ЭПИТАЛАМА, СОЧИНЕННАЯ В ЛИНКОЛЬНЗ-ИННЕ
Хрестоматия
Франсиско де Кеведо (1580-1645) – поэт – философ.
О краткости жизни и о том, насколько ничтожным кажется то, что прожито
Кто скажет, что такое жизнь?.. Молчат!
Оглядываю лет моих пожитки,
истаяли времен счастливых слитки,
сгорели дни мои — остался чад (…).
Вчера — ушло, а Завтра — не настало,
Сегодня — мчать в былое не устало,
Кто я?.. Дон Был, Дон Буду, Дон Истлел…
Вчера, Сегодня, Завтра, — в них едины
пеленки и посмертные холстины.
Наследовать успенье — мой удел.
Французский классицизм.
Расин. Федра.
Монолог Ипполита, влюблённого в Арикию, объясняющегося ей в любви:
Перед тобой - гордец, наказанный примерно.
Я, тот, кто отклонял любовь высокомерно,
Не признавал ее началом всех начал,
Я, кто ее рабов надменно презирал,
Кто с жалостью глядел на тонущие души
В час бури, думая, что сам стоит на суше, -
Был сломлен, подчинен всеобщей был судьбе.
В смятенье изменил я самому себе.
Час пробил - и мой дух, свободный и суровый,
Смирился и надел любовные оковы.
О, сколько в прошлом мук и сколько впереди!
Полгода как живу я со стрелой в груди,
Напрасно от нее избавиться мечтая.
Ты здесь - бегу я прочь; коль нет - ищу тебя я.
Куда б я ни пошел, ты следуешь за мной:
|
|
|
Твой образ в заросли мне видится лесной;
Меня при свете дня, меня во мраке ночи
Запретная мечта терзает все жесточе...
Стараюсь избегать я сердца госпожу,
И что же - сам себя в себе не нахожу…
Также интересна трагедия «Андромаха». Гермиона любит Пирра, но он любит Андромаху и хочет жениться на ней. Гермиона возненавидела Пирра за это, и буквально заставила влюблённого в неё Ореста убить Пирра, причём, не в честном поединке, а предательски, в спину. Честный Орест сначала отказывается, но Гермиона называет его трусом и он соглашается. Убийство совершается, но Гермиона встречает Ореста не благодарностью, а ненавистью и проклятиями. Дело в том, что она за это время вдруг поняла, что несмотря ни на что любила Пирра, а он теперь убит. Гермиона проклинает Ореста за то, что он сделал то, чего так упорно и яростно она от него требовала вчера. Таково человеческое сердце, женское в особенности.
Орест
О, к вам меня влекло все то же ослепленье!
Опять решился я на клятвопреступленье!
Я клялся искренне не видеть больше вас,
И вновь у ваших ног, уже в который раз!
Ваш взор в моей душе — таков мой жребий странный —
|
|
|
Откроет вновь едва закрывшиеся раны…
Стыжусь, но совладать не в силах я с собой.
С тех самых пор, как мы разлучены судьбой,
Ища от страшных мук спасения, поверьте,
Бросался всюду я навстречу верной смерти…
За ней отправился я к скифским племенам,
Что кровью пленников свой освящают храм.
Но, хоть их идолы известны лютым нравом,
Порой противятся они дарам кровавым,
И я остался жив, влача свою беду;
Вернулся снова к вам, и снова смерти жду.
Чтоб жизнь мою прервать, не требуется яда:
Довольно одного безжалостного взгляда.
В отчаянье своем — я убежден давно,
Что на иное мне надежды не дано.
Решать мою судьбу теперь лишь в вашей воле,
Коль скифы дикие меня не закололи
И даже варваров на свете не найти,
Что вас в жестокости могли бы превзойти.
Гермиона
Хоть говорит Орест, что он на все решится,
Вполне ли на него могу я положиться?
Мне больше, чем ему, принес изменник зла,
И я сама удар верней бы нанесла.
Самой убить его! Какое ликованье —
Увидеть свой кинжал в кровоточащей ране
Гермиона
Где я? Что делаю? Что совершить должна я?
Взметнула бурю чувств во мне обида злая!
Брожу я по дворцу в отчаянье немом…
Любовь иль ненависть мне душу жжет огнем?
|
|
|
Нет, нет! Мой приговор не будет отменен!
Я не нужна ему — так пусть погибнет он!
Над яростью моей он попросту смеется,—
Считает, что гроза слезами изольется,..
Меня бросает он, как бесполезный груз?
Ну нет! Разя, Орест, рази, коль ты не трус!
Он знал, в конце концов, что он меня принудит…
Меня? Так смерть его моим деяньем будет?
Моя любовь к нему убить его должна,
Хотя ему была я столько лет верна…
Все греки десять лет дрались за мать мою,
И многие цари жизнь отдали в бою,
Хотя Елена их дотоле не видала.
А я прошу его, и нужно мне так мало:
Клятвопреступного злодея умертвить, -
Такой ценою он меня бы мог добыть.
Награда - я сама, а отомстить - бессильна?
Поверил ты словам, что женщине влюбленной
Подсказывал ее рассудок помраченный?
Не должен ли ты был в душе ее прочесть,
Что, мучась от любви, она твердит про честь,
Что сердце и уста между собой в разладе?
Твой долг повелевал, меня самой же ради,
От злого умысла, коль он мелькнул на миг,
Отговорить меня, чтоб он тотчас же сник;
Не приходить ко мне за новым подтвержденьем,
Меня наедине с моим оставить мщеньем.
|
|
|
Твоя любовь ко мне дала достойный плод!
Несчастье от тебя, как тень, не отстает;
Ты появился здесь, и всем принес несчастье.
Могла еще вернуть себе над Пирром власть я,
И стал бы он моим, — любя иль не любя.
Он в брак с соперницей вступил — из-за тебя!
Орест
Примерно наказать меня решили боги…
Хвала бессмертным вам за то, что вы столь строги,
Столь непреклонны к тем, кто возбудил ваш гнев.
Вы, в замысле своем жестоком преуспев,
Добились длительным и неотступным мщеньем
Того, что стал я сам несчастья воплощеньем.
Для этой цели я и был на свет рожден.
И цель достигнута. Я удовлетворен.
Теперь, чтоб до конца исполнились все судьбы,
В их и в своей крови мне надо утонуть бы…
И смерть желанная положит пусть конец
Непримиримому раздору трех сердец.
(Увидя Пирра)
Как, Пирр? Тебя я снова вижу?
Мой враг, которого я страстно ненавижу!
Ведь мною ты убит, кто ж мог тебя спасти?
Еще один удар я должен нанести?
Но что это? Его целует Гермиона,
Смотря на милого умильно и влюбленно
И гневно — на меня. Бессилен я пред ней…
А что там позади? Я вижу клубы змей…
Там злые демоны! О, преисподней дщери!
Пришли меня терзать вы, как добычу — звери?
Те змеи, что шипят на ваших головах,
И те бичи, что вы сжимаете в руках,
Не для меня ль они? Что ж, мучьте и влеките
Меня во мрак… Но нет! Ей право уступите
Замучить до смерти того, кто изнемог.
Она хищнее вас. Вот лакомый кусок:
Я сердце ей мое бросаю на съеденье!
Немецкая поэзия
НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР
ВЕЧНОСТЬ
Ах, как же, вечность, ты долга!
Где рубежи? Где берега?
Но время, в коем мы живем,
Спешит к тебе, как в отчий дом,
Не можем мы тебя настичь,
Не в силах мы тебя постичь.
Тебя окутывает мгла.
Подобно шару, ты кругла.
Где вход, чтобы в тебя войти?
Вошедши, выход где найти?
Ты — наподобие кольца:
Нет ни начала, ни конца.
Ты — замкнутый навеки круг
Бессчетных радостей и мук,
И в центре круга, как звезда,
Пылает слово: «Навсегда»!
Тебе конца и краю нет.
И если бы в сто тысяч лет
Пичуга малая хоть раз
Могла бы уносить от нас
Хоть по песчиночке одной,—
Рассыпался бы мир земной.
И если бы из наших глаз
В сто тысяч лет всего лишь раз
Одна б слезинка пролилась,—
Вода бы в мире поднялась,
Все затопивши берега,—
Вот до чего же ты долга!
О, что перед числом веков
Число песчинок всех песков?
Сколь перед вечностью мало
Всех океанских брызг число!
Так для чего ж мы всё корпим
И вычислить тебя хотим?
Так знай же, смертный, вот — итог:
Покуда миром правит бог,
Навечно тьме и свету быть.
Ни пыток вечных не избыть,
Ни вечных не избыть услад…
Навечно — рай. Навечно — ад.
Мартин Опиц
РОЕТА[1]
Кто со временем поспорит?
Не пытайтесь! Переборет!
Всех и вся в песок сотрет!
Рухнет власть и та и эта.
Но одно лишь: песнь поэта —
Мысль поэта — не умрет!
Фридрих Логау
Отважная честность
Что значит в наши дни быть баснословно смелым?
Звать черным черное, а белое звать белым,
Чрезмерно громких од убийству не слагать,
Лгать только по нужде, а без нужды не лгать.
Житейская мудрость
Быть одним, другим казаться,
Лишний раз глухим сказаться,
Злых, как добрых, славословить,
Ничему не прекословить,
Притворяться, лицемерить,
В то, во что не веришь, — верить,
Чтоб не влипнуть в передряги,
О своем лишь печься благе,—
И, хоть время наше бурно,
Сможешь жизнь прожить недурно.
ПАУЛЬ ГЕРГАРДТ
ПЕРЕД РАСПЯТИЕМ
О, слабость, о, недужность,
О, муки без конца!
О, горькая ненужность
Тернового венца!
Мертвы глаза, любовью
Сиявшие светло,
И выпачкано кровью
Высокое чело.
О ты, чей голос вечен,
Источник доброты,
Как больно изувечен,
Распят, унижен ты!
Какая злая сила
В какой злочастный час
Преступно погасила
Свет, озарявший нас?
Горят кровоподтеки,
Над раною сквозной,
Покрыты эти щеки
Смертельной белизной,
Той бледностью смертельной
От долгих мук твоих.
И в скорби беспредельной
Ты навсегда затих…
Гляжу — и без боязни
Все сознаю сполна:
В твоей ужасной казни
Есть и моя вина.
Стою перед тобою,
О скорбный лик Христов,
И вынести любое Возмездие готов.
Прими меня, Спаситель,
В раскаянье моем!
Твой рот меня насытил
Блаженнейшим питьем.
Небесную усладу
Твой дух мне ниспослал,
Хранил, лелеял, смладу
От пагубы спасал.
Поверь мне и отныне
С тобою быть дозволь.
Я при твоей кончине
Твою утишу боль,
Когда в последнем стоне
Ты встретишь смерть свою,
Я подложу ладони
Под голову твою.
То дело высшей чести,
То божья благодать —
Одним с тобою вместе
Страданием страдать.
Отрадна эта участь —
Твоим огнем гореть,
Твоею мукой мучась,
За правду умереть.
В деянии и в слове
Ты мне вернейший друг.
Лежит добро в основе
Твоих великих мук.
Ах, мужество и верность
Дай сердцу моему —
Я всех скорбей безмерность
Как должное приму.
Когда я мир покину,
Меня не покидай,
Когда навек остыну,
Свое тепло мне дай.
Своей незримой дланью
Тоску мою уйми,
За роковою гранью
К себе меня прими.
Пусть будет мне опорой
В смертельной маете
Тот чистый лик, который
Нам светит на кресте.
И этим светом чудным
Ты мне наполнишь грудь,
И станет мне нетрудным
Тогда последний путь.
Иоганн Рист
ВЕЧНОСТЬ
Всему свой срок и свой черед:
Ослабнет горе, боль замрет,
Смирится бессердечность.
Но день за днем, за веком век
Свой буйный, свой бесцельный бег
Не остановит вечность.
Ах, вечность! Ты страшишь меня!
Здесь, среди крови и огня,
Я ужасом охвачен.
Скажи, наступит ли предел?
Иль этот роковой удел
Навек нам предназначен?
Ах, слово «вечность»… Вникни в суть!
Оно, как меч, сверлит мне грудь,—
Нет ни конца, ни краю…
Ах, вечность! Время вне времен!
Бреду, бедой обременен.
Куда бреду — не знаю…
ПАУЛЬ ФЛЕМИНГ
К САМОМУ СЕБЕ
Будь тверд без черствости, приветлив без жеманства,
Встань выше зависти, довольствуйся собой!
От счастья не беги и не считай бедой
Коварство времени и сумрачность пространства.
Ни радость, ни печаль не знают постоянства:
Чередованье их предрешено судьбой.
Не сожалей о том, что сделано тобой,
А исполняй свой долг, чураясь окаянства.
Что славить? Что хулить? И счастье и несчастье
Лежат в тебе самом!.. Свои поступки взвесь!
Стремясь вперед, взгляни, куда ты шел поднесь.
Тому лишь, кто, презрев губительную спесь,
У самого себя находится во власти,
Подвластна будет жизнь, мир покорится весь!
РАЗМЫШЛЕНИЕ О ВРЕМЕНИ
Во времени живя, мы времени не знаем.
Тем самым мы себя самих не понимаем.
В какое время мы, однако, родились?
Какое время нам прикажет: «Удались!»
А как нам распознать, что наше время значит
И что за будущее наше время прячет?
Весьма различны времена по временам:
То нечто, то ничто — они подобны нам.
Изжив себя вконец, рождает время время.
Так продолжается и человечье племя.
Но время времени нам кажется длинней
Коротким временем нам отведенных дней.
Подчас о времени мы рассуждаем с вами.
Но время это — мы! Никто иной. Мы сами!
Знай: время без времен когда-нибудь придет
И нас из времени насильно уведет,
И мы, самих себя сваливши с плеч, как бремя,
Предстанем перед тем, над кем не властно время.
ЗАЧЕМ Я ОДЕРЖИМ…
Зачем я одержим духовным этим гладом,
Пытаясь в суть вещей проникнуть алчным взглядом?
Зачем стремлением мой ум воспламенен
Прозреть событий связь и сложный ход времен?
Когда б постиг я все искусства и науки,
Все золото земли когда б далось мне в руки,
Когда бы я — поэт — в отечестве моем
Некоронованным считался королем,
Когда б (чего ни с кем доселе не бывало)
Не дух, а плоть мою бессмертье ожидало
И страха смертного я сбросил бы ярем,—
Могли бы вы сказать: «Он обладает всем!»
Но что такое «всё» среди земной печали?
Тень призрака. Конец, таящийся в начале.
Шар, полный пустоты. Жизнь, данная нам зря.
Звук отзвука. Ничто, короче говоря.
СПОР С САМИМ СОБОЙ
Напрасен весь мой труд, но, в исступленье страстном,
Я только и живу трудом своим напрасным,
Как если бы я был с рассудком не в ладу.
Так я с самим собой безмолвный спор веду.
С самим собой мирюсь и снова в бой вступаю,
Себя себе продав, себя я покупаю.
И мой заклятый враг в сей призрачной войне
То валит с ног меня, то поддается мне…
Я сам — свой друг и враг. Во мне ведут сраженье
Война и мир… Когда ж, устав, в изнеможенье,
Плоть просит отдыха, мой ошалевший дух,
Из тела вырвавшись, как молодой петух,
Кричит, беснуется и — неразумный кочет,—
Где надо бы рыдать, неистово хохочет.
ОЗАРЕНИЕ
Я жив. Но жив не я. Нет, я в себе таю
Того, кто дал мне жизнь в обмен на смерть свою.
Он умер, я воскрес, присвоив жизнь живого.
Теперь ролями с ним меняемся мы снова.
Моей он смертью жив. Я отмираю в нем.
Плоть — склеп моей души — ветшает с каждым днем.
Обманчив жизни блеск. Кто к смерти не стремится,
Тому под бременем скорбей не распрямиться!
Страшитесь, смертные, дух променять на плоть!
От искушения избавь меня, господь!
Постиг всем существом я высшую идею:
Все то, чего лишен, и все, чем я владею,
И смерть моя, и жизнь со смертью наравне,
Смысл и бессмыслица содержатся во мне!
Какое же принять мне следует решенье?
Я смею лишь желать. Тебе дано свершенье.
Освободив мой ум от суетной тщеты,
Возьми меня всего и мне предайся ты!
ВЕРНОЕ СЕРДЦЕ
Что ценней любого клада
Нам на жизненном пути?
Величайшая услада
Сердце верное найти.
С сердцем близким, с сердцем милым
Все на свете нам по силам.
Жизнь предаст, судьба обманет,
Счастье может изменить.
Сердце верное воспрянет,
Чтоб тебя оборонить.
Для него твоя удача —
Всех отраднее удач.
Загорюешь, горько плача,
И его услышишь плач.
Деньги тают, гаснет слава,
Дни уносятся гурьбой,
Старость мерзкая трухлява —
Сердце верное с тобой.
И свиданье и разлуку —
Все оно перенесет.
Загрустишь — развеет скуку,
А отчаешься — спасет.
Пусть вовек не расстаются
Двое любящих сердец,
В сладкой верности срастутся,
Как того хотел творец.
С сердцем близким, с сердцем милым
Все на свете нам по силам!
КАК БЫ ОН ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ЕГО ЦЕЛОВАЛИ
Целомудренно-чиста,
Поцелуй меня в уста.
Робко, но не слишком вяло —
Чтоб до сердца доставало.
Наслаждения порой
Детской кажутся игрой,
Если дочери Венеры
Не имеют чувства меры.
Не кусай меня, не жги.
Страсть сперва прибереги.
Округли сначала губки
В виде дружеской уступки.
Покуражься, а потом
Обхвати горящим ртом
Рот, подставленный влюбленным,
До предела распаленным.
Лишь простушка да простак
Льнут друг к другу просто так:
Вызывает трепет в теле
Самый путь к заветной цели.
С ходу или не спеша,—
Делай, как велит душа…
Ну, а что зовется раем,
Только мы с тобою знаем!
ИСАЙЯ ФОН ЛЕВЕНГАЛЬТ
ВЗБЕСИВШАЯСЯ ГЕРМАНИЯ
(Фрагмент)
Из северных краев — пристанища медведей —
К нам ворвалась зима, пошла крушить соседей! (…)
Дороги замело. Ручей — под толщей льда…
Но речь не о зиме. Есть худшая беда,
Чем бешеной зимы разбойные повадки:
Германия лежит в смертельной лихорадке,
В горячечном бреду!.. Костлявою рукой
Ей горло сжала смерть. Надежды — никакой!
Лицо искажено. От ран гноится тело…
Германия! Сама ты этого хотела!
Клятвопреступница, ты бога своего
Постыдно предала, разгневала его,
Распяла господа!.. Чего ж ты плачешь ныне,
Когда, подобная разнузданной скотине,
Ты в грязной похоти бессмысленно жила,
В ничтожной роскоши, в разврате жизнь прожгла?
Не ты ль сама себе средь подлого разгула
Пеньковую петлю на горле затянула?..
О мире, о добре, презренная ханжа,
Кричать ты смела, нож за пазухой держа!
Ты господом клялась, а дьяволу служила!
Ты совестью своей ничуть не дорожила!
О, сколько страшных бед ты людям принесла!
Нет мерзостям твоим ни меры, ни числа.
За то тебя господь карает без пощады…
Твой черно-желтый мозг уже разъели яды.
Твой вялый рот истек кровавою слюной.
То жар тебя томит, то холод ледяной:
Отчаянье тебя бросает в жар и в холод!
Все яростней война, все ненасытней голод.
И, разум потеряв, ты в мерзостной божбе
Рычишь, стенаешь, рвешь одежды на себе,
Лицо распухшее царапаешь ногтями.
Твой каждый шаг ведет тебя к могильной яме.
Уже недолго ждать: ты свалишься туда
И в собственной крови утонешь навсегда!
Немецкая страна, ты не немецкой стала!
Как потускнело все, чем прежде ты блистала!..
Конец! Всему конец! Тебя поглотит мрак!
Но не чума, не мор, не озверевший враг,
Не дьявольских судеб безжалостная сила,—
Германию — увы! — Германия убила!..
Юстус Шоттель
НЕПРЕРЫВНОСТЬ СТРАДАНИЙ
Хлещут волны, море стонет —
Бурю ветер урезонит,
Сгонит тучи с небосвода —
И уймется непогода.
Но навечно жить в заботе
Духу нашему и плоти.
Лишь одно избудешь горе,
Набежит другое вскоре.
Солнце сядет — солнце встанет,
За зимой весна нагрянет,
После ночи день начнется,
Дождь пойдет — земля напьется.
Нет скончанья нашим бедам.
За бедой — другая следом,
За невзгодою — другая,
Нас в отчаянье ввергая.
Вечно страждем, вечно злимся,
Жить стремимся, суетимся,
Вечно просим, сердце мучим,
То, что просим, не получим.
Наши скорби, наши муки,
Наши встречи и разлуки,
Взлеты, подвиги, соблазны —
Ах! — ни с чем не сообразны.
Наша жизнь вотще влачится.
Радость горем омрачится.
И на краткий миг услады —
Годы тягостной досады.
Андреас Грифиус
МЕРТВЕЦ ГОВОРИТ ИЗ СВОЕЙ МОГИЛЫ
Постой, прохожий! Не спеши!
Здесь, под плитой надгробной,
В немой кладбищенской глуши
Лежит тебе подобный.
Остановись! Со мной побудь!
И правды ты постигнешь суть.
Ты жив. Я мертв. Но ты и я —
Почти одно и то же.
Я — твой двойник. Я — тень твоя.
Во всем с тобой мы схожи.
Мне гнить в могильной глубине,
Но ты себя узри во мне.
Гость на земле, из всех гостей
Ты, человек, всех тленней.
Твой дух? — Игра слепых страстей.
Мысль? — Смена заблуждений.
Деянье? — Воздуха глоток.
Жизнь? — Безрассудных дней поток.
О, эта скорбная плита —
Как пограничный камень.
За ним угаснут красота,
Ума и сердца пламень.
Не протащить за этот круг
Меч, книгу, посох или плуг.
Нет! О пощаде не моли:
Не будет по-другому!
Как от подошвы до земли,
До мертвого — живому.
Так предназначено судьбой.
Твоя могила — под тобой.
О вы, творцы мудрейших книг,
Науки исполины,
Чей разум дерзостно проник
В познания глубины!
Я вас читал и почитал,
Но все равно сюда попал.
Будь именит и знаменит,
Стремись к высокой цели, —
Но слышишь? Колокол звонит!
По ком? Не по тебе ли?
Он вопрошает неспроста:
А совесть у тебя чиста?..
Твои угодья возросли,
Ты счастлив бесконечно,
Но много ль надобно земли,
Чтоб лечь в нее навечно.
И нужен смертнику навряд,
Помимо савана, наряд.
Ты брал, шагая напролом,
Услады жизни с бою,
Но титул, славу, двор и дом
Ты не возьмешь с собою.
И все, кто нынче слезы льет,
Тебя забудут через год.
Так думай о своей судьбе,
Поскольку жизнь — одна ведь!
Спеши хоть память о себе
Хорошую оставить…
Как ни молись, как ни постись
Нельзя от смерти упастись!
Но там, в заоблачном краю,
Есть для души спасенье,
Кто честно прожил жизнь свою,
Дождется воскресенья!
От зла свой дух освободи!
Ты понял?.. А теперь — иди!
СОНЕТ НАДЕЖДЫ
В дни ранней юности, в дни первого цветенья
Я встретиться с чумой успел лицом к лицу.
Едва начавши жить, я быстро шел к концу,
Исполнен ужаса, отчаянья, смятенья.
Болезни, бедствия, безмерность угнетенья
Порой не выдержать и стойкому бойцу,
А я бессилием был равен мертвецу…
Мне ль было превозмочь судьбы хитросплетенья?
Не видя выхода, я только смерти ждал…
И тут… бог спас меня. Господь мне сострадал!
С тех пор, обретши жизнь, усвоил я науку:
На грани гибели, в проигранной борьбе —
Невидимо господь печется о тебе
И в нужный миг подаст спасительную руку.
ВСЕ БРЕННО…
Куда ни кинешь взор — все, все на свете бренно.
Ты нынче ставишь дом? Мне жаль твоих трудов.
Поля раскинутся на месте городов,
Где будут пастухи пасти стада смиренно.
Ах, самый пышный цвет завянет непременно.
Шум жизни сменится молчанием гробов,
И мрамор и металл сметет поток годов.
Счастливых ждет беда… Все так обыкновенно!
Пройдут, что сон пустой, победа, торжество;
Ведь слабый человек не может ничего
Слепой игре времен сам противопоставить.
Мир — это пыль и прах, мир — пепел на ветру.
Все бренпо на земле. Я знаю, что умру.
Но как же к вечности примкнуть себя заставить?!
ОДИНОЧЕСТВО
Я в одиночестве безмолвном пребываю.
Среди болот брожу, блуждаю средь лесов.
То слышу пенье птах, то внемлю крику сов,
Вершины голых скал вдали обозреваю,
Вельмож не признаю, о черни забываю,
Стараюсь разгадать прощальный бой часов,
Понять несбыточность надежд, мечтаний, снов,
Но их осуществить судьбу не призываю.
Холодный, темный лес, пещера, череп, кость —
Все говорит о том, что я на свете гость,
Что не избегну я ни немощи, ни тлена.
Заброшенный пустырь, замшелая стена,
Признаюсь, любы мне… Что ж, плоть обречена.
Но все равно душа бессмертна и нетленна!..
ХРИСТИАН ГОФМАНСВАЛЬДАУ
ЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ
Что значит жизнь с ее фальшивым блеском?
Что значит мир и вся его краса?
Коротким представляется отрезком
Мне бытия земного полоса.
Жизнь — это вспышка молнии во мраке,
Жизнь — это луг, поросший лебедой,
Жизнь — скопище больных в чумном бараке,
Тюрьма, куда мы заперты бедой.
Все это лживой роскошью прикрыто,
Величьем разукрашено пустым.
На скорбных трупах созревает жито,
Вот почва, на которой мы стоим.
Но ты, душа, не уподобься плоти!
На жребий свой напрасно не ропщи.
Не в блестках, не в фальшивой позолоте,
А в истине спасение ищи!
Беги, беги от мишуры обманной,
Расстанься с непотребной суетой,
И ты достигнешь пристани желанной,
Где неразрывны вечность с красотой!
АНГЕЛУС СИЛЕЗИУС
ИЗРЕЧЕНИЯ
*
Нет в мире ничего чудесней человека:
В нем бог и сатана соседствуют от века.
*
Как быть мне, если все во мне приют нашло:
Миг, вечность, утро, ночь, жизнь, смерть, добро и зло?!
*
Ты смотришь в небеса? Иль ты забыл о том,
Что бог — не в небесах, а здесь, в тебе самом?
*
Бог жив, пока я жив, в себе его храня.
Я без него ничто, но что он без меня?!
*
Постой! Что значит «бог»? Не дух, не плоть, не свет,
Не вера, не любовь, не призрак, не предмет,
Не зло и не добро, не в малом он, не в многом,
Он даже и не то, что именуют богом,
Не чувство он, не мысль, не звук, а только то,
О чем из всех из нас не ведает никто.
*
Спит праведник, во сне вкушая благодать.
А грешник молится и всем мешает спать.
*
Ты, грешник, сетуешь на то, что пал Адам?!
Не пал бы первым он, — ты б это сделал сам.
*
Когда богач твердит о бедности своей,
Поверь ему: он прав — он нищего бедней.
*
Как совершенно все, что вкруг себя мы зрим:
Стекляшка и алмаз, паук и серафим!
*
Ты царства божьего все требуешь от неба,
А сам для бедняка жалеешь корку хлеба!
КАТАРИНА РЕГИНА ФОН ГРЕЙФЕНБЕРГ
О ПРЕСЛЕДУЕМОЙ И ВСЕ ЖЕ НЕОДОЛИМОЙ ДОБРОДЕТЕЛИ
Нет большей радости, чем непреклонной быть
И, словно Геркулес, беде сопротивляться,
Перед могуществом во прахе не валяться,
Мужать в несчастии и тем его избыть,
В борении с огнем и громом лавр добыть!..
В страданиях — сердцам и душам закаляться!..
Тому, что говорю, не нужно удивляться:
Лишь тот, кто смерть познал, способен жизнь любить!
Сломив напор врагов, достиг победы Кир,
И Цезарь скипетр свой добыл в суровом споре,
Филиппа гордый сын завоевал весь мир
Ценой тяжелых войн на суше и на море.
Так что они для нас, опасности и беды,
Как не зарок небес, как не залог победы?
К НОЧИ
Звезды, свет моих очей,
И луна, венец ночей,
Осветите шар земной
Светом ярким, как дневной.
Тишина — гробница дум,
Поглоти мой алчный ум,
В буйном сердце жар утишь,
Избавительная тишь!..
В неподвижной тишине
Спят в надзвездной вышине
Песни те, что возношу
Все тому, кем я дышу!
Как бы ни был сон глубок,
Пусть в меня вольется сок
Благодати и любви,—
Зло во мне останови!
Снов ночных подруга — тень,
Ночь, сменяющая день,
Пусть вконец не скроет мгла
Свет, что совесть в нас зажгла!
Ты, кто ночью или днем
В сердце царствуешь моем,
Дай мне, милостью велик,
И во сне узреть твой лик.
Пусть натруженным глазам
Отдых будет, что бальзам,
Но пускай, повитый тьмой,
Только дух не дремлет мой!
ДАНИЭЛЬ КАСПЕР ЛОЭНШТЕЙН
ЛАБИРИНТ
Что кажется глупцу запутанным, обманным,
То в полной ясности доступно мудрецу.
Для зрячего простор отнюдь не скрыт туманом,
Затмившим солнца свет несчастному слепцу.
Кто праведен и мудр, вовек не ошибется,
Тропинку верную ища в кромешной мгле,
А дерзкий сумасброд и днем с пути собьется,
Найти небесный рай надеясь на земле.
По существу, мы все блуждаем в лабиринте,
Как в ранней юности, так и на склоне лет.
Куда же вы?.. Куда?! Мозгами пораскиньте!
Все ищут выхода. А выхода-то нет!
Влекут вас глупость, спесь, упрямство, похоть, злоба.
Своекорыстие, тщеславье, жадность, страх…
Каким вы способом дотащитесь до гроба?
Никто не ведает… А смерть-то — в двух шагах.
Вконец запутавшись, вы наконец умрете,
Едва успев шепнуть последнее прости.
Лишь пыль, труха и тлен останутся от плоти.
Ну, а душе куда прикажете брести?!
Блуждать ли в темноте по закоулкам смрадным
Иль, вознесясь, узреть в обители творца
Мир, оказавшийся воистину громадным,
Бездонный кладезь благ, жизнь, коей нет конца?
Иоганн Гюнтер (18 век)
ТЕРПИМОСТЬ, СОВЕСТЛИВОСТЬ…
Терпимость, совестливость, миролюбье, честь,
Прилежность, набожность, усердие в работе…
Ну! Как вас там еще?.. Всех вас не перечесть,
Что добродетелями вечными слывете!
Клянусь вам, что не я — беда моя виной
Тому, что некогда вы овладели мной!
Но я служил вам и не требую прощенья!
Однако я постиг и понял вашу суть.
Спешите же других завлечь и обмануть:
Я вновь не попадусь на ваши ухищренья!
О, скопище лжецов, о, подлые скоты,
Что сладко о добре и кротости вещают!
Спасение сулят погибшим ваши рты,
А нищим вечное блаженство обещают.
Так где ж он, ваш господь? Где он, спаситель ваш,
Который все простит, коль все ему отдашь,
Как вы внушаете?.. Где сын его чудесный?
А где же дух святой — целитель душ больных?
Пусть явится! Ведь я больней всех остальных!
Иль маловато сил у троицы небесной?!
Личина сорвана, нелепых басен плод!
И все ж я сознаю: есть существо над нами,
Которое казнит, беду и гибель шлет,
И я… я избран им лежать в зловонной яме.
Порой оно спешит, чтобы меня поднять,
Но вовсе не затем, чтоб боль мою унять,
А смертных поразить прощением притворным,
То, указав мне цель, влечет к делам благим
И тут же мне велит сопротивляться им,
Чтоб счел меня весь мир преступником позорным.
Так вот он где, исток несчастья моего!
Награда мне за труд — нужда, обиды, хвори.
Ни теплого угла, ни денег — ничего.
Гогочут остряки, меня узревши в горе.
В бездушье схожие — заметь! — с тобой, творец,
Друг оттолкнул меня, отвергли мать, отец,
Я ненавистен всем и ничего не стою.
Что породил мой ум, то вызывает смех.
Малейший промах мой возводят в смертный грех.
Душа очернена усердной клеветою.
Когда бы я и впрямь хотя б кого-нибудь
Презреньем оскорбил, обидел нелюбовью,
Насмешкой дерзкою невольно ранил в грудь
Иль отдал бы во власть жестокому злословью,—
То, веришь ли, господь, я даже был бы рад,
Расплату понеся, навечно кануть в ад
Иль стать добычею тех самых темных духов,
О коих у твоих прилежных христиан
За десять сотен лет в пределах разных стран
Скопилось множество пустых и вздорных слухов.
О ты, который есть начало всех начал!
Что значит поворот вселенского кормила?
Скажи, зачем в ту ночь отец меня зачал?
Зачем ты сделал так, что мать меня вскормила?
Когда б тобой на жизнь я не был осужден,
Я был бы среди тех, кто вовсе не рожден,
В небытии покой вкушая беспредельный.
Но, созданный твоею властною рукой,
Вериги нищеты влачу я день-деньской,
И каждый миг меня колотит страх смертельный.
Будь проклят этот мир! Будь проклят свет дневной!
Будь трижды проклято мое долготерпенье!
Оставь меня, но вновь не тешься надо мной,
Не умножай мой страх! Даруй мне утешенье!
Христос, спаситель мой! Я вновь тебе молюсь.
В бессилии в твои объятия валюсь:
Моя земная жизнь страшней любого ада.
Я чую ад внутри, я чую ад вовне.
Так что ж способно дать успокоенье мне?
Лишь только смерть моя или твоя пощада!
Джон Донн
ПОДСЧЕТ
С тех пор, как я вчера с тобой расстался,
Я первых двадцать лет еще питался
Воспоминаньями; лет пятьдесят
Мечтал, надеждой дерзостной объят,
Как мы с тобою снова будем вместе!
Сто лет я слезы лил, вздыхал лет двести,
И тыщу лет отчаянье копил —
И тыщу лет спустя тебя забыл.
Не старше ли я стал Мафусаила?
Нет, я – мертвец. Жизнь без тебя – могила.
ТВИКНАМСКИЙ САД
В тумане слез, печалями обвитый,
Я в этот сад вхожу, как в сон забытый;
И вот – к моим ушам, к моим глазам
Стекается живительный бальзам,
Способный залечить любую рану;
Но монстр ужасный, что во мне сидит,
Паук любви, который все мертвит,
В желчь превращает даже божью манну;
Воистину здесь чудно, как в Раю, —
Но я, предатель, в Рай привел змею.
Уж лучше б эти молодые кущи
Смял и развеял ураган ревущий!
Уж лучше б снег, нагрянув с высоты,
Оцепенил деревья и цветы,
Чтобы не смели мне в глаза смеяться!
Куда теперь укроюсь от стыда?
О Купидон, вели мне навсегда
Частицей сада этого остаться,
Чтоб мандрагорой горестной стонать
Или фонтаном у стены рыдать!
Пускай тогда к моим струям печальным
Придет влюбленный с пузырьком хрустальным,
Он вкус узнает нефальшивых слез,
Чтобы подделку не принять всерьез
И вновь не обмануться так, как прежде;
Увы! судить о чувствах наших дам
По их коварным клятвам и слезам
Труднее, чем по тени об одежде.
Из них одна доподлинно верна, —
И тем верней меня убьет она!
ЛИХОРАДКА
Не умирай! – иначе я
Всех женщин так возненавижу,
Что вкупе с ними и тебя
Презреньем яростным унижу.
Прошу тебя, не умирай! —
С твоим последним содроганьем
Весь мир погибнет, так и знай,
Ведь ты была его дыханьем.
Лишен тебя, своей души,
Останется он разлагаться,
Как труп в кладбищенской тиши,
Где люди-черви копошатся.
Схоласты спорят до сих пор:
Спалит наш мир какое пламя?
О мудрецы, оставьте спор,
Сей жар проклятый – перед вами.
Но нет! не смеет боль терзать
Так долго – ту, что стольких чище;
Не может без конца пылать
Огонь – ему не хватит пищи.
Как в небе метеорный след,
Хворь минет вспышкою мгновенной,
Твои же красота и свет —
Небесный купол неизменный.
О мысль предерзкая – суметь
Хотя б на час, безмерно краткий,
Вот так тобою овладеть,
Как этот приступ лихорадки!
ПРОЩАНИЕ, ЗАПРЕЩАЮЩЕЕ ПЕЧАЛЬ
Как тот, кто жил по воле Божьей,
Отходит тихо, без обид, —
Так что склонившимся у ложа
Неясно: умер или спит, —
Так неизбежная разлука —
Не повод ссориться сейчас,
Не то предстанет наша мука
Непосвященным напоказ.
Когда земля разверзнет бездны,
Погибнем все среди огней,
Но нас не сгубит свод небесный,
Дрожа вдали куда грозней.
Любви любовников подлунных
Прощанья не преобороть, —
Ведь на ее душевных струнах
Играть умеет только плоть, —
Но взаимопроникновенье
Двух душ, связующее нас,
Превысив наше разуменье, —
Прочней, чем узы губ и глаз.
Двум душам, слившимся в такую
Одну, – разрыва не видать.
Так проволоку золотую
Хоть век тяни – не разорвать.
А будь их все же две – то будто
Как ножки циркуля вдвоем.
Твоя, недвижная как будто,
За мною движется тайком.
Твоя – иглою в центр вонзится,
И все ж, чем дальше в путь моя,
Тем ниже, внемля ей, кренится,
Моя назад, в свой рост – твоя.
Смотри не дрогни – час неровен, —
Мне нужно круги обогнуть;
Не дрогнешь – круг мой выйдет ровен,
Вернусь туда, где начал путь.
ЛЮБОВНАЯ ВОЙНА
Пока меж нами бой, пускай воюют
Другие: нас их войны не волнуют.
Кто в Новом Свете приключений ждет,
Стремится в Новый, попадет на Тот.
Хочу я здесь, в тебе искать удачи:
Стрелять и влагой истекать горячей,
В твоих объятьях мне и смерть и плен,
Мой выкуп - сердце, дай свое взамен!
Все бьются, чтобы миром насладиться;
Мы отдыхаем, чтобы вновь сразиться.
Там - варварство, тут - благородный бой,
Там верх берут враги, тут верх - за мной.
Там бьют и режут в схватках рукопашных,
А тут - ни пуль, ни шпаг, ни копий страшных.
Там лгут безбожно, тут немножко льстят,
Там убивают смертных - здесь плодят.
Для ратных дел бойцы мы никакие,
Но, может, наши отпрыски лихие
Сгодятся в строй. Не всем же воевать:
Кому-то надо и клинки ковать;
Есть мастера щитов, доспехов, ранцев...
Давай с тобою делать новобранцев!
НА РАЗДЕВАНИЕ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ
Скорей, сударыня! Я весь дрожу,
Как роженица, в муках я лежу;
Нет хуже испытанья для солдата -
Стоять без боя против супостата.
Прочь поясок! Небесный обруч он,
В который мир прекрасный заключен.
Сними нагрудник, звездами расшитый,
Что был от наглых глаз тебе защитой;
Шнуровку распусти! Уже для нас
Куранты пробили заветный час.
Долой корсет! Он - как ревнивец старый
Бессонно бдящий за влюбленной парой.
Твои одежды, обнажая стан,
Скользят, как тени с утренних полян.
Сними с чела сей венчик золоченый -
Украсься золотых волос короной,
Скинь башмачки - и босиком ступай
В святилище любви - альковный рай!
В таком сиянье млечном серафимы
На землю сходят, праведникам зримы.
Хотя и духи адские порой
Облечься могут лживой белизной,
Но верная примета не обманет:
От тех - власы, от этих плоть восстанет.
Моим рукам-скитальцам дай патент
Обследовать весь этот континент;
Тебя я, как Америку, открою,
Смирю и заселю одним собою.
О мой трофей, награда из наград,
Империя моя, бесценный клад!
Я волен лишь в плену твоих объятий,
И ты подвластна лишь моей печати.
Явись же в наготе моим очам:
Как душам - бремя тел, так и телам
Необходимо сбросить груз одежды,
Дабы вкусить блаженство. Лишь невежды
Клюют на шелк, на брошь, на бахрому -
Язычники по духу своему!
Пусть молятся они на переплеты,
Не видящие дальше позолоты
Профаны! Только избранный проник
В суть женщин - этих сокровенных книг,
Ему доступна тайна. Не смущайся,
Как повитухе, мне теперь предайся.
Прочь это девственное полотно:
Не к месту, не ко времени оно.
Продрогнуть опасаешься? - Пустое!
Не нужно покрывал: укройся мною.
ЭПИТАЛАМА, СОЧИНЕННАЯ В ЛИНКОЛЬНЗ-ИННЕ
I
Восток лучами яркими зажжен, Прерви, невеста, свой тревожный сон - Уж радостное утро наступило - И ложе одиночества оставь, Встречай не сон, а явь! Постель тоску наводит, как могила. Сбрось простыню: ты дышишь горячо, И жилка нежная на шее бьется, Но скоро это свежее плечо Другого, жаркого плеча коснется; Сегодня в совершенство облекись И женщиной отныне нарекись.
VI
Уже гостям пора в обратный путь, Пора и музыкантам отдохнуть Да и танцорам сделать передышку: Для всякой твари в мире есть пора - С полночи до утра - Поспать, чтоб не перетрудиться лишку. Лишь новобрачным нынче не до она, Для них труды особые начнутся: В постель ложится девушкой она, Не дай ей, боже, таковой проснуться! Сегодня в совершенство облекись И женщиной отныне нарекись.VII
На ложе, как на алтаре любви, Лежишь ты нежной жертвой; о, сорви Одежды эти, яркие тенеты - Был ими день украшен, а не ты: В одежде наготы, Как истина, прекраснее всего ты! Не бойся, эта брачная постель Лишь для невинности могилой стала; Для новой жизни - это колыбель, В ней обретешь ты все, чего искала: Сегодня в совершенство облекись И женщиной отныне нарекись.VIII
Явленья ожидая жениха, Она лежит, покорна и тиха, Не в силах даже вымолвить словечка, Пока он не склонится, наконец, Над нею, словно жрец, Готовый потрошить свою овечку. Даруйте радость им, о небеса! - И сон потом навейте благосклонно. Желанные свершились чудеса: Она, ничуть не претерпев урона, Сегодня в совершенство облеклась И женщиной по праву нареклась!Священные сонеты
СОНЕТ XI
О фарисеи, бейте же меня, В лицо мне плюйте, громко проклиная! Я так грешил!.. А умирал, стеная, Он, что в неправде не провел ни дня!.. Я умер бы в грехах, себя виня За то, что жил, всечасно распиная Его, кого убили вы - не зная, А я - его заветов не храня!.. О, кто ж его любовь измерить может? Он - Царь царей - за грех наш пострадал! Иаков; облачившись в козьи кожи, Удачи от своей уловки ждал, Но в человечью плоть облекся Бог - Чтоб, слабым став, терпеть он муки смог!..СОНЕТ XIII
Что, если Страшный суд настанет вдруг Сегодня ночью?.. Обрати свой взгляд К Спасителю, что на кресте распят: Как может Он тебе внушать испуг? Ведь взор его померк от смертных мук, И капли крови на челе горят... Ужели тот тебя отправит в ад, Кто и врагов своих простил, как друг?! И, как, служа земному алтарю, Мне уверять любимых приходилось, Что строгость - свойство безобразных, милость - Прекрасных, так Христу я говорю: Уродливы - нечистые созданья, Твоя ж краса - есть признак состраданья!..
ГИМН БОГУ-ОТЦУ
Простишь ли грех, в котором я зачат? -
Он тоже мой, хоть до меня свершен, -
И те грехи, что я творил стократ
И днесь творю, печалью сокрушен?
Простил?.. И все ж я в большем виноват
И не прощен!
Простишь ли грех, которым те грешат,
Кто мною был когда-то совращен?
И грех, что я отринул год назад,
Хоть был десятки лет им обольщен,
Простил?.. И все ж я в большем виноват
И не прощен!
Мой грех - сомненье: в час, когда призвать
Меня решишь, я буду ли спасен?
Клянись, что Сын твой будет мне сиять
В мой смертный миг, как днесь сияет Он!
Раз Ты поклялся, я не виноват,
И я прощен!..
Перевод Д. В. Щедровицкого
И. Бродский. Большая элегия Джону Донну.
Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины.
Уснули тюрьмы, замки. Спят весы
средь рыбной лавки. Спят свиные туши.
Дома, задворки. Спят цепные псы.
В подвалах кошки спят, торчат их уши.
Уснуло все. Лежат в своих гробах
все мертвецы. Спокойно спят. В кроватях
живые спят в морях своих рубах.
По одиночке. Крепко. Спят в объятьях.
Спят ангелы. Тревожный мир забыт
во сне святыми - к их стыду святому.
Геенна спит и Рай прекрасный спит.
Никто не выйдет в этот час из дому.
Господь уснул. Земля сейчас чужда.
Глаза не видят, слух не внемлет боле.
И дьявол спит. И вместе с ним вражда
заснула на снегу в английском поле.
Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи.
Все образы, все рифмы. Сильных, слабых
найти нельзя. Порок, тоска, грехи,
равно тихи, лежат в своих силлабах.
Спят беды все. Страданья крепко спят.
Пороки спят. Добро со злом обнялось.
Пророки спят. Белесый снегопад
в пространстве ищет черных пятен малость.
Но чу! Ты слышишь - там, в холодной тьме,
там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе.
Там кто-то предоставлен всей зиме.
И плачет он. Там кто-то есть во мраке.
"Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой,
возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета,
любви моей?.. Во тьме идешь домой.
Не ты ль кричишь во мраке?" - Нет ответа.
"Нет, это я, твоя душа, Джон Донн.
Здесь я одна скорблю в небесной выси
о том, что создала своим трудом
тяжелые, как цепи, чувства, мысли.
Но этот груз тебя не пустит ввысь,
откуда этот мир - лишь сотня башен
да ленты рек, и где, при взгляде вниз,
сей страшный суд совсем не страшен.
И климат там недвижен, в той стране.
Откуда все, как сон больной в истоме.
Господь оттуда -- только свет в окне
туманной ночью в самом дальнем доме.
Все, все вдали. А здесь неясный край.
Спокойный взгляд скользит по дальним крышам.
Здесь так светло. Не слышен псиный лай.
И колокольный звон совсем не слышен.
Роберт Бёрнс
БЫЛ ЧЕСТНЫЙ ФЕРМЕР МОЙ ОТЕЦ
Был честный фермер мой отец.
Он не имел достатка,
Но от наследников своих
Он требовал порядка.
Учил достоинство хранить,
Хоть нет гроша в карманах.
Страшнее - чести изменить,
Чем быть в отрепьях рваных!
Я в свет пустился без гроша,
Но был беспечный малый.
Богатым быть я не желал,
Великим быть - пожалуй!
Таланта не был я лишен,
Был грамотен немножко
И вот решил по мере сил
Пробить себе дорожку.
И так и сяк пытался я
Понравиться фортуне,
Но все усилья и труды
Мои остались втуне.
То был врагами я подбит,
То предан был друзьями
И вновь, достигнув высоты,
Оказывался в яме.
В конце концов я был готов
Оставить попеченье.
И по примеру мудрецов
Я вывел заключенье:
В былом не знали мы добра,
Не видим в предстоящем,
А этот час - в руках у нас.
Владей же настоящим!
Надежды нет, просвета нет,
А есть нужда, забота.
Ну что ж, покуда ты живешь,
Без устали работай.
Косить, пахать и боронить
Я научился с детства.
И это все, что мой отец
Оставил мне в наследство.
Так и живу - в нужде, в труде,
Доволен передышкой.
А хорошенько отдохну
Когда-нибудь под крышкой.
Заботы завтрашнего дня
Мне сердца не тревожат.
Мне дорог нынешний мой день,
Покуда он не прожит!
Я так же весел, как монарх
В наследственном чертоге,
Хоть и становится судьба
Мне поперек дороги.
На завтра хлеба не дает
Мне эта злая скряга.
Но нынче есть чего поесть, -
И то уж это благо!
Беда, нужда крадут всегда
Мой заработок скудный.
Мой промах этому виной
Иль нрав мой безрассудный?
И все же сердцу своему
Вовеки не позволю я
Впадать от временных невзгод
В тоску и меланхолию!
О ты, кто властен и богат,
Намного ль ты счастливей?
Стремится твой голодный взгляд
Вперед - к двойной наживе.
Пусть денег куры не клюют
У баловня удачи, -
Простой, веселый, честный люд
Тебя стократ богаче!
СТАРАЯ ДРУЖБА
Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней?
Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней?
За дружбу старую -
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
Побольше кружки приготовь
И доверху налей.
Мы пьем за старую любовь,
За дружбу прежних дней.
За дружбу старую -
До дна!
За счастье юных дней!
По кружке старого вина -
За счастье юных дней.
С тобой топтали мы вдвоем
Траву родных полей,
Но не один крутой подъем
Мы взяли с юных дней.
Переплывали мы не раз
С тобой через ручей.
Но море разделило нас,
Товарищ юных дней...
И вот с тобой сошлись мы вновь.
Твоя рука - в моей.
Я пью за старую любовь,
За дружбу прежних дней!
За дружбу старую -
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
ДЕРЕВО СВОБОДЫ
Есть дерево в Париже, брат.
Под сень его густую
Друзья отечества спешат,
Победу торжествуя.
Где нынче у его ствола
Свободный люд толпится,
Вчера Бастилия была,
Всей Франции темница.
Из года в год чудесный плод
На дереве растет, брат.
Кто съел его, тот сознает,
Что человек - не скот, брат.
Его вкусить холопу дай -
Он станет благородным
И свой разделит каравай
С товарищем голодным.
Дороже клада для меня
Французский этот плод, брат.
Он красит щеки в цвет огня,
Здоровье нам дает, брат.
Он проясняет мутный взгляд,
Вливает в мышцы силу.
Зато предателям он - яд:
Он сводит их в могилу!
Благословение тому,
Кто, пожалев народы,
Впервые в галльскую тюрьму
Принес росток свободы.
Поила доблесть в жаркий день
Заветный тот росток, брат,
И он свою раскинул сень
На запад и восток, брат.
Но юной жизни торжеству
Грозил порок тлетворный:
Губил весеннюю листву
Червяк в парче придворной.
У деревца хотел Бурбон
Подрезать корешки, брат.
За это сам лишился он
Короны и башки, брат!
Тогда поклялся злобный сброд,
Собранье всех пороков,
Что деревцо не доживет
До поздних, зрелых соков.
Немало гончих собралось
Со всех концов земли, брат.
Но злое дело сорвалось -
Жалели, что пошли, брат!
Скликает всех своих сынов
Свобода молодая.
Они идут на бранный зов,
Отвагою пылая.
Новорожденный весь народ
Встает под звон мечей, брат.
Бегут наемники вразброд,
Вся свора палачей, брат.
Британский край! Хорош твой дуб,
Твой стройный тополь - тоже.
И ты на шутки был не скуп,
Когда ты был моложе.
Богатым лесом ты одет -
И дубом и сосной, брат.
Но дерева свободы нет
В твоей семье лесной, брат!
А без него нам свет не мил
И горек хлеб голодный.
Мы выбиваемся из сил
На борозде бесплодной.
Питаем мы своим горбом
Потомственных воров, брат.
И лишь за гробом отдохнем
От всех своих трудов, брат.
Но верю я: настанет день, -
И он не за горами, -
Когда листвы волшебной сень
Раскинется над нами.
Забудут рабство и нужду
Народы и края, брат,
И будут люди жить в ладу,
Как дружная семья, брат!
ПЕСНЯ
Растет камыш среди реки,
Он зелен, прям и тонок.
Я в жизни лучшие деньки
Провел среди девчонок.
Часы заботу нам несут,
Мелькая в быстрой гонке.
А счастья несколько минут
Приносят нам девчонки.
Богатство, слава и почет
Волнуют наши страсти.
Но даже тот, кто их найдет,
Найдет в них мало счастья.
Мне дай свободный вечерок
Да крепкие объятья -
И тяжкий груз мирских тревог
Готов к чертям послать я!
Пускай я буду осужден
Судьей в ослиной коже,
Но старый, мудрый Соломон
Любил девчонок тоже!
Сперва мужской был создан пол.
Потом, окончив школу,
Творец вселенной перешел
К прекраснейшему долу!
МОЕ СЧАСТЬЕ
Доволен я малым, а большему рад.
А если невзгоды нарушат мой лад,
За кружкой, под песню гоню их пинком -
Пускай они к черту летят кувырком.
В досаде я зубы сжимаю порой,
Но жизнь - это битва, а ты, брат, герой.
Мой грош неразменный - беспечный мой нрав,
И всем королям не лишить меня прав.
Гнетут меня беды весь год напролет.
Но вечер с друзьями - и все заживет.
Когда удалось нам до цели дойти,
К чему вспоминать нам о ямах в пути!
Возиться ли с клячей - судьбою моей?
Ко мне, от меня ли, но шла бы скорей.
Забота иль радость заглянет в мой дом,
- Войдите! - скажу я, - авось проживем!
Про кого-то
Моей душе покоя нет.
Весь день я жду кого-то.
Без сна встречаю я рассвет -
И все из-за кого-то.
Со мною нет кого-то.
Ах, где найти кого-то!
Могу весь мир я обойти,
Чтобы найти кого-то.
О вы, хранящие любовь
Неведомые силы,
Пусть невредим вернется вновь
Ко мне мой кто-то милый.
Но нет со мной кого-то.
Мне грустно отчего-то.
Клянусь, я все бы отдала
На свете для кого-то!
X x x
Скалистые горы, где спят облака, Где в юности ранней резвится река, Где в поисках корма сквозь вереск густой Птенцов перепелка ведет за собой. Милее мне склоны и трещины гор, Чем берег морской и зеленый простор, Милей оттого, что в горах у ручья Живет моя радость, забота моя. Люблю я прозрачный и гулкий ручей, Бегущий тропинкой зеленой своей. Под говор воды, не считая часов, С любимой подругой бродить я готов. Она не прекрасна, но многих милей. Я знаю, приданого мало за ней, Но я полюбил ее с первого дня, За то, что она полюбила меня! Встречая красавицу, кто устоит Пред блеском очей и румянцем ланит? А если ума ей прибавить чуть-чуть, Она, ослепляя, пронзает нам грудь. Но добрая прелесть внимательных глаз Стократ мне дороже, чем лучший алмаз. И в крепких объятьях волнует мне кровь Открытая, с бьющимся сердцем, любовь!*** Давно ли цвел зеленый дол, Лес шелестел листвой, И каждый лист был свеж и чист От влаги дождевой. Где этот летний рай? Лесная глушь мертва. Но снова май придет в наш край И зашумит листва... Но ни весной, ни в летний зной С себя я не стряхну Тяжелый след прошедших лет, Печаль и седину. Под старость краток день, А ночь без сна длинна. И дважды в год к нам не придет Счастливая весна.
Я ПЬЮ ТВОЕ ЗДОРОВЬЕ!
Прощай, красавица моя. Я пью твое здоровье. Надоедать не стану я Тебе своей любовью. Прощай, прости! Перенести Сумею я разлуку. А ты смекни да разочти, Кому отдашь ты руку. Ты говоришь: - Вступать мне в брак Покуда неохота. - А я скажу: - Я не дурак, И ждать мне нет расчета. Я знаю, ждет твоя родня Кого-то побогаче. Она не жалует меня. Ну, дай вам бог удачи! Меня считают бедняком Без имени и рода. Но не нуждаюсь я ни в ком, - При мне моя свобода. Башка и руки - вот мой клад. Всегда к труду готов я. Как говорят, - сам черт не брат, Покуда есть здоровье! Оно, конечно, высоко Летит иная птица. Но в дальней птице так легко Порою ошибиться. Прощай, мой друг. Я ухожу, Куда ведет дорожка. Но, может, в полночь погляжу Я на твое окошко... Фридрих Шиллер (1759-1805)ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ ЮНОШИ
Словно близкой бури стон печальный,
Слышен скорбный колокольный гул.
С хмурых башен звон слетает погребальный,—
Сном последним юноша уснул.
Не успел созреть он для могилы,—
Жизнь его вступала в май,
Молодость безудержная била
И переливалась через край.
Стонет мать в тоске необоримой
(Горя ей не перенесть).
Умер друг мой, сверстник, брат любимый.
Плачьте все, в ком сердце есть!
Чем же вы кичитесь, вековые,
Бурям неподвластные леса?
Чем кичитесь, горы снеговые,
Врезавшись хребтами в небеса?
Чем кичишься, старец седоглавый,
Завершивший труд житейский свой,
Или, опьяненный мимолетной славой,
На вершине подвига герой?
Лишь глупец себя уверить тщится,
Что он вечен, что кончины нет,—
Смерть, как червь, в самом цветке таится
И берет людей в расцвете лет.
Ласково пред ним кружились годы
В молодом веселье хоровода,
Мир так сладок и прекрасен был.
Будущего солнце золотое
Перед ним сияло и мечтою
Рай земной его манил.
Даже в дни, когда он, умирая,
Слышал, как рыдала мать седая,
И над ним уже нависла мгла,—
Все равно, противясь темной силе,
В страхе гнал он мысли о могиле:
Обреченным жизнь вдвойне мила!
В этом тесном, подземельном доме
Глух и беспробуден сон его,
Не увидит он в глубокой дреме
Помыслов заветных торжество.
Встанет солнце над холмом угрюмым —
Скроет свет могильная доска.
Ветер пролетит с весенним шумом —
Нет, он не услышит ветерка.
Никогда в сияющие дали
Глас любви его не позовет,
И, над трупом, сколько б ни рыдали,
Никогда он уст не разомкнет.
Только драгоценна та дремота
В тесном доме, где ты спишь, мертвец!
Там проходят радость и забота,
Мукам человеческим — конец!
Пусть вопит неистовой кликушей
Клевета! Пусть, брызгая слюной,
Злобствуют обман и криводушье,—
Там они не властны над тобой!Шелудивый отпрыск правосудья,
Незаконнорожденный закон,
Оптом продает людские судьбы,—
Но бессилен пред тобой и он!
Пусть апостольскую маску подлость носит,
Пусть Фортуна в рвенье шутовском
Человека то на шаткий трон возносит,
То швыряет сверху в грязь лицом,—
В тесной келье, в темноте незрячей,
Огражден ты, друг мой дорогой,
От смешной погони за удачей,
Лотереи этой жизни шутовской!
Пошлой жизни с мертвыми делами,
Суеты ленивого труда,
Неба, заселенного чертями,
Взор твой не увидит никогда!
Так прощай же!.. Под могильной сеныо
Мирно спи, не ведая забот.
Убаюкан скорбью песнопенья,
Спи, пока свиданье не придет.
Над холмами кладбища громово
Затрубит тогда труба во все концы,
С древних склепов свалятся засовы —
И от сна воспрянут мертвецы.
И когда планета задымится,
В этот богом освященный час,
Нам вернут бессчетные гробницы
Все, что ими отнято у нас.
Не в раю, которым чернь согрета,
Не в мирах, что видит звездочет,
Не на небе, как твердят поэты,—
Но свиданье все ж произойдет!
Верить ли прозреньям пилигрима?
Есть ли где загробная страна?
С нами ль ходят мертвые незримо —»
Или то фантазия одна?
Для тебя разгадана загадка.
И, вступив в тот сумрачный предел,
Может, оттого ты спишь так сладко,
Что ты высшей правдой овладел!
Так пускай под шелест черных мантий
Слуги смерти труд свершают свой.
Плакальщики! Плакать перестаньте!
Мы на прах насыплем прах земной.
Божью волю чей постигнет разум?
Где и кто обрящет силу ту,
Чтоб проникнуть человечьим глазом
Сквозь могильную плиту?
Сын земли — он в землю возвратится.
Ветр подхватит пепел мертвеца.
Но любовь его да будет длиться,
И любви вовеки несть конца! 1781 Перевод Л. ГинзбургаФАНТАЗИЯ К ЛАУРЕ (отрывки)
О Лаура, как назвать ту силу,
Что сближает и роднит тела,—
Как назвать, когда в волшебном вихре
Две души в одну она слила?
Посмотри: планеты мчатся в безднах,—
Что велит им вечный круг свершать?
Что влечет их в пляску круговую,
Как детей, приветствующих мать?
Если атом к атому стремится,
Если строй миров ненарушим,
Если сфер мелодии созвучны —
Эту связь любовь дарует им.
Изыми любовь из сил природы —
Естество рассыплется во прах,
Все поглотит дикий древний хаос,—
Плачь, о Ньютон, о былых мирах!
Изыми из сонма душ богиню —
И, как телу, смерть им суждена.
Без любви не станет жизни,
Без любви не расцветет весна. .
Крови тесно в берегах природных,
Чувствам тесно в алчущей груди,—
Две души в одном огне сгорают,
Тело в тело жаждет перейти.
Посмотри, Лаура, тьму страданий
Озаряет радостью любовь,
Холоду отчаянья враждебна,
Льет надежду пламенную в кровь.
В роковую ночь угрюмой скорби
Брызнет счастья кроткий луч —
И уже сквозь золотые слезы
Взор блестит, как солнце из-за туч.
Новый день не сменит брачной ночи,
Не смутит блаженные сердца.
И любовь меж нами будет длиться —
Радуйся, Лаура! — без конца. 1781 Перевод В. ЛевикаК РАДОСТИ
Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам,
Опьяненные тобою,
Мы вошли в твой светлый храм.
Ты сближаешь без усилья
Всех разрозненных враждой,
Там, где ты раскинешь крылья,
Люди — братья меж собой.
Хор
Обнимитесь, миллионы!
Слейтесь в радости одной!
Там, над звездною страной,—
Бог, в любовь пресуществленный.
Кто сберег в житейской вьюге
Дружбу друга своего,
Верен был своей подруге,—
Влейся в наше торжество!
Кто презрел в земной юдоли
Теплоту душевных уз,
Тот в слезах, по доброй воле,
Пусть покинет наш союз!
Хор
Все, что в мире обитает,
Вечной дружбе присягай!
Путь ее — в надзвездный кран,
Где Неведомый витает.
Мать-природа все живое
Соком радости поит.
Все — и доброе и злое —
К ней влечение таит.
Нам дает лозу и счастье
И друзей в предсмертный миг,
Малой твари сладострастье,
Херувиму божий лик...
Хор
Ниц простерлись вы в смиренье?
Мир! Ты видишь божество?
Выше звезд ищи его;
В небесах его селенья.
Радость двигает колеса
Вечных мировых часов,
Свет рождает из хаоса,
Плод рождает из цветов.
С мировым круговоротом
Состязаясь в быстроте,
Водит солнца в звездочетам
Недоступной высоте.
Хор
Как миры без колебаний
Путь свершают круговой,
Братья, в путь идите свой,
Как герой на поле брани.
С ней мудрец читает сферы,
Пишет правды письмена,
На крутых высотах веры
Страстотерпца ждет она.
Там парят ее знамена
Средь сияющих светил,
Здесь стоит она склоненной
У разверзшихся могил.
Хор
Выше огненных созвездий,
Братья, есть блаженный мир.
Претерпи, кто слаб и сир,—
Там награда и возмездье!
Не нужны богам рыданья!
Будем равны им в одном:
К общей чаше ликованья
Всех скорбящих созовем.
Прочь и распри и угрозы!
Не считай врагу обид!
Пусть его не душат слезы
И печаль не тяготит.
Радость льется по бокалам.
Золотая кровь лозы
Дарит кротость каннибалам,
Робким силу в час грозы.
Братья, встаньте, пусть, играя,
Брызжет пена выше звезд!
Выше, чаша круговая!
Духу света этот тост!
Хор
Вознесем ему хваленья
С хором ангелов и звезд.
Духу света этот тост
Ввысь, в надзвездные селенья!
Стойкость в муке нестерпимой,
Помощь тем, кто угнетен,
Сила клятвы нерушимой —
Вот священный наш закон!
Гордость пред лицом тирана
(Пусть то жизни стоит нам),
Смерть служителям обмана,
Слава праведным делам!
Хор
Братья, в тесный круг сомкнитесь
И над чашею с вином
Слово соблюдать во всем
Звездным судией клянитесь! 1785 Перевод И. МиримскогоБОГИ ГРЕЦИИ
В дни, когда вы светлый мир учили
Безмятежной поступи весны,
Над блаженным племенем царили
Властелины сказочной страны,—
Ах, счастливой верою владея,
Жизнь была совсем, совсем иной
В дни, когда цветами, Киферея,
Храм увенчивали твой!
В дни, когда покров воображенья
Вдохновенно правду облекал,
Жизнь струилась полнотой творенья,
И бездушный камень ощущал.
Благородней этот мир казался,
И любовь к нему была жива;
Вещим взорам всюду открывался
След священный божества.
Где теперь, как нас мудрец наставил,
Мертвый шар в пространстве раскален,
Там в тиши величественной правил
Колесницей светлой Аполлон.
Здесь, на высях, жили ореады,
Этот лес был сенью для дриад,
Там из урны молодой наяды
Бил сребристый водопад.
Этот лавр был нимфою молящей,
В той скале дочь Тантала молчит,
Филомела плачет в темной чаще,
Стон Сиринкса в тростнике звучит;
Этот ключ унес слезу Деметры
К Персефоне, у подземных рек;
Зов Киприды мчали эти ветры
Вслед отшедшему навек.
Не печаль учила вас молиться,
Хмурый подвиг был не нужен вам;
Все сердца могли блаженно биться,
И блаженный был сродни богам.
Было все лишь красотою свято,
Не стыдился радостей никто
Там, где пела нежная Эрато,
Там, где правила Пейто.
Как дворцы, смеялись ваши храмы;
На истмийских пышных торжествах
В вашу честь курились фимиамы,
Колесницы подымали прах.
Стройной пляской, легкой и живою,
Оплеталось пламя алтарей;
Вы венчали свежею листвою
Благовонный лен кудрей.
Тирсоносцев радостные клики
И пантер великолепный мех
Возвещали шествие владыки:
Пьяный Фавн опережает всех;
Перед Вакхом буйствуют менады,
Прославляя плясками вино;
Смуглый чашник льет волну отрады
Всем, в чьем кубке сухо дно.
Где ты светлый мир? Вернись, воскресни,
Дня земного ласковый расцвет!
Только в небывалом царстве песни
Жив еще твой баснословный след.
Вымерли печальные равнины,
Божество не явится очам;
Ах, от знойно-жизненной картины
Только тень осталась нам.
Все цветы исчезли, облетая
В жутком вихре северных ветров;
Одного из всех обогащая,
Должен был погибнуть мир богов.
Я ищу печально в тверди звездной:
Там тебя, Селена, больше нет;
Я зову в лесах, над водной бездной:
Пуст и гулок их ответ!
Безучастно радость расточая,
Не гордясь величием своим,
К духу, в ней живущему, глухая,
Не счастлива счастием моим,
К своему поэту равнодушна,
Бег минут, как маятник, деля,
Лишь закону тяжести послушна,
Обезбожена земля.
Чтобы завтра сызнова родиться,
Белый саван ткет себе она,
Все на той же прялке будет виться
За луною новая луна.
В царство сказок возвратились боги,
Покидая мир, который сам,
Возмужав, уже без их подмоги
Может плыть по небесам.
Да, ушли, и все, что вдохновенно,
Что прекрасно, унесли с собой,—
Все цветы, всю полноту вселенной,—
Нам оставив только звук пустой.
Высей Пинда, их блаженных сеней,
Не зальет времен водоворот:
Что бессмертно в мире песнопений,
В‘ смертном мире не живет. 1788 Перевод М. ЛозинскогоВЛАСТЬ ПЕСНОПЕНИЯ (отрывки)
Вот, грохоча по кручам горным,
Потоки ливня пролились,
Деревья вырывая с корнем
И скалы скатывая вниз.
И, страхом сладостным объятый.
Внимает путник шуму вод.
Он слышит громкие раскаты,
Но где исток их — не поймет.
Так льются волны песнопенья,
Но тайной скрыто их рожденье.
Как в мир ликующих нежданно,
Виденьем страшным, на порог
Стопою тяжкой великана
Необоримый всходит рок,
И вмиг смолкают гул и крики
Под грозным взором пришлеца,
И ниц склоняются владыки,
И маски падают с лица,
И перед правдой непреложной
Бледнеет мир пустой и ложный,—
Так человек: едва лишь слуха
Коснется песни властный зов,
Он воспаряет в царство духа,
Вседневных отрешась оков.
Там, вечным божествам подобный,
Земных не знает он забот,
И рок ему не страшен злобный,
И власть земная не гнетет,
И расправляются морщины —
Следы раздумий и кручины. 1795 Перевод И. МиримскогоКУБОК
«Кто, рыцарь ли знатный, иль латник простой,
В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой:
Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».
Так царь возгласил и с высокой скалы,
Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
Он бросил свой кубок златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»
Но рыцарь и латник недвижно стоят;
Молчанье — на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»
И все безответны;... вдруг паж молодой
Смиренно и дерзко вперед;
Он снял епанчу, снял пояс он свой;
Их молча на землю кладет...
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
«Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»
И он подступает к наклону скалы
И взор устремил в глубину...
Из чрева пучины бежали валы,
Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались, и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет...
Не море ль из моря извергнуться хочет?
И вдруг, успокоясь, волненье легло;
И грозно из пены седой
Разинулось черною щелью жерло;
И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощенного чрева;
И глубь застонала от грома и рева.
И он, упредя разъяренный прилив,
Спасителя-бога призвал...
И дрогнули зрители, все возопив,—
Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасет никакая уж сила.
Над бездной утихло... в ней глухо шумит...
И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
«Красавец отважный, прости!»
Все тише и тише на дне ее воет...
И сердце у всех ожиданием ноет.
«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Сказав: Кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной! —
Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.
Немало судов, закруженных волной,
Глотала ее глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
С ее неприступного дна...»
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье грозы недалекой.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом...
И брызнул поток с оглушительным ревом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.
Вдруг... что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной...
Мелькнула рука и плечо из волны...
И борется, спорит с волной...
И видят — весь берег потрясся от клича —
Он левою правит, а в правой добыча,
И долго дышал он, и тяжко дышал,
И божий приветствовал свет...
И каждый с весельем «Он жив! — повторял.—
Чудеснее подвига нет!
Из темного гроба, из пропасти влажной,
Спас душу живую красавец отважной».
Он на берег вышел; он встречен толпой;
К царевым ногам он упал;
И кубок у ног положил золотой;
И дочери царь приказал
Дать юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.
«Да здравствует царь! Кто живет на земле,
Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле...
И смертный пред богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.
Стрелою стремглав полетел я туда...
И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой...
И страшно меня там кружило и било.
Но богу молитву тогда я принес,
И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утес
И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.
И смутно все было внизу подо мной
В пурпуровом сумраке там,
Все спало для слуха в той бездне глухой;
Но виделось страшно очам,
Как двигались в ней безобразные груды,
Морской глубины несказанные чуды.
Я видел, как в черной пучине кипят,
В громадный свиваяся клуб,
И млат водяной, и уродливый скат,
И ужас морей однозуб;
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный, гиена морская.
И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Один, меж чудовищ, с тревожной душой,
Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немого.
И я содрогнулся... вдруг слышу: ползет
Стоногое грозно из мглы,
И хочет схватить, и разинулся рот...
Я в ужасе прочь от скалы!..
То было спасеньем: я схвачен приливом
И выброшен вверх водомета порывом».
Чудесен рассказ показался царю:
«Мой кубок возьми золотой;
Но с ним я и перстень тебе подарю,
В котором алмаз дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься снова
И тайны все дна перескажешь морского».
То слыша, царевна с волненьем в груди,
Краснея, царю говорит:
«Довольно, родитель, его пощади!
Подобное кто совершит?
И если уж должно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пажа младого».
Но царь, не внимая, свой кубок златой
В пучину швырнул с высоты:
«И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
Когда с ним воротишься ты;
И дочь моя, ныне твоя предо мною
Заступница, будет твоею женою».
В нем жизнью небесной душа зажжена;
Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
Он видит: в ней жалость и страх..*
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны.
Утихнула бездна... и снова шумит...
И пеною снова полна...
И с трепетом в бездну царевна глядит...
И бьет за волною волна...
Приходит, уходит волна быстротечно:А юноши нет и не будет уж вечно. 1797 Перевод В. ЖуковскогоПЕРЧАТКА
Перед своим зверинцем,
С баронами, с наследным принцем,
Король Франциск сидел;
С высокого балкона он глядел
На поприще, сраженья ожидая;
За королем, обворожая
Цветущей прелестию взгляд,
Придворных дам являлся пышный ряд.
Король дал знак рукою —
Со стуком растворилась дверь:
И грозный зверь
С огромной головою,
Косматый лев
Выходит,
Кругом глаза угрюмо водит;
И вот, все оглядев,
Наморщил лоб с осанкой горделивой,
Пошевелил густою гривой,
И потянулся, и зевнул,
И лег. Король опять рукой махнул —
Затвор железной двери грянул,
И смелый тигр из-за решетки прянул;
Но видит льва, робеет и ревет,
Себя хвостом по ребрам бьет,
И крадется, косяся взглядом,
И лижет морду языком,
И, обошедши льва кругом,
Рычит и с ним ложится рядом.
И в третий раз король махнул рукой —
Два барса дружною четой
В один прыжок над тигром очутились;
Но он удар им тяжкой лапой дал,
А лев с рыканьем встал...
Они смирились,
Оскалив зубы, отошли,
И зарычали, и легли.
И гости ждут, чтоб битва началася.
Вдруг женская с балкона сорвалася
Перчатка... все глядят за ней...
Она упала меж зверей.
Тогда на рыцаря Делоржа с лицемерной
И колкою улыбкою глядит
Его красавица и говорит:
«Когда меня, мой рыцарь верный,
Ты любишь так, как говоришь,
Ты мне перчатку возвратишь».
Делерж, не отвечав ни слова,
К зверям идет,
Перчатку смело он берет
И возвращается к собранью снова.
У рыцарей и дам при дерзости такой
От страха сердце помутилось;
А витязь молодой,
Как будто ничего с ним не случилось,
Спокойно всходит на балкон;
Рукоплесканьем встречен он;
Его приветствуют красавицыны взгляды...
Но, холодно приняв привет ее очей,
В лицо перчатку ей
Он бросил и сказал: «Не требую награды».
1797 Перевод В. Жуковского
ПОЛИКРАТОВ ПЕРСТЕНЬ
На кровле он стоял высоко
И на Самос богатый око
С весельем гордым преклонял.
«Сколь щедро взыскан я богами!
Сколь счастлив я между царями!» —
Царю Египта он сказал.
«Тебе благоприятны боги;
Они к твоим врагам лишь строги
И всех их предали тебе;
Но жив один, опасный мститель;
Пока он дышит... победитель,
Не доверяй своей судьбе».
Еще не кончил он ответа,
Как из союзного Милета
Явился присланный гонец:
«Победой ты украшен новой;
Да обовьет опять лавровый
Главу властителя венец;
Твой враг постигнут строгой местью;
Меня послал к вам с этой вестью
Наш полководец Полидор».
Рука гонца сосуд держала;
В сосуде голова лежала;
Врага узнал в ней царский взор.
И гость воскликнул с содроганьем:
«Страшись! Судьба очарованьем
Тебя к погибели влечет.
Неверные морские волны
Обломков корабельных полны;
Еще не в пристани твой флот».
Еще слова его звучали...
А клики брег уж оглашали,
Народ на пристани кипел;
И в пристань, царь морей крылатый,
Дарами дальних стран богатый,
Флот торжествующий влетел.
И гость, увидя то, бледнеет.
«Тебе Фортуна благодеет...
Но ты не верь, здесь хитрый ков,
Здесь тайная погибель скрыта:
Разбойники морские Крита
От здешних близко берегов».
И только выронил он слово,
Гонец вбегает с вестью новой:
«Победа, царь! Судьбе хвала!
Мы торжествуем над врагами:
Флот Критский истреблен богами:
Его их буря пожрала».
Испуган гость нежданной вестью...
«Ты счастлив; но Судьбины лестью
Такое счастье мнится мне:
Здесь вечны блага не бывали,
И никогда нам без печали
Не доставалися оне.
И мне все в жизни улыбалось;
Неизменяемо, казалось,
Я Силой вышней был храним;
Все блага прочил я для сына...
Его, его взяла Судьбина;
Я долг мой сыном заплатил.
Чтоб верной избежать напасти,
Моли невидимые Власти
Подлить печали в твой фиал.
Судьба и в милостях мздоимец:
Какой, какой ее любимец
Свой век не бедственно кончал?
Когда ж в несчастье Рок откажет,
Исполни то, что друг твой скажет:
Ты призови несчастье сам.
Твои сокровища несметны:
Из них скорей, как дар заветный,
Отдай любимое богам».
Он гостю внемлет с содроганьем:
«Моим избранным достояньем
Доныне этот перстень был;
Но я готов Властям незримым
Добром пожертвовать любимым...»
И перстень в море он пустил.
Наутро, только луч денницы
Озолотил верхи столицы,
К царю является рыбарь:
«Я рыбу, пойманную мною,
Чудовище величиною,
Тебе принес в подарок, царь!»
Царь изъявил благоволенье...
Вдруг царский повар в исступленье
С нежданной вестию бежит:
«Найден твой перстень драгоценный,
Огромной рыбой поглощенный,
Он в ней ножом моим открыт».
Тут гость, как пораженный громом,
Сказал: «Беда над этим домом!
Нельзя мне другом быть твоим;
На смерть ты обречен Судьбою:
Бегу, чтоб здесь не пасть с тобою...»
Сказал и разлучился с ним.
1797 Перевод В. Жуковского
Начало нового века (отрывки)
Где приют для мира уготован?
Где найдёт свободу человек?
Старый век грозой ознаменован,
И в крови родился новый век.
Нет на карте той страны счастливой,
Где цветёт златой свободы век,
Зим не зная, зеленеют нивы,
Вечно свеж и молод человек.
Пред тобою мир необозримый!
Мореходу не объехать свет;
Но на всей земле неизмеримой
Десяти счастливцам места нет.
Заключись в святом уединенье,
В мире сердца, чуждом суеты!
Красота цветёт лишь в песнопенье,
А свобода — в области мечты.
1801 Перевод В. Курочкина
Путешественник
Дней моих ещё весною
Отчий дом покинул я;
Всё забыто было мною —
И семейство и друзья.
В ризе странника убогой,
С детской в сердце простотой,
Я пошёл путём-дорогой —
Вера был вожатый мой.
И в надежде, в уверенье
Путь казался недалёк.
«Странник, — слышалось, — терпенье!
Прямо, прямо на восток.
Ты увидишь храм чудесный;
Ты в святилище войдёшь;
Там в нетленности небесной
Всё земное обретёшь».
Утро вечером сменялось,
Вечер утру уступал;
Неизвестное скрывалось;
Я искал — не обретал.
Там встречались мне пучины;
Здесь высоких гор хребты;
Я взбирался на стремнины;
Чрез потоки стлал мосты.
Вдруг река передо мною —
Вод склоненье на восток;
Вижу зыблемый струёю
Подле берега челнок.
Я в надежде, я в смятенье;
Предаю себя волнам,
Счастье вижу в отдаленье;
Всё, что мило, — мнится — там!
Но в безвестном океане
Очутился мой челнок;
Даль по-прежнему в тумане,
Брег невидим и далёк.
И вовеки надо мною
Не сольётся, как поднесь,
Небо светлое с землёю…
Там не будет вечно здесь.
1803 Перевод В. Жуковского
Иоганн Вольфганг Гёте (1749-1832) СменаЛежу средь лесного потока, счастливый,
Объятья раскрыл я волне шаловливой,—
Прильнула ко мне, сладострастьем дыша,
И вот уж смеется, дразня, убегая,
Но, ластясь, тотчас набегает другая,
И сменою радостей жизнь хороша.
И все же влачишь ты в печали напрасной
Часы драгоценные жизни прекрасной,
Затем, что подруга ушла, не любя.
Верни же веселье, мгновеньем играя!
Так сладко тебя расцелует вторая,
Как первая — не целовала тебя.
1768 Перевод В. Левика
КРИСТЕЛЬ
Порой уныло я брожу,
Измученный тоской,
А вот на Кристель погляжу —
Все снимет как рукой.
И отчего, я не пойму,
Сильней день ото дня,
За что, зачем и почему
Она влечет меня?
Дуга бровей. Лукавство глаз.
Свежа и хороша.
Лишь стоит посмотреть — тотчас
Заходится душа.
А губы ярких роз алей,
Нежнее, чем цветок.
Есть кое-что и покруглей
Ее румяных щек.
Я в танце смог ее обнять,
Прижать к себе плотней.
Летит земля, и не унять
Мне радости своей.
Она, от пляски во хмелю,
Ко мне прильнет сама.
И я подобен королю
И счастлив без ума!
Я нежный взгляд ее пойму —
А в нем любовь и страсть.
Ее покрепче обниму,
С ней нацелуюсь всласть.
И вспыхнет жар в моей крови —
Так я в нее влюблен.
И я бессилен от любви
И от любви силен.
Все ненасытней с каждым днем
Я к ней одной стремлюсь.
За то чтоб ночь с ней быть вдвоем —
Всем в мире поступлюсь.
Откажет мне она и впредь,
Тогда, того гляди,
Не прочь я даже умереть,
…Но на ее груди.
1771 Перевод И. Грицковой
МАЙСКАЯ ПЕСНЯ
Как все ликует,
Поет, звенит!
В цвету долина,
В огне зенит!
Трепещет каждый
На ветке лист,
Не молкнет в рощах
Веселый свист.
Как эту радость
В груди вместить! —
Смотреть! и слушать!
Дышать! и жить!
Любовь, роскошен
Твой щедрый пир!
Твое творенье —
Безмерный мир!
Ты все даришь мне:
В саду цветок,
И злак на ниве,
И гроздный сок!..
Скорее, друг мой,
На грудь мою!
О, как ты любишь!
Как я люблю!
Находит ландыш
Тенистый лес,
Стремится птица
В простор небес.
А мне любовь лишь
Твоя нужна,
Дает мне радость
И жизнь она.
Мой друг, для счастья,
Любя, живи,—
Найдешь ты счастье
В своей любви!
1771 Перевод А. Глобы
ФУЛЬСКИЙ КОРОЛЬ
Король жил в Фуле дальной,
И кубок золотой
Хранил он, дар прощальный
Возлюбленной одной.
Когда он пил из кубка,
Оглядывая зал,
Он вспоминал голубку
И слезы утирал.
И в смертный час тяжелый
Он роздал княжеств тьму
И все, вплоть до престола,
А кубок — никому.
Со свитой в полном сборе
Он у прибрежных скал
В своем дворце у моря
Прощальный пир давал.
И кубок свой червонный,
Осушенный до дна,
Он бросил вниз, с балкона,
Где выла глубина.
В тот миг, когда пучиной
Был кубок поглощен,
Пришла ему кончина,
И больше не пил он.
1774 Перевод Б. Пастернака
Ночная песнь путника
Горные вершины
Спят во тьме ночной,
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного —
Отдохнешь и ты!
1780 Перевод М. Лермонтова
ЛЕСНОЙ ЦАРЬ
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?»
«Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул»
Он в темной короне, с густой бородой».
«О нет, то белеет туман над водой».
«Дитя, оглянися, младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».
«Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит».
«О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
«Ко мне, мой младенец! В дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей;
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять».
«Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из темных ветвей».
«О нет, все спокойно в ночной глубине:
То ветлы седые стоят в стороне».
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой».
«Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мертвый младенец лежал.
1782 Перевод В. Жуковского
ПРИВЫКНЕШЬ — НЕ ОТВЫКНЕШЬ
Я раньше влюблялся. Теперь я люблю.
И ради тебя все снесу, все стерплю.
Влюбленный в кого ни попало,
Я ныне блаженство изведал с тобой
И словно прикован к тебе ворожбой.
И сердце огнем воспылало.
Я прежде надеялся. Верю сейчас.
Я понял, как важно в томительный час
Душою поверить, что вскоре
Ты сможешь тоску и нужду превозмочь,
И радостным утром сменяется ночь,
И время сотрет твое горе.
Я раньше едал. Ем теперь больше всех.
И пища приносит мне много утех.
Промчатся года, но покуда
От старости немощной я не умру,
Я буду шуметь за столом на пиру,
Смакуя любимые блюда.
И прежде я пил, нынче пью больше всех,
И это отнюдь не считаю за грех.
Рождаются светлые мысли
От жгучих глотков золотого вина.
Так выпьем же крепкие вина до дна,
Покамест они не прокисли!
Любил танцевать я и в вальсе кружить,
Теперь мне без музыки дня не прожить.
И ныне со мною нет сладу.
Цветы и лихое веселье вокруг,
Стремительней музыка, ширится круг.
Так будем плясать до упаду!
Печали долой! Ни к чему унывать!
Мы будем душистые розы срывать!
Шипы не поранят нам руки.
И снова восходит звезда, как алмаз.
Так пусть убираются те, кто погряз
В сонливости, злобе и скуке!
1813 Перевод И. Грицковой
Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!