ГЕРМАНЦЫ И ИХ ВОСТОЧНЫЕ СОСЕДИ

Германцы контактировали и со своими восточны­ми соседями. Еще до Рождества Христова славяне начали двигаться на запад из восточной Польши, та­ким образом они вошли в контакт с готами и другими восточными германцами. О материальной культу­ре славян до того, как они осели на сегодняшних сла­вянских территориях, известно немногое. С юго-вос­тока пришли степные кочевники-сарматы, которые начали расселяться по Причерноморью примерно с 200 г. до н. э. Область их расселения протянулась от­туда до Днепра и далее — в сегодняшние Румынию и Польшу. К III в. н. э. этот регион стал удивительным тиглем, где сплавлялись культуры различных народов: греков, даков, сарматов, славян и готов. К северо-во­стоку от германцев жили балты восточной Пруссии, Польши и западной России. Этот регион контактиро­вал с Римской империей и германцами. Часто иссле­дователи не обращают внимания на балтов как на от­дельную группу. Хотя в какой-то степени на них и влияли восточные германцы, их культурное разви­тие не зависело от соседей. Обо всех этих восточных варварах античные писатели сообщают очень мало и касаются нашей темы только в этом пункте. Однако следует помнить о том, что восточные германцы со­прикасались с кочевыми и полукочевыми народами степей и что они должны были почувствовать на себе первый удар от их миграций.

Именно оттуда пришло самое разрушительное на­шествие. В 376 г. римские офицеры в гарнизонах на Дунае получили информацию о том, что среди гот­ских племен на севере происходят из ряда вон выхо­дящие по своему масштабу и охвату территорий беспо­рядки. Судя по всему, все племена причерноморского побережья пришли в волнение. Ходили слухи, что на них напал какой-то страшный народ с востока. Слу­хи о волнениях среди варваров были обычным делом, и римские гарнизоны сначала никак не отреагирова­ли на новую волну тревоги. Однако вскоре на берега Дуная стали прибывать группы беженцев-германцев. Количество беженцев росло и росло, и, наконец, це­лые полчища готов собрались на границах империи.

Варвары, которые напали на готов, оказались гуннами. Еще чуть меньше века гуннам предстояло терроризировать почти всю Европу, однако даже за такое сравнительно короткое время они успели за­помниться навеки своей дикой жестокостью. Гунны не были германцами, но, поскольку их история тес­но связана с историей готов и других германцев, их нельзя насильно исключить из нашего рассказа — точно так же, как было нельзя и выгнать их с земель римлян и готов.

Гунны вошли в контакт с готами примерно в 370 г. н. э. До этого времени их родиной были сте­пи южной России, где они, в полной нищете и су­ровых условиях, вели кочевую жизнь. Как ни стран­но, мы практически не знаем о них ничего опре­деленного до того момента, когда они напали на готов. Их происхождение неизвестно. Древнерим­ские авторы мало что могли сказать об этих кочев­никах такого, что сейчас можно воспринимать се­рьезно. Среди готов ходила легенда, что гунны — отродье ведьм и злых духов (неудивительно, если вспомнить, что готам пришлось от них пережить). Возможно, гунны контактировали с народами Даль­него Востока. Китайские летописи часто упомина­ют народ под названием «сюнну», и некоторые уче­ные полагают, что это и были гунны. Гуннов, как и всех кочевников, очень трудно «выследить», ис­пользуя обычные методы археологии. Кочевники практически не оставляют после себя поселений, а зачастую — и четко различимых погребений. Они могут использовать очень мало изделий из металла и керамики, и даже эти изделия зачастую приобре­таются у других народов. Все, что мы о них знаем, идет от римских писателей, а археология мало чем здесь может помочь.

Гунны жили скотоводством; дополнительные про­дукты давала им охота и собирательство. Их экономика позволяла им выживать, но не более того. С раннего детства они привыкали к тому, что голод и жажда — это часть жизни. Возможно, какое-то ко­личество продуктов они получали путем обмена с оседлыми сельскохозяйственными народами. Одеж­да, которую носили гунны, говорит об уровне их техники: это были льняные ткани и сшитые шкуры животных, эксплуатируемые до тех пор, пока не раз­валивались на кусочки.

Как и все степные кочевники, гунны были вели­колепными наездниками; римлянам казалось, что они живут в седле. «Они даже не могут твердо сто­ять ногами не земле, они живут и спят на лоша­дях», — утверждал Зосим. Поразительное кавалерий­ское искусство гуннов дополнялось умелым владе­нием луком. Все вместе, эти данные обеспечивали им успех в борьбе с римскими и германскими арми­ями пехотинцев. Некоторые воины носили не толь­ко луки, но и мечи, а иные ловко пользовались се­тью или лассо. Несмотря на крайнюю бедность и примитивную экономику, гунны представляли собой страшную военную угрозу для всех народов, с кото­рыми они сталкивались на западе. Даже их внешний вид шел им в зачет. Римляне считали, что на гун­нов и смотреть-то противно: непонятно, говорили они, люди это или звери.

У кочевников не было королей: во время войны ими правили вожди. Как они достигали такого вы­сокого положения, мы не знаем, но. возможно, от­вага на поле боя давала им власть. В мирное время воины и семейные люди не слишком различались между собой. Все мужчины принимали участие в бесконечной работе: следили за стадами и искали для них свежие пастбища.

Хотя у гуннов и не было королей, среди них по­являлись могущественные полководцы. Самым зна­менитым и удачливым полководцем был Аттила, который вместе со своим братом Бледой пришел к власти в 433 г. К этому времени гунны стали госпо­дами германских племен, которые занимали область между Альпами и Балтийским морем и от Рейна до Каспийского моря. Их армии состояли не только из гуннов, но и из подчиненных народов, которых увлекла гуннская волна: аланов, гепидов, славян и готов. Из своей ставки, которая находилась на тер­ритории современной Венгрии, Аттила, затмивший и, в конце концов, отстранивший от власти своего брата, угрожал Восточной Римской империи со сто­лицей в Константинополе и Западной, центром ко­торой была Италия. После 440 г. разразилась буря. Аттила устроил настоящую бойню на римской гра­нице на среднем Дунае, разрушая города и крепос­ти, и опустошил север Греции. Более амбициозная схема завоеваний начала осуществляться в 451 г., когда гунны пересекли Рейн и двинулись к Орлеа­ну. Близ Труа гунны потерпели первое крупное по­ражение от объединенных сил римлян и визиготов. Эта битва стала поворотным пунктом. Тем не менее, в следующем году Аттила начал вторжение в север­ную Италию, захватил Аквилею и другие крепости. Однако он вынашивал еще более амбициозные пла­ны: он хотел идти на Рим. Приход римских под­креплений с Востока, эпидемия среди самих гун­нов и — бич большинства варварских армий — го­лод помешали ему это сделать. В 453 г., в разгар приготовлений к походу на Константинополь, Атти­ла умер. После него великая империя, которую он создал, уже не смогла возродиться. Гунны и их под­данные начали уходить из великой конфедерации. И что было еще хуже для гуннов, после 460 г. из сте­пей вышли другие дикие орды кочевников. Банды гуннов продолжали угонять скот своих соседей и грабить их поселения, но теперь были только облом­ками необыкновенной империи.

ГЕРМАНЦЫ И РИМ

Отношения между германцами и Римом складыва­лись отнюдь не в историю бесконечных конфликтов и разрушений. Германцы и римляне встречались не только на поле боя. Уже на самых ранних этапах стро­ительства своей империи римляне поняли, что иметь в соседях союзные племена — гораздо более надежная гарантия безопасности провинций, чем обеспечивать военное присутствие на самих рубежах. На герман­ской границе всегда ощущалась потребность в мощ­ных военных гарнизонах, однако, как и на других тер­риториях, римляне возлагали надежды также и на племена, которые вступали в союзнические взаимо­отношения с Римом. Например, фризы на севере Нидерландов после первых столкновений с Римом в конечном счете утихомирились, и начался период долгого мирного сосуществования с правительством империи, принесший, помимо прочего, немалую ма­териальную выгоду. Одно из ответвлений свевов — свевы-никреты — с одобрения римлян поселились на плодородной земле долины Неккара, таким образом надолго образовав эффективный барьер против менее послушных варваров на востоке.

В последующие столетия германцы играли еще более активную роль в защите границ, как воины регулярных подразделений римской армии. Группы варваров служили как федераты (foederati): они по­лучали землю в обмен на обязанность нести воен­ную службу в той области, где их селили. Римляне надеялись, что если варвары будут иметь свою долю от плодов этой земли, то это заставит их защищать ее от внешних нападений. Такие группы федератов часто оказывались эффективными, особенно когда они представляли собой отряд, сплотившийся во­круг энергичного вождя. При этом целые племена или народы под командованием своих племенных лидеров терпели неудачи в деле защиты границ. В регулярной армии варвары служили не только рядо­выми солдатами. Напротив, из офицеров высшего ранга, из армейских командиров поздней империи многие были германского происхождения.

В период ранней империи многие германские вожди отслужили в римской армии до того, как до­бились могущества среди своего собственного наро­да. В некоторых случаях этим людям удалось осу­ществить значительные перемены в политической и социальной структуре отдельных народов. Как мы увидим в следующей главе, самым интересным из таких вот возвратившихся «эмигрантов» был власти­тель маркоманнов Маробод, и только лишь перечис­ление других показывает, сколь много германцы почерпнули на римской службе: Арминий, победи­тель злополучного, оказавшегося совсем не на сво­ем месте полководца Квинтилия Вара, Ганнаск, ко­торый успешно грабил галльский берег в I в. н. э., Крупториг, который руководил восстанием фризов, и, наконец, Юлий Цивилис, который стал душой крупного восстания батавов в 69—70 гг. н. э.

В области торговли и коммерции германцы и римляне также были знакомы друг с другом доста­точно хорошо. Уже ко времени вторжения Цезаря в Галлию римских торговцев влекла за Рейн перспек­тива коммерческой выгоды. Свевы — конфедерация племен, обитавших в долине Эльбы, — пускали к себе торговцев, но скорее для того, чтобы распро­дать излишки военной добычи, чем чтобы покупать предметы роскоши, привезенные с юга. Действи­тельно, в эпоху Цезаря они недвусмысленно запре­тили ввоз вина на свою территорию, считая, что оно ослабит их энергию и выносливость. Однако не все германцы были столь суровы. Уже в I в. до н. э. в домах богатых варваров появились римские предме­ты роскоши, в том числе и вино. Тогда, как и позднее, изящные сосуды из серебра, а иногда и из золота пересекали границы и в конце концов ока­зывались в гробницах вождей.

Такая могила, раскопанная в Хобю на датском ос­трове Лоланн, является наиболее ранним и выдаю­щимся примером подобного погребения. В могиле был обнаружен скелет мужчины средних лет и свиные ножки — доля вождя в варварском мире, а также ве­ликолепный столовый сервиз из импортных метал­лических сосудов. Самые великолепные из них — это пара серебряных чаш, украшенных рельефом, изобра­жающим сцены из греческих мифов, большой брон­зовый поднос, на котором стояли эти чаши, и множе­ство красивых бронзовых сосудов. В Северной Европе есть и другие, несколько более поздние находки вы­сококачественных металлических изделий из греко-римского мира, однако ни одна из них не могла срав­ниться с находкой из Хобю.

В купеческих тюках границы пересекали и более скромные предметы, иногда в больших количествах: стеклянная посуда, керамика, изделия из кожи, мо­неты, броши и другие украшения. Иногда бытовые предметы оказывали влияние, которое намного пре­вышало обычную сферу их применения, формируя стили варварского искусства, точно так же, как им­портные греческие изделия из бронзы вдохновляли кельтских ремесленников в V в. до н. э.

Естественно, не все из найденных предметов по­падали в руки германцам в результате международ­ной торговли. Огромный клад серебряной посуды, обнаруженный у Хильдесхайме, скорее всего, явля­ется военной добычей, которую собирали в течение долгого времени до того, как во II в. н. э. клад был захоронен. Еще более очевидный пример военного трофея — бронзовое ведро из погребального курга­на в Бьорске (шведская провинция Вастманланд). Ведро служило урной для кремированных останков местного вождя, однако его первоначальная функ­ция ясна из латинской надписи: «Посвящено Апол­лону Гранну Аммиллием Константом, хранителем его храма». Судя по всему, у этого предмета была бурная жизненная история: ему пришлось поспеш­но покинуть какой-то римский храм.

Помимо торговли и грабежа, был и еще один путь поддержания контактов между севером и югом: дип­ломатия. Вожди варваров, чью лояльность римляне считали ценным приобретением, получали серебря­ные или золотые сосуды в подарок или в виде подку­па. В некоторых случаях предпочитали более конкрет­ную финансовую помощь: в форме монет. Видимо, подобные «дотации» и подарки, путешествовавшие в «дипломатическом багаже», были обычным делом во взаимоотношениях римлян и многих германских вож­дей, особенно тех, что обитали ближе к границам и чью доброжелательность нужно было поощрять более щедро, чем обычно. Однако мы только что видели, что у римской внешней политики были длинные руки, которые доходили и до Скандинавии. Эта прак­тика продолжалась до самого крушения Римской им­перии на западе; следовательно, она, скорее всего, давала какие-то результаты. Клад IV в., состоящий из прекрасной серебряной посуды, был обнаружен в Кайзераутсте неподалеку от Базеля — возможно, па­мять об этой торговле, как и многочисленные находки римских золотых монет на территориях, занятых го­тами в конце римского периода. Обмен шел и в обрат­ном направлении. Кимвры, как рассказывает Страбон, подарили императору Августу в знак дружбы свой самый драгоценный котел.

Что Германия, в свою очередь, могла предложить римским купцам? Основными статьями германского экспорта в Римскую империю были рабы, меха и шку­ры животных, а также янтарь с побережья Восточной Пруссии и Дании. Янтарь пользовался огромной популярностью как материал для украшений уже в до­исторический период, и для приобретения этого кам­ня купцы уже давно проложили торговый путь к ян­тарному берегу — из долины Дуная близ Вены, через Богемию и центральную Германскую равнину. В рим­ский период товары продолжали путешествовать по этому «янтарному пути». Другие торговые дороги про­ходили по долинам, располагавшимся к востоку от Рейна, — долины рек Липпе, Рур и Майн, и далее вдоль Везера и Эльбы, которые текли на север. Ис­пользовались также морские пути вдоль берегов Ни­дерландов, северной Германии и Дании, и со време­нем германские моряки и купцы начали обретать в этих водах навигационное искусство.

Так что уже задолго до того, как варвары вошли в римские провинции в качестве завоевателей, у них был длительный опыт знакомства с материальным богатством римского мира. Можно представлять себе процесс переселения германцев как дикие, разруши­тельные набеги, но это значит слишком упрощать картину. Переселения не были результатом организо­ванных схем завоевания, и не многие из них были более разрушительны, чем средний проход армии в Древнем мире. Как выразился один современный ав­тор, эти вторжения были «золотой лихорадкой иммиг­рации из недоразвитых стран севера в богатые земли Средиземноморья». Длительные торговые и диплома­тические контакты с Римом показали германцам, что ждет их на юге. Пришло время взять это в свои руки.

НОВЫЕ СОЮЗЫ И ПЕРЕСЕЛЕНИЯ

 

В III в. н. э. среди германских народов происхо­дила значительная перегруппировка. Многие из со­здававшихся тогда племенных союзов переселялись, отходя далеко от территорий, на которых они сформировались, в основном в западные римские про­винции. Аламанны («все люди») стали после 200 г. н. э. силой, с которой стоило считаться: они заняли земли между Майном и римской границей. Шесть­десят лет спустя они снесли эту границу и посели­лись на плодородных землях между Рейном и Дуна­ем. Там они оставались в течение всего IV в., а по­том, в начале V, они стали продвигаться к западу, в Галлию, и к югу — в альпийские долины. В III в. на нижнем Рейне образовался другой союз племен — франки, которые на этом направлении тревожили Рим. Много раз они прорывались в Галлию, и в IV в. некоторые из них, с неохотного одобрения рим­ских командующих, поселились к западу от Рейна. А вот вдоль длинной дунайской границы империи приходилось иметь дело с менее грозными врага­ми — по крайней мере до конца IV в. Вскоре после 270 г. римляне ушли из своей провинции Дакия (со­временная Румыния), и эта территория была захва­чена готами. Готы, возможно, пришли из Сканди­навии, но им пришлось пройти огромное расстоя­ние на юго-восток: они поселились у Черного моря незадолго до III в. Здесь готы разделились на две ос­новные группы: визиготы, обосновавшиеся между Дунаем и Днестром, и остроготы, осевшие на се­веро-востоке от Днестра. Обоим народам предстоя­ли еще далекие странствия, и они сыграли огром­ную роль в преобразовании старой империи: остро­готы — оккупировав Италию, а визиготы — поселив­шись в южной Галлии и позднее в Испании. Однако еще до этого они совершили два «подвига», которы­ми и прославились германские варвары. В 378 г., после того как под растущим давлением гуннов им позволили поселиться в империи, они разбили рим­ские легионы в битве при Адрианополе. Еще бо­лее известен тот факт, что в 410 г. под предводи­тельством своего короля Алариха готы вторглись в центральную Италию, осадили Рим и захватили город. Для многих людей того времени весть о па­дении Рима пред северными захватчиками, казалось, предвещала конец мира, и последующие поколе­ния вплоть до сего дня придерживались той же точ­ки зрения. На самом деле взятие Рима было доста­точно незначительным событием даже только в по­литическом и военном аспекте римско-германских отношений. Однако его психологическое воздейст­вие было огромно. Обычно считается, что Аларих и его воины в 410 г. уничтожили город. На самом деле погибло не так уж много жителей: были разграбле­ны и разрушены в основном дома аристократии. Древние здания Рима не слишком пострадали, а то, что Аларих был христианином, спасло храмы.

Другим длительным переселением было переселе­ние вандалов, которые в I в. н. э. ушли из прибалтий­ских областей (теперь Силезия). Некоторые из них остались там: эту ветвь вандалов называли силингами. Другая группа — вандалы-асдинги — оказалась более подвижной и в конечном счете пересекла Дунай и попала на римскую территорию. Ненадолго вандалы стали федератами. В 406 г. вандалы и смешанная орда варваров воспользовались ослаблением границы на Рейне и тем, что сама река замерзла, и перебрались в Галлию. Примерно два года их банды без каких-либо помех совершали набеги по всей Галлии. Затем они преодолели Пиренеи и оказались в Испании. Только после еще двух лет разбоя римским властям удалось достичь временного примирения. Затем Рим послал против них армию визиготов, надеясь ослабить оба угрожавших ему племени варваров. Отчасти эта поли­тика оказалась успешной: силинги были почти унич­тожены. Асдинги, однако, были вытеснены в южную Испанию и там обрели новое оружие, до которого римляне прежде не допускали варваров, — флот. При­брежные города южной Испании оказались в руках вандалов, а вместе с ними — и корабли в их гаванях. В их власти оказалась Северная Африка со всеми сво­ими огромными ресурсами зерна: в 429 г. под предво­дительством Гейзериха они пересекли Гибралтар и захватили плодородные прибрежные долины. Римс­кие армии могли держаться в защищенных крепостях, однако в поле они оказались беспомощными против захватчиков. Риму пришлось признать вандалов феде­ратами, а позднее, в 442 г., их король был провозгла­шен независимым властителем Северной Африки.

Были и другие крупные предприятия, которые, соответственно, увенчались значительными успеха­ми. Мы оставили остроготов на территории Венгрии под властью гуннов. После смерти Аттилы они ста­ли заметными членами того союза племен, который разбил империю гуннов. Шанс захватить власть в средиземноморских землях выпал остроготам после того, как к власти у них в 471 г. пришел вождь Теодорих. Под его руководством остороготы захвати­ли власть на Балканах, а позже, в 488 г., — и в Ита­лии. С 476 г. полуостров контролировал некто Одоакр, предводитель войск варваров-федератов, однако справиться с армией Теодориха он не мог. К сере­дине 490 г. Теодорих властвовал в Италии, а Одоакр был осажден в Равенне. Штурмовать город было не­возможно, однако с помощью предательской «дип­ломатии» Теодорих нашел способ выманить своего врага из укрытия и убить его. Так Италия перешла под власть остроготов. Тем не менее, Теодорих пра­вил отнюдь не варварским королевством: он, как до него и Одоакр, был вице-регентом римского импе­ратора[2]. Сохранялись римские формы администра­тивного устройства. Римляне и германцы почти не смешивались между собой: существовал недвусмыс­ленный запрет на смешанные браки; интересы го­тов и римлян блюли разные чиновники. Продолжа­лись даже заседания римского сената, и законы все еще основывались на древних правовых нормах.

Самые северные переселенцы — фризы, саксы, англы и смешанные группы других прибрежных на­родов — нацелились на юго-восточное побережье Британии. Несмотря на мощную римскую защитную систему и хорошо экипированный флот, это побе­режье оказалось уязвимым, и в начале V в. в вос­точной Британии начали селиться германцы. Одна­ко главный поток германских переселенцев пошел только после 450 г.

Таким образом, к концу V в. все, некогда рим­ские, западные провинции империи перешли в ру­ки германских вождей и их дружин. Однако в боль­шинстве своем эти варварские державы были недол­говечными. Только франкам удалось основать дер­жаву, которая пережила окончательное разложение римской администрации и позднее заменила ее. Тем не менее, хотя франки и были достаточно страшны для римлян в III и IV вв., глядя на небольшие отря­ды франкских разбойников и поселенцев, которые пересекали Рейн в последние десятилетия существо­вания Римского государства, никто не мог бы пове­рить в то, что именно они станут наследниками римлян в этих землях. Но так оно и оказалось. Бес­порядочная масса незначительных воинских отрядов племен, обитавших в междуречье Везера и Рейна, захватила север Галлии и заложила там основы им­перии Каролингов.

Глава 2

СТРУКТУРА ОБЩЕСТВА

 

СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

Древние германские народы (сivitates, как назы­вали их древние римляне) состояли из отдельных групп населения, которые обычно называли племе­нами (раgi) и которые, в свою очередь, объединяли многочисленные кланы или роды. Роды образовы­вали экономические единицы, занимавшиеся обра­боткой земли. Это были очень непрочные союзы, и в мирное время они редко действовали заодно. Не следует также думать, что племена являлись единым целым. На самом деле, когда во времена Цезаря и Тацита германцы появились в поле зрения истори­ков, их племенная организация была весьма при­митивной. Старейшины каждого племени образо­вывали совет, который разбирал жизненно важ­ные вопросы, связанные с разделом земли, и улажи­вал другие существенные разногласия. Возможно, в мирное время он и не имел других функций, хотя во время войны совету, наверное, приходилось решать и организационные проблемы. Вряд ли одно племя часто вступало в союз с другим для какой-то общей цели — таких данных у нас почти нет (если, конеч­но, речь идет не о войне).

Таким «естественным» формам организации, как племя и род, которые существуют у множества первобытных народов по всему миру, противостоял дру­гой общественный институт — дружина. Основой дружины был отряд воинов, сплотившихся вокруг вождя для какой-то особой цели, обычно для раз­бойничьего набега. После того как «предприятие» заканчивалось, его участники расходились, чтобы поодиночке насладиться добычей, а позднее — при­соединиться к другому отряду. Шло время, и состав отряда стабилизировался, а дружина начала прибли­жаться к тому, чтобы стать формальной организаци­ей. К концу I в. н. э. отношения между вождем и дружиной (по-латыни соmites или соmitatus) пере­росли в нечто более определенное. Теперь дружина жила за счет вождя не только во время военных дей­ствий, которые планировал вождь, но и в мирное время. Вступив в соmitatus, воин получал от вождя еду, средства к существованию, оружие и экипи­ровку.

Когда вождь вел свой отряд на войну, дружинни­ки сражались как отдельное подразделение — от­дельно от своих родов и других дружин того же пле­мени. Они подчинялись только своему вождю, а не избранному вождю всего племени. Таким образом, в военное время рост дружин подрывал обществен­ный порядок, поскольку воины из одного и того же клана могли служить в нескольких разных дружинах: клан терял своих самых энергичных сыновей. Чем успешней считалась дружина, тем больше в нее по­ступало знатных воинов и их сыновей; постепенно дружина становилась отдельным, элитным сегмен­том общества. Материальное положение позволяло этим людям посвящать все свое время войне. Бед­ный воин, который не мог оставить свое хозяйство и землю надолго, не мог надеяться стать дружинни­ком.

Таким образом, соратники вождя, из которых состояла дружина, начали превращаться в особый класс — воинскую аристократию, положение кото­рой гарантировала военная доблесть. Однако дру­жинники были не всемогущи. Засвидетельствовано множество случаев, когда дружине и ее вождю при­ходилось сталкиваться с враждебностью со стороны других воинов своего народа, в результате чего они должны были отправиться в изгнание. Одним из наиболее важных, имевших серьезные последствия свойств дружины было то, что лидер мог привлечь к себе на службу воинов из разных народов, так что некоторые небольшие племена должны были посто­янно терять своих лучших воинов, если только им не удавалось выдвинуть своих собственных харизма­тических лидеров. Такой широкий географический охват многих дружин, несомненно, был очень мощ­ным фактором, объединяя самых отважных людей из множества племен. Это были первые шаги к зна­чительной перегруппировке германских племен в III в. н. э., которая оказала столь существенное вли­яние на дальнейшую историю Европы.

 

ВОЖДИ

Кто и как правил германскими народами? Когда мы обращаемся к проблеме правления, перед нами встают значительные трудности. Юлий Цезарь гово­рит об этом мало, и ту информацию, которую он дает, сложно объединить с более поздними источни­ками — возможно, потому, что между I в. до н. э. и 100 г. н. э. в социальной жизни произошли значи­тельные перемены, особенно у тех народов, которые контактировали с римлянами на границах по Рейну и Дунаю. После «Германии» Тацита информация о том, как управлялось племя, на протяжении более чем двухсот лет практически отсутствует. Интерес­но, что, когда эти «темные века» закончились, оказалось, что многие из органов управления у герман­цев за эти двести лет практически не изменились.

В то время, когда писалась «Германия», у герман­ских народов было три главных органа управления: вождь, совет старейшин и общее собрание всех во­инов. Как и во многих других племенных обществах, мнение совета знати и народного собрания имело больший вес, чем авторитет вождя. Иногда вож­дей избирали, обычно за отвагу и престиж военно­го лидера. Обязанности такого вождя были преиму­щественно военными, и зачастую он занимал свою должность только на время какой-то чрезвычайной ситуации или во время войны. Таким образом, в на­чале войны народ избирал одного (иногда и двух) человек, которые руководили им. Избранный вождь заменял любого лидера, который мог быть у племе­ни в мирное время.

Был и другой тип вождя, которого Тацит называет «королем» (rех): он был обязан своим положением не процедуре выборов, а своему благородному, королев­скому происхождению. Не совсем понятно, каковы были его обязанности. Иногда он руководил своим народом во время войны, как и избранные вожди, ведь люди королевского происхождения могли стать вождями и благодаря избранию. С другой стороны, он обладал какими-то неясными религиозными или сак­ральными функциями. Наследник умершего или свер­гнутого короля избирался из всех, в ком текла ко­ролевская кровь. Автоматического наследования (от отца к старшему сыну) не было. Хотя римляне называли таких вождей «королями», не следует примеши­вать сюда средневековые и современные представле­ния о значении этого слова. Даже возможность вли­ять на собственную дружину у этих «королей» была ограниченной, а какого-либо права на принуждение у них почти не было. Власть вождя, в конечном сче­те, основывалась на его престиже или авторитете его личности. Если вождь старел или оказывался неспо­собным к руководству, его свергали. Его не отделяли от других людей, не считали каким-то особым суще­ством. В отличие от средневекового монарха он не был окружен божественным ореолом. Хотя на поле битвы король и должен был командовать, даже там его приказы могли быть оспорены.

В период Великого переселения народов избра­ние вождей продолжалось, а власть отдельных лиде­ров все еще была ограниченной. Засвидетельствова­но много случаев, когда даже наиболее удачливые вожди германцев обращались к совету выдающихся воинов или ко всему народу и были обязаны выпол­нять их рекомендации. Так, когда визиготы вошли в Римскую империю в 376 г., это решение было при­нято не только их королем, но общим собранием народа. Мало что известно о внутреннем управле­нии у франков, аламаннов и прочих племен. Одна­ко у визиготов вождя всего народа часто называли «судьей» (judex), а не «королем» (rех). Это название заставляет предполагать, что подобного типа вожди обладали некоей судебной властью, хотя мы точно не можем сказать какой. В других отношениях те правители периода Великого переселения народов, о которых хоть что-то известно, судя по всему, мало отличались от вождей времен Тацита. Только те, кто с успехом претендовал на императорскую власть, как Хлодвиг или Теодорих, отличались от других — благодаря своим беспримерным политическим дос­тижениям.

Исключения были и в более древние времена. Хотя большинство вождей правили опираясь на авторитет, иные (с переменным успехом) пытались присвоить диктаторские полномочия. Максимального успеха (хотя и временно) достиг в этом деле король маркоманнов Маробод, который жил на рубеже н. э. Он предложил своему народу новую концепцию управле­ния, контролируя все дела своим авторитетом. Наибо­лее значительным аспектом его «стиля руководства» была военная организация. Тогда в первый раз воз­никло нечто похожее на регулярную армию с соответ­ствующим обучением и дисциплиной. Воины выпол­няли приказы командования, заранее планировалась военная тактика. Не зря Маробод получил образова­ние в Римской империи! Все это было ново для гер­манцев, и (к счастью для римлян) опыт Маробода остался исключением. Другие пытались подражать Марободу, однако повторить его достижение уже ни­кто не смог. Видимо, у большинства германских наро­дов общественная организация была слишком прими­тивной и негибкой, чтобы вынести давление, которое оказывала на отдельные кланы монархическая систе­ма. Наконец самому Марободу пришлось в 19 г. н. э. бежать в Римскую империю, и прошло почти три сто­летия, прежде чем другому вождю удалось снова дос­тичь единоличной власти.

ЖРЕЦЫ

Как и у галлов, у германцев существовала формаль­ная организация жрецов под предводительством глав­ного жреца (sacerdos civitatis). Служители культа дол­жны были наблюдать за предзнаменованиями при разных общественных событиях (особенно при от­правлении на войну), исполнять роль «спикера» во время общего собрания племени, наказывать за серьезные прегрешения, охранять священные рощи и на­ходившиеся в них предметы культа. Хотя они и не были обязаны сражаться, жрецы присутствовали и на войне. Именно они (а не вожди) должны были выно­сить священные знамена из заповедных рощ на поле сражения. Несомненно, они также распоряжались об­щественными жертвоприношениями. Если говорить об их значении в обществе, то германских жрецов можно сравнить с кельтскими друидами, хотя у них было меньше судебных полномочий, чем у друидов.

Всю эту информацию дает нам Тацит. Поздние источники, к несчастью, очень скудны, однако в общем и целом религиозная организация герман­ских племен в более поздний период была похожа на описанную выше. Но есть и некоторые суще­ственные различия. Среди бургундов в IV в. глав­ный жрец, или sinistus, занимал свою должность пожизненно и сместить его было нельзя. Важное различие просматривается в визиготской системе жречества. В IV в. у визиготов у каждого рода или клана был свой жрец. Во всех других известных нам случаях жрец «обслуживал» целое племя.

РОД И СЕМЬЯ

 

Наиболее тесными связями в обществе древних германцев были связи родственные. Еще в период Великого переселения народов члены отдельных от­рядов воинов внутри более крупных групп племен были, как правило, связаны кровным родством. Бе­зопасность отдельного человека в основном зави­села от его рода. Весь род обязан был мстить и добиваться возмещения за преступление либо ос­корбление, нанесенное отдельному человеку, — и наоборот, весь род преступника был обязан загла­дить последствия преступления. Если род жертвы преступления не был удовлетворен условиями, кото­рые предлагал род преступника, возникала кровная месть. Кровная месть кажется нам в лучшем случае антиобщественным обычаем, который мог приво­дить к полному хаосу. На самом деле случаи, когда не удавалось договориться об объеме возмещения, скорее всего, были редки, и разрушительный демон кровной мести сравнительно нечасто вырывался на свободу.

Некоторые юридические вопросы держали в руках старейшины и вожди племен. Эти «судьи», как назы­вает их Цезарь, как кажется, не обладали какой-либо формальной властью. Они не могли заставить пре­ступников или даже тех, кто судился друг с другом, обращаться к ним за судебным решением. Они могли только пользоваться своим влиянием, чтобы уладить спорный вопрос. Цезарь ничего не слышал о суще­ствовании у германцев настоящих судов. Примирение или наказание зависело лично от судей или от самих спорящих сторон. К тому времени, как была написа­на «Германия» Тацита, дела, которые имели значение для всего народа, обсуждало народное собрание. Те­перь собрание должно было избирать какое-то коли­чество судей: эти люди путешествовали от общины к общине, решая судебные тяжбы. Каждый судья брал с собой сто человек, которые поддерживали его авто­ритет и помогали ему советами.

У нас очень мало данных о преступлениях, которые совершались в этот ранний период, и о наказаниях, которые за них полагались. За предательство или де­зертирство вешали. Трусов и тех, кто вступал в гомо­сексуальные отношения, бросали в болота и топи­ли. В торфяных болотах было обнаружено немало тел, которые, судя по всему, являются телами несча­стных, чья жизнь окончилась таким страшным обра­зом. Иногда находят ветки, которые придерживают руки и ноги утопленника или просто лежат вдоль тела.

Но за подавляющее большинство преступлений, ви­димо, полагались штрафы, которые взимались в ло­шадях или, чаще всего, в коровах. Часть штрафа по­ступала пострадавшим, часть — народу или вождю.

И Цезарь, и Тацит отмечают, что у германцев це­ломудрие было в почете. Тацит осуждал современ­ное ему римское общество, сопоставляя римское легкомыслие в сексуальных отношениях со строго­стью германцев. И в V в. этот аспект германского характера все еще был достаточно заметным. Сальвиан писал, что готы «предательский, но целомуд­ренный народ», а саксы отличаются не только «сви­репой жестокостью, но и удивительной непороч­ностью». Брачные узы, как отмечают все античные писатели, были для германцев священны. Супруже­ская неверность считалась позором, и, если адюль­тер был доказан, следовала суровая кара. Вплоть до эпохи Великого переселения народов нет никаких упоминаний о проституции. И мужчины, и женщи­ны обычно женились и выходили замуж позже, чем это было принято у римлян (то есть позже, чем в 12—16 лет). Не совсем ясно, насколько же «позже» это происходило, но, скорее всего, речь шла о 17— 22 годах. Воины не женились, пока не достигали пика своей физической силы и не доказывали свою отвагу на поле боя.

Возможно, античные писатели рисуют германский брак в чересчур розовых тонах. Из более поздних гер­манских источников очевидно, что в некоторых рай­онах Германии в Средневековье (и, несомненно, в более ранний период) к женам относились не лучше, чем к скотине. Их покупали, как рабынь, и даже не позволяли садиться за один стол со своими «господа­ми». Брак путем покупки зафиксирован у бургундов, лангобардов и саксов, и во франкских законах встре­чаются пережитки подобного обычая. Многоженство, о котором римские писатели обычно умалчивают, было в ходу у некоторых германских вождей в ранний период, а позднее — у скандинавов и обитателей бе­регов Балтики, в основном лишь у людей высшего сословия. Многоженство всегда было дорогостоящим делом. Среди некоторых племен было распростране­но «сати» — жертвоприношение вдовы после смерти вождя. Все это говорит о том, что почетное и самосто­ятельное положение женщины в обществе, о котором говорит Тацит, существовало в ранней Германии не везде и не всегда.

Из «Германии» Тацита очевидно, что прелюбодея­ние могли совершить только женщины. Мужчин за это никак не наказывали, однако неверным женам пощады не было. Муж сбривал такой женщине воло­сы, раздевал ее и выгонял из дома и из деревни. Ар­хеология заставляет полагать, что по крайней мере в некоторых районах практиковалась смертная казнь за прелюбодеяние. На многих женских телах, найденных в северных торфяных болотах, сбриты волосы, в неко­торых случаях — только с одной стороны. Один крас­норечивый пример — четырнадцатилетняя девушка из Виндебю в датском Шлезвиге. Она была найдена в яме на торфяном болоте обнаженной: на шее у нее был кожаный ошейник, а на глазах — узкая повязка. Бе­локурые волосы девушки на левой стороне головы были обриты почти наголо, на другой — коротко ост­рижены до длины примерно пять сантиметров. Не исключено, что она не была убита взбешенным суп­ругом, а стала жертвой какого-то религиозного риту­ала, хотя первое тоже вполне вероятно.

РАБСТВО

В древней Германии существовало рабство, но нам трудно определить, насколько же оно было распространено. В некоторых областях рабов было больше, чем в других: например, у маркоманнов во II в. и у аламаннов в IV. Эти области находились неподалеку от римских границ: возможно, имен­но в силу географической близости общественная структура племен оказалась более развитой. Во вре­мена Цезаря и Тацита рабский труд, судя по все­му, применялся не так уж часто. Работу, которая обычно выпадает на долю рабов, то есть самую чер­ную работу в поле и по дому, выполняли женщи­ны и старики. Римских военнопленных держали в качестве рабов, но этих несчастных было не так уж много, чтобы они могли играть значительную роль в экономике повседневной жизни.

Условия рабства в Германии очень отличались от рабства в Римской империи. Рабы имели собственные дома, стоящие отдельно от домов их хозяев. Они были обязаны время от времени отдавать своему хозяину определенное количество зерна, тканей или скота. В этом отношении германский раб напоминал римско­го крестьянина-арендатора — с той только разницей, что раб не был свободен. Рабы занимались крестьян­ским трудом, однако здесь мы не увидим ничего по­хожего на целые «бригады» рабов, которые в Риме трудились в мастерских, рудниках и на плантациях. Рабов редко наказывали, избивая или связывая их, но Тацит дает понять, что хозяин мог совершенно безна­казанно убить раба. Возможно, рабов было так мало именно потому, что внутри германского экономиче­ского порядка для них не было места. Они были прак­тически не нужны, поскольку с работой в отдельных хозяйствах справлялись женщины и дети. Не суще­ствовало крупномасштабной индустрии, где удалось бы с пользой применять рабский труд. Хотя рабы и могли вносить свой вклад в экономику сельской об­щины, они все равно оставались бы лишними ртами. В недоразвитой крестьянской экономике Германии от рабов не было бы никакого проку.

В эпоху Великого переселения народов ситуация почти не изменилась. Однако очевидно, что, когда германцы поселились в западных римских провин­циях, число рабов в германских хозяйствах возрос­ло. Вдобавок к существовавшим ранее источникам порабощения, теперь человека мог превратить в раба закон. Чаще всего порабощение являлось наказани­ем за кражу. Кодексы законов говорят о том, что цены на рабов были высокими по сравнению со сто­имостью животных и другого имущества. Едва бы это было так, если бы рабов было очень много. Пос­ле германского поселения в пределах империи изме­нились и занятия рабов. В то время как до Великого переселения рабы делали самую черную домашнюю работу, тяжело трудились в поле, в бургундских за­конах они фигурируют как ювелиры, работавшие по золоту и серебру, кузнецы, обрабатывавшие бронзу, плотники, башмачники и даже портные. Несомнен­но, значительную часть этих рабов-мастеров состав­ляли греческие и римские ремесленники. Очевидно, варвары с головой окунулись в море наслаждений цивилизованной жизни.

Глава 3

ЗЕМЛЯ И ПОСЕЛЕНИЯ

ЗЕМЛЯ

Для римских писателей слово «Германия» было почти синонимом слов «лес» и «болота». Тацит крат­ко сформулировал впечатление, которое оставалось у римлян от земель, населенных северными варва­рами: «Хотя страна кое-где и различается с виду, все же в целом она ужасает и отвращает своими лесами и топями».

Эта картина нуждается в существенной корректи­ровке. Конечно, в то время довольно значительные территории были заняты лесами. Еще в XI столетии Адам Бременский мог с полным правом заметить, что вся Германия покрыта лесом. И долгое время спустя леса продолжали занимать обширные площа­ди. Часть этих лесов дожила до наших дней и наго­няет уныние на тех, кто путешествует по централь­ной Германии. Однако в то же время было и много областей, где люди заставили леса далеко отступить еще задолго до эпохи Тацита и даже еще до Цеза­ря. Лес расчищали, срубая и выжигая определенные участки; так поступали за тысячи лет до того нео­литические поселенцы в Европе и до совсем недав­него времени жители некоторых районов Швеции. Такое подсечно-огневое земледелие (в Германии его называют Rodung) не только освобождает землю из- под покрова леса, но и на какое-то время обогаща­ет почву минеральными солями (из пепла деревьев). После того как в течение нескольких лет на этой земле собирали урожай, минеральных запасов ста­новилось недостаточно для подкормки. Тогда поле оставляли под паром, и возделывали снова через десять или более лет, когда на нем снова возникала поросль. Когда в VI в. до н. э. в Северной Европе появилось железо, расчистка леса продолжилась с удвоенной силой, но началась она еще задолго до этого.

По своему составу леса Германии были очень разными. На востоке и юге росло множество сосен и елей, в то время как на западе и на прибалтий­ских возвышенностях преобладал лиственный лес, в основном березы. В областях хавков и фризов на се­веро-западе росли смешанные леса. Значительные области Германии, Дании и Голландии занимали не только густые леса, но и болота и вересковые пус­тоши. Вересковые пустоши в значительной степени являются творением рук человека, а не его природ­ным врагом. Вереск обычно появляется, когда леси­стая местность дегенерирует под влиянием хозяй­ственной деятельности людей. Таким образом, боль­шая часть вересковых пустошей возникла еще при римлянах, в железном веке. Очевидно, так было со многими пустошами Дании и центральных областей Нидерландов. Сегодня, проходя по этой земле, мы видим, что она бесполезна для фермера, однако чет­кие следы древних границ полей показывают, что когда-то здесь пахали и выращивали урожай. Нам может показаться, что болото — это последнее мес­то, в котором древние германцы могли бы пытаться поселиться. Однако на границах некоторых заболо­ченных мест встречаются прекрасные пастбища для скота, так что и такие области были заселены. Са­мая важная из них — это прибрежные болота северной Германии и Нидерландов. То, как человек справлялся с такими природными условиями, мы увидим из более подробного рассказа ниже.

Мы все еще мало знаем о природном окружении, в котором обитали древние германцы, поскольку археологи только начали широкомасштабное кар­тографирование районов поселений. Ученые спра­ведливо считают неправильным переносить на еще не исследованные районы данные о природных ус­ловиях и образцах поселений, обнаруженных в дру­гих местах. Самая полная информация у нас есть об Ангельне и Голыятейне — родине англов, которые владели этой землей в течение столетий до того, как в V в. н. э. переселиться в восточную Британию. В Ангельне область, заселенная германцами, состояла из негустого леса, в котором было сделано множе­ство расчисток, и лугов, которые были усыпаны ро­щицами и отдельными деревьями: они возникли в результате слияния расчисток за долгий период. У земледельцев не было цели сводить весь лес, по­скольку свиньи и другая скотина могли в определен­ное время года самостоятельно кормиться в лесу. Таким образом, мы не должны буквально воспри­нимать то, что древние писатели говорят о глухих лесах Германии. Конечно, здесь имелись большие леса, которые не были заселены в тот период, о ко­тором мы говорим. Однако во многих областях че­ловек стал хозяином природы уже задолго до того, как римляне впервые познакомились с германцами.

ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ

Данные римских историков помогают нам соста­вить определенное представление о системе земле­владения у древних германцев. Однако зачастую нам трудно понять, что же именно хотят сказать нам древние писатели. Еще труднее бывает прими­рить их информацию с данными археологии. Авто­ры, которые дают нам больше всего сведений, это Юлий Цезарь, описавший народы, с которыми он встретился к востоку от Рейна во время своих двух кратких поездок туда, Тацит, чей рассказ очень от­личается от рассказа Цезаря, и автор IV в. Аммиан Марцеллин: он единственный, кто дает нам суще­ственную информацию о германских племенах в то время, когда начиналось их великое переселение. Будем надеяться, что когда-нибудь археология по­может нам пополнить скудные сведения об этом важном предмете.

К несчастью, «немые» данные археологии не по­зволяют нам узнать, кто же владел землей. Хотя пол­ные раскопки поселений приносят огромное коли­чество сведений по самым разным вопросам, ответа на этот вопрос они не дают. Изучение обширных областей расселения германцев, а также полные рас­копки отдельных деревень и хуторов, несомненно, помогут многое прояснить, однако это еще дело будущего. Пока основным источником наших зна­ний остаются труды древних авторов.

Среди тех германцев, с которыми встречался Це­зарь, частная собственность на землю была прак­тически еще неизвестна: «У них вовсе нет земель­ной собственности, и никому не позволяется боль­ше года оставаться на одном месте для обработки земли». Цезарь описывает народ, который владеет элементарными приемами земледелия и занимается крестьянским трудом, который, по сути, не изме­нился с эпохи позднего неолита. Вожди общины ежегодно встречаются, чтобы решить, какие участ­ки земли следует запахать и засеять. Затем этот уча­сток делят на равные доли, которые распределяют­ся между всеми семьями — членами общины. В сле­дующем году эти участки пахотной земли временно оставляют под паром и делят новые площади. Расчистку леса и кустарника, пахоту и жатву первобытные общины обычно производят коллективно, и именно такую жизнь и описывает Цезарь.

Если строго придерживаться такой системы и че­стно делить продукты сельского хозяйства между всеми членами общины, то отдельному человеку было бы очень трудно превзойти своих соседей ма­териально, и внутри общества не должны были по­являться классы. Но можно ли доверять тому, что говорит Цезарь? Ведь даже для племен, не умевших возвращать земле плодородие, не было необходимо­сти регулярно, каждый год оставлять пашню под паром. Более того, в другой части своего сочинения Цезарь ясно говорит, что существовали германцы, у которых сельское хозяйство организовано совсем по-другому. Например, менапии, которые обитали в дельте Рейна, жили не только деревнями, но и от­дельными хозяйствами, а наличие хуторов говорит скорее об индивидуальном, а не о коллективном владении землей. Таким образом, можно сомне­ваться в достоверности сообщений Цезаря вообще. Более того, то, что происходило среди племен, с которыми Цезарь был знаком и о которых слышал, не обязательно имело место у всех германцев. Най­дено много указаний на частное землевладение в период, падающий на несколько более позднее вре­мя. К несчастью, очень немногие поселения эпохи Цезаря или непосредственно после нее были тща­тельно раскопаны.

Тацит, который писал на полтора столетия поз­же Цезаря, в своей «Германии» сообщает, что, хотя землю, которую надлежало обработать в определен­ный год, все еще выбирали вожди, делили ее уже согласно положению человека в общине, причем вожди получали участки лучше и больше, чем у остальных. Этот пассаж в «Германии» вызвал у ис- ториков больше вопросов, чем какая-либо другая часть книги. Действительно, такой раздел земли должен был вызывать бесконечные междоусобицы. На большем участке не обязательно вырастет боль­ший урожай, чем на меньшем участке. Относитель­ное плодородие различных участков земли, которые обрабатывались в таких примитивных условиях, оце­нить было очень трудно. Решения в пользу вождей должны были приниматься уже после того, как ста­новился известен точный объем полученного уро­жая.

Как бы ни решались эти проблемы, очевидно, что к тому времени, когда жил и работал Тацит, у германцев появилось частное землевладение. Есть несколько указаний на то, что этот процесс начал­ся уже раньше. Около 70 г. н. э. великий вождь Цивилис, возглавивший на нижнем Рейне восстание германских народов против римских хозяев, владел землей и фермами близ римских границ. Можно подумать, что, поскольку Цивилис вполне усвоил римский образ жизни (он долго служил в римской армии), его представления о собственности были более сложными, чем у прочих германцев. Однако мы увидим, что далеко к северу от римских границ в то же самое время существовало поселение, где, как мы можем подозревать, главную роль играл ка­кой-то состоятельный человек; об этом подробнее ниже.

Археологические данные, к которым мы теперь обратимся, позволяют нам сделать несколько ра­зумных предположений относительно землевладе­ния, однако эти данные не могут стать решающи­ми. Археология поможет нам увидеть существенную разницу в размере и характере жилищ в некоторых германских поселениях, и эти различия, скорее все­го, указывают на разницу в положении и богатстве внутри германского общества.

ПОСЕЛЕНИЯ

Римлян поражало заметное различие в поселени­ях германцев и кельтов. В Германии не было боль­ших, похожих на города поселков, которые можно было бы сравнить с оппидумами галлов и кельтов — обитателей Центральной Европы. Еще маловероят­нее в этих землях было увидеть что-либо похожее на город в римском или современном смысле этого сло­ва. «Селятся же германцы каждый отдельно и сам по себе», — говорил Тацит о том, как расположены гер­манские поселения. Насколько это верно? Если у германцев действительно не было крупных поселе­ний, то какими же они были и какие социальные единицы они представляли? Последняя часть этой главы посвящена анализу археологических данных.

Некоторые области Северной Европы дают огром­ное количество информации о характере германских поселений, некоторые не дают ее вовсе. В области нижнего Рейна в Нидерландах (Фрисландия) и у се­верного побережья Германии, Дании (особенно Ют­ландия) и южной Швеции наблюдается наибольшая концентрация известных нам поселений, и, к счас­тью, работающие в этих районах археологи уже давно поняли, как важно ставить поселения людей в геогра­фический и экологический контекст, изучая матери­альные остатки на фоне климата, ландшафта и расти­тельности. Впервые такие исследования стали прово­диться на севере Нидерландов, и, таким образом, нам лучше всего начать именно с прибрежных областей.

Терпы

В течение позднего римского железного века море начало наступать на побережье Нидерландов и северной Германии. С конца III в. н. э. до 650 г. прибрежные области страдали от постоянных на­воднений. Катастрофическое наводнение в той же самой области, которое случилось сравнительно не так давно, в 1953 г., может дать представление о разрушительной силе таких потопов. В результате наступления моря в железном веке условия хозяй­ствования на прибрежных глиноземах резко изме­нились, что оказало глубокое воздействие на сами германские поселения. Вместо того чтобы уйти из этих мест, оставив глиноземы с их плодородными пастбищами, крестьяне изобрели тип поселений, ко­торый мог помочь выжить даже при самом страш­ном наводнении и вокруг которого можно было вести хозяйство.

Вот какое решение нашли местные жители- они стали насыпать искусственные холмы, на которых ставили все хозяйственные постройки. На эти хол­мы во время наводнений можно было завести скотину. Побережье от устья Рейна до Шлезвиг-Голь­штейна изобилует такими жилыми курганами. Их высота составляет от 1,8 до 6 метров над поверхно­стью земли. Распределены они неравномерно: обыч­но, как можно видеть на карте, встречаются плот­ные скопления. Такие холмы в Нидерландах на­зывают терпами; в Германии — по-разному, чаще всего вурт (Wurt). Другие названия остались в мест­ных топонимах на «-верфт», «-варф» и «-вирде». Появление терпов отчасти, конечно, было вызвано тем, что за долгое время, пока люди жили на одном месте, там накапливался домашний мусор, однако прежде всего они появлялись все-таки потому, что жители, сознательно воздвигая кучи навоза и глины, создавали широкие платформы для постройки ферм и других хозяйственных сооружений. Размер терпов мог быть самым различным — от больших, площа­дью в целый акр, до небольших холмиков, на ко­торых едва помещались один-два дома. Возможно, именно терпы имел в виду Плиний Старший, когда называл дома хавков, занимавших часть прибреж­ных областей Германии, «платформами, построен­ными вручную».

Не все терпы относятся к одному и тому же пе­риоду. Среди них можно выделить несколько «поко­лений». Древнейшие насыпи принадлежат ранне­му железному веку и датируются примерно VI в. до н. э. Наиболее хорошо известный пример таких ранних сооружений — терп в Эзинге (Фрисландия, см. с. 57), на котором люди жили веками. Вторая важная группа относится уже к началу римского же­лезного века — с I в. н. э. Феддерзен-Вирде дает нам наиболее полное представление о терпе этого пери­ода. Самые поздние терпы появились в VIII в. и продолжали строиться еще в XI в. На многих из та­ких холмов все еще находятся деревни, и во многих случаях можно полагать, что это место было посто-янно заселено уже в железном веке, то есть с рим­ских времен или еще раньше.

В недавнее время многие терпы серьезно постра­дали, а некоторые были совсем срыты. В XIX и на­чале XX в. их раскапывали, чтобы добыть... древний навоз, на котором они большей частью были пост­роены! Во время этого массового уничтожения на многих терпах удалось обнаружить и спасти огром­ное количество хорошо сохранившихся предметов — небольшое утешение, если подумать о том, какие важные свидетельства далекого прошлого Нидерлан­дов были навеки утрачены. Разрушение терпов про­должалось до Второй мировой войны, однако теперь у оставшихся холмов есть будущее. К счастью, в последние полвека на многих терпах были проведе­ны умелые и тщательные раскопки.

Постоянное затопление низин и, соответствен­но, засоленность почвы, как может показаться, бы­ли смертным приговором для сельского хозяйства на этой части германской территории. Но на самом деле подобного не случилось. Глинозем был и ос­тается весьма плодородной почвой. Успешно разво­дили крупный рогатый скот; держали и овец, од­нако коровы были гораздо важнее. Среди других домашних животных можно назвать свиней, лоша­дей, коз, кур и собак. Дополнительным источником питания служила рыбная ловля, а вот охота вряд ли играла какую-либо роль в жизни обитателей терпов. Они главным образом были крестьянами-скотово­дами, поскольку земли для пахоты было немного. Однако выращивали и некоторые сельскохозяй­ственные культуры, в частности ячмень, пшеницу, лен, горох и бобы.

Вокруг каждого терпа огораживались обширные выгоны для скота, а дальше находились сенные лу­га, на которых после летней жатвы пасли молодняк. На склонах терпов и на некоторых достаточно высоких холмах, образованных отложениями ила (houwen), делать посадки было практически невозможно. Само положение терпов создавало такие усло­вия, при которых земля должна была быть в руках целых семей, а не отдельных хозяев. Есть основания яать, что по крайней мере некоторое количество драгоценной пастбищной земли должно было быть. В общем владении нескольких семей в деревне, и каждая семья имела право на несколько снопов сена, полученного общими усилиями всех жителей.

Из множества поселений всех времен, которые когда-либо раскапывались в Европе, терпы дают едва ли не наибольшее количество информации. Поселения Эзинге и Феддерзен-Вирде дали наибо­лее детальное представление о типах домов и исто­рии терпов.

Эзинге

Первое поселение в Эзинге на маленькой речке Хюнзе состояло из небольшой группы деревянных жилищ. В двух вместительных домах на одном кон­це располагался коровник, на другом — жилые помещения. От большого прямоугольного строения остались пять рядов деревянных столбов. В каждом ряду было по пять столбов, и все столбы были глу­боко вбиты в землю. Такая мощная основа для де­ревянного здания предполагает, что проектирова­лось нечто тяжелое, и, видимо, это был дом на сваях (с фальшполом). Скорее всего, здесь находил­ся амбар, а сваи помогали уберечь зерно от сырос­ти и вредителей. Группа зданий окружена деревян­ным забором или палисадом. Это поселение датиру­ется VI в. до н. э.

Как и многие другие деревни на терпах, почти все следовавшие одно за другим поселения в Эзинге строились по радиальному плану. Дома с коровни­ками были «направлены» к центру деревни, как спи­цы колеса — к оси. Двери коровников выходили с противоположной стороны домов на окружную до­рогу, так называемую «бычью дорогу» (ахwei), кото­рая совпадала с периметром деревни. В центре де­ревни обычно находился пруд с питьевой водой. Ра­диальный план деревни сохранился в Нидерландах и северной Германии вплоть до нашего времени. Некоторые из современных деревушек, построенных на терпах, повторяют планировку, которая была из­вестна германцам уже в железном веке.

Достоверно установлено, что древнейшее поселе­ние в Эзинге было основано в VI в. до н. э. Во вре­мя дорийского и римского железного века на холме последовательно были сооружены четыре деревни, состоявшие из маленьких групп построек. Размеры поселений, видимо, были различными, однако мож­но считать, что в них одновременно проживало от пяти до десяти семей. Последняя из четырех дере­вень погибла около 400 г. н. э. в результате страш­ного пожара, после которого остался густой слой пепла и угля. На руинах появилась новая дерев­ня, но она была настолько непохожа на все преды­дущие, что археологи решили, что ее основали те, кто уничтожил предшествующее поселение. Теперь строения стали совершенно другими: уже не было разделенных на отдельные помещения домов и ра­диального плана. Их место заняли многочисленные землянки, которые были в беспорядке рассеяны по всему холму. Кроме немногих черепков, которые указывают на наличие импорта из Галлии и даже из стран Средиземноморья, материал, относящийся к этой фазе истории Эзинге, целиком состоит из анг­лосаксонской керамики с шишками и насечками, которая находит свои ближайшие соответствия на кладбищах близ устья Эльбы и Везера, а также не- скольких крестообразных фибул, видимо из того же региона. Таким образом, перед нами — поселение англосаксов, которые в начале V в. покинули свою родину, уничтожили фризскую деревню и сами по­селились на этом месте. Однако могло быть и так, что несчастье, которое постигло первоначальную деревню, произошло от вполне естественных при­чин: летний пожар вполне мог быстро уничтожить группу крытых соломой деревянных домиков, а по­том жители Эзинге просто стали вести совсем дру­гой образ жизни.

 

Феддерзен-Вирде

Поселения, где одно строение очевидно господст­вует над другими, встречаются редко, однако имен­но так выглядит наиболее тщательно раскопанный терп северной Германии — Феддерзен-Вирде. Здесь первые поселения похожи на поселение в Эзинге и экономической основой жизни все еще является скотоводство. Однако в I в. н. э. планировка посе­ления резко изменилась. Появился большой дом с отдельными помещениями, огороженный забором и рвом. Он доминирует на плане деревни: несомнен­но, его владелец занимал в обществе господствую­щее положение. Вокруг дома находились несколь­ко хижин, которые использовались как мастерские: здесь производились предметы из дерева, кожи, же­леза и бронзы. Мастерские построены по соседству с «барским» домом и, видимо, были под контролем вождя общины.

Размер Феддерзена, его очевидная самодостаточ­ность в отношении металлообработки и некоторых других ремесел, участие его жителей в торговле на дальних расстояниях с Римской империей показы­вают значительную степень социальной организа- ции. Помимо крестьян, которые могли отдавать ка­кое-то время занятиям ремеслами, связанными с сельскохозяйственным трудом, какая-то часть насе­ления (по крайней мере в римский период) спе­циально занималась обработкой железа и бронзы. Другой необычный момент — это то, что жители Феддерзен-Вирде располагали большим обществен­ным зданием или «клубом»: его, возможно, постро­ил вождь. Не менее удивительным фактором в жиз­ни этой деревни была ее очевидная стабильность.

Люди жили здесь вплоть до V в. Потом произошло наводнение, и поселение снова ожило только в ран­нем Средневековье.

Фохтело

Еще одну резиденцию знатного или, во всяком случае, богатого человека можно увидеть в посе­лении в Фохтело (Фрисландия). Здесь полностью раскопана небольшая ферма I в. н. э. Центром ее служил небольшой дом с несколькими комната­ми, вокруг которого располагались всего три-четы­ре скромные хозяйственные постройки — сарайчи­ки, амбары, конюшня. Непосредственно около дома небольшой участок был разделен плетнями на ухо­женные грядки и выгоны с травой. Примерно в по­лукилометре к северо-западу находилось совершен­но другое поселение той же эпохи. Это небольшая деревня, состоявшая по меньшей мере из двух жилищ, вместе со связанными с ними конюшнями, ко­лодцами, амбарами для хлеба и сена. Очевидно, что два поселения не были независимы друг от друга. Есть основания полагать, что человек, который жил на большой, компактно расположенной ферме в Фохтело, являлся землевладельцем, чье богатство основывалось на стадах коров, за которыми при­сматривали по большей части его дружинники, жив­шие в соседней деревеньке. То, как большой дом был подчеркнуто отделен от скромной деревни, на­поминает богатые погребения вождей, которые на­ходились вдалеке от могил обычных людей (это яв­ление ярче всего проявляется на кладбищах в доли­не Эльбы и среди восточных германцев).

По тому, что Тацит рассказывает о германских общинах, мы не могли бы догадаться о существова­нии таких деревень, как Феддерзен-Вирде и Эзинге. Он описывает поселения со свободной плани­ровкой, в то время как археологи находят деревни, построенные по определенному плану. Не говорит он и о больших домах, которые могли принадлежать вождям, таких, как дома в Фохтело и Феддерзене.

Хотя Эзинге и Феддерзен часто перестраивались, они, тем не менее, существовали веками на одном и том же месте. У другой группы поселений совсем другая история. Достаточно полно исследованный пример такого поселения дали раскопки в Гамбург-Фармзене. Деревня была заселена в течение всего римского железного века, однако отдельные здания существовали, как кажется, не больше ста лет. Они разрушались, и их заменяли дома, которые строи­лись на расстоянии 50—100 метров от старого мес­та. Налицо огромный контраст между таким «пере­движным» планом деревни и почти неизменными терпами. Возможно, терпы были не совсем обычны­ми поселениями, и их статичность обуславливалась их положением.

Поселения с палисадами

Другое поселение, которое со временем переме­щалось, было раскопано не так давно в Грентофте (Рингкебинг, в Ютландии). В III в. до н. э. здесь было примерно шесть зданий. Все они были ориен­тированы в одном и том же направлении, и у всех были отдельные помещения в торце. Когда это по­селение было оставлено, его заменило другое, рас­положенное несколько в стороне; оно датировано II—I вв. до н. э. Снова обычные дома с комнатами (на этот раз пять) были ориентированы примерно в одном и том же направлении. Однако это поселение отличалось тем, что вокруг него был бревенчатый палисад; общая площадь огороженной земли состав­ляла 100 на 30 метров. Палисад создает впечатление, что деревня была маленькой крепостью, однако это впечатление ошибочно. На самом деле это был лишь крепкий забор, который должен был защищать по­селение от диких зверей, а не от врагов-людей.

Подобные же огороженные деревни были обнару­жены в Зейене (Дренте в центральных Нидерландах) и Берхорст-бай-Науен в Бранденбурге (Восточная Германия). Обе эти деревни были почти квадратными в плане; внутренние строения ориентированы по тем же самым линиям, что и ограды. Зейен был защищен весьма мощным бревенчатым палисадом, достаточно прочным, чтобы удержать как нападающих, так и вол­ков. Непосредственно внутри палисада располагались основные жилища и стойла для животных, так что центр поселения в основном оставался открытым. Возможно, он выполнял одну из первоначальных функций деревенской лужайки деревни, служа вре­менным пастбищем[3]. Деревня в Берхорсте была также окружена частоколом, но здесь дома стояли близ­ко друг к другу в центре ограды, так что в середине оставалось лишь небольшое место. В Берхорсте на­считывалось 25—30 домов, в отличие от Зейена, где их было всего восемь.

Пока, за исключением огороженных деревень в Зейене, Грентофте и Берхорсте, мы не встречались с огороженными поселениями. На самом деле ук­репленные поселения в интересующий нас период были достаточно редки. Наиболее известный слу­чай — это крупная деревня в Борремосе (Химмер-ланн в Дании). Деревня находилась на небольшом острове в болоте и была связана с материком до­рогой, вымощенной камнем. На пространстве при­мерно 150 на 100 метров было обнаружено 22 дома, но не все они существовали в одно и то же время: одновременно были заселены примерно 18 домов. Деревня датируется I в. до н. э., однако укрепле­ния, которые ее окружают, — вал и два рва снару­жи — датируются более ранним временем. Община не стала строить свои собственные укрепления, а, скорее всего, воспользовалась более древней крепо­стью. Все дома в Борремосе были ориентированы в одном направлении, и торцы многих из них выхо­дили на узкую мощеную улицу, которая проходила через центр деревни, связывая его с дорогой через болото.

Вепстер

Наиболее хорошо изученное поселение древних германцев — это поселение в Вейстере близ Бейлена в центральном Дренте. Здесь голландские архео­логи в 1958—1961 гг. провели самые тщательные раскопки, приложив все свое мастерство для восста­новления следов, которые оставили в почве бревен­чатые дома. Результат их работы, наверное, надолго останется наиболее полной картиной развития по­селения в течение длительного периода,

В общем и целом, поселение было постоянно за­селено со II в. н. э. до начала V. За эти три столе­тия в планировке деревни произошли значительные изменения. Древнейшее поселение выглядело как отдельный хутор, на котором, возможно, жили одна или две семьи. Вокруг жилых помещений группи­ровались хозяйственные постройки и обычные зем­лянки. Возможно, по соседству находились такие же хутора, и семейные группы постепенно росли, образовывая деревенские общины, подобные тем, что мы находим на следующей фазе поселения. В следующей фазе возникла достаточно большая деревня, где дома стояли не совсем правильными ря­дами. Позднее такое простое планирование стало еще более заметным. Наблюдается явственный раз­рыв между старой застройкой и новым периодом, когда появилось большое количество домов и зем­лянок. Строения, стоявшие плотными группами, были окружены бревенчатым палисадом. Наиболее интересная из этих групп, образовывавшая квад­ратный в плане «квартал» в самом центре деревни, включала в себя несколько очень больших домов с коровниками. Существовало по крайней мере еще три таких «блока», два из которых были отделены от центральной группы узкими улицами или проул­ками. Создается впечатление, что перед нами — упорядоченное поселение, тщательно спланирован­ное с самого начала, которое развивалось по зара­нее предусмотренной схеме.

Как и в других поселениях первых веков н. э., по­мимо домов и землянок археологи обнаружили ам­бары на деревянных сваях, большие печи или очаги в ямах, колодцы с деревянной или плетеной опалуб­кой и прямоугольные ямы-хранилища, обложенные плетенкой, в которых должно было храниться зер­но и другие продукты. Есть много примеров того, что расположение этих вспомогательных сооруже­ний также было спланировано. Многие из амбаров на сваях стояли вблизи отдельных домов, как если бы там хранились припасы одной семьи. Ямы-хра­нилища встречаются и группами, например двумя рядами внутри ограды центрального блока. И как и во многих германских деревнях, рядом с домом находились небольшие скопления землянок, пред­ставлявших собой хозяйственные постройки и мас­терские. Сами дома в Вейстере отличаются интерес­ными особенностями, и одним из типов домов фак­тически является дом с двускатной крышей, о чем мы поговорим позже.

Основой экономики в этом любопытном поселе­нии было смешанное хозяйство. Среди домашнего скота главную роль играли коровы. В некоторых, са­мых крупных домах жили до двадцати и больше буренок. Держали и лошадей, мясо которых шло в пищу. В ритуальных погребениях животных, которые закла­дывались в основания многих зданий, чаще встреча­ются лошади, чем коровы. Свиней было не так мно­го, в то время как овец и коз или вообще не было, или они были исключительно редки. Поскольку в Вейстере занимались прядением и ткачеством, жители дол­жны были получать шерсть посредством обмена из соседних общин. Выращивали пшеницу, ячмень и лен, а возможно, и другие культуры. Ряды следов от лопаты внутри огороженных канавками участков — вероятно, следы наличия огорода.

Эта деревня особенно интересна тем, что община живших в ней варваров обитала очень близко к рим­ской границе в нижней Германии. Внешним проявле­нием контактов с Римской империей являются кера­мика, стекло и броши, однако пограничные провин­ции могли оказывать и более глубокое воздействие на северные земли. Регулярная планировка поздних де­ревень могла быть следствием знакомства с римски­ми поселениями, и сам размер общины (возможно, около 500 человек в период ее расцвета) мог быть ре­зультатом влияния римских стандартов жизни на гер­манских вождей. В то же самое время эта большая крестьянская община не стояла на пути к преобразо­ванию в городское поселение. Общественных зданий не было, как и организованной торговли и экономи­ки. Тем не менее, Вейстер представляет собой первую стадию развития города и, как таковой, является уни­кальным для незанятой римлянами территории Гер­мании. Несомненно, что близость Вейстера к грани­цам империи, где существовали настоящие города, обусловила его преждевременное развитие.

СКАНДИНАВСКИЕ ПОСЕЛЕНИЯ

До сих пор мы рассматривали в основном Нидер­ланды и северную Германию. Что же происходило в Скандинавии? Письменные источники ничего не говорят о существовавших там условиях, но, к сча­стью, результаты умелых раскопок в Дании и Шве­ции дали обильную информацию. Ландшафт и кли­мат Скандинавии были неблагоприятны для жизни людей более, чем где-либо в Европе. Из-за долгих, суровых зим коровам и другим домашним животным нужно было обязательно предоставить искусствен­ное укрытие. Прочные, защищенные от непогоды стойла занимали очень важное место во всех посе­лениях этого региона. Возможно, потребность стро­ить стойла подтолкнула к появлению более оседлых форм поселения, чем в предшествующие, теплые периоды бронзового века, когда животных можно было оставлять на пастбище почти на весь год. Не­обходимость заготовлять на зиму корм для живот­ных неизбежно должна была заставить крестьян придумывать совершенные постройки для его хра­нения. Именно в этот период, в конце доримского железного века, впервые появляются следы амбаров и других сараев для хранения продуктов. Еще одно усовершенствование сыграло решающую роль, плот­но привязав человека к месту обитания: люди ста­ли охотнее культивировать доступные им пахотные площади и сконцентрировались на улучшении мето­дов выращивания урожая.

Два наиболее хорошо известных в этом отноше­нии региона Дании — это Ютландия и остров Бор­нхольм. Некоторые поселения Ютландии представ­ляли собой компактные деревни с рядами домов в окружении полей. Лучше всего из таких поселений известны Скорбек-Хеде и Остербелле. В Остербел-ле поля, судя по всему, были связаны с отдельными хозяйствами и, таким образом, находились скорее в частном, нежели в коллективном владении. На Борнхольме, напротив, обитали фермеры, чьи ху­тора стояли по отдельности на плодородных полях. Вплоть до сего дня на острове почти не было дере­вень и деревенской жизни как таковой. Поселения на Борнхольме, особенно Дальсхей, оставили мно­го данных о выращивании зерновых, прежде всего овса, ячменя и пшеницы-эммера, в то время как на песчаной почве Ютландии возможностей для хлебо­пашца было гораздо меньше.

Валльхагар

На расположенном далее к востоку шведском ост­рове Готланд было обнаружено наиболее информа­тивное из всех известных скандинавских поселений — Валльхагар. Здесь ученым представилась первая воз­можность детально изучить поселение эпохи Велико­го переселения народов. Было обнаружено 24 пост­ройки, составлявшие шесть или семь отдельных ферм. На каждой ферме находился главный дом и хозяй­ственные сооружения. Возможно, здесь мы имеем дело с большой группой родственных семей, каждая из которых проживала на собственном хуторе, а для каких-то важных работ они объединялись под предво­дительством старейшины. Очистка новой земли для пахоты, сама пахота и сбор урожая должны были тре­бовать объединенных усилий всех жителей.

Экономика Валльхагара основывалась на смешан­ном хозяйстве: скотоводство, видимо, играло боль­шую роль, чем земледелие. Море лежало лишь в трех километрах от поселения, однако рыбы здесь не ели. Это одна из очень немногих деревень эпохи Велико­го переселения народов, где сохранилось достаточ­но остатков зерновых, чтобы четко определить, что именно выращивали крестьяне Готланда. Культиви­ровались самые разные зерновые: шестирядная пше­ница, пшеница-однозернянка, пшеница-эммер, пше­ница-спельта (полба) и рожь. Больше всего было обнаружено ячменя. Жители собирали и ели также дикие семена, обычно в виде каши. Выращивали лен и рыжик посевной[4] — несомненно, ради семян, из которых получали масло. Любопытно полное отсут­ствие овса, хотя он хорошо засвидетельствован в дру­гих поселениях Скандинавии того времени.

Наличие в образцах пыльцы значительного коли­чества пыльцы растений, характерных для пастбищ­ных лугов, — лютика, подорожника и клевера — го­ворит о важности скотоводства. Множественные на­ходки костей животных помогают определить, каких именно животных здесь выращивали. Главным об­разом — коров и овец. Держали также кур и свиней. В распоряжении местных жителей были стада полу­диких деревенских лошадок: они паслись сами по себе в лесу, а раз в год их сгоняли в одно место. Иногда ели конину, как и в Вейстере. Наличие жи­вотных старше пятнадцати лет говорит о том, что лошади использовались и для сельских работ. Зиму животные проводили в стойлах, где их кормили се­ном. Из части коровьего молока делали сыр (как можно судить по керамическим цедилкам в форме бутыли).

Несомненно, жители Валльхагара целиком обес­печивали себя едой, но это не было в полной мере самодостаточное поселение. Инструменты и керами­ку приобретали путем торговли с другими областя­ми Скандинавии. Доказательством контактов с бо­лее далекими странами служат стеклянные сосуды для питья из стеклодельных мастерских Кёльна и Верманда. Готланд был идеально расположен для того, чтобы использовать пути торговли как с севе­ра на юг, так и с запада на восток, а у его жителей хватало продуктов сельского хозяйства, чтобы обме-нять их на керамику, стекло и изделия из металла. Валльхагар просуществовал примерно с 400-го по 550 г. н. э. Примерно в это время поселению вне­запно пришел конец. Данные о более ранних пост­ройках, обнаруженных под деревней эпохи Велико­го переселения народов и рядом с ней, говорят о том, что жители были вынуждены изменить место­положение своих полей, когда земля, которую они год за годом распахивали, истощилась. Пахотные земли зачастую располагались на склонах (видимо, чтобы облегчить сток воды), и постоянное распа­хивание такой земли могло привести к истончению слоя гумуса. Относительно небольшое количество семян как культурных, так и диких растений гово­рит о том, что сама земля была не очень высоко­го качества. Возможно, этот район Готланда уже не обладал достаточными ресурсами и не мог обеспе­чивать сельское хозяйство в том виде, в котором им занимались жители деревни. Но какой бы ни бы­ла причина перемещения ферм в эпоху римского и послеримского железного века, одно лишь обедне­ние почвы не объясняет того, что в конечном счете Валльхагар был оставлен. На острове Готланд было обнаружено много кладов римских золотых монет, но их закладка внезапно заканчивается незадолго до 550 г. н. э. Это явление, которое имело место в раз­ное время в различных областях северной Германии, скорее всего, является результатом страхов, которые возникали вследствие войны или постоянных набе­гов, и именно в такой обстановке последним крес­тьянам, наверное, и пришлось бросить деревню в Валльхагаре.

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 414; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!