Подготовка текста и перевод Н. В. Понырко, комментарии Н. В. Понырко и Я. С. Лурье 16 страница
И мы же все того дѣлъма воспоминаемъ вамъ, но понеже и на среду хощемъ привести великое его смирение, и великий его разумъ, и обычай его, с кротостию смешенъ. Но якоже князь бѣ и воевода, но, реку же, пастырь овцам. Но понеже бо когда его вижду за домъ Святого Спаса[99] добрѣ стояща, и то княземъ его и воеводою зову. А его же когда вижу о людехъ пекущася, и тъ пастыря его нарицаю. А егдаже его вижу ко церкви Божии прилѣжаща, и тогда истинное овча нарицаю его стада Христова.
Мы же все это ради того напоминаем вам, что хотим показать великое его смирение, и разум его великий, и нрав его, полный кротости. Был он как князем и воеводой, так и пастырем овцам, скажу я вам. Ибо когда вижу его твердо стоящим за дом Святого Спаса, тогда зову его князем и военачальником. А когда вижу его о людях пекущимся, тогда пастырем его именую. Когда же вижу его радеющим церкви Божией, тогда именую его истинной овцой стада Христова.
И по скорбии же дний тѣхъ, минувшимъ днемъ двѣма или трема, прииде вѣсть таковая, якоже и не хотѣхомъ и слышати, но что же король великопольский и краковьский и великий князь литовъский Казимиръ[100] съ всѣми силами, и еще же и многыхъ земль с нимъ люди, идетъ на домъ Святого Спаса но и на великого князя Бориса Александровича.
И спустя два или три дня после скорбных событий тех дней, пришло такое известие, что не хотелось даже и слышать, — о том, что король великопольский и краковский и великий князь литовский Казимир со всею силою и со множеством людей из разных земель идет на дом Святого Спаса и на великого князя Бориса Александровича.
|
|
|
И тогда бо сущу в Новѣгородѣ недругъ бысть великому князю Борису и князю Дмитрею, зовомому Шемяцѣ.[101] И в тая же времена и тъй хотяаше нѣгдѣ украину взяти великого князя Бориса Александровича. Но бяше бо и та земъля многонародна. И егъда же сие слышавше людие невеселыя тѣя вѣсти, и они бо во иныя грады помышляяху ити, а инии на бѣгъство готовляхуся. Но и прихожааху к великому князю Борису Алексанъдровичю и помышляяху ему, но да бы во инъ градъ шелъ, и глаголюще ему: «Но есть обычай многымъ государемъ, и егда же какому пожару бывшю, и тогда во иныи грады преходятъ и пребываютъ. И нынѣ на тебе толикиа и великиа силы подвигнушася, но и ты же здѣсе хощеши пребывати без града». Но и князь же великий Борисъ ни слышати того не хотяаше, но рекы: «Не буди мнѣ тако, но что же оставя ми домъ Святого Спаса, да поити во иный градъ. И кую хвалу азъ приобрящу? Но Богъ нам прибѣжище и сила, помощникъ въ скорбѣхъ, обрѣтших ны зѣло.[102] На Господа уповая и не изнеможемъ. И нѣсте ли чли Писаниа: “Надѣющейся на Господа, яко гора Сионъ, не подвижиться въ вѣкы”.[103] И на Господа упование кто стяжа, но выше всѣхъ скорбящихъ. И нѣсте ль слышали великого мученика Христова Дмитриа, и какъ о своихъ си людехъ глаголаше:[104] “Но, Господи, аще ли погубиши ихъ, то и азъ с ними погибну”. Но и мы же поревнуимъ Христову мученику Дмитрию и на помощь призываемъ его. Но аще ли ми лучится и глава своя положити за домъ Святого Спаса и за вся люди, но велми благодарю Бога и его пречистую матерь. А не буди ми въ градѣ сидѣти, а людемъ моимъ въ пленъ веденымъ быти. И вы же себѣ сотворите градъ, и азъ же вамъ оставлю въ градѣ святител и свою княгиню. А самъ сяду на конь, но еже хощетъ Богъ, тъ сътворитъ». И нача въоружатися, и посла по всѣ свои князи и боляре, но и еще же посла по брата по своего по молодшаго, по князя Ивана Андрѣевича.[105] И той к нему прииде въборзѣ со многыми людми.
|
|
|
Тогда княжил в Новгороде недруг великого князя Бориса, князь Дмитрий, именуемый Шемяка. И в это же самое время захотел и он отнять часть порубежной земли великого князя Бориса Александровича. А была та земля многонаселенной. И когда услышали люди невеселые те вести, то одни стали помышлять об уходе в другие города, а кое-кто и к бегству готовиться. И стали приходить люди к великому князю Борису Александровичу и советовать ему, чтобы шел он в другой город, говоря ему: «Есть обычай у многих государей, — когда случится какой-либо пожар, переходить в другие города и пребывать там. Ныне же поднялись на тебя столь великие силы, а ты хочешь остаться здесь, без городских стен». Но великий князь Борис и слышать о том не хотел, а сказал: «Не будет того, чтобы я, оставив дом Святого Спаса, пошел в другой город. Какую славу приобрету я тем? Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбях, обступивших нас сильно. Будем уповать на Господа и не ослабнем. Разве не читали вы в Писании: “Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется вовеки”? Кто возымел упование на Господа, тот достойнее всех скорбящих. И разве не слыхали вы о великом мученике Христове Дмитрии, как говорил он о своих людях: „Господи, если ты погубишь их, то и я с ними погибну"? Будем же и мы подражать мученику Христову Димитрию и призовем его на помощь. Если и случится мне положить свою голову за дом Святого Спаса и за всех людей, то радостно возблагодарю Бога и пречистую его матерь. Но не будет того, чтобы я отсиживался в городе, а люди бы мои были в плен ведомы. Выберите себе город, и я оставлю вам в нем святителя и свою княгиню. А сам сяду на коня, и что Богу угодно, то и будет». И стал вооружаться, и послал за всеми своими князьями и боярами, и также послал за братом своим младшим, за князем Иваном Андреевичем. И тот скоро пришел к нему со многими людьми.
|
|
|
|
|
|
И слышавъ же сие король литовский Казимиръ, но якоже грядетъ к нему великий князь Борисъ въ сретение, но нѣ боящеся кознѣй его ни лааниа, но хотяй гордыню его попрати милостию и его пречистыя матере молитвами. И король же повели воеводамъ своимъ порубежнымъ с воеводами великого князя Бориса Александровича мирствовати, и воеводы же великого князя Бориса с воеводами литовскыми начаша миръ соеждати. И доиде слово то и до великого князя Бориса, но якоже воеводы литовские со его воеводами миру хотяаше, и онъ же не токмо повели воеводамъ миръ взяти межи себя, но и еще и х королю посла свои послы; и король же с великою радостию миръ взя, и разидошася кыждо во своя си. Милостию Божиею и молитвами пречистыя Богоматери и здравиемъ государя нашего великого князя Бориса Александровича съблюдена бысть Тфѣрская земля от нахожениа онихъ.
И услышал о том литовский король Казимир, что идет ему навстречу великий князь Борис, не боясь его козней и бранных речей, желая попрать его гордыню милостью Божией и молитвами пречистой его матери. И повелел король своим порубежным воеводам замириться с воеводами великого князя Бориса Александровича, и стали воеводы великого князя Бориса Александровича обсуждать условия мира с литовскими воеводами. И дошла та весть до великого князя Бориса, что литовские воеводы хотят мира с его воеводами, и он не только повелел воеводам замириться между собой, но еще послал и к королю своих послов; и король с великою радостью принял мир, и разошлись каждый восвояси. Милостию Божией, и молитвами пречистой Богоматери, и здравием государя нашего великого князя Бориса Александровича была спасена Тверская земля от их нашествия.
И мы же сице возопиемъ: «О, великий уме, о, промыслу людьскый! О, дивная и преславная дѣла: пастухъ молчитъ, а овци волковъ одолѣваютъ!» Но князь же великий Борисъ Александровичь против въоружашеся, а воеводы миръ взяша. Ни оружиемь бо прогнани волци, ни стрѣляны, и въ свояси возвратишася. Но сами заратишася и сами же вспять поидоша. Ни человѣческый глас на нихъ не глагола, но своя ихъ совѣсть обличааше. И воскорѣ яко паучина преторжеся. А князь же великий Борисъ Александровичь акы жестокы камыкъ стояше неподвижно в дому Святого Спаса и въ своей отчине, в великомъ княжении Тфѣрскомъ.
И подобает нам так воскликнуть: «О, великий ум, о, промысел человеческий! О, дивные и славные дела: пастух молчит, а овцы волков одолевают!» Вооружался на врагов великий князь Борис Александрович, а воеводы мир заключили. Не оружием прогнаны волки, никем не стрелянные, а возвратились восвояси. Сами начали войну и сами вспять повернули. Не повелел им того человеческий голос, но собственная совесть изобличила. И вскоре, как паутина, распались. А великий князь Борис Александрович остался, как твердый камень, неподвижно стоять в доме Святого Спаса и в своей отчине, в великом княжестве Тверском.
И мы же ему сице рцемъ: «Радуйся, новый страстотерпче, таковы бѣды подъя, ниже инъ никтоже! Радуйся, въинѣ, иже онии волкы отгнавъ ни оружиемъ, ни стрѣлами, но великымъ своимъ разумомъ!»
И мы скажем ему так: «Радуйся, новый страстотерпец, таковые беды принявший, как никто иной! Радуйся, воин, прогнавший таких волков не оружием, не стрелами, а великим своим разумом!»
Но князь же великий Борисъ Александровичь хвалу въздая Богови и его пречистой матери и нача съвѣт съвѣщевати со своемъ епископомъ и со своими князьми и боляры, и да бы изгыбший градъ въставити. И вси иже людии с радостию совѣщашася. Но и малыми деньми той великий градъ поставленъ бысть, но и въси людие радостно ликоствуют, и глаголюще: «Многаа лѣта ти, великий князь Борисъ Александровичь! Но якоже остѣняеши грады, и остѣняетъ же тя самого Господь Исус Христосъ. Но понеже бо не видѣхомъ и в первая лѣта тако устроенна и украшенна великого града Тфѣри, но якоже и нынѣ мы видимъ».
И великий князь Борис Александрович, воздав хвалу Богу и пречистой его матери, стал держать совет со своим епископом и со своими князьями и боярами о том, чтобы восстановить разрушенный город. И все, что ни есть, люди радостно с этим согласились. И в короткий срок был поставлен тот город заново, и все люди радостно ликуют, говоря: «Многая лета тебе, великий князь Борис Александрович! Ты ограждаешь стенами города, и тебя самого ограждает Господь Исус Христос. Ибо и в прежние годы не видели мы так устроенного и украшенного великого города Твери, каким видим его ныне».
Но мню вѣра оного отца, великого князя Олександра, Богъ тамо предводитъ, и плодъ его въ всю бо землю изыде. Рече: «Боголюбна держава твоя и в конець вселенныя христолюбивая твоя дѣла, но въ всю землю и в конци ея».
Но помышляю о силе веры отца его, великого князя Александра, Бог направляет его в том мире, и наследие его наполняет всю землю. Сказано: «Излюблена Богом держава твоя, и распространилась слава о христолюбивых делах твоих по всей вселенной, и по всей земле, и во все ее концы».
Но и от всѣхъ же земль прихожааху къ нему и великиа дары приношааху к нему. Но ово от царствующихъ мѣстъ, а ово от Рима. И не токмо же от вѣрныхъ царей честь велику и даръве приимааху, но и от невѣрныхъ царей. Но не от инѣхъ слышахъ сиа, но самовидѣць есми тому, ино еже приидоша послѣ от далекиа земли, от Шаврукова царьства,[106] и ихъже нѣсть просто слыхано в нашей земли. Таковое имя тъй ордѣ, но понеже бо неудобъ входима нашими устами за долгость пути. И принесоша к великому князю Борису Александровичю многыя дары: камъкы драгия и отласы чюдныя. Но азъ же есмь грубый невѣжа но не доидох тамо, и идѣже ми ихъ было число видѣти. Но и токмо видѣхъ многы бремена, носима человѣкы. Овии глаголютъ двадевять камок, а инии же глаголютъ 3—9. Но не видѣ числа, но токъмо видѣ: много. Но еще же и иныя многы дары княземъ и боляромъ даша. И князь же великий Борисъ честь великую подаваше имъ противу, но не токмо за дары, но и за великиа труды ихъ, но понеже бо от толь далекиа земли, а с толикими многыми дарми, и идоша бо 9 месяць от своея си земли до великого князя Бориса Алексанъдровича.
И со всех земель приходили к нему и великие дары приносили к нему. То из столичных городов, а то и из Рима. И не только от правоверных царей великую честь и великие дары принимали, но и от неверных царей. И об этом я не от другого кого слышал, но сам был очевидцем того, как пришли послы из далекой земли, из Шаврукова царства, о которых даже и не слыхано в нашей земле. Такое имя у той орды, что нашим устам и не произнести его из-за большой его длины. И принесли многие дары к великому князю Борису Александровичу: дорогие камчатные ткани и чудные атласы. Я же, грубый невежда, не дошел до того места, где можно бы было узнать их число. Только видел много тюков, перетаскиваемых людьми. Одни говорят, что восемнадцать камчатных тканей, а другие, — что двадцать семь. Но я не узнал, каково их число, только узнал: много. И еще дали многие дары князьям и боярам. И великий князь Борис воздавал им в ответ великую честь не только за дары, но и за великие их труды, ибо пришли из столь далекой земли и со столь многими дарами, и шли из своей земли до великого князя Бориса Александровича девять месяцев.
Но способствуйте же ми и вы. Истиннѣ но вижете славу и честь великого князя Бориса Александровича. Но отколѣ славы и чти собѣ не приобрѣте! И вижте же и чюдныхъ его весей дѣлание, но градная его зданиа, пасый же и строя Богомъ покрываемый градъ Тфѣрь благословениемъ Ивановымъ и Александровымъ, но якоже рукою Моисѣовою и Аронею. И всеблагый же во Троици Богъ славимый и да умножитъ лѣта лѣтомъ великому князю Борису Александровичю, но княжение его въ тишинѣ да устроитъ, но яко да и мы въ его государствѣ тихо и безмятежно поживемъ нынѣ и всегда и в вѣкы вѣкомъ.
Помогайте же и вы мне. Истинно знаете о чести и славе великого князя Бориса Александровича. Чем только не стяжал он себе чести и славы! Знаете, как строит он прекрасные села, созидает города, пасет и оберегает благословением Ивана и Александра, как рукою Моисеевою и Аароновою, Богом покрываемый город Тверь. И да умножит всеблагой, в Троице славимый Бог годы жизни великого князя Бориса Александровича и пошлет тишину его правлению, чтобы и мы в его государстве жили тихо и безмятежно ныне, и всегда, и во веки веком.
О ТОМЪ ЖЕ ВЕЛИКОМЪ КНЯЗѣ БОРИСѣ АЛЕКСАНДРОВИЧЕ СЛОВО ОТ ЛѣТОПИСЦА ВКРАТЦѣ[107]
О ТОМ ЖЕ ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ БОРИСЕ АЛЕКСАНДРОВИЧЕ СЛОВО ИЗ ЛЕТОПИСЦА ВКРАТЦЕ
Лѣта 6953. Нѣкто от прирожениа великыхъ князей московъскыхъ, зовомый князь Дмитрей, а прозваны от людий Шемяка, сынъ князя Юриа Дмитреевича, и той бѣ в докончание с великымъ княземъ Василиемъ Московьскымъ, но, реку же, и с велимъ княземъ Борисомъ с Тфѣрскымъ. Но честь велику и дары многы от нихъ взимааше. Но понеже бо ни помяну о томъ и еже нихъ к нему любы, но якы нѣкая ехидна гнѣвомъ дыша, и хотя убити брата своего старийшаго великого князя Василиа,[108] но еже и сотвори. Но прииде от града Углеча, и градъ Москву изгониша безвѣстно, и възяша его. А с нимъ братъ его, князь Иванъ Можайский. А великому же князю Василию тогда бывшю в монастыре Святыя Троица, еже зоветься Маковець,[109] въ обители старца Сергиа. И князь же Дмитрей ни крестного цѣлованиа убояся, ни любвѣ великого князя Василиа к себѣ не воспомяну, но посла тамо брата своего, князя Ивана, и повели его изымати. А преже того таковымъ крестнымъ цѣлованиемъ укрѣпишася, но яко и грамоту проклятую межи собя написаша, но и старца Сергиа в поруку вписаша,[110] якоже не помыслити никоегоже зла брату на брата. Но князь же Дмитрей крестное цѣлование забылъ и поручника старца Сергиа выдал. И изымавъ великого князя Василиа без вины, и приведе его на Москву, и ослепи, и посла его в заточение, иже в прежереченый градъ Угличе и сь его великою княгинею Мариею, а самъ сѣдилъ на велкомъ княжение. А не помянух пророческого словеси: «Но что ся, о злобе силъный, умыслилъ еси неправду. И сего ради разрушит тя Богъ, и въсторгнет тя от села твоего и коренъ твой от земля живущихъ».[111] И еже и бысть. Но тое же зимы княгиню великую Софию послалъ въ Галичь,[112] а дѣти же великого Василиа, князь Иванъ да князь Юрий, побѣгоша в Муромъ, а с ними же князей и боляръ много, и сѣдоша в Муромѣ.
В год 6953 (1445). Был некто из рода великих князей московских, по имени князь Дмитрий, прозванный людьми Шемякой, сын князя Юрия Дмитриевича. И держал он мир с великим князем Василием Московским, а также, надо сказать, и с великим князем Борисом Тверским. И получал от них честь великую и многие дары. И не помня любовь их к себе, дыша, как ехидна, гневом, захотел он погубить старшего своего брата, великого князя Василия, что и сотворил. Пришел из города Углича и напал без предупреждения на город Москву, и взял его. И с ним брат его, князь Иван Можайский. А великий князь Василий был тогда в монастыре Святой Троицы, что зовется Маковец, в обители старца Сергия. И князь Дмитрий, не убоявшись крестного целования и не вспомянув о любви к себе великого князя Василия, послал туда своего брата, князя Ивана, и повелел взять его. А перед тем подтвердили они с крестным целованием и грамоту с клятвой подписали между собой, вписав старца Сергия поручителем, что никакого зла не будет замышлять брат на брата. Но князь Дмитрий крестное целование забыл и поручителя, старца Сергия, предал. И, схватив без вины великого князя Василия, привел его на Москву, и ослепил, и послал его в заточение в упоминавшийся прежде город Углич, с великою княгинею его Мариею, а сам сел на великое княжение. А не вспомнил пророческих слов: «Что, сильный в злобе, замыслил неправду! Накажет тебя за это Бог, отторгнет тебя от селения твоего и корень твой от земли живущих!» Что и сбылось. И в ту же зиму послал он в Галич великую княгиню Софью; а дети великого князя Василия, князь Иван и князь Юрий, побежали в Муром, и с ними много князей и бояр, и остались в Муроме.
Но той же зимы побѣже князь Василей Ярославичь, шуринъ князя великаго Василиа, в Литву, но бояше бо ся и той того же убийства.
И в ту же зиму бежал в Литву князь Василий Ярославич, шурин великого князя Василия, ибо стал бояться и он такого же убийства.
Но той же зимы по малѣхъ днехъ посла князь Дмитрей владыку рязанского Иону да коломенского владыку Варламиа[113] в Муромъ к дѣтемъ великого князя Василиа, но зовы ихъ на Москву, а ркучи: «Поидите на Москву къ своеу отцу. А что ся стало, ино того уж не воротить. А азъ отца вашего хощу жаловать, а вамъ удѣлы подаю по вашей волѣ; а в томъ въ всемъ вамъ имаються владыкы, и ихъже есми к вамъ послалъ». И они же подумавъ и вѣру имше его словесемъ, но наипаче же святительскым, и рекоша в собѣ: «Но и аще ли си единъ въсхощет княжити, но и приложитъ зло ко злу, но и аще ли и нас побиет, то воля Господня да буди». И поидоша на Москву по крестному его к нимъ целованию и надѣющеся от него обѣщаное имъ приати. А онъ же ни во умъ сего приа таковаго обѣщаниа, и ни крестнаго целованиа убояся, и ни святительскыхъ глаголъ усрамися, ни писаннаго въспомяну: «Но аще ли весь мир приобрѣсти, а душу погубити, кака есть полза».[114] И егда же тѣ дѣти великого князя Василиа приидоша, но онъ же поимавъ их, и яко незлобивыхъ младенець, и пославъ и в той же прежереченый град Углече в заточение. Но и въсхотѣ быти единъ самодерьжець, а не веды, кому же Богъ хощеть власть дати, тому и дастъ.
И в ту же зиму, по прошествии немногих дней, послал князь Дмитрий рязанского владыку Иону и коломенского владыку Варлаамия в Муром, к детям великого князя Василия, зовя их в Москву и говоря: «Приходите на Москву, к своему отцу. А что случилось, того уж не воротишь. А отца вашего я хочу жаловать, а вам уделы вручу, какие захотите; а порукой вам во всем том владыки, коих послал к вам». И они, подумав и поверив его словам, а еще больше словам святителей, сказали про себя: «Если сей пожелает один княжить, то прибавит тем зло ко злу, если же и нас захочет убить, то пусть будет воля Господня». И пошли к Москве, полагаясь на крестное его целование и надеясь получить от него обещанное им. А он и в уме не держал такого обещания, и не убоялся крестного целования, и не устыдился святительских слов, и не вспомянул сказанного: «Что за польза в том, чтобы приобрести весь мир, погубив (при этом) душу». И когда те дети великого князя Василия пришли (к нему), то он, схватив их, как незлобивых младенцев, послал в тот же преждеупомянутый город Углич в заточение. И возжелал быть один самодержцем, не ведая того, что Бог кому хочет дать власть, тому и дает.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 208; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!