Гармоническое развитие в человеческой личности эстетических и этических начал

Значит, для того чтобы уменьшить стресс, надо включить в нашу жизнь удовольствие?

Т. Я.: Не только. Третий путь достижения удовлетворенности, вероятно, самый важный: надо найти для себя смысл. Нами руководят две главные потребности: потребность в удовольствии, которая побуждает нас выполнять ряд жизненно важных действий, – и потребность в смысле, которая позволяет нам избежать ощущения абсурдности перед лицом экзистенциального хаоса. Если мы находим смысл в том, что мы делаем или переживаем, это позволяет нам ощущать, что мы контролируем ход событий, это защищает нас от чувства бессилия, которое как раз и ведет к сильному стрессу. Было бы невозможно жить, не придавая своей жизни определенного направления и значения.

Российский глянцевый журнал « Cosmopolitan психология» (07-08.2014. Тема номера – Свобода! Быть собой, жить своей жизнью): заметка «Уметь жить».

 

Призывы «Будь собой» и «живи своей жизнью» часто появляются в рекламе. Они вмещают в себя всё – от стремления прыгнуть выше головы до желания немедленно облиться газировкой. Но что эти фразы означают с психологической точки зрения? У психологов на этот счёт вот какое мнение: быть собой это чувствовать глобальное удовлетворение, уверенность, что всё в твоё жизни идёт правильно. …

К сожалению, с такой уверенностью у большинства возникают проблемы. С самого рождения человек начинает «обрастать» правилами и установками. Родители учат, как себя вести и куда стремится, школа – как выживать в социуме, пример успешных знакомых манит пойти их дорогой … И вот ты стала хорошей дочерью, отличным работником, поселилась в большом доме с маленькой собачкой и даже добралась до Кубы. Но счастья, того самого глобального удовлетворения, от всего этого не испытываешь … А через десять лет девушка сидит на приёме психолога и делится «радостью»: «У меня вроде всё хорошо – муж, дом, дети. Но почему так хочется удавиться»?

Письма читателей из книги «Вагон удачи» психолога Владимира Леви.

 

«ВЛ, мне 28 лет, и у меня нет цели, нет любимого занятия, которое могло бы стать делом жизни.. А ведь грех жаловаться – много дано, много могу, много чего даже делаю. Работа моя гарантирует достойную оплату даже на низшей ступени карьерной лестницы: я программист. Вне работы – журналистика, единоборства, книги, Интернет. … Но.. Нет заинтересованности в результатах. За 6 лет сменил 7 мест службы. Всякий раз на новом месте есть какой-то запас энергии, а потом становится скучно.. Когда программирую просто так, для себя, результативность выше всяческих похвал. Но стоит начать работать «на дядю». Чего проще: не нравится работа – смени. А зачем? Недавно пытался представить, что бы я делал, если у меня вдруг появился миллион долларов. Кроме покупки квартиры, идей не возникло. Валялся бы вверх пузом, читал книги.. Бездельничать надоело бы – что дальше?» (Андрей)

«Отслужил на флоте. Теперь менеджер на фирме, торгующей рыбопродуктами. Здоров, полон энергии, но всё вхолостую. У меня нет цели. Я не верю, что могу достичь чего-то большого. А то, чего мог бы достичь, кажется мне бессмысленным. Я не могу того, что хочу. И не хочу того, что могу… Гляжу на окружающих и удивляюсь из довольству однообразной и скучной жизнью. Но их большинство, и они нормальны. А я внешне крутой парень, атлет, а внутри пришибленный птенчик, оцепенел в бесплодных мечтаниях. Как вырваться из этого круга? Как изменить судьбу ничтожного человечка?» (Василий)

«ВЛ, всю свою недолгую жизнь (мне 24) я успевала ПОЧТИ всё из того, что запланировала. Но никогда не могла ответить на вопрос: «А зачем?» А оно тебе надо? С 15 лет потихоньку думаю, зачем мы суетимся, всё равно ведь умрём.. ЗАЧЕМ??? … В 10 лет я запланировала, что к 24 годам выучу три языка, получу два образования, найду престижную работу и выйду замуж. Удалось всё, кроме последнего … Всё размышляю, как уложиться за краткий срок женского цветения: влюбиться, быть с любимым, родить от него детей? Как определить время для счастья? И в то же время: а оно тебе надо?» (Аида).

Аристотель «Никомахова этика»

Книга 1

Всякое искусство и всякое учение, а равным образом поступок (praxis) и сознательный выбор, как принято считать, стремятся к определенному благу. Поэтому удачно определяли благо как то, к чему все стремится. …

Если же у того, что мы делаем (ta prakta), существует некая цель, желанная нам сама по себе, причем остальные цели желанны ради нее … то ясно, что цель эта есть собственно благо (tagathon), т е. наивысшее благо (to ariston). …

Жизнь] стяжателя как бы подневольная, и богатство — это, конечно, не искомое благо, ибо оно полезно, т. е. существует ради чего-то другого. Потому-то названные ранее [удовольствие и почет] скорее можно представить себе целями, ибо они желанны сами по себе. Но оказывается, и они не цели, хотя в пользу того, [что они цели], приведено много доводов. …

наивысшее благо представляется чем-то совершенным. …безусловно совершенной называем цель, избираемую всегда саму по себе и никогда как средство. Принято считать, что прежде всего такой целью является счастье. … мы полагаем самодостаточным то, что одно только делает жизнь достойной избрания и ни в чем не нуждающейся, а таковую мы и считаем счастьем. … Итак, счастье как цель действий — это, очевидно, нечто совершенное, [полное, конечное] и самодостаточное. …

Счастье, таким образом, — это высшее и самое прекрасное [благо], доставляющее величайшее удовольствие …

Однако, по-видимому, для счастья нужны, как мы сказали, внешние блага, ибо невозможно или трудно совершать прекрасные поступки, не имея никаких средств. Ведь многие поступки совершаются с помощью друзей, богатства и влияния в государстве, словно с помощью орудий, а лишение иного, например благородного происхождения, хорошего потомства, красоты, исключает блаженство. … А потому для счастья, как мы уже сказали, нужны, видимо, еще и такого рода благоприятные обстоятельства (eyemeriai).

… eсли счастье не посылается богами, а является плодом добродетели и своего рода усвоения знаний или упражнения, оно все-таки относится к самым божественным вещам, ибо наградою и целью добродетели представляется наивысшее благо и нечто божественное и блаженное. … сказано, что счастье — это определенного качества деятельность души сообразно добродетели. …

Это, видимо, согласуется со сказанным вначале: мы полагали целью науки о государстве наивысшее благо, потому что именно эта наука больше всего уделяет внимания (epimeleian poieitai) тому, чтобы создать граждан определенного качества, т. е. добродетельных и совершающих прекрасные поступки (praktikoi ton kalon).

Мы, стало быть, разумно не называем счастливым ни быка, ни коня и никакое другое животное, ведь ни одно из них не может оказаться причастным такой деятельности. По той же причине и ребенок не является счастливым, ибо по возрасту он еще не способен к таким поступкам (оуро praktikos), а кого из детей так называют, тех считают блаженными, уповая на будущее. Ведь для счастья, как мы уже сказали, нужна и полнота добродетели, и полнота жизни. …

Таким образом, счастливый будет обладать искомым [свойством] и в течение всей жизни останется счастливым, ибо всегда или насколько вообще возможно как в поступках, так и в умозрении (theoresei) он будет сообразовываться с добродетелью, а превратности судьбы будет переносить превосходно и пристойно во всех отношениях … Мы ведь уверены, что истинно добродетельный и здравомыслящий человек умело переносит все превратности судьбы и всегда совершает самые прекрасные из возможных в данном случае поступков. …

Книга 2

Итак, поступать согласно верному суждению (kata ton orthon logon) — это общее правило, и мы примем его за основу …

Прежде всего нужно уяснить себе, что добродетели по своей природе таковы, что недостаток (endeia) и избыток (hyperbole) их губят …

Добродетель — это способность поступать наилучшим образом [во всем], что касается удовольствий и страданий, а порочность — это ее противоположность.Это же явствует, пожалуй, еще и из следующего. Три [вещи] мы избираем и трех избегаем: первые три — это прекрасное, полезное и доставляющее удовольствие, а вторые противоположны этому — постыдное, вредное, доставляющее страдание, во всем этом добродетельный поступает правильно, а порочный оступается, причем главным образом в связи с удовольствием. …

Итак, добродетель есть сознательно избираемый склад {души], состоящий в обладании серединой по отношению к нам, причем определенной таким суждением, каким определит ее рассудительный человек. Серединой обладают между двумя [видами] порочности, один из которых — от избытка, другой — от недостатка. А еще и потому [добродетель означает обладание серединой], что как в страстях, так и в поступках [пороки] преступают должное либо в сторону избытка, либо в сторону недостатка, добродетель же [умеет] находить середину и ее избирает. …

В связи с удовольствиями (hedonai) и страданиями (lypai) (страдания имеются в виду не все, в меньшей степени и {не в том же смысле}, [что удовольствия]) обладание серединой — это благоразумие (sophrosyne), а избыток — распущенность (akolasia). … Что касается даяния (dosis) имущества и его приобретения (lepsis), то обладание в этом серединой — щедрость (eleytheriotes), а избыток и недостаток — мотовство (asotia) и скупость (aneleytheria). … С отношением к имуществу связаны и другие наклонности (diatheseis). Обладание серединой здесь — великолепие (megaloprepeia) (великолепный ведь не то же, что щедрый: первый проявляет себя в великом, второй — в малом), а избыток здесь — безвкусная пышность (apeirokalia kai banavsia) и недостаток — мелочность (mikroprepeia). …

Книга 3

Решение наше касается не целей, а средств к цели, ведь врач принимает решения не о том, будет ли он лечить, и ритор — не о том, станет ли он убеждать, и государственный муж — не о том, будет ли он устанавливать законность, и никто другой из прочих мастеров [не сомневается] в целях, но, поставив цель, он заботится о том, каким образом и какими средствами ее достигнуть. … Как сказано, человек — это, конечно, источник поступков, а решение относится к тому, что он сам осуществляет в поступках, поступки же совершаются ради чего-то другого. Действительно, не цель бывает предметом решения, а средства к цели. …

Итак, если цель — это предмет желания, а средства к цели — предмет принимания решений и сознательного выбора, то поступки, связанные со средствами, будут сознательно избранными и произвольными.

 

Сёрен Киркегор

Гармоническое развитие в человеческой личности эстетических и этических начал

 

[…] Ты понял бы также, что главная задача человека не в обогащении своего ума различными познаниями, но в воспитании и совершенствовании своей личности, своего «я». […]

Выбор сам по себе имеет решающее значение для внутреннего содержания личности: делая выбор, она вся наполня­ется выбранным, если же она не выбирает, то чахнет и гибнет. […] Представь себе корабль в ту минуту, ко­гда он должен сделать тот или другой решительный поворот; может быть, кормчий корабля и скажет себе: «Я могу сделать то-то или то-то», но лишь плохой кормчий забудет, что корабль продолжает в это время нестись своим обычным ходом и что поэтому лишь на одно мгновение может быть безразлично, будет ли сделано то или другое. То же самое и с человеком. Если он забудет принять в расчет обычный ход жизни, то наступит наконец минута, когда более и речи быть не может о выборе, не потому, что последний сделан, а потому, что пропущен момент для него, иначе говоря — за человека выбрала сама жизнь, и он потерял се­бя самого, свое «я». […]

… выбор высоко поднимает душу человека, сообщает ей тихое внутреннее довольство, сознание собственного достоинства, которые также никогда не покинут ее все­цело. Есть люди, считающие для себя величайшим счастьем встречу лицом к лицу с какой-нибудь исторической личностью и навсегда со­храняющие впечатление этой встречи; историческая личность оста­ется жить в их душе как высокий, идеальный, облагораживающий душу образ. Как, однако, ни знаменательна минута подобной встречи, она ничто с минутой истинного выбора.

В эту минуту кругом воцаряется тишина, подобная величавому безмолвию звездной ночи, душа остается наедине с собой, уединяется от всего мира и созерцает в отверстых небесах — не великий человеческий образ, но нечто высшее, не доступное обыкновенному взору смертного, созерцает самое Вечную Силу, животворящую все и вся, личность же в эту минуту выбирает, или, вернее, определяет себя. … даже самая ничтожная, по-видимо­му, личность — всё, если она сделала этот выбор: суть не в том, чтобы обладать тем или другим значением в свете, но в том, чтобы быть са­мим собой. […]

Что же такое меланхолия? Истерия духа. В жизни каждого челове­ка рано или поздно настает момент, когда непосредственность, так сказать, теряет свое главное жизненное значение, и дух стремится проявить себя в высшей форме сознательного бытия. … В ней есть что-то необъясни­мое. Человек, подавленный горем или тяжелыми заботами, знает, чем он огорчен или озабочен, но спросите меланхолика, что гнетет его, и он ответит: «Сам не знаю, не могу объяснить». В этой-то необъясни­мости и лежит бесконечность меланхолии. […]

Итак, меланхолия будет угнетать человека до тех пор, пока упомянутый переход от бессознательной непосредст­венности к высшему сознательному развитию личности не будет со­вершен. После же этого меланхолия исчезает навсегда, хотя легко мо­жет случиться, что жизнь обрушит на того же самого человека целый ряд различных горестей и несчастий; […] меланхолия — болезнь духа, и исцеляется лишь силою духа, одержавшего победу над сковывавшей его стремления непосредственностью, которая является выражением плотской природы человека... Торжество духа ведет к тому, что все мелочные заботы и пе­чали человека — недовольство жизнью, тоскливое сознание ненуж­ности и бесполезности своего существования — все исчезают само собой; если человеческая личность осознает свое вечное и неизмен­ное значение, она осознает и свое значение в земной жизни... […]

Не заставит ли этих людей прийти в отчаяние то, что они убедились в суетности своих желаний, в суетно­сти того, на чем они основывали свою жизнь? Какое же, однако, осно­вание приходить в отчаяние от того, что суетное оказалось суетным? … Оказывается, следователь­но, что эстетическое воззрение на жизнь — всех сортов и степеней — есть, в сущности, своего рода отчаяние; оказывается, что человек, жи­вущий эстетической жизнью, живет сознательно или бессознательно в отчаянии. […]

Теперь, юный друг мой, ты сам видишь, что твоя жизнь, в сущно­сти, отчаяние; скрывай, если хочешь, это от других, от себя самого ты этого не скроешь. … Что же страшит тебя? Тебе ведь предстоит родить не друго­го человека, а самого себя. Я хорошо знаю, впрочем, что тут есть от че­го прийти в серьезное волнение, граничащее с душевным потрясени­ем: минута, когда человек осознает свое вечное значение, — самый знаменательный момент в жизни. Человек чувствует себя как будто за­хваченным чем-то грозным и неумолимым, чувствует себя пленни­ком навеки, чувствует всю серьезность, важность и бесповоротность совершающегося в нем процесса ....

В эту серьезную знаменательную минуту человек заключает вечный союз с вечной силой, смотрит на себя самого как на объект, сохраняющий значение во веки веков, осознает себя тем, что он есть, то есть в действительности осознает свое вечное и истинное значение как человека. Но можно ведь и не допустить себя пережить такую минуту! Да, вот тут-то и есть «или — или», тут-то и предстоит человеку сделать выбор. […]

Я указываю тебе на отчаяние не как на средство утешения или состояние, в котором ты должен остаться навсегда, но как на подготовительный душевный акт, требующий серьезного на­пряжения и сосредоточения всех сил души. Я глубоко убежден в необ­ходимости этого акта, дающего человеку истинную победу над ми­ром; ни один человек, не вкусивший горечи истинного отчаяния, не в состоянии схватить истинной сущности жизни, как бы прекрасна и радостна ни была его собственная. Предайся отчаянию, и ты не бу­дешь более бесполезным обитателем мира, хотя и победишь его; […]

Но что же я собственно выбираю? Я выбираю абсолют. Что же та­кое абсолют? Это я сам, в свое вечном значении человека; ничто дру­гое и не может быть абсолютным предметом выбора: выбирая что-нибудь иное, конечное, я выбираю его лишь относительно, в сравне­нии с чем-либо другим конечным; абсолют же является и абсолют­ным предметом выбора. […]

Человек, сделавший этический выбор своего «я», берет себя самого во всей своей конкретности, с такими-то и такими-то дарованиями, страстями, наклонностями и привычками и поставленного в такие-то и такие-то внешние условия; жизненной же задачей его становится он сам: он стремится к облагорожению, урегулированию, образованию, всестороннему развитию своего «я», иначе говоря — к равновесию и гармонии души, являющимися плодом личного самоусовершенство­вания. Жизненной целью такого человека становится также он сам, его собственное «я», но не произвольное или случайное, а определенное, обусловливаемое его собственным выбором, сделавшим его жизнен­ной задачей — его самого во всей его конкретности. Целью истинного этика является таким образом, не одно его личное, но и социальное и гражданское «я».

 

Учебник - ТЕМА: РЕЛИГИЯ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ЯВЛЕНИЕ. РЕЛИГИОЗНАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛАРУСИ

 

1.Религия как тип мировоззрения, социальный институт и организационное образование.

… протестантский теолог и социолог Роберт Отто (1869–1937) считал, что религия – это переживание святого, а ее предметом следует считать нумиозное, т. е. исходящие от божества волю, власть, силу, вызывающие у человека благочестивых страх и трепет и в то же время очарование и одушевление. …

Сущностью религии Дюркгейм считал не веру в трансцендентного бога, как полагало большинство антропологов и социологов, а в разделении мира на священные и мирские феномены. Религия, как определил ее Дюркгейм, «есть солидарная система верований и практик, относящихся к вещам священным, обособленным, запретным, верований и практик, которые объединяются в одну моральную общность, называемую церковью, всех, кто их принимает». Он полагал, что есть немало религий, в том числе высших (некоторые школы буддизма, например), в которых божество отсутствует. Кроме того, и понятие тайны, и понятие о сверхъестественном имеют более позднее происхождение, чем большинство примитивных религий. Отсюда суть религии в разделении мира на естественный и сверхъестественный, или священный, а ее структура состоит из системы священных понятий и представлений, системы верований и системы обрядов. …

 

Арон Р. Этапы развития социологической мысли

 

В одном Дюркгейм описывает сцены экзальтации из жизни австралийских первобытных обществ, в другом — намекает на Великую французскую революцию — возможно­го творца религии. Вот фрагмент, посвященный австралийцам:

«С наступлением ночи всякие процессии, танцы, песнопе­ния происходили уже при свете факелов; к тому же нарастало общее возбуждение. В определенный момент каждый из две­надцати помощников взял в руки нечто вроде горящего факе­ла, и один из них, держа свой факел как штык, атаковал хруп-пу туземцев. Удары отражались палками и копьями. Началась общая схватка. Люди прыгали, возбуждались, испускали дикие крики; светились факелы, разбрасывая во все стороны искры, попадающие на головы и другие части тела …».

… все его товарищи в то же время ощущают себя так же преображенными и выражают свои чувства криками, жестами, позами, все происходит так, будто он действительно перенесен в особый мир, полностью отличающийся от того, в каком он обычно живет, в сферу дея­тельности исключительно интенсивных сил, захватывающих и преображающих его. Могли ли испытания, подобные «этим, особенно если они повторялись ежедневно в течение недель, не оставить в нем убеждения в том, что на деле существуют два разнородных и несравнимых между собой мира? Один из них — тот, в котором он влачит свое повседневное существо­вание; в другой, наоборот, он не может проникнуть, не войдя тотчас в сношение с необычными силами, возбуждающими его до исступления. Первый — обыденный мир, второй — мир священных вещей» (ibid., р. 3 11—3 1 3). …

Несколько раньше Дюркгейм намекает на революционный культ. В период Великой французской революции люди были охвачены каким-то религиозным энтузиазмом. Слова «нация», «свобода», «революция» приобрели священную ценность, срав­нимую с той, какую имело у австралийцев слово «чуринга».

«Эта способность общества выступать в качестве бога или порождать богов никогда так не проявлялась, как в первые го­ды революции. Действительно, в это время под влиянием все­общего энтузиазма исключительно светские по своей природе вещи были обращены общественным мнением в священные: Родина, Свобода, Разум. Обозначилась тенденция к созданию религии со своим догматом, своей символикой, алтарями и празднествами. Именно этим спонтанным чаяниям пытался дать нечто вроде официального удовлетворения культ Разума и Высшего Существа. Правда, это религиозное обновление было лишь мимолетным. Дело в том, что патриотический энту­зиазм, ставший первопричиной движения масс, ослабел. Ис­чезла причина — и следствие не могло сохраниться. Но сам опыт в силу свой краткости представляет социологический ин­терес. Так или иначе можно было видеть, как при определен­ных обстоятельствах общество и его ведущие идеи непосред­ственно и без какого-либо преображения стали объектом по­длинного культа» (ibid., р. 305—306).

Произойдут, однако, и другие потрясения; придет время, когда современные общества снова будут охвачены психозом «священного», из которого выйдут новые религии. …

Бергсон заканчивает работу «Два источника морали и рели­гии» следующей фразой: «Универсум — машина для производ­ства богов». Дюркгейм сказал бы: общества — это машины для изготовления богов.

 

Комментарии Андрея Тетёркина

Сегодня эксперты говорят о «невидимых формах религии», когда описывает как открытие Сакрального происходит в самых разных формах. Сегодня на Западе ценностное сознание отличает открытие «sacredness of person» и «sanctity of human personality» из-за модерной трансформации идеалов: перехода от христианской ценности души к демократическому представлению о святости личности и к либеральной вере в права человека[1]. Другим значимым идеалом является романтическая любовь, которая У. Беком определяется как «пострелигия», как «фундаментализм модерна» и как «коммунизм в капитализме»[2].

Что касается значимых ритуалов и святых объектов сегодня, то один из вариантов описывает Ева Иллуз на примере хождения на свидания в деле реализации романтической утопии. В позднем капитализме банальным является место работы, где надо рационально планировать и упорно трудится ради получения прибыли. Противоположным же ему миром Необыденности становятся романтические и экзотические места: миры Ресторанов, Туризма, Вечеринок, где испытывают истинное Я и где все наслаждаются, участвуя в карнавале по иррациональному расточению капиталов, чтобы потом опять вернуться в целерациональный мир. Святыми предметами, которые позволяют сегодня генерировать чувства Божественного (Нуминозного и Лиминального)[3], являются предметы Роскоши, Антиквариата и те, что связаны с Иррациональным (с Природой и Экзотикой) [4].

[1] Joas H. Die Sakralität der Person. Eine neue Genealogie der Menschenrechte. Berlin: Suhrkamp Verlag, 2011. S. 81-101.

[2] Beck U. und Beck-Gernsheim E. Das ganz normale Chaos der Liebe. S. 21, 231-233.

[3] Термины феноменолога Р. Отто и антрополога В. Тёрнера (V. Turner).

[4] Illouz E. Consuming the romantic utopia. Love and the cultural contradictions of capitalism. Berkley, Los Angeles, London: University of California press, 1997. P. 81-152. Конечно, есть множество других миров Сакрального, которые предлагают в современном обществе потребления. Например, субкультура готов («тёмных» или Gruftie (от немецкого Gruft - могила)), которую оценивают как постмодерную религию, как «пространство трансценденции со зловещими коннотациями». Schmidt A., Neumann-Braun K. Die Welt der Gothics. Spielräume düster konnotierte Transzendenz. Wiesbaden: VS Verlag für Sozialwissenschaften, 2008².

---

Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 95; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!