Глава 2. ПОЗНАНИЕ СЕБЯ: РАЗРЕШЕНИЕ ВНУТРЕННИХ ПРОТИВОРЕЧИЙ 5 страница



 

Но вот однажды Вор встретил настоящего Судью. И тот без долгих слов посадил Вора в тюрьму.

 

— За что? — кричал оскорбленный Вор. — Я ничего не украл.

 

— Спроси у своего лица, а еще лучше — у совести, — отвечал Судья. — И даже если ты ничего не украл сейчас, то уж в прошлом или в будущем обязательно что-то совершишь! На тебе просто написано, что ты не понимаешь, что такое добро, а что — зло.

 

И вот Вора заключили в башню, где он должен был находиться неведомо сколько, так как, по мнению Судьи, он был опасен для общества.

 

Вначале Вору было скучно, потом страшно скучно, потом плохо, очень плохо, так, что он даже стал думать о смерти. И вот как-то, когда он стал отказываться от еды, его перевели в новую камеру. Она была в башне, на самом высоком этаже. Убежать отсюда немыслимо, но зато можно было видеть домишки, примыкавшие к территории тюрьмы.

 

Это были жалкие лачуги с чахлыми садиками, и жили в них очень бедные люди. Однако их жизнь казалась Вору невероятно интересной. Особенно один дом привлекал его внимание. В нем жил дровосек с женой и маленькой дочерью. Девочка была так прелестна, что Вор мог смотреть на нее и днем и ночью, не уставая. Она вставала с солнцем, улыбалась, открывая окно, и кричала «доброе утро!» всему миру, так как не предназначала его никому в отдельности. Потом она провожала отца, помогала по хозяйству матери, играла, пела, сама себе рассказывала какие-то истории.

 

Самое чудесное было вечером, когда она, прежде чем затушить свечу, целовала пушистого кота. Потом она засыпала, и Вор ждал, когда лунные лучи проберутся к ее постели и осветят лицо. Сам того не замечая, он привязался к этой семье и словно стал жить в ней. Более того, ему стали сниться сказочные сны. Так однажды ему привиделся кот, который пришел в его камеру, чтобы пригласить на день рождения девочки.

 

— Но как я пройду сквозь стены и не заблужусь на ваших кошачьих дорогах? — удивился Вор.

 

— О, не беспокойся, ты перейдешь в мое тело, а я в твое. Взгляни на мои лапки. Они в розовой краске. Это я сделал специально, чтобы оставить для тебя следы. По ним ты найдешь дорогу.

 

О, как был счастлив Вор, когда очутился в домике маленькой принцессы, как он окрестил девочку, и получил ее поцелуй.

 

Но однажды случилось несчастье. Вор увидел, как какой-то чужой человек влез в дом, стал искать деньги и даже вытащил нож, угрожая девочке и требуя, чтобы она открыла, где лежат их сбережения.

 

Она плакала, а он размахивал ножом. В это время вошла мать. Увидев эту картину, она упала бездыханной на землю. Ее сердце не выдержало этого ужаса.

 

Грабитель бежал, а Вор у своего окна бился о решетку, отчаянно кричал и плакал. Потом он видел, как в том же дворе похоронили мать девочки, как сама она приходила на могилу и безутешно плакала, а отец ее, не вынеся потери, запил.

 

Счастье и мир, в котором жила добрая семья, жизнь самого Вора были разрушены в один момент.

 

Страшным горем явилось для Вора это событие. Тем не менее, что-то случилось с ним, и сторож доложил о нем Судье. И вот Вора вызвали снова в Суд.

 

— Теперь у тебя нормальное лицо! — заявил Судья. — Ты можешь быть свободен.

 

«Не слишком ли вы поторопились, господин Судья», — подумал Вор.

 

Его душа кипела ненавистью к грабителю, и он собирался найти его и отомстить. Ведь даже полученная свобода не радовала его. По сути дела в душе у Вора не было никого, кого бы он любил, кроме этой бедной уничтоженной семьи. И вот он пришел к дому, на который смотрел семь лет из окна тюремной башни. Все было знакомо ему. Только дом был абсолютно пуст, если не считать кота.

 

— Где девочка и ее отец, что живут здесь? — спросил Вор у соседей. Они удивились его вопросу. Тогда он стал пояснять, что в дом влез грабитель, что умерла мать девочки, что отец стал пьяницей.

 

— Но это произошло уже десять лет назад, хозяин умер вслед за женой, а дочь их где-то пропала. Того же грабителя поймали через три года и посадили в тюремную башню так, чтобы он видел то зло, которое совершил. В ужасе Вор схватился за голову. Внезапно он вспомнил тот обычный для него и, конечно, давно забытый день, когда забрался в дом и решил попугать какую-то девочку и ее мать. Вот что вышло из его поступка.

 

Но как эти события вернулись к нему через года после того, как произошли? Кому он будет теперь мстить? Вор вернулся к Судье и просил оставить его в тюрьме.

 

— Только разрешите мне посещать заключенных. Может, я помогу и им, и вам.

 

С тех пор прошло много лет. В разные камеры входил грустный старик с пушистым котом, у которого были розовые лапки. Он ничего не рассказывал о себе, но его присутствие меняло преступников. В них просыпалось доброе начало, особенно когда из-за решеток доносился тонкий девичий голосок, распевающий трогательные песни, а кот забирался им на плечи и ластился.

 

И, конечно, его мурлыканье было лучшим аккомпанементом и для молчания старика и для песни. И людям возвращалось человеческое.

В содержание

 

ТРОЛЛЬ

Эту историю я хочу рассказать самому себе. Как часто, оглядываясь на прошлое, испытываешь такое чувство, будто не ты, а кто-то другой прожил твою жизнь. В самом деле, попробуй сравнить себя настоящего с тем, который когда-то, смеясь, тянулся младенческими руками к огню, видел его блеск и не знал жара. Или с тем, кто призывал смерть у порога женщины, отвернувшейся от его любви. Наконец, узнаешь ли себя в том философе, устремившемся к познанию смысла жизни и обнаружившем такое же бессилие своего рассудка, как ранее — неверность ощущений и непостоянство сердца. Все это был не ты, мой милый. И сейчас, когда дрожат пальцы, а глаза слезятся, встречаясь со светом, тягостно твое недоумение. Все время заключено в настоящем. Так было всегда, и ты словно просидел в кресле с самого рождения, читая увлекательную книгу бытия. Неведомый библиотекарь листал страницы своих дней. И вот повесть близится к концу. Все быстрее мелькают цветные картинки бытия, все громче стучит маятник, отмеривающий твое существование. Тревога охватывает тебя, кода ты ищешь опоры и не можешь оторвать взгляда от страниц. Довольно чтения, пора начать жить! Да, давно пора, но как это сделать? Слишком поздно ты осознал себя отдельно от книги и напрасны твои отчаянные попытки узнать, что лежит за страшным пределом, который надлежит скоро перешагнуть. О, сколько людей окружало тебя при рождении. Их радость, сливаясь с твоей, отбрасывала любые вопросы. Теперь же тебя мучит сомнение в авторстве дочитываемого произведения. Теперь тебе известно, что каждый встречает смерть в одиночку… Но разве она не одинакова для всех? — Нет. Различна, как и жизнь. Задумайся. Что мы знаем? Остановись не мгновение, спроси у самого себя, у окружающих: «Что мы знаем?»

 

В одну из тех минут, которые влияют на нашу судьбу, мне попалось на глаза странное изречение Гераклита Эфесского: «Бессмертные — смертны, смертные — бессмертны: живущие их смертью — их жизнью умирающие». Нет, не часы, не дни, а годы я пытался проникнуть в эту мысль, пока не понял, что охватить ее одним разумом невозможно. А между тем в событиях моей жизни все отчетливее вставало решение темной загадки великого мудреца. Но прежде я должен припомнить все сначала.

 

Когда-то в раннем детстве я очень тяжело болел. Усилия врачей не приносили результатов, и, в конце концов, они отступились от меня.

 

Заплаканные лица родных и близких печальной вереницей потекли около моей постели, они прощались со мной, и как ни был я мал, их поведение стало мне понятно. Страх охватил меня, и я закричал. Люди поспешно покинули комнату, и я остался один. Вероятно, сознание на какое-то время оставило меня, потому что блеск свечей, горевших в углу, вдруг сменился глубоким мраком. Затем я услышал звук, который вначале был очень тихим, но постепенно все нарастал, словно шум камня, падающего с большой высоты. Я узнал свой голос. Это мой крик возвратился ко мне. Позднее, когда мои представления о мире расширились, я понял, что поразившее меня явление называлось эхом. Стекла в очках задрожали, как от удара, и в то же мгновение рядом с моей постелью оказался маленький лысый старичок. Одет он был в какой-то старинный камзол с замысловатыми узорами, которые переливались, как живые блестящие змейки на черном фоне бархата.

 

Незнакомец раскурил длинную трубку, а затем, наклонившись ко мне, пустил густую струю дыма мне в лицо. Нежный сладковатый аромат проник в мою грудь. Тело растворилось в нем, стало необычайно легким и поднялось в воздух. Я крепко зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел, что нахожусь в маленьком белом облаке, пронизанном лунными лучами. Подо мной проплывали обледенелые вершины гор. Синеватый туман вставал из темных ущелий, и надо всем царила удивительная тишина. Я говорю удивительная, потому что никогда раньше, ни после не испытывал такого полного и торжественного слияния с миром, такого ощущения покоя, который был, верно, при зарождении Земли. Меж тем мои переживания прервались так же, как и возникли. Я вновь лежал в своей постели, а около меня хлопотала сиделка. Кризис миновал, и здоровье вернулось ко мне. Может, после этой чудесной ночи, воспоминания о которой со временем не потускнели, а стали ярче, я начал мечтать о том, чтобы попасть в горы. Вся комната моя была увешана картинами с изображением хребтов, ущелий, водопадов, однако осуществить свои планы мне удалось лишь много лет спустя.

 

Случай свел меня с одной семьей, глава которой, Сигурд Кальвис, был одержим оккультными науками, и, вероятно, обладал немалыми способностями, так как свободно ориентировался в самых запутанных откровениях каббалистов, знал литературу алхимиков, разбирался в астрологии. Все эти забытые учения вместе с верой в колдовство — давно отвергнутые и осмеянные нашим веком, в руках Сигурда являлись тайной силой, которая внушала уважение. Порой, когда он рассказывал о своей жизни, мне казалось, что он безумец или лжец.

 

Так, Йордис, его жена, по словам Сигурда, только носила облик человека, а на самом деле была речной нимфой, которую он вызвал из водопада, не найдя себе достойной пары среди людей. Имя своей маленькой дочери Сигурд никогда не произносил вслух, так как это могло принести несчастье. В доме его жили семь черных без единого пятнышка кошек, которых никогда не кормили, но раз в день хозяин садился за старую фисгармонию и играл для них одну и ту же старинную мелодию. Он утверждал, что в этот момент сгущается астральная энергия и передается его питомцам. Кошки же, олицетворявшие собой духов природы, располагались вокруг музыканта в самых причудливых позах и замирали, внимая его игре. Конечно, все это казалось бредом, если бы предсказания Сигурда своим знакомым не сбывались с поразительной точностью, если бы он однажды не разыскал клад после своих ночных занятий, если бы в зеркале, отлитом из чистого серебра, не появлялись бледные лица давно умерших людей.

 

И вот новая идея захватила Сигурда. Золото, которое он нашел, пробудило в нем алчность. «Есть великий закон тождества, гласящий, что подобное притягивает подобное, — заявил он. — Мне нужно чистое золото, которого еще не касались руки людей. Я отолью золотой жезл и с его помощью разыщу сокровища горных духов». Вот каким образом затеялась экспедиция на Кавказ, в которой я принял участие.

 

Долгожданная встреча с горами не принесла мне, однако, тех восторгов, которые я лелеял. Мы начали путешествие поздней осенью, когда в долинах уже осыпалась листва с деревьев, а перевалы покрывал глубокий снег. Густые туманы спрятали величие и красоту вершин. Нас было четверо. Не знаю, что побудило Сигурда взять с собой жену и дочь. Наша экспедиция с каждым днем подвергалась все большим опасностям. Мы шли целые дни подряд, слепо доверившись нашему руководителю. Однажды, на привале, Сигурд впервые за долгое время улыбнулся: «Наш путь близится к концу». Он положил свой жезл на камень, и мы увидели, что сверкающая палочка вдруг повернулась вокруг оси, устремившись острием в сторону ближайшего перевала. Сигурд изменил ее положение, но она снова, как стрелка компаса, указала то же направление: «Завтра мы будем у цели». Ранним утром мы вышли на ледник и стали почти ползком подниматься к крутому перевалу. Хотя вокруг расстилался снег, ветер, дувший из-за хребта, донес странные ароматы не то цветов, не то листьев. Я шел следом за Йордис, которая обнаруживала невероятную силу и стойкость ко всем тяготам пути. Дочь она несла поочередно с Сигурдом, не выказывая ни малейшей усталости.

 

Вот мы поднялись выше границы облаков. Сказочно фантастическая страна, озаренная солнцем, показалась нам навстречу. Перевал, казалось, был в двух шагах, когда Йордис вдруг остановилась и запела. «Замолчи! Ты разбудишь Тролля!» — крикнул Сигурд, но женщина продолжала петь.

 

Внезапно все тело ее стало вытягиваться, покрываясь ледяной коркой. Она всплеснула руками, и они застыли у нее над головой. В одно мгновение она превратилась в прозрачную глыбу льда, пронизанную лучами солнца. Но голос ее звучал все громче и громче. Сигурд подбежал к ней и ударил золотым жезлом. Тысячи искристых осколков брызнули во все стороны, вслед за ними фонтаном поднялся столб воды и хлынул вниз в долину, сметая все на своем пути. Горный поток бушевал на том месте, где только что стояла Йордис. Покой ледяного царства нельзя нарушить безнаказанно. Вершина, соседняя с перевалом, стряхнула свой сон, и грозная лавина снежного обвала ринулась на нас. Я очнулся не скоро и странное чувство, что, открыв глаза, я увижу себя ребенком в постели, охватило меня. Может, этому способствовал дурманящий аромат, летевший из-за перевала и напоминающий запах дыма из трубки старика, спасшего когда-то меня в детстве. Веки мои с трудом приподнялись. Я лежал в сугробе снега почти у места нашей последней стоянки. Наступили сумерки, и вершины напоминали Догорающие языки гигантского пламени.

 

Незнакомая темная фигура поднималась по склону горы. На плечах ее сидела дочь Сигурда и Йордис. Рядом со мной виднелись глубокие следы человеческих ног. В одном из них что-то блестело. Я протянул руку: тончайшей резьбы золотой кленовый лист покрыл мою ладонь. Не помню, как я нашел силы встать и двинуться в обратный путь. Пастушеская хижина у подножия хребта укрыла меня от холода ночи, а затем по тропинке я добрался до селения. Семья Сигурда исчезла, и поиски, предпринятые местными жителями, не принесли результата, я же вернулся домой.

 

Всю ту долгую зиму меня преследовали воспоминания о гибели экспедиции, о превращении Йордис в реку, о странных словах Сигурда, предупреждавшего не разбудить Тролля.

 

Прошло три года, переживания мои потускнели и сменились другими.

 

Наконец, случай снова способствовал моему путешествию в горы. У подножия Кавказского хребта я остановился в небольшом лагере, куда собралась молодежь чуть ли не со всех сторон света. Дни посвящались походам в горы. Вечерами вокруг костра пели песни и танцевали. Как-то среди веселой толпы мои глаза обнаружили девушку, которая не принимала участия в общих затеях, а с напряженным вниманием следила за окружающими, словно кого-то пыталась найти. Красота ее не вызывала сомнений, но, когда начались танцы, никто не подошел, чтобы пригласить ее. Меж тем это, видимо, нисколько не огорчило красавицу. Слегка наклонив голову, она чему-то улыбалась, и длинные, золотистые от огня волосы, падая на лицо, создавали впечатление вуали. В ней чувствовались одновременно хрупкость и сила. Когда-то я увлекался скульптурой и знал, что выразительность тела может говорить подчас куда больше лица.

 

Поза, в которой сидела девушка, была примечательна: поджав под себя ноги, она откинулась назад, опираясь о землю. Руки напоминали простертые крылья или лепестки. Таков цветок Цикламены, весь воплощенная нежность против бури. Несколько вечеров подряд я наблюдал за незнакомкой, любуясь пластичностью ее фигуры, легкостью движений, неуловимой прелестью полуулыбки, постоянно скрывающейся за сетью волос. Наконец, очутившись рядом с каким-то старожилом, я спросил ее о ней.

 

— Не советую вам ею интересоваться, — ответил он, — если не хотите печальных приключений. Это Нирэ. Ее прозывают невестой Тролля. Трудно сознаться в суеверии, но она приносит несчастие тем, кто с ней сталкивается. Она бредит какой-то таинственной долиной, в которой круглый год царит Осень. Несколько новичков, увлекшись ее красотой, а может, и рассказами, отправились с ней на поиски этого места и не вернулись обратно. Обвинить Нирэ в умышленном злодействе нельзя. Она больше всех переживала исчезновение своих спутников, хотя и не могла толково рассказать об их конце. Вероятно, они бросили ее где-то в пути, сообразив, что она безумна, и напрасно пытались найти обратную дорогу.

 

— А как же возвращалась Нирэ? — спросил я.

 

— О, пожалуй, это основная причина, почему ее просватали за Тролля. У нее поразительная способность ориентировки. К тому же не раз люди были свидетелями, как она падала с обрывов, где всякого ждала бы неминуемая гибель. Но Нирэ всегда оставалась невредимой, будто и впрямь ее хранит горный дух.

 

Рассказ моего доброжелателя нисколько не остудил моего пыла.

 

Заиграл следующий танец, и я с трепетом коснулся руки Нирэ. Где-то я читал, что только дрессировщики знают цену первого прикосновения. Зверь может проявлять какие угодно признаки расположения, но только когда он позволит прикоснуться к себе и не нанесет удар, его считают прирученным. Мне не передать ощущений, которые возникли в тот момент.

 

Я был брошен навзничь на землю, я стал тонуть без воды, я испытал радость и страх самоубийцы, заглянувшего в бездну, куда он собирался ступить. Потом раздался голос Нирэ, и я уже не замечал, потому что смолкла музыка, потому что слышал другую, лившуюся из глубины души, что давно потух костер, потому что мрак ночи стал для меня ярче света от близости существа, прозрачность которого словно была пропитана лунным светом. Все фантастические образы и видения, окружившие меня при встрече с Сигурдом, вновь проснулись и безраздельно завладели мной.

 

— Ты пришел! — сказала Нирэ. — Я так ждала тебя. Теперь мы окончим путь и вернемся навсегда в Осеннюю долину.

 

Я глядел на нее, как зачарованный, с изумлением узнавая в ней черты маленькой дочери Сигурда и Йордис. С ее слов я узнал, что после обвала она очутилась на плечах старика, который медленно поднимался в гору к тому самому перевалу, где произошла страшная трагедия с ее отцом и матерью. Ужас девочки сменился восторгом, когда они пересекли границу снегов и вдруг очутились в царстве осени. Склоны гор были покрыты старыми кленами, дубравами, сменявшимися березняком, тисами, буком. На ветвях пламенела листва. Ветер срывал ее и нес в долину. Желтые, оранжевые, бордовые листья, кружась как в танце, спускались к голубому прозрачному озеру и покрывали ярким убором берега. Зеркало его вод было чисто, как небо в ясную погоду, и изливало ровный спокойный свет. Самым поразительным было то, что озеро сохраняло постоянное отражение солнца, которого могло и не быть над долиной.

 

Ночью в темном небе над горами сияли звезды, а лес озарялся лучами, исходившими от озера. И странной чередой сменялась стража двух солнц.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 134; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!