Некрасов Н. А. Поэт и гражданин, 1856



Г р а ж д а н и н (входит)

Опять один, опять суров,
Лежит - и ничего не пишет.

П о э т

Прибавь: хандрит и еле дышит -
И будет мой портрет готов.

Г р а ж д а н и н

Хорош портрет! Ни благородства,
Ни красоты в нем нет, поверь,
А просто пошлое юродство.
Лежать умеет дикий зверь...

П о э т

Так что же?

Г р а ж д а н и н

Да глядеть обидно.

П о э т

Ну, так уйди.

Г р а ж д а н и н

Послушай: стыдно!
Пора вставать! Ты знаешь сам,
Какое время наступило;
В ком чувство долга не остыло,
Кто сердцем неподкупно прям,
В ком дарованье, сила, меткость,
Тому теперь не должно спать...

П о э т

Положим, я такая редкость,
Но нужно прежде дело дать.

Г р а ж д а н и н

Вот новость! Ты имеешь дело,
Ты только временно уснул,
Проснись: громи пороки смело...

.........................................................

 

Это — единственный в своем роде манифест русской поэзии 1860-х годов, вобравший в себя и гражданственность лирики декабристов, и мятежную ораторскую патетику М. Ю. Лермонтова. Величие некрасовского манифеста еще и в том, что он далеко выходит за пределы литературы: речь идет о политической борьбе, о гражданской доблести, о патриотизме — подлинном и мнимом. Ведь именно здесь заключены сжатые до предела формулы революционно-полити­ческой лирики, ставшие крылатыми еще при жизни их автора: «Иди в огонь за честь отчизны, / За убежденье, за любовь...»

«Поэт и Гражданин» (1856) — это произведение о красоте поэзии, о ее высшей эстетической ценности и гражданском значении: «В свободном слове есть отрада». Но гражданин говорит, что гражданственность значимее эстетики. Это отнюдь не свидетельствует об ограниченности взглядов Н. А. Некрасова. В «Поэте и Гражданине» Н. А. Некрасов поставил вопросы, которые мучили его и на которые он не мог ответить однозначно: «Мне борьба мешала быть поэтом. / Песни мне мешали быть бойцом».

 

Некрасов Н. А. Железная дорога, 1864

В а н я (в кучерском армячке).
Папаша! кто строил эту дорогу?
П а п а ш а (в пальто на красной подкладке),
Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!
Разговор в вагоне

1

Славная осень! Здоровый, ядреный
Воздух усталые силы бодрит;
Лед неокрепший на речке студеной
Словно как тающий сахар лежит;

Около леса, как в мягкой постели,
Выспаться можно — покой и простор!
Листья поблекнуть еще не успели,
Желты и свежи лежат, как ковер.

Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни...
Нет безобразья в природе! И кочи,
И моховые болота, и пни —

Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю...
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою...

2

Добрый папаша! К чему в обаянии
Умного Ваню держать?
Вы мне позвольте при лунном сиянии
Правду ему показать.

........................................................

Стремясь к широкому охвату русской действительности, Н. А. Некрасов легко переходил от изображения одной социальной сферы к описанию другой. Эпическая основа «Железной дороги» (1864) позволяет отнести это произведение к жанру поэмы, хотя объем ее небольшой, и иногда «Железную дорогу» называют стихотворением. Внимание поэта привлекла острая социальная тема — строительство железных дорог, где процветала безжалостная эксплуатация рабочих, вче­рашних крестьян, выгнанных из сел и деревень — «с разных концов государства великого» — голодом и нуждой. Именно в этой поэме Н. А. Некрасов создал незабываемый «гимн» в честь «царя-голода», единственный в своем роде: «В мире есть царь: этот царь беспощаден, / Голод названье ему. / Водит он армии; в море судами / Правит; в артели сгоняет людей, / Ходит за плугом, стоит за плеча­ми / Каменотесцев, ткачей. / Он-то согнал сюда массы народные. / Многие — в страшной борьбе, К жизни воззвав эти дебри бесплодные, / Гроб обрели здесь себе...». Символом народного горя встает также образ больного белоруса с заступом, по колено в холодной воде: «Трудно свой хлеб добывал человек!»

Эпиграф, предпосланный поэме, сообщает, что железную дорогу между Петербургом и Мос­квой строил граф П. А. Клейнмихель, управляющий ведомством путей сообщения при Николае I. Эпиграф насыщен сарказмом, а вся поэма служит страстным опровержением эпиграфа. В основе сюжета поэмы — разговор генерала-отца с сыном Ваней. Правду же о том, кто на самом деле построил железную дорогу, Ваня узнает из песен мертвецов (балладный жанр): люди, умершие во время строительства железной дороги, сами рассказывают Ване о своей судьбе. Тени погиб­ших истинных строителей дороги, бегущие за окном вагона, требуют отмщения и восстановления поруганной справедливости. Художественная выразительность стихов достигает предела, когда слышатся голоса замученных непосильным трудом людей и монотонность их жалоб создает ощу­щение страшной реальности. «Прямо дороженька: насыпи узкие, / Столбики, рельсы, мосты. / А по бокам-то все косточки русские... / Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты? / Чу! восклицанья послышались грозные! / Топот и скрежет зубов; / Тень набежала на стёкла морозные... / Что там? Толпа мертвецов! / То обгоняют дорогу чугунную, / То сторонами бегут. / Слышишь ты пение?.. "В ночь эту лунную / Любо нам видеть свой труд!.. / Братья! Вы наши плоды пожинаете! / Нам же в земле истлевать суждено... / Все ли нас, бедных, добром поминаете / Или забыли давно?"»

В соответствии с эпиграфом Н. А. Некрасов развернул в поэме злободневный в те годы спор о роли народа в создании духовных и материальных ценностей. Генерал соглашается с тем, что железную дорогу построил народ, но он настаивает на том, что народ способен только воплощать, а не созидать, не генерировать идеи. Лирический герой пытается спорить, но генерал не дает. Тог­да лирический герой рисует для Вани «отрадную картину» — она оказывается очень горькой. Но есть грусть-надежда: народ «Вынесет все — и широкую, ясную / Грудью дорогу проложит себе». Но когда это будет?..

Некрасов Н. А. Элегия, 1874

А.Н.Е[рако]ву

Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая «страдания народа»
И что поэзия забыть ее должна.
Не верьте, юноши! не стареет она.
О, если бы ее могли состарить годы!
Процвел бы божий мир!... Увы! пока народы
Влачатся в нищете, покорствуя бичам,
Как тощие стада по скошенным лугам,
Оплакивать их рок, служить им будет муза,
И в мире нет прочней, прекраснее союза!...
Толпе напоминать, что бедствует народ,
В то время, как она ликует и поет,
К народу возбуждать вниманье сильных мира —
Чему достойнее служить могла бы лира?...

Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен...
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба...
Я видел красный день: в России нет раба!
И слезы сладкие я пролил в умиленье...
«Довольно ликовать в наивном увлеченье, —
Шепнула Муза мне. — Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ?..

Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,
Старик ли медленный шагает за сохою,
Бежит ли по лугу, играя и свистя,
С отцовским завтраком довольное дитя,
Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы —
Ответа я ищу на тайные вопросы,
Кипящие в уме: «В последние года
Сносней ли стала ты, крестьянская страда?
И рабству долгому пришедшая на смену
Свобода наконец внесла ли перемену
В народные судьбы? в напевы сельских дев?
Иль так же горестен нестройный их напев?..»

Уж вечер настает. Волнуемый мечтами,
По нивам, по лугам, уставленным стогами,
Задумчиво брожу в прохладной полутьме,
И песнь сама собой слагается в уме,
Недавних, тайных дум живое воплощенье:
На сельские труды зову благословенье,
Народному врагу проклятия сулю,
А другу у небес могущества молю,
И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,
И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,

И лес откликнулся... Природа внемлет мне,
Но тот, о ком пою в вечерней тишине,
Кому посвящены мечтания поэта,
Увы! не внемлет он — и не дает ответа...

 

«Элегия. А. Н. Е<рако>ву» («Пускай нам говорит изменчивая мода») (1874) представляет со­бой образец нового типа элегии, возникшего в творчестве Н. А. Некрасова, элегии социальной, в которой в связи с изменением объекта изображения традиционные поэтические средства насы­щались новыми жанровыми признаками. В частности, своеобразно используется в ней типичное для романтических медитативных элегий В. А. Жуковского ритмико-синтаксическое построе­ние.

Свою «Элегию» Н. А. Некрасов прямо начинает с утверждения актуальности темы «страдания народа» (полемически направленного против претензий, предъявляемых к его поэзии современ­ным историком литературы О. Ф. Миллером, который считал, что «непосредственное описание страданий народа и вообще бедняков» уже Н. А. Некрасовым «исчерпано» и что «поэт наш стал как-то повторяться, когда принимается за эту тему»): «Пускай нам говорит изменчивая мода, / Что тема старая «страдания народа» / И что поэзия забыть ее должна, / Не верьте, юноши! не стареет она».

Новый вопрос, поставленный Н. А. Некрасовым в «Элегии» в связи с положением народа, стал одним из основных вопросов главного полотна поэта — эпической крестьянской поэмы-сим­фонии «Кому на Руси жить хорошо?»: «Пора идти вперед: / Народ освобожден, но счастлив ли народ? ».

Вопрос о положении народа сливается в «Элегии» с вопросом о роли поэта в обществе: «Я лиру посвятил народу своему». Развивая собственную программу гражданственности искусства, Н. А. Некрасов опирался в этом стихотворении на тенденции вольнолюбивой лирики А. С. Пуш­кина («Деревня»). Звучит у Н. А. Некрасова и своеобразная вариация пушкинской темы «поэта и толпы»: Н. А. Некрасова мучает вопрос о том, дойдет ли его песня до народной души, принесет ли пользу: «Уж вечер настает. Волнуемый мечтами, / По нивам, по лугам, уставленным стога­ми, / Задумчиво брожу в прохладной полутьме, / И песнь сама собой слагается в уме, / Недавних, тайных дум живое воплощенье: / На сельские труды зову благословенье, / Народному врагу про­клятия сулю, / А другу у небес могущества молю, / И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы, И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы, / И лес откликнулся... Природа внемлет мне, / Но тот, о ком пою в вечерней тишине, / Кому посвящены мечтания поэта, — / Увы! не внемлет он — и не дает ответа...»


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 716; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!