батюшки, - думаю, - да ихние часишки я же сам в кувшинчик с пудрой пихнул. Нашел на ковре, думал, медальон, и пихнул".

Накинул я сию минуту на себя пиджачок и, не покушав даже, побежал на улицу. А жил бывший граф на Офицерской улице.

И вот бегу я по улице, и берет меня какая-то неясная тревога. Что это, думаю, народ как странно ходит боком и вроде как пугается ружейных выстрелов и артиллерии? С чего бы это, думаю.

Спрашиваю у прохожих. Отвечают:

- Вчера произошла Октябрьская революция.

Поднажал я - и на Офицерскую.

Прибегаю к дому. Толпа. И тут же мотор стоит. И сразу меня как-то осенило: не попасть бы, думаю, под мотор. А мотор стоит... Ну, ладно. Подошел я ближе, спрашиваю:

- Чего тут происходит?

- А это, - говорят, - мы которых аристократов в грузовик сажаем и арестовываем. Ликвидируем этот класс.

И вдруг вижу я - ведут. Бывшего графа ведут в мотор. Растолкал я народ, кричу:

- В кувшинчике, - кричу, - часики ваши, будь они прокляты! В кувшинчике с пудрой.

А граф, стерва, нуль на меня внимания и садится.

Бросился я ближе к мотору, а мотор, будь он проклят, как зашуршит в тую минуту, как пихнет меня колосьями в сторону.

"Ну, - думаю, - есть одна жертва".

Тут Ефим Григорьевич опять снял сапог и стал с досадой осматривать зажившие метки на ступне. Потом снова надел сапог и сказал:

- Вот-с, уважаемый товарищ, как видите, и я пострадал в свое время и являюсь, так сказать, жертвой революции. Конечно, я не то чтобы этим задаюсь, но я не позволю никому над собой издеваться. А между прочим председатель жилтоварищества обмеривает мою комнату в квадратных метрах, да еще тое место, где комод стоит, - тоже. Да еще издевается: под комодом, говорит, у вас расположено около полметра пола. А какие же это полметра, ежели это место комодом занято? А комод - хозяйский.

1923

Аристократка

Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать:

- Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.

А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то все и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всем объеме.

А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золоченый.

- Откуда, - говорю, - ты, гражданка? Из какого номера?

- Я, - говорит, - из седьмого.

- Пожалуйста, - говорю, - живите.

И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует?

- Да, - отвечает, - действует.

И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижет. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц - привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович.

Дальше - больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму ее под руку и волочусь, что щука. И чего сказать - не знаю, и перед народом совестно.

Ну, а раз она мне и говорит:

- Что вы, говорит, меня все по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы, говорит, как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.

- Можно, - говорю.

И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.

На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой - внизу сидеть, а который Васькин - аж на самой галерке.

Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я - на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу - антракт. А она в антракте ходит.

- Здравствуйте, - говорю.

- Здравствуйте.

Интересно, - говорю, - действует ли тут водопровод?

- Не знаю, - говорит.

И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.

А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:

- Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь.

Я заплачу.

- Мерси, - говорит.

И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.

А денег у меня - кот наплакал. Самое большое, что па три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег - с гулькин нос.

Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.

Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.

Я говорю:

- Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.

А она говорит:

- Нет.

И берет третье.

Я говорю:

- Натощак - не много ли? Может вытошнить.

А она:

- Нот, - говорит, - мы привыкшие.

И берег четвертое.

Тут ударила мне кровь в голову.

- Ложи, - говорю, - взад!

А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.

А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с пей не гулять.

- Ложи, - говорю, - к чертовой матери!

Положила она назад. А я говорю хозяину:

- Сколько с нас за скушанные три пирожные?

А хозяин держится индифферентно - ваньку валяет.

- С вас, - говорит, - за скушанные четыре штуки столько-то.

- Как, - говорю, - за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.

- Нету, - отвечает, - хотя оно и в блюде находится, но надкус на ем сделан и пальцем смято.

- Как, - говорю, - надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.

А хозяин держится индифферентно - перед рожей руками крутит.

Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.

Одни говорят - надкус сделан, другие - нету.

А я вывернул карманы - всякое, конечно, барахло на пол вывалилось, - народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.

Сосчитал деньги - в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.

Заплатил. Обращаюсь к даме:

- Докушайте, говорю, гражданка. Заплачено.

А дама не двигается. И конфузится докушивать.

А тут какой-то дядя ввязался.

- Давай, - говорит, - я докушаю.

И докушал, сволочь. За мои-то деньги.

Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.

А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:

- Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег - не ездют с дамами.

А я говорю.

- Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.

Так мы с ней и разошлись.

Не нравятся мне аристократки.

1923

Нервные люди

Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый бой. На углу Глазовой и Боровой.

Дрались, конечно, от чистого сердца. Инвалиду Гаврилову последнюю башку чуть не оттяпали.

Главная причина - народ очень уж нервный. Расстраивается по мелким пустякам. Горячится. И через это дерется грубо, как в тумане.

Оно, конечно, после гражданской войны нервы, говорят, у народа завсегда расшатываются. Может, оно и так, а только у инвалида Гаврилова от этой идеологии башка поскорее не зарастет.

А приходит, например, одна жиличка, Марья Васильевна Щипцова, в девять часов вечера на кухню и разжигает примус. Она всегда, знаете, об это время разжигает примус. Чай пьет и компрессы ставит.

Так приходит она на кухню. Ставит примус перед собой и разжигает. А он, провались совсем, не разжигается.

Она думает: "С чего бы он, дьявол, не разжигается? Не закоптел ли, провались совсем!"

И берет она в левую руку ежик и хочет чистить.

Хочет она чистить, берет в левую руку ежик, а другая жиличка, Дарья Петровна Кобылина, чей ежик, посмотрела, чего взято, и отвечает:

- Ежик-то, уважаемая Марья Васильевна, промежду прочим, назад положьте.

Щипцова, конечно, вспыхнула от этих слов и отвечает:

- Пожалуйста, отвечает, подавитесь, Дарья Петровна, своим ежиком.

Мне, говорит, до вашего ежика дотронуться противно, не то что его в руку взять.

Тут, конечно, вспыхнула от этих слов Дарья Петровна Кобылина. Стали они между собой разговаривать. Шум у них поднялся, грохот, треск.

Муж, Иван Степаныч Кобылин, чей ежик, на шум является. Здоровый такой мужчина, пузатый даже, но, в свою очередь, нервный.

Так является это Иван Степаныч и говорит:

- Я, говорит, ну, ровно слон работаю за тридцать два рубля с копейка-

ми в кооперации, улыбаюсь, говорит, покупателям и колбасу им отвешиваю, и из этого, говорит, на трудовые гроши ежики себе покупаю, и нипочем то есть не разрешу постороннему чужому персоналу этими ежиками воспользоваться.

Тут снова шум, и дискуссия поднялась вокруг ежика. Все жильцы, конечно, поднаперли в кухню. Хлопочут. Инвалид Гаврилыч тоже является.

- Что это, - говорит, - за шум, а драки нету?

Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началось.

А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли и примуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек вперлось. Хочешь, например, одного по харе смазать - троих кроешь. И, конечное дело, на все натыкаешься, падаешь. Не то что, знаете, безногому инвалиду - с тремя ногами устоять на полу нет никакой возможности.

А инвалид, чертова перечница, несмотря на это, в самую гущу вперся. Иван Степаныч, чей ежик, кричит ему:

- Уходи, Гаврилыч, от греха. Гляди, последнюю ногу оборвут.

Гаврилыч говорит:

- Пущай, говорит, нога пропадает! А только, говорит, не могу я теперича уйти. Мне, говорит, сейчас всю амбицию в кровь разбили.

А ему, действительно, в эту минуту кто-то по морде съездил. Ну, и не уходит, накидывается. Тут в это время кто-то и ударяет инвалида кастрюлькой по кумполу. Инвалид - брык на пол и лежит. Скучает.

Тут какой-то паразит за милицией кинулся. Является мильтон. Кричит:

- Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду!

Только после этих роковых слов народ маленько очухался. Бросился по своим комнатам.

"Вот те, - думают, - клюква, с чего ж это мы, уважаемые граждане, разодрались?"

Бросился народ по своим комнатам, один только инвалид Гаврилыч не бросился. Лежит, знаете, на полу скучный. И из башки кровь каплет.

Через две недели после этого факта суд состоялся.

А нарсудья тоже нервный такой мужчина попался - прописал ижицу.

1924

Актер

Рассказ этот - истинное происшествие. Случилось в Астрахани. Рассказал мне об этом актер-любитель.

Вот что он рассказал:

"Вот вы меня, граждане, спрашиваете, был ли я актером? Ну, был. В театре играл. Прикасался к этому искусству. А только ерунда. Ничего в этом нет выдающего.

Конечно, если подумать глубже, то в этом искусстве много хорошего.

Скажем, выйдешь на сцену, а публика смотрит. А средь публики - знакомые, родственники со стороны жены, граждане с дому. Глядишь - подмигивают с партеру - дескать, не робей, Вася, дуй до горы. А ты, значит, им знаки делаешь - дескать, оставьте беспокоиться, граждане. Знаем. Сами с усами.

Но если подумать глубже, то ничего в этой профессии нету хорошего. Крови больше испортишь.

Вот раз ставили мы пьесу "Кто виноват?". Из прежней жизни. Очень это сильная пьеса. Там, значит, в одном акте грабители купца грабят на глазах у публики. Очень натурально выходит. Купец, значит, кричит, ногами отбивается. А его грабят. Жуткая пьеса.

Так вот поставили эту пьесу.

А перед самым спектаклем один любитель, который купца играл, выпил. И в жаре до того его, бродягу, растрясло, что, видим, не может роль купца вести. И, как выйдет к рампе, так нарочно электрические лампочки ногой давит.

Режиссер Иван Палыч мне говорит:

- Не придется, говорит, во втором акте его выпущать. Передавит, сукин сын, все лампочки. Может, говорит, ты заместо его сыграешь? Публика дура - не поймет.

Я говорю:

- Я, граждане, не могу, говорю, к рампе выйти. Не проекте. Я, говорю, сейчас два арбуза съел. Неважно соображаю.

А он говорит:

- Выручай, браток. Хоть на одно действие. Может, тот артист после очухается. Не срывай, говорит, просветительной работы.

Все-таки упросили. Вышел я к рампе.

И вышел по ходу пьесы, как есть, в своем пиджаке, в брюках. Только что бороденку чужую приклеил. И вышел. А публика хотя и дура, а враз узнала меня.

- А, - говорят, - Вася вышедши! Не робей, дескать, дуй до горы...

Я говорю:

- Робеть, граждане, не приходится - раз, говорю, критический момент. Артист, говорю, сильно под мухой и не может к рампе выйтить. Блюет.

Начали действие.

Играю я в действии купца. Кричу, значит, ногами от грабителей отбиваюсь. И чувствую, будто кто-то из любителей действительно мне в карман лезет.

Запахнул я пиджачок. В сторону от артистов.

Отбиваюсь от них. Прямо по роже бью. Ей-богу!

- Не подходите, - говорю, - сволочи, честью прошу.

А те по ходу пьесы это наседают и наседают. Вынули у меня бумажник (восемнадцать червонцев) и к часам прутся.

Я кричу не своим голосом:

- Караул, дескать, граждане, всерьез грабят.

А от этого полный эффект получается. Публика-дура в восхищении в ладоши бьет. Кричит:

- Давай, Вася, давай. Отбивайся, милый. Крой их, дьяволов, по башкам.

Я кричу:

- Не помогает, братцы!

И сам стегаю прямо по головам.

Вижу - один любитель кровью исходит, а другие, подлецы, в раж вошли и наседают.

- Братцы, - кричу, - да что ж это? За какое самое это страдать-то приходится?

Режиссер тут с кулис высовывается.

- Молодец, - говорит, - Вася. Чудно, говорит, рольку ведешь. Давай дальше.

Вижу - крики не помогают. Потому, чего ни крикнешь - все прямо по ходу пьесы ложится.

Встал я на колени.

- Братцы, - говорю. - Режиссер, говорю, Иван Палыч. Не могу больше! Спущайте занавеску. Последнее, говорю, сбереженье всерьез прут!

Тут многие театральные спецы - видят, не по пьесе слова - из кулис выходят. Суфлер, спасибо, из будки наружу вылезает.

- Кажись, - говорит, - граждане, действительно у купца бумажник свистнули.

Дали занавес. Воды мне в ковшике принесли. Напоили.

- Братцы, - говорю. - Режиссер, говорю, Иван Палыч. Да что ж это, говорю. По ходу, говорю, пьесы ктойто бумажник у меня вынул.

Ну, устроили обыск у любителей. А только денег не нашли. А пустой бумажник кто-то в кулисы кинул.

Деньги так и сгинули. Как сгорели.

Вы говорите - искусство? Знаем! Играли!"

1925

Тормоз Вестингауза

Главная причина, что Володька Боков маленько окосевши был. Иначе, конечно, не пошел бы он на такое преступление. Он выпивши был.

Если хотите знать, Володька Боков перед самым поездом скляночку эриванской выпил да пивком добавил. А насчет еды - он съел охотничью сосиску. Разве ж это еда? Ну, и развезло парнишку. Потому состав сильно едкий получается. И башку от этого крутит, и в груди всякие идеи назревают, и поколбаситься перед уважаемой публикой охота.

Вот Володя сел в поезд и начал маленько проявлять себя. Дескать, он это такой человек, что все ему можно. И даже народный суд, в случае ежели чего, завсегда за него заступится. Потому у него - пущай публика знает - происхождение очень отличное. И родной дед его был коровьим пастухом, и мамаша его была наипростая баба...

И вот мелет Володька языком - струя на него такая нашла – погордиться захотел. А тут какой-то напротив Володьки гражданин обнаруживается. Вата у него в ухе, и одет чисто, не без комфорта. И говорит он:

- А ты, говорит, потреплюсь еще, так тебя и заметут на первом полустанке.

Володька говорит:

- Ты мое самосознание не задевай. Не могут меня замести в силу происхождения. Пущай я чего хочешь сделаю - во всем мне будет льгота.

Ну, струя на него такая напала. Пьяный же.

А публика начала выражать свое недовольство по этому поводу. А которые наиболее ядовитые, те подначивать начали. А какой-то в синем картузе, подлая его душа, говорит:

- А ты, говорит, милый, стукни вот вдребезги по окну, а мы, говорит, пущай посмотрим, - заметут тебя, или тебе ничего не будет. Или, говорит, еще того чище, - стекла ты не тронь, а останови поезд за эту ручку... Это тормоз...

Володька говорит:

- За какую за эту ручку? Ты, говорит, паразит, точнее выражайся.

Который в синем картузе отвечает:

- Да вот за эту. Это тормоз Вестингауза. Дергани его слева в эту сторону.

Публика и гражданин, у которого вата в ухе, начали, конечно, останавливать поднатчика. Дескать, довольно стыдно трезвые идеи внушать окосевшему человеку.

А Володька Боков встал и слева как дерганет ручку.

Тут все и онемели сразу. Молчание сразу среди пассажиров наступило. Только слышно, как колесья чукают. И ничего больше. Который в синем картузе, тот ахнул.

- Ах, - говорит, - холера, остановил ведь...

Тут многие с места повскакали. Который в синем картузе - на площадку пытался выйти от греха. Пассажиры не пустили.

У которого вата в ухе, тот говорит:

- Это хулиганство. Сейчас ведь поезд остановится... Транспорт от этого изнашивается. Задержка, кроме того.

Володька Боков сам испугался малость.

- Держите, - говорит, - этого, который в синем картузе. Пущай вместе сядем. Он меня подначил.

А поезд между тем враз не остановился.

Публика говорит:

- Враз и не может поезд останавливаться. Хотя и дачный поезд, а ему после тормоза разбег полагается - двадцать пять саженей. А по мокрым рельсам и того больше.

А поезд между тем идет и идет себе.

Версту проехали - незаметно остановки.

У которого вата в ухе - говорит:

- Тормоз-то, говорит, кажись, тово... неисправный.

Володька говорит:

- Я ж и говорю: ни хрена мне не будет. Выкусили?

И сел. А на остановке вышел на площадку, освежился малость и домой прибыл трезвый, что стеклышко.

1926

Вопросы и задания

Какие сходства вы заметили между рассказами М. Зощенко? В чем именно они проявляется?
Чем похожи герои М. Зощенко? К какому социальному слою они принадлежат? Что определяет эту принадлежность?
Как вы заметили, героям рассказов М. Зощенко необходимо высказаться. Кто является их потенциальным адресатом? На кого рассчитаны их истории?
Чем рассказы М. Зощенко похожи на анекдот и чем от него отличаются?
В рассказах М. Зощенко важно не событие само по себе, а событие, пропущенное через сознание и речь «простого человека». С какой целью автор создает «речевую физиономию» своих рассказчиков? Зачем в рассказах используется ненормативная лексика (ругательства, жаргонные и просторечные слова и выражения)? Как с помощью языка М. Зощенко создает образ «некультурного человека»?
В чем проявляется сходство сюжетов произведений М. Зощенко? О чем оно свидетельствует?
Как в сознании и в речи взаимосвязаны «старые» и «новые» взгляды на жизнь?
В каких фразах герои выражают чувство своей причастности к событиям века?
Перечислите, в каких именно местах происходят события рассказов М. Зощенко? Что между ними общего? Какой фон создают они для развития темы «некультурности»?
На какую социальную роль претендуют герои рассказов М. Зощенко? Совпадают ли они с ней?
Сравните начало и концовку в рассказах М. Зощенко. Есть ли между ними сходство? Если вы считаете, что есть, чем можно его объяснить?
Как название рассказов соотносится с их содержанием?
Благодаря чему возникает комический эффект в «Жертве революции»? От чего на самом деле пострадал Ефим Григорьевич? Перечитайте последний абзац рассказа. С какой целью герой рассказывает свою историю? Какая несправедливость заставляет его вспоминать о своих заслугах и демонстрировать раны?
Какие представления об аристократах имеет Григорий Иванович («Аристократка»)? Найдите ответ в тексте. Правильно ли употребляет герой слово «аристократка»? Почему герой все время интересуется работой водопровода? С какой целью Григорий Иванович ведет «аристократку» в театр? Прочитайте фрагмент рассказа, в котором говорится о том, как театральная публика реагирует на происходящее в фойе театра. Как поведение собравшейся толпы характеризует ее? Чем, по-вашему, люди в фойе отличаются от главного героя?
Из-за чего произошел «бой» в коммунальной квартире, изображенный в рассказе «Нервные люди»? Почему именно в пространстве коммунальной кухни случилось это происшествие? Как это пространство влияет на речевое поведение персонажей?
Почему рассказ «Актер» начинается с заверений в том, что изображаемые рассказчиком события на самом деле происходили в действительности? Чем актеры на сцене и зрители похожи друг на друга? С какой целью автор соотносит в сюжете своего рассказа поведение публики в зрительном зале и актеров?
Зачем читателю сообщается в начале рассказа «Тормоз Вестингауза», что Володька Боков был «выпивши»? Рассчитывает ли рассказчик на понимание слушателей? Подтвердите свои предположения текстом. Как герой рассказа объясняет собственное поведение? Почему Володьке Бокову не пришлось отвечать за сорванный стоп-кран? Как некультурное поведение героя разоблачает ненормальность социального мира, делает ее смешной и жалкой в глазах читателя?
Зачем автор в своих произведениях уподобляет главного героя актеру на сцене социальной жизни, а «прочих граждан» - публике, активно принимающей участие в этом «спектакле жизни»? Как сюжетная ситуация актер - публика отражена в композиции рассказов? Отвечая на последний вопрос, обратите внимание на соотношение позиций рассказчика, являющегося участником или свидетелем событий «спектакля жизни» и его «идеальных» слушателей. Чем, на ваш взгляд, позиция автора отличается от позиций рассказчиков и героев произведений М. Зощенко?
Придумайте историю, напоминающую сюжеты рассказов М. Зощенко. Запишите ее, стилизуя под манеру повествования зощенковского рассказчика. Какие слова и речевые обороты вам могут пригодиться?

Николай Олейников

Хвала изобретателям

Хвала изобретателям, подумавшим о мелкихи смешных приспособлениях:О щипчиках для сахара, о мундштуках для папирос, Хвала тому, кто предложилпечати ставить в удостоверениях,Кто к чайнику приделал крышечку и нос. Кто соску первую построил из резины,Кто макароны выдумал и манную крупу,Кто научил людей болезни изгонять отваром из малины,Кто изготовил яд, несущий смерть клопу. Хвала тому, кто первый началназывать котов и кошек человеческими именами,Кто дал жукам названия точильщиков,могильщиков и дровосеков,Кто ложки чайные украсил буквами и вензелями,Кто греков разделил на древних и на просто греков. Вы, математики, открывшие секреты перекладывания спичек,Вы, техники, создавшие сачок - для бабочек капкан,Изобретатели застежек, пуговиц, петличекИ ты, создатель соуса-пикан! Бирюльки чудные, - идеи ваши - мне всего дороже!Они томят мой ум, прельщают взор...Хвала тому, кто сделал пуделя на льва похожимИ кто придумал должность - контролер! 1932

Смерть героя

Шумит земляника над мертвым жуком,В траве его лапки раскинуты.Он думал о том, и он думал о сем, -Теперь из него размышления вынуты. И вот он коробкой пустою лежит,Раздавлен копытом коня,И хрящик сознания в нем не дрожит,И нету в нем больше огня. Он умер, и он позабыт, незаметный герой,Друзья его заняты сами собой. От страшной жары изнывая, паукНа нитке отдельной висит.Гремит погремушками лук,И бабочка в клюкве сидит. Не в силах от счастья лететь,Лепечет, лепечет она,Ей хочется плакать, ей хочется петь,Она вожделенья полна. Вот ягода падает вниз,И капля стучит в тишине,И тля муравьиная бегает близ,И мухи бормочут во сне. А там, где шумит земляника,Где свищет укроп-молодец,Не слышно ни пенья, ни крикаЛежит равнодушный мертвец. 1933

Муха

Я муху безумно любил!Давно это было, друзья,Когда еще молод я был,Когда еще молод был я. Бывало, возьмешь микроскоп,На муху направишь его -На щечки, на глазки, на лоб,Потом на себя самого. И видишь, что я и она,Что мы дополняем друг друга,Что тоже в меня влюбленаМоя дорогая подруга. Кружилась она надо мной,Стучала и билась в стекло,Я с ней целовался порой,И время для нас незаметно текло. Но годы прошли, и ко мнеБолезни сошлися толпой -В коленках, ушах и спинеСтреляют одна за другой. И я уже больше не тот.И нет моей мухи давно.Она не жужжит, не поет,Она не стучится в окно. Забытые чувства теснятся в груди,И сердце мне гложет змея,И нет ничего впереди...О муха! О птичка моя! 1934

О нулях

Приятен вид тетради клетчатой:В ней нуль могучий помещен,А рядом нолик искалеченныйСтоит, как маленький лимон. О вы, нули мои и нолики,Я вас любил, я вас люблю!Скорей лечитесь, меланхолики,Прикосновением к нулю! Нули - целебные кружочки,Они врачи и фельдшера,Без них больной кричит от почки,А с ними он кричит «ура». Когда умру, то не кладите,Не покупайте мне венок,А лучше нолик положитеНа мой печальный бугорок. 1934?

Вопросы и задания

С какими интонациями нужно читать вслух стихотворения Н. Олейникова, чтобы передать их пародийный смысл? Обоснуйте свой ответ и попробуйте подтвердить его собственным выразительным чтением.
Сравните предметы изображения, композиционные особенности, лексический словарь стихотворений Н. Олейникова. О чем (или о ком) в них рассказывается? В какой последовательности? Какие слова и словосочетания употребляет автор, чтобы создать атмосферу пародийной игры?
Вы, конечно, заметили, что в стихотворениях Н. Олейникова форма речи не совпадает с содержанием, а стилистика – с оценкой изображаемых явлений (о смешном говорится нарочито серьезно). Известный литературовед Л. Я. Гинзбург назвала созданный поэтом язык «галантерейным» - «высоким стилем обывательской речи». «В среде старого мещанства, - писала исследовательница, - его порождало подражательное отношение к быту выше расположенных социальных прослоек. В галантерейном языке смешивались слова, заимствованные из светского обихода, из понаслышке освоенной литературы (особенно романтической), со словами профессиональных диалектов приказчиков, парикмахеров, писарей, вообще мелкого чиновничества и армейского офицерства». Найдите в текстах стихотворений особенности этой речевой «галантерейности» - ложноромантической высокопарности и «красивости». С какой целью Н. Олейников использует этот язык?
В стихотворении «Хвала изобретателям» Н. Олейников, по его собственным слова, создал маску «мудреца-наблюдателя», «служителя науки», натурфилософа, а в «Мухе» - маску «несчастного возлюбленного». Как в этих произведениях автор добивается комического эффекта?
Приведите примеры перечислений различных предметов и явлений в стихотворениях Н. Олейникова. Какое значение поэт придает этим словесно-предметным нагромождениям, своеобразному перечню элементов «несуразного мира»?
Как вы понимаете смысл стихотворения «О нулях»? Почему его герой не мыслит себе жизнь без нулей? Чему он противопоставляет нуль? Что означает это противопоставление? Как образ нуля помогает лучше понять пародийную логику стихотворений Н. Олейникова?
Чем «некультурная речь» героев М. Зощенко и «галантерейный язык» лирических персонажей-масок Н. Олейникова похожи, а чем отличаются?

Даниил Хармс

Случаи

Голубая тетрадь N 10

ЖИЛ один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос,так что рыжим его называли условно. Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него не было, ихребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было. Ничего не было! Так чтоне понятно, о ком идет речь. Уж лучше мы о нем не будем больше говорить. 1937

Случаи

Однажды Орлов объелся толченым горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с буфета и тоже умерла. А дети Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причесываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал даму с кнутом и сошел с ума. А Перехрестов получил телеграфом четыреста рублей и так заважничал, что его вытолкали со службы. Хорошие люди не умеют поставить себя на твердую ногу. 1933

Сонет

Удивительный случай случился со мной: я вдруг забыл, что идет раньше - 7 или 8. Я отправился к соседям и спросил их, что они думают по этому поводу. Каково же было их и мое удивление, когда они вдруг обнаружили, что тоже не могутвспомнить порядок счета. 1,2,3,4,5 и 6 помнят, а дальше забыли. Мы все пошли в комерческий магазин "Гастроном", что на углу Знаменской и Бассейной улицы, и спросили кассиршу о нашем недоумении. Кассирша грустно улыбнулась, вынула изо рта маленький молоточек и, слегка подвигав носом, сказала: - По-моему, семь идет после восьми в том случае, когда восемь идет после семи. Мы поблагодарили кассиршу и с радостью выбежали из магазина. Но тут, вдумываясь в слова кассирши, мы опять приуныли, так как ее слова показались нам лишенными всякого смысла. Что нам было делать? Мы пошли в Летний сад и стали там считать деревья. Но дойдя в счете до 6-ти, мы остановились и начали спорить: по мнению одних дальше следовало 7, по мнению других - 8. Мы спорили бы очень долго, но, по счастию тут со скамейки свалился какой-то ребе-нок и сломал себе обе челюсти. Это отвлекло нас от нашего спора. А потом мы разошлись по домам. 1935

Оптический обман

Семен Семенович, надев очки, смотрит на сосну и видит: на сосне сидит мужик и показывает ему кулак. Семен Семенович, сняв очки, смотрит на сосну и видит, что на сосне никто не сидит. Семен Семенович, надев очки, смотрит на сосну и опять видит, что на сосне сидит му-жик и показывает ему кулак. Семен Семенович, сняв очки, опять видит, что на сосне никто не сидит. Семен Семенович, опять надев очки, смотрит на сосну и опять видит, что на сосне си-дит мужик и показывает ему кулак. Семен Семенович не желает верить в это явление и считает это явление оптическим обманом.

1934

Сон

Калугин заснул и увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо кустов проходит мили-ционер. Калугин проснулся, почесал рот и опять заснул, и опять увидел сон, будто он идетмимо кустов, а в кустах притаился и сидит милиционер. Калугин проснулся, подложил под голову газету, чтобы не мочить слюнями подушку, и опять заснул, и опять увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо кустов проходит милиционер. Калугин проснулся, переменил газету, лег и заснул опять. Заснул и опять увидел сон,будто он идет мимо кустов, а в кустах сидит милиционер. Тут Калугин проснулся и решил больше не спать, но моментально заснул и увидел сон, будто он сидит за милиционером, а мимо проходят кусты. Калугин закричал и заметался в кровати, но проснуться уже не мог. Калугин спал четыре дня и четыре ночи подряд и на пятый день проснулся таким то-щим, что сапоги пришлось подвязывать к ногам веревочкой, чтобы они не сваливались. В булочной, где Калугин всегда покупал пшеничный хлеб, его не узнали и подсунули ему полуржаной. А санитарная комиссия, ходя по квартирам и увидя Калугина, нашла его антисанитарным и никуда не годным и приказала жакту выкинуть Калугина вместе с сором. Калугина сложили пополам и выкинули его как сор. Тюк! Лето, письменный стол. Направо дверь. На столе картина. На картине нарисована лошадь, а в зубах у лошади цыган. Ольга Петровна колет дрова. При каждом ударе с носа Ольги Петровны соскакивает пенсне. Евдоким Осипович сидит в креслах и курит. О л ь г а П е т р о в н а (ударяет колуном по полену, которое, однако, нисколько не раскалывается). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! О л ь г а П е т р о в н а. (Надевая пенсне, бьет по полену). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! Е в д о к и м О с и п о в и ч (Надевая пенсне). Евдоким Осипович! Я вас прошу, неговорите этого слова "тюк". Е в д о к и м О с и п о в и ч. Хорошо, хорошо. О л ь г а П е т р о в н а (Ударяет колуном по полену). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! О л ь г а П е т р о в н а (надевая пенсне). Евдоким Осипович! Вы обещали не гово-рить этого слова "тюк". Е в д о к и м О с и п о в и ч. Хорошо, хорошо, Ольга Петровна! Больше не буду. О л ь г а П е т р о в н а (Ударяет колуном по полену). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! О л ь г а П е т р о в н а (надевая пенсне) Это безобразие! Взрослый пожилой чело-век и не понимает простой человеческой просьбы! Е в д о к и м О с и п о в и ч. ОльгаПетровна! Вы можете спокойно продолжать вашу работу. Я больше мешать не буду. О л ь г а П е т р о в н а . Ну я прошу вас, я очень прошу вас: дайте мне расколотьхотя бы это полено. Е в д о к и м О с и п о в и ч. Колите, конечно, колите! О л ь г а П е т р о в н а (Ударяет колуном по полену). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! Ольга Петровна роняет колун, открывает рот, но ничего не может сказать. Евдоким Осипович встает с кресел, оглядывает Ольгу Петровну с головы до ног и медленно уходит. Ольга Петровна стоит неподвижно с открытым ртом и смотрит на удаляющегося Евдокима Осиповича. Занавес медленно опускается.

Связь

Философ! 1. Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне в ответ намое письмо, которое я написал Вам. 2. Один скрипач купил себе магнит и понес его домой. По дороге на скрипача напали хулиганы и сбили с него шапку. Ветер подхватил шапку и понес ее по улице. 3. Скрипач положил магнит на землю и побежал за шапкой. Шапка попала в лужу азотной кислоты и там истлела. 4. А хулиганы тем временем схватили магнит и скрылись. 5. Скрипач вернулся домой без пальто и шапки, потому что шапка истлела в азотной кислоте, и скрипач, расстроенный потерей своей шапки, забыл пальто в трамвае. 6. Кондуктор того трамвая отнес пальто на барахолку и там обменял на сметатану, крупу и помидоры. 7. Тесть кондуктора объелся помидорами и умер. Труп тестя кондуктора положили в покойницкую, но потом его перепутали и вместо тестя кондуктора похоронили какую-то старушку. 8. На могиле старушки поставили белый столб с надписью: "Антон Сергеевич Кондратьев". 9. Через одиннадцать лет этот столб источили черви, и он упал. А кладбищенский сторож распилил этот столб на четыре части и сжег его в своей плите. А жена кладбищенского сторожа на этом огне сварила суп из цветной капусты. 10. Но когда суп был уже готов, со стены упала муха прямо в кастрюлю с этим супом. Суп отдали нищему Тимофею. 11. Нищий Тимофей поел супа и рассказал нищему Николаю про доброту кладбищенского сторожа. 12. На другой день нищий Николай пришел к кладбищенскому сторожу и стал просить милостыню. Но кладбищенский сторож ничего не дал Николаю и прогнал прочь. 13. Нищий Николай очень обозлился и поджег дом кладбищенского сторожа. 14.Огонь перекинулся с дома на церковь, и церковь сгорела. 15. Повелось длительное следствие, но причину пожара установить не удалось.16. На том месте, где была церковь, построили клуб и в день открытия клуба устроили концерт, на котором выступал скрипач, который четырнадцать лет назад потерял свое пальто. 17. А среди слушателей сидел сын одного из тех хулиганов, которые четырнадцать лет тому назад сбили шапку с этого скрипача. 18.После концерта они поехали домой в одном трамвае. Но в трамвае, который ехал за ними, вагоновожатым был тот самый кондуктор, который когда-то продал пальто скрипача на барахолке. 19. И вот они едут поздно вечером по городу: впереди - скрипач и сын хулигана, а за ними вагоновожатый, бывший кондуктор. 20. Они едут и не знают, какая между ними связь, и не узнают до самой смерти. 14 сентября 1937 г.

Вопросы и задания

1. Какое впечатление произвели на вас «случаи» Д. Хармса? Как бы вы рассказали другому человеку о своем понимании этих небольших произведений? На что бы обратили в своем рассказе особое внимание: на смешные или грустные стороны «чепуховых» текстов Д. Хармса? Какой представляется читателю реальность в произведениях Д. Хармса?

На чем основан смеховой эффект историй Д. Хпрмса? Как в его произведениях создается атмосфера абсурда? Попытайтесь собственную гипотезу подтвердить конкретными примерами.
Сравните историю о рыжем человеке с рассказом о «хороших людях» (Орлове и пр.). Какие сходства между этими «случаями» вы заметили?
Какое значение имеет в «случае» «Сонет» мотивы беспамятства, пересчитывания и спора?
Сравните «случаи» «Оптический обман» и «Сон», обращая внимание на соотнесенность в каждом из текстов мира как бы действительного и мира иллюзорного, мнимого. С какой целью в каждом из этих произведений автор использует повторы отдельных словосочетаний и синтаксических конструкций? Какого эффекта таким образом он добивается?
Разыграйте по ролям «случай-сценку» «Тюк!», предварительно решив, с какими интонациями (подчеркнуто юмористическими или крайне серьезными) каждый из исполнителей должен произносить реплики Ольги Петровны и Евдокима Осиповича? Какое значение в этих текстах отводится авторским ремаркам?
Внимательно перечитайте «письмо» «Связь». Проследите за «цепочной логикой» изображенных событий. Чем последовательность событий, изображенных в этом рассказе, напоминает «цепочные сюжеты» фольклорных сказок типа «Теремка», «Репки» и т. п., а чем от них принципиально отличается? Каким (-и) словом (словами) можно определить художественную логику «Связи» Д. Хармса? Если вам представляется, что писатель демонстрирует здесь какую-то «нелогичную логику», «абсурдную связь», «полную чепуху», попробуйте объяснить, зачем он это делает.
Почему свои истории Д. Хармс назвал «Случаями»? Попробуйте самостоятельно придумать юмористическое и вполне серьезное (научное) жанровое определение «случая».
В чем состоит, на ваш взгляд, отличие «случаев» Д. Хармса от рассказов М. Зощенко? Обоснуйте свою точку зрения анализом конкретных текстов этих писателей.
Напишите сочинение на тему «Смешной мир» и «смешной язык» в русской литературе 20-30-х гг. (по произведениям М. Зощенко, Н. Олейникова, Д. Хармса)».

Раздел 4.

«Вечные» темы в эпоху исторических метаморфоз

Михаил Булгаков

Мастер и Маргарита

Роман

(Фрагменты)

Часть первая

...Так кто ж ты, наконец?

- Я - часть той силы, что вечно хочет

зла и вечно совершает благо.

Гете. "Фауст"

Глава 1

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 38 39 40 41 424344 45 46 47 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!