СОФИОЛОГИЧЕЧКАЯ КОНЦЕПЦИЯ. БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВО. ЛИЧНОСТЬ



Западная философия XX в. (лекция 17.03.20 вт)

 

Западная философия XX в. существенно отличается от предшествующей. Главное и наиболее общее ее отличие связано с тем, что на рубеже XIX и XX вв. совершился переход от традиционной классической философии к неклассической. Этот переход во многом был обусловлен тем, что в указанный период вся западная культура переживала глубокие изменения, которые по-особому ярко проявились в науке.

В результате начавшейся в конце XIX в. второй научной революции возникает новая, неклассическая наука, которая существенно отличается от классической. В ней уже нет прежних претензий на полную объективность и адекватность знания. Понятие истинности все больше уступает место понятию валидности (обоснованности), которое опирается на внутренний, формально-логический критерий. Сходную судьбу разделяют такие понятия классической науки, как причинность и детерминизм, уступая место вероятности и индетерминизму– Все более значимыми в познании становятся теории и модели, построенные математическим способом самим познающим ученым. Перефразируя известное выражение Пифагора, можно сказать, что весь мир все больше сводится к числу. Основными методологическими принципами в науке становятся принципы релятивизма и плюрализма, в силу которых складывается плюрализм общих картин мира.

Меняется социальная роль науки. Классическая наука превращается в технонауку. Наука все больше становится инструментальной и прагматичной; основными ее целями теперь являются не столько знания и истина, сколько прямое участие в преобразовании и эксплуатации природы, в повышении эффективности экономического производства. Наука становится непосредственной производительной силой.

Не менее важные изменения происходят в искусстве. Здесь в конце XIX в. возникает модернизм, к которому в начале XX в. присоединяется авангард. Эти направления радикально отличаются от предшествующего классического искусства. В них происходит резкое смещение акцента с объекта на субъект, с объективности и правдивости на субъективные ощущения и представления. Принцип «неверности предмету» становится одним из главных принципов эстетики модернизма и авангарда, принципом сознательной деформации, искажения и разложения предмета, принципом отказа от предмета, предметности и фигуративности. Особое внимание также уделяется эксперименту, поиску новых выразительных средств, технических и художественных приемов, что в авангарде превращается в настоящую страсть к эксперименту, в погоню за новизной.

Важные изменения происходят в религии, особенно в ее социальном положении, которое все более ухудшается. Можно сказать, что первая половина XX в. стала самой безрелигиозной в истории Запада. Во второй половине XX в., в связи с возникновением постмодернизма, положение религии несколько улучшается, но остается весьма сложным.

 

 


Сходные процессы и изменения происходят в философии. Вслед за наукой она становится неклассической. В ней возникают новые течения, которые характерны для складывающейся культурной ситуации. Весьма примечательным в этом плане представляется появление в начале XX в. американского прагматизма, ставшего философией и идеологией современного делового человека. Не менее примечательным и характерным явлением стало возникновение в последней четверти XX в. постмодернистской философии как отражения новых тенденций в западной культуре.

В целом в течение XX в. философия приобретает многие специфические черты и особенности, наиболее важные и существенные из которых можно свести к трем: новые отношения с наукой; тенденция к преодолению метафизики; лингвистический поворот.

Отношения философии с наукой вообще и с естествознанием в особенности всегда имели важное и во многом определяющее значение. В течение долгой истории эти отношения претерпели глубокую эволюцию. До эпохи Нового времени наука существовала и развивалась внутри философии, а обе они находились в тесном единстве с религией и искусством. С наступлением Нового времени ситуация резко меняется. Наука четко обособляется от религии и искусства и начинает существовать в чистом виде. В ней формируются ученые современного типа. Если еще в XVI в. они были редкостью (Н. Коперник), то в XVII в. их ряды с ускорением множатся. Не случайно это столетие стало веком первой научной революции.

 

 

Ситуация с философией выглядела более сложной. Она также обособлялась от религии и искусства, хотя в меньшей степени, чем наука. Даже у Дж. Бруно философия все еще переплетается с религией, поэзией и мистикой.

Что касается отношений философии с наукой, то они остаются очень тесными, но существенно меняются. Раньше типичной была фигура философа, который наряду с собственно философскими изысканиями занимался и научными исследованиями, рассматривая их в качестве второстепенных и прикладных. Теперь наука по своей значимости уравнивается с философией. Более того, некоторые философы начинают воспринимать науку как образец или модель для построения своих сочинений. В качестве примера можно указать на Б. Спинозу, назвавшего свой основной труд весьма своеобразно: «Этика, доказанная в геометрическом порядке». В данном труде этические положения действительно излагаются и доказываются в форме геометрических теорем.

Именно эта тенденция, в соответствии с которой философия все больше опирается на науку или же соотносит себя с ней, а роль, влияние и престиж науки все более усиливаются, характеризует всю последующую эволюцию отношений между философией и наукой. Растущий авторитет науки привел к тому, что уже в XVIII в. возникли первые формы сциентизма, который абсолютизировал и обожествлял роль и значение науки, фактически ставил ее на место, которое раньше занимала религия.

В XIX в. указанная тенденция усиливается, чему способствовал бурный рост производства, служивший мощным стимулом для развития науки. Под растущим ее влиянием все больше ослабляются позиции религии, ускоряется и углубляется процесс секуляризации общества. Рядом с наукой неуютно чувствует себя не только религия, но и искусство. Своеобразие складывающейся ситуации выразил Ф. Ницше: «У нас остается искусство, чтобы не умереть от науки». Положение философии все более усложняется.

В первой половине XX в. роль и влияние науки достигают своего апогея. Ее власть и авторитет становятся безраздельными. В данных обстоятельствах своеобразие большинства философских течений в значительной мере обусловливается характером их отношения к науке.

По числу философских школ и течений XX век значительно превосходит предшествующее столетие, хотя некоторые из них – неокантианство, неогегельянство, философия жизни, персонализм – возникли еще в XIX в. В XX в. к ним добавились прагматизм, феноменология, экзистенциализм, герменевтика, франкфуртская школа, аналитическая философия, неопозитивизм, философия науки, структурализм, постмодернизм. Для преобладающей части названных течений отношение к науке проявляется как сциентизм или антисциентизм, т. е. либо всяческое возвышение роли и значения науки, либо, напротив, критика и отрицание ее роли и значения.

В этом плане прагматизм, аналитическая философия, неопозитивизм, философия науки, франкфуртская школа и структурализм относятся к сциентистскому направлению, они опираются на рационализм и продолжают классический тип философии. Философия жизни, экзистенциализм, герменевтика, персонализм и постмодернизм находятся в русле антисциентизма, выступают с критикой науки и рационализма. Они представляют неклассический тип философии. Что касается феноменологии, то она занимает особую позицию. С одной стороны, она противопоставляет себя науке, утверждая, что философский подход к действительности является более фундаментальным и глубоким. В этом смысле она перекликается с классической концепцией Гегеля, который считал, что только философия дает нам полное и подлинное знание, тогда как другие науки не идут дальше отрывочных сведений. В то же время феноменология претендует на статус некой «сверхнауки», более «строгой науки», нежели конкретные науки, которые свели разум к технонауке.

В последней четверти XX в. под влиянием постмодернизма наблюдается заметное усиление неклассической тенденции. В связи с этим постмодернистские течения часто определяются как постнеклассический тип философии.

Отношения между философией и метафизикой также имеют долгую историю. До эпохи Нового времени метафизика воспринималась и оценивалась положительно. В Средние века Фома Аквинский соединил ее с христианским учением, считая, что метафизика познает сверхчувственное и божественное (Бог, дух, душа), однако в отличие от теологии опирается на разум, а не на откровение.

Начиная с Нового времени возникает и все более усиливается критическое отношение к метафизике, тенденция к ее преодолению, стремление заменить метафизику наукой и научным видением мира.

Метафизика рассматривается как учение о бытии, имеющее свой особый объект и свой способ познания. Его объектом выступает сверхъестественное и сверхчувственное, кантовская вещь в себе, априорные условия познания. Его способом познания является непосредственная интуиция, которая дает абсолютное знание. Продукт метафизики – дело чистого разума, а не опыта или откровения. Она открывает фундаментальные законы мышления, формулирует основные принципы других наук, вырабатывает критерий достоверности наших знаний. Метафизика претендует на познание реальности такой, как она есть. Она представляет собой априорное, абстрактное, теоретическое, беспредпосылочное познание. Метафизика выступает как познание или поиск абсолюта.

В XX в. тенденция к преодолению метафизики достигает своей высшей точки. Метафизика при этом часто отождествляется со всей предшествующей традиционной философией. Радикальная ее критика нередко сочетается с не менее радикальной критикой разума. Метафизика воспринимается, прежде всего, как онтология, которая в объяснении бытия опирается на сверхчувственные принципы и начала. Основатель экзистенциализма М. Хайдеггер пишет работу «Введение в метафизику», которая по своему содержанию означает выведение из метафизики. Еще более непримиримую позицию по отношению к метафизике занимает сциентистское направление в философии.

Метафизика объявляется целиком ложным учением, в основе которого лежат пустые, ничем не обоснованные, умозрительные спекуляции. Она обвиняется в том, что занимается ги-постазированием, т. е. наделяет реальным существованием какие-либо идеи, понятия или ценности («универсалии» в средневековой схоластике, «красота» как таковая у Платона). Метафизика также обвиняется в догматизме, в неприятии всякой критики.

В то же время в современной философии возникает и укрепляется мысль о невозможности преодоления метафизики. К такому выводу приходят прагматист Ч. Пирс, представитель философии науки К. Поппер и другие сторонники сциентистского направления. К такому же выводу склоняется М. Хайдеггер. В своем стремлении преодолеть метафизику он приходит к мысли, что она непреодолима. Мы не можем, пишет он, избавиться от метафизики, подобно тому как мы снимаем с себя пальто и оставляем его в гардеробе. Часть метафизики всегда остается с нами. Развивая ту же мысль, немецкий философ К. Апель делает вывод, что в традиционной метафизике следует подвергать критике только то, что в ней является догматическим и некритическим.

Лингвистический поворот составляет наиболее важную и существенную характеристику современной западной философии. Он произошел именно в XX в., хотя некоторые его признаки можно обнаружить в номинализме средневековой философии и эмпиризме философии Нового времени. Вместе с тем лингвистический поворот отчасти был вызван стремлением преодолеть метафизику, сделать философию по-настоящему и по-современному научной. Этот вираж имел глубокий, парадигмальный характер: он означал переход от парадигмы мышления к парадигме языка, от философии сознания, мышления и субъекта к философии языка, смысла и значения. Лингвистический поворот в равной мере характеризует как сциентистское, так и антисциентистское направление в философии, причем происходил он почти одновременно.

В неопозитивизме и близких к нему течениях (аналитическая философия, философия науки) ключевую роль в осуществлении лингвистического поворота сыграл Л. Витгенштейн, который сделал это в «Логико-философском трактате» (1921), ставшем своеобразной библией всего сциентистского направления. В своих исследованиях Витгенштейн приходит к мысли, что именно язык формирует наш образ мира. Развивая свою мысль, он делает вывод о том, что границы языка означают границы нашего мира.

Такой подход радикально меняет отношения между языком, мышлением и реальностью. Раньше язык играл в этих отношениях вторичную, инструментальную роль: он служил способом выражения мышления, которое отражало реальную действительность. Теперь он выходит на первый план: структура высказывания, утверждает Витгенштейн, определяет структуру возможных фактов. То же самое в отношении мышления: язык либо уравнивается с ним, либо играет определяющую роль. Поэтому философия должна сосредоточить свое внимание на языке.

Лингвистический поворот разграничивает сферы компетенции между наукой и философией: первая говорит о фактах, вторая – об языке. Тем самым между ними устанавливаются новые отношения. Научный дискурс имеет непосредственную связь с реальной действительностью. Философия представляет собой вторичную, металингвистическую деятельность, связанную с анализом языка, каковым может быть либо язык науки, либо естественный, обычный язык.

Лингвистический поворот стал также реальным способом преодоления метафизики. Отказываясь от претензий на познание внелингвистической реальности, философия тем самым отказывается от онтологических и метафизических амбиций. Она перестает быть философией духа, сознания, мышления и субъекта. Ее объект ограничивается языком. Только в этом случае, как полагают сторонники неопозитивизма и близких к нему течений, философия становится по-настоящему научной. С точки зрения неопозитивизма метафизика – это плохое, несовершенное или недобросовестное использование языка. Назначение философии – очистить высказывания или тексты от всякого рода неясности, путаницы и бессмыслицы. Философии необходимо перейти от метафизики к металингвистике. Философия, утверждает Витгенштейн, – это не наука и не теория, это деятельность, анализ языка. Философия должна стать критикой языка.

В антисциентистском направлении центральная роль в осуществлении лингвистического поворота принадлежит М. Хайдеггеру, который делает его в работе «Бытие и время» (1927).

Опираясь на представителя философии жизни В. Дильтея и основателя феноменологии Э. Гуссерля, Хайдеггер приходит к выводу: «Мир есть только там, где есть язык». В своих исследованиях он превращает феноменологический метод описания восприятия в герменевтический метод понимания и толкования текстов. В его размышлениях язык приобретает фундаментальный атрибут человеческого существования. Он развивает мысль о том, что бытие, жизнь человека развертывается и протекает в языке.

Хайдеггер провозглашает: «Язык – дом бытия». Благодаря языку человек открывается миру. В речевом процессе инициатива принадлежит не человеку, а языку: с помощью человеческого рта говорит сам язык. Поэтому говорить, как полагает Хайдеггер, изначально означает слушать. Человек говорит лишь в той мере, в какой он слушает и отвечает языку. Тогда слушание языка выступает как диалог с другим человеком, с текстом, а в конечном счете – с самим языком. Назначение философии, по Хайдеггеру, заключается в размышлении, рефлексии о диалоге с языком, а значит, с бытием, поскольку язык является воплощением бытия.

В послевоенное время возникший во Франции структурализм продолжил линию лингвистического поворота в западной философии. Структурализм опирается на структурную лингвистику Ф. де Соссюра, в которой язык также имеет безусловный приоритет по отношению к мышлению и внешнему миру.

В дополнение к вышесказанному следует отметить, что во второй половине XX в. происходит ослабление сциентистского направления, его сближение с противоположным направлением. В постмодернистских течениях наблюдается усиление тенденции к эстетизации философии, ее сближению с литературой.

 

Зигмунд Фрейд (1856-1939) – австрийский психиатр, психолог, основоположник психоанализа. С середины 90-х годов XIX века разрабатывал психоанализ — психотерапевтический метод лечения неврозов, основанный на построении свободных ассоциаций и анализе ошибочных действий и сновидений как способов проникновения в бессознательное.

Основным движущим фактором психики Фрейд считал энергию бессознательных психосексуальных влечений. Он обратил внимание европейского человечества на то, что очень много поступков человек совершает, руководствуясь не сознанием, а стихийно, поддаваясь импульсам. Он выдвинул теорию, что в этом бессознательном главную роль играет либидо (половое влечение). Впоследствии ученики и последователи Фрейда отказались от такого одностороннего подхода. Но то, что он обратил внимание европейцев на эту проблему — его заслуга.

Фрейд фактически содействовал возникновению в ХХ веке того феномена, который называется сексуальной революцией. Он духовно раскрепостил сознание европейцев, освободил от некоторых крайностей христианской морали.

В соответствии со своей теорией бессознательного, Фрейд разработал технику психоанализа. Психоанализ – это попытка разговаривать с человеком не как с представителем рода Homosapiens, а как с уникальным существом. Технология психоанализа позволяет выявить в человеке такие неповторимые черты, которые подсказывают как этому человеку конкретно решить свои проблемы. Правда, здесь тоже есть некоторая абсолютизация. Человек слишком много внимания уделяет своей персоне. Психоанализ рассматривает человека, по существу, как психопатическое существо, у которого всегда есть какие-то отклонения. На самом деле все отклонения находится внутри нормы (в широком смысле). А психоаналитики стараются заострить внимание человека на этих отклонениях и считают, что все проблемы, все несчастья возникают из-за того, что он отклонился от нормального.

Карл Поппер (1902–1994) внес заметный вклад в развитие философии науки. Он показал, что научное знание отличается от житейского знания-мнения тем, что оно основано на логике, дедуктивном выводе и на эмпирической проверке, эксперименте-наблюдении. Он выдвинул принцип, что если научную идею нельзя подвергнуть процедуре опровержения ("принцип фальсифицируемости"), то она не имеет научного смысла и ее не следует рассматривать, т.е. только та идея или гипотеза является научной, которую можно опровергнуть, иными словами, сопоставить с какими-то фактами, явлениями. Если это невозможно, то гипотеза не является научной и ее нужно отбросить.

Благодаря указанному принципу Поппер провел четкую разграничительную линию между наукой, с одной стороны, и философией, религией, с другой. Оказалось, что эти сферы смешивать нельзя. Философия отличается от науки именно тем, что философские идеи и представления не фальсифицируемы, т.е. не научны. В ХХ веке все большое число философов стало осознавать, что философия – не наука, а особый тип культуры.

 

 


Поппер также выдвинул концепцию критического рационализма. Она изложена в его книге "Открытое общество и его враги". Он считал, что рационализм должен быть критическим, т.е. разум сам себя должен критиковать. И в той степени, насколько разум самокритичен, он имеет право на какие-то утверждения. Книга Поппера "Открытое общество и его враги" стала библией современного политического мышления. Она посвящена критике тоталитаризма и обоснованию идеи открытого общества.

Людвиг Витгенштейн (1889—1951) родился в Австрии. По образованию он был инженером, занимался теорией авиационных двигателей и пропеллеров. Математический аспект этих исследований привлек его внимание к чистой математике, а затем к философии математики. Заинтересовавшись работами Г. Фреге и Б. Рассела по математической логике, он направился в Кембридж и в 1912—1913 гг. работал с Расселом. Во время Первой мировой войны Витгенштейн служил в австрийской армии и попал в плен. В плену он, видимо, и закончил «Логико-философский трактат», опубликованный впервые в 1921 г. в Германии, а на следующий год в Англии. После освобождения из плена Витгенштейн работал учителем в школе, имел некоторые контакты с М. Шликом, посетил Англию. В 1929 г. окончательно переехал в Кембридж. В 1939 г. он сменил Дж. Мура на посту профессора философии. Во время Второй мировой войны работал в лондонском госпитале. В 1947 г. вышел в отставку.

 

 

В 1953 г. были опубликованы его «Философские исследования», а в 1958 г. – «Синяя» и «Коричневая» тетради, за которыми последовали и другие публикации из его рукописного наследия. Этот второй цикл его исследований настолько отличается от «Логико-философского трактата», что Витгенштейна даже вполне обоснованно считают создателем двух совершенно различных философских концепций – явление в истории философии не такое уж частое.

«Логико-философский трактат» Витгенштейна оказал большое влияние на возникновение логического позитивизма. Это очень трудная, хотя и небольшая работа, написанная в форме афоризмов. Ее содержание настолько многозначно, что историки философии считают ее автора одной из самых противоречивых фигур в истории современной философии.

Прежде всего, Витгенштейн предлагает не монистическую, а плюралистическую картину мира. Мир, согласно Витгенштейну, обладает атомарной структурой и состоит из фактов. «Мир есть все, что происходит». «Мир – целокупность фактов, а не вещей». Это значит, что связи изначально присущи миру. Далее следует, что «мир подразделяется на факты».

Для Витгенштейна факт – это все, что случается, что «имеет место». Но что же именно имеет место? Рассел, который в данном отношении был солидарен с Витгенштейном, поясняет это следующим примером: Солнце – факт; и моя зубная боль, если у меня на самом деле болит зуб, – тоже факт. Главное, что можно сказать о факте, это то, что уже было сказано Расселом: факт делает предложение истинным. Факт, таким образом, есть нечто, так сказать, вспомогательное по отношению к предложению как к чему-то первичному; это материя предметной интерпретации высказывания. Следовательно, когда мы хотим узнать, истинно ли данное предложение или ложно, мы должны указать на тот факт, о котором предложение говорит. Если в мире есть такой факт, предложение истинно, если нет – оно ложно. На этом тезисе, собственно, и строится весь логический атомизм.

Основоположником феноменологического течения был выдающийся немецкий мыслитель Эдмунд Гуссерль (1859—1938).

Начальный импульс для своих философских размышлений Гуссерль получил от своего учителя математики Вейерштрасса, с именем которого связано начало попыток свести основания математического анализа в целом к прозрачным фундаментальным арифметическим понятиям. Так сложилась программа арифметизации математики. Аналогичный процесс происходил и в геометрии, где разрешение задач наведения логического порядка ознаменовалось созданием неевклидовых геометрий. Они возникли в ходе попыток довести до совершенства систему Евклида, обосновав (доказав) постулат о параллельных линиях, исходя из аксиом, лежащих в основании этой математической конструкции. По ходу дела математические проблемы все больше «сливались» с логическими, методологическими и общефилософскими, хотя бы уже потому, что при разработке теории множеств, этого общего основания математики, обнаружились логические парадоксы.

В 1897 г. состоялся Первый международный конгресс математиков. Вопросы, которые на этом конгрессе обсуждались, отнюдь не были посвящены исключительно достижениям математической техники. Э. Пикар, один из видных математиков того времени, заявил: «И мы имеем своих математиков-философов, и под конец века, как и в прежние эпохи, мы видим, что математика вовсю флиртует с философией. Это – на благо дела, при условии, чтобы философия была весьма терпимой и не подавляла изобретательского духа».

Математические проблемы, обернувшись логическими, вызвали потребность в философском осмыслении. Через три года после Первого математического конгресса в Париже состоялся Первый международный конгресс, посвященный вопросам философии математики, на котором продолжились острые споры об основаниях математического мышления.

В такой интеллектуальной атмосфере и вызревала проблематика первого цикла работ Гуссерля. Главными из них были «Философия арифметики» (1891) и двухтомник «Логические исследования» (1900—1901). Их теоретические установки настолько разнятся, что можно говорить о двух этапах в развитии взглядов Гуссерля за это десятилетие. Тем не менее имеется и нечто весьма важное, что их друг с другом связывает. Это общее положение сформулировано философом на первых страницах «Логических исследований»: «При таком состоянии науки, когда нельзя отделить индивидуальных убеждений от общеобязательной истины, приходится постоянно снова и снова возвращаться к рассмотрению принципиальных вопросов». Такова была цель уже его первой публикации. В «Философии арифметики» он искал «последние основания», на которых, по его мнению, должно стоять все здание арифметики – если она и в самом деле является строгой наукой.

Поиск таких оснований Гуссерль ведет согласно рецептуре, предложенной Декартом, выдвинувшим методологическую программу обоснования знания посредством погружения его в испепеляющий огонь универсального сомнения. Декарт надеялся получить прочную и незыблемую опору знания в том, что выдерживает любое сомнение. Действительное основание всякого подлинного знания, по Декарту, должно быть самоочевидным.

Способ, применив который Гуссерль в «Философии арифметики» попытался достичь самоочевидных оснований научного знания, был вместе с тем отмечен печатью модного тогда теоретико-познавательного психологизма. Автор пробует свести все понятия арифметики в конечном счете к «простым восприятиям», с которых должно начинаться всякое подлинное знание.

Недовольство Гуссерля состоянием науки, которое было ощутимо и в «Логических исследованиях», переходит в более глубокое чувство беспокойства, которое к 30-м гг. XX в. уже перерастает в тревогу не только за судьбу науки, но и за будущее всего «европейского» общества.

Больна не только наука – больна «душа» европейского человека, заявлял Гуссерль. Симптомы этой болезни достаточно очевидны как в науке, так и в политике. Но что это за болезнь? В чем ее причина? Как и в медицинской практике, ответить на такие вопросы легче, если известен анамнез. И потому нужно обратиться к истории человеческого духа, понятой не только как летопись его побед, но и как «история болезни». Мысль Гуссерля движется здесь, по сути, по схеме классического психоанализа: чтобы излечить душевную болезнь, нужно определить, когда она началась; сделав понятным для самого пациента этот действительный источник недуга, можно надеяться на излечение.

По мнению Гуссерля, проблемы создания единой науки и единой картины мира носят не научный, а философский характер. Это проблемы «смысла» науки, а не ее содержания. Не сама физика, а именно философия должна и может объяснить то, почему физика стала математизированной, почему ученые ищут «формулы» (называя их законами природы) и пользуются методами – в опытном, эмпирическом исследовании. Соответственно не сама математика, а философия призвана ответить на вопрос, почему в математике совершается переход от конкретно-математических объектов (в практике счета и измерений) к чисто формальному анализу, к учению о множествах, к «логистике», к Mathesis Universalis. Формальная логика в результате подобных мировоззренческих трансформаций также вполне естественно предстает как наука о предельных образованиях всяческих смыслов, «него угодно вообще», что можно конструировать в чистой мысли, и к тому же в модусе пустоформальной всеобщности.

Понять самого себя – изначальная задача европейской философской культуры, задающей импульс всей европейской истории: мир европейский человек трактует как собственную деятельность, понимает как собственную «задачу». Только человек европейской культуры мог сначала осмелиться, подобно гётевскому Фаусту, на вольный перевод библейского текста, заменив слова «в начале было Слово» на «в начале было Дело»; потом он заявил, что «природа не храм, а мастерская»; наконец, он должен взять на себя ответственность и за тот мир, который он попытался «приручить», как Маленький принц у Экзюпери приручил Лиса. Критическое освоение истории – путь к самопостижению, а самопостижение – путь европейского человека к осознанию своего Telos-a, который есть, так сказать, полу-судьба и полу-задача. История, раскрывающая человеку свою (истории, и его, человека) суть, по Гуссерлю, способна помочь человеку стать счастливым, ибо что такое счастье, как не возможность стремиться к тому, к чему следует стремиться?! Расщепленная «объективная» наука и позитивистски ориентированная «безголовая философия», формировавшие человека по своей мерке, делали человека европейского таким же, каким в его глазах был нецивилизованный человек, «дикарь». И потому современный европейский человек несчастен: он, сформированный в его истории, в его традиции, в единственной в своем роде культуре – «культуре идей», представляющей собою бесконечное само-конструирование, «бесконечный горизонт», – оказался в тупике «объективизма», ограниченности и детерминированности «внешним», в ситуации отчуждения. Отсюда его метания, его увлечения чуждыми его природе образцами, заимствованными у иных культур. Это – суть кризиса европейского человечества.

Будущее, полагает Гуссерль, предстает как жесткая альтернатива: либо продолжение отчуждения от собственного «рационального смысла» – и тогда рано или поздно, но неизбежно наступит распад; либо «возрождение Европы из духа философии», преодоление обессмысливающих жизнь европейского человека объективизма и натурализма – тогда, уверен он, Европа в духовном плане возродится вновь, как феникс из пепла.

Бертран Рассел. Философия, по мнению Рассела, занимает «ничейную» область между наукой и теологией, пытаясь дать соответствующие требованиям научности ответы на вопросы, в которых бессильна теология. Рассел признает взаимную связь философии с политическими и социальными условиями развития общества. История философии, по Расселу, это история оригинальных концепций выдающихся творческих личностей, оказывающих своими системами существенное воздействие на общественную жизнь. Наиболее плодотворными традициями в истории философии Рассел считает антиклерикализм и стремление поставить теоретико-познавательные исследования на почву логики. Книги Рассела «Проблемы философии» (1912) и «История западной философии» (1945) до сих пор считаются в англосаксонских странах лучшим введением в философию.

Рассел прошёл сложную эволюцию взглядов. Рассел внёс огромный вклад в создание математической логики, написав (совместно с Уайтхедом) фундаментальный трехтомный труд «Principia Mathematica» (1910-1913), где Рассел доказывает соответствие принципов математики принципам логики и возможность определения основных понятий математики в терминах логики.

Важнейшим элементом теории познания Рассела была концепция знания-знакомства — учение о непосредственном познании в опыте определённых объектов: чувственных данных и универсалий. Объекты, непосредственно познаваемые в опыте, сначала рассматривались Расселом также и в качестве онтологических единиц. Простые элементы опыта мыслились Расселом как своеобразные строительные блоки, из которых состоит весь корпус естественнонаучного знания. В поздних работах он частично отказался от учения о непосредственном познании в опыте таких объектов, как универсалии, считая подлинными объектами познания лишь «полные комплексы сосуществования», которые рассматривались как определённые совокупности качеств.

Свою позднюю философскую позицию Рассел определял как реализм и логический атомизм, поскольку «картина мира» есть совокупность логических высказываний. Рассел принимает теорию внешних отношений, следствием которой было утверждение существования субстанциально-нейтральных элементов мира, при котором имеется функциональное различение субъективного и объективного. Сама теория была взаимосвязана с разделением бытия на «существующее» (физические вещи и содержание сознания) и «идеально существующее» (математические и логические объекты, отношения, прошлые и будущие события, заблуждения, иллюзии, кентавры, круглые квадраты)[37].

В поздний период своей общественно-политической деятельности получил известность как критик западной цивилизации, видел её основной порок в гипертрофированном развитии науки производства при отсутствии подлинно гуманистических ценностей и идеалов. Выступил против противопоставления сферы разума и чувств, фактов и ценностей, а также за более тесную связь этики и политики. Призывал к отказу от принципа силы как средства решения международных политических проблем. Рассел был убежден, что предложения, в которых утверждается желательность чего-либо как этической цели или внутренне значимого или конечного блага, суть выражения эмоций и поэтому не могут быть истинными либо ложными. Однако это не означает, что следует стремиться к преодолению этических чувств. Мотивом собственной деятельности Рассел считал стремление по возможности объединить и гармонизировать желания человеческих существ.

Большое место в творчестве Рассела занимала критика религии и христианской церкви, в которых он видел средство подавления человеческой личности. В атеистических кругах Рассел почитается как один из самых влиятельных атеистов. Рассел автор множества книг, посвящённых защите атеизма. Одна из самых известных его работ «Почему я не христианин».

2.Русская философия (лекция 24.03.20 вт)

 

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Понятием "религиозная отечественная философия" охватывается широкий круг идей, возникших и получивших теоретическое оформление в Украине и России в период со второй половины XVIII ст., включая весь XIX век и первую половину XX ст.
Эта философия возникла из недр религиозного мировоззрения двух славянских народов и явилась самостоятельной и оригинальной формой духовного творчества наиболее выдающихся их представителей. Как философия, она неизбежно приобрела с течением времени систематический характер; в ней единым принципом были объединены такие теории и концепции, которые охватывали наиболее важные стороны общественной жизни той поры. Таким единым принципом была нравственная идея, идея Христа. Ею, как единым смысловым стержнем оказались пронизаны такие проблемы, как "человек в мире и мир в человеке", "человек и всемирная история", "славянский мир и Запад", "прогресс и духовность", "личность и общество", "церковь и государство", "истина и познание" и мн., мн. другие.
В силу своей столь глубокой и мощной укорененности в народном духе, религиозная философия не превратилась в чисто академическую теорию, доступную лишь узкому кругу специалистов - профессоров; она проявилась в произведениях культуры - литературы, музыки, живописи, театра и тем самым обрела самую широкую общественную аудиторию, о чем не могла и мечтать ни одна философская система в других странах. Художественные произведения Г.С.Сковороды, Л.Н.Толстого, Ф. М. Достоевского, Н. В. Гоголя и мн. др. читали и знали в самых широких кругах общества и воспринимали их как свои национальные святыни. Можно заключить о том, сто отечественная религиозная философия носит ярко выраженный самобытный характер.
Другая её неотъемлемая черта состоит в её космизме. в её устрем­ленности в бескрайние просторы Вселенной. Она как бы увлекает человека в недосягаемые пространства, очерчивает такие высоты, выставляет такие критерии и рубежи, которые трудно достичь практическому человеку; в них всегда есть далекая цель, о них можно думать,к ним можно стремиться, но их трудно воплотить в жизнь. Это, с одной стороны, стимулирует критическое видение окружающей реальности /не отсюдали бесконечные нравственные искания русской интеллигенции ?/, а с другой - отрыв от реальной жизни, устремленность в никуда, беспочвенность, мечтательность, недостаток столь необходимого практицизма, без чего нельзя наладить нормальную жизнь и решить её самые насущные проблемы. Нередко идеи Вл. Соловьева, Н. Ф. Фёдорова и др. носили утопический характер /идея и воскрешение мёртвых, например; или об управлении силами природы ит.п./. Не в этом ли причины загадочности славянской души, как ее видятна Западе ? Не в этом ли психологические корни наших вечных исканий правильного пути и разочарований ? Трезвая оценка нашего богатого духовного наследия, видимо, нам столь же необходима, как и его знание.
Историческая судьба религиозной философии трагична и в чём-то поучительна. Обращаясь к духовным корням народа, эта философия призывала к справедливости и борьбе за торжество добра. На первых порах - в самом начале XX ст. - ее настроения совпадали с идеями марксизма о сострадании трудящихся в установлении справедливого общественного строя, и некоторые её представители разделялиэти идеи. Однако позже стали проявляться глубокие расхождения во взглядах на человека, религию, свободу я по др. вопросам. Пути религиозной философии и большевизма в России резко разошлись. После Октябрьского переворота 1917 г власть большевиков, отбросившая общечеловеческую мораль как предрассудок, увидела в религиозной философии серьезную угрозу для себя.
Поэтому осенью 1922 г. по личной инициативе В. И. Ленина и по его приказу из России были высланы 160 "наиболее активных буржуазных идеологов"; они же были названы врагами советской власти и даже военными шпионами Антанты. Среди высланных были лучшиеумы - Н. А. Бердяев, С. Л. Франк, Н. О. Лосский, С. Н. Булгаков, Л. П. Карсавин, И. А. Ильин и мн. др. Оставшиеся в России молодые последователи этой философии А. Ф. Лосев, П. А. Флоренский оказались узниками ГУЛАГА, а П. А. Флоренский в 1937 г. был расстрелян по приговору “тройки” в Соловецком лагере. Лишенные Родины и рассеянные по различным странам Европы и США философы сумели написать и издать глубокие и интересные книги и статьи, развивающие ключевые идеи религиозной философии. Но с уходом из жизни конкретных личностей философская мысль постепенно иссякала и к настоящему времени прекратила свое существование.
Возвращение отечественной религиозной философии состоялось в эпоху перестройки, когда ослабли идеологические оковы и многие работы религиозных философов были впервые напечатаны у нас и стали доступны широкому кругу читателей. Перед нами открылся богатейший пласт культуры нашего народа, мир глубоких идей, и это позволило сбросить цепи коммунистических идеологем и более взвешенно взглянуть на наше настоящее и прошлое, на мир в целом.
Данная лекция призвана ознакомить студентов лишь с некоторыми, но важными идеями отечественной религиозной философии и предложить поразмышлять над ними в целях углубления знании отечественной философской культуры и тем самый способствовать личному духовному росту и самоопределению.

 

ПРЕДШЕСТВЕННИКИ. ИХ ИДЕИ

Ключевой фигурой, положившей начало отечественной религиозной философии был Григорий Саввич Сковорода /1722 – 1794/, "первый философ на Руси в точном смысле слова" /Зеньковский В.В./. Сын малоземельного казака, уроженец Полтавщины, он был очень одаренным человеком: помимо философии он был искусен в поэзии, музыке, обладал превосходным голосом, имел склонность к рисованию, знал несколько иностранных языков. Обучался в Киево-Могилянской академии, позже преподавал в Переяславльской семинарии и в Харьковском коллегиуме, однако по причине несогласия с официальной церковной позицией был вынужден оставить преподавание и вести образ жизни свободного философа. "Мир ловил меня, но не поймал", - эти слова его можно прочитать на могильном камне и сегодня.
Г. С. Сковорода создал свою религиозно-философскую систему, и как каждая философская система она не могла полностью совпасть с ортодоксальной системой Христианства. Но именно в этом несовпадении заключалась ее интеллектуальная сила, одухотворенная глубиной веры в Бога, в справедливость его заветов. Каковы же основные идеи этой системы ?
Весь мир, как его видит Г. С. Сковорода, состоит из двух натур: одна - видимая /тварь, т. е. сотворённая Богом/, другая - невидимая - это сам Бог. "Бог всю тварь проницает и содержит, он есть бытие всему; в дереве - Он есть истинное дерево, в траве - истинная трава, в теле нашем "есть новое тело". Он есть во всём. "Бог есть источник всякой силы в бытии; Он есть тайная пружина всему." Заметим, что Бог в этой картине мира не выделяется из самого мира, а присутствует в нем и играет роль активного начала. Это позиция пантеизма, высказанная ранее Н. Кузанским и Б. Спинозой, в которой примиряются вера и разум, что даёт возможность перейти от слепого поклонения Богу к его разумному пониманию и постижению.
Собственно философия видится Г. С. Сковороде как триединый мир: большой мир, т.е. космос; малый мир, т.е. микрокосмос - это человек; и символический мир - мир Библии. Выделение последнего принципиально важно в том смысле, что Божественные заповеди поставлены наравне с онтологическими основами бытия: для человека так же важно быть в мире десяти заповедей из Нового Завета, как и в мире растений, животных, Солнца, земли, воды, звёзд и неба. Ибо Божественное начало пронзает все и вся, оно - вечное, и в этом его сила перед конечным началом - тварным. В человеке, как считает Г. С. Сковорода, должен господствовать дух, а не тело. Это важно было подчеркнуть, имея в виду приверженность многих людей, в том числе и из сферы духовенства к примитивным ценностям повседневной жизни - проявлениям эгоизма, наживе, удовольствиям и т.п. Здравый смысл, обращённый исключительно на себя, бросает тень на идею Бога и губит душу. Тогда как Истина - Господня, а на бесовская; кто в истине, тот в Боге, - так видит эту проблему Г. С. Сковорода.
Если внимательно вчитаться в 10-ю песнь из его сборника "Сад Божественных песен", то станет ясно, что тревожит его ум и душу. Уход из мира Библии в мир вещей, ослепление вещным - в этом состоит угроза отпадения человеческих душ от мира, а следовательно, и от Бога. Этим Г. С. Сковорода подчеркивает первоосновное значение духовности для человека, которую он черпает из мира Библии.
Общее умонастроение Г.С. Сковороды уже в первой половине XIX в. подхватывается так называемыми славянофилами, т.е. теми представителями русской культуры, которые подготовили приход Вл. Соловьёва, основоположника религиозной философии. Это И. В. Киреевский /1806-1856/, А. С. Хомяков /1804-1860/, К. С. Аксаков /1817-1860/.
Славянофилы отстаивали: а/ религиозность сознания как главенствующий принцип видения жизни; б/ вытекающую из него церковность общественной жизни; в/ особый путь России в истории, ибо Запад исповедует идеи узкого рационализма и практицизма; г/цельное знание как противовес эмпирическому и рациональному знанию.
Приведём несколько конкретных идей славянофилов. Так, например, И. В. Киреевский считал главным в жизни человека "сердце", т.е. чувство. Отсюда его мысль о том, что вера есть действительное событие внутренней жизни, но не как оторванная от всех душевных сил, а как их синтез; разум, чувства, эстетический смысл, любовь, совесть, бескорыстное стремление к истине воплощаются в мистической интуиции, которая становится "живим и цельным зрением ума". Таким образом, речь шла об органическом согласовании разума и веры, что должно было привести к прекращению раздвоения мира. Отсюда и его видение цельного знания, в котором разум не отделён от воли, от веры, от чувства, а обогащен и одухотворён ими, тогда как вера находит свое подкрепление в силах разума. Истоки своих рассуждений И. В. Киреевский находил в сочинениях отцов Православной Восточной церкви.
Другая, очень важная идея И. В. Киреевского заключалась в том, что Западная цивилизация в её любви к образованности совпадает с подобным стремлением нашей цивилизации к живому и полному просвещению, и в этом состоит предпосылка ких возможному взаимодействию в интересах Христианского человечества в будущем.
Цельность же общества виделась Я. В. Киреевскому как результат добровольного подчинения отдельных личностей абсолютным ценностям, и здесь основную роль должна сыграть церковь. Цельность, или соборность, или общинность может быть достигнута в общества при правильном взаимоотношении церкви и государства. Государство должно согласовываться с церковью, но церковь не должна быть инквизиторской; напротив, она должна основываться на уважении к нравственной свободе и человеческому достоинству, на признании "святости нравственного лица".
А .С. Хомяков был не посредственным преемником философии И. В. Киреевского, он считается наиболее выдающейся личностью среди славянофилов. Его литературное наследие состоит из поэм, трагедий, политических и религиозных статей. Последние двадцать лет своей жизни он посвятил работе над большой книгой по истории философии - "Записки о всемирной истории".
А. С. Хомяков, как и его предшественник, разделял идею конкретности и цельности реальности. "Живая истина" состоит в сочетании элементов рассудка и ясновидения веры; "Всецелый разум" есть результат гармонии веры и рассудка. Под верой здесь понимается интуиция, т.е. способность непосредственного понимания действительной жизненной реальности. Позже это понимание мы встретим в философии Вл. Соловьёва.
Человек, как его видел А. С. Хомяков, есть органическое существо, наделенное рациональной волей и нравственной свободой. Она означает свободу выбора между любовью к Богу и себялюбием, т.е. между праведностью и грехом. Этот выбор определяет окончательное отношение ограниченного разума к его вечной первопричине - Богу. Весь мир ограниченных умов находится в состоянии действительного или возможного греха. Сотворенный. греховен, ибо он подвластен этому закону. Но Бог сошел к нему и указал ему путь спасения от греха. Он принял облик Богочеловека, т.е. воплощенного во Христе человека. Вот почему он - верховный судья сотворенного во грехе, и поэтому он будит в человеке сознание своей вины. В то же время он является бесконечной любовью Отца. Он объединяет себя с каждым, кто Его не отвергает. В этих рассуждениях заложены основы философской системы, которая была позже подробно разработана религиозными философами.
А. С. Хомяков подвергал критике Римско-католическую и Протестантскую церкви за их принципиальный отрыв единства от свободы. Он усматривал в их идеологии и практике лишь внешнее проявление этого единства. Соборность же Православной церкви, или её общинность, сочетает ее единство и свободу, опирающиеся на любовь к Богу и его истине и на взаимную любовь ко всем, кто любит Бога. И католики, и протестанты любят Бога по земному; в основеих любви лежит страх /одни боятся потерять единство церкви, другие - свободу/. Сущность же Христианства состоит в неразрывном единстве любви и свободы.
По А. С. Хомякову принцип соборности есть историческая черта славянской общинной жизни. Именно здесь всегда процветали гуманизм и демократия, и вместе с тем путь славян был самобытным. Больше всего философ ненавидел рабство, но быть рабовладельцем более безнравственно, чем быть рабом; христианин не должен быть рабовладельцем. Эти мысли были высказаны как осуждение крепостного права в России той поры.
Критикуя Запад за неспособность воплотить христианский идеал цельности жизни в силу переоценки логического способа познания, А. С. Хомяков, тем не менее: видел в Западной Европе источник духовных ценностей. Особенно ему импонировала Англия, где поддерживается, как он думал, правильное отношение между либерализмом и консерватизмом. Российские же Петровские реформы, по его мнению, нарушили такое равновесие и поэтому были опрометчивыми.
К. С. Аксаков, сын С. Т. Аксакова, известного писателя, автора "Семейной хроники", известен больше как историк и литератор, отстаивающий исключительно самобытный характер русской жизни и не приемлющий Запад ни в какой форме. Высокие качества народа России он называл демократическим альтруизмом, при этом он идеализировал русскую историю; основы высокой нравственности усматривал в крестьянской общине, не. испорченной цивилизацией.
Славянофильство подготовило появление фундаментальных работ по религиозной философии, без чего таковые были бы просто невозможны. Но оно сошло на нет в силу ряда обстоятельств, среди которых немаловажную роль сыграли так называемые западники. П. Я. Чаадаев, Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский, А. И. Герцен и др. сообща и рьяно отстаивали необходимость для России следовать по пути Запада; они выступали против религиозности сознания, за светский характер образования, за материализм в философии; их выступления содержали критику царского самодержавия. С отменой крепостного права /1861 г./ и дальнейшим развитием капитализма в России их позиции усилились, что способствовало ослаблению влияния славянофилов.

 

КОНЦЕПЦИЯ ЦЕЛЬНОГО ЗНАНИЯ.

Основоположником отечественной религиозной философии по праву называется Владимир Сергеевич Соловьёв /1853 - 1900/, сын известного русского историка Сергея Соловьева. Вл. Соловьёв создал систему философии и дал глубокое обоснование её принципиальных основ.
Ключевин звеном системы религиозной философии стала концепция цельного знания, которая получила название метафизики всеединства.
Каковы её основные положения ?
3.1. Констатация принципиальной неполноты, ограниченности как материализма, так и идеализма. Они названы Вл. Соловьевым отвлеченными началами. Неполнота, отвлеченность их выражается в том, что ни в материализме, ни в идеализме нет места "самоеду зодчему", т.е. человеку, их создавшему. Рассмотрим ход мыслей Вл. Соловьёва.
Материализм /подразумевается позитивизм/ основывающийся на естествознании, в своём последовательном развитии приходит к утверждению: всё есть явление. Это вытекает из исторически сложившейся традиции сенсуализма как опоры материализма; с помощью органов чувств мы познаём мир на уровне феноменов /явлений/. Но что такой подход даёт нам в случае познания нас самих? Человек низводится до уровня явления, тогда как бесконечное богатство его .духовного мира остается вне досягаемости. Между миром и человеком стеной встает ощущение, и подлинная связь их не может быть раскрыта.
Идеализм /прежде всего немецкая классическая философия/ в основе своей видит логику, которая оперирует понятиями. Таким образом, он приводит нас к утверждению о том, что все есть понятие. Тот же вопрос о нас самих: мы тоже есть понятие, если быть последовательными идеалистами ? Ответ будет утвердительный, но при этом между миром и нами стеной встанет это самое понятие, и опять наша связь с миром не раскроется.
Таким образом, следуя этим началам, мы не открыли для себя Вселенной, а значит и не открыли себя. Виной этому служит картезианство, узаконившее отрыв природы от сознания.
Чтобы осуществить подлинное познание, надо понять смысл Вселенной, иначе говоря, понять внутреннее и необходимое соотношение между человеком как познающим и природой как познаваемой.
3.2. Поиск всеединого начала знания.
Действительный мир, подчеркивает Вл. Соловьёв, состоит в постоянном взаимодействии идеальной, и материальной природы. Обе они сами по себе существовать не могут, но они имеют действительность только в том, от чего они оказались отвлечены, т.е. в чем-то третьем, что не есть ни бездушное царство природы, ни бесплотная идея. Это третье есть жизнь. И чистое вещество, и чистое мышление одинаково отвлечены от жизни.
Жизнь в различных своих проявлениях может изменяться, но при этом в ней существует в качестве неуничтожимой основы то, что называется душой. Душа есть нечто большее, нежели природа или рефлексия.
Этот третий элемент даётся человеческому уму в откровении, т.е. имеет изначальную религиозную основу; она-то и должна быть твердой опорой для метафизической работы ума. Вл. Соловьев видит в ней всеединое начало; отсюда следует название его философии - метафизика всеединства.
Центральным понятием метафизики всеединства является понятие "Истина". Ни реальный опыт, ни наш разум, утверждает Вл. Соловьёв, не могут дать нам основание и мерило истины. Ибо само понятие истины требует безусловной реальности и безусловной разумности; истина, как мы уже видели, не может быть только отношением; она есть то, что дано в отношении; то, к чему субъект наш относится. Сам предмет, чтобы стать истинным, должен обладать безотносительной истиной самого себя. Если мы в своем познании находимся во взаимодействии с предметом в его истине, т.е. во всеединстве, то наше познание будет истинным по содержанию, какую бы частную форму оно ни принимало.
Истина, по утверждению Вл. Соловьёва, не может быть сведена ни к факту нашего ощущения, ни к факту нашего мышления; она есть независимо от того, ощущаем ли мы ее, мыслим ее или нет. Истина заключается прежде всего в том. что она есть.
Познание вообще есть относительное бытие субъекта и предмета и взаимоотношение их обоих: смотря по тому, какой из двух терминов преобладает, это отношение является в форме ощущения /преобладает предмет/ или понятия /преобладает субъект/. Но отношение предполагает относящихся, и безусловная истина определяется далее не как отношение или бытие, а как то, что есть в отношении, или как сущее. Итак, истина есть то. что есть сущее.
Но она. истина, есть и всё. Всё, однако, предполагает единое, ибо многое само по себе не есть всё; оно все лишь постольку, поскольку содержится единым и поэтому предполагает его.
Таким образом, полное определение истины выражается в трех предикатах: сущее, единое, всё. Говоря "сущее", мы утверждаем, что истина есть; два других предиката /единое, всё/ определяют её предметное бытие или объективное содержание. Поэтому можно дать такое определение: истина есть сущее всеединое. Если отнять один из трех предикатов, то понятие истины будет уничтожено.
3.3. Учение о третьем роде познания.
Из предыдущих рассуждений мы уяснили, что два традиционных рода познания /эмпирическое и логическое/ не дают нам знание полной истины, и что для её достижения необходим некий третий род познания, который правильнее может быть назван верой.
Вообще, как это видел Вл. Соловьев, мы познаем предмет двумя, способами: извне, со стороны нашей феноменальной отдельности, - знание относительное, в двух своих видах, как эмпирическое и рациональное; и изнутри, со стороны нашего абсолютного существа, внутренне связанного с существом познаваемого, - знание безусловное, мистическое. Это можно сравнить с деревом, ветви которого сплетаются между собой, но при этом они исходят из одного ствола и корня, которое в нашем случае символизирует веру.
Вера, по Вл. Соловьеву, позволяет нам войти во внутреннюю связь с предметом познания, что как бы "достраивает" концепцию знания и придает ей цельный характер. Причем вышеназванные компоненты знания оказываются во взаимной увязке, нуждаясь в друг в друге; если естественное знание нуждается в мистическом для своей истины, то мистическое нуждается в естественном для своей полной действительности и, следовательно, полная истина открывается только в правильном синтезе этих элементов, а именно так, чтобы элемент мистический /знание о существе вещей/ осуществлялся в элементе природном или внешнем опыте, как знание о явлениях посредством рационального мышления, как знание общих возможных отношений между предметами. Это посредство рационального мышления для истинного знания необходимо потому, что мир явлений как нечто бесконечное может быть дан в нашем действительном опыте только отчасти, об остальном же мы должны только умозаключить по аналогии, т.е. на основании принципа равенства, который и есть основной принцип рационального мышления.
Как же произошло отделение человеческого ума от истины религиозного знания? Вл. Соловьев объясняет это характером самого религиозного знания, той традиционной теологии, которую отвергает наш ум. При всех своих достоинствах эта теология лишена двух признаков, необходимо входить в полное понятие истины: во-первых, она исключает свободное отношение разума к религиозному содержанию, свободное усвоение и развитие разумом этого содержания, во-вторых, она не осуществляет своего содержания в эмпирическом материале знания. В ней недостаёт свободного развития человеческого разума и богатого знания материальной природы, тогда как и то, и другое необходимо.
В связи с этим Вл. Соловьёв видит задачу не в восстановлении традиционной теологии, а в освобождении её от отвлеченного догматизма; необходимо ввести религиозную истину в форму свободного разумного мышления и реализовать ее в данных опытной науки, поставить теологию во внутреннюю связь с философией и наукой и, таким образом, организовать всю область истинного знания в полную систему свободной и научной теории.
3.4. Свободная теософия.
В чём же должна состоять эта организация? Прежде всего и главным образом, как её понимает: Вл. Соловьёв, в преобразовании нашего дейст­вительного бытия в смысле привнесения в него божественного начала. Мы не может познать истину прежде всего потому, что в нашей действительной жизни её просто нет; мир, в котором мы живём, является по отношению к нам внешним и чуждым. В нас нет Бога -, оттого мы и не живем в истине.
Чтобы достичь нужного результата, мы обязаны обратиться к мысли созидающей, или к творчеству. Наш дух должен охватить все эмпирические элементы нашего бытия, но при этом он должен быть подчинён божественному. В таком вида он будет представлять свободную теософию, и она видится Вл. Соловьёву как задача искусства, ибо её элементы находятся в произведениях человеческого творчества. Следовательно, вопрос об установлении истины переносится в сферу эстетики; искусство должно установить органические отношения трёх начал. Это надо понимать так, что если в нравственной области /для воли/ всеединство есть абсолютное благо, если в области познавательной /для ума/ оно есть абсолютная истина, то осуществление всеединства во внешней действительности, его реализация в области чувствуемого, материального бытия есть абсолютная красота.
Ясно, что перед нами универсальная формула истины цельного знания; она объединяет в одно целое гносеологию, этику и эстетику. Она в силу этого не может быть локализована в частном случае своего применения; она есть истина в высшем смысле и поэтому имеет теософский характер. Такая истина достигается не обычным /привычным для нас/ путём, а вдохновением и творчеством. И то, и другое выводит нас из привычной повседневности и поднимает на высшую сферу, производя в нас экстаз. При этом нам становится доступной цельная идея. она открывается в интуиции.
Теперь мы можем дать характеристику самой свободной теософии. Она есть знание, имеющее своим предметом истинносущее в его объективном проявлении; целью - внутреннее соединение человека с истинно-сущим; материалом - данные человеческого опыта во всех его видах, а именно, - во-первых, опыта мистического, затем - внутреннего /психического/, и, наконец, внешнего, или физического. Деятельным источником или производящей причиной свободной теософии является вдохновение, т.е. действие высших, идеальных существ на человеческий дух.
Поскольку здесь из одного мистического центра ведущий синтез обнимает все познавательные элементы, то такой род познания называется цельным знанием. Вне его возможны только односторонности или бесплодный эклектизм, "питающийся описать окружность без центра радиуса".

 

 

СОФИОЛОГИЧЕЧКАЯ КОНЦЕПЦИЯ. БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВО. ЛИЧНОСТЬ

Все человеческие элементы образуют цельный и универсальный организм, организм всечеловеческий, как вечное тело Божие и вечную душу мира. Этот организм, т.е. София, т.е. "душа мира" /в другом месте Вл. Соловьев называет её "ангел-хранитель мира"/, одухотворяет Вселенную, так, что их невозможно отделить друг от друга. У С. Булгакова София занимает месте между Богом и миром; она есть божественная идея, предмет любви Божьей, любовь любви. София приемлет любовь Бога и зачинает в себе ее. Она есть "вечная Женственность" и может быть названа божеством. По отношению к мировой множественности София есть органическое единство всех его тварей - и человека, и человечества в том числе, - она есть энтелехия мира / это греч. слово имеет смысл: нахождение в состоянии полной осуществленности, осуществленность /. Каждая тварь с положительной стороны может быть названа софийной, с отрицательной - материальной / чистое и бессодержательное бытие/. Мир Софии стоит по ту сторону материи.
П. А. Флоренский рассматривал Софию как четвёртую ипостась; к ней самой можно применить логику троичности, и тогда она предстанет как: 1) разум твари, смысл, истина или правда ее; 2) духовность твари, святость, чистота и непорочность её, т.е. красота.
София рассматривалась, и как Церковь в ее небесном и земном проявлениях, т.е. она зиждется на совокупности всех личностей, начавших очищение. В итоге отгадывается такая картина: София всей твари есть человечество; София человечества есть Церковь; София Церкви есть Церковь Святых; София последней есть Матерь Божия. В этом состоит социологическая концепция бытия.
Её положения находят конкретизацию в лице человечества и человека. Вл. Соловьёв увидел в Софии "произведённое единство", начало человечества, или идеального, т.е. нормального человека. Человечество в таком видении становится Богочеловечеством. Это понятие не умопостигаемое, оно даётся нам интуитивно, в нашей вере в Христа и изначальной приверженности Софии.
И вместе с тем, оно охватывает все множество человеческих элементов, реальным единством которых является София; именно поэтому каждый из этих элементов должен быть признан вечным в абсолютном или идеальном порядке. Итак, когда мы говорим о вечности человечества, то имплицитно подразумеваем вечность каждой отдельной личности. Без этой вечности само человечество было бы призрачно.
Таким образом, мы обретаем единый цельный образ Христианства; Оно не есть только религия личного спасения, но религия преображения мира, религия социальная и космическая. Оно содержит в себе Церковь - "богочеловеческое богостроительство" /Н. Бердяев/ для спасения всего мира. Церковь Вл. Соловьёв называл Софией. Мы видим как понятие "София" трансформируется в понятие "Богочеловечество" и обосновывает единство всех христиан.
Идея богочеловечества не умоляет однако значения личности. Личность согласно Вл. Соловьёву, имеет безусловное значение. Это положение вытекает из её божественной природы; личность вполне свободно внутри себя соединяется с божественным началом. Иначе говоря, каждый человек носит в себе безусловное божественное значение. "В этом Утверждении, -отмечает Вл. Соловьев, - сходится Христианство с современной мирской цивилизацией". Заметим очень важное обстоятельство, содержащееся в этом утверждении: не отбросить современную цивилизацию, а "охристианить" ее /такую же мысль позже выскажет и Н. Бердяев/.
Безусловность, т.е. бесконечность, абсолютность личности, по Вл. Соловьеву, имеет два значения: отрицательное и положительное. Отрицательная безусловность состоит в способности переступить за всякое конечное, ограниченное содержание; в способности не останавливаться на нём, не удовлетворяться им, а требовать большего. Не удовлетворяясь никаким кoнечным условным содержанием, человек заявляет свою отрицательную безусловность, составляющую залог его бесконечного развития.
Но неудовлетворенность всяким конечным содержанием есть тем самым требование всецелой действительности, полноты содержания. В стремлении личности обладать полнотой содержания выражается положительная безусловность. Без неё отрицательная безусловность не имеет никакого значения, или, вернее сказать, имеет значение безысходного внутреннего противоречия. В таком противоречии увидел Вл. Соловьёв современное ему сознание.
Западная цивилизация освободила человеческое сознание от всех внешних ограничений, признала отрицательную безусловность личности. Но она тек самым "санкционировала" и невозможность её удовлетворения. Человек западной цивилизации осознаёт себя внутренне свободным, а между тем он в действительности является лишь одной и бесконечно малой точкой в мировом пространстве, т.е. ограниченное и преходящее явление, со всех сторон ограниченный и зависящий от других фактов. Это касается не только отдельного человека, но и человечества.
В этом видит Вл. Соловьёв "роковое и трагическое противоречие": человек есть всё для себя, а между тем его существование является условным и проблематичным. Человеческое Я безусловно в возможности и ничтожно в действительности. В этом противоречии - зло и страдание, в нём - несвобода, внутреннее рабство человека. Освобождение от него может состоять только в достижении того безусловного содержания, той полноты бытия, которая утверждается бесконечным стремлением человеческого Я. Прежде чем достичь этого в жизни, человек должен достичь этого в сознании осознать это как идею в себе.
И здесь предстоит преодолеть пороки как традиционной формы религии, так и современной цивилизации. Если первая исходит из веры в Бога, но не проводит этой веры до конца, то вторая исходит из веры в человека и тоже не проводит её до конца. Между тем, последовательно проведённые и до конца осуществлённые обе эти веры - вере в Бога и вера в человека - сходятся в единой полной и всецелой истине Богочеловечества.
Человек всегда будет играть существенную роль во всемирной драме. Это вытекает из того, что, хотя он и есть прежде всего природное явление и в силу этого имеет эмпирический характер; вместе с тем он имеет в себе нечто особенное, неподдающееся никакой формуле и, несмотря на это, налагающее определённый индивидуальный отпечаток на все его действия. Эта особенность и есть нечто неизменное во всех обстоятельствах; этот внутренний индивидуальный характер личности является чем-то безусловным и составляет то активное начало, которое позволяет человеку быть действующим липом истории, а на жалкой песчинкой, затерянной в бесконечном космосе.

 

СМЫСЛ ЖИЗНИ.

Вопрос о смысле жизни - извечный вопрос; его присутствие обнаруживается в мировых религиях, в философии, в искусстве, в этических учениях. Для славянского мира, особенно для нашего Отечества в прошлом, это еще и мучительный вопрос. У нас его не столько разрешают, сколько переживают.
"В чём смысл жизни человека?", - так звучит этот вопрос. Практическая повседневная жизнь людей, особенно в современных условия, требует от нас определённой целеустремлённости, планирования, учёта сил и возможностей и т.д., в все это подстёгивается обстановкой конкуренции и обострённым личным или общественным интересом. Поэтому нам сегодня ближе и понятнее слово "цель" жизни, а не "смысл" её.
Однако, мы не должны отождествлять пели /цель/ и смысл жизни, ибо по большому счёту это разные понятия. Цель как правило имеет более или менее чёткую формулу; она ставится как некая практическая задача и в конечном итоге оказывается достигнутой или не достигнутой. За время жизни каждый человек ставит перед собой множество целей, и достигнутые целя уходят из сознания как таковые, на их место приходят новые дели. И если целей, как это видно, может быть множество, то этого нельзя сказать о смысле жизни. Слово "смысл" несёт в себе идею постоянства, чего-то длительного и устойчивого, а следовательно более значимого для духовного мира личности, нежели цель.
Для того, чтобы поставить вопрос о смысле жизни, надо мысленно возвыситься над повседневностью и посмотреть на себя как бы со стороны /Б. Спиноза выражал это словами "с позиции вечности"/. Вот почему этот вопрос имеет религиозно-философский характер; он - не для приземлённых умов, а для тех, кто не утратил способности думать о своём высшем предназначении.
Ещё Л. Н. Толстой в своей "Исповеди" усомнился в способности человеческого разума ответить на вопрос: "зачем мы живём?" Он отсылает нас к учению Сократа, Соломона, Будды. По Сократу, например, душа стремится к вечному, неизменному /божественному/; тело же - к противоположному, т.е. к смерти. Поэтому обретение истины связано с приобщением к вечности. Подобные рассуждения мы могли встретить в буддизме, в философии А. Шопенгауэра.
В рамках отечественной религиозной философии точкой отсчёта при постановке вопроса о смысле жизни выступает идея Бога. Само его понятие, равно как и понятия добра и зла выработаны всей исторической жизнью человечества, и именно они в силу этого являются самой жизнью людей. "Знать Бога и жить - суть одно и то же. Истина раскрывается в любви; надо не разделяться с тем, с чем не согласен, а сближаться, примиряться, любить", - это вывод, к которому пришёл Л. Н. Толстой.
Эту мысль развивал С. Л. Франк в своей работе под названием "Смысл жизни". Он исходил из того, что религиозная вера коренится в сознании человека, следовательно, никто, кроме самого человека, никакая другая сила не могут одолеть зло на земле. Но человек живёт в этом зле, и более того - он порождает его. Поэтому неизбежно возникает вопрос: есть ли у нас какие-либо основания для того, чтобы верить, что сама жизнь, полная зла, спасёт себя из самой себя ?
Да, будет ответ, считает С. Л. Франк, если исходить из осознания жизни как единого полого, т.е. без разорванности её на настоящее и будущее. Все до сих пор известные спасители человечества, вожди разного толка, обещая лучшее будущее, опирались на разум и увлекали людей в будущее, но при этом сами пребывали в нравственной слепоте; их деятельность в лучшем случае достигала результата вещественного, но деградировала мораль, и люди погружались во зло. Они стали откладывать свою жизнь на будущее, создавая различные её модели, но они забыли, что жизнь едина, что настоящее и будущее суть одно; оно становится вневременным бытием, когда на земле устанавливаются мир и согласие, любовь и сострадание /вспомним поговорку: счастливые часов не наблюдают/.
Это рассуждение наполняется для нас особым смыслом, если принять во внимание слитность нашей собственной жизни и мировой жизни; "единство моего Я и мира должно сознаваться как вневременное и всеобъемлющее целое, и об этом целом мы спрашиваем: имеет ли оно смысл и в чём он ? Этот смысл не может не быть мировым, он не может существовать ни в каком времени: он или есть раз и навсегда, или его нет -тоже навсегда".
Приняв это, мы поставим для себя такой вопрос: "Как мне приобщиться к началу, в котором заключается залог спасения жизни ?" Иначе говоря, "как жить?", чтобы осмыслить и незыблемо утвердить свою жизнь. Ответ будет такой: любовь к Богу, любовь к ближнему - вот единственное дело, которому следует отдаться.
Вместо абстрактного идеала, относимого в будущее, искомым благом провозглашается сама жизнь, но не как бессмысленно текущий процесс, а как "самопознающая и самопереживающая полнота удовлетворенности в себе". Она должна проявиться в любви, доброте, сострадании, доверии, терпении, во всём, что сближает людей, что отторгнет от них их эгоистические начала.
Человек по природе своей принадлежит двум началам: Богу и миру, и его сердце есть скрещение этих двух сил. Телесное начало конечно, но оно имеет большую силу и является источником греха. Грех же есть не просто отступление от Духа, он - сила зла в мире, У П. А. Флоренского использован образ геенны - дурной бесконечной страсти и ее ненасытности; иллюстрацией к этому может служить миф о Сизифе - томимый жаждой и голодом, он постоянно раздразнивается видом бегущей холодной воды и поднимающихся от него ветвей с золотыми плодами. Противостояние искушениям возможно только через "обожение плоти и стяжание Духа". Отречение от мира должно сочетаться с любовным участием в нём.
Цель устремлений подвижника - не обеспложение, не равнодушие, а восприятие всей твари в её первозданной красоте. Дух Святой открывает себя в способности видеть красоту твари. Возможно, в этом значении следует толковать известное изречение Ф. М. Достоевского: "красота спасёт мир". В искушении человек обретает самого себя, в победе над страстью впервые осознаёт себя свободным: в осуществлённом торжестве над грехом делает свою эмпирическую природу сверх - эмпирической, так заключат эту мысль П. А. Флоренский.

 

 

СМЫСЛ ИСТОРИИ

Вопрос о смысле истории человечества не следует рассматривать как социологическую проблему. Он мыслится шире и глубже, ибо в основе своей он содержит вопрос о окисле жизни человека. В силу такого слияния единичного с общим история приобретает нравственный смысл, а человек оказывается в центре истории.
Смысл человеческой истории есть обоженное человечество или Богочеловечество / мысль Вл, Соловьёва, Н. А. Бердяева, П. А. Флоренского и др./. Это надо понимать так, что история самим ходом своего развития на основе материального интереса и рационального знания создаёт такую нравственную коллизию, которая ставит под вопрос само существование человека. Речь идёт о критике технического прогресса, который углубляясь и расширяясь, становится "симптомом конца" / Вл. Соловье в /. Поэтому у человечества /имеется в виду христианский мир/ нет иного выхода, как обратиться к вере, в которой видится единственное средство спасения.
Но для этого должны быть коренным образом преобразованы и Церковь. и государство. Церковь утратила свою роль, когда она стала на сторону государства и тем самим поставила себя в положение его сообщника; она разделяет ответственность за раскол общества по экономическому, политическому, национальному, идеологическому и др. признакам. Идеи шовинизма и национализма порождают насилие и несправедливость, чувство лживого превосходства одних групп людей над другими и тем самым отдаляют их всех от Бога. При этом само государство не выступает носителем морального авторитета, а моральный авторитет Церкви подорван её двусмысленным положением в обществе, ибо проповедуя христианские идеи, Церковь фактически выступает пособником насилия и лжи.
Церковь должна реабилитировать себя возвратом к идеям Веры, а государство - проникнуться Верой, "постепенно возводя свою принудительную власть до высоты нравственного авторитета" /Вл. Соловьёв/.
Христианская Церковь, Христианское государство и Христианское общество видятся Вл. Соловьёву как три нераздельных модификации царства Божия в его земной стадии: они имеют одну общую сущность -правду Божию. Церковь верит в нее и служит ей как абсолютной истине; государство в своей относительной сфере практически осуществляет её как справедливость; а Христианское общество должно развивать её в себе как полноту свободы и любви. Следовательно, должен воцариться союз между духовной и светской властью, Церковью и государством. Нравственное начало при этом должно быть безусловным и божественным.
Божья воля не может выступать по отношению людей как внешний произвол, она должна стать осознанным добром, и в этом Вл. Соловьёв увидел новое обоснование богочеловеческого порядка. Он должен заменить традиционную религию, основанную на внешнем законе. Государство же должно стать теократическим по своей сути.
Сам процесс обожения человечества помимо внутренней духовной стороны /через преобразование духа личностей/, должен захватить и традиционную сферу проблемы "Восток - Запад". Если Запад энергично развивает человеческое начало, но при этом уходит от Божественной истины, то Восток /имеется в виду славянский мир/, сохранивший приверженность высоким стандартам Духа, мог бы вступить в свободное сочетание с Западом, переняв у него опыт развития материальных сторон жизни, но обогатив его при этом своей высокой духовностью. Оба начала, как видно, совершенно необходимы друг другу. Если бы история свелась только к Западному началу, то в мире воцарился бы хаос; напротив - только Византийское /Восточное/ не могло бы породить деятельного человека, необходимого для восприятия истины Христовой.
Такая идея предполагала в итоге воссоединение Христианских Церквей /Римско-католической, Протестантской в Православной/; она выступала и как идея Всеединства. В силу этого отечественная религиозная философия получила название метафизики -Всеединства.

 


Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 48; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!