Концептуализация как процесс и его результаты
В.В. Дробан
Кубанский государственный университет
Краснодар, Россия
КОНЦЕПТ «ОТЕЦ» В РАССКАЗЕ Т. ТОЛСТОЙ
«ПРО ОТЦА»
В статье рассматривается репрезентация концепта «отец» в рассказе Т. Толстой «Про отца». Дается общая характеристика специфики вербализации концепта «отец» в языковой картине мира русского народа. Проводится сравнение репрезентации данного концепта в национальной и индивидуально-авторской картине мира.
Ключевые слова: концепт, концептуализация, отец, художественная картина мира.
Один из центральных вопросов современной когнитивной лингвистики – выявление природы концептуализации как одного из важнейших процессов познавательной деятельности человека, заключающегося в осмыслении поступающей к нему информации и приводящего к образованию концептов, концептуальных структур и всей концептуальной системы в мозгу человека [5, с. 93]. Концептуализация понимается как процесс и результат [4; 8], связанный с вербализацией и осмыслением явлений действительности и закреплением их в сознании в объекты из мира «Идеальное», имеющие имена и отражающие определенные культурно-обусловленные представления человека о мире действительности [2, c. 23].
Особый интерес представляет репрезентация концептов-универсалий в художественной картине мира, являющейся отражением индивидуально-авторского сознания, поскольку, как отмечает О.А. Фещенко, в тексте присутствует не одна картина мира, а несколько, складывающихся в некое целое и образующих даже не авторскую, а именно художественную картину мира [6, с. 22].
|
|
|
Художественное и публицистическое творчество Т. Толстой − одного из самых видных представителей современного национального литературного процесса, создает особенную полифоническую художественную картину мира, поскольку тексты, образующие ее, «ведут диалог с читателем на несколько голосов, не выделяя в этом хоре ни одного из них» (обладают свойством полифонии) [1, с. 288].
Полифоничность художественной картины мира Т. Толстой реализуется в мерцании смыслов, в столкновении национальной и индивидуально-авторских картин мира. Столкновение двух картин мира становится основой не только выделения авторских концептов, но и необычной репрезентации универсальных концептов, к которым относится концепт «отец».
Концепт «отец» является ключевым общекультурным концептом, отражающим культурно-историческое развитие народа, его ценностную систему, особенности миропонимания, выступающие составляющими национальной языковой картины мира. Р.Х. Хайруллина в статье «Универсальные культурные концепты в контексте межкультурной коммуникации» связывает данный концепт с более «широким» универсальным общекультурным концептом «мужчина». Концепт «мужчина» репрезентуется в терминах родства − отец, сын, муж, брат, дядя. Данные единицы входят в структуру концепта «семья» [7, с. 197].
|
|
|
В рамках национальной языковой картины мира русского народа специфика репрезентации концепта «отец» наиболее полно реализуется в пословицах и поговорках, в которых употребляется имя данного концепта (ни отец до детей, как Бог до людей; в дороге и отец сыну товарищ; хлеб – дар божий, отец, кормилец; гречневая каша – матушка наша, а хлебец ржаной – отец наш родной и т.д.) [3].
В пределах своего паремиологического фона концепт «отец» репрезентуется такими единицами, как «кормилец», «хлеб», «Бог» и т.д. Анализ русских паремий, в которых употребляется лексема «отец» и ее словоформы, позволяет выделить когнитивный признак «главенствующая роль в семье» и наличие в связи с этим некой дистанции, что является отражением сформировавшегося в сознании русского народа патриархального уклада семьи.
В данной статье рассматриваются особенности репрезентации концепта «отец» на примере рассказа Т. Толстой «Про отца», входящего в сборник 2014 года «Легкие миры». Повесть, давшая название сборнику, была удостоена Премии Ивана Петровича Белкина в 2013 году.
|
|
|
В рассказе «Про отца» лексема «отец», выступающая именем исследуемого концепта, помещена в сильную позицию текста, что свидетельствует о высоком уровне ее авторской концептуализации. Структурный анализ текста подтверждает данную центричность, что объясняется связью данной лексемы с такими текстовыми категориями, как связность и цельность. Лексема «отец» в рассказе выступает важной частью содержательно-фактуального и содержательно-концептуального информационного пласта.
В центре повествования находится героиня, от лица которой ведется повествование. Перебирая старые вещи, она погружается в «легкий мир» воспоминаний об отце. Воспоминания составляют основу сюжета рассказа.
Концепт «отец» репрезентирован единицами, связанными с обозначением внешнего вида отца, запечатленного в сознании героини: «заячья ушанка», «черное драповое пальто», «колючий шарф в красную клетку» «довоенная рубашка, надувавшаяся на спине парусом», «брюки из твида» и т.д. Данные единицы имеют широкий историко-культурный контекст, формирующий определенный распространенный типаж, поскольку вещи, которые номинируются данными языковыми единицами, являются признаками послевоенного времени. Репрезентация концепта «отец» этими единицами позволяет расширить его понимание читателем и вызвать его личную реакцию. Следует отметить, что данные лексемы описывают некий застывший образ отца, который, как отмечает героиня в самом начале рассказа, «взял манеру приходить» именно в таком виде, однако далее читатель узнает о том, что вещи, в которых видит героиня отца, к примеру, упомянутую голубую довоенную рубашку, героиня находит в старом чемодане. В данном случае мы можем говорить о сложности пространственно-временных отношений рассказа «Про отца», которая проявляется в многоуровневом переплетении времен и пространств в рассказе (реальное и ирреальнее пространство), поскольку повествование об отце ведется в контексте реального прошедшего времени и в контексте сна как особого концептуализированного в русской литературе таинственного пространства, напрямую связанного с внутренним миром героя («…ему, наверно, лет тридцать пять, в сумерках сна не разглядеть возраста, но эта послевоенная худоба и общая ободранность, эта небрежность и беспечность, или, как он сам сказал бы, ноншалантность»).
|
|
|
Репрезентация образа отца в реальном времени, на которое автор выходит, используя сюжет перебирания его вещей, обеспечивает связь концепта «отец» с концептуализированной в данном рассказе лексемой «чемодан» (особенно в его отношении интересны замечания автора по поводу «другой моли», «основательной, со старыми манерами», словно даже старая моль лучше, потому что она жила в то время, когда был жив отец). Для героини память об отце аккумулируется в этом «чемодане с уголками», который становится для нее символом вечного, «светом», целым миром, в котором в переплетении серой и зеленой ниток твидовой ткани отражаются «маслянистый блеск тяжелой воды в Темзе, и жидкий, пляшущий отблеск фонаря на волне, и звук плеска, и сырой воздух, и шелковая плесень на бревнах». Данный чемодан становится в исследуемом рассказе «легким миром», под которым в пределах всего сборника понимается сложнопереплетенный трансцендентный мир воспоминаний и воображения, дверь в который человеку способна открыть музыка, вещи, книги и т.д. («Легкий мир», «На вечном огне» и т.д.).
Концепт «отец» в рассказе «Про отца» входит в концептосферу концепта «мир», являющегося составной частью центрального для всего сборника «Легкие миры» одноименного концепта. Данная связь представлена в описании спора о мире, возникшем между еще юной героиней и еще живым отцом («Мне было лет десять, и я спрашивала: но из чего сделан мир?»). В сознании отца мир связан с энергией, теорией относительности, искривлением пространства, силой и полями. Данное представление о мире реализует концепцию, связанную с естественными науками, что дает основание отождествлять отца героини рассказа с реальным отцом Т. Толстой, который, по воспоминаниям самой писательницы, был физиком.
Мир в сознании героини состоит из завесы, за которой находится другой свет, «сложный и прекрасный», бесконечно членящийся на новые миры и включающий в себя дороги и реки («…а потом еще один, а потом еще; там дороги, там реки»). Для героини мир является тем самым бесконечным легким миром, который представляется светом воспоминаний, в котором нет смерти. Отец становится частью этого мира. Его образ формируется в сознании уже взрослой героини в легкий мир, свет, способный к вечной жизни, к которой не способно тело («Телу нельзя, а свету – можно»). Для героини в конце рассказа мир представляется сложенным в чемодан с накладными уголками, именно тогда он становится легким миром, в котором живет память об отце.
Вечность, с которой связан концепт «отец», реализуется в «любимой» голубой рубашке, в чем проявляется связь с общекультурным концептом «небо», в чемодане, «капустном соке», из которого, по шуточному замечанию отца, сделан мир, во «внимательном и дружелюбном» взгляде приходящего во сне отца, совмещающего в себе жизнь и сон («...я знаю этот взгляд, я узнаю его в живущих людях, узнаю и в снящихся, на этот взгляд я отзовусь всегда, встану и пойду ему навстречу»).
Концепт «отец» связан в рассказе и с ожиданием вести, «особого знака», который должен отправить отец «оттуда», для того чтобы рассказать, как устроен мир («…может быть, оказалось, что мир и правда сделан из меди и капустного сока, сложен в чемодан с накладными уголками и пересыпан нафталиновыми шариками, и это ничему не мешает — ни алмазному свету миллиардов звезд, ни кривому пространству, ни неподвижному времени, ни плеску волн, ни дорогам, ни любви»).
Таким образом, концепт «отец» в рассказе Т. Толстой «Про отца» приобретает особую разветвленную цепочечную репрезентацию, поскольку он в данном рассказе напрямую связан с такими концептами, как «мир», «чемодан». К тому же сложность репрезентации концепта «отец» связана и со сложностью пространственно-временного континуума исследуемого рассказа.
Концепт «отец» в пределах рассказа Т. Толстой «Про отца» приобретает особые индивидуально-авторские приращения, такие, как мир, чемодан, сон, твид, заячья шапка и т.д. В художественном мире Т. Толстой концепт «отец» получает особую сложную метафоричность и образность. Данная авторская репрезентация проявляет значительные отличия от представлений об отце, сформированных в национальной картине мира русского народа. Однако следует отметить сохранение у исследуемого нами концепта такого концептуального признака, как «наличие дистанции». Анализ содержательно-концептуальной информации рассказа Т. Толстой «Про отца» позволяет утверждать, что дистанция между отцом и героиней обусловлена не особенностью семейных отношений, построенных на патриархальных принципах, а трансцендентными силами «другого» мира, в который ушел отец и из которого является его образ во снах («…кажется, подошвы его не касаются пола, он словно бы висит в воздухе, словно бы покачивается, но я не уверена — там темно и плохо видно»).
Библиографический список
1. Бахтин Н.Б. История цветообозначений в русском языке. М., 1975.
2. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.
3. Даль В.И. Пословицы русского народа. М., 2007.
4. Концептуализация как процесс и его результаты: национально-культурные и индивидуально-авторские особенности / под ред. Л.А. Исаевой. Краснодар, 2008.
5. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов / под общ. ред. Е.С. Кубряковой. М., 1996.
6. Фещенко О.А. Концепт «Дом» в художественной картине мира М.И. Цветаевой (на материале прозаических текстов): автореф. дис. … канд. филол. наук. Новосибирск, 2005.
7. Хайруллина Р.Х. Универсальные культурные концепты в контексте межкультурной коммуникации // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Филология и искусствоведение». Майкоп, 2011. Вып.3.
8. Щибря О.Ю. Художественная концептуализация: процесс и результат // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Филология и искусствоведение». Майкоп, 2010. Вып. 4.
Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 474; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!