Существуют ли черты такого поэтического театра?.. 17 страница



К сожалению, многое из широко задуманного не было осуществлено. «Прошли времена, — говорил с огорчением Николай Константинович, — когда драматурги писали роли для определенных артистов. Дело, разумеется, не во мне лично. Обидно, что многие талантливые артисты годами сидят без настоящего дела. Проходят годы, и несыгранные роли уходят от актеров навсегда. От меня, например, уже безвозвратно ушли любимые мною Вершинин и Тузенбах из “Трех сестер” Антона Павловича Чехова. Я не знаю, как бы я сыграл короля Лира, если бы мне сейчас поручили эту роль, но знаю, что вынести Корделию на руках, как того требует Шекспир в конце трагедии, мне сейчас было бы тяжеловато… Да и врачи наотрез запретили бы…»

Николай Константинович создал много великолепных образов, но мне кажется, ему особенно была дорога последняя сыгранная им роль — Дронов в спектакле «Все остается людям». О чем бы мы ни заговаривали, Николай Константинович неизменно возвращался к нему. Как-то я спросил артиста, почему Дронов ему дороже, чем, скажем, Полежаев и другие не менее талантливые люди.

— Полежаева я сыграл, когда был совсем молодым, а Дронов моложе меня на целый десяток лет. Все, чему меня научил Полежаев и потом другие великие люди, я хочу отдать Дронову. Он мне особенно дорог потому, что все мои герои жили в прошлые времена. Даже Горький и Маяковский, не говоря уже об Александре Невском или Иване Грозном. А Дронов — наш современник. В нем черты многих ныне живущих подвижников науки, с которыми хорошо знакомы сотни и тысячи зрителей. Тут нельзя спрятаться за бороду и внешнюю характерность, которые, порой, мне помогали раньше…

Николай Константинович был влюблен в Дронова. Ему очень нравилось, что Дронов, при всей его нетерпимости к человеческой подлости, удивительно доброжелателен.

— Дронов — человек улыбки, — говорил Черкасов, — он знает, как мало ему осталось жить. Но чем короче оставшийся ему кусок жизни, тем полнее он живет. Неоконченных дел так много, а жизнь его так коротка, что Дронов не хочет даже секунды отдать пустословию, мелочным интересам. Он до последней секунды борется, трудится, живет. И вся его жизнь — прекрасное доказательство, что бессмертие человека — в его делах.

Николай Константинович говорил о Дронове увлеченно и восторженно, как о живом человеке. И не замечал, что по существу говорил о самом себе. Хотя Николай Константинович {170} относился к своей болезни с каким-то грустным юмором, он понимал, что надежды на излечение ничтожны…

Последняя наша встреча произошла незадолго до кончины Николая Константиновича.

Группа отдыхающих в Доме отдыха ВТО в Комарове — актеры, режиссеры, сотрудники ленинградского отделения ВТО, — с огромным букетом цветов, гигантским тортом и написанным на обоях шуточным приветствием в день рождения Николая Константиновича отправились к нему на дачу. Мы знали, что Черкасов тяжело болен. Знали, что, не желая быть в тягость театру, он ушел на пенсию. Не я один был огорчен решением Черкасова, и многие не одобряли руководство театра, принявшего «отставку» Черкасова. Нельзя было, ни при каких обстоятельствах нельзя было позволить Николаю Константиновичу думать, что болезнь его неизлечима, что он никогда больше не выйдет на сцену театра, обязанного Черкасову, может быть, не меньше, чем Черкасов обязан театру.

Во дворе дачи Черкасова было тихо. На шум и крики вышла Нина Николаевна, жена Николая Константиновича. Сам он плохо себя чувствовал, и врачи его уложили в постель. Но он немедленно поднялся и явился к гостям, облаченный в темный костюм, при галстуке. Поздоровавшись со всеми, Николай Константинович извинился и попросил разрешения присесть. Стоять ему был трудно. Дышал он с затруднением. Но улыбался. «Я увидел в окна людей, которые несут что-то над головами и подумал, не гроб ли это… Оказывается, совсем наоборот…»

Эта последняя встреча была очень грустной. Николай Константинович старался быть бодрым, шутил, как всегда, и, как всегда, говорил об ожидающих его делах и даже о театре. Но мне казалось, что тяжелое предчувствие приближающегося конца, в который он не хочет верить и который мысленно всячески отодвигает, давит его.

Был хороший, теплый день. Мы сидели на скамейке у дома под высокими соснами. Спокойно и неторопливо текла беседа. Перед нами сидел высокий, очень уставший человек, все понимающий, но не желающий сдаваться.

… Между первой и последней встречами прошли десятилетия. В них вместилось множество бесед, разговоров, зрительских и режиссерских наблюдений, но эти две встречи — первая и последняя, по моему ощущению, полностью выражают сущность прекрасного, большого артиста и человека, удивительное и радостное явление нашей жизни, называемое — Николай Константинович Черкасов.

1969

{171} А. Чехов. «Три сестры»
Репетиции спектакля
12 октября 1964 года — 23 января 1965 года

Распределение ролей:

Прозоров Андрей Сергеевич — О. Басилашвили

Наталья Ивановна — Л. Макарова

Ольга — З. Шарко

Маша — Т. Доронина, Н. Ольхина

Ирина — Э. Попова

Кулыгин Федор Ильич — В. Стржельчик

Вершинин Александр Игнатьевич — Е. Копелян

Тузенбах Николай Львович — С. Юрский

Соленый Василий Васильевич — К. Лавров

Чебутыкин Иван Романович — Н. Трофимов

Федотик Алексей Петрович — М. Волков

Родэ Владимир Карлович — Г. Штиль

Ферапонт — Б. Рыжухин

Анфиса — Л. Волынская

 

Художник — С. Юнович

 

Октября 1964 года


Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 299; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!